Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 67 страниц)

– Просто трудно представить себе, что он здесь! – воскликнула Элейн Нилэнд. Это была полная женщина со светлыми волосами и безмятежной улыбкой на лице. Она нервно, как штабной сержант перед смотром, одернула перед своего платья. – Проделать такой длинный и трудный путь, чтобы попасть сюда, это поразительно!

– Да, – сухо ответила Томми, – просто удивительно.

Они приблизились к помощнику полковника Хаудена лейтенанту Гейгеру. Он слегка поклонился им, на его лице появилась слабая официальная улыбка. Сэм пробормотал: «Лейтенант и миссис Сэмюел Дэмон», как будто они не виделись друг с другом всего три часа назад. Лейтенант Гейгер повторил их имена адъютанту начальника гарнизона капитану Тайсону, тот передал эту бесценную информацию заместителю начальника гарнизона подполковнику Пауполлу, который в свою очередь доложил ее начальнику гарнизона. «Так уж принято в армии», – пробормотала Томми, улыбаясь и медленно продвигаясь вдоль выстроившихся в ряд официальных хозяев приема. Но сегодня все было несколько по-другому, ибо сегодня полковник Хауден, обычно напускавший на себя надменный отеческий вид, ужасно нервничал и волновался; он повернулся к стоявшему рядом генералу Першингу и еще раз повторил имена Сэма и Томми. Генерал Першинг внешне выглядел точно так же, как когда-то во Франции: высокий, строгий, с огоньком в глазах, любой мечтал бы о таком дедушке-герое. Его усатое лицо озарилось привычной, свойственной военным улыбкой.

– Дочь Джорджа Колдуэлла? – оживленно спросил он. – Конечно, конечно, здравствуйте, дорогая. – Затем к Сэму. – А, Ночной Портье! Это было под Бриньи, так ведь? Рад видеть тебя снова, дорогой, весьма рад! – Он крепко, до боли стиснул руку Сэма.

Томми была довольна, что настояла на том, чтобы Сэм, хотя бы в этот единственный вечер, нацепил на мундир все свои орденские ленточки, несмотря на то, что разговор об этом чуть было не привел их к ссоре.

– Хауден, – продолжал генерал Першинг, обращаясь к начальнику гарнизона, – а вы и не сказали мне, что у вас служит Дэмон!

– Гм, я об этом не подумал, генерал, – испуганно ответил полковник. – Откровенно говоря, я и не представлял, что вы знаете его…

– Знаю его! – В глазах Першинга сверкнули недовольные искорки. – Я собственноручно приколол ему на грудь орден Почета. Он один из девяти в моем почетном списке героев, Хауден, один из девяти, понимаете?

– Ясно, сэр, – льстиво ответил полковник Хауден, бросив на Сэма испуганный взгляд.

Здесь были и другие офицеры, прибывшие в форт Дормер с генералом армий. Они стояли небольшой группой в стороне, как бы для того, чтобы не умалять славы и блеска генерала. Как и все штабные офицеры, они держали себя со свойственной им безразличной вежливостью. Томми начала было небрежно приветствовать их и неожиданно застыла. Перед ней остановился и поклонился высокий капитан с длинным прямым носом, широкими скулами и холодным взглядом янтарно-желтых глаз.

– Я имел честь служить некоторое время с вашим отцом, миссис Дэмон, – вежливо доложил он.

Томми смущенно улыбнулась. Кто это? Все еще взволнованная встречей с генералом Першингом, она никак не могла сосредоточиться.

– Вы, вероятно, не помните меня, – продолжал капитан, обращаясь уже к Сэму. – Мы встречались с вами во Франции…

– Помню отлично, капитан Мессенджейл. Двор гостиницы в районе Сен-Дюранса.

– О, вы таки помните! – Мессенджейл очаровательно улыбнулся, и Томми отметила про себя, что он очень красив; его лицо выглядело намного моложе и менее холодным, когда он улыбался. – Я опасался, что под давлением обстоятельств тех времен вы могли совершенно забыть нашу встречу.

– Суматошное и сумбурное время, так вы, кажется, сказали тогда, – ответил Сэм. Он улыбался, но в его голосе чувствовались железные нотки, которые Томми уже научилась различать.

– Неужели помните? – с нарочито радостным изумлением спросил Мессенджейл.

– Это ваши слова, сэр.

– Просто замечательно, что вы помните их! Возможно, что это была своего рода аллитерация. – Он снова улыбнулся, широко изогнув губы, но выражение его глаз осталось при этом неизменным. – Да, но теперь все это прошло, осталось позади. – Брови Мессенджейла приподнялись. – Даниельсон говорит, что вы стали непревзойденным знатоком военной истории. Это правда?

Томми наблюдала за двумя мужчинами, сосредоточив свое внимание не столько на том, что они говорят, сколько на интонации голосов и выражении их лиц – привычка, которую она усвоила еще девочкой, когда жила в гарнизонах, где служил отец. Таким путем можно узнать о людях гораздо больше, чем следя за смыслом высказываемых ими слов и фраз. Она понимала, что Сэма и Мессенджейла что-то разделяет; они были взаимно вежливыми, обменивались взглядами и каждый считался с мнением другого… Тем не менее между ними что-то произошло, об этом говорили едва уловимые церемонность Мессенджейла и излишняя корректность Сэма. «Они когда-то поссорились, – неожиданно решила Томми, и эта мысль странным образом возбудила ее. – Они поссорились еще там, во Франции».

Кто-то громко пригласил присутствующих на церемониальное прохождение по залу. Генерал Першинг предложил руку миссис Хауден, за ними последовали пары по старшинству званий, и колонна начала медленно продвигаться по периметру большого зала под звуки знакомой мелодии «Сабли и шпоры». Томми оказалась с Сэмом почти в конце колонны, недовольная формализмом этой процедуры и тем не менее восхищенная чарующим потоком начищенной до блеска кожи и сверкающих в мягком желтовато-коричневом освещении пуговиц и знаков различия.

Затем оркестр заиграл «Роза Рио-Гранде» в честь уроженца Техаса полковника Хаудена; на движущиеся пары плавно опускались разноцветные ленты серпантина. Томми танцевала с холостяком Бриолином, затем ее перехватил Джек Клегхорн, выглядевший довольно унылым.

– Джек, вы глупы, как пробка, – сказала Томми с улыбкой. – Вы же знаете, что должны выполнять свои служебные танцевальные обязанности и приглашать жен старших по званию.

– Успею, – ответил он, пожимая плечами, – времени еще много. Мне хочется поболтать с вами. – Неправда…

– Да вы правы. Просто мне хочется погреться в лучах вашей красоты.

– Вам придется расплачиваться за это, мистер Сорвиголова.

– Ну и пусть. Всем приходится за что-нибудь расплачиваться.

Теперь уже танцевали все. Мимо Томми, с трудом поворачивая тяжеловесную фигуру миссис Хауден, проплыл генерал Першинг; на его лице застыла напряженная искусственная улыбка. Сэм танцевал с женой майора Костмайера; встретившись взглядом с Томми, он подмигнул ей, мрачно улыбнулся и перевел взгляд на партнершу. Оркестр играл «Эвейлон» – мелодию, которая очень правилась Томми. То и дело бросая через ее голову взгляд на Ирен Келлер, Джек рассеянно говорил что-то, потом его мышцы неожиданно напряглись, и он остановился. Повернувшись, Томми увидела, что к ним подошел капитан Мессенджейл. Джек бросил на Томми многозначительный шаловливый взгляд из-под бровей, поклонился и уступил место капитану. Мессенджейл манерно обнял партнершу и легко закружился с ней в танце. Танцевал он бесподобно.

– Не может быть, чтобы вы из Вест-Пойнта, – заметила Томми.

– Почему? – засмеялся он. – Разве вест-пойнтцы вышли из моды?

– Вы танцуете совсем не так, как питомцы Вест-Пойнта. У вас совершенно отсутствует свойственная вест-пойнтцам привычка маршировать даже на танцах.

– О, не настолько уж мы плохи, как вы думаете… Конечно, – продолжал он с очаровательной улыбкой, – я совсем забыл, что вы отступница, очень обаятельная, впрочем.

– Благодарю вас, сэр.

– Мне довелось окончить танцевальный класс месье Чарбета в Олбанн. Это был очень корректный француз в лакированных бальных туфлях, с пенсне, которое висело на умопомрачительной голубой ленте. Он обычно обращался к нам ровным повелительным голосом, никогда не повышая его: «Gardez les bienféances, mes jeunes gens! Bienféances et elégance. [43]43
  Молодые люди, сохраняйте элегантность! ( франц.)


[Закрыть]He раскачиваться! Не подпрыгивать! Вы не английские гвардейцы и не индейцы племени апачей! Во всем должна быть грация и благопристойность!» – Мессенджейл весело засмеялся. – Я не люблю это благоприобретенное мастерство в танцах и предпочитаю танцевать естественно, непринужденно, в силу своих природных способностей, тех характерных свойств, которыми греческие боги и богини так щедро наделяли своих фаворитов. Это были восхитительные таланты. Вы согласны?

Пораженная и даже несколько растерявшаяся, Томми засмеялась. «Этот человек, – подумала она, – очевидно, никогда не скажет того, что ты ожидаешь услышать».

– Не знаю, – ответила она. – Я, пожалуй, никогда не задумывалась над этим…

– Дочь армии и без твердого мнения? Я удивлен… Возьмите себя, например. Ваша красота, ваша пылкость, способность увлекаться, чувство ожидания чего-то – все это отнюдь не благоприобретенное; эти качества окутывают вас как мантия, которую вы носите, совсем не думая о ней.

Томми откинула голову назад.

– Но вы никогда не встречали и совсем не знаете меня!

– Это не имеет значения. Ваши качества очевидны с первого взгляда. Вас переполняют чувство энтузиазма и вдохновение, страстное желание жить и наслаждаться жизнью. Вы не представляете себе, как я завидую этому; вы просто убеждены, что все, кто окружают вас, это хорошие люди и что в каждом саду только золотые яблоки…

– В таком случае мне не следовало бы находиться здесь, в этой пустыне! – сказала Томми и весело засмеялась.

Когда Мессенджейл был серьезным, широкие, как у индейцев, скулы придавали его длинному лицу выражение непреодолимой силы. Томми опустила глаза и на несколько минут полностью отдалась ритму танца, стараясь не касаться пальцами капитанских знаков различия на плече Мессенджейла, чтобы не нарушить их блеска. Она не знала, как держать себя с ним. Томми понимала, что это была обычная в офицерском клубе болтовня, галантная и вместе с тем несколько развязная, граничащая с дерзостью и нахальством, и тем не менее чувствовала, что за ней скрывается что-то более весомое и значимое. Мессенджейл действовал на нее каким-то непонятным ей образом, все более и более захватывал ее воображение. Неожиданно она спросила:

– Вы женаты, капитан?

На его лице снова заиграла эта легкая очаровательная улыбка.

– А почему вы спрашиваете об этом?

– Я подумала о том, какое необыкновенное удовольствие испытывала бы жена, будь она у вас.

Мессенджейл был явно польщен.

– Это великолепно! Я обязательно скажу об этом Эмили, когда она начнет ворчать или придираться ко мне… Уверен, что долго этого ждать не придется.

Танец кончился. Вместе с другими они наградили оркестр аплодисментами, но Мессенджейл вовсе не намеревался оставить Томми, и это удивляло ее. Оркестр начал играть «После того как ты ушла», на Томми нахлынули воспоминания о Франции. Вспомнились дождливые вечера в Савене, кружащиеся в вихрях морского ветра мокрые опавшие листья, глухой перестук окопных отпорок и мрачный гул голосов в палатах… Томми осмотрела зал из-под полуопущенных ресниц. Генерал Першинг танцевал с Ирен Келлер; ее полное красивое лицо сияло, она с обожанием смотрела генералу в глаза и что-то быстро ему говорила. Томми представила себе нескончаемый поток просьб и льстивых слов, неприкрытое подхалимство и потерю собственного достоинства – все это в расчете на то, чтобы представить желания и способности Барта Келлера в наиболее выгодном свете. «Сукина дочь», – гневно пробормотала Томми. Что ж, такая появляется в каждом гарнизоне, поэтому нет ничего удивительного в том, что она есть и здесь, в форту Дормер, и сделает свое грязное дело в те три-четыре минуты, которыми она располагает. Генерал Першинг слушал ее как завороженный.

Чтобы отвлечься от этих мрачных размышлений, Томми заметила:

– Это очень мило, что генерал приехал к нам в эту пустыню навестить нас, бедняг.

Лицо Мессенджейла изменилось: оно опять стало хладнокровным, спокойным, вдумчивым, проницательным.

– Командующий любит иногда совершить что-нибудь беспрецедентное, – сказал он, бросив взгляд на танцующую с генералом миссис Келлер. – Он считает, что это заставляет людей быть более активными. Мы уже проделали большой путь в этой поездке. По его мнению любой, даже самый маленький, форт ничуть не менее важен, чем другой. Не каждому удается нести службу рядом с троном, некоторым приходится ползать среди кактусов а чертополоха.

Томми вскинула голову; на длинном бледном лице Мессенджейла была печальная улыбка.

– Тем не менее вы не можете не согласиться, капитан, что существует много гораздо более интересных мест для службы, – заметила Томми.

– Разумеется. Факты упрямая вещь, и я вовсе не принадлежу к тем, кто с ними не соглашается. Однако генерал считает, что хороший офицер должен оставаться хорошим, куда бы его ни назначили, при условии, конечно, что он наилучшим образом использует свои способности. Вы, несомненно, понимаете это лучше любого другого здесь, правда ведь?

Томми хотела было ответить ему дерзостью – ссылки на то, что она воспитывалась в армейской обстановке, начинали все больше и больше раздражать ее, – но его лицо показалось ей дружелюбным, сочувствующим, совершенно бесхитростным. Он был хорошим партнером, и ей было легко танцевать с ним, она непрерывно испытывала приятное возбуждение. Находясь рядом с ним, слушая его, невольно начинаешь думать о власти, о стремительном приближении каких-то крупных событий: баррикады, падение кабинетов, воззвания к ликующим толпам народа, разбрасываемые с мрачных мраморных балконов… «Он далеко пойдет, – подумала Томми, наблюдая за надменным аскетическим лицом Мессенджейла, за проницательным взглядом его необыкновенных янтарных глаз. – При логическом развитии событий он наверняка станет начальником штаба сухопутных войск, [44]44
  Высшее должностное лицо в армии США, фактически – главнокомандующий. Он полностью ответственен за вопросы боеготовности, боевой подготовки и боевого применения сухопутных войск, их идеологической обработки и материально-технического обеспечения, является членом объединенного комитета начальников штабов и в качестве такового – советником президента США по сухопутным войскам. – Прим. ред.


[Закрыть]даже и не при логическом. Однако, – ее взгляд упал на секунду на знаки различия Мессенджейла, – у него нет никаких боевых наград; компетентный, очень компетентный штабной офицер должен был бы иметь французские, бельгийские и итальянские награды, если, конечно, его представил бы к ним какой-нибудь влиятельный начальник…»

– Да, я тоже отношусь к тем, кто считает, что надо служить там, куда ты назначен, – продолжал Мессенджейл. От его внимания не ускользнул быстрый взгляд Томми на знаки различия. – Я, например, всегда считал, что пост военного атташе при пашем посольстве в Лондоне был бы для меня наилучшим из всего возможного. Однако говорят, что человек, занимающий в настоящее время этот наилучший пост, предпочел бы вернуться в Вашингтон и служить там… Жизнь – любопытная вещь, не правда ли? Когда мне было семь…

Он внезапно замолчал и с необыкновенным проворством отступил в сторону; оглянувшись, Томми увидела рядом с собой раскрасневшееся от танцев полное квадратное лицо генерала Першинга.

– Вы эгоист, Мессенджейл. Нельзя же забирать всех молодых и очаровательных дам, – весело сказал он.

Томми была поражена. Он хочет танцевать с ней! Генерал армий, почетный гость на официальном приеме решил танцевать с женой первого лейтенанта. Такого никогда не бывало. Она успела заметить вокруг себя изумленные, восхищенные и возмущенные лица.

– Это была всего-навсего разведка, сэр, – ответил Мессенджейл без тени замешательства. – Я как раз собирался представить ее вам.

Генерал засмеялся и начал танцевать с ней.

– Решил действовать вопреки протоколу, – тихо сообщил он Томми. – Так нельзя, чтобы все хорошее доставалось только молодым людям. – Не переношу женщин, у которых нет чувства ритма, – добавил он сердито. – Это непростительно.

– В вашем окружении исключительные офицеры, генерал, – сказала Томми первое, что пришло на ум. Ей казалось, что все в зале смотрят на них. Полковник Паунолл прекратил танцевать и уставился на них с открытым ртом.

– Что? Мессенджейл? Да, отличный офицер. Я очень доволен им. Замечательное сочетание воли и такта. Как раз то, что мне необходимо в этой проклятой перуанской миссии… – Генерал что-то вспомнил, его лицо помрачнело, брови нахмурились, но это быстро прошло, и он снова повеселел. – Расскажите мне о вашем отце, дорогая.

В непринужденной беседе Томми рассказала генералу все, что знала об отце.

– А как поживает ваш мустанг? Как у него дела?

– О, отлично, сэр! Он просто одержимый… – Томми с досадой почувствовала, что ее голос слегка задрожал. – Военная служба – это вся его жизнь, он не признает ничего другого.

– Отличный парень. Отличный. Настоящий солдат. На таких, как он, держится вся наша армия. У них особый талант! Они именно ведут за собой войска, не тащат, не толкают, а ведут, моя дорогая.

– Да, да, правильно… Плохо только, что он совершенно забывает обо мне, – сказала Томми, шаловливо улыбаясь.

– Не может быть! Завтра в восемь ноль-ноль я вызову его на ковер. Итак, каковы же претензии к нему?

– Он только и знает, что все время изучает что-то, все вечера и воскресенья, каждую минуту внеслужебного времени. Это просто ужасно: военная история, баллистика и, вы знаете, французский и испанский – и все это самостоятельно. Представляете? Он уже может читать и говорить на этих языках.

– В самом деле? – Генерал улыбнулся. – Я тоже работал по ночам, чтобы получить степень бакалавра, когда учил курсанток и Линкольне… Боже правый, надеюсь, что он знает французский лучше меня. Помню, в Бомоне я пытался поговорить с маленькой дочкой генерала дю Манраска, ей тогда было лет шесть-семь, и составил какую-то великолепную, как я думал, фразу. Она уставилась на меня, не поняв ни единого слова. Я наклонился и спросил: «Comprenez vous, mademoiselle?» [45]45
  Вы понимаете, мадемуазель? ( франц.)


[Закрыть]Она покачала головой и ответила: «Non». [46]46
  Нет ( франц.).


[Закрыть]

Томми засмеялась. Она поняла теперь, почему женщины считают генерала Першинга таким привлекательным.

– Нет, Сэм занимается очень упорно, генерал, – сказала она. – Я очень беспокоюсь и опасаюсь, не порчу ли ему карьеру. – Эти слова она произнесла уже без улыбки.

– Почему, дорогая?

– Из-за папы, сэр. Слишком много разговоров о том, что Сэм женился на мне для того, чтобы продвинуться по службе. Конечно, все это сущая ерунда, но Сэму от этого не легче.

В глазах генерала появились гневные искорки.

– Я знаю. То же самое говорили и обо мне, когда я женился на Элен. Пусть говорят. По крайней мере, это как-то занимает их, когда они устают от возни с бумажками. Здесь важно другое, и это другое поймут только тогда, когда наша страна будет в опасности.

– Все это правильно, сэр, если бы только такие разговоры не создавали у людей предвзятого мнения о Сэме. Он заслуживает более справедливого отношения… – Томми решила, что настал подходящий момент, чтобы рискнуть: – Он считает, сэр, что многое потерял из-за того, что не учился в Вест-Пойнте. Вы знаете, он был принят туда, но ему предложили подождать один год. Однако ему так хотелось попасть в армию, что он тогда же решил поступить на военную службу. Это было к тысяча девятьсот шестнадцатом. Он был вместе с вами в Мексике, вы, наверное, помните. Он считает, что ему необходимо восполнить свою подготовку, увязать практику с теорией. Ему нужно то, что дает курс пехотной школы в Беннинге…

Генерал слегка прищурил глаза, и на какую-то секунду Томми подумала, что она зашла слишком далеко. Однако через мгновение он одобрительно кивнул головой и решительно сказал:

– Он должен попасть в Беннинг. Обязательно должен.

– Сэм вполне подходящая кандидатура, сэр. Разумеется, сам он об этом никогда не говорит и не скажет, он всегда довольствуется службой там, куда его назначают…

Танец заканчивался, оркестр перешел на замедленный заключительный такт.

– Ну что ж, – сказал генерал Першинг, останавливаясь, – мы подумаем об этом. Я слышал, что вы убили из пистолета целый десяток злейших змей? Это правда?

– О, это… Это была моя прямая служебная обязанность, сэр!

* * *

Они вернулись домой спустя несколько часов. Раздеваясь, Томми сказала:

– Замечательный человек этот Мессенджейл, правда?

– Да, он производит впечатление, – согласился Сэм, отстегивая краги.

– Я танцевала с ним два танца. Где он учился, ты не знаешь?

– Точно не знаю, но, по-видимому, окончил Амёрст или Вильямс, [47]47
  Амёрст и Вильямс – частные привилегированные высшие учебные заведения, готовящие элиту для административного аппарата США. Плата за курс обучения в Амёрсте превышает девять-десять тысяч долларов. – Прим. ред.


[Закрыть]какой-то из этих колледжей для богачей. Потом Вест-Пойнт, в тысяча девятьсот семнадцатом. Марв Хансен говорит, что он из богатой семьи в штате Нью-Йорк.

– А как ты с ним познакомился?

Сэм протер глаза и зевнул.

– Он был как-то у нас, там, во Франции, с приказом из штаба. Заблудился и случайно попал в нашу часть. Мы тогда только что вернулись с передовой.

– И это все? – спросила она, испытующе посмотрев на Сэма.

– Не совсем, – ответил он, улыбаясь. – Некоторые мои солдаты не очень уважительно разговаривали с ним, или, возможно, ему так показалось. Штабные офицеры часто бывают недовольны тем, что солдаты на фронте не щелкают каблуками и недостаточно почтительны к ним, вот он и рассердился на них. Мне пришлось немножко осадить его. Когда солдаты провели на передовой несколько дней подряд, с ними нельзя разговаривать так, как он. К счастью, мы тогда оба были капитанами.

Несколько секунд Томми размышляла над последними словами Сэма, затем решительно обрушилась на него:

– Ты и сейчас должен был бы быть капитаном. Помощником генерала Першинга.

– Я? – На лице Сэма появилась его печальная улыбка. – Я войсковой офицер, дорогая, и вовсе не намерен быть этаким пускающим пыль в глаза модником, очаровывающим всех на приемах своими высокопарными изречениями и вовремя сказанными словечками.

– Ты мог бы научиться этому…

– Возможно, но сомневаюсь. – Он потер обнаженное плечо ногтем большого пальца. – Ты знаешь, если человек не родился таким, то уж вряд ли он научится чему-нибудь подобному. Это как вьющиеся волосы…

Томми слегка вздрогнула. Она вспомнила то, о чем говорил Мессенджейл во время танцев. «Что это? Качество, дарованное богом?»

– Значит, ты считаешь, что у него все это природное и он ничего не учил?

– Да нет, кое-что, может быть, и учил. Но умение очаровывать и инстинктивная способность к высокопарным словам – эти качества у него природные. – Сэм помолчал несколько секунд и продолжал: – У Мессенджейла никогда не будет врагов, но и друзей тоже не будет.

– Неправда. У него много друзей…

– Да, но не таких, которых я имею в виду. Таких друзей, которые пошли бы за тебя в огонь и в воду, у него не будет.

– Чепуха, – возразила она, хотя внутренне восхищалась его проницательностью. – Откуда тебе это известно?

– Просто предполагаю. Предположение необразованного человека. – Сэм снова улыбнулся. – Многие штабисты из окружения командующего в Шомоне были такими. Они сидели там, переставляли цветные флажки и отдавали приказы. Им не нужно было находиться там, где эти приказы выполнялись, и с теми, кто их выполнял.

– Ты сам говорил, что генерал Першинг – это лучший солдат из лучших…

– Правильно.

– Да? А разве не он командовал в Шомоне?

– Дорогая, всякий, кому дано право командовать и управлять, имеет какое-то окружение. Это вполне естественно. Немногие из такого окружения бескорыстны и глубоко преданы, некоторые обладают выдающимися способностями и честолюбивы в широком и положительном смысле, а большая часть служит на себя и честолюбива в узком, эгоистическом смысле. Першинга винить не в чем. Он должен был решать задачи и действовать, опираясь на тех, кто находился у него под рукой.

– Ты оправдаешь любого, – раздраженно заметила Томми. Ей почему-то захотелось не согласиться с ним, возразить ему, привести какие-то доказательства, но достаточно обоснованных возражении она не находила. – Перед Мессенджейлом открыты все дороги, и он далеко пойдет, – заявила она, многозначительно покачивая указательным пальцем. – Пройдет время, и ты сам убедишься в этом.

– Ты совершенно права. Он действительно далеко пойдет.

– У него есть все необходимые для этого данные.

– Все, кроме одного, – сказал Сэм, показывая двумя пальцами на сердце. – У него нет души. Он бессердечен к людям.

– Откуда тебе это известно?

Сэм встал и подошел к окну. От палящих лучей солнца и постоянно дующего из пустыни ветра синие занавески, сшитые из материала для мишеней, выгорели и стали теперь в некоторых местах бледно-голубыми.

– Он не считает, что люди в жизни – это самое важное. Что люди дороже и важнее, чем всякие тропы, симфонии и триумфальные арки.

– Боже, Сэм, но ты ведь только что сказал, что встречался с ним до этого всего один раз…

– В большинстве случаев этого вполне достаточно, чтобы оценить человека.

– Поспешное суждение. – Она бросила щетку для волос на прикроватный столик. – На этот раз ты не прав, мистер Верный Глаз. У него тонкое чувство юмора и вовсе не притворная, а естественная теплота. Я почувствовала это. Ты не прав.

Сэм ничего не сказал, и это возмутило Томми больше, чем если бы он неожиданно высказал какое-нибудь уничтожающее опровержение. Откинув противомоскитную занавеску, она скользнула в постель и тщательно подоткнула занавеску со всех сторон под матрац.

– У меня странное предчувствие, – продолжала она после паузы. – Мне кажется, что ты и он каким-то образом связаны, что через многие годы вы еще встретитесь и это будет ужасное время.

Сэм тихо, почти беззвучно засмеялся:

– Можно заранее сказать, что уважения с моей стороны он никогда не дождется.

– Ну зачем ты так…

– Я не завидую ему. Если это то, чего он хочет.

– И тем не менее тебе придется завидовать. В какой-нибудь отчаянной ситуации.

– Надеюсь, что этого не будет. – Раздевшись до трусов, Сэм лег на пол и начал делать упражнения для ног. Его тело было худым, но сильным, с рельефными в слабом свете лампы мышцами. – Одно можно с уверенностью сказать: он будет очень трудным противником.

– Да, конечно, – согласилась Томми, неподвижно наблюдая за тем, как он напрягает мышцы. – Но ты знаешь, он боится тебя.

Сэм остановился и посмотрел на нее.

– Почему ты так думаешь?

– Да просто мне так кажется. – Она засмеялась и, как маленькая девочка, начала болтать ногами; ее охватило игривое настроение. – Это твое упражнение можно было бы делать и вдвоем.

– Ты слишком шаловлива для уставшей жены и матери. Удостоена вниманием самого генерала Першинга, избравшего тебя партнершей для танца. Надеюсь, ты не очень-то возомнила о себе? – Он повернулся на живот и начал делать выжим на руках. – О чем вы говорили во время танца?

– О разном. Говорили о папе, о моей находчивости, храбрости и меткости в стрельбе… А ты знаешь, как изумительно он танцует!

– И больше ни о чем не говорили?

– О да, и о тебе, конечно. О тебе мы говорили довольно много: о твоей склонности к опрометчивым суждениям, твоем упрямстве, о твоем дурацком нежелании носить…

Сэм вскочил на ноги, выдернул противомоскитную занавеску из-под матраца, бросился к Томми и горячо поцеловал ее. От неожиданности она едва перевела дыхание. Томми почувствовала одновременно и угрызение совести и скрытое ликование: впервые за время замужней жизни она солгала Сэму в важном вопросе, впервые действовала тайно, пытаясь решить что-то за его спиной. Догадывался ли он о чем-нибудь? Она вспомнила лицо Ирен Келлер в момент, когда та танцевала с генералом: алчное, почти имбецильное из-за желания добиться чего-то обманом… Неужели и она была такой во время разговора с генералом? Неужели и ее могут отнести теперь к компании интриганок? К категории пользующихся благоприятным моментом, хитрящих и вымаливающих женщин, на которых она смотрела все эти годы с таким отвращением?