Текст книги "Gears of War #5. “Глыба”"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 44 страниц)

К тому же, он и свою шкуру спасал. Гранитная плита, которую Прескотт использовал в качестве удобного предлога для оправдания своих поступков, сдерживала натиск червей куда дольше, чем предполагал Дом. Но теперь его не покидало чувство, что они сейчас вернулись к тому же, с чего и начали: целые армии червей всё ещё никуда не делась, Эфира снова была в осаде, и людям по-прежнему было некуда бежать.

– «“Красный-Три”, черви всего в нескольких километрах от вас, так что уходите с позиций», – сказал Розесей. – «Это не рекомендация, а приказ».

– «“КВ-Девять-Шесть”, на связи капитан Шоу. Вы меня, видимо, не расслышали, лейтенант. Нам осталось подорвать ещё два заряда, а также залить бетон в паре мест. Мы тут ещё не закончили».

Но Розесей вовсе не испугался разницы в званиях, продолжив гнуть своё.

– «Сэр, бросайте всю вашу технику и выступайте к точке эвакуации», – повторил он.

– «Если мы не перекроем этот участок канализации, то преподнесём червям половину Эфиры как на блюдечке. “Красный-Три”, конец связи».

Радио умолкло. Дом услышал, как Розесей отключил свой микрофон, вероятно, потому что сейчас крыл трёхэтажным матом тупых инженеров, которые сами на рожон лезут. Маркус подошёл к люку, ведущему в кабину, сунув голову внутрь.

– «Высади нас там, и, мы их оттуда силком потащим, если придётся», – сказал он. Судя по голосу, он совсем потерял терпение. – «Этот их проклятый цемент всё равно вовремя не застынет».

– «Понял тебя, сержант», – ответил Розесей, направив вертолёт обратно на юг. Прозвучал грохот ещё пары взрывов. Из вертолёта, летевшего с открытым пассажирским отсеком, сложно было расслышать звуки окружающего мира, но Дому показалось, что на земле сейчас должно быть тихо, раз все птицы и животные давно покинули эти края. Наклонившись в сторону от пулемёта, Кастилла достала полевой бинокль.

– «Там брумаки», – сказала она. – «Быстро двигаются к нам».

– «Так, мне всё равно, капитан он там, или генерал, но ребят надо вытаскивать», – Розесей сделал круг. – «Не знаю, сумеют ли эти цементовозы оторваться от брумаков».

Дом вытянул шею, чтобы рассмотреть то, что видел перед собой Розесей. Под деревьями в нескольких метрах от воронки размером с прорывную дыру стояла пара грузовиков с камуфляжной расцветкой. Только лишь когда вертолёт спустился почти что на высоту человеческого роста, Дом сумел разглядеть битые кирпичи, яркие сколы разбитых труб из обожжённой глины и мерцающую поверхность воды. Шестеро инженеров, одетых в причудливую комбинацию из строительных касок, шлемов, брони и рабочих комбинезонов, укладывали здоровенный жёлоб в дыру, пока ещё двое носились вокруг с мотками кабеля, судя по всему закладывая остальные заряды.

– «Вижу их», – сказал Джейс. – «Охуеть, ну и дыра!»

– «“Девять-Шесть”, вы нам мешаете заряды подрывать», – вышел на связь запыхавшийся капитан Шоу. – «Я вас услышал, брумаки на подходе. И что с того?»

– «Просто выслушайте меня, сэр. Вам надо срочно выводить всех отсюда».

– «Мы почти закончили».

– «Это радует, потому что я спускаюсь».

Розесей ещё не успел полностью посадить вертолёт на поляне, а Маркус уже выпрыгнул из пассажирского отсека и побежал к дыре. Дом и Джейс погнались за ним. Два инженера, с трудом толкающие жёлоб, по которому бетон стекал прямо в дыру, подняли головы, заметив их. У того, который был выше и крупнее, на груди его грязного комбинезона виднелись капитанские нашивки. Шоу явно был одним из тех офицеров, что работали наравне с подчинёнными.

– «Сэр, вы не успеете», – Маркус махнул рукой в сторону вертолёта. – «Давайте, все на борт».

– «Я не могу сейчас всё бросить, сержант», – ответил Шоу. – «Мы обвалили канализационный туннель в трёх местах, а теперь заливаем его специальной бетонной смесью. Для червей потом будет целым делом прогрызться через несколько тысяч кубометров бетона».

Поверхность бетона блестела и переливалась. Сначала Дом решил, что это просто крупные куски гравия отражают свет, но затем, отважившись подойти поближе, понял, что это маленькие зазубренные кусочки металла.

– «А это тут зачем?»

– «Корпсеры терпеть не могут прогрызаться сквозь такое», – ответил Шоу. – «Могут порезаться, бедняжки такие. Их это всё равно не остановит, но уж точно задержит надолго».

Корпсеры – это здоровенные твари, похожие на пауков, высотой пять-шесть метров. Черви использовали их для выкапывания туннелей. Вероятно, не такие уж они и крутые, раз острую металлическую стружку боятся.

– «Вы же можете оставить тут этот грузовик, чтобы он залил остальное, так ведь?»

– «И что, червям его оставить? У нас и так техники в обрез осталось».

– «Как и солдат, сэр», – возразил Маркус. – «Так что пошли уже».

– «Ох, вашу ж мать…» – умолкнув на мгновение, Шоу огляделся по сторонам. Два здоровенных цементовоза были уже явно не в лучшем состоянии, но в мире, где почти вся техника была уничтожена, и замены ей в ближайшее время можно было не ждать, они ценились, как дорогие лимузины. – «Так, ладно, валим. Сами всё слышали».

Отряд вовсе не сразу кинулся исполнять приказ. Инженеры целых пять секунд стояли, как вкопанные, прежде чем приступить к эвакуации. Они и впрямь не хотели уходить. Дому даже пришлось подгонять одну девушку в звании капрала, чтобы та бросила свою работу. Ей было лет восемнадцать от силы, ещё почти ребёнок. Кивнув головой в сторону вертолёта, Дом повёл её за собой.

– «А цемент застыть успеет?» – спросил он.

– «Ну, черви всё равно не успеют выкопать его обратно до застывания», – пригнувшись от винтов, девушка забралась в пассажирский отсек вертолёта. – «Надо выиграть как можно больше времени».

– «Эй, капитан», – повернувшись, Маркус позвал Шоу. – «Давайте, сэр, поторопитесь».

Дом оглянулся. Шоу до сих пор возился с жёлобом, по которому лился раствор. Казалось, он до последнего не хотел оставлять цементовоз. Но Маркус, вовсе не питавший уважение к капитанским погонам Шоу, уже начал терять терпение.

– «Пару секунд», – ответил Шоу. Почва и кирпичи скатывались по рваным краям дыры прямо вниз, не выдерживая веса задних колёс цементовоза. Шоу едва удавалось удержать равновесие на краю воронки, пока густая серая масса с кусками щебня вытекала из трубы, медленно заполняя дыру. – «Где они сейчас?»

– «Думаю, в сотне метров от нас», – Маркус пошёл обратно к нему, медленно мотая головой из стороны в сторону. – «Уже реально пора брать жопу в руки и бежать».

Дом задумался, стоит ли подойти и помочь Маркусу. Он вовсе не постеснялся бы схватить офицера старше его по званию за шкирку и вытащить оттуда в случае, если бы тот не захотел бы уйти сам. Дом услышал, как черви уже с шумом продираются через лес. Розесей начал увеличивать газ, наращивая скорость вращения лопастей, а Кастилла направила ствол бокового пулемёта в сторону деревьев, готовясь открыть подавляющий огонь по противнику. Маркус перешёл на бег.

– «Ложись!» – крикнула Кастилла. – «Всем лечь!»

Она открыла огонь из пулемёта по лесному массиву. Во все стороны полетели щепки. Первой мыслью Дома было открыть огонь, чтобы прикрыть Маркуса и Шоу. Выпрыгнув из пассажирского отсека, он присел, чтобы не попасть по лопасти вертолёта. Маркус потянулся к Шоу, чтобы схватить его, но тут вдруг край ямы обвалился. Шоу свалился вниз, проскользив на спине первые пару метров. Он пытался ухватиться за трубу, но не сумел. Дом увидел, как его шлем скрылся за краем ямы, а Маркус прыгнул вперёд, упав на живот и вытянув руку.

– «Тянитесь, капитан, я вас вытащу!» – кричал он. – «Давайте же, хватайте меня за руку!»

Дому не было видно, настолько глубоко Шоу скатился в яму. Пока он бежал к воронке, Кастилла выпустила ещё несколько коротких очередей по деревьям. Черви уже должны были находиться где-то поблизости, значит, времени у них было в обрез. Подбегая к краю ямы, Дом думал, что Шоу уже поднялся на ноги с груды обломков, и надо просто протянуть ему руку, чтобы помочь вылезти. Но едва бросив взгляд на дно воронки, Дом понял, что дела бедного инженера хуже некуда. Увязший по пояс в цементе Шоу изо всех сил пытался найти точку опоры, чтобы выбраться, но у него ничего не получалось. У Маркуса не было ни единого шанса дотянуться до него с края дыры.

И в этот момент черви настигли их. Послышался стук пуль, ударявшихся в стенки кузовов цементовозов. Дом, присев на одно колено, открыл ответный огонь, заметив серые фигуры в пятидесяти метрах от них.

– «Маркус, ты до него не дотянешься!»

– «Чёрт, нам верёвка нужна! Он сам не вылезет оттуда!»

– «Уходите сами!» – закричал Шоу. – «Бегом валите отсюда!»

– «Лебёдка!» – раздался голос Розесея по рации. – «Вы его оттуда сможете вытащить только чёртовой лебёдкой! Феникс, беги сюда, живо!»

– «Я прикрою его», – ответил Дом. – «Беги за лебёдкой».

– «Нет, уходим оба», – Маркус схватил его за плечо. – «Надо подняться в воздух. Этот проклятый трос только семьдесят метров в длину. Капитан, держитесь там! Мы скинем вам трос с вертолёта!»

Вскочив на ноги, Маркус побежал к вертолёту, подталкивая Дома перед собой. Всю дорогу их сопровождал аккомпанемент из отрывисто долбившего по врагам пулемёта. Стоило им забраться в пассажирский отсек, как вертолёт тут же взмыл в воздух и завис над воронкой. Нет ничего хуже, чем пытаться поднять кого-то тросом с земли, когда по тебе ведут огонь. Дому ничего не оставалось, кроме как поливать свинцом приближающихся к ним червей, пока Кастилла выпускала в них ленту за лентой из пулемёта. Проблема тут уже была не в том, как прикрыть человека на тросе, а в том, чтобы не дать противнику задеть вертолёт своим огнём. Схватив страховочные ремни для подъёма человека, Маркус начал спускать трос лебёдки. Ремни упали на поверхность бетона немного в стороне от Шоу, но тот всё же сумел схватить их и надеть на шею и одну руку.

– «На обе руки надо!» – закричал Маркус. – «Быстрее, капитан! Пропустите ремни под руки! Сами же знаете, как надо!»

Отвлекшись от обстрела червей, Дом пересёк отсек, чтобы помочь Маркусу. Шоу уже по грудь погрузился в раствор, струя которого, изливаясь сверху, полностью покрыла рукава его комбинезона. Несмотря на то, что инженер уже весь был покрыт цементом, ему всё же удалось продеть ремни под обе руки.

– «Так, поднимаем его», – скомандовал Маркус. Дом нажал кнопку на моторе лебёдки, от чего катушка стала наматывать трос на себя. Вроде и высота была небольшая – всего пятнадцать метров, но Шоу висел там абсолютно беспомощно, пока мимо него пролетали пули червей. Казалось, подъём будет тянуться целую вечность. Дом уже думал, что, несмотря на все старания Кастиллы по отстрелу червей из пулемёта, инженера всё равно вот-вот подстрелят. Когда Шоу оставалось два метра до люка пассажирского отсека, Маркус потянулся к нему, почти что сумев коснуться инженера. А затем случилось самое страшное: Шоу начал соскальзывать.

– «Эй!» – крикнул он.

– «Держись, Шоу, только держись!»

– «Феникс, что там происходит?» – Розесей вмешался по рации.

– «Он соскальзывает!»

– «Делай, что хочешь, но затащи его на борт, Феникс».

– «Шоу, затяни потуже под руками у себя!»

– «Твою мать, сержант, думаешь, я не знаю, что делать?! Вот же говно…»

Но тут оранжевый пластиковый ремень соскользнул, и Шоу, размахивая руками, камнем рухнул в лужу цемента под ним, даже не закричав при падении. Удар был вовсе не таким, какой бывает, когда в воду ныряешь. Шоу вошёл в раствор вертикально по самую талию, а затем резко стал тонуть, будто бы попал в воздушный карман, или заполненную водой пору.

– «Лейтенант, он упал!» – крикнул Маркус. Шоу махал оставшейся на поверхности рукой, а в это время раствор дошёл ему уже до подмышек. Маркус снова стал спускать трос, а пули уже стучали о корпус “Ворона”. Если они так и будут висеть тут, то черви собьют вертолёт, и тот рухнет прямо в дыру. – «Опустись ещё раз и зависни в пятнадцати метрах».

– «Господи боже, Феникс, лучше бы тебе вытащить его в этот раз».

– «Да знаю я».

Зрелище было просто невыносимое, но Дому только и оставалось, что смотреть. Ремни вновь шлёпнулись на сырой бетон. Шоу изо всех сил старался дотянуться до них свободной рукой, но уходил на дно гораздо быстрее. Маркус наклонился над краем пассажирского отсека, будто бы это хоть чем-то помогло капитану. Остальные инженеры, усевшиеся группкой в вертолёте, сидели молча, ведь ничем тут уже не поможешь.

– «Опускайся ниже, лейтенант!» – кричал Маркус. – «Давай, ниже!»

Шоу уже ушёл в раствор по шею, а затем и по подбородок. Дом понял, что теперь уже слишком поздно, и капитан никак не сумеет во второй раз закрепить ремни на себе. Кастилла кричала, чтобы ей дали ещё одну пулемётную ленту. Дом ждал, что черви с минуты на минуту прострелят топливный бак вертолёта. Им оставалось всего лишь несколько секунд, но Маркус вовсе и не думал бросать Шоу в яме, хотя Розесей для себя уже давно всё решил. Потянувшись к кабелю, он начал его трясти, чтобы Шоу смог дотянуться до него. Раз уж у него одна рука всё ещё торчала на поверхности, то, возможно, они сумеют его спасти.

– «Хватайся!» – закричал Маркус, но голова Шоу уже ушла под цемент. – «Ну давай же, рукой потянись! У тебя ещё есть время, шлем не даст цементу затечь в нос и рот!»

Но Шоу его уже не слышал, и Маркус уж точно это понимал, но всё равно не прекращал попыток подтолкнуть трос к инженеру. Но вдруг на поверхности раствора осталась торчать лишь правая рука Шоу. Ремни лежали где-то в десяти-пятнадцати сантиметрах от неё. А затем капитан полностью ушёл на дно.

– «Лейтенант!» – крикнул Маркус, начав поднимать трос как можно быстрее. Он не сводил глаз с того места, где исчез Шоу, ведь понимал, что если отвернётся, то уже никогда вновь его не найдёт. Двигатель вертолёта уже просто визжал от нагрузки. – «Я спущусь вниз и достану его. Повисите пока тут».

“Нет, Маркус, тебе туда нельзя”, – подумал Дом, сделав то, что слишком часто приходилось делать рядом с Маркусом. Он схватил друга за ремень и дёрнул назад. Маркус повернулся, чтобы оттолкнуть Дома, но Розесей начал набирать высоту, так что Дому удалось повалить Маркуса с ног, и тот с глухим стуком упал на накренившийся пол вертолёта. Дом ещё несколько мгновений лежал на нём, прижав к полу. Рано или поздно Маркус всё равно уймётся.

– «Дом, какого хуя ты творишь?! Мы не можем…»

– «Маркус, всё, хватит. Ты тут уже ничего не сделаешь, слышишь меня? Всё, уймись».

Однажды Маркус точно психанёт. Он всегда держал всё в себе, и Дом переживал, что в конце концов друг слетит с катушек. На секунду их взгляды пересеклись. Те, кто считал, что Маркус всегда расчётлив и спокоен, и понятия не имели, какой он на самом деле. Они никогда не видели этого полного душевных мучений взгляда, говорившего о том, как же Маркус в глубине страдает от боли и утраты. А затем этот взгляд потух, словно выключенная лампочка. Маркус поднялся на ноги, а девушка-капрал взяла его за плечо.

– «Сержант…»

– «Простите меня», – ответил Маркус, даже не думая отстраниться от её прикосновений. – «Мне так дико жаль».

Во время обратного пути на базу в вертолёте царило молчание. Маркус сидел, откинувшись на переборку, и смотрел наружу, но мысли его явно были не о проносившемся под ними пейзаже. Дом наблюдал за тем, как у друга шевелятся губы, будто бы он спорил сам с собой, а порой Маркус и вовсе отворачивался в сторону и закрывал глаза, считая, что Дом этого не замечает. Но тот всё видел и прекрасно понимал, что же сейчас творилось у друга в голове. Маркус явно пытался представить себе, каково это: утонуть в бетоне за секунду до того, как тебя спасут. Тонул бы Шоу в воде, и у них были бы шансы его спасти. А вот в густом жидком цементе… Мысли о том, насколько же это страшная смерть, невольно захватили сознание Дома, и ему потребовалось приложить немало усилий, чтобы избавиться от них. Но, тем не менее, так погибнуть – это просто пиздец.

– «Феникс», – тихо заговорил Розесей. – «Мы всё равно мимо дома твоего старика пролетать будем. Хочешь, высажу тебя там? Потом сам рапорт напишу».

– «Нет, спасибо, лейтенант, не надо».

– «Тогда давай так: я сяду там и выкину тебя к хренам из вертолёта. Я старше тебя по званию и могу себе это позволить. Понял меня, сержант? Сходи к отцу, выпей с ним чего-нибудь покрепче».

– «Так точно, сэр», – прорычал Маркус. Обычно он таким тоном людей на хуй посылал. Хотя, Розесей всё правильно понял: Маркусу надо было передохнуть, даже если он сам так и не считал. Особенно сейчас надо.

“Но с отцом он это всё обсуждать не станет. Он ни с кем о таком не говорит, даже с Аней”, – подумал Дом, пронаблюдав за тем, как Маркус протиснулся в отсек с коммуникационным оборудованием в хвостовой части вертолёта. Сам же он при этом пытался делать вид, что вовсе не следит за каждым шагом друга. Через несколько минут он услышал глухой удар, который тут же поглотил шум двигателей вертолёта. Маркус вышел из отсека и немного прошёлся по палубе, довольно убедительно делая вид, что он сейчас весь погружён в мысли о чём-то кроме только что погибшего человека. Он медленно сжимал и разжимал правый кулак. Значит, Маркус со всей дури врезал кулаком в переборку. Он делал так порой, когда чья-то смерть потрясала его до глубины души. Дом никогда его не спрашивал обо всём этом, хотя Маркус прекрасно понимал, что друг в курсе, равно как и в курсе того, что сейчас творилось у него на душе.

Маркус только что увидел, как такого же солдата, как и он, затянуло в медленно поднимающуюся лужу цемента, и теперь винил себя в том, что так и не сумел никого спасти.

ХОЛДЕЙН-ХОЛЛ, ВОСТОЧНАЯ БАРРИКАДА, ДЖАСИНТО. ОСОБНЯК СЕМЬИ ФЕНИКСОВ.

Это молчание тянулось долгих пятнадцать лет, и чем больше оно длилось, тем сложнее было его нарушить. Покинув автомобиль, Адам Феникс замер возле дверей особняка, повторяя про себя речь, в которой хотел признать свою вину перед сыном. Несмотря на войну, компания, обслуживавшая особняк, исправно выполняла свою работу. В воздухе витал запах скошенной травы и свежего креозота. Именно эти ароматы напоминали ему о беззаботных летних деньках детства, которые уже никогда не вернутся.

– «Сэр, вы как, в порядке?» – спросил водитель, опустив боковое стекло служебного автомобиля и высунувшись наружу. – «Ключи потеряли что ли?»

Адам и сам не понимал, как объяснить водителю, что боится зайти в собственный дом и повидаться с сыном, поэтому сделал вид, что осматривает поверхность дверей. Тёмно-зелёную глянцевую краску, покрывавшую эти двери, не производят уже несколько столетий, поэтому её специально замешивали эксперты по реставрации из Национального музея Эфиры. Бесчисленные слои ложились друг на друга, словно геологические пласты, придавая дереву текстуру лёгкой ряби, какая бывает у старого стекла.

“Вот во что превратилась семья Фениксов. Они канули в историю и сами стали музейным экспонатом, продолжая делать вид, что крепко стоят на ногах и не теряют своих корней в мире, который разваливается на части прямо у них на глазах”.

– «Тут не помешало бы ещё один слой краски нанести», – ответил Адам. – «Увидимся на следующей неделе, Хэндри».

– «Хороших вам выходных, сэр».

Объехав фонтан во внутреннем дворе, автомобиль направился к воротам с пробуксовкой по гравию. Адам понял, что до сих пор ищет в себе силы, чтобы открыть двери, хотя они никогда и не запирались. В особняке хранились предметы искусства стоимостью в миллионы долларов, а враг стоял почти у ворот, но Адам всё же не мог заставить себя начать переживать за всё это барахло. Кто вообще осмелится вломиться сюда? Кто станет рисковать и лезть через забор?

“Саранча не грабит дома врагов. По крайней мере, предметы искусства её точно не интересуют. Да, надо отдать должное их практичности”, – вздохнув, Адам с поникшей головой распахнул двери. Маркус уже должен был быть дома. Сын так редко появлялся дома в последнее время, что Адам мог определить его присутствие даже по запаху. Это была столь знакомая ему смесь армейского мыла и оружейной смазки. Давным-давно были времена, когда и от Адама разило этой смесью, чего он сам даже не замечал, пока Элейн не сказала ему об этом. Но жены давно уже не было в живых, сын стал ему чужим человеком, а ностальгический запах армейской жизни приносил больше страданий, нежели горькой радости.

Но единственный запах, который сейчас вдыхал Адам – это аромат кофе. Доносящийся из кухни шум эхом разносился по коридору.

– «Миссис Росс!» – позвал он, положив портфель на стоявший в прихожей бесценный лаковый стол, сделанный в Фурлине. – «Я и не думал, что вы так задержитесь».

Экономка высунула голову из проёма двери на кухню. Коридор, ведущий к ней, был настолько длинным, что Адам почувствовал себя подъезжающим к станции поездом. Топанье собственных ботинок о мозаичный пол напомнило ему стук колёс вагона о рельсы. Косой луч света, пробивавшийся через дверной проём за спиной экономки, падал как раз на участок пола, вымощенный прозрачным кварцем и мрамором.

– «Я просто не хотела, чтобы вам пришлось самому себе еду готовить, профессор», – ответила экономка, отойдя в сторону, чтобы профессор мог пройти в её владения. У Адама с миссис Росс был уговор: профессор никогда не заходит на кухню без её разрешения во время приготовления пищи, а экономка никогда не появляется в его кабинете или лаборатории в подвале. Вряд ли можно было назвать особняк людным местом, но каким-то образом пустота этих стен, казалось, сама по себе требовала от них подобных договорённостей. – «Лейтенант Штрауд звонила. Маркус сейчас ушёл во внеочередной патруль, поэтому вернётся поздно».

Лицо экономки оставалось бесстрастным. Будь на её месте кто-то куда менее тактичный, то вполне небезосновательно уже в сотый раз бы спрашивал, когда же Маркус наконец обзаведётся семьёй, а также высказал бы что-нибудь о необычайном терпении Ани Штрауд. Но миссис Росс лишь промолчала.

– «Ну, я рад, что штаб уведомляет нас обо всех его перемещениях», – ответил Адам. – «А вам самой не надо ли уже быть дома? Вашему внуку ведь тоже увольнительную дали».

– «Тут всё дело в моей профессиональной гордости, сэр…» – с этими словами экономка открыла холодильник, продемонстрировав ряды подписанных свёртков, которые были разложены с армейской точностью. Холодный воздух впился в лицо Адама, как бывает морозным утром. – «Я подготовила все ингредиенты, так что вам остаётся лишь сделать всё, как я в инструкции расписала. А ещё я мясо зажарила. Знаю, что вы не любите, когда я ваше имя использую, чтобы достать что-нибудь сверх нормы пайка, но… Маркус же не так уж и часто домой заглядывает, да?»

Маркуса отпустили из части всего лишь на пятьдесят два часа, но этот его короткий приезд уже приобрёл масштабы триумфального возвращения. Терпеливая миссис Росс, которая не привыкла осуждать кого-либо, приготовила еды как на целый банкет по случаю возвращения блудного сына. Адам осмотрел свёртки с мясом и нарезанными овощами. Ему в жизни ни разу не приходилось самому готовить, с учётом его богатства, положения в обществе и звания, но сам же профессор гордился тем, что умел это делать. Окончательно смирившись со смертью Элейн и с мыслью о том, что теперь ему придётся одному воспитывать тринадцатилетнего сына, Адам принялся готовить для Маркуса, дабы показать ему отцовскую заботу. Еда стала для него проявлением любви, но сын уже тогда стал отдаляться от него всё сильнее и сильнее. И вот теперь, спустя почти что двадцать лет, Адам вновь почувствовал желание приготовить что-нибудь для сына.

“Пора раскаяться и извиниться. Только в этот раз мне и впрямь есть, за что попросить прощения”, – подумал Адам. Миссис Росс уставилась ему прямо в глаза. Должно быть, профессор выглядел, как испуганный кролик.

– «Мне вовсе не трудно остаться», – сказала она. Нет, Адам никак не мог просить экономку о таком. Она ведь наёмный рабочий, а не слуга. А с учётом того, что война дошла почти что до границы Эфиры, вполне возможно, что миссис Росс в последний раз сегодня увидит своего внука живым. – «Только попросите, и я останусь».

– «Идите домой к семье», – тихо ответил Адам. – «Если даже и сожгу кухню, то просто отведу его на ужин в ресторан».

– «Да, это вы можете», – сказала экономка. – «Вы же сам профессор Феникс».

Спустя десять лет после начала вторжения Саранчи, оставшиеся в Эфире рестораны можно было по пальцам пересчитать. Забронировать там столик получилось бы только при наличии хороших связей, недостатка в которых Адам не испытывал, хотя именно в этот момент полагал, что совершенно не заслуживает таких привилегий.

– «Заберите мясо для внука».

– «Профессор, но…»

– «Пожалуйста. С голоду мы тут не помрём», – с этими словами Адам достал холодный тяжёлый свёрток из морозилки. Куски мяса явно были не меньше шести-семи сантиметров в толщину. – «И прихватите с собой ещё пару бутылок старого красного вина из Остри. Для такого случай самое оно».

Миссис Росс некоторое время не могла вымолвить ни слова, но затем выражение её лица вновь приняло знакомую бесстрастность.

– «Спасибо», – кивнула она в благодарность. – «Вы всегда были очень добры ко мне и моей семье, сэр».

– «А вы не бросали нас даже в самые тяжёлые времена», – ответил Адам, подумав, что ведь вполне мог бы и избежать их прихода. – «Это меньшее, что я могу для вас сделать. Я вызову для вас служебный автомобиль. Зачем вам сейчас трястись в общественном транспорте?»

Адаму хотелось, чтобы экономка уже поскорее ушла. Ему всегда нравилось быть в её компании, но сейчас был не тот случай. Профессору надо было подготовиться к самому тяжёлому разговору в его жизни, даже куда более тяжёлому, чем когда ему пришлось объяснять Маркусу, что мамы больше нет. Вызывав служебный автомобиль, он скрылся в своём кабинете.

Несмотря на то, что Адам вырос в этом особняке под названием “Холдейн-Холл”, как и предыдущие поколения семьи Фениксов, он никогда так и не смог привыкнуть к этим стенам. Даже когда Элейн была жива, дом всё равно казался безлюдным. А когда и Маркус покинул его, записавшись в армию, то особняк окончательно превратился в лабиринт пустых коридоров, по которым эхом разносились редкие звуки. Единственным местом, где Адам чувствовал хоть какое-то умиротворение, стал его кабинет. Комната была куда меньше по размерам, чем большинство других помещений в особняке, но лишь здесь профессору не докучали портреты с осуждающе уставившимися на него предками, которые постоянно напоминали Адаму, как же низко он пал. Профессор совершенно не соответствовал тому, что ждали от члена семьи Фениксов, и даже медаль Октуса и щедрые пожертвования в Благотворительный фонд Королевских полков Тиранской пехоты уже не могли загладить его вину. Предки Адама мужского пола все как один были офицерами пехоты. Они вряд ли бы спокойно восприняли его добровольный уход в отставку, и уже точно не согласились бы со всеми его решениями, принятыми в последние годы.

“Теперь я и сам уже не уверен, что понимаю, почему поступил именно так, а не иначе”, – подумал Адам, опершись на деревянные панели, которыми были обшиты все стены. Ведя пальцем по карте Сэры, занимавшей почти всю стену, он ждал шума подъезжавшего автомобиля. Где-то вдалеке глухо зашуршал гравий под колёсами едущего автомобиля, а затем раздался лёгкий стук закрываемых тяжёлых створок входной двери. Адам остался наедине с самим собой, своим чувством вины и своими исследованиями, которые не мог продолжить, даже стоя во главе Управления оборонных исследований. Выпрямившись, он взял карандаш в руки, чтобы отметить последние продвижения войск Саранчи на карте. Враг подобрался уже слишком близко.

“А ведь я в глаза им смотрел. Удастся ли мне точно так же взглянуть в глаза собственному сыну?”

Поверхность карты, выполненной на плотной бумаге, была испещрёна множеством рукописных пометок. Одни были выведены на небольших листочках, прикреплённых кнопками, в то время как другие Адам писал прямо на карте. Многим из этих записок было уже несколько десятилетий, а все вместе они представляли собой неприглядную историю карьеры в армии и войны, унесшей жизни миллиардов людей. Адам обвёл красным карандашом все города, по которому наносился удар из “Молота Зари”. В каждом из них погибли миллионы людей. Профессор хотел помнить об этом до конца своих дней.

“Именно я претворил всё это в жизнь. Это был мой замысел, мой проект, и ответственность тоже лежит на мне”.

Стоя близко к карте, Адам не видел всей её масштабности. Но иногда, покидая кабинет, профессор оборачивался, чтобы взглянуть на карту, и уходил совершенно поражённый тем, насколько же она громадная. На этой карте был изображён целый мир с кучей красных кружочков.

“Если бы я не был столь наивным идиотом, то, возможно, сумел бы остановить всё это. Надо было рассказать всю правду Дальеллу”.

Пятнадцать лет Адам жил с этими знаниями, и вот теперь они начали душить в нём всё желание жить дальше. Даже работая над “Молотом” в последние годы Маятниковых войн, профессор раз за разом прокручивал всё это у себя в голове, а теперь вот размышлял о том, какого чёрта он не рассказал председателю Дальеллу всю правду о том, что у Коалиции теперь появились проблемы похлеще “инди” и СНР.

“Но даже если бы я ему всё и рассказал… он бы просто решил, что я сбрендил. Нет, опять я придумываю себе оправдание. Дальелл мне доверял, каждому моему слову верил. Просто я решил, что разберусь со всем сам… Боже мой, я и подумать не мог, что так ошибусь”.

Карта словно бы осуждающе уставилась на Адама, и тот больше не мог смотреть на всю эту несмываемую историю своих ошибок и массовой резни. Отвернувшись от неё, профессор прошёл по обрамлённой перилами лестничной площадке м направился к ступеням. У него ещё оставалась пара часов до приезда сына.

Лаборатория в подвале всё время была заперта, но работники службы уборки дома всё равно не осмелились бы сунуться туда, особенно, если рядом находилась бы миссис Росс. Сама же она никогда не спрашивала Адама о том, чем же он там занимается. Казалось, экономка, как и все остальные, считала самим собой разумеющимся то, что вся его работа была засекречена. Так оно и было, но то, над чем профессор здесь работал, было тайной даже от председателя Прескотта. Адам с полной уверенностью мог сказать, что ни единая душа не имеет ни малейшего представления о сути его работы в этих стенах. Он включил компьютер, сел и, уставившись на монитор, задумался о том, а не привести ли сюда самого Маркуса и, усадив того за компьютер, просто всё ему показать. Сын, как обычно, начнёт задавать вопросы о том, что это такое, и почему так всё вышло, и это приведёт их к куда более важным вопросам: как и когда именно всё это произошло.