355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Якимова » Carere morte: Лишенные смерти (СИ) » Текст книги (страница 97)
Carere morte: Лишенные смерти (СИ)
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 20:13

Текст книги "Carere morte: Лишенные смерти (СИ)"


Автор книги: Ирина Якимова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 97 (всего у книги 112 страниц)

Глава 28 Лилиана

С того утра, когда Ульрик стал, пусть ненадолго, марионеткой Макты, боль была постоянной спутницей Палача. Болела не голова, не старые раны, а словно кожа стала вдруг чрезвычайно чувствительной к любым колебаниям воздуха и от малейшего ветерка наливалась болью. Движения, прикосновения стали сущим мучением, но Ульрик продолжал свою работу. А её со взятием «Тени Стража» прибавилось. Carere morte бежали прочь из Карды, и Палач, временно присоединившись к охотникам, искал их дневные убежища. На короткое время Ульрик снова стал охотником, нерассуждающим исполнителем. Через две недели горячка кончилась: кое-кто успел удрать, но большинство бессмертных были убиты. Карда была чиста от вампиров. Отряды охотников занялись очисткой северных земель, но в многодневные походы Ульрик с ними уже не пошёл. Была одна дама, требовавшая его неусыпного контроля.

Лира Диос вела себя тихо. Она была послушна и спокойна, совсем как в ночь Бала Карды, когда убеждала охотника пропустить её к Избранной, и, как тогда, было в её спокойствии что-то зловещее. Ульрик, конечно, перевёл её из подвала в чистую комнату на верхнем этаже. Назвав Лиру своей пленницей, он и не помышлял запереть её в клетке или оставить в тёмном подвале. Комната, одна из двух жилых комнат третьего этажа, была тёплой и светлой. Там была кровать, шкаф для платьев, бюро, полки с книгами. Было большое зеркало на стене, которое Ульрик специально перенёс из комнаты баронессы. И, может быть, эта комната не совсем подходила для дамы – и мебель была грубоватой и некрасивой, и шкаф маловат для пышных нарядов, но, во всяком случае, она была просторной и чистой. Раз в день Ульрик запирал все комнаты на этажах и позволял пленнице пройти в ванную комнату. Сам он на это время вставал у двери главного входа.

Лира терпела, и успокоенный Палач занялся определением Низших, оставшихся в Карде. Со смертью Владыки вампиров они притихли и сидели по своим убежищам. На ближайшие десять лет о них можно было б забыть… но Ульрик так не мог. Он не мог быть спокоен, пока в округе есть хоть один подлый carere morte! И он искал убежища Низших. Подобное, обычно, бывало доступно только опытным, старым охотникам, и даже им требовался зрительный контакт с предполагаемым Низшим, чтобы убедиться в его принадлежности к вампирам, а Палач вовсе не смотрел своим жертвам в глаза. Чутьё маниака развилось настолько, что ему просто становилось дурно в присутствии лишённых смерти. На кожу будто лили кипяток! И Ульрик, следуя за своей болью, входил в дом вампира и убивал хозяина. И – вот странно! – он ожидал, что непременно ошибётся хоть раз и убьёт смертного вместо вампира, но нет – все его жертвы были, действительно, Низшими.

С убитыми он поступал так же, как раньше: отрубал голову и уносил с собой, тело оставлял. Он ожидал, что охотники будут препятствовать ему, но те, похоже, были только рады помощи Палача.

И вновь из самой большой трубы дома Корвуса по ночам шёл дым… А Ульрик сидел в подвале, но уже не следил, как в огне съёживаются головы carere morte. Он прислонялся спиной к стене, закрывал глаза и замирал, качаясь на волнах боли. Кто покарал ею Палача? Может быть, по его вине сгоревшая в доме Калькаров Избранная?

В одну такую ночь дверь подвала скрипнула и отворилась. Ульрик обернулся, почему-то вовсе не удивлённый. Девушка в белом платье стояла на пороге.

– Я видела дым из трубы уже несколько раз за время, что я здесь, – хрипло сказала Лира.

– Это вас не касается. Как вы покинули комнату?

– Ты плохой тюремщик, – она улыбнулась одними губами, глаза были серьёзными. – Ты вообще не тюремщик… Я могла бы уйти раньше, но оставалась с тобой, терпела все эти унижения, потому что надеялась: со мной ты не вернёшься к маске Палача. А ты… Так что я ухожу, – она развернулась и начала подниматься по лестнице из подвала. Белое платье заструилось вверх по ступеням. Ульрик догнал пленницу у верхней двери, схватил под локоть:

– Никуда ты не пойдёшь!

– Если ты применишь силу, я признаю тебя своим тюремщиком и все силы приложу, чтобы освободиться, не погнушаюсь убийством. Если отпустишь – останешься для меня Ульриком, чьей гостьей я была почти месяц. Это твой выбор, – холодно, ровно. Зелёные глаза девушки были тусклы. Они были полны разочарованием… Никакого страха перед Палачом! Неготовый к такому повороту событий, Ульрик выпустил руку Лиры. Девушка толкнула дверь и вышла. Мгновение она постояла на пороге, с наслаждением вдыхая воздух тёплой летней ночи, потом медленно пошла по садовой дорожке к воротам. Звёзды блестели в небе, зелёными драгоценными камнями рассыпались в траве светлячки. Лунный свет серебром разлился по длинному платью девушки, а волосы Лиры, пламенем вспыхивающие в свете солнца, сейчас словно потухли – серый пепел. Ульрик ждал, что она обернётся, но Лира не обернулась, даже когда коснулась замка ворот.

– Отвори, – глухо попросила она. И, не поворачиваясь, ждала, пока он подойдёт. Ульрик остановился у ворот. Он вертел ключ в пальцах, не доставая из кармана. Он неожиданно разволновался, так что даже боль – проклятие Избранной, перестала терзать.

– Леди Диос, подождите. Не уходите.

Она по-прежнему не поднимала взгляда.

– Вы назвали себя моей гостьей? Я согласен. Вы – моя гостья, и отныне я сделаю всё, чтобы вам понравилось у меня в гостях.

– А Палач?

– Если вы хотите быть гостьей Ульрика, вы будете гостьей только Ульрика, – выдохнул он, и понял, что давно мечтал сказать эти слова.

С этой поры Лира стала его гостьей. Никакие двери перед ней больше не запирались, но девушка подолгу не выходила из своей комнаты. Как-то Ульрик заглянул, и увидел, что она сидит за столом и лихорадочно исписывает один лист за другим.

– Что вы пишете? – полюпопытствовал он. Гостья ответила неожиданно резко:

– Не ваше дело!

– …Мемуары?

Он зашёл в комнату, взял один заполненный лист. Текст состоял из простых по начертанию, но совершенно непонятных символов, кое-где связанных предлогами, стрелочками, вопросительными и восклицательными знаками.

– Что это? Что за значки?

Лира моргнула и теперь будто смешалась, опустила зелёные ведьминские глаза:

– Это… это особый язык. Язык алхимических символов. Его придумал Атер.

"Опять создатель Первого вампира! Почему она так интересуется этим безумцем?!"

– Мне не нужно проклятое письмо Атера в моём доме. Прекратите вести эти записи, леди Диос. Я сожгу их, – твёрдо сказал Ульрик и, забрав записи Лиры со стола, повернулся с ними к двери. Лира следила за ним одними глазами, не двигаясь.

– Если ты сожжёшь их, я… я что-нибудь сделаю с собой! – её голос возвысился, в нём зазвенели истерические нотки. – Положи записи обратно! Немедленно!

Он замер, напуганный неожиданной истерикой. Внезапный переход от светлого ангела к озлобленной фурии ошеломил его:

– Зачем они вам? Объясните!

– Не твоё дело! Положи на место!

Недавняя пленница смеет диктовать ему условия! Но Ульрик подчинился. Он положил листы на край бюро и ретировался, недовольный и гадающий: кто же у кого находится в гостях?

Он даже запер дверь дома, будто Лира всё ещё была его пленницей. Повозка охотника выехала на улицу Виндекса. Здесь Ульрик почувствовал нечто необычное этим утром. Похоже, Карду посетил сильный Высший вампир: не юнец-дикарь, не молодой, набирающийся опыта, нет – это был кто-то из старших. Кто-то из свиты Дэви. Кожу охотника обдавало жаром от близкого присутствия бессмертного.

Он дал Лире обещание не надевать маску Палача, и всё ещё был намерен его держать. С сильным Высшим вампиром расправится охотник Ульрик. Он захватил всё необходимое снаряжение и воду из Источника, и поклялся довести дело до ритуала.

Скоро он достиг убежища carere morte. Это был последний дом по Карнавальной улице, когда-то красивый и богатый но, определённо, давно оставленный. Насколько помнил Ульрик, прежде он принадлежал фамилии Митто. На подъездной аллее стоял большой грузовой экипаж – в дом после долгого периода заброшенности кто-то собирался въезжать. Переноской мебели руководила невысокая дама в закрытом, несмотря на тёплый, почти летний день, платье и шляпке с густой вуалью – carere morte! Мебель была любопытна: здесь были как обыкновенные столы, стулья, шкафы, так и непонятные полки, ящики, физические приборы, коробки – всё это может быть предназначено для учебного класса или лаборатории, но никак не для богатого особняка старой знати!

Приглядеться как следует Ульрик не успел. Боль от близости carere morte усилилась. Тысячи тупых иголок проникли под кожу и рвали её, отдирая от мяса клочьями. Он хлестнул лошадь, не подождав, когда волнаболи схлынет, и от небольшого усилия едва не потерял сознание. Хорошо, что животное было послушно. Фургон проехал немного дальше и остановился.

Ульрик забрал кинжал, меч и арбалет с тремя стрелами и прокрался к дому Митто. Переноска мебели была завершена, хозяйка распоряжалась её расстановкой в доме. Объявился и хозяин: худощавый мужчина лет тридцати, гладко выбритый, с длинными, ниже плеч светлыми волосами, забранными в хвост чёрной лентой. Он, как и дама под вуалью, избегал выходить на солнце. Ульрик не успел разглядеть его лица, но, возможно, это был Адам Митто, правая рука Дэви.

"Отличная добыча!" – он сжал рукоять меча покрепче. А боль тем временем охватила всё тело, стала второй одеждой, второй кожей… Скорее разделаться с carere morte – и домой! Лечь в ванну… – только в тёплой воде боль ненадолго отступала.

Ждать пришлось долго. Лишь в сумерках грузовой экипаж выехал за ворота. В доме остались вампиры и несколько смертных. Они перешли из холла в комнату, предназначенную для лаборатории, и о чём-то заспорили там. Ульрик, пробравшийся в холл и нашедший удобную наблюдательную позицию под лестницей на верхний этаж, занялся подслушиванием. В речи спорщиков часто повторялись странные сочетания: "искусственное проклятие", "волновое излучение Дара"… "Суть вампиризма записана в наших клетках, как в книге, если б прочитать эти письмена!" – восклицал кто-то из смертных. Ульрик подумал, что обсуждаемое здесь отчасти похоже на те странные идеи, что роятся в голове Лиры Диос… но спор окончился. Смертные распрощались с вампирами и покинули дом. Ульрик проверил арбалет – не обычный, охотничий, редкий – многозарядный, удобный для охоты таких одиночек, как он. Потом повязал платок на лицо и приготовился. Как долго он ждал этого момента!

Вампиры заливались хохотом в гостиной, и пора было оборвать этот смех. Ульрик вышел из засады и двинулся к гостиной, оставаясь в тени, держа наготове арбалет. Тяжелый стальной меч оттягивал пояс слева. В эти мгновения юноша почти не ощущал боли, хотя carere morte были близко, так близко! Охотничий азарт заместил все иные ощущения, словно он весь помещался на острие первой стрелы, заряженной в арбалет.

Мужчина сидел в кресле спиной к Ульрику. Охотнику была видна одна его рука – правая, небрежно, изящно поигрывающая полупустым бокалом с кровью. Дама, оказавшаяся миловидной блондинкой, присев на корточки, грела холодные руки у нежаркого разгорающегося пламени и щебетала без умолку. Они казались беззаботными, как дети. Палач был уверен, что carere morte не окажут ему сопротивления, но обманулся: умудрённые многолетним опытом бессмертные ждали нападения!

Они ждали нападения… Поэтому первая стрела Ульрика прошла мимо цели – шеи вампирши. Дама рванулась в сторону, и стрела вонзилась в каминную полку. Но того, что арбалет охотника окажется многозарядным, вампирша не ожидала. Она помедлила с превращением – тень только начала охватывать её тело, когда вторая стрела, выпущенная охотником, вонзилась ей точно в глотку. Вампирша захрипела и грохнулась навзничь, не преобразившись. Ульрику почудилось движение за спиной, он развернулся к противнику-мужчине, одновременно уходя с линии удара. Но в спину ему всё же вонзилось что-то тяжелое, сильно рвануло кожу. Кажется, глубоко… Охотник перебросил арбалет в левую руку, взметнул меч и следующий удар вампира принял на лезвие. Адам Митто – это был, несомненно, он, – оказывается, успел вооружиться кочергой для перемешивания углей в камине.

– Где же ваша хвалёная защита, господин Палач? – ехидно заметил он. – Вашу боль мы ощутили прежде вашего появления. Или слухи врут, вы не бывший охотник? Тогда будет ещё проще… – говоря это, он легко парировал удар за ударом и ухитрился выбить у охотника арбалет.

Вампир лгал: защита ещё сопровождала Ульрика. Она предупредила его о первом ударе вампира, она помогала отражать удары бессмертного. Впрочем, охотник полагал, противник сражается вполсилы. Что это? Спортивный интерес или желание узнать врага лучше, чтобы точно нанести единственный смертельный удар? Пока Ульрик отступал. Один раз он поскользнулся в собственной крови и едва успел отвести удар.

Боль, усиливающаяся от близости carere morte, была сильна, но не так, как он ожидал. Неожиданно помогла рана на спине – боль в разодранных мышцах отвлекала от другой боли… Плохо то, что Ульрик не умел притворяться лишённым защиты! Его щит был крепким, но совершенно негибким.

Яростно сражаясь, они отступали всё дальше от яркого цветка-камина в темноту. Вампир оказался отличным фехтовальщиком, и Ульрику приходилось нелегко. Он оставил попытки нападений и ушёл в оборону. Здесь его пока спасала защита.

Удар – отражение. Удар – уход в сторону. С кочерги осыпалась окалина при каждом соприкосновении оружия. Противники молчали. Оба ждали, что другой даст слабину. Ульрик тихонько укреплял свой щит, чтобы ударить вампира по-настоящему, и скоро ему улыбнулась удача. Митто то и дело искал глазами подругу – та отползла от камина в тень и порой глухо стонала. Когда вампир в очередной раз скосил глаза, Ульрик отбросил ненависть к Ордену и, пробормотав первую строчку посвящения охотника, ударил. И защита наконец-то сработала в полную силу: шестым чувством он отыскал брешь в защите вампира. Меч вошёл бессмертному в левый бок, краем лезвия достал сердце. Охотник рванул оружие на себя, и из страшной раны хлынула чёрная кровь. Ульрик размахнулся для нового удара, от которого голова упавшего на колени вампира должна была скатиться с плеч, но какая-то бестия накинулась на охотника со спины, визжа, вцепилась в плечи. Он схватил её за тонкие запястья, отшвырнул. Это была вампирша.

Настоящая фурия! Едва поднявшись, она бросилась снова, и защита отшвырнула её. И снова, и снова… Она видела, что силы раненого иссякают, и не отступала, хотя при третьем броске наткнулась на меч. Но Ульрик не сумел добить её. Броски вампирши, близость её холодного тела разбудили ту, странную, страшную боль. И он уже не мог сражаться. Он едва мог двигаться.

Вампирша изготовилась для нового броска. Охотник слабеющей рукой сжал меч. Страшный удар обрушился сзади на голову, и Ульрик провалился в темноту.

– …Странно. Я дал ему столько крови, а он никак не очнётся, – тихий мужской голос, слова произносил с усилием.

– Это потому, что он охотник? – женский, тонкий.

– Я обращал охотников! Но такое впервые…

Ульрик очнулся в мучительной боли. Она разливалась по телу и усиливалась с каждым ударом сердца, превратившегося в главный её узел. Кожа больше не была чувствительной, наоборот, тело онемело, охотник не чувствовал его. Боль теперь была внутри, словно в его жилы закачали яд… Яд проклятия carere morte!

Ульрик дернулся, но сильные холодные руки опять придавили его к полу. Он был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Рану на спине вампир зажимал ладонью, и онемение и боль распространялись оттуда.

– Не дёргайтесь, господин Палач, – спокойно сказал вампир. – Очнулись? Отлично, значит, всё-таки моя кровь на вас действует.

Его перевернули. Ульрик увидел двух склонившихся над ним вампиров, Адама и Хелену. Увидел без чар, как всегда: болезненными и страшными. Это воодушевило охотника.

– Принёсшего клятву Ордену невозможно обратить вампиром, – процедил он.

– А сколько раз ты нарушил эту клятву? – вампир тонко усмехнулся. – Твой дух искалечен и скоро будет побеждён плотью. Ты обратишься и станешь тем, кого ненавидишь более всего на свете. Думаю, это будет достаточной платой за все твои зверства, Палач!

Ульрик хотел было ответить, но вампир зажал ему рот окровавленной ладонью. Грязная кровь carere morte потекла в горло. Он закашлялся, но всё-таки проглотил несколько капель, и эти капли вдруг показались божественным эликсиром. Он сам припал к ладони вампира, принялся жадно пить… С каждым глотком боль отступала. Холод разливался по жилам и этот холод не пугал, он не нёс смерти. Он был – частица вечности, что давно принадлежала Ульрику, и сейчас он брал своё по праву.

Вампир испугался. Теперь он пытался вырвать руку. Наконец с помощью подруги ему это удалось.

– Ненасытный! – свистяще выдохнул Митто, с ужасом глядя на Ульрика. – Ты меня чуть не убил. Чёрт возьми, кто ты?!

– Выдадим его властям? – предложила подруга.

– Веселее указать его охотникам в качестве добычи. Но, я думаю, он сам сведёт счёты с жизнью, не так ли, господин Палач?

Ульрик попробовал говорить, но не сумел даже пошевелить языком. Неведомый холод сковал всё тело, заморозил и мысли, и чувства. Он лежал безвольный, больше марионетка, чем человек, и ждал, когда пройдёт этот холод. И уже знал, что, когда холод пройдёт, он поднимется иным существом.

"И останется пройти только несколько шагов, рассветному солнцу навстречу".

У Митто были другие планы в отношении охотника. Вампир перенёс Ульрика к его фургону, усадил на козлы, будто куклу, и прикрикнул на лошадь:

– Пошла!

Животному достаточно было вида carere morte. Фургон тронулся с места. Ульрик сумел повернуть голову и встретился взглядом с Митто.

– Если понравится быть carere morte, милости прошу к нам на ужин. Если нет – серебряного кинжала в сердце новообращённому будет достаточно. Если ж вам каким-то образом удастся выжить, учтите, – Адам отогнул воротничок и показал полоску ошейника на шее, – мы мирные бессмертные под защитой охотников. Мы помогаем Вако в её многотрудном деле…

Он засмеялся и скрылся из виду. Вновь широким полотном побежала вниз улица Виндекса. Лошадь покорно тащила повозку хорошо знакомой дорогой, Ульрика же неудержимо клонило в сон. Последнее, что мелькнуло перед его слабеющим взором, – узкая лента реки и скалящийся месяц над ней.

Он пришёл в себя близ собственного дома. Лошадь тыкалась мордой в запертые ворота. Ночь шла к исходу. Холод больше не сковывал тело. Всего один кусок льда остался глубоко внутри. Возле сердца.

Мелодичное поскрипывание ворот не тревожило его слуха, но вот, раздался новый звук, и Ульрик вскинул голову. В окне гостиной показалась тонкая женская фигурка. Дама стучала в стекло, потом принялась дёргать раму. Она кричала что-то в темноту… Ему?

Ульрик вяло махнул Лире и спрыгнул с козел. Он долго рылся в карманах, отыскивая ключи от ворот. Новообращённый начинал чувствовать голод. Кусок льда возле сердца жёг всё сильнее. Чтобы растворить его, понадобится горячее питьё. Горячее, густое, алое…

Ульрик отворил ворота, завёл лошадь в конюшню, долго распрягал её, чистил. Всё с каким-то хмурым остервенением, понимая, что это начало череды прощаний. Потом он направился к дому. Оставалось сделать немногое: уничтожить всё, что могло бы людям рассказать о Палаче. Ульрик не хотел, чтобы образ маниака, рубящего головы без разбора, связывался в сознании кардинцев с домом барона Корвуса.

Лира подскочила к двери, едва он достал ключи.

– Что с тобой? – с тревогой спрашивала она через дверь. – Что случилось? Я звала, звала… Ты что, уснул в повозке? Или тебя ранили?!

– Обратили, – выговорил он, отворив дверь, и шагнул в холл. Лира тут же обхватила его за плечи:

– Ты весь в крови! Это… это твоя кровь?!

– И моя тоже, – сообщил Ульрик, излишне громко. Хотелось надрывно, долго кричать – чтобы как-то заглушить биение сердца девушки. Закрыть глаза, чтобы не видеть пульсацию тоненькой жилки на её шее…

– Кровь! – она всплеснула руками. – Ты опять охотился!

– Не как Палач. Митто возвратился в Карду.

– Ты что, пошёл драться с Адамом один? – Лира приблизилась, она брезгливо поглядывала на пятна крови на его одежде. – Нужно было сообщить охотникам!

Он усмехнулся:

– Пожалуй, действительно, нужно было просто им сообщить…

Он уже не слышал себя. Стук живого сердца рядом был всем миром. Вселенной.

– Я не расслышала, что ты сказал. Тебя…

– Обратили, – громко, но спокойно сказал охотник и широко раскинул руки. – Где ваш кинжал, леди Диос? Вы же прячете кинжал? Ударьте меня, пока не поздно.

Лира прищурилась. Ему показалось, на лице девушки мелькнула… усталость?

– Несчастный непризнанный актёр, – она вдруг зашлась в смехе. – Так Адам тебя обратил? Ничего страшного. Новообращённого можно исцелить, а я – лучший целитель в Ордене!

Ульрик отступил от двери и прислонился к косяку. Всё тело дрожало в ритме её сердца, эта пульсация разрывала новообращенного изнутри. Так вот, каков голод вампира!

– Уходите, леди Диос, – еле выдавил он. – Погостили – и довольно. Соберите всё, что нужно, и идите. Только посоветую, быстрее. Я уже плохо себя контролирую…

Он бесстыдно обшарил её юбку и выудил из потайного карманчика серебряный кинжал. Лира не препятствовала.

– Я видел, как вы его стащили из холла… – Ульрик слабо улыбнулся. Он направил кинжал себе в грудь, но Лира бросилась на колени перед креслом, успела перехватить его руки:

– Дурак, – просто сказала она. – Не смей.

Её лицо вдруг оказалось близко-близко, губы загадочно улыбались. Потом они осторожно прикоснулись ими к его губам. Чуть зашуршало платье… Лира подалась вперёд, порывисто обняла Ульрика за плечи, скоро её пальчики дотронулись до его скул, и заскользили дальше, зарылись в волосы. А губы были всё настойчивее… И он, наконец, ответил на поцелуй, потом скользнул губами ниже, по её шее. Волна крови прокатилась по венам девушки, отделённая тонкой плёночкой кожи от жадного рта вампира, и Ульрик вскочил из кресла, оттолкнув Лиру:

– Мне не нужно жить!

Её щёки раскраснелись, грудь бурно вздымалась. Волшебная картина, но он мог думать сейчас лишь о том, как удержать свой новый голод.

– Позволь, я попробую помочь! Я умею исцелять это! Ульрик!

Он сел обратно в кресло и закрыл лицо руками.

– Per signum crucis… – монотонно читала охотница над ним. Новообращённый лежал на кровати в комнате Лиры. Смешной тюремщик – в камере бывшей пленницы. Лихорадка перемежалась с оцепенением. Жаркий жгучий яд куда-то уходил из жил, и в них оставалась лишь ледяная пустота, от которой немело всё тело.

Лира была серьёзна и одухотворена. Она читала старую молитву снова и снова, и ни разу не запнулась, не сбилась. Её голос не ослаб. Будто девушка читала её перед этим тысячи раз… а, впрочем, может, так оно и было? Ульрик исподтишка любовался ей, когда лихорадка ослабевала. Ей, незнакомой. Ей, неизвестной ему. Сейчас это была сильная и уверенная в своей силе охотница. Идеал. Алетейя – неискажённая. Тот самый светлый образ, который рисовался Ульрику, когда он читал имя Диос в архивах Ордена.

Но жар вновь распространялся по телу, охотник смыкал веки и терял этот образ. Оставалась темнота, боль и растущее чувство голода. Частица тьмы у его сердца билась в такт биению сердца смертной. И новообращённый тянулся к ней, близкой, но недосягаемой первой жертве. Ощутить её кровь, её жизнь на языке, почувствовать волны её пульса, принять их, жить ими, когда её сердце затихнет…

– Per signum crucis! [6]6
  «В знамение Креста» (лат.)


[Закрыть]
 – тут же возвышала голос целительница. Она сейчас держала его душу в ладонях, все его порывы – злые ли, добрые, были ведомы ей. Она была поистине богиней. Капли целебной воды вновь разлетались над исцеляемым, все в солнечных искорках, и ложились на кожу холодными драгоценными камнями.

Лихорадка и голод истощали тело и спадали. Тогда новообращённый становился вместилищем пустоты. И в часы оцепенения осознание постепенно снисходило на него: этот холод, распространяющийся по телу, эта частица Бездны возле сердца – не чужды ни ему, ни миру. Они должны были быть естественной составляющий их тел, все должны были пользоваться этой силой, но хитрый Создатель сокрыл её от людей…

Чтобы они не стали равны Ему…

Чтобы они не познали Вечность…

Ульрик пробормотал это вслух, и Лира схватила его за руку:

– Что ты сказал? Повтори!

Он повторил – и она прижала к его губам распятие. Это прикосновение новообращённый ощутил, как ожог.

– Этой идеей заражаются все вампиры, наверное, она и лежит в основе вампиризма. Но она подменена! Неужели не видишь? То, что может дать тебе проклятие carere morte, и Бездна, вся Бездна – совершенно не равны! Возможности carere morte – это малая часть возможностей, даруемых истинной Бездной. Кроме того, вампиры скованы серебром и солнцем, а настоящие дети Бездны не должны быть скованы вообще ничем! Знаешь, кто дал мне это знание?

– Макта?

– Макта! Он научил меня, а я научу тебя. Вместе мы поймём, как овладеть всей силой Бездны! Только не поддавайся проклятию carere morte! Это участь раба, а я научу тебя, как стать богом.

– Богиня…

Но день прогорел, новые сумерки спустились на землю, а его снова мучила лихорадка.

– Лихорадка – это хорошо, – шептала Лира в перерывах между чтением "Крестного знамения". – Она означает, что твоё тело борется с проклятием. Нужно добиваться, чтобы периоды лихорадки длились дольше, а время оцепенения, когда твоё тело пожирается проклятием, наоборот, сокращалось. Но пока я не вижу положительных изменений… Ты слышишь меня?

– Да, да!

– Ты хочешь стать вампиром?

– Леди… Я по-прежнему сжимаю кинжал, чтобы, если голод прикажет мне броситься на вас…

– Тем не менее, пока у нас ничего не получается!

– Но вы исцеляли прежде…

Она горько усмехнулась:

– За минуты. Обычно, до развития лихорадки. Я сильный целитель, все говорили. Но сейчас я не могу ухватить нить, чтобы вывести тебя. Словно и нет этой нити… Ты очень странный, Ульрик!

– Митто сказал, меня искалечили убийства смертных.

– Я знаю, знаю! – её лицо сделалось злым.

На следующий день начался кризис. Приступы лихорадки стали краткими, но чрезвычайно бурными. Тело билось в судорогах. Сознание всё чаще оставляло юношу. Это были необычные обмороки – долгие погружения в пустоту, где единственным ясным ощущением был голод вампира. И, придя в себя, Ульрик каждый раз со страхом ожидал увидеть мёртвую обескровленную девушку на полу. Но Лира сидела у его постели, всё такая же красивая, несмотря на бессонную ночь, и всё такая же холодно-спокойная. Скорым речитативом она читала одну и ту же молитву, древние слова эхом отдавались у него в голове.

– Слова… Я понял! Это и есть… нить! – выдохнул он в полдень и вновь лишился чувств, на этот раз, надолго. Когда новообращенный очнулся, стояла глубокая ночь. Лира читала всё ту же молитву, но лихорадка уже не туманила разум. И холода, расползавшегося от сердца, больше не было.

Увидев, что больной открыл глаза, Лира улыбнулась:

– Вот и всё…

– Всё?! – с ужасом переспросил юноша: ему представилась могильная плита с его именем.

– Ты исцелён.

Он ощупал грудь, не веря. Кожа была тёплой, и сердце билось сильно, мерно.

– И рана на спине затянулась: полезная часть проклятия carere morte…

– Леди Лира, вы совершили чудо!

Она без обычной усмешки приняла эту лесть:

– Действительно, чудо! Я ещё не видела, чтобы заражение протекало столь стремительно и бурно, и так же быстро проходило без следа! Как будто за твою душу боролись две равные силы: светлая и тёмная.

– Но ведь так со всеми, – он взял её за руку. – Светлое и тёмное вечно ведут борьбу в наших душах.

Лира печально покачала головой:

– Нет, не так! Люди вольны сами выбирать сторону. А ты – нет. Выбор уже сделали за тебя. Как и за меня… Нам не дано права решать, и в этом мы похожи, Ульрик.

– И какую же сторону выбрали за нас?

Лира робко улыбнулась и погладила его руку:

– Ты исцелён, я тоже. Видимо, светлую…

Мгновение Ульрик смотрел на девушку, заворожённый её красотой, потом смутился:

– Простите, леди Диос, что задерживаю. Вам нужно отдохнуть, вы провели со мной больше суток!

Непонятные искорки плескались в её зелёных, холодных глазах. И Ульрик, глядя в них, вновь начинал чувствовать боль – боль от близкого присутствия carere morte…

– Вы можете звать меня Лира, – чётко, раздельно проговорила бывшая вампирша.

"Лира" – это имя оживило ужаснейшие воспоминания, и тень их отразилась на его лице. Лира заметила это и отвернулась.

– Вижу, вам оно не нравится. Что ж, придумайте другое, – не подумав, бросила она и поднялась, устало пошла к двери.

Новое имя? Ульрик обрадовано улыбнулся. Это хорошая идея! Новому, незнакомому образу перед ним решительно не подходило холодно-беспощадное "Лира".

– …Лилиана.

Она обернулась:

– Что?

– Можно звать вас "Лилиана"?

Её чело потемнело, но девушка вежливо ответила:

– Как угодно. – Дверь хлопнула – она ушла, оставив его отдыхать.

Настало краткое, счастливое время. На правах выздоравливающего, он отдыхал в постели, а Лира ухаживала за ним, не как наёмная сиделка – как сестра или жена. Ульрик звал её Лилианой, но Лира морщилась, уже жалея, что позволила ему звать себя так, и скоро он перешёл на нейтральное «леди Диос». Прекрасное имя Лира, увы, было навек осквернено страшным деянием его носительницы. Это было имя убийцы, а светлая дева, сидевшая подле охотника, смеявшаяся его глупым шуткам, убийцей быть не могла. Алетейя, неискажённая…

На четвёртый день в дом Корвусов явились охотники и разрушили хрупкое, пока робкое счастье двоих.

Прибывших было двое: Мира Вако и Давид Гесси. Охотники кратко переговорились во дворе, и Гесси остался в экипаже. К дому пошла одна госпожа Вако – Ульрик следил за ней из окна. С момента их последней встречи она постарела: если раньше игра света и тени делала её лицо то молодым, то старым, то сейчас образ был один – дама за пятьдесят. Невысокая, но статная, непоседевшие волосы убраны в гладкую причёску. Мира уверенно поднялась по ступеням и трижды постучала в дверь.

– Кто это приехал? – спросила Лира, зашедшая в комнату.

– Мира Вако.

– Ой!

Девушка всплеснула руками, метнулась к окну, потом обратно, к двери.

– Отсюда есть тайный выход? Убежим!

Она разволновалась. И она сейчас была – Лира Диос, не Лилиана. Виновная, за которой пришли судьи… Ульрик скрипнул зубами. Знакомая боль от присутствия carere morte, пусть даже бывшей, укутывала его плотным одеялом.

– Спрячьтесь. Я поговорю с ней один.

– …Барон Корвус, известно ли вам о местонахождении Лиры Диос? – с порога начала Мира. Ульрик нахмурился, будто припоминая:

– Мы расстались у церкви Микаэля. Я не знаю, куда она пошла.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю