Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 67 страниц)

– Такова система, ничего не сделаешь.

– Отличная система, что и говорить! Ну и как же нам быть?

– Схожу к адъютанту, узнаю, что могут предложить нам. Надеюсь, у них еще что-нибудь найдется.

– Да, я хорошо представляю, что это будет. Пещера у подножия горы с большим камнем вместо стола и двумя камнями поменьше вместо стульев… – Она вскинула голову. – Послушай, Сэм, ты старше всех лейтенантов здесь, так ведь?

– Да, старше всех, кроме одного, кажется.

– Вот и хорошо, давай выселим одного из них.

Сэм отрицательно покачал головой.

– Почему? – удивилась она. – Этот несчастный капитан выселяет тебя, почему же ты не можешь?

– Это его привилегия.

– Хорошо, но ведь ты можешь воспользоваться своей привилегией точно так же, как и он.

Сэм снял тропическую шляпу и натянул ее на колено. На лбу, там, где начинались волосы, от шляпы осталась незагоревшая белая полоса, придававшая его лицу смешное и даже нелепое выражение.

– Что же, по-твоему, я должен выпихнуть на улицу семью Макдоно с тремя детьми?

– А почему же можно выпихивать нас?

– Потому что мы на военной службе, и должны подчиняться приказу, вот почему.

– Ради бога, Сэм! – Его упрямство иногда доводило ее до белого каления. – Это не ответ. Назови мне пять основательных причин, которые препятствовали бы нам поступить таким образом.

– Такой путь просто не соответствует моим взглядам.

– Я помню, как однажды в Тарлетон, когда я была еще ребенком, прибыл полковник, и всем, кто был ниже его по званию, пришлось переселяться. Всем до одного…

– Да? Он, наверное, был на седьмом небе от этого.

– Какая разница, на каком небе он был; он воспользовался своей привилегией, вот и все. Ты же сам сказал, что такова система.

Сэм поднялся и встал перед ней, опустив руки вниз. От высохшего пота на его рубашке осталось несколько волнообразных полос; штанина на колене была разорвана.

– Я согласен далеко не со всеми положениями этой системы, – сказал он.

– Я была уверена в этом.

– В ней очень много неправильного. Очень. Мне приказано твердо придерживаться известных уставных положений, и я буду придерживаться их; но если мне предоставят хоть малейшую свободу действий, я буду действовать по-своему, так, как я считаю правильным. – Он посмотрел на нее, и выражение его лица сразу смягчилось. – Извини меня, дорогая. Поверь, я хорошо понимаю тебя. После всего, что ты сделала здесь… после стольких хлопот и забот… Но я не вижу никакого смысла следовать этой глупейшей системе чинопочитания, не хочу быть таким же заносчивым, как другие…

– Заносчивым… Да это не заносчивость, а самый настоящий садизм…

– Я понимаю. Многое из того, что возмущает тебя, не нравится и мне. Может быть, настанет такое время, когда эту систему изменят и она станет более справедливой, но сейчас… сейчас лам придется примириться с ней. Это единственный выход.

– Хорошо, я согласна. Но при одном условии: мы возьмем отсюда все до последней мелочи. Все эти занавески, шкафчики, столики, все, что ты сделал своими руками, что мы с таким трудом достали.

Сэм мрачно улыбнулся и встал:

– Конечно, еще бы.

Томми энергично кивнула головой и перевела взгляд на его красивые широкие плечи, потом на тонкую талию, на худые ноги. Каждое утро и вечер он с невероятным упорством проделывал целый комплекс физических упражнений, чтобы развить бедро и икру раненой ноги, и теперь почти совсем не прихрамывал. Она инстинктивно подумала о том, что ему трудно, о его настроении, о суровом и сильном складе ума. Но все это тотчас же отступило перед настойчивой мыслью о себе самой, о собственном «я».

– Сэм, – проговорила она тихо и, когда он повернулся к ней, продолжала: – знаешь, а ты ведь не всегда и далеко не во всем прав…

– В самом деле? – Он приподнял брови. – Откуда тебе пришла эта нелепая мысль о непослушании? Сейчас же выкинь ее из головы.

– Хорошо, – громко засмеялась она и через секунду повторила уже менее возбужденным тоном: – Хорошо…

Комната, в которой она стояла и которая была их, ее и Сэма, комнатой, неожиданно, только потому, что кто-то сказал три слова, теперь стала уже не их комнатой. На противоположной стороне учебного плаца прозвучали звуки горна, пронзительные, как будто они исходили от бронзового послеполуденного небосвода. Томми почувствовала, что каким-то образом подвела Сэма в разговоре с женой майора. Надо было постараться завоевать ее симпатии, очаровать ее. Ведь могла же Томми сделать это? Разговаривать с ней как-то так, чтобы не допустить этого торжествующего злобного окрика. Нет, вероятно, это было просто невозможно. Как бы она ни поступила и что бы она ни сказала, все равно это не имело бы никакого практического значения. Сэм уже находился в ванной; она слышала сухой шуршащий звук от струи душа, попадавшей на занавеску, которую она смастерила из списанного палаточного полотна. Сэм громко напевал песенку военных дней:

 
…И не нужно мне теперь
Ни француженок, ни шампанского,
Лучше солнце и дожди
В родном городе.
 

Он поет. Такой момент, а он запросто стоит в этой допотопной старой ванне, на его голову и шею льется красная от ржавчины вода, а он поет. Это замечательно. И ужасно. Остановив взгляд на грязных желто-коричневых бараках для рядовых, расположенных за противоположной стороной учебного плаца, Томми энергично потерла руку и почувствовала, как ее глаза быстро наполняются слезами. Она не могла понять, отчего плачет: то ли от большой любви, то ли от обиды и гнева, то ли от глубокого уныния.

* * *

Они быстро укладывали под стальной брус полуфунтовые, в медной оболочке толовые шашки. В лицо ударяли волны гонимого с русла высохшей реки сухого, раскаленного воздуха. Когда все шашки были уложены, Дэмон прижал их деревянным бруском, а капрал Кэмпбелл начал передавать деревянные распорки и клинья сержанту Торри, который втискивал их между бруском и закраинами двутаврового стального бруса. Дэмон внимательно наблюдал за действиями Торри и одновременно, стараясь ничего не пропустить, умножал в уме двенадцать дюймов на тридцать пять сотых дюйма. Получилось четыре целых и две десятых квадратного дюйма. Ему никогда не нравилось подрывное дело. По его мнению, армия должна была не разрушать, а сохранять и поддерживать все в надлежащем порядке. Поэтому всякий раз, когда ему приходилось заниматься подобным делом, он ощущал какую-то потерю, какое-то поражение. Однако солдаты должны знать подрывное дело, и с этим приходилось мириться.

Кэмпбелл уронил одну распорку; стремительно бросившись вперед, чтобы поднять ее, он едва удержал равновесие, чуть было не упал и негромко выругался. Это был высокий стройный парень с сильными руками; во Франции он был механиком. Заметив неодобрительный взгляд сержанта Торри, он с испугом перевел взгляд на Дэмона.

– Виноват, – пробормотал он.

– Ничего, ничего, – мягко ответил Дэмон. – Распорок много, да и времени хватает, спешить некуда. – Это была неправда, особенно сегодня, на этих занятиях, и все хорошо знали это; однако слова Дэмона прозвучали довольно беззаботно, ободряюще. Пока Торри продолжал втискивать распорки и клинья, Дэмон осмотрелся вокруг. Капрал Уоллас и солдаты его отделения растянулись у дальнего конца моста-макета, там, откуда надвигался мифический «противник»; он и его солдаты лежали на земле, изготовив оружие к бою. В просвете между балками моста виднелся Хауленд, распростертый около ручного пулемета «браунинг»; левой рукой он крепко обхватил ствол пулемета позади прицела, а подбородок прижал к суставам пальцев. До чего же это замечательная идея – использовать отводной газ, который приводит в движение поршень и сжимает возвратную пружину, расположенную в цилиндрической трубке на стволе. Если бы у них во Франции был этот замечательный пулемет вместо неуклюжего «шоша», если бы он был у них во время наступления в районе Мёз – Аргонн…

Дэмон выбросил эту мысль из головы и перевел взгляд на второе отделение, расположившееся на ближнем «берегу реки». Все было правильно, все так, как написано в наставлении. Каждый находился там, где ему было предписано находиться. В тени зарослей на каменной глыбе сидел капитан Таунсенд и наблюдал за всеми в бинокль. Тянущиеся по его светлым щекам усы были похожи на полоски черной краски – причудливое продолжение бинокля.

Сержант Торри закончил укладку распорок. Взяв веревку, Кэмпбелл обмотал брус двойной петлей, а Дэмон, просунув под нее зубчатую рейку, стал затягивать петлю до тех пор, пока веревка не завибрировала, как струна, а распорки не прижались к медным оболочкам шашек. Давление. Давление увеличивает эффективность взрыва.

Торри отрезал кончик огнепроводного шнура. Дэмон достал из коробки тетриловый капсюль-детонатор, слегка стукнул им о ладонь и дунул, чтобы смахнуть пыль с открытого конца. Торри покрутил кончик шнура между большим и указательным пальцами, слегка сдавливая его и округляя, а Дэмон осторожно насадил на него капсюль, взял капсюльный обжим и плотно обжал кончик капсюля вокруг шнура. Кэмпбелл наблюдал за их действиями с мучительным напряжением, его карие глаза прищурились, по щекам катились струйки пота. Встретившись с капралом взглядом, Дэмон подмигнул ему и улыбнулся; Кэмпбелл проглотил слюну и ответил слабой испуганной улыбкой. «Этому парию кажется, что капсюль вот-вот взорвется, – подумал Дэмон, – в лицо нам метнется яркое желтое пламя, мы ослепнем, получим ожоги». Кэмпбелла не следовало назначать в эту команду подрывников; людей впечатлительных, с болезненным воображением к подрывному делу допускать нельзя, как бы хорошо они ни были подготовлены к этому теоретически. При отборе людей на такое дело надо предварительно устраивать им психологическое испытание. Осуществимо ли это? А вот сержант Торри вполне подходит для такой работы; этот бывший шахтер из Денвера абсолютно спокоен и совсем не волнуется; он не рассеивает свое внимание и не смотрит ни на что, кроме того, что находится в руках – отличный детонатор для взрыва менее чувствительных взрывчатых веществ: 13,5 грана тетрила и 7 гранов смеси девяти частей гремучей ртути с одной частью бертолетовой соли, размещенных аккуратненьком блестящем цилиндрике. Всего-навсего этот маленький цилиндрик.

– Так, – сказал Дэмон, – теперь давай поставим его на место.

Торри вынул пробку из гнезда в центре одной из толовых шашек и вставил в него капсюль-детонатор. Кэмпбелл взял кусочек бечевки и обвязал им шнур чуть повыше капсюля, оставив достаточную слабину между узлом и капсюлем, чтобы предохранить последний от смещения; остальную часть бечевки он затянул вокруг шашки.

– Хорошо, ребята, – тихо сказал Дэмон.

Сгорбившийся, словно обезьяна, Кэмпбелл с нескрываемым облегчением поднялся на ноги и устремился к шаткому подвесному настилу моста-макета, чтобы поскорее убраться прочь. Торри отходил неторопливо; он спокойно накинул на плечо сумку с подрывным комплектом и уверенно зашагал по настилу. Взмахну! рукой, Дэмон подал Уолласу сигнал отходить и расположит! солдат на ближнем «берегу реки»; стуча каблуками, солдаты начали поочередный отход с интервалами в десять секунд. Перебежав по мосту, они спрыгивали в траншею позади второго отделения. Дэмон быстро проверил натяжение веревки, неподвижность распорок, положение капсюля на средней шашке. Затем, еще раз осмотревшись вокруг, он подал сигнал Хауленду. Подхватив пулемет, тот начал быстро отступать: пробегал несколько шагов, разворачивался и давал очередь из пяти патронов, имитируя прикрывающий огонь; затем новая пробежка и опять очередь…

Все шло как положено. Подрывной заряд размещен правильно, капсюль-детонатор на месте, все солдаты в укрытии, со «своего» берега по «противнику» ведется прикрывающий огонь. Остается самое опасное и неприятное действие. За каким чертом им приходится проделывать все это вручную, если существую! подрывные машинки и электродетонаторы? Потому что предполагается, что в каком-нибудь арьергардном бою потребуется подо рвать мост в таком месте, где не окажется ни машинки, ни электродетонатора. «Хороший солдат должен быть готов действовать в любых условиях…» Дэмон улыбнулся, вспомнив слова своего тестя, его всегда настороженно искрящиеся глаза. Но полковник Колдуэлл находится сейчас на другой стороне земли, в Тяньцзине с отборным пятнадцатым полком, преследует мародерские отряды Фын Юйсяна…

Дэмон взял в руки огнепроводный шнур; он подготовил кусок длиной в два фута, но Торри откусил от него еще около двух дюймов, чтобы его легко можно было вставить в капсюль в том случае, если конец шнура отсырел. При скорости горения одного фута шнура в течение тридцати двух – сорока секунд в их распоряжении будет максимум семьдесят шесть и минимум пятьдесят девять секунд. За одну минуту можно отбежать хоть на край света. Дэмон расщепил конец шнура перочинным ножом, достал из кармана спички, отвернулся от ветра, чиркнул спичкой и поднес огонь к концу шнура. Шнур загорелся слабым пламенем, послышалось прерывистое шипение, и огонь медленно пополз по джутовой оболочке. Дэмон посмотрел на часы, выпрямился, перешагнул через мостовые балки и, стараясь не прихрамывать, быстро пробежал по прогибающемуся подвесному настилу, по затвердевшей, как камень, дороге, приблизился к водопропускной трубе к укрылся в ней в ожидании взрыва. Некоторые солдаты из отделения Уолласа смотрели на него так, будто он только что спустился с небес. Он улыбнулся им, кивнул головой и стал наблюдать за секундной стрелкой часов. Сорок секунд, пятьдесят, шестьдесят. Тонкая черная стрелка часов неумолимо бежала вперед. Семьдесят, семьдесят пять…

Дэмон осмотрелся, встретил вопросительный взгляд сержанта Торри. Прошло уже полторы минуты.

– В чем дело? – раздался удивленный голос Кэмпбелла. – Почему же нет взрыва?

– Осечка, – отрывисто ответил Дэмон. Он поднял голову и уставился на этот висящий над ущельем дурацкий макет моста. В чем же ошибка? Что неисправно? Шнур был надрезан хорошо, он вставил его правильно, все сделали, как…

– В чем дело, лейтенант? – спросил подошедший к водопропускной трубе капитан Таунсенд. Его правая рука покоилась на поясном ремне, бинокль повис на шейном ремешке.

Дэмон прикусил губу. Он пребывал сейчас в этаком вызывающе-веселом состоянии, в котором оказывается всякий человек, когда его шумные многозначительные приготовления к какому-нибудь действию заканчиваются полным провалом: лампочки на рождественской елке почему-то не загораются; пробка из бутылки шампанского почему-то не выстреливает; машина почему-то не заводится как раз в тот момент, когда тебя вышла проводить целая толпа веселых гостей… «А чего ты ждал, дружище – пушечного салюта? Или духового оркестра?» – хотелось крикнуть Дэмону в ответ на вопрос капитана. Для искусного фокусника Клода Гетари такой момент явился бы неиссякаемым источником смеха и шуток.

– Очевидно, осечка, капитан, – сказал Дэмон громко.

– Очевидно… – Капитан Таунсенд смотрел на него сверху вниз. У него было плоское широкое лицо, а расположенные очень близко друг к другу глаза придавали ему вид злого разгневанного человека. – А если точнее, почему же все-таки нет взрыва? Дэмон медленно покачал головой. Капитан проворчал что-то себе под нос; он все еще держал в руке плоские золотые часы с римскими цифрами на циферблате.

– Все сделано вовремя, – продолжал капитан, – а взрыва нет. Прелестно. Очень поучительно. – Он махнул рукой вдоль траншеи. – Кавалерия противника к этому времени изрубила бы вас всех на кусочки. – Таунсенд вернулся с войны с английским акцентом, и никто не мог сказать почему, ибо весь срок он прослужил на железнодорожной станции Бурж. Теперь когда он внимательно разглядывая стальные балки моста-макета, медленно цедил слова, этот акцент почему-то стал еще заметнее. – А чем вы поджигали шнур, Дэмон? – спросил он лениво.

Дэмон уставился на него изумленным взглядом. «Прекрасно знает, чем я поджигал, – подумал он с раздражением. – С таким биноклем он мог бы увидеть не только коробок спичек, но и все мои зубы».

– Спичкой, капитан, – ответил он вслух.

– Да? А почему вы пользовались спичкой, а не механическим воспламенителем?

– Потому что спички надежнее. Капитан Таунсенд улыбнулся.

– Так, так… понятно. – Улыбка быстро исчезла с его лица. – Вам известно, конечно, что механический воспламенитель входит в подрывной комплект.

– Да, сэр. Но это такой предмет, который…

– Довольно, Дэмон. Если я захочу узнать от вас еще что-нибудь, я спрошу. Ясно?

– Да, сэр.

Механический воспламенитель представлял собой трубку из плотной бумаги, открытый конец которой обжимался вокруг огнепроводного шнура. В трубке имелось кольцо, которое прикреплялось к проволоке, тянущейся к терочному воспламенителю в нижней части трубки. Подрывник должен был резко дернуть кольцо, вследствие чего приводился в движение терочный воспламенитель, поджигавший огнепроводной шнур. Беда была только в том, что это сложное устройство не всегда и не очень хорошо срабатывало. Подрывники предпочитали пользоваться для этих целей самыми обыкновенными кухонными спичками, которые были куда надежнее. И все хорошо знали это.

Однако на этот раз заряд почему-то не взорвался.

– Кто обрезал шнур? – спросил капитан.

– Сержант Торри, сэр.

– А вы осмотрели срез?

– Да, осмотрел. Срез был правильный.

– Ясно. А кто вставлял взрыватель в шашку?

– Сержант Торри, капитан.

– И вы проверили, как он сделал это?

– Да, сэр. Взрыватель был вставлен правильно.

– А кто обжимал шнур?

– Я, капитан.

– Вы? А сержант Торри, наверное, проверил вашу работу. – Становившийся все более сердитым Дэмон промолчал. Солдаты обоих отделений по-прежнему сидели цепочкой в траншее и молча наблюдали за происходящим. – Вы ручаетесь, – капитан Таунсенд говорил медленно, паузы в его речи были обидны сами по себе, – что… э-э… что обжали шнур правильно, Дэмон?

– Да, сэр.

– Сэр, – вмешался сержант Торри, – разрешите мне сказать? Таунсенд перевел сердитый взгляд своих глаз на Торри.

– Что вы хотите сказать, сержант?

– Сэр. На складе сказали, что эти шашки лежали без употребления и без проверки очень длительное время…

– И вы, конечно, поверили им?

– М-м, сэр, я… – Посмотрев украдкой на Дэмона, Торри замолчал. Этот сапер, служивший во Франции в дивизии «Рейнбоу», почувствовал, что капитан недоволен; он почувствовал и еще что-то, какую-то усиливающуюся антипатию к капитану, хотя и не мог понять, чем она вызвана.

– Это еще надо проверить. – Таунсенд стоял несколько поодаль от солдат в траншее. Он сунул свои золотые часы в карман, вытащил из-под левой подмышки щегольский стек и начал быстро постукивать им по бриджам: раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре. – Да, так-то вот, – продолжал он. – Снимите заряд с макета, – приказал он и повернулся, чтобы уйти прочь.

Дэмон раскрыл рот от удивления; широкая спина капитана быстро удалялась под аккомпанемент ударов щегольского стека о бриджи. Удары звучали так, как будто вдалеке кто-то старательно выбивал пыль из ковра. По выражению лица сержанта Торри было видно, что он озадачен не менее Дэмона. Несмотря на приказ, в траншее никто даже не шелохнулся.

Капитан Таунсенд остановился и резко повернулся кругом.

– Вы слышали, что я сказал, лейтенант? – раздраженно спросил он.

– Да, сэр, – ответил Дэмон.

– Отлично. Чего же вы в таком случае ждете? – Несколько секунд Дэмон и Таунсенд пристально смотрели друг другу в глаза. – Выньте капсюль-детонатор, сержант! – решительно приказал Таунсенд, обращаясь к Торри. – Лейтенант Дэмон сейчас, видимо, не в состоянии действовать.

Дэмон крепко сжал челюсти. Это невозможно. Он знал совершенно точно, что этого делать нельзя. Он не верил своим глазам и ушам, но то, что происходило, вовсе не было сном. Сержант Торри перевел изумленный взгляд на Дэмона – настороженный, нерешительный, даже умоляющий взгляд. Затем, необыкновенно медленно, с явным нежеланием, Торри вылез из траншеи и, цепляясь каблуками за комки засохшей земли на дороге, медленно пошел по направлению к макету моста.

Дэмон стремительно вылез из укрытия и вскочил на водопропускную трубу. Прошло всего несколько секунд, но Торри уже прошел добрую половину пути к мосту.

– Сержант! – громко позвал его Дэмон.

– Да, лейтенант? – с готовностью отозвался остановившийся Торри.

– Не выполняйте этот приказ! Вернитесь в укрытие. Бегом! Таунсенд снова остановился и с изумлением уставился на Дэмона.

– Есть, сэр, – ответил Торри и побежал рысцой в обратном направлении.

Кивком головы Дэмон указал ему на траншею, а сам повернулся к медленно приближавшемуся Таунсенду. Капитан возвращался не торопясь, с неохотой, как будто хотел по возможности продлить этот момент, не из-за страха, конечно, а скорее, наоборот, из-за скрытого желания усилить ощущаемое им необыкновенное удовольствие. Дэмон нервно, словно не находя места рукам, потер одна о другую ладони; сердце билось учащенно, и это раздражало его. Он смотрел на приближавшегося капитана, и ему в голову пришла мысль, что он давно уже предвидел неизбежность этого момента – молчаливого столкновения с этим человеком под открытым небом.

* * *

Еще утром в тот день, когда Дэмон впервые явился на службу, у него возникло чувство, что между ним и Таунсендом пролегла какая-то черта. Сидя в кресле за своим столом, капитан долго и пытливо изучал Дэмона. Слабая неискренняя улыбка Таунсенда, его почти с жадностью смотрящие, близко посаженные голубые глаза, в которых светилось какое-то необъяснимое удовольствие, произвели на Дэмона неприятное впечатление. После обмена несколькими фразами Таунсенд спросил тогда:

– Ну и как вам понравилось на Ривьере, Дэмон?

Он задал этот вопрос все с тем же своим английским акцентом, со слабой неискренней улыбкой и этим приводящим в замешательство и вводящим в заблуждение взглядом. Дэмон посмотрел на него и тоже улыбнулся. «Может быть, этот человек просто неловко чувствует себя в обществе других, может быть, это нервное расстройство, а может быть, все это просто кажется мне самому?» – подумал тогда Дэмон, а капитану он ответил:

– Очень понравилось, сэр. По сути дела, я именно там познакомился со своей женой.

– Да? А я думал, что это произошло раньше.

– Нет, сэр, Томми и не посмотрела бы на меня раньше! – Но Таунсенд даже не улыбнулся, и это удивило Дэмона, его собеседник не обладал ни малейшим чувством юмора.

– Вам, наверное, было там очень весело, – продолжал Таунсенд.

Именно в этот момент Дэмон впервые заметил враждебный недоверчивый взгляд Таунсенда. Он с обидой подумал тогда: «Почему этот человек испытывает неприязнь ко мне? Я ему явно не нравлюсь…»

– Я находился в Канне в отпуске, как выздоравливающий после ранения, капитан, – объяснил он.

Но Таунсенд пропустил это мимо ушей. Он встал из-за стола и, подойдя к висящему на стене рисунку стальной фермы моста, предназначенного для подрыва, сказал:

– Боюсь, что здесь, Дэмон, вы не увидите ничего похожего на Ривьеру. – Он говорил монотонным голосом, и тем не менее в его речи проскальзывало какое-то едва уловимое напряжение. – Здесь не будет никаких рассказов в семейных кружках у пылающих каминов о славных подвигах, никаких песен с крылатыми припевами, никаких церемоний и наград по четвергам… – «Вот, вот, так я и знал», – подумал Дэмон, но ничего не сказал. – Мы занимаемся здесь практическими делами, – продолжал Таунсенд, – выдаем, так сказать, хлеб насущный для армии. Занимаемся вещами, которые в конечном счете имеют для военного дела важнейшее значение. – Он снова повернулся к Дэмону; теперь на его плоском лице с выступающим подбородком не осталось и следа той притворной улыбки, с которой он начал разговор; английский акцент и интонация тоже ослабли. – Взрывчатые вещества и подрывные работы – это точная наука, расчеты в ней необходимо производить быстро и точно. В этой области нужно многое и со всей полнотой изучить и усвоить. Я рассчитываю на уделение вами внимания самым мельчайшим деталям и на немедленную реакцию. Не на быструю, а на немедленную реакцию. Вы понимаете меня?…

* * *

Теперь капитан подошел к Дэмону вплотную. Его широко открытые глаза смотрели со злобой. В тусклой пыльной атмосфере они казались почти белыми.

– Лейтенант, вы слышали, что я приказал этому сержанту? – спросил он тонким сиплым голосом.

– Этим подразделением командую я, капитан.

Таунсенд не ожидал такого ответа. Тело его слегка дернулось. Он приподнял щегольский стек, словно хотел отсалютовать, но затем снова начал равномерно ударять им по бриджам. В траншее стояла мертвая тишина, как будто все находившиеся в ней впали в полный транс. «Если по какому-нибудь невероятному капризу судьбы я стану когда-нибудь начальником штаба американской армии, – подумал Дэмон, – я лично переломаю эти проклятые щегольские стоки о голову тех офицеров, которые их носят».

– Дэмон, – продолжал Таунсенд напряженно, – я приказываю вам изъять детонатор!

– Сэр, я отказываюсь выполнить этот приказ.

Таунсенд вынул часы и посмотрел на циферблат. На его пухлой щеке над левым усом чуть дрогнула какая-то мышца.

– Я приказываю еще раз и даю вам сто двадцать секунд на выполнение приказа. Точно в…

Понизив голос, Дэмон торопливо перебил его:

– Капитан, вам хорошо известно, что в случае осечки подрывная партия обязана ждать минимум тридцать минут, прежде чем…

– Довольно! – крикнул Таунсенд. Его голова так при этом качнулась, что съехала шляпа, и он был вынужден поправить ее рукой. – Давайте назовем вещи своими именами, Дэмон. Для отчета. Я вам дважды давал приказ на занятии по подрывному делу, и вы отказались выполнить этот приказ – отказались в обоих случаях. Это правильно?

– Капитан, такая осечка…

– Я вас спрашиваю, правильно или нет? – завизжал Таунсенд.

Дэмон ухватился обеими руками за поясной ремень. Фантастично. Глупо, жестоко и фантастично. Какой смысл было не спать целыми ночами и, накрутив на голову мокрое полотенце, изучать эти вертикальные радиусы поражения, усиленные заряды для взрыва на выброс, свойства тринитротолуола, запоминать, что N = R^ ³KC + 10 – это формула для пробивного подрывного заряда, а N = D^ ²/20 – это формула для дробящего подрывного заряда, предназначенного для разрушения деревянных конструкций. Какой толк от всех этих трудных и утомительных усилий, если какой-то идиот англофил со щегольским стеком и необъяснимой жаждой мщения не помнит об элементарной предосторожности в случае осечки капсюля-детонатора?

Конечно, Таунсенд знал и помнил это. Наверняка помнил. Его губы под бросающимися в глаза кавалерийскими усами нервно подергивались, а лицо выражало напряженную, почти отчаянную жажду мести. Все солдаты наблюдали за происходящим с благоговейным страхом; все, кроме сержанта Торри, который повернулся к офицерам спиной.

«Почему он отчитывает меня перед солдатами?» – подумал Дэмон.

– Да, сэр, – спокойно ответил он. – Правильно.

– Отлично. – Губы Таунсенда плотно сжались. Однако выражение его лица говорило о том, что он все еще чем-то очень разочарован. – Отлично, значит, мы понимаем друг друга. Вы, следовательно, согласны, что допустили открытое неповиновение приказу при выполнении важного учебного задания.

– Капитан, это не…

– Вы согласны с этим? Отвечайте!

– Да, сэр.

Из траншеи кто-то быстро вылез наверх. Это был Конте, молодой солдат первого года службы, с шелковистыми черными волосами и лицом цыганского типа.

– Я извлеку детонатор, лейтенант, – сказал он, махнув рукой в сторону моста. – О чем здесь говорить-то, я пойду и выну его, вот и все. – Он начал спускаться по дороге к мосту.

– Конте, остановитесь! – крикнул ему Дэмон.

– Все будет хорошо. Я сбегаю за одну минуту. Я не боюсь…

– Я сказал, вернитесь назад! – еще громче крикнул Дэмон. Держа винтовку наперевес, парень в нерешительности остановился на полпути. Дэмон выругался; он понял, что парню пришла благородная, но не продуманная до конца идея спасти его от ответственности, разрядить своим действием напряженную ситуацию. Посмотрев на Таунсенда, Дэмон понял, что тот тоже догадался об этом, но сразу же решил истолковать поведение Конте в свою пользу. В глазах Таунсенда засверкали злобные искорки.

– Видите, Дэмон, даже этот парень хочет сделать то, что я приказываю.

– Дело вовсе не в том, хочет он или не хочет.

– А в чем же?

– В здравом смысле, капитан.

Губы Таунсенда искривились в слабой, почти сопливой улыбке.

– Мне кажется, что вы немного боитесь, Дэмон, – сказал он со своей витиеватой английской интонацией. – Может так быть, что вы боитесь?

– Конечно, боюсь. Любой человек, если он в здравом уме, должен бояться.

Таунсенд несколько раз кивнул головой, как будто этот ответ Дэмона подтвердил все, что он думал о нем.

– А я слышал, что вы были там довольно храбрым парнем, этаким смельчаком.

– Я не хочу напрасно рисковать чьей бы то ни было жизнью. Я скажу вам, что…

– Интересно. – Щегольский стек по-прежнему постукивал по выпуклой штанине бриджей: раз-два-три, раз-два-три. – Знаете, что я думаю о вас, Дэмон? – спросил капитан хриплым шепотом. – По-моему, вы плут. Большой и отъявленный мошенник.

Дэмон стиснул зубы. После Суассона и Мальсэнтера, после Мон-Нуара и долгих месяцев лежания на госпитальной койке в Анжере, после могил на свежескошенных пшеничных полях, безудержного рвения, угрызения совести и безысходного отчаяния – после всего этого стоять здесь, на краю этой грязной траншеи и выслушивать оскорбления такого преступно-безответственного и мстительного стервеца, как Таунсенд, было просто невыносимо. Совершенно невыносимо. Сержант Торри отошел от них футов на двадцать и стоял около траншеи, повернувшись к офицерам спиной. На полпути к мосту по-прежнему стоял Конте, лениво покачивая винтовкой и ковыряя носком ботинка яму на дороге.

– Мошенник, – повторил капитан Таунсенд непререкаемым тоном. – Вы никого не проведете, Дэмон. Не обманете ни одной души. Все эти ордена, принимая во внимание, что вашим тестем был бригадный генерал… Что может быть еще легче?

Дэмон до боли сжал кулаки и сделал шаг назад. «Этот мерзавец только того и ждет, – внезапно подумал он, сдерживая свой гнев, – чтобы ты оскорбил его, чтобы ударил, сбил его с ног, он хочет этого больше всего на свете. А потом он посадит тебя туда, куда пожелает. Да, да, и пошлет Торри, которого тоже ненавидит, изъять детонатор».

– Итак, Дэмон, хотите ли вы сказать что-нибудь, а?

«Ты мерзавец, безмозглый и презренный; одержимый мыслью об убийстве мерзавец», – хотелось сказать Дэмону. Но он не сказал этого. Переступив с ноги на ногу, он пристально посмотрел на Таунсенда и произнес безразличным тоном:

– Возможно, что вы, капитан, во всем оравы.

Эти слова как будто отпустили какую-то пружину. Таунсенд отпрянул назад и ударил щегольским стеком по ноге.