Текст книги "Gears of War #5. “Глыба”"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 44 страниц)

Сам же Адам вновь что-то утаивал. Прескотт в этом не сомневался, но не мог понять, что же именно. Луиза Сеттайль, которая тоже была уверена во лжи профессора, рано или поздно вытрясет из него всю правду.

– «И вы прям до смерти хотите объяснить мне всё», – сказал Адам.

– «Маркус – первоклассный солдат, идеально подходящий для небольших отрядов и одиночных операций. Однажды он мне вновь понадобится, и когда исчезнет риск навредить боевому духу солдат, считавших, что его надо расстрелять, потому что они окажутся в столь отчаянном положении, что рады будут любой помощи, я его выпущу из тюрьмы и отправлю обратно в армию».

Судя по выражению лица Адама, он принялся всё это обдумывать. Прескотт надеялся, что на это у профессора не уйдёт много времени, но не из-за того, что нуждался в его согласии, а потому, что спутник, через который шёл сеанс связи, лишь недолгое время находился в зоне досягаемости.

– «Весьма элегантная угроза», – сказал наконец-то Адам. – «Если я откажусь с вами сотрудничать, Маркус поплатится за это. Но вы оставите его в живых, чтобы отправить на самоубийственное задание. Я и впрямь недооценил ваше умение строить хитроумные планы, Ричард».

– «Я просто умею мыслить не по шаблону», – ответил Прескотт. – «Да и к тому же, я ничего против вашего сына не имею. Ну, так что, вы мне ещё о чём-нибудь не хотите рассказать?»

При связи по спутнику всегда присутствовала задержка, но Адам замешкался с ответом на мгновение дольше положенного. Он и впрямь что-то скрывал.

– «Нет. Ну кроме того, что я собираюсь разработать физический способ уничтожить патоген, пока доктор Бэйкос пытается решить проблему медикаментозно. Боюсь, что уже говорил об этом, но если вы найдёте ещё какие-нибудь формы жизни Светящихся, то они очень бы нам пригодились для забора образцов, чтобы проследить за их жизнью в естественных условиях. Здесь мы крайне ограничены в своих возможностях, и нет никаких гарантий, что патоген в лабораторных условиях ведёт себя так же, как и в привычной среде обитания. Даже сам патоген каждую неделю видоизменяется».

– «Я вас понял», – ответил Прескотт. – «Кстати, данные по проекту светомассовой бомбы нам очень пригодились, так что благодарю вас. Надеюсь, что к следующему нашему разговору у меня найдутся для вас хорошие новости».

Завершив видеозвонок, председатель немного откинул голову назад, чтобы расслабить затёкшую шею. Луиза Сеттайль, растянувшаяся в стоявшем в углу кожаном кресле с глубокой простёжкой, какие обычно встречаются в библиотеках, взглянула на него, вскинув брови.

– «Он явно что-то задумал», – сказала она.

– «Я знаю. Вся проблема общения с Адамом в том, что он всегда ведёт себя так, будто бы что-то утаивает. А там, возможно, вообще мелочь какая-нибудь».

– «И, конечно же, именно так он и нас видит».

– «Ну, не сказать, что завеса иронии затмила мне взор, Лу», – ответил Прескотт. Его отец не одобрил бы связь с ней, но времена изменились до неузнаваемости, и Сеттайль стала единственной женщиной, которой Прескотт мог доверять, и которая мыслила на одном уровне с ним. Она понимала, какое бремя профессиональных забот лежит на плечах председателя, и он отвечал агенту взаимностью. Никакая из этих аристократичных домохозяек не справилась бы с подобной задачей в таком мире, какой достался по наследству в руки Прескотта, а тот нуждался в таком спутнике жизни, который способен на большее, нежели просто умеет сочувственно выслушать. – «Слушай, пусть Пол занимается тем, что умеет лучше всего, и сам собирает информацию, ладно?»

– «Да всё нормально со мною будет. Я в прошлую войну в тылу Остри работу вела, так что с Саранчой какой-то явно справлюсь».

– «Но ты вовсе не обязана этим заниматься».

– «Но и на Азуре я всё время сидеть не могу. Адам и Нэвил – единственные, кто представляет там хотя бы относительный интерес», – вскочив на ноги, Сеттайль внезапно вновь приобрела энергичный и оживлённый вид. – «Пора бежать, милый. Я точно не могу позаимствовать у тебя Маркуса Феникса?»

– «Точно. Что я Адаму скажу, если что-то пойдёт не так?»

– «Тебе и впрямь надо научиться убедительно лгать. Вот прям брать и бесстыдно вешать на уши отборную лапшу. Все эти твои отточенные и выверенные способы формально говорить правду тебе не помогут. Это не как в политике, тут не до боязни потерять кредит доверия или прочитать в газете постыдную статью о себе, когда конец света уже не за горами».

Почти что забавная выходила ситуация: шпион поучает политика, что пора перестать быть таким честным. Перед тем, как покинуть кабинет, Сеттайль, усмехнувшись, потрепала Прескотта за волосы. Никто не делал этого по привычке с тех самых пор, как маленькому Ричарду исполнилось семь лет. Приятно было хотя бы на мгновение выйти из повседневной роли председателя Прескотта.

“Нет, тут всё дело в том, чтобы сохранить душевное спокойствие. Каждому надо выговориться кому-то, чтобы сбросить камень с души”.

Через две минуты Джиллиан тихо и осторожно открыла дверь в кабинет, словно заправский священник.

– «Сэр, вы пойдёте в боевой информационный центр? Полковник Хоффман через полчаса проведёт совещание».

– «А, значит, он не планирует вести атаку сегодня?»

– «Я знаю, как он бывает груб, сэр, но он не со зла».

Прескотту пришлось сделать усилие над собой, чтобы перестать испытывать жалость к Хоффману. Он своё место занимал не просто так, как и все остальные. Как и сам Ричард Прескотт, в общем-то. Дэвид Прескотт всегда предупреждал сына о том, что, как только тот позволит хоть каким-то отношениям в своей жизни стать больше, чем полезной необходимостью, так сразу и рассыплется его непрошибаемая оболочка, необходимая для принятия решений такого рода, какие недоступны другим людям из-за их эмоциональной привязанности. Долгом председателя являлась забота обо всех, а не о ком-то в отдельности. Это был единственный способ пережить эту игру с числами, в которую обречены были играть все государственные деятели: пожертвовать одной жизнью ради многих, потерять что-то одно, чтобы заполучить намного больше. За свою карьеру Прескотт не раз оказывался в положении, когда его держали в неведении, но он понимал причины таких ситуаций, напоминая себе о том, что Хоффману ничего не рассказывают из благих побуждений. Однако оболочка и впрямь начала давать трещину. Надо бы следить за этим.

– «Ну, по крайней мере, подбодрю его рассказами о проекте светомассовой бомбы», – застегнув мундир, Прескотт взял со стола свою кожаную папку с бумагами. – «Кстати, не будете ли столь добры раздобыть мне ещё этого печенья с патокой? Раз уж мы скоро отобьём обратно пустошь Уэнлау, то я хотел бы навестить сына Адама и порадовать его угощением. А то, знаете, они ведь там уже собак есть начали».

– «Да, мне рассказывали», – Джиллиан содрогнулась от отвращения. – «А ведь у них глисты есть, самые настоящие глисты».

От его кабинета до боевого информационного центра путь был недолгий. Когда-то ради этого можно было отложить дела и совершить приятную прогулку через дворы и сады, дыша свежим воздухом. Как и в другие дни, сегодня стояла солнечная погода, но общее благоухание в воздухе перекрывали запахи битого кирпича и обожжённого лака, а также смоляной аромат распиленных досок. Бригады ремонтников вновь латали здания Дома Правителей. Риверы и небольшие диверсионные группы трутней лишь иногда атаковали это место, не столько ради того, чтобы реально причинить ущерб, сколько для достижения эффекта психологического давления, донося мысль: “Мы можем добраться до вас даже в самом сердце вашего города”. Ремонт же административных зданий парировал эту мысль, неся в себе посыл: “А мы всё равно продолжим бороться”. Причём адресовано это было, по задумке Прескотта, даже не врагу, а жителям Джасинто. С Саранчой напрямую общаться пытался лишь Адам Феникс, и ничего хорошего из этого не вышло.

По бокам от Хоффмана, проводящего инструктаж для командиров батальонов и старших офицеров сержантского состава в зале для совещаний, находились Аня Штрауд и тот молодой лейтенант, что ноги потерял. Матьесон – вот как его звали. Доннельд Матьесон. Это его первая неделя работы в боевом информационном центре, в течение которой он должен был освоить азы нового ремесла. Прескотт подошёл к нему ещё до того, как кто-либо успел обратить внимание на вошедшего в комнату председателя, а затем обеими руками пожал правую ладонь паренька. Такое проявление вежливости было целым искусством. Когда-то отец учил его: «Веди себя так, Ричард, чтобы люди начинали чувствовать свою важность. Надо, чтобы им казалось, что ты и впрямь потрудился узнать их имена и биографию».

– «Рад, что вы снова с нами, Доннельд», – сказал Прескотт. Он, конечно, не мог вспомнить, виделись ли они раньше, так что эта фраза была чистой формальностью. Возможно, Матьесон мимо него уже сотню раз проходил, но председатель не видел лица того из-за шлема. Он был ужасно молод, да так, что председателю не по себе стало от того, как же несправедливо с ним жизнь обошлась. – «Если что-то понадобится, сразу ко мне обращайтесь».

– «Спасибо, сэр», – Матьесон засиял от счастья.

Хоффман лишь бросил взгляд на Прескотта и, приветственно кивнув, продолжил инструктаж. Судя по его внешнему виду, он уже не первую неделю выспаться нормально не мог, да и Штрауд тоже выглядела измученной. Отойдя обратно в угол, Прескотт принялся слушать доклад, во время которого из висящего под потолком проектора на доску отображались карты с отметками позиций Саранчи. Хоффман провёл по прозрачному листу пальцем, отбрасывающим толстую чёрную тень на изображение.

– «Так, народ. Согласно данным двухчасовой давности, черви отступили вот до этой отметки. По большей части это трутни и бумеры. В данный момент три батареи Шестого полка Артиллерийского дивизиона принца Озора выбивают их с территории Западной Баррикады, а 802-ая эскадрилья “Воронов” обстреливает брумаков. Теперь самое главное – это время. Мы не знаем, сколько у нас есть до того, как черви вновь отправят риверов в бой. Поэтому мне надо, чтобы все солдаты с северо-западной границы города и коридора Восточной Баррикады собрались здесь», – Хоффман постучал пальцем по площади Бродьё на карте. – «Роты “Альфа” и “Эхо” должны продвинуться вот сюда и зачистить местность, осматривая одно здания за другим. Роты “Коннаут” и “Шеврон” сместятся в эти стороны и возьмут в кольцо позиции червей на шоссе к Андиусу. Я хочу, чтобы трупы червей в десять слоёв там ковром лежали, так что за работу, народ. А, да, Росси?»

– «Да, сэр?»

– «Не уезжай без меня, понял?»

Прескотт пронаблюдал за тем, как офицеры и сержанты почти что бегом бросились из комнаты для совещаний, полные решимости. Хоффман был рождён для этого. Именно из-за этого он представлял куда большую ценность, выполняя свой долг именно в Джасинто, а не сидя на Азуре и занимаясь стратегическим планированием вместе с Бэрдри. Несмотря на командирский статус, полковник принимал непосредственное участие в боях, желая разделить этот тяжкий труд с простыми солдатами, которым это было по нраву, оттого они на всё готовы были ради него. Прескотт когда-то думал, что это весьма умелый способ людьми руководить, но довольно быстро понял, что Хоффману просто хотелось самому сражаться, закончить все эти войны и сохранить жизнь наибольшему числу своих людей, а больше его особо ничего не волновало. А ещё полковник был готов пойти на что угодно ради победы. Не сказать, что его послужной список блистал безупречностью, но бог тому свидетель, Хоффман своего добиваться умел. Одним из первых решений Прескотта, которого буквально втолкнула в кресло председателя смерть Дальелла, было устроить всё так, чтобы Виктор Хоффман оказался в очереди на пост главнокомандующего наземными войсками.

“Я и впрямь выбрал подходящего человека. Конечно, мне бы хотелось, чтобы у нас с ним установились куда более тёплые отношения, но их отсутствие не помешает нам выполнить свой долг”.

– «Вы что-то хотели обсудить со мной, председатель?» – спросил Хоффман.

– «Это может подождать», – ответил Прескотт. – «Просто хотел сказать вам, что светомассовую бомбу можно будет применить уже через несколько месяцев. Они исправили эту их проблему с получением изображения. Теперь всё дело в сборке».

Хоффман и впрямь на мгновение стал выглядеть счастливее.

– «Ну, шампанское пока рано откупоривать, но всё же приятно слышать о таком прогрессе», – сказал он.

Полковник вышел из комнаты вслед за Росси. Тот был одним из офицеров сержантского состава, самолично взращенных Хоффманом в его старом подразделении под названием “Двадцать шестой Королевский полк Тиранской пехоты”, которое куда больше напоминало настоящее племя, нежели другие полки. Прескотту казалось, что Королевский полк Тиранской пехоты так и продолжит себе существовать дальше даже после краха КОГ, без оглядки тут же став самому себе маленьким военным государством.

– «Сэр, могу ли я у вас кое-что спросить?» – спросила у Прескотта с неуверенным видом подошедшая сбоку Аня.

– «Конечно, лейтенант».

Прескотт знал её уже много лет. На Аню можно было положиться, она никогда не жаловалась, буквально сияя от преданности Хоффману, за что Прескотт её уважал. Он примерно представлял себе, что у неё творится на душе сейчас, да и каждый день с того самого момента, как закончилось то заседание военного трибунала. Вероятно, сейчас председателю представится возможность заиметь себе союзника среди сотрудников боевого информационного центра, что даст ему определённые тактические преимущества.

– «Я про тюрьму, сэр», – заговорила Аня. – «Очень сложно узнать, что там происходит. Они уже несколько недель вне зоны досягаемости».

– «Всё в порядке, я понимаю, почему вы так волнуетесь. Не надо ходить вокруг да около, давайте к делу».

– «Эх», – вздохнула бедная женщина, выглядя совершенно разбитой. – «Сэр, я понимаю, что нарушила Устав Правителей, и готова понести любое возможное дисциплинарное наказание. Но сержант Феникс не заслужил, чтобы… Простите, мне не стоило вас об этом просить. Забудьте, что я говорила».

– «Нет, говорите, как есть. Ситуация и впрямь ужасная, и уж поверьте, мне от неё совершенно никакой радости нет».

– «Он так и не написал мне ответное письмо, а на звонки не отвечает. Я очень волнуюсь за его психическое состояние, не говоря уже про общее здоровье».

– «А он получает ваши письма?»

– «Думаю, что да. Я пишу ему каждую неделю. Иногда я коплю их целый месяц, а потом посылаю по внутренней почте. Какие-то явно до него должны были дойти».

Прескотт прекрасно понимал, что Маркус настроен на то, чтобы все о нём забыли. Но сейчас не время было говорить Ане, что они с ним обсуждали подобное.

– «Я не могу обращаться с ним как-то иначе, не как с остальными солдатами, да и к тому же ему и так приговор смягчили», – тихо сказал Прескотт. – «Но, может, я смогу помочь, лично доставив ему письмо? Я планирую осмотреть весь западный район, когда Саранчу отбросят с этих позиций, так что мне это несложно».

Прескотт и так планировал заехать в тюрьму, чтобы иметь возможность сообщить Адаму о новых подробностях жизни сына, не прибегая ко лжи. Вот и Ане он не соврал, ни единого слова. В её глазах заблестели слёзы.

– «Вы и понятия не имеете, сэр, как много это для меня значит».

“Ещё как имею”.

– «Оставьте конверт у моего секретаря, и я лично передам его Маркусу, обещаю вам», – Прескотт перешёл почти что на шёпот. – «С учётом сложившихся обстоятельств достойно восхищения то, что вы не оставили его, лейтенант. Не думаю, что кто-то станет отчитывать вас теперь за недопустимые отношения».

Прескотт едва не похлопал её по плечу, остановившись в последний момент, ведь Аня выглядела так, будто подобный жест мог бы стать для неё последней каплей, после чего она разразилась бы рыданиями. А председатель не хотел позорить её на людях, чтобы потом она смогла оценить, как он ей услугу оказал вместо того, чтобы лишить последнего достоинства. Когда-нибудь Прескотту понадобится, чтобы и она сделала для него что-нибудь, как и Маркус Феникс. Порой люди на самом низу вертикали власти могли куда эффективнее претворять в жизнь или разрушать любые замыслы, чем те, в чьих руках сосредоточилась явная и неограниченная власть.

В такое время не стоило врагов себе наживать, уж тем более среди тех, кто владел информацией.

“ГЛЫБА”. ДВА ДНЯ СПУСТЯ.

– «Феникс! Поднимайся сюда и объясни мне, что происходит!»

Терять Нико уже нечего было. Бежать им было некуда, а шансы вернуть порядок в “Глыбе” стремились к нулю. Засев на крыше с надеждой, что никто его позицию тут не заметит, он принялся настраивать фокусировку бинокля. Выбравшись из люка, ведущего на крышу, Маркус присел на корточки рядом с ним, протянув руку.

– «Дай бинокль», – сказал он нетерпеливо. – «Быстрее».

Протяжный низкий свист заставил Нико взглянуть вверх, но он так и не понял, откуда шёл этот звук. А затем всё вокруг задрожало, будто бы его опустили в стеклянную банку и начали трясти о стенки. Что-то с шипением упало рядом с увернувшимся Нико, а когда он стал оглядываться, то ничего не обнаружил на плоской поверхности крыши. Но с неба всё равно что-то сыпалось, словно дождь, причём Нико даже не мог рассмотреть, что именно. Вокруг было лишь это шипение, на которое Маркус даже внимания не обращал. Он даже не стал надевать сегодня свою рабочую футболку, ограничившись лишь майкой. Но, судя по всему, он вовсе не чувствовал себя в опасности, хотя Нико даже не сомневался в то, что Феникс без брони чувствует себя голым. Возможно, он и хотел, чтобы в него пуля угодила.

– «Да это просто мелкие осколки», – объяснил Маркус. – «Их не найти даже, когда на землю падают. Только воздух раскаляют».

– «Что там вообще происходит? Министерство юстиции ничего толком объяснить не может».

– «Да им-то откуда знать про обстановку тут?»

– «Просто скажи уже, кто побеждает».

Маркус ещё несколько секунд смотрел за беспорядочными вспышками огня на пустоши. Нико заметил немалую группу червей, засевших за обломками и брёвнами, которые они таскали к оборонительным позициям всю прошлую неделю. Отстреливавшиеся из-за укрытий черви, получая обратно с лихвой ответного огня, сгруппировались под стоявшей на сваях секцией шоссе, которая закрывала их от пролетавших сверху вертолётов. Казалось, этот бой будет тянуться целую вечность.

– «Пока не кончится всё, так сразу и не скажешь», – ответил наконец Маркус.

– «Твою мать».

– «Ты так и не рассказал, в чём заключается твой план действий на случай чрезвычайной ситуации».

– «Всех эвакуируем».

– «Ага, как же, без транспорта. Слышал уже. И как ты вообще собираешься вывезти сорок человек прямиком в зону боевых действий?»

– «Да без понятия».

– «Вот именно», – судя по всему, что-то на юго-востоке привлекло внимание Маркуса. – «Немало БТР сюда стянули».

Нико, который к этому моменту уже научился определять все типы артиллерийских пушек, услышал медленный и размеренный гул очереди из старого орудия “Брэдер”, чьё дуло испускало в воздух поднимающиеся вверх клубы дыма на восточной стороне шоссе. Большая часть раскинувшегося по соседству поля боя оказалась скрыта дорогой, так что Нико приходилось лишь догадываться о том, что там сейчас творится. Он заметил внезапное оживление в той части шоссе, что была захвачена червями, которые развернули пару пулемётов “Тройка” на 90 градусов, наведя их на какую-то цель в южном направлении. Черви под шоссе уставились вверх, стараясь разглядеть, что над ними происходит, но не рискуя выходить на открытую местность. Именно тогда Нико и заметил, что же так сильно привлекло их внимание.

Прямо по центру шоссе катился громадный бульдозер, каких Нико в жизни не видел, к которому плотно прижались БТР, едущие в клиновидном боевом построении. Всё это напоминало стаю обозлённых гусей в тяжёлой броне. Бульдозер своим отвалом сминал разделительный барьер посреди шоссе, пока пули червей отскакивали от его корпуса. Маркус что-то одобрительно пробурчал, хотя смотрел совершенно в другую сторону. Он и впрямь оживился, выглядя так, словно просто жаждет оказаться там внизу и присоединиться к бою.

– «Ох, сейчас больно кому-то будет», – сказал он.

Нико посмотрел на север. Неудивительно, что черви как с ума посходили. Ещё один гигантский бульдозер ехал на юг, снося гусеницами разделительный барьер и подняв ковш, будто щит. Нико догадался, что за ним тоже ехал “клин” из БТР. Бульдозеры ехали навстречу друг другу на огромной скорости, и очень скоро всё, что находилось между ними, должно было уйти в небытие. Кустарные заграждения и орудийные позиции разлетались в стороны, как от взмаха метлы, а звуки ударов об отвалы напоминали взрывы, но бульдозеры и не думали сбавлять ход.

– «Что это за хреновины такие?!» – спросил Нико.

– «Танки “Мамонт”», – ответил Маркус. – «Ими мосты и колеи прокладывают на поле боя. Я и не знал, что у нас они ещё на ходу».

Черви, судя по всему, тоже немало удивились появлению такой техники. Трутни и бумеры оставались на своих позициях, пока между ними и танками не осталось всего лишь пятьдесят метров. После этого трутни бросились в стороны, попытавшись проскользнуть мимо отвалов “Мамонта”. Либо они не видели, что замыкало строй позади танков, либо им уже бежать было некуда. Но как бы там ни было, “клин” из БТР разошёлся в стороны, как только черви проскочили мимо танков. Единственным путём отхода оставался прыжок с высоты в шестьдесят метров через край шоссе, и некоторые черви именно так и поступили. Танки продолжали своё движение, сбавив ход лишь после того, как раскатали своими гусеницами бумеров, не желавших уйти с дороги.

Нико, в жизни ничего подобного не видевший, просто остолбенел от происходящего. Он взглянул на Маркуса, ожидая, что тот как-то отреагирует на всю эту ситуацию, но Феникс лишь переминался с ноги на ногу, будучи явно обозлённым от собственного бессилия. Оба танка отъехали назад, чтобы дать друг другу место для разворота. К этому моменту все черви на шоссе уже попрыгали вниз, или же их танки в блин раскатали, а солдаты, высаживавшиеся из БТР, начали поливать огнём червей, засевших под шоссе. Здравомыслие всё же возымело верх над трутнями, сидящими внизу, и они бросились наутёк прямо по пустоши.

– «Чёрт подери», – отложив бинокль, Маркус вновь протянул руку к Нико. – «Дай мне винтовку».

– «Что?»

– «Винтовку дай, твою мать!»

– «Не могу».

– «Да ёб твою мать, а не в тебя стрелять собираюсь, а в червей!» – Маркус перешёл на рык. – «Хватит херню пороть, давай сюда уже! Верну, как закончу».

– «Они сюда не смогут пробраться».

– «Да мне всё равно, смогут, или нет. Я просто не хочу, чтобы они выжили и продолжили и дальше убивать солдат, понимаешь?»

По сравнению с поеданием собачатины и передачей ключей в руки заключённых позволить тренированному солдату пострелять из винтовки казалось довольно здравым решением. Маркус взял оружие из его рук, проверил наличие патронов в магазине и, сняв с предохранителя, прицелился. Черви бежали по открытой местности, уклоняясь от огня с шоссе. Оперев один локоть на перила и прищурившись через перекрестие прицела, Маркус принялся ждать.

А затем прозвучал выстрел. Нико даже не видел, как пуля попала в червя, но тот рухнул на землю, а Маркус вновь прицелился и выстрелил, уложив ещё одного червя. В этот раз Нико заметил, как выстрелом противнику снесло часть черепа. Маркус продолжал вести огонь, терпеливо убивая через каждые несколько секунд по червю, пока одному из них не хватило духу остановиться, как вкопанному, и открыть ответный огонь. Мимо Нико что-то прожужжало, словно пчела. Лишь через несколько мгновений до него дошло, что ему только что чуть мозги не вышибли. В Нико до этого ни разу не стреляли, так что он и сам не понял, как к этому относиться: то ли испытать потрясение от того, что был на волосок от гибели, то ли возмущаться наглости червя. Маркус же, судя по всему, на такие вещи реагировал вполне спокойно. Он именно этого и ждал все эти годы – возможности убить как можно больше червей. Но, казалось, Феникс вовсе не упивался моментом. Храня рассудительное молчание, он просто стрелял раз за разом. Нико не видел, удавалось ли Маркусу каждым выстрелом убить по червю, но в меткости ему всё же было не занимать. Он уже почти что лёг всем телом на перила, стреляя вниз по червям под крутым углом, а затем, перестав вести огонь, опустился на одно колено.

– «Я их потерял», – сказал Маркус, поставив винтовку на предохранитель и вернув её в руки Нико. – «Доволен?»

Пара БТР на всех парах неслась к тюрьме, вероятно, догоняя червей. Нико, взявший винтовку обратно, уставился на неё, будучи совершенно отрезвлённый тем, на что она способна в руках прекрасно тренированного стрелка.

– «А ты?»

– «Нет, пока всю эту мразоту не перебью до последнего».

Маркус ещё какое-то время походил по крыше, по-прежнему не сводя глаз с шоссе, будто бы желал, чтобы в том направлении ещё несколько противников появились. Артиллерийский обстрел прекратился. Из-за обратно стороны “Глыбы” доносился стрёкот автоматического огня, будто бы солдаты загнали червей на край утёса и теперь поливали их огнём.

– «Всё, нет у министерства юстиции больше отмазок, чтобы припасы не присылать», – пробормотал Маркус и, ухватившись за поручень, стал спускаться в люк спиной вперёд. – «Позвони-ка своему долбанному секретарю и скажи, чтобы делом занялся, а не пальцем в жопе ковырялся».

– «Слушай, Феникс…»

– «Что?»

– «А ты дело своё неплохо знаешь».

Сквозь неизменно хмурую гримасу лица Маркуса на мгновение проступило что-то вроде сожаления.

– «Да, знал когда-то», – ответил он.

“Он ведь мог бы меня просто пристрелить. Да и Оспена завалить потом – вообще не проблема для него. А затем он мог просто двери отпереть, выпустив всех на волю. Но он этого не сделал”.

Если в тюрьму приедет развозной грузовик, чтобы провернуть афёру с побегом Маркуса, то Нико даже не сомневался в том, что сам им поможет запихать Феникса в кузов, даже того придётся связать. Неважно, какие там у Маркуса тёрки с армейским начальством – ему и впрямь не место в этой помойке.

Нико понимал, что теперь ему придётся вернуть всё в “Глыбе” обратно к тому состоянию, что внешне сходило за безопасное содержание заключённых. Отперев главные двери, он проводил Маркуса до крыла “D”. Скоро Кэмпбелл и остальные вернутся на смену, а Парментера так вообще удар хватит по поводу собак. Хотя, в остальном ничего не поменялось: Нико по-прежнему приходилось управляться тут со всем с тремя надзирателями, а теперь, когда псов уже нет, чиновники в министерстве юстиции, вероятно, решат, что и Парментер им не особо-то нужен. Они как будто специально всё делали для того, чтобы у Нико никаких вариантов не осталось, кроме как покинуть эти стены, забрав всех заключённых с собой, или же бросив их тут.

Сидевший во дворе Мерино курил, и Нико подумал, что сейчас самое время проявить дружелюбие, раз уж все себя хорошо ведут. Решив рискнуть, он подошёл к двери вместе с Маркусом, хотя прекрасно понимал, что винтовка его не спасёт, если заключённые захотят ему подляну устроить.

– «Выглядишь почти что весёлым, Феникс», – заметил Мерино. – «Мы победили?»

– «Он несколько червей подстрелил», – ответил Нико. Маркус, не став присоединяться к беседе, так и продолжил шагать по двору с руками, сунутыми в задние карманы штанов. – «Так что день не зря прожит».

– «Значит, дорога снова свободна?»

– «Ага».

– «Охуеть, ну наконец-то. Теперь-то нам уж точно какой-нибудь нормальной еды пришлют, да? Хотя, наверно, только для вас порции будут».

– «Я обязательно потребую этого», – пообещал Нико.

На какие-то несколько мгновений они оба совершенно забыли, зачем и по какой причине находятся в “Глыбе”. Жить теперь немного проще станет, хотя бы ненадолго. Заперев дверь скорее по привычке, чем из опасений, что кто-то сбежит, Нико направился в кабинет, чтобы поорать на секретаря по телефону. Уж не помрут, если отправят вертолёт в тюрьму груз сбросить. Нико решил, что сначала выплеснет всю свою злобу на секретаря, а уж потом попробует связаться с Марой.

– «Ты ведь понимаешь, что им там по хер», – с округлившимися глазами пробормотал дрожащий Оспен, возясь со своей связкой ключей. Сложно было сказать, стало ли тому причиной осознание того, что, вопреки ожиданиям, в лагерь для новобранцев его отправят куда раньше, или же он срался от страха, потому что Пьет Вердье без промедления затребует от него исполнения уговора. Вероятно, Оспен в бою с червями жизнью рисковал куда меньше. – «Ничего нам не пришлют. Кстати, позвони Кэмпбеллу с Парментером и скажи, чтобы тащили свои жопы сюда, чтобы я уже мог домой пойти».

– «Как скажешь», – ответил Нико, принявшись набирать номер телефона.

Регистратор в больнице сказал, что Мара очень занята в реанимационной палате и не может к телефону, но, по крайней мере, ей передадут, что с мужем всё в порядке. Секретарь в министерстве юстиции сообщил ему, что из-за собак у них будут проблемы, ведь те являлись собственностью правительства КОГ. Всё это прозвучало просто замечательно, ведь секретарь и слова против не сказал, когда Нико раньше подавал рапорты о том, что заключённые убивают друг друга. Обзвонив всех, Нико направился к окну, из которого открывался вид на внутренний двор, чтобы посидеть на подоконнике и выкурить последнюю оставшуюся у него сигару. Внезапно наступившая тишина действовала ему на нервы. Единственным звуком, напоминавшим Нико о том, что война ещё не закончилась, стал шум пролетавших вдали вертолётов.

Спустя четыре часа к нему зашёл Оспен.

– «Наконец-то, твою мать», – заговорил он. – «Только что позвонили. К нам едет грузовик с припасами и кое-какие гости. А именно сам Прескотт».

– «Да ёб твою мать…»

– «Я ж говорил тебе, что не надо валить собак. Теперь не жди, что я тебя покрывать стану».

– «Ну и на том спасибо», – Нико почти что запаниковал, как это обычно бывает, когда высшие чины приезжают с проверкой, но затем вспомнил, что тут и так помойка настоящая, и ничем это впечатление не изгладишь для председателя. Он даже отмахнулся от мысли о том, чтобы побриться на скорую руку. – «Нас сменять кто-нибудь приедет?»

– «Кэмпбелл. Парментер попозже приедет и, наверно, с топором в руках, чтобы за Джерри отомстить».

Нико ждал у главных ворот, наблюдая за поросшей сорняками и потрескавшейся дорогой, пролегавшей через пустошь. Наконец в поле зрения появился поднимавший мелкие облака пыли БТР “Броненосец”, дрожа в мареве от жары, словно мираж. Когда машина приблизилась к тюрьме, Нико заметил едущий за ней “Тяжеловоз”, а замыкал колонну небольшой грузовик с припасами. Может, за рулём сидел водитель от Вердье? Хотя вряд ли, не стал бы он ехать сюда, когда рядом Прескотт находится.