Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 67 страниц)

Глава 11

– Я просто предлагаю сделать выбор вам самим, ребята, – сказал Дэмон. – Знаю, что вы все подлежите эвакуации, что вы уже сделали больше, чем многие другие. И я не задержу ни одного из вас, кто захочет, чтобы его отправили… Только добровольцев я прошу вернуться вместе со мной на передовую. Сейчас там нужен каждый солдат, способный держать оружие, и это святая правда, ребята. Если фронт будет прорван – плацдарм высадки не удержать. И тогда больше некому будет получать здесь письма, друзья.

Никакой реакции. Молчание. Коренастый, курчавый парень с забинтованной шеей отвел глаза в сторону. Доктор Зиберт, оперировавший солдату бедро в окружении плотной кучки санитаров, метнул на Дэмона сердитый взгляд и снова взялся за дело.

…Всю ночь напролет они едва удерживали позиции, и это досталось им невероятно тяжелой ценой. Дважды они отразили атаки; затем, около двух часов ночи, на правом фланге, упиравшемся в опушку джунглей, рота японских солдат прорвалась-таки. Дэмон перебросил туда часть людей Янга. Минометы поставили плотный огневой заслон, и в конце концов им удалось сковать наступавшего противника и заткнуть брешь. Их отовсюду обстреливали снайперы, засевшие на деревьях, в пустых окопах или в грудах имущества, но не они представляли собой главную опасность. Вскоре после четырех часов ночи японцы вновь нанесли удар и захлестнули левый фланг, опиравшийся на берег реки Калахе. С рассветом Дэмон отвел свои части вниз по тропе на запасные позиции, подготовленные Диком у деревни Илиг…

– Нам нужно продержаться, – продолжал Дэмон. – Еще самую малость, ребята. Это все, о чем я прошу вас. Но только тех, кто чувствует, что способен на это.

Он медленно шел по палатке, и по его одежде то тут, то там пробегали яркие в серовато-зеленом мраке солнечные зайчики. От непрестанного грохота артиллерийской канонады его голова будто раскалывалась на части, а в глубине сознания постоянно всплывала жуткая картина быстро вырастающей над ними увенчанной гребнем водяной горы, которая вот-вот с неумолимой мощью обрушится на непрочную, полуобвалившуюся стену…

– Вы хотите сказать, что нас не отправят, генерал? После всего того, что мы перенесли?…

Это сержант Левинсон, минометчик; на его левой руке окровавленные бинты, красивое лицо сморщилось в кривой улыбке.

– Привет, Левинсон. Как чувствуешь себя?

– Не могу пожаловаться, генерал. Вернее, могу, но думается мне, что ни черта из этого не выйдет.

Дэмон заставил себя улыбнуться:

– Да, нигде нет покоя уставшему человеку. А как ты? Пойдешь со мной?

Левинсон смотрел на него несколько секунд, затем неожиданно спросил очень тихим голосом:

– А что, так уж плохо там, на передовой?

– Да, – ответил Дэмон. – Так плохо, что приходится упрашивать.

Левинсон отвел взгляд в сторону, вздохнул.

– Ну и ну! – Он поцокал языком, как огорченная хозяйка. – Столько хлопот и забот в этом доме, что никак не отвертеться. – Он поднялся на ноги. Перед куртки минометчика был забрызгай его собственной кровью. – Ладно, видно, кому-то надо стать морской свинкой номер один. – Он снова улыбнулся своей кривой улыбкой. – Дайте мне винтовку. Если какой-нибудь идиот присоединится ко мне, чтобы заряжать, я буду стрелять из нее. Дэмон ощутил, как его мгновенно охватило чувство глубокого облегчения. Он легко потрепал минометчика по плечу и сказал:

– Как только окончится эта операция, я добуду для тебя ящик пива. Торжественно обещаю тебе.

Левинсон улыбнулся.

– Ну что ж, постараюсь не забыть вашего обещания… Кто еще? – спросил он, оглядывая находящихся в палатке. – Или вы думаете, что я собираюсь идти туда один?

Наступила короткая пауза, затем неожиданно поднялся курчавый парень и, сорвав с нагрудного кармана бирку раненого, сказал:

– Ладно, пошли, давай кончать с этим делом! Все равно, черт возьми, нас не оставят здесь ни на минуту в покое.

– А чего ты ерепенишься, Беккер? – обратился к нему пехотинец по имени Сондерс, у которого обе ноги были в лубках. – Ведь ты вот уже два с половиной года как бездельничаешь здесь, на Тихом океане…

– Ха, откуда ты знаешь? – горячо возразил Беккер, другие солдаты засмеялись, а незнакомый Дэмону худой нескладный парень в очках, грудь которого была обмотана бинтами, поднялся на ноги и неуверенно произнес:

– Я попытаюсь, но не знаю…

– Молодец! – Дэмон повернулся к Зиберту: – он сможет? Доктор так же сердито и враждебно взглянул на него.

– А откуда, черт возьми, мне это известно? Я знаю одно: это может привести к сильному кровотечению…

Теперь вокруг Дэмона задвигались и другие; он называл их по фамилиям – тех, кого знал. Зиберт по-прежнему зло смотрел на него. Но Дэмон должен был сделать это, должен. Другого выхода не было.

На земляном полу сидел телефонист по фамилии Тэмплер; видимых признаков ранения у него не было.

– А ты как, Тэмплер? – спросил Дэмон. – Пойдешь с нами? Тэмплер посмотрел на него со страхом, его большое тело, казалось, уменьшилось в размерах, руки тряслись той ритмичной дрожью, которая была так хорошо знакома Дэмону.

– Я не могу, генерал, – пробормотал он. – Я просто… не смогу этого сделать. Я знаю, что не смогу…

– Ладно, Тэмплер. Можешь остаться.

Дэмон продолжал двигаться по палатке, умоляя, призывая, объясняя, а тем временем с тропы, где проходил передний край, доносился треск ружейной стрельбы, снова участившейся; в переполненную палатку вносили все новых и новых раненых, его предположение оправдывалось: Мурасе бросил в атаку на Бабуян все свои силы.

– Дэмон! – услышал он чей-то голос и повернулся. Это Россини. Его живот и пах забинтованы, над головой висит капельница с консервированной кровью, круглое грязное лицо, сонное от уколов морфия. – Ну, так какого вы теперь мнения о поварах и пекарях?

– О, они превосходные ребята, Россини! Первый сорт. Я поставлю на них против любой части на Тихом океане, в любой момент.

Дэмон закрыл лицо руками. Боже, как он устал! Они должны продержаться. Обязаны. Бопре отлично провел отход на фланг – долина к западу от Калахе надежно прикрыта. Перед рассветом группа японцев прорвалась на участке, обороняемом людьми Эджи, и теперь бродила где-то у них в тылу, но японцев в этой группе было меньше взвода – слишком мало, чтобы причинить серьезный урон. Главное заключалось в том, чтобы переломить хребет основным силам, перемолоть их так, чтобы иссяк их наступательный порыв. Как бы там ни было, его догадка оказалась правильной. Теперь все, что от них требуется, это удержаться но что бы то ни стало. Надо только обеспечить достаточную защиту путей доставки боеприпасов. Разведроту следует перебросить…

– Кровопийца!

Изнуренное, бледное лицо на стоящей рядом с ним койке, нижняя половина тела покрыта одеялом, под которым выделяется нога. Только одна нога. Бутылка с плазмой. По трубочке медленно идет кровь прямо в тонкую побелевшую как полотно руку. Капрал из службы снабжения, как же его фамилия? Блестящие голубые глаза, неподвижный, остекленевший взгляд.

– Пришел даже сюда, чтобы забрать нас… Дэмон смотрел на него молча.

– Мало тебе, что перебили всех там… – Его голос поднялся до пронзительного крика. – Так пришел и сюда, хочешь вытащить нас снова!..

Дэмон подошел к нему.

– Молчать! – сказал он властно, насколько мог. Повернувшись к врачу, чувствуя на себе множество взглядов, он добавил: – Заставьте замолчать этого человека, слышите вы? Заставьте его замолчать!..

Дрожа от ужаса, Дэмон вышел из палатки. Он невольно вспомнил Уэсти и сравнил себя с ним. Ему потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы выбросить из головы это воспоминание.

* * *

Из глубины джунглей доносились крики японцев: одинокий голос, высокий, кричащий горячо и страстно, и время от времени резкие крики одобрения, как какая-то дьявольская литания. Сидящий за пулеметом Брэнд подумал со злобой: «Снова попытаются атаковать, собираются с духом». При этой мысли его охватила холодная ярость. Неподалеку от него, в длинном окопе, где размещался командный пункт, присевший на корточки Дэмон внушал Кадлесу Диккинсону и коменданту штаба майору Фолку:

– Мы обязаны удержать эту позицию. Именно здесь. Ни у кого не должно быть колебаний, никаких задних мыслей, никаких разговоров об отходе. Внушите это вашим людям.

– Вы думаете, они попытаются наступать среди бела дня? – спросил Фолк.

– Да. Противник вынужден это сделать. Он должен продолжать наступление. Теперь он увяз в это дело так же глубоко, как и мы…

Брэнд продолжал наблюдать за генералом. Тот выглядел невероятно уставшим: ссутулился, лицо грязное, щеки ввалились, под глазами серые мешки, говорившие о крайнем измождении. Он болен, Брэнд знал об этом, он сам ходил к Кораццо, чтобы взять для генерала болеутоляющее средство, но оно, видимо, не подействовало. Бог ты мой, как же он вынослив! Около трех часов ночи Брэнд погрузился в короткий беспокойный сон; проснувшись, он обнаружил, что Дэмон по-прежнему в работе: всматривается в джунгли, разговаривает с кем-то по телефону, одновременно отдавая распоряжения связному. Но сейчас он выглядел совершенно обессиленным: глаза ввалились и из-под бровей выглядывали острые белесые зрачки, густая серая щетина на щеках делала его старым и мрачным. Тем не менее он все еще действовал. После перестрелки в районе Холлоу, перед самым рассветом, у него был очень сильный приступ лихорадки; но вот он уже снова на ногах, ловко заряжает магазин автоматической винтовки «браунинг»; утапливая большим пальцем подающую пружину и вставляя один за другим патроны, он одновременно слушает Дикона Фелтнера, который докладывает, что запасы патронов и мин уменьшились до опасных пределов.

Пропитывая все вокруг, с деревьев капала влага. За рекой тишину нарушали отдельные выстрелы и приглушенные взрывы гранат. «Если они ударят еще раз, – устало подумал Брэнд, – то я не знаю…» Отсюда, с небольшой возвышенности, в просветах между стволами пальм он видел полоску моря за Бабуяном и стоявший на якоре транспорт. «Хорошо этим проклятым морякам, – пробормотал он и стиснул зубы. – Каждый день в сухой постели, трехразовая горячая жратва, кино, корабельная лавка и душ из пресной воды…» он вспомнил об одном дне на Бенапее, когда, возвратившись из боя под Хорсшу, потный и усталый, Дэмон обнаружил чудесный душ, который Брэнд устроил для него из разрезанной пополам нефтяной бочки, продырявленной на дне и подвешенной к дереву, а также двух ведер с водой, привязанных над ней к веткам. Стоя под душем, Дэмон намыливался и распевал: «Люби меня, и я покорю весь мир».

– Джо, – сказал он тогда, я собираюсь представить тебя к «Военно-морскому кресту». За выдающиеся заслуги. Ей-богу, на свете есть три парня, которым мне хотелось бы пожать руку, это те, кто придумал колесо, противомоскитную сетку и душ.

– А как насчет пороха? – спросил Брэнд.

Дэмон весело улыбнулся и, как мальчишка, сделал непристойный жест.

– К черту всякий порох. Навсегда! – крикнул он и продолжал напевать…

«Что ж, – подумал Брэнд, – мир он не покорил, отнюдь нет, но зато она любила его, с этим было все в порядке, насколько я в этом разбираюсь. Лейтенант Тэнехилл…» Брэнд был вне себя от изумления в ту ночь в Диззи Спа, когда, возвратившись, чтобы взять в стирку белье Дэмона, услышал как он разговаривает с ней в палатке. На мгновение Брэнд застыл на месте, прислушиваясь с жадным вниманием, затем в смущении ускользнул прочь, чувствуя себя немного виноватым за то, что вообще слышал это. Сперва это расстроило Брэнда. Он считал Дэмона выше всего этого и то, что он услышал, немало удивило его. Сам-то Брэнд был не прочь и выпить пива, и сходить в увольнение, и даже поднабраться, когда представлялся случай. Дэмон же, казалось, не нуждался ни в спиртном, ни в женщинах, как нуждались в них большинство находившихся здесь мужчин; как будто он запрятывал все свои желания куда-то в дальний угол, где они не могли быть ему помехой; как будто настоящий страх, одиночество или тайный плотский голод никогда не подступали к нему. Теперь Брэнд знал, что это не так. Дэмон просто не показывал своих чувств, вот и все, но он так же, как и остальные, испытывал их. Однажды поздно вечером Брэнд наблюдал, как, низко надвинув на глаза рабочую шапочку с козырьком, Дэмон читал письма сына. Брэнд видел, как он проводил рукой но лбу и глазам и продолжал читать. Генерал хранил эти письма в кожаном портфельчике, подаренном ему дочерью в день рождения. Кожа портфельчика уже поизносилась, позеленела и кое-где потрескалась от сырости, и Брэнд несколько раз порывался почистить портфельчик и помыть его с мылом, но каждый раз его удерживал страх, что генерал будет недоволен, если увидит, что кто-то посторонний брал его в руки… А теперь лейтенанта Тэнехилл отправили в Штаты. И все эта гадина, Мессенджейл. Его работа…

– Ну, как дела, Джо? – спросил подошедший к нему Дэмон.

Брэнд кивнул.

– Опять выдумывают какую-нибудь сатанинскую штуку. Появившийся откуда-то де Лука доложил:

– Вам радиограмма, генерал.

Дэмон повернулся и, взяв листок, прочел вслух:

– «„Кондор“ – „Кортику“. Рубеж „Орандж“ должен быть удержан любой ценой. Дальнейшее отступление категорически запрещается. Уверен, вы сможете удержаться. Шестьсот двадцать девятая полковая боевая группа грузится на суда в Даломо для отправки на плацдарм высадки „Блю“ немедленно». Телеграмма отправлена открытым текстом, так, что ли?

– Да, сэр.

– Вот это здорово! Наверное, для того, чтобы японцы могли перехватить ее и точно знать, чего им следует опасаться.

– А где находится рубеж «Орандж»? – спросил Брэнд после короткого общего молчания.

– «Орандж» – это рубеж, который должен быть достигнут к концу вторых суток наступления. Фактически это рубеж, на котором мы находимся сейчас. – Дэмон передал радиограмму Диккинсону и пристально посмотрел на стоящие стеной джунгли. – «Дальнейшее отступление». Интересно, о чем он думает? Что я собираюсь установить следующую линию обороны прямо в море? – Дэмон презрительно скривил губы. – Черт возьми, разве не приятно узнать, что он так уверен в нас? Если мы не удержимся здесь, то с успехом можем пуститься вплавь обратно на Бенапей…

– Далековато придется плыть, – пробормотал Брэнд.

– А как же иначе? – На скулах генерала задвигались желваки.

– В самом деле, он что, струсил, что ли? – спросил Диккинсон.

– Возможно. Хочет обезопасить себя на случай провала.

– Но они не смогут прибыть сюда вовремя, так ведь?

– Шестьдесят пять миль по воде? Никаких шансов. И все же оповестите об этом всех, пусть знают, что помощь в пути.

– Но зачем, генерал? Если они не могут даже…

– Затем, что у солдат должна быть вера в то, что им помогут, – резко оборвал его Дэмон. – Особенно в такой малообнадеживающей обстановке, как сейчас… – На спокойном лице Кадлеса появились растерянность и озабоченность. Дэмон улыбнулся: – Прошу прощения, Дик. Просто сказались последствия длинной ночи. – Он похлопал начальника штаба по плечу. – Не принимайте это близко к сердцу. Возвращайтесь в свою галантерейную лавочку. Мы выкарабкаемся отсюда, несмотря ни на что.

«Это он из-за Крайслера, – подумал Брэнд. – Вот что его точит. Ох, этот Бен! Генерал боится, что Крайслер погиб там вместе со всеми остальными. Боже, если Крайслера убьют, эта будет для него тяжелым ударом. Это поразит его в самое сердце».

– Уин? – Генерал говорил по телефону спокойным, уравновешенным голосом. – Неважно, как бы сильно он ни давил на правом фланге, не оттягивайте туда силы. Это отвлекающий удар. Его интересует только тропа… Да, правильно… Нет, они стоят твердо, удержатся. Я еще позвоню…

Слушая его, Брэнд улыбался. Боже, да есть ли что-нибудь такое, с чем генерал Дэмон не справился бы? Артиллерия, подрывное дело, тактика, оказание первой помощи – он знает свое дело от мушки до приклада.

«Если вы раните генерала, – сказал он про себя, развернув пулемет на несколько градусов и пристально вглядываясь вперед сквозь неплотную завесу кустов гуавы и лиан, – если вы тронете хотя бы один волос на его голове, я сам буду убивать вас, всех подряд. Голыми руками. Без конца. Клянусь в этом».

– Что? – спросил, удивленно посмотрев на него, рядовой штабной роты Уелан, временно прикомандированный к ним в качестве второго номера.

– Ничего.

Справа от них в кустах начали разрываться мины; они ложились все ближе, а разрывы становились все оглушительнее, подобно приближающемуся грому. Брэнд поднял свою винтовку и проверил обойму и крепление штыка, затем ручные гранаты, уложенные рядышком в выемке на передней стенке окопа.

* * *

Голоса японцев утихли, только изредка из-за колышущегося зеленого моря джунглей доносились отдельные вопли. Напряженно прислушиваясь, Брэнд уловил режущий уши звук выстрелов легких минометов, находящихся прямо перед фронтом, и, крикнув: «Вот они, летят!», нырнул в окоп. Его засыпало комьями земли и обломками древесины. Он приник к влажной земле, наблюдая за генералом, который успел прижаться к передней стенке окопа и продолжал говорить по радио. Его слова доносились как бы издалека, обрывками:

– …Плевать на это, сейчас самый раз… вызывал вас, но нельзя же стрелять несогласованно… Дистанция тысяча восемьсот… отклонение, как указано ранее… беглый огонь. Переходите на поражение как можно ближе… пока не подойдут танки…

Взрывы мин переместились левее, к реке. Брэнд быстро поднял голову. Ему в лицо, выше глаз, тут же попал комок земли, и Брэнд снова нырнул в укрытие; его колотила лихорадочная дрожь, и в то же время он ощущал странное спокойствие и жажду действовать. Он снова рывком приподнялся – и вот они показались! Японцы бежали небольшими группами, их обмундирование коричневато-горчичного цвета казалось грязными заплатками на сочном зеленом фоне джунглей. Они пронзительно вопили. Прошедшей ночью они молчали, а теперь испускали нечеловеческие вопли; широко раскрытые рты казались черными ямами на их лицах. Японцы прыгали и спотыкались о трупы своих же солдат, размахивали винтовками, саблями и гранатами, производя впечатление неоклюжих и слабосильных, но в то же время они казались необычными существами, пришельцами с какой-то далекой планеты. Звуки стрельбы слились в один все заглушающий грохот. Брэнд дважды двинул рукоятку затвора и открыл огонь. Он видел, как трассы очередей его пулемета скрещивались с другими трассами на груди и животе солдат противника, которые замедляли бег, падали ничком, медленно валились набок или продолжали бежать, полные свирепой ярости, швыряли ручные гранаты, похожие на небольшие жестяные банки, и затем в свою очередь Превращаясь в безголовые, лишенные конечностей, бесформенные мешки, падали. На их месте возникали все новые в новые фигуры, выкрикивающие какие-то слова или имена или просто вопящие от боли и страха, и все эти крики сливались в один нечеловеческий, дикий вопль: ааааииииии!..

Сидевший рядом Уелан неожиданно подскочил и тут же безжизненно рухнул на дно окопа, зацепив откинутой рукой голову и лицо Брэнда. Пулеметная лента задергалась и пошла с перекосом. Поправив ее, Брэнд развернул пулемет влево, снова вправо, ведя огонь короткими очередями по наибольшим скоплениям противника. Идиотская, слепая храбрость этих безоглядно рвущихся вперед японцев вызывала в нем бешеную злобу. Этому потоку не было видно конца, он угрожал захлестнуть все впереди себя. Слишком много. Их было слишком много. Казалось, никто не может удержать их. Пронзительно крича, завывая и швыряя ручные гранаты, они уже докатились до передовых окопов.

Раздалось несколько громовых ударов. Брэнду почудилось, что взорвалось что-то в самом его черепе; воздух вокруг внезапно показался твердым, как окутанная клубами дыма и ныли железная маска. Взрывные волны ударяли по нему, как тяжелые доски, в глазах потемнело. Брэнд погрузился в странное забытье, почувствовав себя слабым, бессильным существом, съежившимся от страха. Закрыв голову руками, побитый и задыхающийся, он кричал: «Слишком быстро!» Однако его голос звучал слабо, как у старого астматика. Он сам не понимал, почему выкрикивает именно эти слова. Он никак не мог прийти в себя, а по нему били все новые и новые волны, на него один за другим сыпались сокрушительные удары; казалось, будто чья-то рука давит ему на мозг, закрывает все окружающее, не пропускает звуки и не дает связно мыслить. Это не может долго продолжаться, так не должно быть. Однако это состояние не проходило. Верхушки деревьев разлетались на медленно, как во сне, плывущие по воздуху частички, похожие на лепестки раскрывающегося под водой гигантского цветка. Рядом с его рукой лежит чья-то нога, точнее, часть ноги в ботинке и обмотке. Поблизости кто-то отчаянно закричал; чье-то тело свалилось в окоп рядом с ним, и ему в глаза бросилась алая, пульсирующая масса, в которой он смутно распознал человеческое лицо; крики исходили из этой сочащейся кровью массы, но вскоре они стали замирать и прерываться хрипом. Способность связно мыслить покинула Брэнда. Не надо больше этого. Не надо! Он с ужасом оглянулся, ища генерала, и увидел, что тот сидит, согнувшись, приставив руку к уху. Ошеломленный, охваченный изумлением, Брэнд сообразил: генерал разговаривает по телефону.

– О господи! – простонал он, задыхаясь. – Боже ты мой, как же это?…

И сразу же исчезла давившая на мозг рука, прекратились, будто растаяли, удары внутри черепной коробки. Его зрение прояснилось, он увидел серые сумерки, голубое еще небо и плывущие по нему вереницей облака. Цепляясь дрожащими руками за стенку окопа, он с трудом поднялся на ноги и увидел, что японцы все приближаются, они невероятно близко; идут ощупью, спотыкаются о высокие груды трупов; движутся, как бездумные, бесстрашные, пьяные марионетки. Брэнд продолжал стрелять, следя, как они спотыкаются и падают. Теперь японцы подходили со всех сторон: бежали между окопами, по перепаханной, развороченной взрывами земле, заваленной изувеченными трупами и снаряжением; они стреляли и прикалывали штыками всех, кто попадался на их пути. Пулемет Брэнда вдруг захлебнулся. Он схватился за затвор и обнаружил, что кончилась лента. Оглянувшись, Брэнд понял, что в окопе никого не осталось, кроме генерала, который вел огонь из автоматической винтовки «браунинг» короткими очередями по четыре патрона; его широкие плечи сотрясались от отдачи. Фолк был убит. Такая же участь постигла и де Луку. А японцы были теперь совсем близко, коренастые, кривоногие, орущие свой дьявольский боевой клич. Ненавистные враги. Брэнд потянулся за новой лентой, но, сообразив, что не успеет вставить, схватил винтовку и выстрелил в двух солдат, приближавшихся большими шагами, еще в одного, потом еще в трех, появившихся позади них. Он кричал что-то. Бешеная ярость охватила его, неудержная, безотчетная ярость, которой он всегда доверял, не подводившая его в самые страшные минуты, если отказывали мускулы, нервы, кости. Пустая обойма взлетела вверх. Он потянулся к подсумку за новой обоймой, но увидел перед собой офицера – низкорослого, коренастого, плотного человека с саблей у плеча, длинной, отливающей синевой, как лед в тени. Не успеть! Брэнд выпрыгнул из окопа, поскользнулся и, припав на одно колено, вскинул винтовку вверх, горизонтально над головой; сабли японца опустилась вниз и ударила по винтовке с силой, от которой заныли руки. Брэнд успел заметить вспотевшее, искаженное от напряжения лицо офицера. Оно было совсем рядом. Держа саблю обеими руками, японский офицер снова замахнулся, его толстое туловище изогнулось с большим проворством. Брэнд сделал выпад вверх и почувствовал, что поразил противника: штык вошел японцу в живот под пряжкой поясного ремня, украшенной императорской хризантемой. Что-то ударило Брэнда по плечу и спине, он снова упал на колени. Офицер ухватился за ложу его винтовки, на его лице появилось смятение, как будто он застыдился чего-то. Брэнд увидел, что это пожилой человек, больной и очень испуганный. Из большой тропической язвы на его верхней губе сочилась желтая слизь. Он упал на Брэнда, потянув своей тяжестью винтовку вниз и в сторону. Тело японца неприятно пахло рыбой, влажной гнилью и застарелым потом.

Задыхаясь, Брэнд выпустил из рук винтовку и отшвырнул мертвеца в сторону. Левая рука сильно болела, онемевшие мускулы покалывало, но пальцы действовали. Повернувшись, он увидел, что Дэмон, прислонившись к задней стенке окопа, неуклюже возится с блестящим черным трапециевидным магазином, пытаясь перезарядить автоматическую винтовку; по его куртке медленно расплывается алое пятно. Ранен. Генерал ранен.

– Командир! – крикнул Брэнд. Оглянувшись назад, он увидел, что к ним приближаются еще четыре японца. «О боже, как их много!» Японцы приближались к ним с определенной целью, оставляя в стороне другие окопы. «Они поняли, кто здесь находится, – мелькнула у него мысль, – они догадались! Им нужен генерал. Сволочи! Ах вы, сволочи!» Ярость снова охватила его. В порыве отчаяния Брэнд дернул свою винтовку и наконец вытащил штык из тела мертвеца. «Слишком поздно, ничего уже не сделаешь», – подумал он в отчаянии и все же поднял винтовку со штыком, чтобы прикрыть себя.

Он поднялся на ноги. Позади него раздалась оглушительная очередь из автомата «томпсона». Бежавшие японцы метнулись в сторону и попадали вперед головами. По земле в их окоп катилась ручная граната. Брэнд повернулся и увидел позади окопа полковника Фелтнера, он был без каски и стрелял по японцам с безумным отчаянием.

– В укрытие! – крикнул Брэнд во всю мощь своих легких и бросился головой вперед в окоп.

Граната взорвалась с резким, звонким треском, ее осколки запели в воздухе, словно струны арфы. Фелтнер исчез, как провалился сквозь землю. Брэнд выпрямился, схватил винтовку Услана и выстрелил в стройного японского офицера, старательно целившегося из пистолета в окоп центра сбора донесений, где находились Кадлес Диккинсон и другие штабные работники. Брэнд всадил в него две пули, но офицер упорно продолжал целиться, пока наконец не схватился за лицо и горло руками и, повернувшись, не упал. На его месте появился низкорослый японец в шапочке с козырьком. Наклонив голову, он держал в вытянутой руке какой-то предмет, похожий на бутылку с саке. Пулеметные трассы впились в него, он пошатнулся, но продолжал бежать. Руку с бутылкой охватило пламя, взвившееся ореолом над головой и плечами японца. Оно быстро перебросилось на головной убор и одежду, японец резко повернулся, как будто забыл что-то, и помчался к реке, издавая пронзительные крики, и, наконец, упал. Пламя охватило его волосы и шею.

Справа раздался ужасающий грохот. Снова снаряды. Но никого не видно. Больше никто не бежит. Только груды мертвых и умирающих, а наступившее относительное затишье наполнилось воплями и стонами. Артиллерийские снаряды противника рвались теперь где-то позади, на дальних участках леса. Оттуда доносилась стрельба, кто-то продолжал вести огонь короткими очередями из автоматической винтовки. «Мы сдержали их натиск! Боже мой, мы снова остановили их…»

Вдруг там, где за мгновение до этого никого не было, появился японский солдат. Он брел медленно, нерешительной походкой.

Брэнд выстрелил, не раздумывая. Японец упал, снова медленно поднялся, как лунатик, опять упал. Брэнд бросил взгляд на генерала, который сидел теперь на дне окопа, пытаясь одной рукой вставить в винтовку новый магазин. Лицо бледное, как восковое, кровь пропитала рукав, весь бок его куртки.

– Санитара! – крикнул Брэнд хриплым голосом. – Ради бога, санитара сюда!..

Футах в тридцати от них завязалась яростная рукопашная схватка: вихревой калейдоскоп размахивающих оружием, делающих выпады фигур, крики и вопли. Пулемет! Он отдал защелку коробки заряжания, откинул продолговатую металлическую крышку, схватил ленту и вставил ее в приемник; снова бросил взгляд на генерала и увидел черно-белый цилиндр, похожий на большую автомобильную свечу, катившийся по утоптанному дну окопа. Не успеть. Он в ужасе смотрел на гранату – безмерная вечность одного мгновения, в которое, Брэнд понимал, что бесцельно кричать, предупреждая об опасности. Он мог бы выпрыгнуть из окопа, но Дэмон, сидящий с автоматической винтовкой на коленях, ни за что не успеет сделать этого. Мгновение длиной в вечность, за которое Брэнд успел заметить распростертое в причудливой позе тело Уелана, угловатый корпус рации и генерала, теперь уже откровенно поддерживающего свою руку и плечо и пристально смотрящего вниз, на остановившийся рядом с ним страшный сверкающий гофрированный предмет; из запала гранаты прерывистым каскадом вылетали светящиеся искры.

Поздно.

Брэнд отшвырнул пулеметную ленту и рывком распластался над гранатой.

…Холод. Застывший мир. Звенящий и полусонный мир на этой высокой, тяжело вращающейся столовой горе. Но его уже нет, он растаял в этом холоде, исчез без остатка. Глаза потускнели. Странно. Здесь, на этой высокой горе, все должно быть так ясно… О боже, он успел сделать это! Он будет вечно там, где на горных вершинах мороз, где ранним прохладным утром вьется солоноватый и пьянящий дымок от костров…

Но что с генералом? Генерал смотрит на него и говорит:

– Джо, Джо…

Брэнд не слышит этих слов, но хорошо видит, как шевелятся губы генерала, лицо у него сморщенное, испуганное, и, кажется, он вот-вот заплачет.

Все. Конец. Дома…