Текст книги "Carere morte: Лишенные смерти (СИ)"

Автор книги: Ирина Якимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 112 страниц)

Винсент не отворачивался, внушая себе, что не любуется прекрасной вампиршей, а смотрит на неё глазами врача… во всяком случае, человека, смыслящего в вампирский ранах и их лечении.

– Петля тут не поможет: наконечник застрянет в грудной кости. Эрик, попробуй протолкнуть стрелу дальше, – посоветовал он.

– Это тоже чревато потерей наконечника. Нужно обеспечить другой доступ к нему. Будем делать операцию, – Эрик осторожно повернул Миру набок. Он и Дара склонились над её спиной, а Диана, держащая ладонь на щеке вампирши, испуганно вскрикнула:

– Начинается! Она холодеет!

Винсент подскочил к ним. Он недавно узнал эту историю: однажды с Мирой уже приключалась загадочная "ледяная" болезнь. Тогда Карл вылечил её вливанием живой крови, и сейчас Винсент быстро закатал рукава рубашки:

– Возьмите мою кровь!

– Сначала нужно достать стрелу.

Эрик и Дара заторопились. Они быстро вытащили почерневший наконечник через небольшой надрез на спине вампирши, потом Эрик вытянул древко стрелы.

– Прибор для переливания готов? – спросил он Диану.

– Я могу дать свою кровь, – вызвалась и только что вошедшая в комнату Солен. Но ничья кровь не понадобилась. Диана, не отнимавшая ладонь от кожи вампирши, удивлённо прошептала: – "Теплеет!" Скоро Мира открыла глаза.

– Он назвал меня graspi, – первое, что сказала она. – Дэви сказал мне: "graspi"!

– Что это значит? – недоумённо спросила Солен. Она, недоверчиво прищурившись, глядела на Миру: "В разуме ли вампирша?"

– Graspi, gravidam spiritum – беременная призраком. Так называют тех, кто лелеет напрасные надежды, – сказала Дара. – Тех, кто продолжает следовать погибшим идеям. Это пришло из Карды, вампирской цитадели: у carere morte так называют женщин, обращённых во время беременности, которые всегда будут носить своё дитя и никогда не родят.

– То есть Мира беременна? – прошептала Диана. Вампирша засмеялась:

– Что ты! Меня обратили невинной девушкой, я бесплодна.

Винсент не говорил ни слова. Эрик отошёл от постели Миры, и ему открылось зеркало на стене. В нём отражалась вампирша, и отражалась такой, какой была на самом деле, без вампирских чар. Предельно истощённое тело со вздутым то ли от голода, то ли от переполнения чужой кровью животом. Желтая кожа с жуткими синими тенями во впадинах глаз, щёк, межключичной ямке, спутанные тусклые волосы ведьмы…

"Господи! Ещё три месяца назад она такой не была!"

Когда Винсент был вампиром, он видел Миру, свою хозяйку, без чар. И тогда она была хороша – почти как обычная смертная, без тени проклятия carere morte. Но смертная жизнь три месяца назад набросила ему дурманящий покров на глаза, и он не замечал страшных изменений, происходящих в это же время с вампиршей. Охотники же были избавлены от власти чар. Все они смотрели на Миру с жалостью и отвращением.

– Дэви хочет мне внушить, что я не справлюсь с Даром, с нашей войной, – негромко, но звонко продолжила вампирша. – Смотри, graspi, твоя идея мертва: Дар скоро угаснет! Не лелей напрасной надежды: Бездну никому не победить! Но… Но я ему ещё докажу, что он не прав!

Она приподнялась на постели, запахнула распоротое выше пояса платье. Она встретилась взглядом с Винсентом и, мгновенно поняв, что он узнал, какова она без чар, застыдившись, отвернулась.

Винсент тихонько вышел из комнаты, спустился вниз и поспешил прочь из дома, туда, где нет стен и давящей тяжести потолка: в сад – и на улицу!

"Боже, что с ней стало! Из-за чего же это? Голод? – Нет, недавно было захвачено хранилище припасов Владыки… Тогда что? Непонятная болезнь carere morte?..

Она хозяйка кукол – вот ответ".

С запоздалым раскаянием Винсент подумал, что в последние недели совсем забыл о тётушке, поглощённый делами "Гроздьев". Это Агер заморочил ему голову!

Лёгок на помине, соратник показался на другой стороне улицы.

– Ну что? – спросил он, едва подойдя. – Она очнулась?

– Да, всё хорошо.

– Так что, послезавтра мы выходим?

Винсент задумался. Он хорошо помнил спор Давида и Вернира Реддо, но все доводы Гесси заслоняла картинка, увиденная в зеркале: страшная, истощившая себя хозяйка кукол. Винсент решительно кивнул:

– Да, Агер, выходим! Наши рябинки созрели, не к чему их передерживать!

– Заварим наше зелье, – поддакнул тот. – Что это? Ты в её крови испачкался?

Винсент перевёл взгляд, куда он указывал. На его одежде против сердца темнело пятно. Сок раздавленных ягод рябины…

Глава 8 Вечер и вихрь

Кукловод, единовременно активно использующий несколько десятков кукол, скоро начинает замечать странные вещи.

Пространство вокруг него расширяется. Он видит одновременно и далёкий север и жаркий юг. Он озирает город из многих точек, ему открывается полная картина жизни улицы, города, края, страны… мира.

Время удлиняется. Один час, умноженный на двадцать четыре куклы, превращается в сутки. Умноженный на двадцать четыре сотни кукол – в три месяца.

Тело исчезает. Надевая образы, один за другим, кукловод скоро теряет меж ними собственное тело. Отдаваясь ощущениям, идущим от кукол, он забывает о себе. И тело, забытое духом, начинает меняться. Сгорает вся лишняя плоть, истончается кожа, иссыхает мышечный остов, только чужой кровью всё наливается и наливается чрево. Ведь кукловод голоден за всех своих марионеток сразу…

Вечер, умноженный на сорок восемь отражений вампирши, превратился в вечность. Вечность, налитая синими весенними сумерками до краёв. Дона, видимая до самых окраин, лежала перед мысленным взором хозяйки. Мира наблюдала, как течёт жизнь по сосудам-улицам, как размеренно и чётко работают все системы огромного организма столицы – и эта сопричастность чужой жизни дарила ей иллюзию почти безграничной власти над городом. Единственное, что мешало: Дэви. Тёмные пятна его стай не давали вампирше разглядеть некоторые области Доны. Что творилось там, вне её взора?

Благодаря выходке Дэви в городе заговорили о Мире Вако. "Вестнику" удалось раскопать нелицеприятные факты из тёмного периода её биографии, в частности, убийство мужа и загадочную смерть сестры. И теперь мнения разделились: одни по-прежнему списывали таинственные смерти последних месяцев на Владыку вампиров, другие приписывали их Мире. И Король задумывался о новом договоре с Дэви.

Мира не унывала. После ранения она перебралась из дома Гесси в подвальное убежище на Закатной улице, прежде принадлежавшее шайке вампиров-дикарей. Здесь она была избавлена от любопытных и брезгливых взглядов охотников. Нынешним вечером вампирша занялась изготовлением двух новых кукол. Она теряла себя, но её мастерство как кукловода росло, и она надумала отправить двух новых марионеток шпионами к Дэви.

Она сама подготовила тела будущих кукол: женщины преклонных лет и мальчика, умершего от чахотки. Она переодела их в неброскую серую одежду и причесала. Её проклятие в это время уже было в телах кукол, Мира могла бы приказать им одеться самостоятельно, но не стала этого делать. Её руки двигались неловко, медленно, каждые пять минут она опускалась на корточки и отдыхала – такие простые действия отнимали много сил. Но только так она могла почувствовать себя собой хоть на какую-то часть.

В это же самое время три десятка её кукол наблюдали за столицей или сопровождали охотников. Остальные в разных концах города вели важные беседы с важными людьми. Хозяйка крепко держала все нити в кулаке. Всё-таки необъятен человеческий разум: ещё год назад Мира не поверила бы, что возможно вести несколько бесед – и отвечать нескольким людям совершенно разное и – одновременно. Такое может быть, – прежде полагала она, – разве что в доме скорби…

– Ты сильно изменилась, – говорил Тони Гланс одной её кукле, и та покорно кивала, соглашаясь. – Но – что поделать! – это плата за способности кукловода. Тело истощено, ты говоришь, начал расти живот?

– Немного, – кукла не смогла скрыть отвращение хозяйки. – Дара рассказывала мне про Северного Кукловода… Про Либитину. Она сказала, в первый момент, когда охотники увидели её, они сначала не поняли, что перед ними: огромная бесформенная масса, человек в ней не угадывался. Печень хозяйки тысячи кукол весила, как трое мужчин.

– Да, печень для carere morte – основное вместилище крови. Ты сейчас должна питаться за сорок carere morte, неудивительно, что изменения уже заметны.

– Они ведь необратимы, Тони? – Мира помолчала. – Впрочем, всё равно. Меня больше беспокоит другое…

Давид появился в поле зрения другой куклы, и Мира отдала больше внимания ей. Охотник улыбнулся:

– Вижу, ты готова. Идём.

Они вышли из особняка Гесси. Охотник помог кукле Миры забраться в экипаж. Скоро карета тронулась. Они ехали на встречу с министром Карита.

Закончив причёсывать кукол, Мира поднялась и заковыляла к выходу. Перед тем, как отдать ещё две части себя новым куклам, она хотела полюбоваться спустившимися сумерками… Полюбоваться своими глазами!

Мира прислонилась к косяку подвальной двери и несколько минут стояла без движения. Огромный город спал, и сон его был тревожным, чутким. То и дело вздрагивали жёлтые огни фонарей, где-то неподалёку залаяла собака – и резко замолчала. Четырёхэтажный дом над вампиршей надсадно скрипел, распираемый изнутри суетливыми жизнями.

Избранная сегодня ночевала там, наверху, отделённая тремя этажами от вампирши. Мира настояла на этом, хотя особенной необходимости в постоянном сопровождении Габриель самой хозяйкой не было: гораздо уверенней и сильней сейчас стали её куклы. Но что-то всё тянуло Миру под лучи Дара. Его сияние жгло, но также и приближало вампиршу к жизни. Вот и сейчас этот странный свет разбудил её сердце. Оно билось очень быстро, удары сливались в сплошной гул и иногда, казалось, двоились.

– Меня беспокоит другое, Тони. Сердце.

– Что с ним?

– Оно… так стучит! Не то, которое в груди – похоже, то, которое под позвоночником, на пояснице.

– Это не совсем сердце: просто расширенный сосуд. Стучит?

– И очень, очень быстро.

– Может быть, дело в Избранной? Когда carere morte находится под лучами Дара, он поднимается выше к жизни. Обретает многие характеристики новообращённого.

– Даже у новообращённого вампира сердце не стучит так быстро!

– Любопытно. Ты хочешь, чтобы я тебя осмотрел?

Мира задумалась. Этот охотник-учёный всегда говорил с Мирой спокойно, доброжелательно. Он не выказывал отвращения к её изменившейся внешности: всегда смотрел на вампиршу глазами учёного. И он легко соглашался беседовать с её куклами, в отличие от Давида или Солен, которые предпочитали видеть хозяйку марионеток. В последнее время такое отношение нравилось Мире всё больше.

– Да, пожалуй, можно. Только… ты можешь прийти ко мне сюда?

– В лаборатории было бы лучше.

– Я уже плохо хожу, Тони. Приди, пожалуйста, ты.

Мира не стала говорить действительную причину, но охотник и так её понял: другим больше не надо видеть её… такой.

"Неужели я закончу, как Либитина?!" – Она пропустила, что сказала это Тони вслух. Охотник вздохнул, взъерошил волосы, как бы помогая себе начать. Потом тихо сказал:

– Нет. Нет, Мира. Ты уйдёшь раньше. Твоё питание явно недостаточно. Даже после того, как нам перешло хранилище припасов Дэви, ты берёшь себе слишком мало крови. И проклятие пожирает тебя изнутри. Ты не разбухнешь, как Либитина, а высохнешь. А, если присоединится страх перед Бездной, сгоришь, как в ритуале. Прости, что не могу тебя обнадёжить, но…

– Ничего. Я сама подозревала что-то подобное. Как скоро?

– Эрик говорит: год-два, но я дал бы меньше, если честно. Полгода.

– О! – Мира быстро взяла себя в руки, – О, значит, мне пора задуматься о преемнике.

– Я рассчитал этот срок при условии, что ты питаешься, как сейчас. Если ты будешь брать себе больше крови, добавишь месяцы и годы жизни.

– И стану как Либитина. Разве это жизнь? По правде сказать, я просто не могу пить много крови. Меня от неё… подташнивает.

– Тебя… что?

– Тошнит, – мрачно повторила вампирша. – Наверное, я слишком много общаюсь с мёртвыми. Пить после управления куклами неживую стабилизированную кровь очень противно.

– Ага, – Тони был озадачен. – Что ж, я приду к тебе завтра. Или, может, отправить Эрика? Он врач более способный, чем я.

– Эрик? – Мира задумалась. Эрик, безусловно, был талантливее и умнее Тони, но при этом нравился ей куда меньше. Тони – человечный исследователь, а для холодно-отчуждённого Эрика вампирша – лишь вещь, объект исследования… В конце концов, она согласилась:

– Можно.

– И – Мира? – неуверенно.

– Что? Я здесь, здесь.

– Всё-таки подумай над продолжением исследований проклятия carere morte. Это такая перспективная область! У нас всё не было времени обсудить это… Исследование проклятия могло бы помочь тебе!

– Хорошо, я поговорю с Эриком, – пообещала Мира и на этом закончила разговор. Последние несколько минут её тревожило затемнение на юге столицы. Дэви готовил там что-то. Она обратилась к куклам, стерегущим Сатур. Да, так и есть: крылатые тени скользили над улицей, двигаясь в сторону "Изумрудного сада", где у Миры сегодня была назначена аудиенция у Его Величества.

– Дэви проснулся, – заметила и Габриель. Избранная спустилась из своей квартиры и стояла теперь в двух шагах от Миры, накинув шаль. – Он две минуты назад вывел большую стаю. Сейчас он гонит их куда-то за Сатур.

– В "Изумрудный сад", наверняка". Я тоже их вижу. Уже сообщила группам, уже иду следом.

Мира отвлеклась на Давида Гесси: нужно было предупредить его о погоне, а Габриель подошла ещё ближе, коснулась руки вампирши:

– Мне тоже нужна ваша минутка…Заметили?

Мира отдёрнула руку, точно обжёгшись, но испуг её был вызван прямо противоположным:

– Рука ледяная! Не жжёт совсем! Габриель, ты…

– Я ещё Избранная. Но мой Дар уходит. Мой! – Габриель грустно усмехнулась. – Мой ли? Не он выбирал меня, его привязали ко мне.

– Ты всё-таки поговорила с Винсентом?

– Да. И теперь вижу, насколько я другая. Я не удержу Дар!

– Пока держишь.

– Я чувствую, как он тянется прочь от меня, он во все стороны раскидывает лучи, ищет того, кто должен был быть Избранным вместо меня.

Мира вздохнула. Теперь она чувствовала себя виноватой.

– Ты не виновата, Габриель! Если б не ты, на Девятнадцатом Балу Карды Дар был бы вновь потерян. Ты справляешься со страшной ношей очень достойно. Наверное, я просто разочарована бессилием Дара: мы едва сдерживаем Дэви, и цель уничтожить Бездну по-прежнему далека. Но Дар был бы также бессилен в любых руках! Прости.

– С вами что-то странное творится, – Габриель, уже повеселев, хитро улыбалась. – Вы изменились!

– Это плата за способности кукловода. Мне, как и твоему Дару, недолго осталось.

Её куклы опередили кукол Дэви, встали перед стаей Владыки заслоном в воздухе, и Мира закусила губу, готовясь к ударам боли. Псы Хиама пытались добраться до экипажа Гесси по земле, но их остановили подоспевшие группы охотников. Завязалась битва. Вверху сверкали молнии мечей её кукол, на земле – метеоры стрел охотников. Хозяйка в далёком убежище хранила неподвижность. Несмотря на всю боль, Мира любила драться, как кукловод. Она руководила танцем крылатых теней в небе и дирижировала неслышимой музыкой немого оркестра, под которую они танцевали. Она была центром чёрного вихря. Её глаза горели от ярости и восторга битвы.

Дэви удвоил усилия, видя, что экипаж Гесси свернул в последний перед "Изумрудным садом" поворот. Нескольким его марионеткам удалось прорваться сквозь оборону Миры. Они кинулись к экипажу но, потеряв крылья, рухнули наземь, не долетев до кареты: их встретили выстрелами Давид и сопровождавшая его марионетка Миры. Мира позволила своим куклам издать единый радостный вопль, когда Гесси ступил на территорию "Изумрудного сада".

"Опять ты проиграл, Дэви!"

Дэви отступил. Битва окончилась, также внезапно, как началась, только запахи крови и серебра терзали ноздри. Неживое сердце вампирши пело от радости… и ненависти. Ещё одна битва – ещё один шаг в пустоту для неё!

– …Я хотела сказать: нужно проверить вашу кровь. В ней снова есть то, за что цепляются лучи Дара.

– Что?

В далёком убежище Миры Избранная улыбалась:

– Похоже, я ошиблась: вас ещё можно исцелить.

Габриель, взяв каплю крови вампирши, унеслась в свою комнату с предметным стеклом – проверить наличие нужных для исцеления Миры частиц под микроскопом. Синяя краска сумерек загустела. Скоро она потемнеет – тогда наступит ночь. И сейчас, пока в воздухе ещё оставалась толика солнечного света, вампирша протянула к нему руки. Кончиками чувствительных пальцев она касалась слабых последних лучиков. Дневное светило во всей ярости рассвета убило б её в мгновение, но это было бы мгновение восхищения. В последние месяцы, истаивая, Мира всё больше тянулась к солнцу. Однажды – уже скоро – она первый и последний раз искупается в его лучах… А, может быть, яркий дневной мир откроется ей, примет её – живую, с тёплой кровью? Она затрепетала от неосторожных слов Габриель… «Ещё можно исцелить»! Это было какое-то мистическое чувство, ожидание давно забытого чуда. Хотя, если задуматься, зачем ей жизнь? По людским меркам ей уже пятьдесят шесть лет. После исцеления будет один, может, два года молодости, а дальше – быстрое старение. Она так ничего и не успеет.

– Простите… Мира? – Габриель наверху обращалась к кукле-охраннику.

– Да, солнышко?

– Клетки, которые инициируют процесс исцеления, в вашей крови, и правда, есть. Но их очень мало. Меньше, чем у куклы. Теперь, когда ваше проклятие разрослось, их не хватит для вашего исцеления.

– Ясно, – тускло сказала вампирша.

– Не расстраивайтесь! Эти клетки снова есть, значит, процесс их создания возобновим. Нужно немного подождать, и их станет больше.

– Ясно.

Руки опустились. Вампирша больше не искала ускользающее тепло солнечных лучей. Она недавно кривила губы: я не успею ничего в смертной жизни! Но сейчас горькое разочарование, почти как в детстве, заполнило её. Немного подождать! Немного – в её ситуации значит: никогда.

Подавив волну злости, она обратилась к Давиду Гесси. Тот в сопровождении её куклы шёл на встречу к Королю. Перед залом приёма охотника встречал Карита. Это была первая встреча министра с куклой Миры. И, надо заметить, Карита повёл себя достойно. Он не позволил тени брезгливости появиться на лице.

– Вот и вы. Дорога была нелёгкой.

– Я ждала нападения, – улыбнулась Мира.

– Его Величество наблюдал сражение из окна. Я спросил: "За кого из них вы болеете, сир?" Он сказал: "Ни за кого. Но моё доверие достанется тому из них, кто победит".

Гесси улыбнулся:

– Если б мы узнали это раньше, дрались бы как львы!

– Король готов следовать за вами, Давид. Но всё ли готово для опыта с Красом?

– Да. Макта ответил мне. Он ждёт герцога и даст в честь него бал в Ратуше.

– Через неделю, – добавила Мира. Карита нахмурился:

– При всём уважении… Леди Вако, вам лучше не подавать голос в беседе с Его Величеством.

– Это я сама решу!

Вампирша оскалилась в далёком убежище. Она положила на алтарь их победы так много. Она изуродовала себя, а ей не хотят давать слова?! Чтобы немного избыть злость, чтобы на встрече с Королём её голос не дрожал от ярости, она возвратилась в убежище и снова занялась куклами. Теперь хозяйка подняла их и швырнула в ночь. Две распахнули новёхонькие крылья и закружились над домом по расходящейся спирали. В это время перед Давидом и её куклой распахивались двери зала приёма…

– Доброй ночи, Мира. – Вампирша вздрогнула и обернулась. Её новым гостем был Винсент. Она в первое мгновение не узнала его голос, очень серьёзен он был.

– Доброй ночи. Почему ты не на собрании "Гроздьев"?

– Какой тон, – он улыбнулся. Мира отметила натянутость этой улыбки. – Таким же тоном мама спрашивала меня, почему я не в лицее. Только тётушка волнуется, почему я не на революционной сходке! Ты, я вижу, готовишь двух новеньких…

– Да, – Мира направила новую двойку в центр, с глаз племянника долой.

– Значит, уже полсотни кукол? – тон обвинителя. Вампирша опустила глаза, отвернулась.

– Зачем ты пришёл? Неужели не понятно: я сбежала сюда, потому что не хочу, чтобы ты меня видел такой!

– Послушайте, тётя…

Мира шикнула. Давид сейчас рассказывал Королю детали задуманной авантюры:

– Виктор Вальде – первый из Арденсов, кто смотрел на проклятую связь с Мактой с иной стороны. Четыреста лет мы бежим от Первого, но цепь, тянущаяся от него к нам, не рвётся, лишь удлиняется. По этой цепи он находит нас, раньше или позже, и уничтожает. А Вальде решился остановиться. Обернуться. Посмотреть в лицо своему страху. Своей вине.

– Вине Арденса, – несколько неуверенно поправил его Король.

– Нашей общей вине!

– …Мира, выслушай меня, – холодно сказал Винсент. Он опустился рядом с ней на колени, повернул к себе, держа за плечи. – И… мне нужно видеть твоё лицо. Не стесняйся: зеркал тут нет, и я вижу тебя под шлейфом вампирских чар.

– Я слушаю, – эхом отозвалась та. Глаз она не поднимала.

– Мира, ты… – он осёкся. Наверное, он долго готовился к этой беседе, но сейчас все слова потерялись: – Ты – наша предводительница! Что с тобой? Что ты делаешь с собой? Зачем?!

Смешок вампирши прозвучал резко, зло:

– Над своими изменениями я не властна! А чего ты ждал? Представлял меня прекрасной девой-воительницей в сияющем доспехе? Винсент, война страшно уродует женщин. Оружие выточено не под наши руки, оно огрубляет их, пальцы навсегда закостеневают в хватке для меча. Доспех тяжел, сдавливает грудь, а спина под ним выгибается уродливым горбом. Засохшая кровь всех убитых стягивает лицо страшной маской…

– Никто – никто! – в Ордене не желал бы видеть тебя такой. Я имею в виду и живых и… уже мёртвых.

– Мёртвые – мертвы. А живые… должны быть благодарны мне за то, что живы! Я ваш щит.

– Да… твои пятьдесят кукол! – выпалил Винсент. Он наконец отыскал потерянные слова, его речь полилась ровно, уверенно, быстро. – Зачем столько?! Я всё подсчитал. Наблюдение за Доной может вести одна Избранная: её два глаза зорче твоей сотни. У нас сейчас шесть отрядов охотников, для их сопровождения хватит и по кукле на отряд. Всего шесть единиц. Пусть ещё по две охраняют тебя и Габриель, итого – десять. Ещё две – для связи с Бовенсом и Карита. Всё! Двенадцать кукол. А у тебя в четыре раза больше. Зачем?!

– Против армии Дэви…

– Нужна армия. Да! Так возьми моих людей! Скажи я слово "Гроздьям" – сотни смертных ринутся на твою защиту! Они готовы к битвам, жаждут их. Мне стоит большого труда сдерживать этих юных, а так – можно было б направить их на нужное, важное дело! Мира, ну что ты молчишь?!

Мира молчала. Далеко, Гесси говорил сейчас Королю Асседи: "Тяжело принять точку зрения Вальде. Она делает слабым, да. Но способ Вальде – единственный способ избавиться от связи с Мактой… кроме смерти".

– Мне кажется, ты делаешь это специально: уходишь во тьму всё дальше, – прошептал Винсент. – Ты желаешь себе смерти! Тянешься к ней. Я виноват. Слишком увлёкся "Гроздьями". Я не знал, как тебе было больно всё это время. Да и теперь не знаю, не представляю… Но я тебя больше не оставлю, обещаю! Путь к свету для тебя удлинился, но, что ж, всё равно надо идти. Я видел, как ты искала сейчас солнце. Оно исцелит тебя однажды! А сегодня мы начнём с того, что уничтожим лишних кукол.

– Ещё чего! Они мне все нужны!

Винсент так и отпрянул от неё:

– Ты… Подумай, что ты говоришь!

– Куклы нужны мне. Все пятьдесят, – пробормотала Мира. Она понимала, что нужно найти какой-то весомый аргумент, но мысли в голове шевелились как никогда медленно. – Я плохо соображаю, когда управляю ими всеми, поэтому не могу тебе сейчас сказать, зачем. Но они мне нужны!

– Не трудись. Я знаю, зачем они тебе: это твой щит от мира. Мира, где слишком много боли. Мира, где было слишком много потерь…

Вампирша молчала. Она отдалась ощущениям от двух новеньких кукол. Послушные её воле, те ринулись вниз из туч: страшное, как в кошмарном сне, падение.

– Я… ведь люблю тебя, тётушка. Поэтому, как бы ты ни стремилась к одиночеству, ты никогда не будешь одна.

Мира помотала головой.

– Не хочу, чтобы кто-то разделял мою боль, – еле выдавила она. – Винсент, иди своей дорогой. Моя, при любом раскладе карт судьбы, коротка для тебя. Оставь меня… с моими куклами.

– Не оставлю! – Винсент поднялся и направился к двери. Остановился на пороге.

– Ты больна. Не достучаться. Нужно сначала вылечить! – прошептал он. – Как бы ты ни считала, я соберу из "Гроздьев" несколько отрядов и отправлю на помощь охотникам. Проверим их в настоящем деле. А куклы… Я избавлю тебя от них, и лучше помогай мне в этом, Мира. Я не позволю тебе раскалываться на пятьдесят частей. Но без твоей помощи выйдет дольше.

Винсент вышел. Мира закрыла глаза, но равнодушном, отчуждённом лице заиграла странная безумная улыбка.

Две новенькие куклы окончили падение и кружили над самой улицей. Подчиняясь хозяйке, они вновь начали подъём, расширяющимися кругами. Тень тянулась за ними шлейфом, образуя воронку вихря. Ветер выл, пойманный ею, его вопль уносился к небесам, звенел в ушах хозяйки.

Давид и кукла возвратились в экипаж. Охотник был как всегда собран, серьёзен, но глаза его светились радостью и даже весельем: Король принял всё, что он предложил.

– Асседи, можно сказать, уже наш, – похвастался он Мире, когда экипаж тронулся. Он забыл своё отвращение к куклам и общался с марионеткой, будто видя перед собой её хозяйку. Мира доверчиво потянулась навстречу:

– Расскажи мне ещё раз всё, подробно. Ты ездил в Карду к Макте, так?

– Да. Когда я понял, что Крас вполне готов к следующему шагу, я поспешил сообщить всё Макте. Я лично встречался со Старейшим.

– Ты встречался с Первым вампиром? Ого…

– Не так уж он и страшен, этот Старейший.

– Но ведь ты – Арденс! Не боялся, что он тебя убьёт?

– Он хотел меня убить. Но, когда я рассказал ему свой план, передумал. Макта сказал, что оставит меня напоследок. Он позволяет мне попробовать освободить всех Арденсов от цепей.

– Макта милостив.

– Как должно истинному Владыке. Я повторяю опыт Вальде с Красом, дальше – с Асседи и остальными Арденсами. Вот увидишь, этот опыт обеспечит нам победу!

– Из писем Карла я поняла, Вальде дал своим детям выпить какое-то зелье. Мы с тобой до сих пор не говорили об этом подробно. Что за зелье?

– Зелье! – охотник усмехнулся. – Тони с Эриком скажут: лекарство. Вальде с самой юности был одержим идеей избавиться от метки Арденса в своей крови. Ведь именно эта метка вызывает ненависть и жажду убийства у Макты. Над этим снадобьем он работал сам, работал много лет. Изучал труды Атера и Ари. Ещё говорят, его консультировал Морено…

– Я его помню. Старый глава учёной группы.

– Морено был очень талантливым врачом, учёным. Он занимался расшифровкой трудов Атера-алхимика. Они с Вальде создали снадобье, и перед приходом Макты Вальде выпили его.

– Но Макта всё равно убил Вальде и его супругу!

– Снадобье не подействовало на взрослых. Мало ввести зелье в тело, нужно, чтобы оно связалось с меткой. А это возможно только при искреннем раскаянии того, кого хотят избавить от цепей Макты.

– То есть Вальде и его жена не раскаялись?

– Я думаю, Вальде слишком много сил отдал созданию странного снадобья, и все мысли герцога были заняты им. Его жена была поглощена страхом за детей. Но дети спаслись – это самое главное.

– Также на балу у Макты будет спасён младший Крас? Почему же это не предлагали старшему?

– Предлагали! Ещё Карл предлагал. Тот и слушать не захотел. Впрочем, тогда, семь лет назад, мы были в начале пути. Запаса зелья Вальде не сделал. Я долго изучал его записи, чтобы понять, как готовить снадобье. В конце концов, с привлечением учёных-химиков, это получилось. Снадобье было готово в начале декабря. Сейчас я корю себя, что решил немного подождать, не сообщать об этом главе Ордена. Тогда я, всё же, не вполне ему доверял.

– Тогда, в декабре, мы все поплатились за ничтожное промедление.

– Теперь я не буду медлить! Крас примет снадобье на Балу. За этим будут наблюдать и Макта и Асседи. Там решится судьба твоего отряда, Мира. Если Макта и Король ударят по рукам, Его Величество окажет нам всю возможную поддержку.

– Дэви обязательно постарается помешать!

– Моя забота – Крас, твоя – Владыка вампиров.

– Да.

– Ты не поняла. Тебе нужно будет появиться на балу. Самой, не через кукол. Во плоти!

Мира печально покачала головой в своём убежище – кукла повторила это движение:

– Я в ужасном состоянии. Разве что Макта объявит бал-маскарад.

– Я посоветовал бы тебе избавиться от части кукол.

Ещё один! Мира вспыхнула. Она строго сжала губы, чтобы не сказать ничего злого. В молчании они ехали несколько минут.

– Хорошо, я подумаю над этим, – уступила вампирша, не выдержав растущего напряжения тишины.

– Очень хорошо, – Гесси знакомо улыбнулся.

– Ты сейчас похож на брата.

– Да? Спасибо, – охотник отдёрнул занавесь. Он вглядывался куда-то в далёкую Западную Пенну.

– Чего ты ищешь?

– Прозрачная будет ночь! Дар сияет сегодня очень ярко, чисто, да?

– Разве ты видишь его?

– Иногда так и кажется, что вижу, – Давид засмеялся. – Извини, после такого вдохновляющего разговора с Королём, я сам не свой. Конечно, смертные не видят Дар. Но я, как Арденс, чувствую его лучи… внутри. Они словно нагревают наши метки – очень неприятное ощущение. Оно пробуждает страх – страх смерти. Поэтому все Арденсы так боятся Избранных!

– Вот как…

– И нынешняя слабость вампиров действует на нас. Чем меньше в мире тьмы, тем сильнее бурлит наша кровь. Если carere morte исчезнут, она вскипит и сожжет нас изнутри. Поэтому мы так не хотим пришествия Избранного.

– А я думала, страхи Арденсов не имеют под собой реальной основы.

– Об этом мы прежде не говорили никому… Я рассказываю тебе это на правах последнего Гесси, – охотник всё смотрел на город, весёлые искорки плясали в его глазах. Но его радость уже была не бурной – привычно-спокойной. – И расскажу ещё, теперь сказку: был один странный человек в роду Арденсов. В нашей фамилии. Он считал, что наша метка – единственное, что отделяет нас от подлинного бессмертия. Он был уверен, что Атер-алхимик выполнил своё обязательство до конца: наделил первого Арденса и всех его потомков бессмертием. Таким, которое не нуждается в чужих жизнях. Подлинным! Но стать подлинными богами нам мешает метка Макты.

Мира засмеялась:

– Я не верю в бессмертие без расплаты!

Последние лучи солнца покинули мир. Синий вечер стёрся без следа, ночь разлилась над городом. Прозрачная, чистая – кусок стекла в реке вечности. В убежище Мира отодвинула ящик стола и достала очередной конверт. Последнее письмо Карла. Последняя черта.

В эти месяцы, пока Мира перечитывала письма, ей казалось, что друг по-прежнему рядом. По-прежнему жив! Всё было совсем как год назад, когда они были разделены расстоянием и общались эпистолярно. Последнее письмо! Когда оно будет перечитано, она останется одна. Одна – со своей болью, памятью, со своей смешной и грустной любовью.