Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 67 страниц)

– Бункер. Вой там. Видите его?

Пристально вглядываясь, но ничего не обнаружив, Дэмон отрицательно покачал головой, затем расслабился, снова старательно присмотрелся и действительно увидел узкую горизонтальную полосу, чернее черного, местами покрытую растительностью. Затем – еще один бункер, позади и правее первого, а потом, чуть подальше и левее, – что-то такое, показавшееся ему третьим бункером.

Бункеры грозили смертью. Они хорошо эшелонированы. Возможно, находящиеся в них японцы хладнокровно следят за ними. Возможно, нет. Он оценил огневую позицию и местность. Подавленность и усталость, тяжким грузом давившие на него на командном пункте после совещания в штабе Уэсти, исчезли; он ощутил прилив сил, обострение всех чувств и готовность ко всему, что бы ни произошло. Участок перед ними – сравнительно открытые подходы с небольшим подъемом в направлении к бункерам – был отлично защищен перекрывающими друг друга огневыми секторами. Однако на этом участке была небольшая лощина, своего рода траншея, которая тянулась вдоль фронта ближайшего бункера, затем поворачивала назад, образуя своеобразный клин между первыми бункерами и тем, что расположен правее. А проберется ли одно отделение к бункерам по этой лощине? Смогут ли солдаты под сильным прикрывающим огнем преодолеть путь между этими двумя бункерами и выйти им во фланги? Пожалуй, смогут. А что находится позади этих двух бункеров? Еще два? Или двадцать два? Раздались выстрелы из винтовки М-1. По джунглям прокатилось раскатистое эхо. Затем снова тишина. Опять какая-то пуганая ворона куста испугалась. Неужели их не научили, что такой стрельбой они выдают свои позиции? Дэмон обменялся несколькими фразами с Баучером, и они поползли по лощине, усеянной осколками камней и колючими растениями. Он так остро ощущал близость первого бункера, находившегося теперь совсем рядом, что ему чудилось, будто кто-то давит ему на затылок большим пальцем. Ожесточенный писк москитов у щек и глаз, едва сдерживаемое желание прихлопнуть их; Дэмон потерся щекой о плечо. Впереди маячило огромное манговое дерево, черная масса которого будто подпирала шероховатую стену леса. По его запястью что-то скользнуло – то ли насекомое, то ли маленькая ящерица. По щекам и шее непрерывно скатывались капельки пота. Теперь продвижение вперед требовало сознательного усилия воли. Остановки Баучера делались все более длительными: мешало напряжение, возраставшее по мере продвижения по земле противника в тыл одного из бункеров. Однако шепот Баучера был совершенно спокойным:

– Ползем дальше?

Дэмон задумался. Извечная дилемма, не находящая себе ответа, приводящая в бешенство: остановиться ли и удовольствоваться тем, что узнал, или рисковать в надежде узнать еще больше? Он поднял голову. Вокруг зловещий мрак. Неожиданно где-то совсем рядом тишину нарушило ритмичное «чнк-чнк-чнк». Методичный глухой звук. Кто-то работал лопатой. Это заставило Дэмона принять решение. Приблизив губы к уху Баучера, он прошептал:

– Нет. Достаточно. Ползем назад.

С предельной осторожностью они развернулись и направились в обратный путь. Теперь Дэмон испытывал странную подавленность, усталость и чувство неполноценности. Лицо было мокрым от пота, соль разъедала глаза. Здесь, у самой поверхности земли, воздух был каким-то плотным, будто сюда оседал невидимый, тяжелый газ. Дэмона охватило страстное нетерпение поскорее добраться до командного пункта, узнать, что обнаружил Бен, и ему пришлось сдерживать свое желание двигаться быстрее. Так много предстояло еще сделать, а времени оставалось очень мало. Впереди через кусты метнулся какой-то зверек, и Дэмон невольно остановился, но затем снова пополз, поочередно перенося вес своего тела на руки, на локти, на колени. Где-то вдали, в секторе Вильгельма, взорвалась мина, за этим взрывом последовали еще два.

Дэмон добрался до конца лощины, прополз мимо двух пней, миновал овальный куст и остановился, поджидая, пока к нему присоединится ползший позади Баучер. Он почувствовал беспредельную усталость и хотел, чтобы на обратном пути к своей полосе охранения сержант полз первым. Перспектива возвращения ползком, порой погружаясь всем телом в вонючую болотную воду, хватаясь руками за скользкие переплетения корней деревьев, вызывала у него отвращение. Закрыв глаза и рассеянно смахивая рукой москитов и капли пота со лба и щек, не думая ни о чем, он ждал, пока Баучер подползет к его левому боку.

Когда Дэмон открыл глаза, перед ним стоял какой-то человек. Землисто-серая на темном фоне фигура, почти рядом с ним, не далее восьми футов. От неожиданности Дэмон чуть не задохнулся. Лежавшие на его бедре пальцы Баучера сжались. Дэмон замер. Пока он, оцепенев и едва дыша, всматривался в это видение, человек, подняв руки, прогнулся как кошка, сделал глубокий вдох, выдох и начал разминать ноги, поочередно поднимая колени к груди; его движения были едва слышны. Теперь до них дошел смешанный с вонью болота едкий запах пота и мочи и чего-то более острого, напоминающего запах скисшего вина в дыма горящего хвороста. Охваченный тревогой, Дэмон следил за ним с глупым видом. Откуда он взялся? Они не слышали ни шороха ткани, трущейся о кусты или кору деревьев, ни приглушенного ритма шагов. Похоже было на то, что человек свалился с неба…

Японец еще раз потянулся, как бы наслаждаясь возможностью делать такое простое движение. Он потягивался, видимо, потому, что долго сидел не двигаясь. Где, на дереве? Он был без головного убора, этот крепко сложенный парень с короткими толстыми руками. Неожиданно Дэмон увидел его более четко, в руках у него не было никакого оружия. Дэмон потянулся было за пистолетом, но вместо этого положил ладонь на рукоятку ножа. Надо убрать его бесшумно. Если не сделать этого, произойдет черт знает что. Возможно, их спасение в бегстве назад, к своим, но, возможно, это им и не удастся. Второе, пожалуй, вероятнее, а может, им лучше подождать здесь и понаблюдать, что станет делать этот снайпер. Казалось невероятным, чтобы в следующее мгновение японец не заметил Дэмона. Вытащив нож из тугих новых ножен, Дэмон бесшумно подтянул его к своей щеке. Баучер ослабил нажим на его бедро и убрал руку, вероятно, чтобы достать свой нож или пистолет; однако сержант, несомненно, ждал его, Дэмона, действий. Что же предпринять? Было бы безумием все еще лежать вот так, на земле, ожидая, когда японец повернется, заметит их и поднимет тревогу…

Что-то легко застучало по козырьку полевой фуражки, затем по пальцам. Напрягшись перед прыжком, Дэмон вздрогнул и только в следующее мгновение понял, в чем дело. Снова дождь. Тяжелые капли падали на руки, спину, на большие влажные и гибкие листья вокруг них. Дождь. Через пять секунд дождь превратился в стремительный ливень. Потоки холодной воды скрыли все из виду, заглушив остальные звуки. Струи с оглушительной силой хлестали по густой растительности. Дэмон промок до костей и задрожал от холода. Он вытер лицо рукавом в осмотрелся. Японца не было. Он исчез так же мгновенно, как и появился. Он не мог ни убежать, ни вскарабкаться на дерево. Значит… Значит, он ушел под землю. Значит, здесь у него «паучья нора». Он весь день сидел в «паучьей норе» неподалеку от этого овального куста, а ночью вышел размяться. Такова уж эта война…

От облегчения Дэмон едва не расхохотался. Спасительный дождик, ты всегда будешь приходить в самый нужный момент? Необыкновенное везение. Bо всяком случае – пока везет. Дэмон приблизил лицо к уху Баучера:

– Он спустился в окоп. Трогаемся. Ползи первым.

Пользуясь непрекращающимся шумом дождя, они быстро поползли вперед.

* * *

В блиндаже стояла жуткая вонь, казалось, японцы неизменно насыщают ею все вокруг; это была смесь запахов гниющей рыбы и поджаренных каштанов, эфира и нечищенных отхожих мест. От этого запаха невозможно было избавиться никакими мерами. Фелтнер низко опустил голову, стараясь не дышать. Им овладело чувство беззаботности, слегка кружилась голова, лениво ворочалась мысль: не начинается ли у него малярия? Ею болели почти все. Люди приходили и уходили; полковник Дэмон то и дело крутил ручку полевого телефона и разговаривал с разными людьми, а Фелтнер пытался сосредоточиться на предстоящей операции, но мысли уходили в сторону, к обрывкам воспоминаний и мечтам. Хуже всего было то, что все они страшно устали, выдохлись; от того, какими они были в первые дни по прибытии сюда, не осталось и следа. Боже мой, кажется, с тех пор прошло двадцать лет…

Уоттс снова уставился на него: противный взгляд человека, которому мешают дышать аденоиды. Открытый рот. Нахмурившись, Фелтнер отвернулся. Ужасно вот так ждать предстоящих событий. Но еще хуже будет, когда они начнутся. Судьба сыграла с пим злейшую шутку: из всех мест, в которых он мог бы сейчас находиться, она выбрала для него самое жаркое, самое отвратительное, самое опасное на всем этом мерзком шарике. Впрочем, может быть, не самое, а одно из самых опасных мест. В России, вероятно, еще хуже, или где-нибудь в Китае, если ты китаец. Но это, пожалуй, и все. Случайность ли это, простое невезение в жеребьевке, как сказал Росс, или, наоборот, его привело сюда какое-то особое предначертание всевышнего? Зачем он оставил Калифорнию, Джорджию, Филадельфию? Зачем ушел из тихих и мрачных контор Ланфнара и Уотрауса? Он мог бы и сейчас быть там – это казалось невозможным теперь, в это утро, но он мог бы, – подбивать итоги длинных, аккуратных колонок цифр, сопоставлять массу не связанных между собой данных и выуживать из них точно классифицированную, выраженную черным по белому сущность – сбалансированную, функционирующую, существующую и доступную разуму. Именно но этой причине армия и привлекла его вначале. Его брак оказался неудачным, он устал от Филадельфии, а здесь подвернулся дядя, служивший в управлении главного инспектора, с которым он встречался не слишком часто, но чья жизнь и манеры поведения красноречиво свидетельствовали о военной службе, как о мире, в котором господствуют порядок, точность и строгая ответственность. Ему понадобилось два месяца, чтобы убедиться в том, что он принял желаемое за действительное: он был потрясен бессмысленной расточительностью и неэффективностью всего, что делается в армии мирного времени.

Но вот грянула война. Она опрокинула все расчеты, все представления. В войну вы вступаете со сравнительно хорошо налаженной, четко и ответственно действующей организацией и видите, как на ваших глазах она рушится и превращается в мешанину жалких обломков. Это ужасно. Снаряжение – ценное, необходимое снаряжение – теряется или выбрасывается; предметы снабжения никогда не прибывают своевременно; личный состав тает – людей уносят на носилках, или просто накрывают их плащ-палатками, или, еще хуже, объявляют пропавшими без вести. Части теряют связь друг с другом, склады с припасами с грохотом взлетают в воздух, материальные ценности гниют в грязи и под тропическим солнцем, добрую половину времени никто не знает, где находится что-нибудь, необходимое в данный момент; и чем больше прилагаешь усилий, чтобы справиться с этой все пожирающей бессмысленной расточительностью и хаосом, тем большими они становятся…

– …Да, да, вдоль реки, – говорил по телефону полковник Дэмон, блуждая невидящим взглядом по блиндажу. – Пройди как можно дальше. До того небольшого бугра, о котором мы говорили. Обойди его с фланга, если позволит обстановка, зайди в тыл и захвати оттуда – это ключевая позиция… Да, да, я знаю. Сядь им прямо на голову, Бенджи. Ладно-ладно. Желаю успеха, дружище. Фелтнер наблюдал за Дэмоном, как тот позвонил в третий батальон и сделал необходимые распоряжения; он говорил совершенно спокойным тоном. В какой-то момент их взгляды встретились, Дэмон подмигнул ему; капли грязного пота срывались с его подбородка на штаны, на потемневшую от пота полевую куртку. В четверть третьего он возвратился из патрулирования, промокший до костей, дрожащий от холода; затем в течение получаса или более он и Крайслер вполголоса договаривались о чем-то; потом он повис на телефоне и долго разговаривал с полковником Вильгельмом, и, наконец, пошел в роты на передний край. В пять тридцать, возвратившись на командный пункт, он сказал:

– Я собираюсь подремать минут десять. Если что-нибудь случится, разбудите меня. – Устроившись на складной койке Кейлора, он сразу же крепко уснул. Проснулся точно через десять минут, рывком сбросил ноги на пол и потребовал доложить, доставлены ли ручные гранаты.

Томясь ожиданием, вздыхая, стискивая и разжимая кулаки, Фелтнер наблюдал за командиром полка. Таким он, Фелтнер, быть никогда не смог бы. Никогда. Макфарлейн был подвижным, носился сломя голову и на всех кричал. Дэмон же вел себя совсем по-другому, как будто находился на учении, там, в Бейлиссе. Но здесь вовсе не Бейлисс, далеко не Бейлисс. Осталась какая-нибудь минута. До слуха донеслись звуки проходивших мимо блиндажа подразделений – приглушенный топот ног и звяканье снаряжения. Ни разговоров, ни смеха слышно не было.

– О чем думаешь, Рей? – спросил Дэмон, бросив на него странный взгляд: слегка грустный и одновременно насмешливый.

– Так, ни о чем, сэр. Просто жду.

– Да, ждать в жизни приходится часто и много, правда? Ничего. Еще несколько секунд, и волнениям конец. – В этот момент со стороны взлетно-посадочной полосы донеслось громыхание, как будто работали неисправные двигатели без глушителей, и сразу же началась стрельба, словно яростная дробь тысяч клепальных молотков, прерываемая гулкими, ритмичными взрывами, напоминавшими удары в большой барабан в духовом оркестре. Дэмон спокойно продолжал: – Ну вот, слышишь? Теперь и нам пора. – Поднявшись, он затянул пояс с патронташем, подхватил свою винтовку и вышел из блиндажа.

Фелтнер последовал за ним, на яркий, слепящий свет. После дождя земля стала вязкой, скользкой. Дэмон стоял в непринужденной позе, опершись рукой о ствол дерева и наблюдая, как зеленые фигуры в гладких и темных на фоне сочной листвы касках продвигаются среди кустов вперед. Дэмон сказал ему что-то, но он едва расслышал его, негодуя на усиливающийся с каждой минутой оглушительный гул стрельбы. Он научился различать эти звуки: отрывистый лай винтовок М-1, более сухие и высокие хлопки винтовок «арисака», густое стрекотание пулеметов, надсадный кашель ручных гранат; он мог бы выделить каждый из них, но собранные вместе эти звуки подавляли его. Сколько-нибудь логическое мышление в такой какофонии невозможно. Стрельба усилилась, звуки отдельных выстрелов слились в сплошной гул, теперь ко всему прочему прибавился огонь японских пулеметов «намбу», истерический, стрекочущий звук стрельбы которых давил Фелтнеру на барабанные перепонки. Невольно ему вспомнился Боретц в первый день высадки, лежащий на земле, бьющийся в судорогах. Катаясь по земле, он издавал резкие, душераздирающие крики. Содрогаясь, Фелтнер прогнал эту картину из головы. Его зрачки сузились от непрекращающегося грохота. Он должен сохранить голову ясной, должен…

– Они почти не продвигаются, – сосредоточенно произнес Дэмон.

Действительно, солдаты застряли в грязи. Не видно ни одной каски. Наверное, повторяется то, что неоднократно происходило раньше. Тяготы прошедших шести недель оказались сильнее их мужества. На стороне японцев все преимущества: неограниченное количество боеприпасов, господствующие высоты, сотня хорошо укрепленных и защищенных позиций, наконец, их просто невозможно увидеть…! – Пошли, – приказал Дэмон.

Озадаченный, Фелтнер осмотрелся вокруг.

– Сэр?

– Уж не думаешь ли ты, что мы будем торчать здесь до бесконечности? – Лицо Дэмона сразу посуровело, нахмурилось: перед Фелтнером стоял помолодевший, властный человек. – Пошли, пошли. Подойдем поближе к ним, и на этот раз заработаем свое жалованье.

Слегка наклонив голову, держа винтовку в правой руке, полковник энергичным шагом пошел вперед. Сняв автомат с плеча, Фелтнер окликнул Уоттса и Эверилла и поспешил за Дэмоном под огонь японских пулеметов, лающих теперь, как казалось, гораздо громче. Мокрая трава и листья хлестали по крагам, головокружение усилилось, глаза резало – любой взгляд в сторону вызывал вспышки боли. Как далеко намеревается пройти Дэмон? Что они будут там делать? Если солдаты прижаты к земле…

К ним бежал солдат – с непокрытой головой, обезумевшим взглядом, одна рука поднята вверх. Фелтнер смутно припоминал его, но никак не мог вспомнить фамилию. «О господи, – подумал он. – Надо же случиться такому именно в этот момент! Сейчас полковник вытрясет из него душу, а потом и из меня, и из всех, кто окажется поблизости. Хорошо хоть, солдат не бросил винтовку, это уже лучше…»

Однако Дэмон лишь улыбнулся.

– Что случилось, сынок? – бодро спросил он.

Солдат («Филлипс! Вот как его фамилия, Филлипс: хорошо, хоть это вспомнил!») остановился в смятении, едва переводя дух. С очумелым видом он махнул свободной рукой назад.

– Японцы! – заорал он, стараясь перекричать грохот. – Там тысячи японцев…

– Ты уверен в этом? – Дэмон приблизился к Филлипсу и остановился перед ним в ожидании ответа.

– …Они атакуют… по всему фронту… Нужны подкрепления, мы не сможем остановить их…

– Так уж и не сможете! Мне что-то не верится… Полковник говорил таким спокойным тоном, в его голосе было столько равновесия между насмешкой и как бы случайным, само собой разумеющимся возражением, что Филлипс разинул рот, а на лице его появилась глупая улыбка. Казалось, он только теперь заметил высокое звание Дэмона.

– …Иисус Христос! – Филлипс разразился лихорадочным смехом. От паники не осталось и следа, он почувствовал себя опустошенным, слегка обиженным. – Я же говорю вам, полковник, их там целая туча…

– Ну что ж, давай пойдем посмотрим, – сказал Дэмон. В его голосе прозвучали властные нотки. – Пошли. – Полковник решительно двинулся вперед. Филлипс начал было говорить что-то еще, но, поймав осуждающий взгляд Фелтнера, прикусил язык.

– Филлипс, – резко оборвал его Фелтнер, – ну-ка возьми себя в руки. Прекрати болтать.

– Есть, сэр. – Филлипс резко повернулся кругом и, пристроившись рядом, постарался даже идти в ногу, что вызвало у Фелтнера раздражение, сначала его охватило жгучее желание накричать на этого рядового, пригрозить ему самыми строгими взысканиями, затем не менее сильное желание расхохотаться. Кожа на лице Фелтнера вся как бы натянулась, саднила, будто по ней хлестнули ядовитым плющом, дышать стало очень тяжело. Трудно было идти вот так, как сейчас, навстречу сухому неистовому треску пулеметов, когда в листве над твоей головой свистят и жужжат пули.

– Полковник… – тревожно произнес он.

– Да? – отозвался Дэмон, повернувшись.

– Не лучше ли вам снять этих орлов? [68]68
  Знаки различия полковника. Носятся на углах воротника. – Прим. ред.


[Закрыть]

Дэмон покачал головой.

– Ребята еще не знают меня, по крайней мере, большинство из них.

– Генерал Уэстерфелдт строго приказал…

– Я знаю. Но так лучше…

– Господи! – пробормотал Фелтнер. Он споткнулся о корень и едва не упал на колени. Японские пулеметы вели огонь теперь короткими очередями, как будто яростно бранились сотни и сотни сварливых старух. Вокруг них то здесь, то там продолжали падать срезанные пулями листья. Казалось, они идут как во сне, в кошмарном сне. Все это закончится бедой. Финал будет печальным. Если они будут идти и идти вперед, вот так, как сейчас, но неподвижной маслянистой воде, если, несмотря ни на что, продолжать идти…

Они вышли уже на рубеж, где залегли атакующие взводы. Фелтнер увидел солдат, припавших к земле под кустами, за стволами поваленных деревьев, в заполненных водой ямах. Увидев их, он испугался еще больше; ему было стыдно, он злился и чувствовал себя глупо. Однажды зимой, когда ему было лет девять-десять, он, осторожно балансируя, шел по узкой кирпичной стене, а одноклассники начали швырять в него снежками и насмехаться над ним. Сейчас он ощущал, как в нем нарастает такой же страх и чувство, что его предали, отчаянное желание прижаться к земле, убраться отсюда, покончить со всем этим.

– А ну, ребята, вперед! – обратился Дэмон к солдатам своим уверенным, спокойным, призывным тоном, который, казалось, превращал передвижение под огнем вот так, выпрямившись, одновременно в самое пустяковое дело и в серьезнейшее обязательство солдата перед солдатом. «Как это у нею получается?» – подумал Фелтнер. – Только вон до того небольшого бугра, – продолжал Дэмон. – Мы должны добраться туда, от нас ждут этого сегодня. От всех нас. Пойми…

Косые взгляды из-под касок – множество взглядов: возмущенных, удивленных, недоверчивых. Звонкий мальчишеский голос:

– Кто еще там?

Не обратив никакого внимания на выкрик, Дэмон энергично шагал от одной группы солдат к другой и все тем же гипнотическим тоном призывал:

– Пошли, пошли, ребята! Нам нельзя задерживаться здесь, чтобы позволить японцам скосить всех. Вы же понимаете…

Неожиданно в опасной близости застрекотал пулемет; трассы его очередей тянулись как толстые оранжевые провода, прожигая себе путь в кустах в десяти футах от них. В следующий момент Фелтнер понял, что лежит на земле, хватает ее руками и дышит сквозь зубы; как это все произошло, он не помнил. Прямо над его головой пролетела рикошетная пуля, прозвенев, словно оборвавшаяся скрипичная струна. Он поднял голову и увидел, что Дэмон по-прежнему на ногах и все с тем же невозмутимым спокойствием разговаривает с солдатами. Мимо его лица, не далее чем в трех футах, пронесся отскочивший от ствола пальмы кусок коры, похожий на сморщенную слоновью кожу. Полковник улыбнулся и отклонил голову резким движением, какое Фелтнер подмечал у своего отца, когда тот разговаривал с рабочими на фабрике в Трентоне.

– Вы только подумайте, – продолжал между тем Дэмон. – Ну и стрелки! Не могли подстрелить меля ни в Китае, ни на Лусоне; и здесь, черт бы их побрал, тоже не умеют стрелять… – он оперся руками о бедра и наклонился к двум солдатам. – Ну так как, пойдем, ребята? Что скажете? Только до этой горки. Ну, кто со мной?

И, будто эта близко пролетевшая пуля подтолкнула его, худой бледный солдат поднялся на ноги, за ним еще двое, один из них – сержант по фамилии Принс – повернулся и, размахивая рукой, начал призывать других, и они поднимались; вот уже около десятка солдат, размахивая винтовками, бросились вперед. Они поднялись. Они пошли в атаку.

– Вот так, правильно! – одобрительно кричал Дэмон, взмахивая рукой, словно подгоняющий свою упряжку кучер почтовой кареты. – Правильно! Так, так! Теперь заходите с фланга, быстрей!.. – И затем свирепо: – Вперед! Взять их!

Один солдат упал, раздался душераздирающий вопль, но остальные, не обратив на него никакого внимания, продолжали бежать вперед, бросались на землю, вновь вскакивали, мчались как лавина к захлебывающимся от непрерывной стрельбы пулеметам.

Дэмон свернул влево и теперь прокладывал себе дорогу сквозь запутанную гущу лиан и растений, напоминающих спрутов, сквозь заросли изуродованных банановых деревьев.

– Теперь, Рей, я должен проверить, как дела у Крауса. Далеко ли до тропы, не знаешь? Интересно, нельзя ли выйти прямо на…

Раздался резкий звук выстрела из винтовки и шлепок, будто ладонью хлопнули по бедру. Арчимбо, ординарец полковника, пробормотал что-то и начал оседать наземь, нехотя, как во сне, опускаться на колени. Кто-то крикнул:

– Ложись! Ложись!

Снова просвистела пуля, потом глухой щелчок и хлопок выстрела. Фелтнер опять упал на живот под небольшой куст, под свисавшие с него крупные овальные листья. Он не имел представления, где в этот момент находится Дэмон, не видел ни Арчимбо, ни Уоттса. Снова выстрел из винтовки, и пуля впилась в землю рядом с его головой. Фелтнер судорожно глотнул воздух и отдернул руку от головы вниз, будто ее обожгло огнем. Еще ниже. Пули впивались в землю там, откуда он убирал руку.

Он украдкой, стараясь не выдать себя, посмотрел наверх сквозь качающиеся ветви. Ничего не видно. Его сердце билось так, как будто хотело выскочить, а тело вздрагивало от каждого нового удара. Где-то позади не то говорил, не то стонал Арчимбо. Но почему же ничего не видно? Подавляя страх, Фелтнер продолжал старательно, до боли в глазах, всматриваться в листву. Еще один глухой удар впившейся в землю пули, и он увидел – или ему показалось, что увидел, – едва заметные признаки шевеления в густой чаще зелени, наверху. Фелтнер вскочил на колено, поднял свой пистолет-пулемет «томпсона» и дал из него очередь. Резкие пневматические выхлопы почти оглушили его, но в то же время страх как рукой сняло. Он почувствовал прилив энергии, бодрость, воодушевление. Невероятно, но грубая потрясающая сила автоматной очереди как бы превратила его в составную часть оружия, скорее в его слугу, чем хозяина. Он вскочил на ноги, метнулся на несколько ярдов вправо, укрылся за деревом и дал еще одну очередь вверх, в гущу зелени. Наступила тишина. Ни малейшего шороха. Ему хотелось оглянуться, посмотреть, где находится Дэмон, но он не осмеливался отвести взгляд от того места наверху, которое держал под прицелом автомата.

Его слух уловил звук легких шелестящих шагов, настолько легких, что казалось, кто-то приближается по воздуху. Звуки не становились громче, но он не испытывал теперь ни малейшего страха. Подняв автомат, Фелтнер замер в ожидании; едва слышные звуки шагов продолжали доноситься… Теперь они замедлились… Шаги ли это? Да ведь это звуки падающих капель!

Спереди него качнулась ветка. На ее широких, лопатообразных листьях, склонявшихся под ударами капель, виднелись бесформенные ярко-красные пятна. Кровь. Она стекала с листьев длинными клейкими струйками и капля за каплей падала вниз. Оцепеневший Фелтнер смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Она была такой неправдоподобно багряной и лоснящейся. Где-то, в самой гуще наверху, медленно качнулась скрытая листвой ветка.

Фелтнер перевел взгляд вниз. В нескольких футах от него стоял Дэмон.

– Отличная работа, Рей!

Так ли? Может быть, и так. Фелтнер не знал. Он опустил автомат. Он убил человека. Тем не менее у него не было никаких ощущений, каких можно было бы ожидать: он не чувствовал ни раскаяния, ни ликующего торжества, ни ужаса; он испытывал лишь раздражение и гнев, как будто его слишком уж долго и придирчиво подвергали испытанию. Слева от них возобновилась яростная ружейная пальба, трассирующие пули, словно ножницы, срезали запутанные ветви. «Расточительство, – подумал Фелтнер, – невероятное расточительство материалов в этой войне. Одних пуль сколько…» Нелепость этой мысли поразила его. Он поднялся на ноги. Дэмон уже склонился над Арчимбо, перевернул его на спину.

– В грудь, – сказал он. – Надо позвать санитаров.

– Слушаюсь, – ответил оцепеневший Фелтнер. Он видел, как Арчимбо медленно, точно сонный младенец, открывает и закрывает глаза; он и нахмурился-то как ребенок: казалось, он не испытывает ни страха, ни боли. Его губы медленно шевелились. Фелтнер наклонился к нему.

– Вы… попали в него, капитан?

– Да, попал, Арчи, – ответил Фелтнер. – Расплатился с ним сполна. Не волнуйся, мы вынесем тебя отсюда.

Они отыскали двух санитаров для Арчимбо и направились в первый батальон. Дела здесь обстояли не лучше. Им пришлось преодолеть вброд болото, покрытое темной стоячей водой; на поднятых ими волнах плавно раскачивалось несколько трупов, лежащих лицом вниз. Дальше был небольшой подъем, на котором они залегли и наблюдали, как Том Херд и какой-то сержант подползли к бункеру на десять футов и там их обоих убило наповал. Но японские пулеметчики продолжали поливать их огнем, в тела этих смельчаков долго вздрагивали от впивавшихся в них пуль.

– Сволочи! – пробормотал, дрожа от ярости, едва сдерживая слезы, Фелтнер. В эту минуту он возненавидел всех японцев на всю жизнь, ненавистью более черной, чем болотная жижа. – Грязные, кровожадные сволочи…

Когда они возвратились на командный пункт, их ждали плохие вести. Подполковник Крайслер, участвовавший в атаке с третьим батальоном, дошел до холма, но там их остановили. Четыреста шестьдесят восьмой полк продвинулся до взлетно-посадочной полосы и теперь отражал мощную контратаку японцев. Второй батальон потерял связь с восьмой ротой.

Позднее, сидя в вонючем блиндаже и закусывая из консервной банки свининой с яичным желтком, Фелтнер бросил взгляд на часы и с изумлением увидел, что уже почти половина третьего. Как быстро пролетело время! Голова раскалывалась от боли, живот раздулся как бочка; он чувствовал себя несчастным, подавленным жестокостью, силой и мастерством противника, у которого на руках были все козыри и который так хорошо знал, когда надо ходить с них.

– Положение более чем неутешительное, полковник, – заметил он, обращаясь к Дэмону.

– Еще не все закончилось.

– Если мы не сможем довести наступление до конца, если не прорвемся к берегу в ходе этого…

– Тогда попытаемся где-нибудь в другом месте.

– Но мы ведь даже не наносим никаких потерь противнику.

– Японцы как раз и добиваются того, чтобы мы так думали, – Дэмон облизнул губы. – Они уносят своих убитых в тыл. Разве ты не заметил крови на винтовках?

– Да, но наши потери… Если они возрастут еще больше…

– Тихо, тихо! – Дэмон окинул блиндаж беспокойным взглядом, хотя поблизости, за исключением сидевшего в углу телефониста Эверилла, никого не было. – Спокойствие, – продолжал он, жуя консервы и улыбаясь своей печальной улыбкой. – Чем выше звание, тем спокойнее ты должен быть. Нужно внушать уверенность другим. – Он снова улыбнулся, теперь уже веселее. – Даже когда сам ты не очень-то уверен. Я бывал в безвыходных положениях и терял всякую надежду на то, что хоть один из нас останется жив. Но мы находили выход. – Он вытер губы большим красным платком. – Каждый человек, – продолжал он, – почти каждый испытывает страх. Страх порождает тревогу и озабоченность, а тревога и озабоченность порождают пессимизм. По-иному не бывает. Нужно подавлять страх в самом зародыше. Это твоя профессия – быть олицетворением уверенности, спокойствия, оптимизма.

Фелтнер бросил на него удивленный взгляд.

– Тогда… Тогда довольно часто придется прибегать ко лжи, правда ведь?

– Да. Если хочешь, придется. Но так мы поступаем всю жизнь. Ты ведь не раскрываешь всему свету свои сокровенные мысли, правда? Дома ты, вероятно, никогда не рассказывал жене о каждой мысли, об эмоции или искушении, возникавших у тебя хотя бы в течение какого-нибудь воскресного дня. Я, например, не делал этого… Конечно, ты, наверное, считаешь это полнейшим абсурдом. Но война – сама по себе абсурд, Рей. Война бесчестна, жестока и порочна во всех ее формах. Тем не менее мы вот сидим здесь, на этой забытой богом земле, от нас ожидают решений, и две тысячи молодых ребят смотрят на нас, ожидая помощи, какого-то плана, какого-то маневра, чуда, наконец, которые вызволят их из этого страшного ада и позволят им отправиться обратно по домам…