Текст книги "Gears of War #4. Распад Коалиции"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

ГЛАВА 6

«Отец предупреждал меня о том, что политика сочтут героем лишь после смерти, рассмотрев его действия в историческом контексте. Я не настолько честолюбив, чтобы претендовать на звание героя, но хотел бы, чтобы будущим поколениям были понятны мои мотивы. Мы занимаемся грязной работой, которую необходимо выполнить, но кроме нас делать её никто не хочет. Хоффман меня бы понял, ведь у солдат почти та же задача. Но поверил бы Маркус Феникс в то, что у меня были свои причины поступить так, как я поступил? И так ли уж это важно для жителей Сэры, был ли я трусом или предателем, если им удастся дожить до тех дней, когда у них снова появится такая роскошь как возможность вести дебаты? Какая-то часть меня считает, что да, важно. Вот поэтому политики и пишут мемуары – мы так ходатайствуем о смягчении приговора».

(Председатель Ричард Прескотт, сын бывшего председателя Дэвида Прескотта.

Отрывок из неопубликованных воспоминаний)

ПАТРУЛЬНЫЙ ВЕРТОЛЁТ “КВ-239”, ОБЛЁТ СЕВЕРНОГО ВЕКТЕСА.

– «У меня так мама делала», – сказал Соротки.

– «Что, она тоже обстреливала с воздуха бронированные столбы?» – Дом не сводил глаз с раскинувшегося под вертолётом пейзажа, выискивая взглядом среди деревьев те, которым было тут совсем не место. Маркус занял наблюдательный пост у противоположного люка. Без Бэрда и Коула в салоне вертолёта висела какая-то странная тишина. Даже Митчелл, сидевший сбоку за пулемётом, был не особо разговорчив тем утром.

– «Нет, я о том, что она тоже брала меня с собой в длинные поездки на автомобиле», – ответил Соротки. – «Едешь так и считаешь все красные грузовики по пути. Или коров. Или двадцатиметровые столбы агрессивно настроенной формы жизни».

Дом вспомнил, как его дети, Бенни и Сильви, занимались примерно тем же во время их поездок. На секунду от нахлынувших воспоминаний встал комок в горле.

– «Лейтенант, что это ты бодрый такой всё время?»

– «Ладно, молчу».

– «Нет, я серьёзно. Ни разу в жизни тебя не видел в плохом настроении. Вообще никогда».

В вертолёте вдруг воцарилась тишина. Ну, или просто возникли неполадки в работе внутренней радиосвязи. Разговор непреднамеренно перешёл в серьёзное русло, а Дом старался избегать таких на тот случай, если он сорвётся и начнёт говорить о Марии и детях, заставив всех смущённо ёрзать на месте. Он понял, что теперь стал куда реже думать о них. Только неясно, откуда это шло: то ли Дом научился блокировать болезненные воспоминания, то ли просто смирился с потерей.

“Принятие. Может, в конце концов, я и дойду до этой стадии, как и говорил психолог”, – подумал он.

– «Я себя просто так настраиваю», – наконец-то прервал молчание Соротки.

– «То есть?»

– «Я стараюсь внешне выглядеть счастливым, и когда делаешь это достаточно часто, то начинаешь себя так по-настоящему чувствовать. Это связано с ответной реакцией психики. Заставляешь себя почаще улыбаться, и рано или поздно мозг и в самом деле начинает думать, что ты счастлив. Входящий сигнал для сознания превращается в исходящий».

Будь Бэрд с ними, именно в этот момент он бы стал ныть о том, что психология – псевдонаука для придурков, зарубив на корню потенциально интересную беседу. Дом повернулся в сторону пассажирского отсека и встретился взглядом с Маркусом. Казалось, на мгновение он бросил следить за своей стороной, выглядя так, будто с нетерпением ждал ещё какого-нибудь совета от Соротки. Всем хотелось научиться ограждать себя от болезненных воспоминаний. Даже Маркусу.

– «Попробую так делать», – сказал Дом.

– «А у Геттнер всё наоборот, думаю».

– «Да, кстати, с ней всё нормально? Она последнее время будто сама не своя».

– «Вымоталась, наверно. Словами тут не поможешь».

Вновь оглянувшись, Дом заметил, что Маркус снова вернулся к наблюдению за местностью под ними. Новых стеблей они сегодня не заметили. Дом поймал себя на том, что вновь пытается договориться сам с собой, как делал уже не раз, будто несясь по замкнутому кругу: подавив внутри надежду на то, что стебли исчезнут сами по себе, он избежит её краха и дальнейших разочарований, когда стебли вновь полезут наверх. Но как это бывает и с любой другой навязчивой мыслью, попытка не думать о ней приводила лишь к невозможности думать о чём-либо другом. Дом прекрасно понимал, почему Диззи так часто прибегал к помощи алкоголя. Это тоже был такой способ отключаться от всего, ничем не отличавшийся от метода Соротки с его обратной связью, просто бил по печени сильнее, и куда меньше уважался в обществе, гордящемся своим стоицизмом и прямотой при столкновении с трудностями.

– «Вижу цель», – сказал Маркус. – «Примерно в пятистах метрах по левому борту, над верхушками деревьев».

Соротки развернул вертолёт в указанном направлении.

– «А, да, вижу… Крепыши какие, неплохо выглядят».

Дому пришлось немного высунуться из пассажирского отсека, чтобы разглядеть стебли. Их изогнутые тёмно-серные ветви торчали над верхушками деревьев. Вокруг было ещё довольно много растительности, и, судя по зелёной листве, эти стебли появились недавно.

В ноздри Дома ударил сильный запах горючего.

– «Блин, Соротки, ты птичку свою давно чинил?» – спросил он. – «Судя по запаху, топливо подтекает».

– «Мы каждый раз перед полётом машины проверяем, Дом».

– «Всё равно воняет сильно».

До стеблей оставалась не больше сотни метров. Движения Дом пока не заметил, но это не значило, что у стеблей их не поджидают полипы.

– «Не тратьте патроны», – предостерёг Маркус. – «Стреляйте только если есть прямая угроза. Мы не можем каждый раз палить по ним просто так».

– «У нас вообще хоть что-нибудь есть ещё в достатке?»

– «Да, гидроэлектростанции», – проворчал в ответ Маркус.

– «Отлично. Тогда будем пересаживать птичек на аккумуляторы», – отозвался Соротки. – «Подлечу-ка я поближе. Митчелл, пора фотоаппаратом пощёлкать. Прескотт хочет, чтобы мы снимали каждое долбанное пятнышко на этих тварях».

– «Жалость-то какая, что он кандидата наук по биологии не получил», – ответил Дом. – «Чего ему это так интересно? Он что теперь, фотографии стеблей коллекционирует, или как?»

– «Да без понятия. Может, от отчаяния мается».

“Ворон” медленно летел вдоль гряды стеблей. Дом сверился с нарисованной от руки картой Матьесона. Судя по всему, стебли вели себя так, как от них того и дали. Они двигались по разлому между гранитными плитами, пробиваясь сквозь мягкую породу и почву.

– «Эй, Мэл, повиси так немного», – сказал Митчелл. – «Мне надо выровнять изображения по сетке».

– «Может, пониже спуститься, Ваша Светлость?»

– «Не, с этим я сам справлюсь, спасибо».

– «Ну и прекрасненько».

Маркус ухватился за страховочный поручень над головой и как можно дальше высунулся наружу. Со стороны выглядело очень рискованно, и Дом уже было собрался подойти и ухватить Маркуса рукой, чтобы тот не упал, или хотя бы пристегнуть ему на пояс страховочный трос. Маркус пристально уставился на что-то внизу. Внезапно он напрягся всем телом.

– «Соротки, зайди ещё на один круг», – что бы там не увидел Маркус, это его явно встревожило. А Маркус редко когда бывал встревожен. – «Там что-то на земле».

– «И сколько ног у этого “что-то”?»

– «Нет, это не светляки. Я увидел какую-то вспышку, когда ветер всколыхнул листву».

– «Какую ещё вспышку? Хочешь на тросе туда спуститься? Я бы не рекомендовал».

– «Высади нас где-нибудь подальше, мы пешком дойдём обратно», – вмешался Дом. – «Митчелл, ты ведь засёк место?»

– «Я видел отблеск», – сказал Маркус. – «Но на карте ручьи в этом месте не отмечены».

– «Пруды успевают появиться и пересохнуть ещё до того, как их кто-нибудь нанесёт на карту», – ответил Митчелл. – «Увлекательная штука, эта зрительная навигация».

– «Эх, как я любил гулять возле запруд в детстве», – Соротки сегодня окончательно ударился в ностальгию. – «Мальки лягушек плавают, жуки-плавунцы, стрекозы. Столько лет этого всего уже не видел. Всё исчезло».

– «Как же я рад, что Бэрд с нами не полетел», – пробормотал Митчелл.

“Ворон” развернулся и направился к ближайшей поляне. Дом знал, что ему придётся стать голосом разума для Маркуса, когда дело касалось его личной безопасности – единственной вещи, в которой ему отказывало его здравомыслие. Маркус был умён и рассудителен, как и его отец, но при встрече с опасностью он первым лез в пекло. За годы дружбы с Маркусом Дом понял, что это вовсе не глупость, невежество или непонимание всех масштабов угрозы, и даже не заносчивая уверенность новобранцев, считающих что с ними ничего плохого не случится, а отчаянное желание спасти других, уберечь от опасности, подвергая риску самого себя вместо них.

““Жертвенность” – вот как это называется. Жертвенность смягчает боль. Какую боль он пытается унять сейчас?”

Много есть причин тому, чтобы из мальчика вырос мужчина, испытывающий потребность в том, чтобы заботиться обо всех рядом. Страх потерять близких. Чувство вины за тех, кого уже потерял. Или даже желание компенсировать то, что о нём самом никто не заботился. Наблюдая за подёргивающимися скулами Маркуса, ожидавшего, пока Соротки опустит вертолёт достаточно низко для прыжка, Дом подумал, что, вероятно, здесь была смесь всех трёх причин.

– «Что ты так переживаешь об этой воде?» – спросил Дом. – «У нас тут и так рек всяких полно».

– «Это была какая-то жижа», – ответил Маркус. – «Отблески были не на воде, а на жиже».

Он спрыгнул вниз, прямо в центр вихря из листвы и пыли, и побежал в сторону, чтобы укрыться от порывов ветра. Дом всё ещё обдумывал слова Маркуса о жиже, а вертолёт тем временем снова поднялся в воздух, оставив их одних на поляне. До цели надо было идти двести метров.

Их по-прежнему преследовала невыносимая вонь топлива. Дом, уже привыкший к чистому деревенскому воздуху, теперь стал замечать все те свойственные городу запахи, на которые раньше не обращал внимания. В армии всё провоняло имульсией и смазкой, и база в Джасинто не была исключением.

– «У него точно топливный бак протекает», – Дома раздражало то, как Соротки легкомысленно воспринял его предостережение в вертолёте. – «Говорю тебе, больше в его драндулет ни ногой, пока я сам лично всё не проверю».

– «Жижа впереди», – ответил Маркус. – «Пошли».

– «Что?» – Дому были видны верхушки стеблей, так что компас им не понадобился. – «Если хотел атмосферы загадочности нагнать, то тебе это удалось».

Маркус в ответ лишь зашагал вперёд через заросли молодого леса. Дом последовал за ним, озираясь по сторонам в поисках полипов. Он всё равно бы не услышал как они шуршат в кустах, с учётом всего того шума, что издавал при ходьбе Маркус. И лишь когда Дом заметил, что топливом пахнет куда сильнее прежнего, его озарила догадка.

– «Маркус, ты что, имульсию имел в виду, да? Имульсию, чёрт её дери?»

Маркус бросил взгляд через плечо на Дома. Впервые за долгое время он был доволен – насколько вообще он мог выражать удовлетворение. Даже хмуриться перестал ненадолго.

– «Помнишь, как её впервые обнаружили?» – спросил он.

– «Да, она из земли сочилась, стекаясь в лужицы на поверхности».

– «Вот именно».

Дом не настолько потерял голову от перспектив обнаружения нового источника топлива, чтобы перестать следить за лесом вокруг него. Он осмотрел стволы деревьев вокруг него на предмет повреждений, поискал взглядом обгорелую поросль у земли, напряжённо вслушиваясь в раздающиеся вокруг потрескивания и шорох листвы. Из-за кустарников полипов сразу не заметишь – мигом в жопу вцепятся, и глазом моргнуть не успеешь.

“Теперь понятно, почему Берни ходит в патрули с собакой”.

Маркус уже отошёл от него метров на пятьдесят, виляя с одной стороны тропы на другую, но глаз с земли не сводил.

– «Только помни, что эта штуку запросто поджечь можно!» – крикнул Дом. – «Слышишь, Маркус? Легко воспламеняется!»

Вот поэтому-то имульсия и была столь ценным топливом. Перегонки почти не требовала, зато выдавала много энергии. В критический момент можно даже было залить сырую имульсию прямо в бак. Хотя те, кто так делал, потом по пять раз за год головки цилиндра в моторе меняли. Дом решил пока не возлагать особых надежд на их находку.

“Откуда я вообще всё это знаю?”

И тут Дома застиг врасплох очередной приступ чувства утраты из-за нахлынувших воспоминаний. Всё это ему отец рассказывал. Эдуардо Сантьяго был механиком. Он научил Дома полностью разбирать двигатель ещё до того, как тому десять исполнилось. Дом уже забыл почти всё из отцовских уроков, но не забыл, как ему нравилось по выходным ковыряться в запчастях вместе с его братом Карлосом и их отцом в мастерской. А мама приносила им туда подносы со всякими вкусностями.

“Мы были счастливы. Быть счастливым тогда было так просто. Боже… Я бы всё отдал, чтобы ещё хотя бы час провести с ними”.

– «Маркус!» – позвал Дом, но тот уже скрылся из виду.

“Твою мать”, – подумал он. – “Маркус пропал”.

– «Эй, Маркус! Маркус! Где ты, чёрт тебя дери?!»

Дом прошёл немного вперёд, но вокруг него, словно частокол, возвышались стволы деревьев. Внутри всё похолодело. Дом нажал на кнопку наушника. Сердце выпрыгивало из груди, а во рту внезапно пересохло.

– «Маркус, отвечай…»

Вдруг что-то шевельнулось невдалеке. Из кустарника внезапно появился Маркус, будто бы встал с корточек. Руками он упёрся в бока, а “Лансер” свисал с плеча. Маркус запрокинул голову, будто бы высматривал что-то в небе. Но его веки были сомкнуты, ни единый мускул на теле не шевельнулся. Дом так и не понял, что Маркус делал, но решил не мешать ему.

Наконец Маркус открыл глаза и, посмотрев на Дома, легонько кивнул тому с победоносным видом, как делал только лишь по особым случаям.

– «Это имульсия», – Маркус показал на свои ботинки, но Дом видел его только по колено. – «Стебли растут из чёртового озера имульсии. Соротки, слышишь меня? Тут нет лягушек, зато есть имульсия».

Счастливый вопль Соротки по рации едва не оглушил Дома.

– «Да и хуй с ними, с этими лягушками, Маркус! Заливай полный бак!»

Да, Соротки определённо услышал Маркуса.

ВОЕННО-МОРСКАЯ БАЗА “ ВЕКТЕС”, НЬЮ-ДЖАСИНТО.

В таком месте как военно-морская база слухи разлетаются быстро. Сплетни и шушуканье – такая странная штука, которая по скорости иной раз могла радиосвязи ещё и фору дать.

Мысль о том, что день сегодня выдался удачный, пришла к Бэрду после того как Ройстон Шарль, поймав его обшаривающим металлический мусорный бак позади мастерских, не пригрозил пристрелить Бэрда на месте. С точки зрения закона Бэрд бесстыжим образом совершал акт кражи ценного вторсырья. Но в кой-то веки Шарль просто похохотал от души над ним.

Встав во весь рост, Бэрд уставился через край бака негодующим взглядом на Шарля.

– «Это для Матьесона», – выпалил он, не дав Шарлю и рта раскрыть. Никто бы не посмел арестовывать его за помощь однополчанину в инвалидном кресле. – «Я с гораснийцами собираю ему протезы вместо ног. Нам нужны кое-какие металлические детали».

– «Знаешь, мне тут придётся крысиный яд разбросать, чтобы тебя отпугнуть», – Шарль был большим жизнерадостным человеком, и даже годы работы бок о бок с постоянными страданиями, смертями и нехваткой всего подряд не сломили его. Наверно, чтобы руководить людьми в критической ситуации, надо быть патологическим оптимистом. – «Ладно, забирай что надо и вали отсюда. Ты хуже “бродяг”, ей-богу. И замок на воротах я в этот раз всё-таки поменяю».

– «Ой, ну спасибо большое. Ты просто душка».

– «Двигай давай уже, пока я не распустил повсюду слух, что ты не такой уж и эгоистичный мудак», – усмехнулся Шарль. – «Кстати, слышал уже, да? Ну конечно слышал, ты же все радиопереговоры слушаешь».

– «Ты о чём?»

– «Об имульсии», – ухмылка Шарля стала ещё шире.

– «Ну да, она у нас на исходе, и ты хочешь, чтобы я переделал вертолёты, чтобы они летали на самогоне Диззи или на углях. Ладно, займусь этим. Правда займусь».

– «Я не о том. Феникс нашёл имульсию».

Сначала Бэрд подумал о том, что местные из Пелруана прятали несколько сот литров топлива в каком-нибудь коровнике, но потом решил, что, должно быть, это запасы “бродяг”, сбежавших с острова. Эти уроды повсюду делали нычки с разным барахлом. Но им сейчас любая мелочь пригодилась бы.

– «Ого, значит, мы сможем проплыть на “Правителе” аж целых несколько сот метров?» – набив поясные карманы разным металлоломом, Бэрд начал выбираться из бака. – «Радость-то какая».

– «Бэрд, ты не понял. Феникс случайно набрёл на целое озеро имульсии. Парри вместе с буровиками из числа “инди” полетели посмотреть, что там и как».

Бэрд замер, перекинув колено через край стального бока контейнера. Что-то здесь было не так. На Вектесе не было запасов имульсии. Геологическая разведка не выявила даже никаких следов имульсии. Базу на острове построили ещё во времена парусного судоходства, задолго до обнаружения имульсии, так что остров выбрали для размещения флота вовсе не потому, что тут были свои запасы сырья для топлива. А когда вся техника стала работать на имульсии, КОГ бы весь остров вверх дном поднял в поисках местного источника топлива, чтобы не возить его на танкере через всю планету.

А ещё Бэрд надеялся, что никто не вспомнит, как он с видом знатока говорил, что бурить на острове нет смысла, так как топлива тут нет. Барбер точно не забыл об этом.

– «Ну хорошо», – сказал он. Всему этому должно быть какое-то объяснение. В лексиконе Бэрда не было термина “слепая удача”. Естественный порядок вещей был таков, что всё лишь катилось от плохого к худшему, и последние пятнадцать лет его жизни были тому явным подтверждением. – «Я знаю, что Маркус у нас – идеал во всём, и из любого говна конфетку слепит. Но как, чёрт его дери, он умудрился найти имульсию в этих дебрях?!»

– «Они полетели стеблей высматривать», – ответил Шарль. – «Топливо сочилось из-под земли вокруг этих проклятых стеблей».

– «Стебли, опять эти стебли…» – в мыслях Бэрда начала сформировываться некая теория. – «И каковы были шансы, что имульсия именно там течь начнёт?»

– «Слушай, мне пофиг, откуда мы будем топливо брать. Хоть из жопы Прескотта. Надо просто выкачать как можно больше и радоваться этому».

Шарль ушёл в свою мастерскую, весело насвистывая себе под нос, будто бы новый источник топлива мигом решил все их проблемы. Вообще, теперь они могли чаще летать в патрули, следить за вездесущими стеблями, может даже сжечь ещё одну стаю полипов. У них был определённый запас, необходимый, чтобы покинуть остров. Но, по мнению Бэрда, кардинально это ситуацию не меняло. Он помнил, каков был тот мир, что они покинули. Им ещё долгое время туда незачем возвращаться.

Бэрд выбрался из контейнера и, бряцая и громыхая находками, направился к своей мастерской, чтобы оставить там свою ношу. Он решил, что отнесёт это всё Янику, которого все звали “Потрошитель”, после того, как вернётся из разведывательного полёта. Было здорово, когда рядом был кто-то, кто мог отвлечь Бэрда в те моменты, когда ему надоедало пялиться в экран долбанного компьютера и читать вечные “ОШИБКА РАСШИФРОВКИ” и “В ПАПКЕ НЕТ ДАННЫХ”. Ещё как есть там данные, и Бэрд это знал.

Коул ждал его возле вертолётной площадки. Он окинул Бэрда взглядом с ног до головы, когда тот подошёл.

– «Что, деточка моя, опять в мусоре копался?»

– «А что?» – Бэрд осмотрел свою броню.

– «Да на тебе какого только говна нет».

– «Ну, надо было найти кое-какие запчасти», – Бэрд описал в воздухе круг кистью руки. – «Для Матьесона».

– «Молодец ты, что помогаешь ему», – Коул забрался в вертолёт. Барбер высунул голову из кабины и приветственно кивнул им. – «А ещё у нас снова топливо появилось! Слышал уже, что Маркус нашёл?»

– «Да, в курсе».

– «Не очень-то ты этому и рад, да?»

– «Ну, знаешь, я умею скрывать свой безудержный восторг».

Вертолёт поднялся в воздух. Бэрд пристегнулся ремнём безопасности, а к нему наклонился самодовольно ухмыляющийся Барбер.

– «Имульсия», – медленно протянул он. Ну, понятно. Он всё помнил, и теперь будет без умолку болтать об этом. – «Как ты там говорил? Что если здесь есть имульсия, то ты будешь безвозмездно добрые дела творить, как сказочная фея? Да, так и сказал, Бэрд, так прямо и сказал».

– «Ну, он Матьесону помогает», – вмешался Коул. – «Это считается?»

Бэрд услышал смех Геттнер по рации. Значит, она специально нажала кнопку связи на своих наушниках, чтобы просто показать ему, насколько ей смешно от всей этой ситуации. Смеялась она нечасто, так что Бэрду стало даже как-то не по себе от этого.

– «Рад, что мне удалось привнести хоть немного радости в пустоту вашей жизни, майор», – ответил Бэрд. – «Вообще, не хотел бы портить всем настроение, но…»

– «Ещё как хотел бы!» – перебила его Геттнер. – «Тебе ж это пиздец как нравится. Просто цель всей твоей жизни: всем настроение испортить».

– «… но у меня есть теория», – закончил Бэрд.

– «Господи, начинается…»

– «Да, и я уже говорил об этом не раз. Светляков, судя по всему, привлекает имульсия. Тогда они появились на буровой платформе, а теперь и здесь. Что тут, что там имульсии было выше крыши, так что это не просто совпадение. А, и не забудьте про лодки. Светляки умудрялись найти малюсенькие лодчонки посреди, мать его, целого океана, где больше никого не было».

– «Может, имульсия пошла на поверхность как раз из-за того, что стебли пробурили канал для неё», – предположил Барбер. – «К тому же, не все подорванные светляками лодки работали на имульсии».

– «Ну это да… Короче, я и не говорил, что у меня на всё ответ есть. Но определённая закономерность вырисовывается».

– «Мне просто нужно топливо. Плевать, если мне лично придётся в рукопашную на полипов идти ради него. Пока мы можем за ними приглядывать, у нас есть шанс выжить», – вмешалась Геттнер.

– «А как же те бурые пятна? Это ведь не собака на газон нассала. Светляки убивают наши посевы. Я что, один что ли в школе на уроках не спал?»

Коул развернулся в кресле так, чтобы ветер ему в лицо дул. Наверно, его сейчас стошнит, но перед этим он всегда проверял направление воздушных потоков вокруг него.

– «Мне кажется, сейчас вообще ещё рано думать о бегстве. Остров-то большой. Да и стеблей тут пока не так уж и много».

– «Я за то, чтобы вернуться домой», – голос Геттнер звучал странно, будто она сознавалась в чём-то. – «Вот честно».

Но никакого дома у них уже не было. Джасинто, тот старый добрый Джасинто, а не эта кучка хижин, теперь превратился в живописный океанский риф на глубине пятидесяти метров. После этого искра разговора окончательно потухла. Бэрд был несколько шокирован услышанным. Он и не думал, что Геттнер так сильно страдает.

– «Да ладно вам, ребят», – Коул попытался подбодрить всех. – «Лучше посмотрите, как я заблюю всех полипов отсюда. Будет ковровая бомбардировка. Кстати, кто-нибудь хочет поиграть в трэшбол с детишками? Помните, как мы играли в Порт-Феррелле?»

– «Помню как я себе там яйца отморозил на игре», – пробормотал Барбер. – «Ладно, давайте. Только не по-жёсткому».

– «Вот так-то лучше», – подняв брови и опустив подбородок, Коул одарил Бэрда взглядом, в котором ясно читалось: “Даже не начинай”. – «Так что, мэм, мы сегодня опять вокруг Пелруана летаем?»

– «Облетим зону, где есть трещины в почве, затем приземляемся и забираем кое-какие административные бумаги у Ани», – голос Геттнер пришёл в норму после всех этих признаний насчёт возвращения домой. – «На обратном пути залетим на ферму, где проросли стебли, и сделаем ещё несколько снимков. Это, конечно, если никто не хочет пешком прогуляться, Бэрд».

– «Спасибо, майор, мне и отсюда всё прекрасно видно».

Бэрд уже чётко определился для себя: светляки следовали за имульсией. Правда, эта догадка не объясняла ничего кроме того, почему эти твари здесь.

“Но почему именно сейчас? Почему их не видели в местах добычи имульсии раньше?”

Каждый день в последнее время напоминал “День-П”. Раньше все вокруг задавали те же вопросы про червей. Но ответа на вопрос откуда же взялась Саранча они так и не нашли. В конце концов, и сам вопрос забылся, ибо ответ на него не сильно-то мог повлиять на шансы на выживание. Бэрд положил “Лансер” на колено и уставился на пейзажи сельской местности, что проплывала под ними.

“И много толку было от наших учёных, мать их? Чёрт, ни одного ответа не дали”.

Теперь-то никого из этих умников с ними уже не было. По крайней мере, они понесли своего рода заслуженное наказание. Бэрд смотрел, как верхушки деревьев расплываются по мере удаления вертолёта от них, и незаметно ощупывал диск Прескотта, лежавший под нагрудной бронёй.

“А вот интересно, какой метод шифрования используют “инди”?”

Нет, с такой просьбой он к Янику не мог обратиться. Тряхнув головой, словно отбрасывая от себя эту мысль, Бэрд сосредоточился на осмотре деревьев. Трещина растянулась примерно на сорок километров с востока на запад. Пять километров этой полосы представляли собой по большей части лесной массив, примыкавший к городу с юга. Геттнер сначала повела вертолёт к северной части, к северо-восточному побережью, а затем вернулась к Пелруану. Они были приблизительно в десяти километрах к востоку от города, когда Барбер что-то заметил.

– «Внимание, Гилл!» – сказал он. – «Держись курса ноль-четыре-пять».

– «Стебель?»

– «Бурое пятно. Очень большое. Стеблей пока не наблюдаю».

– «Ладно, давай глянем, что там».

У некоторых деревьев листва сама по себе имела медно-красный оттенок. Но не у этих. Как только расстояние между ними и вертолётом сократилось до пятидесяти метров, Бэрд понял, что деревья погибли. Геттнер сделала широкий круг над ними, пока Барбер снимал происходящее на фотокамеру.

– «Стеблей я тут не вижу», – сказал Коул.

Бэрд потянулся за биноклем. У него не получилось разглядеть знакомые изогнутые серые ветви, пробивающиеся сквозь листву. Плотные кроны деревьев сплетались в бурый ковёр, в редких прорехах которого не было видно ни единого зелёного листочка на земле.

– «Может, это стебли-недоростки?» – предположил Барбер. – «Если да, то, выходит, они снова эволюционируют. Вот Прескотт-то рад будет».

– «Вот это меня и напрягает», – осмотрев местность, Бэрд опустил бинокль.

– «Хотите, мы посмотрим, что внизу?» – спросил Коул. – «Можем на тросе спуститься».

Бэрд был только за.

– «Барбер, дай мне камеру. Сделаем ещё несколько снимков».

– «Я зависну на месте», – предупредила Геттнер. – «Никакой самодеятельности. Осматриваете местность и сразу же возвращаетесь, понятно?»

– «Ты и правда за нас волнуешься, да?»

– «Просто сделай как я говорю, Бэрд».

Коул спустился на лебёдке вниз, скрывшись в плотном слое мёртвой листвы. Дождавшись, пока Коул полностью скроется из виду, Бэрд последовал за ним. Каждый раз, когда ветки цеплялись за штанины, у Бэрда дыхание перехватывало от ожидания того, что сейчас чьи-то клыки вопьются ему в ногу, но, в конце концов, он почувствовал землю под ногами. Целый и невредимый, он стоял рядом с Коулом в непроглядном полумраке.

В лесу всегда что-то шумит и шевелится. Хоть и Бэрд никогда особо не любил ходить по лесу, но это он знал точно, и не только из-за частого общения с Берни. Лес – место тихое, но не безмолвное. Но только не этот.

В этом лесу вымерло всё.

Вокруг не было ни единого выжившего зелёного листка – ни на кустарнике, ни на земле, ни на деревьях. Не было ни пения птиц, ни даже насекомых. Бэрда удивило то, насколько отчётливо ему в глаза бросилась эта полнейшая безжизненность кругом. Он медленно обернулся кругом, высматривая стебли среди стволов деревьев. Они разительно отличались от обычных деревьев и цветом, и внешним видом, так что они должны были сразу бросаться в глаза. Но ни единого стебля там не было.

– «Ё-моё…» – прошептал Коул. – «Мне теперь это всё в кошмарах ночью сниться будет».

– «Блядь, всё вымерло».

– «Ага».

– «Чёрт, но как?! Тут же нет ни одного стебля!»

– «Да хрен его знает», – Коул нажал кнопку на наушнике. – «“Восемь-Ноль”, говорит Коул. Сейчас наделаем фотографий вам в коллекцию. Словами не опишешь, что тут творится, мэм».

Вначале рация лишь потрескивала в ответ, но затем зазвучал голос Геттнер.

– «Да что там такое?»

– «В том-то и дело, что ничего», – ответил Коул. – «Абсолютно, мать его, ничего».

ГОРОД ПЕЛРУАН, СЕВЕРНЫЙ ВЕКТЕС.

К городскому военному мемориалу кто-то возложил свежие цветы. Небольшой букет с жёлтыми цветками, явно выращенными в саду. Берни не помнила их название, хотя они напомнили ей цветки душистого горошка. Но эти цветы ни в пищу не добавишь, ни лекарства из них не сделаешь. А если цветок был непригоден для использования при выживании в диких условиях, то и на Берни он большого впечатление не производил.

“Старею я. Или слишком долго на ферме жила. Или уже совсем сил не осталось. Да без разницы, в общем”.

Приостановившись на мгновение возле невысокой гранитной колонны, чтобы воздать почести павшим, она заметила, что букет был перевязан такой же лентой ручного плетения, как и высохший венок, что был возложен к мемориалу несколько недель назад. Лента была тёмно-синего цвета с узкой алой полоской. Цвета полка герцога Толлена.

Именно с ними она пришла повидаться. Ей надо было наладить отношения.

Мак рысью нёсся впереди неё. В этот раз он не бросился тут же искать знакомые места или Уилла Беренца, так что, судя по всему, пёс уже сам определился, питомцем кого ему остаться. Пометив сухую каменную стену, Мак остановился подождать Берни.

– «Пошли в бар», – сказала она. – «Давай. В бар. Выпить надо».

Мак посмотрел на неё, будто кивая в согласие, и направился в бар Пелруана. Уилл хорошо его выдрессировал.

Бар представлял собой обычную одноэтажную деревянную постройку, ничем не отличавшуюся от других домов. Берни была уверена, что в городе есть и другие неофициальные заведения, куда местные ходили разрушать печень в хорошей компании. Но этот бар, у которого и названия-то не было, являлся одним из четырёх основных мест, где люди собирались посплетничать. Если в баре никого не окажется, то следующее место, куда направится Берни, – городская ратуша. Или парк перед ней. Либо же извилистый участок мощёной булыжником дороге возле бухты.

Как Берни и предполагала, шестеро ветеранов полка герцога Толлена сидели в баре у окна и играли в карты. Самому молодому из них было уже под восемьдесят, но стрелять они до сих пор не разучились. Даже во время последней атаки полипов они вышли защищать город наравне со всеми. Берни жалела, что им пришлось сражаться бок о бок с гораснийцами. У служивших в полку герцога Толлена были далеко не самые лучшие воспоминания о республике Горасная.

Фредерик Бентен, по-прежнему остававшийся командующим офицером в свои годы, бросил взгляд на вошедшую Берни. Остальные приветственно кивнули, будто бы она и не орала на них тогда, говоря о долге, когда они отказывались встать в строй вместе с “инди”. С теми самыми “инди”, которые на их товарищей взваливали рабский труд, а затем забивали до смерти.