Текст книги "Carere morte: Лишенные смерти (СИ)"

Автор книги: Ирина Якимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 112 страниц)

– Последствие давней кровопотери. Как у всех исцелённых. Исцеление не мгновенно. Тебе сейчас нужно в госпиталь, к Эрику и Тони.

– Подожди, а ты… – Винсент опять пошатнулся. Его взгляд рыскал по комнате, отмечая и задёрнутые шторы, и начатую бутыль стабилизированной крови на столе. – Ты… carere morte?!

– Да и… навсегда.

Юноша замер в шаге от неё, поражённый. Мира сухо усмехнулась, взяла бутыль, и долго глотала её содержимое, нарочно растягивая невеликое удовольствие, радуясь, что можно не продолжать пока беседу. Всё же, поперхнувшись последним глотком, она отставила бутыль в сторону, несмело глянула на стоявшего рядом племянника…

А Винсент вдруг упал на колени перед ней, спрятал голову в холодных ладонях вампирши… Охотники, сопровождавшие его, помялись в дверях и скоро ретировались.

– Ну что ты, мальчик, – слабый голос дрожал. – Так и должно было быть.

Дрожали и руки. Как у старухи. Усталость снова сморила её. Три ночи как одна бессонная ночь! Заснуть бы теперь хоть на несколько часов, чтобы трёхдневное "сегодня" наконец сменилось на "завтра"! Проснуться в новом дне, для которого ночной мир – не более чем сон; новым днём спокойно, ясно говорить о Даре, о Старейшем, о новой цитадели и новых планах Ордена… Мира закрыла глаза.

– Подари мне картину. Ту последнюю, с Рассветом, – расслышал Винсент.

Он поднял голову. Но тётушка уже спала.

Эпилог. Палач

Юноша замер, не отводя от девушки глаз. Лира Диос – это имя звучало как музыка, не земная – райская. Высокая дама в странном готическом маскарадном костюме была серьёзна, даже немного печальна. И, когда она улыбалась, он понимал: то печаль святой… Она была прекрасна! – Руководитель миссии предыдущего Бала вампиров, леди во главе охотников, отважная и невинная!

То было начало бала. Тогда, только знакомясь с Лирой Диос, Ульрик и не подозревал, что скоро светлый образ, живший, увы, лишь в его воображении, разобьётся на тысячу осколков и те, сверкая, сгинут в темноте.

И туда же, в преисподнюю, обрушится весь его мир…

"Всё это очень мило, юноша, но я давно не охотник".

Лира Диос – предавшая священнейший из обетов, смеющаяся над священнейшей из миссий!

Даже увидев крылатого льва на её гербе, он не сумел и в мыслях назвать её: "carere morte", но, должно быть, презрение всё же отразилось на его лице. Тогда, в начале Бала она пыталась найти союзника в охотнике. Улыбаясь, она сулила помочь им в миссии уничтожения Дара. Странная Лира Диос, не признающая ни Орден, ни Владыку. Одинокая, насмешливая, резкая…

Но он сделал выбор. Другой выбор. Ведь Лита, Избранная, попросила о защите! Впрочем, он старался об этом не задумываться… Подумать только, они осмелились пойти против приказа Краса! И он, и Солен предпочли довериться гербу посланницы Ордена. Но как странно и страшно было читать осуждение: "Предатель!" в глазах Лиры Диос… в глазах посланницы Владыки вампиров!

Да, этой ночью всё перевернулось с ног на голову. Гордись, охотник, ты не поддался врагу!

Вампиру…

"Обманщица! Лгунья! Предатель!" – но это всё, что он мог сказать леди Диос, узнав об истинном её прошлом. Другие, нужные слова не приходили: "Проклятая тварь? Исчадие Тьмы?"

"Я – охотник, мой рубеж единственный, первый и последний. Я стою на пути древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это не властно надо мной, не коснётся меня", – как обессмыслились эти слова! Оказывается, можно предать их и сметь нести герб Владыки вампиров! – Так стоит ли верить им? Оказывается, цитадель, которой он клялся в верности, многие годы скрывала в своих стенах вампиршу Вако! – Так что стоит слово тех, кто поручился за него на посвящении? А слово главы Ордена?

Солен и Селеста казались уверенными и спокойными. Их вера в Орден не пошатнулась. А он теперь не знал, чему и кому верить. Он просто шёл за Литой, и света этой звезды было довольно, чтобы освещать путь.

Ульрик шёл. Пока новая пропасть не разверзлась под ногами…

Лира Диос проворно освободилась от его жалких рук и всё стояла, покачиваясь, над телом Избранной, которую убила. Щёки девушки разрумянились, волосы растрепались, грудь мерно, сильно вздымалась и опускалась. Она дышала, жила… Не воплотившаяся мечта – пробудившийся демон. Из-за стекла зелёных глаз глядело безумие. С кинжала, который она продолжала отчаянно сжимать в руке, капала кровь. Не тёмная грязь, что течёт в жилах carere morte – живая, человеческая, и серебро всё также поблёскивало из под разводов…

Чёрная ненависть, какой он не знал прежде, поднималась с самого дна души. Чёрные тени, гримасничая, плясали перед глазами. Сколько он стоял так: не двигаясь, кажется, не дыша? Видимо, недолго. Когда дверь комнаты вновь отворила графиня Ларгус, из залы донёсся всё тот же звонкий Хрустальный вальс.

– Бедная девочка! – заметила Селеста. – Несчастная действовала под чарами: это заметно по глазам.

– Кто? Лита?

– Лира, бывшая охотница Диос. Какой-то сильный carere morte направил её на убийство Избранной.

Ульрик проглотил холодный ком в горле. Губы его искривляла омерзительная змеиная усмешка, и он был бессилен её скрыть.

– Помогите мне, – мягко улыбнувшись, шепнула охотница. – У меня здесь осталось одно неоконченное дело. Мой брат Рикард.

Легко пройдя сквозь стену его взгляда, она по-матерински обняла юношу:

– Видите, сколько игр, в которых вам нет места, здесь ведётся, кроме главной бальной? Не принимайте дела Ордена так близко к сердцу, Ульрик. Живите полной жизнью…

Ульрик почти не слушал, но послушно шёл за ней. Его мир поглощал мрак.

– Ульрик, заканчивайте ритуал!

– Per signum crucis de inimicus nostris libera nos, Deus noster, – ненужные, беспомощные слова. Они обессмыслились для него, как и клятва охотника…

"Кто он? Зачем здесь?"

– In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… [3]3
  «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» (лат.)


[Закрыть] – мёртвые слова на мёртвом языке – слабые, холодные, далёкие…

Лира Диос тихо спала на полу у его ног…

Рикард Ларгус рассыпался прахом.

– Что здесь происходит?! – Вернир Реддо подошёл незаметно, неожиданно. – Что… это?! И…

– Это? – Только горстка пепла, – усмехнулась Селеста. – Ах, нет, это? – Труп молодой, красивой леди…

– Дорогой брат, – Солен отвела его в сторону. – Никакой полиции. Помнишь прошлый Бал? Родители оставили тебя тогда в счастливом неведении…

Герцогиня возвратилась через минуту. Надменное лицо казалось бесстрастным, но Селеста всё же что-то прочитала в нём, сказала, успокаивая:

– Ты убила предателя, давно приговорённого к смерти. Она молила сама. Ты – оказала милость.

– И сделала бы это ещё раз! – холодно отрезала та. – У меня встреча с герцогом Тенером. Слугам я сказала убрать её…

– Не надо. Давайте я, – тихо предложил Ульрик.

– Да? – Солен обернулась, и сейчас он заметил растерянность и усталость молодой герцогини. – Хорошо… Благодарю вас, сударь. Отнесите её в склеп. Слуга вас проводит.

Он поднял её, вынес прочь из дома. Мысли путались… Печально поглядела на охотника мраморная девушка с барельефа над входом в сад, и Ульрик отшатнулся, вскрикнув. Ему почудилась насмешливая и беззащитная улыбка, милые ямочки на щеках и маленькие острые клыки.

Хитрые Реддо выстроили своё поместье на северной границе Короны и прихватили к территории небольшой лесочек на предгорье. Ульрик отправил слугу в поместье, спросив дорогу в склеп. Сейчас ему не нужна была ничья компания. Он ненавидел весь мир.

Охотник миновал круглый прудик, и сад закончился. Он ступил в лес и скоро очутился у склепа Реддо. Дверь в гробницу была открыта. Какая-то тень со свечой двигалась там, внизу. Наверное, ещё один слуга герцогов.

– Куда положить её? – мрачно спросил Ульрик слугу о своей невесомой, но нелёгкой ноше. Невысокий человек со странными белыми глазами, казалось, растерялся. Он пожевал губами, но всё-таки сообразил:

– Что, ещё одна? Ну и ночка сегодня! Неужели, и здесь маниак объявился? Ещё на прошлом Балу люди пропадали…

Ульрик не слышал его, вновь погрузившись в мрачные мысли. Вслед за слугой он прошёл в какой-то зал, положил свою ношу на холодный мраморный пол. Лицо Лиры всё ещё было прекрасно. Кожа белее мрамора… Тёмные припухшие губы улыбались. Загадочно, завлекающее… насмешливо: "Щенок! Глупец! Ты проиграл, охотник! Ты оказался слаб!"

– Идите, господин, идите, – бормотал за его спиной человек. Свеча в его руке дрожала, воск капал на белый пол. – Идите. Я о ней позабочусь…

Но Ульрик продолжал смотреть вниз, на неё: Лицо спокойное, отрешённое как у спящей. Только брови страдальчески приподняты: должно быть, мучительный сон ей снится! Лира Диос мертва…

"Её душа свободна, это не значит: "смерть…" – Нет, довольно! Ульрик опомертью кинулся из склепа, точно за ним гнался призрак.

"Отвратительная, мелкая, чёрная, лживая душонка! Смерть стала милостью для тебя, Лира Диос!"

Очнувшись в парке, он повернул было обратно. Какая неведомая сила до сих пор тащила его к ней?! Но дверь склепа оказалась заперта.

"Да, полно, был ли он там, в склепе?"

Ульрик возвратился на бал. Здесь юношу ждало очередное потрясение: Селеста убита, Солен и Мира покинули Бал, не дождавшись его окончания! Куда-то исчезла и Габриель.

Чёрные тени тянулись из углов, окружали гостей Бала. Они корчили охотнику рожи, безумно хохотали и ледяным колокольчиком в этом гоготе и гаме вновь и вновь звенел смех той, что лежала сейчас на холодном полу склепа, не более живая, чем белая девушка на барельефе…

Охотник обхватил голову руками… Потом рассмеялся: они сбежали! Сбежали! Оставили его… Оставили Бал вампирам!

Часы бальной залы показывали шесть утра. Мир пробуждался ото сна, как и он… Но тяжек был его сон этой ночью! Священная миссия обернулась кошмаром. Эта Ночь для забавы перевернула его мир с ног на голову и, посмеявшись, отбросила его прочь, как ненужный сор с дороги – ты, щенок, тщился победить Проклятие? Избранная! Лита! – Погасла единственная звезда, освещавшая ему путь. Теперь вокруг был мрак. Он узнал рождение и смерть надежды. Он увидел изнанку ожившей легенды на дне холодных зелёных глаз.

А чёрные тени всё плясали и плясали…

Избранная, Лита… Её прозрачный образ вдруг встал перед глазами – отражение свечи. "Лишь призрак", – поторопился уверить он себя, и огонёк погас. Но последняя яркая вспышка пламени на миг отогнала тьму, и всё внезапно стало ясно: "Проклятие везде. Оно прячется в сотнях щелей, оно таится в умах людей. Есть пещеры и тайники, куда вовек не проникнуть Солнцу. Это проклятие можно истребить… только мечом!"

Бал вампиров с уходом Дара превратился в пир вампиров. Давно carere morte не выпадало такой удачной ночи! Вот пробежала совсем юная новообращённая, не старше шестнадцати лет… Другой, молодой господин, фланировал под руку со смеющейся дамой. В смехе охотнику почудился вызов. Молниеносно он ринулся в комнату, ту, где исцелили Лиру Диос, схватил со стены оружие, замеченное ещё тогда: тяжёлый холодный верный стальной клинок.

Он догнал пару в одном из тихих боковых коридоров. Резко взмахнув рукой, одним ударом отрубил вампиру голову, и она покатилась в угол, глухо, отвратительно стуча. Но этот стук успокоил Ульрика. Также медленно, холодно билось сейчас сердце охотника.

Дама отскочила, настолько испуганная, что даже не взвизгнула. Она вовсе не была carere morte, но он лишил жизни заодно и её: она сама шла с вампиром! Она смеялась, улыбалась ему! Она уже была проклята!

В последний час Бала он стал палачом carere morte. Один, он был силён, хитёр, непобедим. Его взгляд разил как серебряный кинжал, вампиры замирали в страхе, не смея ни пошевелиться, ни отвести глаз. Но всё отчаянней сверкала молния его меча: он сражался с многоголовым чудовищем, и конца этой битве не предвиделось. Он понимал, что не успеет очистить дом от зла до утра. Нежданное спасение пришло перед последним танцем.

Ульрик вновь стоял на балконе, озирая поле битвы. Многие, многие, пьяные своим весельем и своим безумием кружились внизу, празднуя грандиознейшее начало недели нежити.

Герцог Реддо с молодой дамой в красном бархатном платье остановился рядом.

– Вы ведь из шайки моей сестры? – заговорщическим шёпотом спросил он. – Моя невеста, баронесса Филиппа Асто, – дама вежливо склонила голову, – надоумила меня сделать гостям сюрприз. Смотрите!

И громким, звонким голосом он объявил с балкона:

– Бал окончен!

Свет в зале погасили. Слуги герцога действовали чётко, точно: шторы, закрывавшие окна, упали, и они тотчас же распахнули рамы. Внутрь хлынул целительный солнечный свет, и многие, многие чёрные тени, упившиеся этой ночью чужими жизнями, рассыпались прахом.

– Что?! – изумился Ульрик. – Только седьмой час… Откуда солнце?!

– Вы правы, здесь оно бывает около восьми. Филиппа посоветовала перевести часы, – сообщил герцог, с удовольствием озирая зал Бала, закончившегося мгновенной яркой вспышкой, – и Солен пришла в восторг от этой идеи.

– Вы не боитесь мести?

– Я давно осведомлён о том, что творится в Карде в ночь с тринадцатого на четырнадцатое декабря, – молодой Реддо, строгий, как и его отец, усмехнулся. – Девятнадцатый Бал вампиров следовало бы объявить "Нетрадиционным" Маскарадом нежити. Никто не соблюдает обычаев! Так что остаётся делать Хозяевам Дома? Мы с сестрой ради собственной безопасности должны были быть нейтральными в этой битве, но, после выходки Солен со вступлением в Орден, семейству Реддо всё равно придётся покинуть Карду, – он вздохнул… с печалью, но весьма довольный собой. – Так что, я "закрыл глаза" и нарушил последнюю традицию: Девятнадцатый Бал Карды закончился на рассвете!

– Мы думаем поехать в Дону, – вступила Филиппа. – Солен уверяла, что там безопасно.

– Вовсе нет, – уверенно сказал Ульрик. – Цитадель Ордена подточена изнутри. Это проклятие везде, – он обернулся к Реддо. – Вы отчаянно смелый человек, герцог…

Ульрик покинул Бал вампиров один и шёл, не торопясь. Ночной мрак растерзало солнце, но оно бессильно было изгнать мрак из его души. «Нарекаю себя Палачом, убийцей вампиров, – шептал он. – Я – истребитель древнего зла, пришедшего, чтобы пожрать мир. Зло это хитро, многолико и скрывается под многими масками. Оно изъязвляет серебро и таится от солнца во тьме. Но я изрублю его железом и сожгу огнём!»

Из дома Реддо он захватил меч.

Эпоха carere morte близится к концу. Владыка вампиров отстранился от дел и проводит время в бесплодных терзаниях по ушедшим временам и возможностям. Охотники легко приняли в качестве главы вампиршу-некромантку, и возглавляемые ей, собираются в поход на цитадель вампиров. На стороне охотников выступает Избранная – обладательница особого Дара, стирающего проклятие вампиризма. Скоро лишённые смерти останутся жить лишь в легендах… Но не рухнет ли в войнах carere morte и охотников сама Земля Страха, ведь вампиры всегда были залогом её существования?

Ex ungue leonem: по когтю льва

Пролог

Тот же пейзаж: ломаная линия гор на горизонте, словно строчка на листе бумаги, написанная нервной, быстрой рукой. Та же белоснежная улыбка Короны. Те же холодные звёзды светят из тёмной глубины реки. Ночью совсем незаметно, что Карда изменилась. Что carere morte, века правившие ей, ушли навсегда.

Здесь всё помнит бессмертных, только самих их нет. Церковь Микаэля по-прежнему охраняет Карду с востока. Столетия она была единственным стражем на пути древнего зла Пустоши, а сейчас на руинах старого города за церковью до самых сумерек играют ребятишки. Они возвращаются домой с огромными охапками странных белых цветов, расправляющих свои лепестки лишь при свете звёзд.

Бездомная ночь бродит по спящим улицам, заглядывает в окна, но скоро тихо уходит. Яркий искусственный свет фонарей и ламп слепит её, она воет в тоске, царапаясь в покореженные ворота "Тени Стража". Но двери и окна замка перед Госпожой уже никто не отворяет призывно.

Осмелевшие кардинцы собираются теперь на Карнавал каждый год. И этот Карнавал с каждым разом всё веселее… Яркое шествие! Многие одеваются на него не зверями, а вампирами. И в их развевающихся плащах, нарочно изрезанных по краям, порой видится клочковатая тень крыльев истинных carere morte.

За последние десять лет "традиционный Бал Карды" проводился восемь раз. Мода, что поделать. К последнему организаторы осмелели настолько, что провели шуточную игру, разделив гостей бала на две команды: "Вампиры" против "Охотников".

Мне досталась бумажка: "Вампир".

Неужели навсегда они ушли? Я выхожу на улицы старого города в черную безлунную ночь и в яркий безоблачный полдень. Я озираюсь, ища привычные тени в небе и на земле, тени, похожие то на огромные крылья, то на щупальца ужасного морского зверя. Они всегда и всем мерещились в Карде, но вот уже два десятилетия, как их нет. Я заглядываю в самые тёмные переулки, я до боли в шее гляжу в небо – их нет. Бесцеремонно я ищу в глазах местных жителей знакомые тени страха и тайного знания… Но нет, ничего нет. Осталась только память – память древних камней, из которых сложены здания Короны, память изменчивой реки, сокрытая в многолетнем слое чёрного ила, память земли, изголодавшейся по крови, память ветра – верного друга Крылатых.

Я забираюсь на перила моста, раскидываю руки. Знаю, что не взлечу, просто слушаю песню ветра. Может, он расскажет, что вчера носил на своей спине последнего бессмертного? Но ветер перебирает мне волосы слабыми пальцами и молчит.

Что это? Молодые люди, юноши и девушки, на площади Патенса ничуть не боясь, никого не стыдясь, громко спорят. Что они кричат? – "Вот бы вернуть carere morte"?! И начинается длинный ряд знакомых мне фамилий: Вако, Гесси, Реддо… и заключение: "Они погубили страну!"

Я мгновенно меняюсь. Лицо искажается дикой злобой. Я трясу в их сторону худым кулаком, я кричу… Что я кричу?

"Предатели! Охотники спасли вас! Хотите, чтобы Бездна вернулась, думаете, Она – спасение?! Ха-ха-ха!"

Ибо я тоскую по прошедшим временам, но вздрагиваю, если в глазах случайного прохожего вдруг вижу Её. Бездну… Ушли carere morte, но Она всегда пребудет в мире. И всегда будет выбирать кого-то из смертных голосом своим.

За моим окном над миром разливается свет нового утра, и я в который раз радуюсь и благодарю судьбу за то, что мне вновь дано видеть это чудо. Я благодарю… и закрываюсь от солнца шторой. Старая вампирская привычка. Пусть оно освещает и греет старинный город за моим окном, город, некогда звавшийся цитаделью вампиров… Мне же пока не нужно, чтобы его свет – истинный свет пролился на мою память. Я боюсь её. Я всё ещё боюсь своей вины, огромной, как подзабытый ночной мир carere morte.

Моя вина – она встаёт страшным призраком в каждом сне. Я всё ещё вижу её отражение в глазах друзей, врагов, случайных прохожих. Она всё ещё лежит огромным пауком около моего сердца, подобно исчезнувшему проклятию carere morte. Она все ещё сгибает мои плечи тяжким грузом. Я знаю, что не избавлюсь от неё до смерти. И даже после смерти…

Это странная вина – вина за то, чего не было. Вина за то, что умерли другие, за то, что судьба оставила меня жить. Такие, как я, выживают часто. Ведь моё имя наблюдатель, а не деятель. Там, за границей жизни, меня ждёт не свет и не тьма – лишь серость. Иногда мне кажется, этот серый туман уже окутывает всё вокруг, отделяя меня от нового яркого мира… Чем расцветить пустые будни?

Я закрываю глаза… и открываю их от легчайшего знакомого звука – трепетания тонких крыльев. Я распахиваю штору. Так и есть. Первая весенняя бабочка порхает за моим окном. У неё красивые зелёно-золотистые крылья. Я открываю окно, приглашая её, но светлые крылышки в последний раз мелькают – и растворяются в ослепительном солнечном свете.

Делать нечего. Окно открыто, солнце гуляет по моей хмурой комнате, его лучи гладят мою кожу, вновь безжалостно, как рентген, высвечивают в памяти картинки прежних дней. Чистый лист на столе призывно сияет белым. Я – последний свидетель ушедшей эпохи, и я начинаю последнюю историю Земли Страха – земли carere morte. Историю о том, как рухнул мир бессмертных.

Это моя исповедь. Я шепчу её себе, принимаю и отпускаю свою вину…

Спокойный год. Дэви возвратился в свой кардинский замок – в доказательство тому над «Тенью Стража» взвилось серое знамя с огненно-красным львом. Но, понимая, что в последние полстолетия вампиры загостились в Карде, Владыка вёл себя тихо. Скоро жители цитадели бессмертных успокоенно вздохнули: Бездна Владыки не голодна. Под грозным оком старейших даже присмирели немногочисленные кардинские вампиры-дикари… Блёклые северные ночи были тихими. Несс неспешно катил воды к югу. Корона белозубо улыбалась луне. Спокойный год.

Тревога приходила лишь во снах. Где-то на границе сознания всегда была мысль о последнем визите Макты. Яркая, чёткая картинка опустевшего дома Вальде то и дело мелькала между образов сновидений. Первый вампир снова бдит. Макта снова рыщет в ночи, ведомый местью! Заметались Красы, взмолились к небесам Солоры, даже Король Асседи в далёкой Доне-столице вздрагивал на своём троне. Одни Гесси с улыбкой встречали весть о неминуемой смерти всех потомков Арденса. Вот Красов настигло безумие, небеса отвернулись от Солоров и трон Доны зашатался… Макта пришёл вернуть себе то, что Арденсы обманом отняли у него. Первый лишённый смерти требовал свою жизнь!

Как искупить старую вину? До сих пор Давид знал только один ответ. Дом Вальде, последних, у кого Макта отнял жизни, стоял пустым. Это был ответ. Вернуть долг Первому значит: умереть. – Он так и сказал собеседнику. Январским вечером в гостиной строгого дома Гесси в Короне. Собеседник считал иначе.

– Есть другой способ искупить вину первого Арденса перед Мактой, – уверенно сказал он. Давид удивлённо приподнял бровь, только этим выражая сложную эмоцию, охватившую его. А это была смесь раздражения: "Что за выскочка?" и удивления: "Однако он так уверен в своих словах…"

Он изучал собеседника, прибывшего из столицы специально для странного разговора. Не таясь, Давид смотрел ему прямо в глаза: немногие выдерживали ясный взгляд Гесси, высвечивающий всю ложь и все сомнения. Но этот охотник не отвернулся, не опустил глаз, не выдавил жалкую улыбку. Он был молод, старше Давида всего на пару лет. Перед странным визитом Гесси навёл справки о нём. Сильный охотник. И хитрый: из простых, а уже глава Центра…

– Вальде погиб вовсе не так бездарно, как прежние Арденсы, Давид. Его дети…

– Остались живы. Да, – Давид поморщился. – Это были не родные ему дети, Карл.

– Мой ложный слух хорошо разошёлся по Карде, – охотник улыбнулся. – Разумеется, родные. Ещё полгода назад их кровь несла метку всех Арденсов. А теперь её нет.

– То есть, это ты позволил опорочить имя Лауры Вальде? – возмутился Гесси и осёкся: – Как… больше нет метки?

– Их отец нашёл способ удалить её. Макта не видит врагов в тех, чья кровь чиста от печати первого Арденса. Поэтому он пощадил детей Вальде.

– Что за способ?

– Я расскажу позже. Пока мне нужно твоё согласие… – охотник поднялся из кресла, подошёл к окну. Небо над Короной темнело, всё больше углубляясь.

– Скоро carere morte вылетят на охоту, – спокойно заметил он. – Старший из братьев Гесси, ты не думал о вступлении в Орден?

– Довольно и того, что младший из Гесси посвящает служению жизнь. Меня не готовили в охотники. Почему тебе не обратится к Даниелю или…

– Твой младший брат – не тот, кто мне нужен, – Карл задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику. – Мне нужнее потомок Арденса, но не трус, как Солоры и Красы, и не фанатик служения, как твой младший брат. Кто-то, признающий вину всех Арденсов и стремящийся искупить её… Ты.

Давиду стало неуютно. Он заёрзал в кресле. Откуда охотник узнал его мысли… его сны? "Меня не готовили к служению Ордену, – механически повторил он и тут же поправился. – Тем лучше! Значит, у меня свежий взгляд на происходящее… и свежие идеи".

Охотник принял его молчание за согласие, вновь заговорил. Тихо и скоро, короткими, уверенными фразами. Гесси слушал его с ужасом и восторгом. Карл говорил, что годы Ордена сочтены, и, взойдя на пост главы, он намерен перестроить древнее здание. Он видел Орден без покровительства Краса и Асседи, не запершимся в Доне, а уверенно продвигающимся на север, в Карду. Он хотел, чтобы новый Орден был хранителем, а не убийцей Дара…

– Но во всём этом мне будет нужна помощь потомка Арденса. Тебя, – закончил он. – Нужен человек, который вместе со мной развернёт Покров над всей Землёй Страха. У которого, кроме того, будет особая миссия… – глаза охотника сверкнули, и Давиду вдруг померещилось в них что-то очень знакомое. Тёмные, непроглядные как зимняя безлунная ночь. Глаза Владыки вампиров, Дэви…

– Какова твоя цель, Карл Хортор? – резко спросил он. – Не разрушив старого, не построишь новое… Но не высока ли цена? Что будет потом? Ты хочешь разрушить вампирский мир, но что придёт ему на смену? Я вижу много, много смертей. Я вижу волну крови, катящуюся по стране. Этого ты хочешь? О чём ты думаешь, предлагая такое? О власти? О деньгах? Об утолении неизвестной мне мести? О забвении от неизвестной мне боли? Я хочу знать, что за человек вместе со мною будет создавать новый Покров – над всей Землёй Страха.

Карл засмеялся, и наваждение Давида, что перед ним стоит Владыка вампиров, исчезло:

– Я едва сказал несколько крамольных на нашей проклятой земле слов, а меня уже превращают в чудовище, восседающее на горе трупов! Ведь наша земля действительно проклята, Давид, – тише добавил он. – И источник проклятия ближе, чем Владыка вампиров, ближе, чем Макта, Первый вампир. Он сейчас передо мной… Я знаю, каково это, жить с грузом вины, Гесси-Арденс. И я знаю, как ты можешь искупить её. Расплата Арденсов – не только смерть от руки Макты. Вальде и его дети доказали это. Раскаяние – искреннее раскаяние также погашает месть Первого вампира.

Плечи Давида опустились:

– Слишком тяжел этот груз! Ничего не получится, Хортор. Земля Страха станет Землёй Крови, потом – Мёртвой Землёй…

– Искупление возможно для всех. Даже для проклятых carere morte, – взгляд охотника потеплел. – Ты замечал это когда-нибудь, Гесси? Перед тобой вампир, а ты видишь человека, каким он был, каким он по-прежнему может быть… Вампиры разбивают зеркала взглядом не от злости на свой болезненный облик в нём, не из страха перед чудовищем, что смотрит на них оттуда. В зеркале им является их вина, и они, также как ты, закрываются от неё. Только мечта об исцелении всё равно живёт в них. Она во всех вампирских сказках.

– Не читал ничего более безнадёжного, чем сказки вампирской цитадели!

– Да, в них безнадёжность, если не верить в Дар, в то, что однажды он придёт на затенённую землю. Если поверишь – ты найдёшь эту мечту в каждой сказке. Исцеление…

– Искупление… – прошептал Давид.