Текст книги "Gears of War #5. “Глыба”"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 44 страниц)

– «Нет», – наконец ответил Прескотт. – «Я собираюсь просто пронаблюдать за ситуацией и хочу, чтобы вы постоянно информировали меня про общий уровень боевого духа».

“Как будто я и так этим не занимаюсь при первой же возможности”, – подумал Хоффман. Он оказался в полнейшем замешательстве, да и к тому же других дел хватало помимо дальнейших размышлений о том, что же там задумал Прескотт. – “Теперь ещё и Ане придётся эти дурные вести сообщить. Просто замечательно”.

– «Хорошо, сэр», – сухо ответил полковник. – «Я сообщу вам все новые подробности позже».

Решив завершить этот диалог, пока представилась такая возможность, Хоффман принялся проталкиваться сквозь толпу по коридору к оперативному отделу. Перед ним маячили спины двух неспешно бредущих по коридору капитанов, которые так увлеклись беседой, что ничего вокруг не замечали. Кокарды на фуражке с эмблемой полка в последнее время использовали не столько для различения подразделений, сколько просто в память о старых временах. В истощённой досуха войной армии даже звания уже не имели той силы, что раньше, но Хоффман почти что машинально распознал в капитанах офицеров Гусарского полка Правителей. А затем до него донёсся обрывок их разговора.

– «… наконец-то в Двадцать шестом с подлецами стали разбираться, как подобает, а не медали на них вешать…»

В этот момент Хоффмана и накрыло. Именно эта фраза и добила его, после того, как полковник уже несколько недель спал всего по два часа, будучи не в силах нормально отдохнуть из-за всего того давящего чувства вины, что буквально не давало ему дышать. Сделав четыре резких шага, он почти что упёрся грудью в спины офицеров.

– «Так и есть, капитан, только вот мой подлец, до того, как нарушить приказ, пятнадцать лет без продыху сражался до последней капли крови, так что буду вам премного благодарен, если вы своё ебучее мнение о моих парнях при себе оставите», – прорычал Хоффман. Оба офицера резко развернулись и, поразившись такой вспышке ярости, даже отступили на несколько шагов назад. – «У вас что, дел никаких нет?»

– «Приношу свои извинения, сэр», – ответил один из офицеров, но выражение его лица вовсе не говорило об искреннем раскаянии. – «Больше не повторится».

Оба капитана быстро зашагали прочь, сопровождаемые гробовой тишиной, повисшей в шумном коридоре на несколько мгновений, которые тянулись будто бы вечность. Хоффману очень хотелось прямо тут сквозь пол провалиться, но он понимал, что чувствовал бы себя куда гаже, если бы промолчал. Хотя полковник прекрасно понимал, какую репутацию нажил себе Двадцать шестой Королевский полк Тиранской пехоты за всю свою многовековую историю существования. Люди из этого подразделения оказывали слишком большое влияние на политиков, требовали для себя слишком большую долю от выделенного на нужды армии бюджета, будучи преисполненными чрезмерной самоуверенности. А ещё Хоффман прекрасно знал и о собственной репутации слишком далеко продвинувшегося в звании солдафона, который в жизни не смог бы добиться свойственных настоящим офицерам лоска и проницательности.

“Но поставленную задачу я всегда исполнял. Пока всё это не случилось…”

Полковник вошёл в комнату оперативного штаба, свесив голову и погрузившись в размышления о том, как же заставить солдат сражаться дальше, когда он сам никак не мог забыть о произошедшем. Аня всё так же приветственно ему улыбнулась, но сама улыбка казалась вымученной. В последнее время она исхудала, черты её лица обострились, а заметные тени вокруг глаз свидетельствовали о том, что всю прошлую ночь она либо прорыдала, либо же проворочалась без сна из-за невыносимой печали.

– «Вы давно уже без перекуса, лейтенант?» – тихо спросил Хоффман.

– «Попозже поем, сэр».

– «Прослежу, чтобы так и было», – сказал полковник. Надо было рассказать её всё это за чашкой кофе, но Хоффман терпеть не мог скрывать что-либо от Ани. Просто надо было правильно всё это преподнести. – «Прескотт решили куда пристальнее следить за состоянием и обеспечением Маркуса. Кажется, тот ввязался в пару драк, но сейчас с ним всё в порядке. Он уже написал ответное письмо?»

Аня попыталась сделать вид, что может совладать со своими эмоциями, но скрыть страх в глазах у неё всё же не вышло.

– «Нет. Дом всё ещё пытается добиться свидания. Чёрт, на это столько времени уходит».

– «Что, эти проклятые тюремщики хуйнёй страдают и не разрешают?»

– «Нет, думаю, сам Маркус отказывается встречаться с ним. Дом полагает, что это вполне возможно», – внезапно свесив голову, Аня с неестественным интересом принялась изучать лежавшие на столе бумаги. – «Маркус хочет, чтобы мы забыли о нём».

Выругавшись про себя, Хоффман упрекнул себя в том, что должен был понимать, что всё этим и закончится. Все вокруг питали непоколебимую искреннюю преданность к Маркусу, но сам он вовсе не желал такого к себе отношения.

“Может, стоило самому с ним разобраться. Подождать, пока всё не уляжется, а потом уже всё это разрулить, не вынося сор из избы”.

Но теперь уже было слишком поздно, а все эти метания между угрызениями совести и поиском оправданий не вернут к жизни солдат, погибших тогда у моста Канцелярского суда.

– «Посмотрим, может, смогу помочь», – сказал Хоффман.

– «Кстати, сэр», – Аня вновь подняла глаза, сумев взять себя в руки. Проходивший в этот момент за ней Эйгл бросил на Хоффмана взгляд, в котором ясно читалось, что он полковника последней сволочью считает. – «Угадайте, кто объявился? Рядовой Салтон вернулся в город. Хотите с ним повидаться?»

– «Пад? Где он?» – спросил Хоффман. Снайпер крайне редко возвращался на базу, порой предпочитая месяцами жить за периметром Джасинто, словно бездомный кот, высматривая и выжидая. В штабе все привыкли лишь слышать его голос по рации. “Бродяги” вовсе не горели желанием докладывать о передвижениях противника, так что Паду приходилось уходить в пустоши и самому добывать эту информацию. – «Пожалуй, поскорее послушаю его отчёт».

– «Пошёл покурить к памятнику Неизвестным Войнам».

– «Хорошо, лейтенант. Держите меня в курсе дел, я буду на рации».

Хоффман покинул здание, выйдя через заднюю дверь на стоянку автотранспорта. Когда-то на этой просторной площади цвели сады с розами, но теперь их снесли для размещения техники, которую успели перегнать из Эфиры. Хотя всё же некоторые части сада оставались неприкосновенными, так что никто бы не стал копать на территории за подпорной стеной, где располагался памятник Неизвестным Воинам. За ним располагалось кладбище, где хоронили павших героев войны, служивших в армии КОГ. Имена имелись почти на всех надгробиях кроме одного. Никто и в самом деле не знал, чьи же останки там похоронены. На этой могиле, покрытой мелким гравием, была установлена чаша из простого чёрного мрамора, в которой горело вечное пламя.

Хоффман в жизни бы не разрешил ни единого камешка с этой могилы забрать, хотя никто уже и не спрашивал. В обязательном порядке он появлялся на кладбище хотя бы раз в неделю, чтобы отдать дань уважения погибшим. Стоило полковнику едва лишь свернуть налево там, где стена заканчивалась, и пройти сквозь арочный проём, как он тут же заметил рыжие волосы Пада, сиявшие, словно маяк в темноте, хотя уже и начавшие выцветать. За плечом у него висела снайперская винтовка “Лонгшот”, и пара пушек из арсенала Саранчи. Снайпер стоял, опустив головы к надгробиям, и, судя по его месторасположению, он находился рядом с могилой Карлоса Сантьяго, так что Хоффман сразу понял, что его сейчас ждёт.

Медленно подойдя к Паду, полковник встал рядом с ним. На голове снайпера стали заметны седые пряди, а сами волосы стали выцветать в песочно-оранжевый, как это часто бывает у рыжеволосых. Но вот тёмно-синие татуировки на лице Пада, свидетельствовавшие о его происхождении с Южных островов, выделялись на его бледной коже как никогда ярче. В этот раз он побрился, хотя порой, неожиданно вернувшись из какой-нибудь очередной богом забытой помойки, Пад из-за отрастающей щетины и татуировок на лице скорее напоминал пугало, из которого солома полезла. В такие моменты лишь нагрудная броня с эмблемой КОГ на пару с армейскими ботинками выдавали принадлежность Пада к армии, свидетельствуя о том, что он не какой-то там простой отшельник из числа “бродяг”.

Хоффман принялся ждать, пока снайпер повернётся к нему. Полковник привык к тому, что Пад никогда сразу не выходил из состояния глубокой задумчивости возле надгробий. Возможно, он молился. Наконец, островитянин глубоко выдохнул, расслабив плечи.

“Значит, молился всё же. Тогда и за меня помолись”, – подумал Хоффман.

– «Приветствую, сэр», – тихо сказал Пад.

– «Рад тебя видеть, Пад», – ответил полковник. Обычно он похлопывал его по плечу после этого, но времена сейчас уже были не те. Вместо этого Хоффман, наклонившись, положил на надгробие кусочек тёмно-зелёного гранита. В этот момент у него перед глазами всплыл образ двадцатилетнего Маркуса Феникса, ножом выкапывавшего в щебне небольшую ямку, куда он положил свою Звезду Эмбри, а затем закопал обратно, хотя не прошло и часа, как он получил эту награду от председателя Дальелла. – «Чёрт, а ты неслабо исхудал. Чем ты там вообще питаешься во время вылазок?»

Порывшись в подсумке, Пад достал оттуда кусочек тонкой папиросной бумаги и что-то похожее на табак, а затем принялся сворачивать самокрутку.

– «Вы же знаете нас, островитян. Мы всегда придумаем, как вдали от дома прожить. Я тут, кстати, нашёл новое курево на замену. Черви его так легко учуять не смогут».

Значит, у Пада с ними всё же были стычки. Хоффман решил, что расспросит его подробнее потом.

– «Ладно, пошли в столовую. Хоть наешься там от пуза нормальной еды. Не всё же дохлыми крысами перебиваться».

– «Позже, сэр», – ответил Пад, запалив самокрутку и втянув дым. Он оказался прав: у этой сушёной травы запах оказался едва ощутимый, как у силоса, вообще без едкого аромата. – «Надо немного попривыкнуть, что я снова среди людей нахожусь».

Кивком головы предложив Хоффману следовать за ним, снайпер направился к стоянке автотранспорта. Полковник подумал, что Пад – вероятно, теперь уже самый давний его друг, с которым они познакомились ещё в старые времена, и единственный выживший из тех, с кем Хоффман держал оборону Кузнецких Врат. Ему можно было о чём угодно спокойно рассказать, хотя и самого Пада немало что тревожило. Он так и не оправился от смерти своего наводчика по имени Баз, а затем немного с катушек съехал, когда дали залп из “Молота”. Все думали, что он после этого устроит что-нибудь в духе Бэрдри, вышибив себе мозги, но Пад лишь с усердием продолжил нести свою нелёгкую службу. В итоге он обрёл своего рода внутренний покой, уходя в одиночные вылазки на разведку с дальних дистанций в пустошах.

Островитяне по натуре своей были немногословны, но крепки духом. Это касалось как выходцев из племён вроде Тая, так и потомков колонистов, как Пад. Неважно, в какое говно их жизнь забрасывала – Хоффман сроду не видел, чтобы хоть кто-нибудь из них сдавался и руки опускал.

Пад, от губ которого тянулась струйка дыма, взмахом руки показал полковнику на “Тяжеловоз”.

– «Ну, рассказывайте, что я пропустил за время своего отсутствия в лагере, сэр», – сказал он.

– «Зови меня просто Вик», – ответил Хоффман. Уже и никого больше не осталось, кто мог бы звать его Виком, но полковнику просто необходимо было порой слышать собственное имя от других. – «Для тебя я Вик, который был таким же простым солдатом, как и ты, а не глава штаба обороны».

Едва полковник закрыл водительскую дверь и повернул ключ в замке зажигания, “Тяжеловоз” превратился в их маленькое убежище, где царили покой и здравомыслие. Пад высунул “Лонгшот” из открытого окна, и автомобиль, хрустя колёсами по ковру из мусора и осколков мостовой, направился по дороге, ведущей теперь прямо в южные районы Эфиры. Для Хоффмана в такие моменты всё было почти что, как в старые времена, когда ещё черви не разгуливали по поверхности планеты, а он сам был простым сержантом. Воспоминания о тех счастливых и беззаботных днях были бесценны, ведь тогда от него требовалось лишь выжить в бою с противником, убедиться, что все враги мертвы, а затем вернуться вместе со своим взводом на базу без потерь.

– «Полагаю, дело касается Маркуса», – наконец-то заговорил Пад.

– «Скажи уже что-нибудь, чтобы я наконец-то образумился».

– «Я месяцами ни с кем бесед не вёл. Даже сам с собой теперь уже почти не разговариваю. В итоге просто забываешь, как это делается».

– «Ну, тогда считай, что я просто помогаю тебе вспомнить утраченные навыки общения», – ответил Хоффман, выискивая глазами признаки движения среди завалов. – «Ни один офицер сроду не терзался такими переживаниями, что аж сон потерял, после того, как отправил одного-единственного солдата под трибунал».

– «Ну вот, всё на свои места встало», – опершись на пассажирскую дверь, Пад попытался упереться локтём, чтобы оглядеть местность сквозь прицел. – «Ты ж не какой-то там богатый мальчик из офицерской академии. Ты с первого дня в армии находился рядом с солдатами, а не наблюдал за ними издали через подзорную трубу. Это в тебе сержант сейчас заговорил. Ты к нему относишься, как к сыну, понимаешь?»

– «Ага».

– «К тому же, Двадцать шестой полк – это не подразделение, а семья. “Непобедимые” такой хернёй не занимаются, как в других полках», – опустив дуло “Лонгшота”, Пад слегка откинулся на спинку кресла. – «Ёб твою мать, Вик, я бы в жизни не поверил, что Маркус мог такое натворить, если бы не услышал об этом от Ани. Бедняга, должно быть, умом тронулся. Никогда бы не подумал, что с ним такое случиться может. Не приведи Господь до такого самому дожить».

– «Врачи говорят, что он вменяем».

– «Ну ещё бы. Никто не хочет признавать, что всем вокруг уже давно пиздец пришёл. Это плохо скажется на боевом духе», – Пад протянул самокрутку Хоффману. Полковник глубоко затянулся дымом впервые за много лет, ведь бросил эту вредную привычку, чтобы не расстраивать Маргарет. – «Но если он даже и свихнулся, то что с ним делать? У нас вообще остались ещё какие-нибудь психлечебницы, в которых условия хоть немного получше, чем в “Глыбе”? Нет. Да и вообще, надо ли ему там сидеть? Вероятно, тоже нет. А что, если ты отправишь его обратно на передовую, а он там ещё что похуже наворотит? Видишь ли, Вик, ты совершенно забыл обо всех этих возможных исходах, думая лишь о том, стоило ли тебе тогда отдавать его под трибунал, или же нет. И тут, как ни крути, не получится сделать так, чтобы всем хорошо было. Маркус нарушил приказ, и всё дальнейшее произошло именно из-за этого».

– «Никак не могу избавиться от мысли, что рискую зациклиться лишь на его дурном поступке, чтобы поверить в то, что мои действия оправданы».

– «Да, но возненавидеть его ты всё равно никогда не сумеешь. Чёрт, да такого хорошего человека ещё попробуй найди. Никогда никакой эгоистичной хернёй не страдал. В каком-то уголке твоего сознания всегда будут жить воспоминания об этом».

– «Как бы мне хотелось, чтобы так и было».

– «В любом случае, ты же понимаешь, что все эти рассуждения к реальной жизни отношения не имеют, да? Какие там сорок лет отсидки? Он и десяти не протянет в этих стенах».

– «Средняя продолжительность жизнь заключённых там – около двух лет. В лучшем случае, пять».

– «Я о том, что черви захватят всё плоскогорье ещё задолго до этого. Ему хватит сил выжить в “Глыбе”, так что и на волю ему придётся выйти сильно раньше окончания его срока. Не думал об этом?»

Хоффман и в самом деле о таком не задумывался. Он даже почувствовал себя уязвлённым, что столь простое и логичное суждение даже не приходило ему в голову. Такая новость может стать немалым утешением для бедной Ани.

“Не волнуйся, милая. Твой парень выдержит несколько лет с этими совершенно озверевшими дикарями. А затем, когда черви пойдут в наступление, мы отправим его в штрафбат, и всё будет в порядке. Вот тогда вы всё наверстаете и будете жить долго и счастливо”.

Будучи увлечённым беседой, Хоффман, тем не менее, подсознательно следил за дорогой. Через каждые несколько секунд по корпусу автомобиля пробегала лёгкая вибрация. Возможно, это происходило из-за хрустевшего под колёсами мусора, или даже из-за отголоска попаданий артиллерийских снарядов, давших осечку. Но после десяти лет войны с Саранчой полковник в первую очередь рассчитывал на самый худший вариант.

– «Что эти уроды тут выкапывают, Пад?»

– «Ну, без сети сейсмометров, как у коммунальщиков, остаётся лишь догадываться. Но у тварей этих там явно работы навалом. Там полно куч выкопанной земли. Значит, они прокладывают дорогу через мелкие карманы мягкой породы, потому что гранит оказался слишком твёрдым. Это их неслабо затормозило», – ответил снайпер. Автомобиль отъехал уже на пять-шесть километров от охраняемой зоны. Если бы Хоффман свернул вправо, то сумел бы разглядеть внушавшие страх очертания “Глыбы”, расположенной на вершине гранитного утёса. – «Чёрт, как вам удалось вывезти всех гражданских?»

– «Всех и не удалось. Мы столько людей потеряли, что до сих пор подсчитать точно не можем».

– «Твою мать…» – выругался Пад, и тут же внезапно хлопнул рукой по приборной панели, будто бы инструктор по вождению, приказывающий ученику экстренно остановить автомобиль. – «Ё-моё! Тормози!»

Хоффман резко надавил на тормоз. Пад в мгновение ока выскочил из “Тяжеловоза” и присел на корточки, укрывшись за дверью и нацелив “Лонгшот” куда-то влево. Схватив “Лансер” с заднего сиденья, Хоффман оббежал автомобиль, чтобы оказаться в укрытии рядом с Падом.

– «Что там такое?» – спросил он.

Пад на несколько секунд задержал дыхание, медленно показав на кучу завалов.

– «В тридцати метрах отсюда», – прошептал он. – «Почти что на самой вершине кучи».

Вдруг заметив, как нечто небольшое, словно крыса, едва шевелится прямо у земли, Хоффман понял, что это кончики ног корпсера, который пытается вылезти из дыры прямо перед ними. Будто бы паук, вылезавший из сливного отверстия, эта тварь некоторое время осторожно ощупывала местность вокруг, тыкая кончиками ног вслепую. Размеры корпсера оставались загадкой, пока из дыры не показались и другие ноги. В воздух взмыли камни и облака пыли, когда тварь принялась расчищать себе путь от завалов. На ногах корпсеров имелось по два сустава, и первые уже явно проглядывались из дыры. Хоффман предположил, что тварь оказалась куда меньше, чем он изначально предполагал: не более двух-трёх метров в высоту. Хотя обычно эти гниды вымахивали до гигантских размеров, даже больше танка “Кентавр”.

– «Тебе такая мелкая тварь в саду грядки когда-нибудь вскапывала?» – шутливо спросил Пад, прицелившись.

– «Да у меня и сада-то никогда не было», – прошептал в ответ Хоффман, наведя дуло “Лансера” на цель. – «А что?»

– «Нет, ничего», – Пад медленно опустился на правое колено, уперев локоть в левое, чтобы винтовка в руках не дрожала. – «Оставь его мне».

Попасть из снайперской винтовки на столь малой дистанции было до нелепости просто. С такого расстояния надо было просто выстрелить без промаха в корпсера, пока он не выскочил наружу и отпрыгнул в сторону. Эти твари довольно быстро передвигались, пока их не завалишь.

Из дыры высунулись остальные ноги, распрямившись во всю длину. Теперь уже все шесть ног уткнулись в землю, царапая её поверхность в попытках подтянуть тело вверх. Стал заметен и второй ряд суставов на ногах корпсера. Да, тварь была относительно небольших размеров. Хоффман приготовился высадить в цель весь магазин, даже если Паду и удастся убить тварь одним выстрелом. Корпсер, на мгновение почти что подпрыгнув, словно пловец, пытающийся набрать импульс силы, чтобы выбраться из бассейна, совершил рывок из дыры.

И тут раздался треск. Ещё перед тем, как понять, что это Пад произвёл выстрел, Хоффман успел заметить, как панцирь корпсера покрылся трещинами, а в воздух взмыла струя жидких внутренностей. Одной пулей, выпущенной из “Лонгшота”, можно было грузовик остановить. Такое оружие и должно убивать с одного выстрела наповал, ведь в него можно зарядить лишь один патрон. Копсер, которому поначалу удалось полностью вылезти из дыры, вновь провалился в неё, а на поверхности остались торчать лишь ноги, вывернутые под неестественными углами. Хоффман выпустил в тварь несколько коротких очередей, чтобы она уж точно обратно не встала, но к тому моменту Пад, уже перезарядив винтовку, всадил в корпсера ещё одну пулю. Тварь стала медленно оседать, словно рушащееся здание.

Полковник и снайпер принялись выжидать, прислушиваясь к любому шороху. Корпсеры обычно прокладывали дорогу для отрядов червей, прорывая в почве туннели для трутней. После минуты ожидания, которая, казалось, тянулась вечность, стало ясно, что подкрепления Саранчи можно не ждать.

– «Так, давай проверим наши домыслы», – сказал Пад, а затем, поднявшись на ноги, быстрым шагом направился к корпсеру. Хоффман приготовился прикрыть его своим огнём, всё ещё полагая, что Пад может нарваться на другую прорывную дыру. Снайпер попинал носком ботинка тело корпсера.

– «Готов», – сказал он. Присев на корточки, Пад попытался вытащить тело корпсера, но ухватиться было не за что. Забросив эту затею, он достал свой боевой нож, чтобы ковырнуть почву рядом с дырой. – «Чёрт, а представь себе, если такая тварь у тебя в ванной комнате вылезет».

– «Не томи, Пад».

– «Последние пару лет я составляю заметки о размерах корпсеров».

– «Ну, там, куда ты уходишь на разведку, других развлечений-то и нет».

– «По размерам корпсеров можно понять, что за тип почвы в том или ином месте», – Паду удалось перетащить тело твари примерно на полметра. От туши отвалился кусок панциря с прилипшей к нему плотью, напоминавший стальной барабан с желе внутри. – «Мелких особей черви выпускают, когда трещины в граните слишком узкие. А ещё это значит, что они могут прокладывать туннели вглубь плоскогорья гораздо дальше, чем мы предполагали. Пусть даже сами черви в такие норы не пролезут – можно и тикеров отправить тогда, как пить дать».

Хоффман зашагал обратно к автомобилю. Стрельба по корпсеру придала ему сил, будто бы он вновь мог контролировать ситуацию, хотя на самом деле ни о чём подобном уже давно не шло и речи.

– «Эх, Пад…» – сказал он. – «Твою мать, хороших новостей совсем не будет, да?»

Снайпер пинал кусок туши корпсера перед собой, словно бы разминался для игры в трэшбол. Видимо, он совсем забыл, что находился сейчас на территории червей, хотя именно тут Пад и проводил большую часть своей жизни, представляя собой странную смесь “бродяги” и солдата КОГ.

– «Кстати, пару месяцев назад я наткнулся на патрульный отряд Четвёртого полка Лёгкой пехоты Эфиры. Первый раз в жизни увидел этого парня по кличке “Паровоз Коул”. Чёрт, вот он здоровенный! А ещё у них там мелкий говнюк есть, капрал по имени Бэрд, который языком много треплет. Вот ему бы по башке надавать не помешало бы».

Вернувшись к “Тяжеловозу”, Пад свернул ещё одну самокрутку и плюхнулся на пассажирское сиденье.

– «Поехали, Вик», – сказал он. – «Вот теперь я готов с людьми общаться, да и перекусить надо бы. А тебе надо принять тот факт, что с Маркусом ты просто не мог поступить никак иначе».

НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ БАЗА КОГ, ОСТРОВ АЗУРА.

Уильям Альва и впрямь был весьма обаятельным человеком. Без тюремной робы он стал похож на добродушного лавочника, наслаждающегося выходным. Заключённый явно был поражён убранству базы на Азуре, но, тем не менее, счастлив находиться тут. Нэвил наблюдал за тем, как Альва, прогуливавшийся по каменистой тропе между двумя выступающими мысами, остановился, чтобы полюбоваться раскачивавшимися на ветру цветками дикорастущей лаванды. Со стороны это напоминало прогулку с дурно выдрессированной собакой, потенциально способной на всё, что угодно. За ней надо было приглядывать, чтобы не начала на овец нападать и людей беспокоить.

– «Зачем мы вообще нашего ручного педрилу выгуливаем?» – спросил Дюри, бредущий позади Нэвила. Его рука всё время лежала на рукоятке пистолета, спрятанного в кобуру. – «Разве вы не должны были уже заживо вскрыть в своей лаборатории?»

– «Нет, я же не врач, а физик», – ответил Нэвил. – «Физики обычно в лабораториях только всякими железяками друг об друга стукают, да цифры столбиком складывают».

– «Мне сейчас не до шуток, доктор Эстром. Если его не собираются держать под замком в больничном корпусе, то он представляет угрозу для безопасности. Да ещё и доверие граждан к нам подрывает».

На Азуре имелись заведения на любой вкус, кроме тюрьмы. Нэвил задумался, не послужила ли этому причиной совершенно наивная уверенность в том, что люди с высоким интеллектом не способны на совершение преступлений. Вероятно, когда люди из правительства КОГ отстраивали эту базу во время Маятниковых войн, им и в голову прийти не могло, что тут когда-нибудь потребуется посадить человека под замок. Зато здесь имелась школа с почти что сотней учеников, так как правительство КОГ планировало возрождать цивилизацию именно здесь. Люди из высших кругов общества, выбранные для переселения на остров, обзавелись семьями, и на Азуре уже выросло как минимум одно новое поколение жителей. А теперь по базе стали расползаться слухи, что в их цивилизованном обществе, живущем в настоящем раю, появился человек, осуждённый не только за педофилию, но ещё и за убийство.

– «Это вам с Адамом переговорить надо по этому вопросу», – сказал Нэвил. – «Он говорит, что взял у него все необходимые на данный момент образцы. У нас же есть медицинский изолятор. Нельзя его там запереть?»

– «Там не особо крепкие двери и надёжные замки. Это же не просто извращуга какой-то. Он двадцать лет в “Глыбе” отмотал и перенял немало новых дурных привычек».

И вот теперь сын Адама и сам очутился в этом месте. Нэвил, несколько раз встречавшийся с Маркусом, не особо понял, что тот за человек был. Тем не менее, доктор Эстром был немало наслышан обо всех подробностях жизни Маркуса, или, по крайней мере, о тех, про которые знал Адам. Хотя, Нэвил считал, что профессор не так уж и много сам знает. Казалось, отец с сыном почти что вообще никак не общаются. А когда им всё же выпадал случай поговорить, то ни о какой откровенности и искренности в словах не шло и речи. Нэвил догадался обо всём этом, потому что Адам порой заводил беседы на такие темы, которые должен был обсуждать не с ним, а с сыном.

“Он рассказывал мне, что начал врать Маркусу, когда тот был ещё ребёнком. Он лгал о причинах исчезновения Элейн, и даже не рассказал сыну о том, как выяснил, что жена продолжала ходить в экспедиции к Логову. Вся семья Фениксов зиждется на умалчивании и сокрытии правды”.

Остановившись на краю скалы, Альва заворожено уставился в сторону моря, вероятно, восхищаясь работой “Мальстрёма” по созданию гигантского искусственного шторма, которого вообще не должно было бы существовать в столь ясный день. Дьюри тут же замер, как вкопанный, вместе с Нэвилом, будто бы оба опасались подходить к нему и дышать одним воздухом с этим извращенцем.

– «Как продвигается ваше сотрудничество с профессором Фениксом?» – спросил Дьюри, достав из кармана свёрток из тряпичной бумаги с орехами или чем-то подобным внутри и закинув его себе в рот. – «Вам явно непросто далось ему нож в спину вонзить после стольких лет знакомства».

Нэвила задело такое замечание, но, несмотря на всю жестокость этих слов, Дьюри был прав.

– «А вы как будто и сами не знаете», – ответил Нэвил.

– «Я ж из спецназа, а не из разведки, которой у нас теперь уже и не осталось. Да и толку от них было в своё время, как от пука в лужу. Так что мне и впрямь интересно».

– «Ну, мы определённо уже не так близки, как раньше», – с кислым видом сказал Нэвил. – «Да и к тому же, я вообще не хочу тут находиться».

– «Тем не менее, вы тут надолго застряли, доктор Эстром. Ваш брат ведь служил в полку герцога Толлена, да?»

– «Так и есть».

– «Я слышал, вы и сами всё время пытались в армию пойти, за что вас весьма уважаю», – вдумчиво пережёвывая свёрток, Дьюри не сводил глаз за Альвой, но головой при этом не вращал, а лишь следовал за ним взглядом. – «Ладно, вернёмся к основному. Мне изо дня в день приходится уживаться с вами, умниками и технарями, но я не всегда даже могу понять, когда вам действительно надо что-то сделать, а когда вы просто херню пороть начинаете. Если то, что вы просите, не устраивает меня с точки зрения обеспечения безопасности, тогда мне приходится запрашивать разрешения у высшего руководства. В данном случае, вам привезли этого детолюба, чтобы вы на нём эксперименты ставили, а он тут по базе околачивается без дела. Я-то думал, что его сейчас обколют патогенами, что аж из ушей польётся, и он уже будет не в состоянии представлять для кого-либо опасность».

– «Мне кажется, вы фильмов насмотрелись».

– «Его сюда Прескотт привёз, а он-то уж точно правду от художественного вымысла отличать умеет. Ну, так и что же происходит?»

– «Вот честно, без понятия, капитан. Я же не биолог», – ответил Нэвил, понимая, что Дьюри, в общем-то, прав. – «Я знаю лишь то, что биологи проводят какие-то исследования над образцами ткани, но для ряда экспериментов им надо следить за состоянием целого организма».

– «Так, давайте я по-другому спрошу», – Дьюри сунул бумажный свёрток обратно в карман, вновь зашагав, так как Альва стал удаляться от них. – «Если вот этот стоящий перед нами целый организм изнасилует или убьёт тут ребёнка, меня это явно не порадует. Так что мне надо посадить его где-нибудь под замок, и желательно не в одной из больничных палат?»

– «Верно», – согласился Нэвил. Раз опасения капитана были вполне обоснованы, так зачем же ему спрашивать разрешения? Возможно, Дьюри волновался об отношении научного общества на острове к нему куда больше, чем на людях это демонстрировал. – «Продолжайте».

– «Он представляет собой биологическую угрозу?»

Нэвила не покидало чувство, что они и сами пока этого точно не знают.

– «Раз доктор Бэйкос не отправила его в карантинную зону, то он безопасен для остальных. Ну, если можно так выразиться».

Казалось, Дьюри некоторое время обдумывал эту мысль. Затем, нахмурившись, он расправил плечи и издал такой крик, словно командир на плацу во время построения, что Нэвил аж сам чуть по стойке “смирно” не встал.

– «Мистер Альва, время вышло! Давайте вернёмся в ваши роскошные покои, хорошо?»

Обернувшись на крик с видом человека, который привык ходить, только куда разрешат, и делать то, что скажут, Альва зашагал к ним, пугая своим спокойствием и радостным видом. Нэвил поймал себя на том, что пятится от него в сторону, причём не столько из-за вероятности подцепить что-нибудь от заключённого, если, конечно, его чем-нибудь заразили, сколько от отвращения к нему самому.