Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 67 страниц)

– Дэмон, Брода, Девлин! Идите туда, помогите им!.. Они вышли из колонны и побежали к остановившимся всадникам. Один из кавалеристов, тот, что остался на лошади, разговаривал с капитаном Пэрришем, а другой неуклюже сидел на земле, подогнув под себя ногу и держась рукой за бедро. Когда Сэм и его товарищи подбежали, он печально посмотрел на них и пробормотал:

– Меня ранили, ребята, ранили…

– Да это же Гёрни! – удивленно воскликнул Брода.

Дэмон посмотрел на Броду, потом на раненого: он не припоминал, чтобы видел этого парня раньше. Тот был без ремня, в потемневшей от пота рубашке, залитых кровью бриджах. Сидящий на лошади кавалерист взволнованно докладывал Пэрришу:

– Да, много, капитан. По-моему, что-нибудь около ста – ста двадцати.

– Сто – сто двадцать?

– Да, сэр. И много запасных лошадей. Они, наверное, прошли через ущелье на Альдапане.

– А где Холландер? Лейтенант Холландер?

– Не знаю, сэр. Последний раз я видел, как он скакал в южном направлении.

– Хорошо. – Капитан Пэрриш спешился и опустился на колени около Гёрни, смотревшего на него со страхом. – Ну-ка убери свою руку, сынок, – сказал капитан. – Рукой ты себе не поможешь, уверяю тебя.

Гёрни очень медленно убрал руку с бедра, словно боясь, что от такого движения он умрет. Осмотрев рану, капитан попросил у Дэмона штык и разрезал им штанину бриджей, затем аккуратно обтер темное овальное отверстие раны, из которой медленно сочилась густая кровь. Гёрни, со страхом смотревший на штык, тихо стонал.

– Доктор Хабер заштопает эту дырку, – пообещал Пэрриш и начал ловко и проворно обматывать рану, крепко натягивая левой рукой желтый марлевый бинт, на котором сразу же проступала кровь.

– Больно, – простонал Гёрни.

– Конечно, больно, – согласился Пэрриш. – А ты думаешь, что должно быть не больно, а приятно? – Капитан встал, вытер носовым платком пятна крови на руках. – Ну что же, разместите его на одной из повозок, – приказал он Дэмону.

Дэмон нагнулся, чтобы подхватить раненого под плечи.

– Нет, нет, – запротестовал Гёрни, – не поднимайте меня, не поднимайте…

– Да что ты, Уолт? Одна минута – и мы донесем тебя, – подбодрил его Брода. – А ты убил хоть одного из них? – нетерпеливо спросил он приглушенным голосом.

– Дай мне воды, приятель, – попросил Гёрни, не отвечая на вопрос. – Немного воды…

Дэмон подал раненому свою флягу, и тот начал с лихорадочной жадностью глотать воду, проливая ее на подбородок и рубаху. Остальные молча смотрели на него.

– Ты убил хоть одного из них? – настойчиво допытывался Брода. – До того как тебя ранили?

– …Мне плохо, – пожаловался Гёрни. Ему вовсе не хотелось говорить ни о мексиканцах, ни о происшедшей схватке.

– Он почувствует себя лучше, как только мы уберем его с этого проклятого солнца, – заметил Брода, как бы оправдываясь за Герни перед Дэмоном и Девлином.

Тем не менее они все еще сидели около него на корточках, смотрели на его полузакрытые глаза, на стекавшие по лицу и шее ручейки пота, на то, как он держал руку над раной или осторожно прикладывал ее к бедру рядом с ней. Они ждали, что через какую-нибудь секунду этот окровавленный и стонущий кавалерист сообщит им нечто чрезвычайно интересное и ценное об этой далекой стране.

– Чего же вы там ждете? – громко крикнул им капитан Пэрриш. – Несите его в повозку, да попроворнее.

Они сразу засуетились и, не обращая внимания на стоны и протесты Гёрни, подняли его и понесли к повозке. Откинув заднюю доску, они устроили раненого на сложенном брезенте.

– Ну вот, Уолт, – успокоил его Брода, – здесь тебе будет хорошо.

– Подождите… – пролепетал Гёрни, – подождите минутку… Они замолчали в ожидании. Воздух под плотным брезентом повозки был тяжелый, спертый. Просмоленная парусина пахла креозотом и сырой гнилью. Повозка тронулась. Дэмон, державшийся за заднюю доску повозки, почувствовал, как она подпрыгивает и вздрагивает на неровностях дороги.

– Я хочу сказать тебе, приятель… – снова начал Гёрни, – хочу сказать, что там целая… – Глядя на Дэмона широко открытыми глазами, он смутился, замолчал и лишь покачал головой.

– Пойдем, Сэм! – позвал Девлин.

Им пришлось бежать, чтобы догнать свою колонну. Дэмон ругал себя за то, что дал кавалеристу пить из своей фляги. Воды у него теперь стало намного меньше, чем у других, а когда они снова смогут наполнить фляги – одному богу известно. Сэм всегда пил много воды. Дома, проходя через кухню, он всякий раз обязательно выпивал большую кружку холодной воды. Поэтому соблюдать режим потребления воды на марше было для него сплошной мукой. За каким чертом он дал этому парию свою флягу? Ведь тот больше пролил воды, чем выпил.

Когда они догнали свое отделение, сержант Кинзельман спросил:

– Ну что, его зацепила пуля?

– Да, – ответил Дэмон. Он испытывал раздражение и был угрюм. – Куда его ранили?

– В ногу, сержант, – ответил Девлин, – в верхнюю часть ноги.

– Ну тогда это несерьезное ранение.

Дэмон и Девлин удивленно переглянулись. Дэмон не мог понять, как это такая дырка в твоем теле, дырка, которая кровоточит и заставляет тебя стонать, – несерьезное ранение. Но ou постарался выбросить эти мысли из головы. Теперь им определенно предстоит попасть в переделку. Надо быть все время настороже и не терять самообладания, что бы ни произошло. Он найдет правильное решение, когда настанет момент… Однако эпизод с Гёрни по-прежнему волновал его.

Они продолжали продвигаться вперед, но теперь гораздо быстрее. Прошли покрытое густыми зарослями русло высохшей реки, начали взбираться по пологому склону туда, где виднелся вдали горный кряж в форме лошадиной подковы. На небе сгустились огромные черно-серебристые тучки, ветер усилился, стал порывистым, пыль и мелкие песчинки хлестали но лицу, причиняя острую боль.

– Боже, неужели будет дождь! – воскликнул Девлин.

– Если дождь хлынет, то такой, какого ты никогда больше не увидишь, парень, – со смехом заметил капрал Томас.

Затрубили горнисты. Поплыли гонимые ветром пронзительные звуки. Солдаты находились теперь на небольшой равнине, слева от них тянулся горный кряж, справа – уходящее вдаль каменистое дно высохшей речушки. Повозки сбивались в одну тесную кучу, мулы непрестанно мотали головами и отчаянно мычали. Впереди колонны, оживленно жестикулируя и что-то приказывая, носился на коне капитан Пэрриш. Под порывами ветра поля его походной шляпы то опускались вниз, то взлетали вверх. Дэмон сгорал от нетерпения узнать, что происходит.

– Чего они хотят от нас? – нетерпеливо спросил он. – Чего они хотят?

– Спокойно, спокойно, юноша, – ответил ему Кинзельман, улыбаясь. – Командир роты скажет, когда придет время.

Они прошли мимо повозок, свернули в сторону, и в этот момент неожиданно прозвучал новый сигнал горниста – настойчивые пронизывающие звуки: «Построиться в каре!» Это уже лучше. Все они знали, что должны теперь образовать боевой порядок в виде четырехугольника. Сэм пробежал вперед, туда, где уже жестикулировал Кинзельман, и опустился на колени. Девлин, Брода, Чандлер встали на колени рядом с ним. Следующая шеренга расположилась позади них стоя, держа винтовки на груди. В какой-то миг Сэму вспомнились рассказы старых солдат – мистера Верни и дяди Билла, освещенная лампой веранда, жужжание и глухие удары о стекла июньских жуков.

– Заряжай! Поставить на предохранитель! – громко скомандовал Кинзельман.

Сэм вынул одиночный патрон из кармана рубашки, вложил его в патронник, вытащил обойму из патронной ленты, привычным движением постучал носиками патронов о ложе винтовки, вставил обойму в магазинную коробку, закрыл затвор.

– Примкнуть штыки!

Выполнив и эту команду, Сэм с удовлетворением отметил, что проделал все эти манипуляции быстрее, чем многие бывалые солдаты. Он не чувствовал никакого страха, наоборот, просто сгорал от любопытства: что же произойдет дальше?

– Молодцы, ребята! – послышался голос капитана Пэрриша, остановившего своего коня позади них. Все повернулись к нему. На запястье правой руки капитана болталась желтая плеть. – Не стрелять, пока не услышите команду. По команде будете стрелять залпами. Никто не должен открывать огонь, пока не услышит точный и ясный приказ. Твердо усвойте это. – Слова его звенели, как чеканные монеты. Бросив еще раз взгляд на солдат, он тронул коня и направился вдоль боевого порядка.

Ожидание было бесконечным. Наползая друг на друга, разрываясь на части, дождевые тучи опускались все ниже и ниже, обволакивая все вокруг мрачной темнотой. Поблескивали штыки, пряжки и другие металлические предметы. Они светились как бы для того, чтобы компенсировать заслоненный свинцово-серыми тучами солнечный свет. Холоднее, однако, не стало. Где-то далеко что-то раскатисто загрохотало – то ли орудия, то ли гром. Сэм определить не мог. Земля под коленями была теплой. Пот стекал в глаза, в рот, за ворот рубашки. «Почему стрелять залпами, когда у тебя шесть патронов? – раздумывал Сэм. – Может быть, так нужно для отражения атаки кавалерии? Но тогда ведь надо быть уверенным, что атакует именно кавалерия. А что, если они прорвутся?»

Затем, как в захватывающей детской игре, где-то вдали послышался крик, вернее, серия криков – смешение оживленных восклицаний и визга, воплей и свиста. На равнине, за руслом высохшей речки, неожиданно появилось большое облако желтой пыли. Находившийся позади сержант Кинзельман что-то сказал, но Сэм, всецело поглощенный наблюдением за приближающимся столбом пыли и усиливавшимися криками и гиканьем, не расслышал его слов. Но вот из облака ныли начали выскакивать всадники. На них были белые рубашки и большие темные сетчатые сомбреро. Всадники разворачивались веером и, казалось, заполняли собой весь горизонт, всю бескрайнюю равнину. Что могло остановить их? Почему по ним не открывают огонь? Сэм все крепче и крепче прижимал винтовку к груди, он почти не дышал.

Вот они уже ближе. Четыреста ярдов, триста пятьдесят… Их крики, свист и вопли стали более громкими, они размахивала своими винтовками, мачете и саблями; кони неудержимо рвались вперед. Некоторые солдаты вокруг Сэма, не выдерживая, испуганно вскрикивали, но он не произнес ни единого звука. На какой-то момент в яростно несущейся лавине всадников произошло замешательство, некоторые из них преграждали путь остальным, но так было всего несколько секунд. Команды открыть огонь все еще не было.

Всадники уже спустились в русло высохшей реки. Теперь Сэм различал их лица, пушистые усы под шляпами, зубы лошадей. Сейчас… Они должны открыть огонь сию минуту, иначе всадники сомнут их, уничтожат по частям. Конечно же, нужно открывать огонь…

Неожиданно всадники резко повернули вправо, с дикими криками промчались по руслу реки и свернули влево. Очень низко, казалось, прямо над их головами, прогремел похожий на артиллерийский залп удар грома. Из туч, как из ведра, полил дождь, настолько сильный, что всадников нельзя было больше ни разглядеть, ни услышать.

– Прикройте винтовки! – крикнул сержант Кинзельман.

Но все уже намокло, со всего текла серебристая дождевая вода. Девлин, стоявший на коленях рядом с Сэмом, неистово вопя, запрокинул голову назад и ловил открытым ртом капли дождя. Капрал Томас обворачивал шейным платком затвор своей винтовки. Удивлению Дэмона не было границ, он почти задыхался от злости, возмущаясь тем, что не открыли огонь. «Что с ними происходит? – озадаченно думал он. – Неужели это нисколько не волнует их? Неужели?…» Дэмон перевел взгляд на мокрое, блестящее, улыбающееся лицо Кинзельмана.

– Что случилось? – громко спросил Дэмон. Сержант пожал плечами:

– Дали деру.

– А почему мы не открыли огонь? Ведь они подошли на триста ярдов! А если бы они не отвернули?

Неуклюжий добродушно рассмеялся. С полей его шляпы стекала вода.

– Не возмущайся, юноша. Они только пугали нас, а у самих кишка тонка.

Затрубили горнисты, все зашевелились, начали строиться в походную колонну. Покрывавшая землю пыль намокла, превратилась в грязь.

– Да, но… позволить им подойти так близко… – продолжал недоумевать Дэмон.

– Командиру роты ведь тоже приказывают, ты ж понимаешь, – подмигнул ему Кинзельман. – Нам нужно было выдержать их натиск, не дрогнуть, взять их на пушку. – Он держал винтовку дулом вниз, спрятав затвор под мышкой. – Стрелять в таких случаях не всегда целесообразно…

– Значит, мы и не должны были стрелять?

– Да, юноша, не должны.

Снова марш. Оживленный разговор в рядах. Капрал Томас тихонько насвистывал сквозь зубы.

– Ты видел всадника с двумя саблями? – спросил Девлин. – Бандюгу в черной, вышитой золотом куртке? У него в каждой руке было по сабле. Он ударял ими одна о другую, как ударяет тарелками музыкант в оркестре, на парадах, там, дома…

Дэмон промолчал. Он никак не мог успокоиться и чувствовал себя одураченным. Позади, за покрытым валунами руслом реки, колючими зарослями из мескитовых деревьев и чапареля никого уже не было. Вымокшая под дождем шерстяная рубашка холодила, он дрожал. Все закончилось. Ничего, собственно, и не произошло.

Часть вторая. Пшеничное поле

Глава 1

– Как называется это место? – спросил Фергасон.

– Энвил Лидс, – ответил Рейбайрн, высокий нескладный юноша с веснушчатым лицом и большими, круглыми светло-голубыми глазами.

– Что это за название? Лидс – значит ведет, а куда ведет?

– В Энвил, конечно. А куда же еще, по-твоему?

– Сержант, а мы сможем пойти посмотреть достопримечательности? После парада? – спросил Тэрнер.

– Может быть, – ответил Сэм Дэмон.

– Сколько они еще собираются держать нас здесь, на солнцепеке?

– Ровно столько, сколько нужно. – Дэмон пробежал взглядом по первой шеренге строя. – Помните, вам выпала особая честь. Вы первые американские солдаты, которые пройдут парадным маршем перед парижанами. Надо, чтобы вы прошли как солдаты, а не как толпа фермеров. Смотри вперед и чувствуй локтем соседа. И чтобы никаких разговоров и шуточек с девушками. Мы пройдем маршем по самому знаменитому авеню в мире, и я хочу, чтобы вы показали себя достойными этой чести.

– А потом что, сержант? – спросил Рейбайрн. – Что мы будем делать после парада?

– Потом мы посетим могилу Мари Жозеф Поля Ива Роша Жильбера дю Монтье маркиза де Лафайета и почтим его память.

– Вот так имя! У него, наверное, рука отваливалась, когда он регистрировал себя в гостинице.

– Слушай-ка, сержант, а это правда, что нам всем дадут по три дня отпуска в Париже? – спросил Фергасон.

– Нет, неправда. Прекратите разговоры, хватит дурака валять!

– Это непорядок, что нам приходится ждать их, – заметил Рейбайрн. – Должно быть наоборот – пусть они ждут нас. Ведь это нам пришлось проделать такой длинный путь, чтобы выручить их из беды, верно?

Батальон был выстроен по плану инвалидов в Париже. По команде «Вольно» солдаты получили возможность переминаться с ноги на ногу. Дэмон устало переводил взгляд с одного на другого и с добродушной снисходительностью думал: «Боже, они совсем еще дети». Все солдаты были приблизительно того, же возраста, что и он, несколько человек, возможно, немногим старте, тем не менее он обучал их, воспитывал, показывал, как чистить винтовки, как накручивать обмотки на ноги. Дэмон чувствовал себя отцом целого выводка шаловливых, непоседливых детей. Встретившись взглядом с Девлином, теперь уже капралом, командиром второго отделения, Дэмон дружески подмигнул ему. В общем, это были неплохие ребята, но вся беда в том, что времени на то, чтобы сделать из них хороших солдат, не хватало. В лагерь они попали прямо с призывных пунктов, на них сформировали полк)! и дивизии и отправили в Сен-Назер еще до того, как им стало известно, что такое винтовка, как ее надо держать, как выполнять соответствующие приемы. Майор Колдуэлл сказал, что их выбрали и послали в Париж раньше других американских частей для участия в параде, чтобы поднять моральный дух французов, которые с нетерпением ждали в хотели увидеть американских солдат. «Бог его знает, как мы пройдем на этом параде», – размышлял Дэмон.

– Рейбайрн, – окликнул он, – поправь воротничок, он торчит у тебя словно чужой.

– Он все время цепляется за кадык, сержант. Когда мы пойдем, я поправлю.

– Не когда пойдем, а сейчас же, – приказал Дэмон строго. – Тэрнер, тебя это тоже касается.

Дэмон насторожился. Со стороны Сены к ним приближался батальон французских солдат. Они шли четким твердым строевым шагом, выдерживая безукоризненное равнение в рядах; их винтовки покачивались в унисон, словно соединенные друг с другом; мешковатые бриджи прикрывались яркими синими мундирами, синие каски напоминали головные уборы наполеоновских кирасиров, только без плюмажа на гребне. Освещенные яркими солнечными лучами, длинные штыки, примкнутые к винтовкам, создавали впечатление висящей над головами голубоватой паутины. Морщинистые лица, заросшие бородами, на некоторых – следы ранений; на качающихся в такт шагам левых рукавах ряды коротких горизонтальных нашивок. Над ожидающим их батальоном воцарилась тишина, нарушаемая лишь звонкими ударами подкованных ботинок французских солдат о большие серые камни мостовой.

– Батальо-он! – подал команду майор Колдуэлл.

Дэмон видел, как капитан Краудер повернулся кругом и скомандовал:

– Ро-ота-а…

– Взво-од… – прозвучал голос лейтенанта Хэрриса. Торопливое движение в рядах, шарканье ног… Батальон застыл в напряженном ожидании.

– Смирна-а!

Шевеление прекратилось, все замерли. Рейбайрн немного запоздал, Брюстер пошатнулся, но в общем не так уж плохо.

Французы вышли на одну линию с американцами, остановились, повернулись к ним лицом. Обросшие черными бородами, они выглядели довольно странно, чем-то напоминали болотных крыс или втиснутых в военную форму лесорубов. Однако по команде «К ноге» все винтовки резко, как одна, опустились.

– Смирно! – снова раздалась команда Колдуэлла. – На кра…

– На кра… – хором повторили за ним капитаны и лейтенанты.

– …ул!

Стукаясь друг о друга, винтовки поднялись и выстроились длинными вертикальными рядами. Этот прием американцы выполнили отвратительно. Старки несвоевременно отвел свою руку, поэтому винтовка Рейбайрна поднималась вверх, словно воздушный шар. В какой-то момент Дэмону показалось, что винтовка Тэрнера вот-вот упадет на булыжную мостовую. Боже, это были не солдаты, а толпа необученных новобранцев!

Оркестр заиграл «Марсельезу». Французские солдаты взяли винтовки «На караул», их штыки образовали ровную линию сверкающей стали. Затем торжественно зазвучали фанфары, послышалась барабанная дробь, произвели обмен знаменами. Вдоль фронта выстроившихся подразделений быстрым шагом прошли высокопоставленные чины, и среди них тучный остроносый французский маршал со сверкающими золотом дубовыми листьями на головном уборе, румяный загорелый французский генерал со свисающими, как у моржа, усами (Дэмон решил, что это Фош) и подтянутый, с очень суровым лицом генерал Першинг. Козырек его фуражки был опущен так низко, что закрывал добрую половину носа, а под стрижеными усами виднелась тонкая линия крепко сжатых бледных губ. Далее шли генерал Харкорт, на его лице были написаны усталость и раздражение, потом еще несколько французских офицеров и, наконец, майор Колдуэлл, очень стройный, подтянутый. Его лицо с тонкими чертами выражало одновременно твердость и выжидательную готовность ко всему.

Пока генералы переходили площадь для осмотра французского батальона, Дэмон разглядывал французских солдат. Под густыми бородами скрывались мрачные и угрюмые лица, а в глазах сверкал холодный, металлический блеск, который мог означать только презрение. Особенно не понравилось Дэмону лицо полного приземистого капрала с бычьей шеей, искривившего свой рот в оскорбительной насмешке. «Они не очень-то хорошего мнения о пас, – подумал Дэмон. – Вообще не воспринимают нас, считают посмешищем. – Эта мысль вызвала в нем чувство негодования. – Хорошо, хорошо, мы еще посмотрим, – ответил он им своим пристальным настойчивым взглядом. – Может быть, сейчас у нас и не очень бравый гид, французики, но лучше не спешите с выводами. Не торопитесь, вы еще увидите…»

– К но-ге! – раздалась команда, которую солдаты выполнили если не четко, то, во всяком случае, охотно. Затем: – Смирно! Вправо, по отделениям – марш!

Сии шли под серо-голубым, подернутым дымкой парижским небом, и он, Дэмон, подсчитывал ногу солдатам своих отделений так же, как когда-то подсчитывал ему, новобранцу, Кинзельман там, в белой техасской пыли. Кинзельман был теперь первым сержантом в пятой роте.

– Равнение на правофлангового! – выкрикивал Дэмон повелительно. – Рейбайрн, чувствуй локоть соседа! Винтовку держи прямо! Что ты идешь словно подносчик кирпичей?

Теперь они шли по мосту, по роскошному, отделанному мрамором мосту, украшенному мифическими фигурами и вздыбившимися конями из потемневшей от времени бронзы. Они прошли над свинцовыми водами Сены и повернули к Елисейским полям. К Елисейским полям! О таком Дэмон никогда не мечтал. К большому своему удивлению, он заметил, что тротуары с обеих сторон заполнены людьми. Французы приветствовали их!

– Левофланговые, не нарушать равнения! – выкрикивал Дэмон. – Тэрнер, куда ты выскочил, равняйся по правофланговому!

Но солдаты уже не слышали его. Теперь вообще невозможно было услышать что-нибудь. Парижане обступили их со всех сторон, что-то выкрикивали, оживленно жестикулируя; их голоса слились в один мощный гул. Какая-то светловолосая девушка накинула венок из цветов на шею Фергасона, другая поцеловала Рейбайрна в щеку, потом в губы, сбила набок его походную шляпу. Он пытался удержать шляпу левой рукой, а девушка, симпатичная маленькая брюнетка, продолжала весело смеяться и что-то выкрикивать. Потом Дэмон неожиданно увидел, что девушка плачет, одновременно и плачет и смеется.

Никакого даже подобия военного порядка уже не было; волна шумящих, кричащих, визжащих женщин захлестнула их. Какая-то девушка нацепила венок на шляпу Кразевского. Со всех сторон им бросали розы, маки и другие цветы. Дэмон разволновался, его охватила тревога. «Это нечестно, – думал он. – Как они могут так вести себя, когда их женихи и мужья находятся там, на фронте?»

Симпатичная девушка целовала Девлина, и тот страстно отвечал на ее поцелуи, стараясь при этом правильно держать свою винтовку; другая девушка обняла одной рукой Рейбайрна и шла рядом с ним в ногу; Фергасон энергично бросал цветы обратно в толпу женщин. Играл оркестр, но крики и шум заглушали все, кроме глухих ударов барабана. Винтовки торчали в разные стороны, будто их держали не солдаты, а огородные чучела.

– Рейбайрн! – сердито крикнул Дэмон, но тот, услышав оклик, лишь пожал плечами и радостно засмеялся. На его лице в нескольких местах остались следы яркой губной помады. Продвигаясь вперед скорее толчками, чем размеренным шагом, они медленно обошли кругом Триумфальную арку. Людей становилось нее больше и больше, цветы сыпались со всех сторон нескончаемым потоком; взвод превратился в плывущий среди людей сад.

– Ah, vous êtes si chic, Sergent! [3]3
  Ах, какой ты шикарный, сержант! ( франц.)


[Закрыть] – прощебетала какая-то девушка, поцеловала Дэмона в щеку и убежала.

Фергасон толкнул Тэрнера и Брюстера локтем, показал им на Дэмона. Сэм сначала покраснел, но тут же невольно улыбнулся. Что она сказала? Что он неотразим? На верхней ступеньке входа в какое-то учреждение, опираясь на костыли, стоял одноногий мужчина в берете и тесном синем костюме. Он с интересом смотрел на американцев и медленно кивал головой. Два маленьких мальчугана, видимо, двойняшки, энергично размахивали флажками. Рядом с ними, сложив руки на груди, неподвижно стояла женщина во всем черном… Неожиданно Дэмон заметил: их было много, женщин во всем черном, они встречаются в толпе парижан почти на каждом шагу.

На Севастопольском бульваре к Дэмону подошла пожилая женщина и что-то сказала, но он не понял, что именно. Достав носовой платочек с опьяняющим запахом лаванды, она необыкновенно ловко и нежно вытерла им пот со лба Сэма. Он сразу же вспомнил миссис Верни, ее крошечное, сморщенное личико и ласковые глаза. Сэм видел ее, когда был маленьким мальчиком, и вот теперь она как бы снова возникла перед ним, с ее лавандовым саше, тихо говорящая что-то на непонятном французском языке.

Справа от них виднелись черные остроконечные купола отеля де Билль и двойные башни Нотр-Дам, а прямо впереди – они сейчас входили на нее – площадь Бастилии, где когда-то национальная гвардия покончила с этим самым страшным в мире символом тирании. Куда бы ни посмотрел Сэм, во всем чувствовалось дыхание истории. Она парила позади кованых железных ворот, старых платанов и массивных дубовых дверей, она незримо присутствовала в неподвижном воздухе над головой. И сам факт, что спи маршируют по улицам Парижа четвертого июля, воспринимался Сэмом как какое-то предзнаменование, как нечто, порождающее чувство гордости, тщеславия, священного трепета. История шагала сейчас вместе с ним, захватывала его своими огромными железными руками, окружала цветочными венками и куда-то толкала. Куда именно, он пока не знал. Но Сэм приготовился ко всему, он жаждал отправиться в путь…

Теперь они пришли на кладбище со священными памятниками среди зелени и каштановых деревьев. Все остановились. Французских солдат опять поставили лицом к американским, da воротами кладбища, сдерживаемая конной полицией, шумела толпа. Группа офицеров направилась к большой каменной плите, окруженной низкой железной оградой. Потом произошло небольшое замешательство: тучный французский маршал – кажется, это был Жоффр – подошел к Першингу и что-то спросил у него. Тот отрицательно покачал головой, улыбнулся и повернулся к какому-то молодому офицеру из своего штаба, капитану, которого Дэмон никогда ранее не видел. После короткого разговора капитан приблизился к надгробной плите. Он начал что-то говорить, но его слова заглушил нарастающий гул моторов: над кладбищем на небольшой высоте строем ромба пролетали самолеты с красно-бело-синими знаками на крыльях. Самолеты скрылись, капитан закончил свою речь. Потом он энергично поднес руку к козырьку и крикнул:

– Nous voilà, Lafayette! [4]4
  Вот и мы, Лафайет! ( франц.)


[Закрыть]

В ответ грянул гром аплодисментов и одобрительных возгласов; в воздух полетели соломенные шляпы и котелки; охваченная энтузиазмом толпа прорвалась к воротам. Теперь к Першингу подошел генерал Фош; они обменялись несколькими фразами, Першинг согласно кивнул и короткими быстрыми шагами направился к могиле. Он произнес короткую речь, но из-за шума никто не слышал его слов. Ординарец поднес к могиле большой венок из цветов, прислонил его к низкой ограде и отступил назад. Тряхнув головой, Першинг ловко поднял венок и, наклонившись над оградой, возложил его на широкую надгробную плиту. Потом встал по стойке «смирно» и отдал честь. Это вызвало в толпе парижан необыкновенный восторг, последовала буря оваций, возгласов, многие прорвались через полицейский барьер и ринулись к могиле.

Дэмон обменялся взглядом с взводным сержантом Томасом, который, плотно сжав губы, наблюдал за происходящим. «Мы прибыли сюда как раз вовремя, – подумал Дэмон, глядя на бегущие по лицам французов слезы, на их крепко сжатые кулаки, на едва сдерживаемую конной полицией бурлящую толпу. – Мы прибыли в самый критический момент, чтобы спасти их от полного поражения…» Губы Дэмона невольно затрепетали. Стоя здесь, в прохладной тени кладбища, он делал историю. Здесь начинается то, что предназначено ему судьбой. Это было сильное, опьяняющее чувство. Он прикусил губы, чтобы сдержать улыбку радости.

* * *

– Почта, почта! – крикнул Дэмон. Стоя в дверях, он начал вытаскивать из сумки конверты. Он знал, что капитан Краудер, если узнает об этом, обвинит его в нарушении порядка и в том, что он потакает солдатам взвода, но на улице было холодно, шел пронизывающий до костей дождь, поэтому строить их там только для того, чтобы раздать почту, было бы просто бессердечно.

– Тэрнер! – позвал он.

Маленький виргинец вскочил со своего тюфяка и бросился к Дэмону.

– Ого! – крикнул он восторженно. – Это от мамы…

– Рейбайрн!

– А-а, – ответил тот и махнул рукой.

– Я отнесу ему, сержант, – предложил Тэрнер.

– Нет, не отнесешь. Кто поленится подойти за своим письмом, тот не получит его вообще. Конноли! Дэвис! Хоффенстедт! Дважды вызывать не буду…

Они подбегали к Дэмону, брали свои письма и медленно возвращались на соломенные тюфяки, служившие им постелями, в этом огромном пустом помещении, каком-то сарае, превращенном три года назад в казарму для французской пехоты. Сквозь щели в стенах дул ветер, каменный пол был всегда холодным.

– Читайте, радуйтесь и плачьте, – пошутил Дэмон, когда раздал все письма. – Через полчаса будет построение на полевые занятия.

– В такой дождь, сержант! – воскликнул Фергасон.

– В такой дождь. Будем продвигаться вперед стрелковыми цепями. Вообразите, какая мягкая будет земля, когда вам придется плюхаться на нее. По крайней мере, у вас будет на что свалить вину. А что, строевые занятия для вас лучше, что ли?

– Занятия, занятия, занятия, – простонал Рейбайрн. – Я пошел в армию, чтобы воевать, а не для того, чтобы вышагивать с винтовкой на разный шутовской манер – то так, то этак!

– Сначала научись, а потом будешь воевать, – ответил ему капрал Девлин. – Так уж заведено в армии, и, пожалуйста, не сбивай здесь остальных с толку.

– А мне нет письма, сержант? – спросил Брюстер, стройный хрупкий юноша, с нежными девичьими чертами лица и упрямо спадавшей на лоб прядью волос. – Ты уверен, что нет?

– Да, уверен, – кивнул головой Дэмон.

– Никак не могу понять, что произошло с ними, – удивился Брюстер. Он был из зажиточной нью-йоркской семьи. Дэмон видел его родителей на пирсе в Хобокене. Отец Брюстера, видный мужчина в фетровой шляпе, с пенсне на носу, оживленно разговаривал тогда с капитаном Краудером, достаточно польщенным этим вниманием, но тем не менее желавшим как можно скорее отделаться от надоедливого собеседника. Миссис Брюстер, хрупкая женщина в синем сатиновом платье и широкополой шляпе, неотрывно смотрела на борт судна большими, полными слез глазами. – Прошло уже три месяца, а я не получил от них ни одного письма, – продолжал Брюстер.

– Не унывай, – успокоил его Девлин. – Вполне возможно, что все твои письма были на том транспорте, который потопили торпедой.

– Какой это транспорт?

– Старое корыто «Браманутра», вот какой. Или «Эльдорадо».

– Ты разыгрываешь меня, Дев, – разочарованно протянул покрасневший Брюстер, откидывая волосы со лба.

– Почему ты так думаешь?

Не отвечая ему, Брюстер сел на свой соломенный тюфяк.

– Боже, как здесь холодно, – пожаловался он. – Я не понимаю, почему бы нам не разжечь огонь в этой топке? – спросил он, указывая на огромный, тщательно очищенный от золы горн без решетки. – Почему мы не топим эту печь, сержант?