355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Энтон Майрер » Однажды орел… » Текст книги (страница 36)
Однажды орел…
  • Текст добавлен: 17 октября 2016, 01:40

Текст книги "Однажды орел…"


Автор книги: Энтон Майрер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 67 страниц)

Раздался гулкий звук взрыва, за ним еще один. По долине прокатилось многократное эхо. Люди в пещере оживились, некоторые вопросительно подняли головы.

– Семидесятипятимиллиметровые, – сказал Дэмон.

– Да, крупповские, – согласился Линь. – Это их любимый метод рекогносцировки, – добавил он с мрачной улыбкой. – Рекогносцировка огнем. Необыкновенно расточительная, но она укрепляет в них уверенность. Полагаю, что лучше всего пока не мешать им. – Сказав это, он спокойно продолжал свой рассказ: – Мой гаофер и слуга на переднем сиденье, отделенные от меня стеклянной перегородкой, ничего этого не видели; они никогда не поворачивались назад. Свита, ехавшая позади, также ничего не заметила: они просто подумали, что я наклонился вперед, чтобы поднять что-то, или, возможно, прилег подремать. А я был парализован, задыхался, каждый новый вдох становился для меня все более и более мучительным, меня все крепче и крепче сжимали тиски невыносимой боли – боли, которая странным образом порождала мгновенные, пронизывающие, как молния, мысли: «Ты один из многих. Ты и этот брошенный ребенок, лао бай син, ребенок простых людей. Ты точно такой же. Ты считал себя человеком особого рода, но это неправда, и вот теперь ты убеждаешься в этом. Этого ребенка выбросили как ненужный хлам еще до того, как он смог почувствовать жизнь, а с тобой нянчились, ты наслаждался жизнью и успел испытать все блага этого мира, тысячу раз, до тех пор пока тебе не надоело все это. И вот, несмотря на все твое богатство, коварство и дорогостоящие наслаждения, ты точно такой же: она умирает и ты умираешь. Значит, ты такой же: и в смерти, и в жизни, такой же». Эти мысли, ясные, как капельки утренней росы, мчались и мчались через мое сознание, а я, охваченный агонией, всеми силами старался избавиться от них. Мне хотелось кричать, вопить, призвать кого-нибудь на помощь, но вместо этого я только жадно глотал воздух, хрипел и беспомощно двигал руками, как та брошенная крошечная девочка…

Линь беззвучно усмехнулся, его брови метнулись вверх и вниз.

– Разумеется, это вовсе не был роковой сердечный приступ. Позднее я узнал, что это ущемление грыжи, хотя даже такое тривиальное заболевание иногда может довести вас до состояния, когда вы решите, что находитесь на краю могилы. Таким образом, я вовсе не умирал и не умер. Я был еще сравнительно молодым и вскоре снова стал здоровым. Но после того случая все коренным образом изменилось. Я никогда не мог забыть этого момента в машине. «Почему эта маленькая девочка, а не я? Почему я, а но эта маленькая девочка?» – непрестанно, как помешанный, спрашивал я себя. Я не мог отделаться от этого бессмысленного и необъяснимого вопроса никакими средствами, потому что не мог думать ни о чем другом. Я стал одержимым этой мыслью. Я вложил меч в ножны, отказался от своего гарема и взялся за книги. У меня было хорошее образование, то есть меня хорошо подготовили многочисленные немецкие учителя и русские гувернантки, я прилично знал четыре языка. Я запирался в своем замечательном кабинете с окнами на долину Йюцзы и читал, читал, читал. Я читал все, что попадало под руку. Не в силу привычки, не для развлечения, не для удовольствия, а для того чтобы узнавать новое. Плутарх, Руссо, Адам Смит, Декарт, Маркс, Торо. Моей жажде узнавать новое не было предела. Вы когда-нибудь испытывали такую жажду, Цань Цзань? Жажда столь безрассудная, что вы начинаете сетовать на то, что приходится тратить время на прием пищи и на сон, что вы не можете дождаться рассвета, чтобы снова читать? – Дэмон кивнул. – Да, вот и у меня была такая лихорадка. Я должен был познавать новое, это было для меня важнее даже самой жизни.

Из дальнего конца долины снова донеслись лающие звуки выстрелов из семидесятипятимиллиметровых орудий, ритмичные, отрывистые, словно в честь какой-то церемонии.

– Итак, я читал, читал и читал, но к исходу шести месяцев начал заметно уставать. Зато я пришел к некоторым выводам. Если существующая система породила меня, высокомерного, эгоистичного, развратного молодого бандита и убийцу, как нечто, к чему могут стремиться другие, значит, эта система порочна: мир алчности, коррупции, фаворитизма, разорительных налогов, мир самого вопиющего и губительнейшего попрания прав человека. Собственно, этот вывод был настолько прост и очевидец, что вовсе незачем было так много читать. Я был совершенно испорченным человеком и прямым продуктом своего общества; продуктом этого общества были и рабы, которым я столь величественно приказывал, и брошенный на кучу навоза грудной ребенок.

Линь глубоко вдохнул и забавно надул щеки при выдохе.

– Вскоре настало трудное для меня время. До этого все представлялось мне ясным, захватывающим, передо мной как бы непрестанно открывались все новые и новые горизонты. Теперь мне стало очень тяжело. Я должен был перестроить свою жизнь, должен был действовать на основе приобретенных знаний, мудрости в просвещенности, мне нужно было избрать правильный курс и строго придерживаться его. И я сделал это. Я разогнал преданных мне телохранителей, назначил своим любовницам пенсии, положил конец грабительским военным походам и налетам, прекратил какие бы то ни было политические интриги. – Линь снова вздохнул, потер лицо своими длинными, тонкими пальцами. – Все это удалось мне сравнительно легко. А вот расстаться с привычкой к опиуму оказалось намного труднее. Но и с этим я справился, преодолел и этот порок. Я заказал билет на английский пароход и поехал в Мельбурн, а когда возвратился на родину, то был уже здоров. – Он повернулся и бросил взгляд на Дэмона. От грустных воспоминаний глаза его потемнели. – Вы не представляете, как это трудно.

– Я отвык от морфия без особого труда в Анжере, в тысяча девятьсот восемнадцатом, – тихо сказал Дэмон.

Линь улыбнулся.

– О, в таком случае вы хорошо поймете меня. Да. – Он кивнул головой. – Так вот, после этого я поехал за границу. Во Францию, Германию. Но не в погоне за удовольствиями и развлечениями. Я учился и читал, посещал Сорбонну, общался с профессорами, военными и политическими деятелями, фермерами. И все, что я видел, все, что узнавал, я соотносил со своими знаниями о Китае. Ибо, несмотря на глупость, упрямство и надменность, несмотря на потворство своим желаниям, я любил Китай, и любил намного больше, чем представлял себе. Медленно, но неумолимо я пришел к следующему выводу: Гоминдан не оправдал наших надежд. Это все равно как если бы ваш Вашингтон умер в тысяча семьсот восемьдесят первом году, а Гамильтон – этот очень эгоистичный человек с большой и алчной семьей – захватил бы в свои руки контроль над правительством, казнил бы ваших пэйнов и джефферсонов и восстановил бы английские налоги и военную оккупацию, которые вызвали вашу войну за независимость. Чан Кайши повернул вспять, ужасная коррупция и тирания по отношению ко всему народу. Это обычное явление для наших дней. Вы сами убедились в этом. Поэтому выбор для меня был абсолютно ясен…

– Но сделать этот выбор было нелегко! – Линь беззвучно за смеялся, обнажив свои мелкие ровные зубы. – Ох уж эта ваш; библия! Вы не представляете себе, как странно звучит она для восточного человека. Тем не менее некоторые ее положения весьма трогательны. Есть в ней одно место, над которым я задумывался особенно часто. Это место, где молодой человек приходи: к Иисусу и спрашивает его, как ему поступить с унаследованное вечной жизнью. Иисус отвечает: «Продай все, что у тебя есть раздай деньги бедным и следуй за мной». Дальше в библии говорится: «Молодой человек опечалился, когда услышал это, к ушел огорченный, ибо у него было много всего». Что ж, у меня тоже было много всего, больше, пожалуй, чем у этого библейского молодого человека. Но я все продал, а деньги раздал бедным. – Линь расставил руки. – И вот я здесь. – Он тихо засмеялся. – Но должен признаться, что не надеюсь ни на какие вознаграждения на том свете.

* * *

Над ними неясно вырисовывались иссиня-черные горы с почти невидимыми в позднем послеполуденном освещении свето-теневыми границами между возвышенностями и ущельями. Дул сильный пронизывающий ветер. Лежа на животе позади небольшого бугорка, Дэмон энергично растирал руки и непрерывно моргал; глаза на холоде постоянно слезились, и казалось, что серая, едва различимая полоса деревни в стороне от дороги все время изгибается, словно находится под водой. «Не пожалел бы сейчас за чашку горячего кофе сотню долларов, – подумал Дэмон с горечью, – сотню долларов наличными». Он почувствовал непреодолимое желание помочиться, хотя делал это не более получаса назад; челюсти его дрожали, словно пораженные параличом, зубы выстукивали дробь. В течение предыдущих двух часов солдаты медленно продвигались в направлении деревни и развернулись теперь в форме широкой дуги менее чем в ста пятидесяти ярдах от нее. На спине солдата, лежавшего в десяти футах от Дэмона, болтался тяжелый палаш, сверкая серебром в предсумеречном свете.

Удай… Восемь или девять полуразрушенных домиков, расположенных вокруг большого здания с изогнутой крышей из синей черепицы. В этом здании находятся остатки японского гарнизона. Дэмон взглянул на часы: осталось менее трех минут. Если все идет по плану… А как может все идти по плану в этой состоящей из оборванцев части, вооруженной допотопным оружием, которые к тому же целых два дня не имели горячей пищи? Да еще при этом проклятом ветре? Боже, если не было бы ветра, может, что-нибудь и вышло бы…

Из-за угла ближайшего домика показался солдат. Гладкая, как шляпка поганки, каска; горчичного цвета шинель, застегнутая на все пуговицы. Солдат шел характерной для часового нарочито медленной походкой. Низкорослый, коренастый парень, винтовка в положении «на ремень» с примкнутым длинным штыком. Дамой инстинктивно вобрал голову в плечи, по часовой скользнул взглядом по пригорку с полным безразличием; он зевнул, несколько раз ударил рукой об руку и, прислонившись спиной к стене дома, начал сосредоточенно ковырять в носу. Противник. Этому несчастному, продрогшему молодому парню, находящемуся далеко от родины, суждено умереть. Дэмон вспомнил жаркое июльское утро во Франции, ферму Бриньи в двух молодая немецких солдат возле яблони. Теперь здесь, на другом краю света, он, как и тогда, прячется, выжидает. Дэмон посмотрел на Линь Цзоханя, гревшегося в двадцати футах от него, позади большого валуна, но лицо партизанского вожака было непроницаемым.

Рядом с Дэмоном лежал съежившийся от холода эскимос, и, следуя за его взглядом, Дэмон увидел на дороге приближавшееся с юга фигуры: дне пожилые женщины, сгорбившиеся под тяжестью огромных вязанок хвороста. Японский часовой увидел их, отошел от стенки дома и, что-то крикнув, замахал рукой, как бы предлагая женщинам поторопиться. Женщины слегка ускорили шаг и подошли теперь ближе. Одна ил них что-то ответила часовому хриплым голосом. Солдат крикнул еще что-то и расхохотался. Фигуры почти вплотную приблизились к нему. В следующий момент часовой, должно быть, увидел или заподозрил что-то, потому что поспешно сорвал левой рукой винтовку с плеча, но уже было поздно. В воздухе сверкнуло лезвие ножа, раздался короткий пронзительный крик. Солдат согнулся, мешком свалился на землю, и в течение каких-то секунд три слившиеся в одно пятно фигуры, казалось, держали друг друга в горячих объятиях. Японский солдат остался лежать на дороге. Один партизан взял его винтовку, другой отстегнул патронташ, и оба скрылись между домами справа от большого здания.

В этот момент Линь поднял руку – знак, по которому около десятка партизан вскочили на ноги и почти бесшумно побежали по склону вниз – одновременно от холма на противоположной стороне к центру деревни быстро приблизилась еще одна группа партизан. Обе они расположились веером с двух сторон крытого черепицей здания. Раздался крик, прозвучало два выстрела из винтовки, а потом послышалась быстрая размеренная трескотня пистолета-пулемета «намбу», более пронзительная, чем трескотня «браунинга». Дэмон еще раз взглянул на Линя. Желание броситься туда, где шел бой, было почти непреодолимым. Выстрелы из «намбу» прекратились, потом возобновились, грянули залпы из другого оружия, и изолированные хлопки неожиданно смешались в общее шипение и грохот. Линь снова поднял руку и, быстро добежав вместе с остальными партизанами до центра деревни, расположил их веером с третьей стороны здания. Потом Дэмон заметил, как Линь исчез в проходе между двумя домиками, в котором скрылись два партизана, вошедших в деревню первыми. Дэмон посмотрел на эскимоса и Пэй Сяня, назначенных в его личную охрану; ни тот, ни другой не обращали на него никакого внимания; их взгляд был устремлен на длинное, покрытое синей черепицей здание, которое теперь, с наступлением сумерек, казалось еще большим. Перебегавшие с одной позиции на другую партизаны мелькали как тени. Из окна на обращенной к нему стороне здания вырвались вспышки пламени, и Дэмон услышал трескотню «намбу». Значит, они перенесли его. Если у них только одни «намбу». А если два…

По земле у самого основания стены кто-то полз. Вот ползущий остановился под окном, из которого вырвался огонь «намбу», и замер. Потом его рука неожиданно поднялась и мотнула гранату. В комнате, откуда вели огонь, раздался взрыв, вспыхнуло яркое желтое пламя, «намбу»; замолк. Последовал глухой взрыв еще одной гранаты, потом еще. В комнату ворвался сначала один партизан, за ним еще два, и ружейная стрельба постепенно прекратилась.

Партизаны решила задачу. Операция была проведена точно в соответствии с планом, задуманным Линем. Принцип внезапности. Принцип экономии сил. Принцип простоты. Конечно, сам Линь этими терминами не пользовался.

– Тактическое превосходство – вот чем мы берем, – за два дня до операции сказал он Дэмону на своем чистейшем французском. – Задача состоит в том, чтобы добиться тактического превосходства над противником. А это всегда возможно.

– Что значит «всегда возможно»? – спросил его Дэмон.

Линь улыбнулся, его брови метнулись вверх и вниз.

– Это значит: тщательное планирование, терпение, отвлечение внимания, западни, диверсии, ложные атаки – словом, любая хитрость, которая введет противника в заблуждение…

– Любая вообще?

– Любая вообще, но больше всего ложные атаки. Мы называем это «принципом показной атаки с востока и фактической атаки с запада». И уж если атака предпринята, то проводить ее самым решительным образом. Если вы соблюдаете эти принципы, если изыщете самое уязвимое место противника и нанесете удар именно по этому месту, то вы наверняка своевременно добьетесь тактического превосходства над ним, несмотря даже на то что он будет иметь превосходство над вами в общестратегическом смысле…

Лежавший рядом Пэй Сянь поднялся на ноги.

– Дин хао, Цань Цзань, – сказал он своим высоким звонким голосом, – бао хуайла, дао-ла. [56]56
  Ну, вот и хорошо, Цань Цзянь…вот и прорвались. ( кит.)


[Закрыть]

Внезапно он скорчился, закрутился на месте и упал лицом на камни. Одновременно Дэмон услышал резкий звук выстрела из винтовки. Что-то ужалило Дэмона в щеку, видимо, осколок камня; рикошетная пуля просвистела как «поющая пила» в оркестре. Дэмон повернул голову, и его сердце замерло от страха. Со склона находящейся позади них горы в их сторону бежало шесть или семь японских солдат в касках, с длинными винтовками в руках. Откуда они взялись? Еще один выстрел, и просвистела еще одна пуля. Дэмон ударил эскимоса по плечу и закричал:

– Цан дай! [57]57
  Целься! ( кит.)


[Закрыть]
Вон! Вон там они! – добавил он по-английски. Эскимос, который начал уже ползти к Пэйю, чтобы оказать ему помощь, повернулся, спокойно навел свой «лейбел» и выстрелил. Один из бежавших японских солдат остановился, закачался из стороны в сторону и упал. Остальные продолжали бежать. Дэмон пополз к винтовке Пэйя, но мимо его уха снова просвистела пуля, и он прижался к земле еще плотнее. Эскимос, оставаясь абсолютно спокойным, достал еще один патрон, вставил его л патронник, щелкнул затвором, неторопливо прицелился и выстрелил. Дэмон приподнял голову. Никого. Японцы спрятались в укрытие. Идиоты. Не использовать такую возможность. В камень ударила еще одна пуля, на головы посыпались осколки и пыль. Эскимос сделал еще один выстрел и сунул руку в карман, чтобы достать следующий патрон. Дэмон вспомнил, сколько патронных обойм к «лейбелу» он видел во Франции в тысяча девятьсот восемнадцатом, сколько больших ящиков с боеприпасами, «спрингфилдами», гранатами. Он тяжело вздохнул. Через какую-нибудь минуту-две японцы будут здесь, и тогда им конец. Он достал из кобуры пистолет, поставил его на боевой взвод и оглянулся вокруг. «За каким чертом меня принесло сюда? – в отчаянии спросил он себя. – Я прекрасно мог изучить их дурацкую тактику, не попадая вот в такое глупое положение».

Эскимос произвел очередной выстрел и выудил из кармана следующий патрон. Никакого прикрытия. Никакого прикрытия на всем пути до той вон груды камней. Пятьдесят или шестьдесят ярдов. Через несколько минут японцы поднимутся и бросятся сюда, а пленных они не берут. В этом Дэмон был уверен. Он чуть-чуть приподнял голову и, оглянувшись вокруг, взвесил шансы. Уже почти стемнело, контуры гор и холмов сливались в сплошную, едва различимую массу. У эскимоса осталось не более пяти-шести патронов, а может, и того меньше. Через несколько минут он израсходует их и этот японский патруль, или что там они собой представляют, окажется хозяином положения…

Послышалась команда, японцы вскочили и теперь уже бежали к ним, размахивая винтовками. Дэмон поднял пистолет и выстрелил. В тот же момент откуда-то сзади застрочил пулемет. Пистолет-пулемет «томпсона». Первый японский солдат закрутился как волчок на одном месте и упал, за ним второй; другие остановились, повернулись и побежали в обратном направлении, но пули уложили и их.

Оглянувшись, Дэмон увидел припавшего к земле Линь Цзоханя и нескольких партизан. Они стреляли не торопясь, короткими очередями. Дэмон поднялся и побежал вперед – ближайший японец лежал на земле не далее чем в двадцати пяти футах. Дэмон наклонился, снял с него ремень с подсумками из коричневой кожи, затянул его поверх своего и поднял лежавшую рядом с солдатом винтовку «арисака».

– Вы не ранены, Цань Цзань? – спросил Линь.

– Нет, – ответил Дэмон. – Откуда они взялись?

Линь пожал плечами.

– Японцы, видимо, выслали патруль в этом направлении как раз в тот момент, когда остальные силы устремились за Фэном. Это неожиданность. Война всегда полна неожиданностей.

– Да, – напряженно пробормотал Дэмон, закидывая длинноствольную японскую винтовку за плечо.

Линь нахмурил брови.

– Дань Цзань… – начал он осуждающим тоном.

– Но она ведь нужна вам, – упрямо возразил Дэмон. – Еще одна винтовка. Это же и есть цеп, вашего налета. Вот я и возьму ее с собой.

Линь потер землю носком правой ноги, на его лице появилась комическая улыбка Граучо Маркса.

– Это противоречит вашему статусу военного наблюдателя.

– Правильно.

Они подошли к Пэйю. Парнишка был мертв. Пуля попала ему в голову чуть повыше уха. Дэмон с грустью смотрел на его нежное, круглое лицо, прищуренные глаза и слегка изогнутые губы; казалось, что мальчишка лукаво улыбается, как будто радуется тому, что избавился от пронизывающего холода, скудных пайков, от этой нескончаемой войны, которую никто и никогда не объявлял. «Такой молодой», – пробормотал Дэмон вполголоса, и ему стало еще холоднее от этой мысли: раньше он почему-то никогда не думал так о солдатах, убитых в бою.

В здании, где недавно были японцы, партизаны торопливо связывали медицинское имущество в тюки для переноски. Вот оттуда вышли два человека, которые тащили пистолет-пулемет «намбу», выглядевший довольно грозно с его сильно гофрированным стволом и похожим на ящик загрузочным магазином, непривычно торчащим на одной из сторон казенника. Калибр шесть с половиной миллиметров, и никаких задержек из-за патронных лент или механизмов сцепления! Просто вставляй в загрузочный магазин пятипатронные винтовочные обоймы и стреляй! До чего же изобретательны эти япошки! Все еще находясь под впечатлением только что пережитого опасного момента, Дэмон с интересом наблюдал за спокойными, сноровистыми действиями партизан. Они соберут медицинское имущество, оружие и боеприпасы, взвалят все это на плечи в дополнение к тому немногому, чем уже располагают, и потащат этот груз в горы и с гор, туда, где в нем крайне нуждаются другие…

Дэмон вошел в здание: беспорядочное нагромождение сломанной мебели, разбросанные газеты, журналы и документы, распростертые на полу тела убитых. В углу одной комнаты толпились какие-то люди. Дэмон подошел к ним и увидел лежащего на полу пожилого партизана, которого все называли Лао Гоу. Этот суровый партизанский офицер лежал неподвижно, его лицо было покрыто потом, из-под спины но полу в разных направлениях тянулись темные ручейки крови.

Дэмон отвернулся и вышел из здания на холодный вечерний воздух. Ощущение своей полнейшей бесполезности было ужасным. Он поймал себя на том, что без всякой видимой причины непрерывно сжимает и разжимает пальцы рук. С Линь Цзоханем разговаривал какой-то человек, которого Дэмон раньше но видел, в куртке из овчины и холстяных штанах, – видимо, крестьянин. Линь выслушал его, помрачнел, быстро приказал что-то двум офицерам и скомандовал вполголоса:

– Цзоу ба! [58]58
  Готовиться к маршу! ( кит.)


[Закрыть]

Несколько человек в разных местах моментально повторили эту команду:

– Цзоу ба!.. Цзоу ба!

– В чем дело, полковник? – спросил Дэмон.

Линь посмотрел на него так, как будто совершенно забыл о его существовании.

– Японцы, – сказал он наконец. – Всего в пяти ли отсюда. Надо быстрее уходить. – Он поспешно вошел в здание и отдал приказ. Из здания сразу же начали выходить солдаты с тюками и строиться в походную колонну. Дэмон тоже вошел в здание. Линь стоял на коленях около Лао Гоу и тихо спрашивал его о чем-то.

– Мэй ю бань фа… – пробормотал пожилой партизан, едва шевеля губами. – Мэй ю фацзы… [59]59
  Ничего не поделаешь… Ничего сделать невозможно… ( кит.)


[Закрыть]

Дэмон уловил смысл фразы.

– Что невозможно? – спросил он.

– Ничего, – ответил Линь, бросив на него раздраженный взгляд.

– Что нельзя сделать? Разве нельзя сделать для него носилки? – Линь еще раз посмотрел на Дэмона, но ничего не сказал.

С улицы донесся шум отходящей колонны. Дэмон уставился на командира партизан.

– Не собираетесь же вы оставить его здесь, полковник? – спросил он тревожно.

– Идите вон и найдите свое место в колонне, Цань, – сказал Линь.

– Что? Послушайте, ради Бога… Линь поднялся на ноги.

– Фу нзун мин лип! [60]60
  Приказ командира! ( кит.)


[Закрыть]
 – Зло произнес он, затем добавил по-французски: – Будьте любезны подчиниться приказу. Идите!

Наконец Дэмон понял. Он поднялся на ноги, четко взял под козырек.

– Слушаюсь, сэр! – И, круто развернувшись, вышел на улицу

Мимо входа в дом проходил уже хвост колонны. Дэмон увидел эскимоса, кивнул ему, пристроился за ним и быстро приноровился к шагу партизан. Когда они поворачивали на запад и пересекали железнодорожную линию, до его слуха донесся приглушенный выстрел, похожий на хлопок надутого и разорванного бумажного пакета. «Господи, – пробормотал себе под нос Дэмон. – какая же это грязная, жестокая война…»

Они шли удивительно быстро, даже на подъемах партизаны почти бежали. Вскоре Дэмон почувствовал, что переключился на второе дыхание, и пока не отставал. Колонна избиралась на гору Удай по узкой тропе между огромными валунами. Деревня у подножия горы давно уже скрылась и темноте.

– А сколько еще? – спросил кто-то впереди Дэмона. – Сколько еще до Басюэ?

– Сорок семь ли, – ответил другой голос.

Дэмон произвел подсчет. Из-за голода, холода и усталости мозг работал с замедлением, как пулемет с застывшей смазкой. ли – это одна треть мили. Сорок сели, разделить на три. Получается пятнадцать и две трети. Следовательно, около шестнадцати миль. По пятьдесят три ли они уже прошли позавчера да еще четырнадцать сегодня во второй половине дня, когда выходили к деревне. Всего, стало быть, сто четырнадцать ли, или, если разделить на три, тридцать четыре, нет, тридцать восемь миль. Но это ведь только до Басюэ, а чтобы полностью гарантировать себя от опасности, им надо дойти до Дуняньто. И все это в темне три с лишним мили в час, то в гору, то под гору…

Дэмон начал отставать. Один за другим партизаны обгоняли его. Обгоняли эти оборванные, одетые в стеганую форму и тряпичные ботинки, нагруженные тюками, отрывисто дышащие низкорослые люди. Он смотрел на них в изумлении. Это просто невероятно. В вопросах физической подготовки он был очень придирчивым, завоевал себе репутацию лучшего из лучших спортсменов-ходоков в Бейлиссе и на острове Лусон; и вот теперь он оказался в хвосте колонны, и возможно, отстанет от нее совсем. Он, Сэм Дэмон, отстанет…

Они пересекли русло высохшей реки, подняв удушливую пыль – Дэмон ощущал ее на зубах, в горле. Еще один подъем, и они вышли на плоскую вершину небольшого холма, где когда-то было жилье или храм. Кто-то подал команду, все опустились на колени или прислонились спиной к камню. Дэмон медленно вытянул ноги; от усталости они дрожали, сильно пульсировала кровь в давно зажившей ране. Дэмон отпил несколько глотков из фляги, но вода была такой, что лучше бы ее не пить. Они наверняка теперь уже в безопасности и могут позволить себе отдохнуть, уверял себя Дэмон.

Подошел Линь. За его спиной торчал короткий ствол «томпсона». Он сел на корточки рядом с двумя офицерами и быстро что-то сказал им.

– Ай-ла! – воскликнул один из них. – Эрбэнь, туй, та мадэ… [61]61
  А-а! Чтоб им провалиться, чертям… твою мать… ( кит.)


[Закрыть]
 – Дэмон улыбнулся, несмотря на усталость: люди ругаются одинаково на всех языках. Торопливый диалог оборвался, офицеры поднялись на ноги и снова прозвучала страшная команда:

– Цзоу ба!

Дэмон не поверил своим ушам: они отдыхали всего три минуты, самое большое – четыре. Стараясь говорить как можно спокойнее, он спросил:

– В чем дело? Что случилось?

– Плохие известия. Цань Цзань, – ответил, подойдя к нему, Линь. – на Ханчжоу сюда движется японская кавалерия. Нам надо уходить как можно скорее…

Линь назначил небольшую группу партизан в арьергард, и отряд снова двинулся. Теперь они шли еще быстрее. Дэмон проглотил две таблетки аспирина и предложил несколько штук эскимосу, однако тот вежливо, но решительно отказался. Они перевалили через гору, потом еще через одну. Дэмон так устал, что уже не помнил никакой последовательности событий. Где-то в узком горном проходе дул порывистый и холодный ветер, и капельки пота на его лице замерзли; на каком-то участке бугристая, виляющая из стороны в сторону тропа шла над ущельем, в котором бушевала горная река, и ледяные брызги от нее больно жалили руки и щеки; в какой-то момент мимо него прошел странно хлюпавший ногами партизан. Посмотрев вниз, Дэмон с ужасом обнаружил, что тот обут в легкие открытые сандали, почти бос.

Дэмон оглянулся. Позади него были только эскимос – который отстал, Дэмон знал это, из уважения к нему, – Линь и два арьергардных разведчика. Все остальные шли впереди. Никто не отстал. Шестьдесят восемь человек за шестнадцать часов прошли тридцать восемь миль, провели бой, и никто – ни один человек – не отстал, не сошел с пути. Дэмон вспомнил изнурительный дневной и ночной марш в Суассон во Франции, памятный переход под дождем и ветром. Он тогда, помнится, нес чью-то винтовку… Фергасона? Нет, то была винтовка Клея. Но ведь солдаты тогда отставали, отставали и валились как убитые на обочину дороги. Таких, правда, было немного, но все же были. А этот вот переход намного длиннее и труднее, и совершают его одетые в лохмотья люди, с пустыми желудками к тому же. Почему они способны на это? Все без единого исключения? Фантастично! Полуголодные, полураздетые, полувооруженные солдаты, обладающие тем не менее чем-то таким, чего нет ни у каких других солдат, которых знал и видел Дэмон…

* * *

Позднее, в Дуняньто, преодолевая невероятную усталость и сон, Дэмон торопливо записывал в тетрадь впечатления при свете керосиновой лампы. Вошел Линь. Его брови метнулись вверх и вниз.

– Все еще не спите, Цань Цзань? – спросил он приглушенным голосом, кивнув головой на нагретую лежанку, где, тесно прижавшись друг к другу, спали четыре солдата. – А почему вы ни расположились в гостинице?

– Видите ли, я… – После эпизода в Удае Дэмон все еще испытывал некоторую неловкость в присутствии командира партизан. Он неопределенно махнул рукой. – Я решил записать все это как можно подробнее…

– Ох уж эта жизнь литератора, – пошутил Линь, разведя руками. – Вы этак, чего доброго, увековечите нас в александрийских стихах.

– Вы стоите того… – Страстность, с которой Дэмон произнес эти слова, удивила его самого, и, чтобы скрыть это чувство, он улыбнулся. – Вы представляете, что вы совершили? Ваш отряд, я имею в виду… Ведь на марше не отстал ни один человек! Я как раз об этом и пишу сейчас. Это просто невероятно! Не укладывается ни в какие представления.

Линь скромно кивнул:

– Я был солдатом с ранних лет. Но таких людей и я не знал. Это новая армия, солдаты совершенно иного типа.

– Почему они способны на такой подвиг, полковник? Что придает им такую стойкость, выносливость, такую… такую неисчерпаемую силу?

– Надежда. – Партизанский вожак улыбнулся. – Надежда и чувство собственного достоинства. Надежда увидеть новый Китай, Китай, освобожденный от иностранных армий и иностранных концессий, Китай, в котором не будет голода, невежества и страданий; Китай, в котором люди будут равны. – Линь посмотрел Дэмону в глаза. – Многие торжественно провозглашали это, многие вожди во многих странах. А у нас это осуществляется. – Он кивнул головой в сторону спящих на лежанке. – Они понимают, что кто-то должен руководить, вести их и что другие должны следовать за ними, но что руководство – это обязанность, а не признак какой-нибудь кастовости. Мы – единственная армия, в которой офицеры живут так же, как солдаты, где руководство опирается на уважение, на доказанную компетентность руководителя, и ни на что иное. Когда вы говорите солдатам, что нужно пойти на невыносимые страдания, даже на смерть, они вправе знать цель, которая требует таких жертв, – тихо сказал Линь. – Они имеют право на то, чтобы с ними обращались как с людьми, обращались так, как они того заслуживают, в соответствии с неисчерпаемыми душевными качествами этих людей… – Линь замолчал, его лицо неожиданно помрачнело, в глазах, освещаемых слабым желтым пламенем лампы, появились едва заметные искорки. Несколько секунд они молча смотрело друг на друга.

– Полковник, я хотел бы извиниться, – пробормотал Дэмон, – за свое… за то, что я поставил под сомнение правильность ваших приказов в Удае.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю