Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 67 страниц)

Глава 6

– Добрый вечер, капитан! – Военный полицейский открыл огромные ворота и отступил в сторону.

Проходя на эту огороженную колючей проволокой территорию, Дэмон каждый раз испытывал неприятное ощущение: непостижимо, но в подобных случаях он не мог освободиться от мысли, что обратно уже не вернется. Идя за полицейским, Дэмон с интересом осматривался вокруг. Лагерь для заключенных содержался в чистоте и казался пустынным. Не видно было ни веревок с бельем, ни каких-либо домашних животных, ни тем более играющих в мяч солдат; вокруг зданий и палаток не заметишь и пучка травы. Все говорило о том, что здесь расположено учреждение, в котором отбывают наказание, где нет места проявлению ни человеческих слабостей, ни душевной теплоты. Все живое и зеленое было безжалостно вытоптано и превратилось в гладкие, раздражающие своей белизной дороги, вдоль которых торчали пирамиды выцветших серовато-коричневых палаток; все это в каком-то угнетающе-статическом состоянии, неподвижное, молчаливое, скованное жарким тропическим солнцем.

Когда Дэмон вошел в караульное помещение, ему навстречу поднялся сержант.

– Сэр?

– У вас находится в заключении солдат из пятой роты по фамилии Брэнд?

– Да, капитан, у нас.

В соседней комнате раздался чей-то пронзительный голос:

– Кто там, Хёрли?

Сержант торопливо устремился к открытой двери.

– Это капитан Дэмон, сэр.

– Капитан Дэмон? Гм… Попросите его войти, – послышалось после короткой паузы.

– Здравствуйте, Джеррил, – сказал Дэмон, войдя в комнату, первый лейтенант Джеррил отбросил в сторону журнал с потрепанными уголками и откинулся на спинку неприятно заскрипевшего под ним вращающегося стула.

– А, Дэмон… – Джеррил даже и не подумал встать отдать честь или обменяться рукопожатием. – Пришли, чтобы подбодрить кого-нибудь из своих солдат?

– Моих солдат в настоящее время здесь нет, Джеррил.

– Жаль. Я все время мечтаю увидеться хоть с одним из них, понимаете?

– Понимаю, понимаю, Джеррил.

Лейтенант Джеррил криво улыбнулся и медленно кивнул головой. Это был человек с бочкообразной грудью, длинными руками и короткой бычьей шеей, отчего его голова напоминала сидящую в кадке тыкву. В техасском колледже он был межуниверситетским чемпионом в полутяжелом весе, потом, до поступления в армию, год или два был боксером-профессионалом. Он исполнял обязанности начальника лагеря для военных заключенных и, кроме того, возглавлял полковую команду боксеров в форту Гарфилд.

– Просто дружеский визит?

– Нечто в этом роде. – Дэмон подошел к столу и сел на один из брезентовых стульев. – В действительности я хотел бы поговорить с рядовым Брэндом.

Джеррил удивленно поднял брови.

– Индеец? А зачем он вам?

– Это мое дело.

– Но и мое тоже. – Джеррил нахмурился. – Заявляю вам, что напрасно тратите время. Это же взбесившийся краснокожий. У него не все дома.

– В самом деле?

– Хотел убежать во время работ в Талигане. Краснокожему чертовски повезло, что Андерсен не разбил ему башку. Будь я на месте Андерсена, ему несдобровать бы. А вчера затеял драку с двумя моими полицейскими. Пришлось вправить ему мозги. Упрямая обезьяна. Но мы и не таких обламывали. – Джеррил хлопнул кулаком правой руки о левую ладонь. – О, они все попадают ко мне, Дэмон! – продолжал он своим высоким, пронзительным голосом. – Все: и хулиганы, и умники, и разные неудачники. Все, кто возомнил о себе, что он – это нечто особое, невероятное, понимаете, Дэмон? – Маленькие черные зрачки Джеррила сверкнули, во рту блеснули два золотых зуба. – Все они попадают к своему папочке.

– А вы так усердно воспитываете их, что ничего особого ни у одного из них не остается.

– Да, я делаю из них хороших людей, добиваюсь того, что они начинают кой-что понимать.

– Если вы такой хороший воспитатель, то почему же многие попадают к вам повторно?

Губы Джеррила сложились в небольшую букву «о».

– Гм… Просто некоторые из них поддаются воспитанию хуже других.

– А Брэнд, наверное, труднейший из всех?

– Ничего подобного. Он постепенно поддается, и, несомненно, мы приведем его в порядок.

– Возможно. – Дэмон посмотрел на пухлое квадратное лицо Джеррила, на его маленькие, недоверчивые и невежественные глазки. Что же делает их всех такими надменными и наглыми, такими жестокими? Близость к личной деградации? Профессиональные опасности их ремесла? Дэмон ненавидел военных полицейских. Он понимал, что они необходимы, что это неизбежное зло, ибо люди есть люди и система есть система, – одинокие солдаты находятся в десятке тысяч миль от дома и родственников, – и все же он ненавидел их.

Джеррил уставился на потолок с фальшивым безразличием.

– Знаете, Дэмон, если вы хотите передать ему что-нибудь, я с удовольствием сделаю это для вас.

– Благодарю. Я предпочитаю сделать это сам.

Джеррил наклонился вперед, влажная от пота рубашка натянулась на его бочкообразной груди.

– Знаете, Дэмон, – снова начал он, – по-моему, вы и себя почему-то считаете каким-то особым, необыкновенным.

– Да, считаю, – Дэмон улыбнулся впервые с тех пор, как пришел в лагерь, – в достаточной мере особым и необыкновенным. – Он повернулся лицом к мерно гудящему шестилопастному вентилятору на подоконнике. Дэмону приходилось слышать о том, что происходит здесь по вечерам, когда Джеррил приходит пьяным или разгневанным чем-нибудь и решает поиздеваться над заключенными. Он знал, как этот тюремщик обычно «вправляет мозги» и какими людьми окружил себя для этого – жестокими, коварными, тупыми. Об этом знал любой в гарнизоне, если он вообще хотел узнать. Но Джеррил являлся привилегированным протеже полковника Фаркверсона; его команды обычно побеждали на межостровных чемпионатах, и поэтому он всегда все делал «правильно».

Дэмон довольно часто видел Джеррила на ринге: грубая, рассчитанная на обман атака противника, множество ударов ниже пояса, удары локтями, а иногда и пятками и, как следствие этого, – раздраженные предупреждения судьи, лишение права продолжать бой. Но полковник Фаркверсон был весьма доволен им. «Ну и треплет же их этот парень!» – воскликнул он однажды, покачивая головой. Но солдаты местной армии хранили молчание, они ненавидели Джеррила, и не без причин. Дэмон слышал, как он высказывался относительно филиппинца. «Филиппинец – это то же, что япошка или китаеза, а япошки и китаезы – троюродные братья негров. А может быть, даже и двоюродные братья», – добавлял он, фальшиво улыбаясь. «А кем же, по-вашему, будет техасец, – спросил его тогда Дэмон, – двоюродным братом мексиканца?»

* * *

Так, собственно, и началось их знакомство. За десять месяцев до этого Дэмон принял роту, командира которой, как ему коротко сообщили, послали домой для «медицинского обследования» – слова, которыми, как вскоре узнал Дэмон, прикрывался неизлечимый алкоголизм. Рота оказалась далеко не лучшей. Сержанты были неплохие, но они выдохлись и действовали по инерции, без огонька. Старшину роты – флегматичного угрюмого сержанта по фамилии Хнобер – ничто не интересовало, кроме окончания пятого срока службы и игры в крибидж в канцелярии роты. Питание в роте было из рук вон плохим.

Дэмон быстро все это изменил и навел в роте порядок. Он разжаловал Хнобера и заменил его другим сержантом; повара на кухне менялись один за другим, пока питание не стало таким, каким ему следовало быть. Дэмон упорно занимался с ротой, подтягивал дисциплину, следил за бытом солдат и их внешним видом. Он сменил состав бейсбольной команды, и она вновь стала достойным соперником других команд. Он требовал от солдат напряженного труда в течение всего дня, но зато не скупился на увольнение их. Рота довольно быстро завоевала хорошую репутацию, а когда солдаты почувствовали, что после отбоя Дэмон всегда готов выслушать их просьбы и заботы, они стали отвечать ему взаимностью. К концу четвертого месяца солдаты его роты называли себя не иначе, как «дэмоновские дьяволы», и их знали на всем Лусоне как солдат лучшей в полку роты.

В награду Дэмон организовал для солдат вечер танцев в столовой. Это был весьма скромный вечер с танцами под набранный в батальоне оркестр из семи человек, с фруктовым пуншем, отдававшим вкусом душистого мыла, растворенного в настойке лакричника. В начале вечера чувствовалась некоторая скованность: филиппинские девушки взволнованно теснились в одном конце зала, а солдаты в нерешительности стояли в другом. Чтобы разрядить напряженность, Томми начала танцевать с первым сержантом Уилберсоном; лицо сержанта было таким, будто ему приказали перенести через покрытую гладким льдом реку бесценный поднос с дорогим фарфоровым сервизом. После этого солдаты, знавшие филиппинских девушек, начали знакомить с ними своих друзей; сыгравшийся наконец оркестр заиграл что-то, и пары поплыли. Когда веселый капрал по фамилии Торган взобрался на составленные в углу обеденные столы и призвал всех поблагодарить капитана Дэмона, по всему залу прокатились громкие слова одобрения, и Сэма это тронуло до глубины души.

Каша заварилась уже после того, как танцы кончились, когда Томми, Сэм и подчиненные ему офицеры разошлись по домам, а большая часть солдат отправилась в казармы. В столовую без приглашения вторглись несколько человек из пятой роты. Даже и после этого ничего не произошло бы, если бы два солдата из шестой роты не добавили во фруктовый пунш спиртного и если бы один из пришельцев не отозвался о какой-то девушке пренебрежительно, что весьма не понравилось двум ребятам, выпившим крепленый пунш. Возникла короткая, но ожесточенная потасовка, и, прежде чем к дерущимся подоспели Уилберсон и другие сержанты, военные полицейские из заведения Джеррила успели схватить девять человек из шестой роты по обвинению в пьянстве и нарушении дисциплины. Разгневанный, Дэмон пошел к Джеррилу, но тот лишь посмеялся над ним.

– Что, ваши любимые «дьяволы» попали в неприятную историю, Дэмон? Они подняли невероятный шум, когда мы забирали их.

– У вас здесь находятся девять моих солдат, и вы применили к ним максимальные права…

– Правильно.

– Но выпившими были только двое из них – Ахири и Кленич…

– А как вы собираетесь доказать это?

– А как насчет драчунов из пятой? Тех, кто все это начал? Джеррил прищурил свои маленькие черные глаза до узеньких щелочек.

– Дэмон, боюсь, что я совершенно не понимаю, о чем вы говорите.

– Ладно, – пробормотал Дэмон. – Теперь мне все ясно.

– Я так и думал, Дэмон. Вам должно быть ясно.

Все еще разгневанный, Дэмон направился к Фаркверсону. Полковник выслушал его с выражением явно сдерживаемого раздражения. Это был худощавый человек с мелкими острыми чертами лица и странно торчащими ушами; когда Фаркверсон разговаривал с кем-нибудь, он всегда теребил пальцами мочку одного или другого уха. Во время войны он был отличным батальонным командиром во Франции.

– Вы утверждаете, капитан, что ваши солдаты не были пьяны и не нарушали дисциплины?

– Да, сэр. Во всяком случае, не девять человек. Двое из них пили, это верно, и я знаю об этом…

– Но, капитан, разве невозможно, чтобы вы ошиблись?

– Нет, сэр! Я только что опросил шестьдесят трех солдат своей роты. Мои солдаты не солгут мне.

– Да? Интересно… – Фаркверсон снисходительно улыбнулся и посмотрел на стену справа, где висела вставленная в рамку фотография группы высших офицеров у знамени во время инспектирования. – Что ж, я, разумеется, высоко ценю вашу заботу о своих подчиненных…

– Сэр, если вы позволите, это не слепая забота, а элементарный вопрос справедливости. Только два моих солдата могут быть обвинены в том, в чем обвиняются все девять человек. А солдаты пятой роты, которые не имели права даже появляться на вечере, остались на свободе.

Полковник бросил на Дэмона пристальный вопросительный взгляд.

– И каков же ваш вывод из этого?

– Я считаю, что мои солдаты подверглись несправедливой и умышленной дискриминации.

– С чьей стороны?

– Со стороны лейтенанта Джеррила, сэр.

– На каком бы основании он сделал это?

Дэмон глубоко вздохнул:

– На основании личной неприязни, сэр. Дело в том, что лейтенант Джеррил и я смотрим на многие вещи по-разному…

– И поэтому он покушается на ваши права командира?

– Да, сэр.

Фаркверсон бросил на Дэмона сердитый взгляд.

– Это очень серьезное обвинение офицеру-сослуживцу. А вы готовы подкрепить такое обвинение доказательствами?

– Да, сэр, готов.

– Что ж, это неприятное явление, – начал полковник после короткой паузы. – Очень неприятное. – Он откинулся от стола на спинку кресла, достал трубку и кисет с табаком. – Садитесь, Дэмон. – Он начал неторопливо набивать трубку табаком. – Вы впервые служите на этих островах, так ведь?

– Да, сэр.

– До этого вы все время служили в Штатах?

– Да, сэр, после возвращения из Франции все время в Штатах.

– Так-так… Эти танцы… вы говорите, что это была ваша идея организовать вечер?

– Да, сэр. Ко мне обратились несколько солдат по поводу возможности пригласить некоторых филиппинских девушек, и я согласился. Готов принять на себя полную ответственность за это.

– Понятно, понятно… – Фаркверсон снова бросил взгляд на фотографию, глаза его сузились. – Неплохо было бы сначала присмотреться ко всему здесь, так же, как и на всяком другом новом месте. Не следует ставить себя под удар до тех пор, пока не появится возможность хорошенько усвоить, какова на новом месте установившаяся практика. Вы понимаете меня?

– Да, сэр, полагаю, что понимаю. Считаю, что мои действия соответствуют директиве, требующей устанавливать и поддерживать сердечные отношения между филиппинцами и нашими военнослужащими.

– Это зависит от взгляда, Дэмон, – сказал полковник, обжимая большим пальцем табак в трубке. – Взгляда и вынужденных ограничений. Для наших военнослужащих здесь существуют проблемы, которых в других местах нет. Проблемы репутации, престижа, надлежащего порядка. – Он поднес зажженную спичку к трубке и начал сосредоточенно прикуривать. – Я служил в Тянь-цзине, три срока здесь – один из них еще до войны – и в форту Шафтер. Мне кажется, я могу сказать о себе, что знаю Тихий океан и местное население не хуже других, а может быть, даже и получше. У меня есть хорошие друзья и среди филиппинцев, и среди китайцев. Много друзей. При встречах мы приветствуем друг друга, каждый год обмениваемся поздравительными открытками или подарками… – Полковник потеребил мочку правого уха. – Но все это, Дэмон, еще не означает смешения. Восток есть восток, а запад есть запад, понимаете? Эти две части никогда не станут целым. – Фаркверсон неестественно улыбнулся. – Филиппинцы симпатичные люди, они жизнерадостны, добродушны, всегда готовы улыбнуться или спеть песню… Но они азиаты, Дэмон. Этого нельзя забывать. Это простые, необразованные фермеры, или лавочники, или рыбаки, или кто-нибудь в этом роде, с весьма определенными взглядами на кастовость и на белых людей. Девять из десяти филиппинцев только и ждут того, чтобы мы упали лицом в грязь, понимаете? Ждут момента, когда мы потеряем здесь равновесие, чувство собственного достоинства. – Он наклонился вперед и пристально посмотрел своими светло-карими глазами в глаза Дэмона. – Масло и вода, дорогой. Масло и вода. Смешать и то, и другое вместе невозможно. Именно поэтому вы не видите их в нашем клубе, а мы не бываем в их обществе, за исключением официальных приемов во дворце. Лучше держаться от них на расстоянии. – Он помолчал немного и продолжал: – Я ценю вашу инициативу и предприимчивость, но на будущее рекомендую избегать таких социальных общений. Надеюсь, что я высказал все это достаточно ясно.

– Да, сэр.

– Отлично. В таком случае давайте на этом и закончим.

– А как насчет моих солдат, сэр?

На лице полковника появилось явное раздражение.

– Да, да, хорошо. Я поговорю с… со всеми замешанными в этом. Такие дела нужно кончать как можно скорее и по возможности без шума…

* * *

Где-то на территории лагеря раздалась резкая, отрывистая команда, затем снова наступила тишина. Джеррил все еще смотрел на потолок и, фальшивя, насвистывал сквозь зубы какую-то мелодию. Дэмон встал.

– Мы теряем время, Джеррил. Я хочу увидеть Брэнда и поговорить с ним. Без свидетелей.

– А я решил, что этого лучше не делать. По тем или иным причинам.

Сэм подошел к столу и, опершись на него обеими руками, твердо сказал:

– Лейтенант, я хочу видеть Брэнда, сейчас же. Итак, или вам придется давать объяснения по этому поводу начальству или я увижу его.

Наступило короткое молчание. Джеррил окинул Сэма испытующим взглядом.

– Вы ведь пойдете на все, чтобы добиться своего, – пробормотал он. – На что угодно…

– Нет. Только на определенные вещи.

Начальник лагеря облегченно вздохнул, его рот искривился в неприятной притворной улыбке. – Дело ваше, – тихо произнес он. – Только не говорите потом, что я не предупреждал вас. Хёрли! – позвал он сержанта. – Возьми этого сумасшедшего индейца и приведи его к капитану Дэмону.

– Да, сэр.

– Желаю вам удачи, Дэмон, – сказал Джеррил высоким дребезжащим голосом.

Выйдя на территорию лагеря, Дэмон начал прохаживаться взад и вперед, неодобрительно посматривая на ряды палаток и поникшие акации по ту сторону проволочного заграждения. Услышав позади себя какой-то звон, Дэмон повернулся: гремя цепью, с трудом переставляя скованные ноги, по дороге шел Брэнд, сопровождаемый Хёрли. Проходя мимо Дэмона, Брэнд бросил на него сердитый взгляд. Его лицо было поцарапано, в синяках, в спутанных волосах и на рабочей куртке засохли пятна кропи. Дэмон повернулся и шел за ними, пока они не остановились у одной из палаток. Брэнд застыл в напряженной стойке «смирно». Пройдя в палатку первым, Дэмон пригласил его за собой, а военного полицейского попросил подождать снаружи. В палатке, кроме двух, поставленных один на другой деревянных шипков и походной койки без тюфяка и подушки, ничего не было. Махнув рукой в сторону ящиков, Дэмон предложил Брэнду сесть, а сам устроился на койке и достал пачку сигарет. От предложенной сигареты Брэнд отказался молчаливым покачиванием головы. Пожав плечами, Дэмон положил пачку сигарет в карман.

– Моя фамилия Дэмон, – сказал он.

Брэнд ничего не ответил на это. У него были гладкие черные полосы, но лицо не было ни плоским, ни флегматичным, что так характерно для индейцев из прерий. Даже сейчас, несмотря на поцарапанные губы, распухший нос и почти заплывший от кровоподтека глаз, было видно, что Брэнд красивый молодой человек; на его лице, на фоне теплого цвета кожи, как оникс, выделялись глаза. Дэмон играл против Брэнда в бейсбол и видел его на полковых соревнованиях по другим видам спорта. Сейчас вся его красота и изящество пропали. Суставы на одной руке вспухли, а по тому, как он садился – сильно согнувшись, – Дэмон понял, что Брэнда ударили либо в живот, либо в пах.

– Меня попросил повидать вас Луис, двоюродный брат Джесси, – сказал Дэмон. – Луис Фанзал, – добавил он после короткой паузы. – Он говорит, что вы его друг. – Индеец по-прежнему угрюмо смотрел на него. – Я пришел сюда не по службе, а просто так. Он говорит, к вам отнеслись несправедливо, оклеветали.

– Ну и что же? – зло прошептал Брэнд. Его глаза выражали глубокое презрение.

Дэмон бросил на него удивленный взгляд,

– Как «ну и что же»? Он сказал мне, что вы…

– …И вы решили разыграть из себя великодушного офицера, сделали одолжение, пришли ко мне, – продолжал Брэнд все таким же гневным хриплым шепотом. – Играете в благородство, строите из себя доброго дядюшку, да?

– Послушайте, Брэнд…

– Плевал я на вас! Не хочу видеть ни вас, ни кого-либо другого. Никаких одолжений ни от кого мне не нужно. Понимаете?

Наблюдая за Брэндом, за его темными, горящими глазами, Дэмон неторопливо закурил сигарету. Понять парня довольно трудно. Его лицо выражало отвращение, безрассудный, безудержный гнев, но в то же время нельзя было не заметить, что это гордый человек и что он способен быстро восстановить свои физические и душевные силы. Свободолюбивый мятежник. Такие всегда рано или поздно попадают в беду. Дэмон с болью вспомнил Девлина, Рейбайрна, Клея, таких же гордых и гневных… К этим людям нужен особый подход, им нужно обязательно в чем-то уступить, и они отплатят сторицею.

Впрочем, возможно, на него вообще ничто не подействует.

– А я почему-то думал, Брэнд, что у вас больше гордости, чем оказалось в действительности, – тихо сказал Дэмон.

Брэнд напряженно взглянул на него.

– Гордости? – возбужденно повторил он. – Это единственное, что у меня есть. Ее у меня достаточно, чтобы спалить вон ту скалу до самого основания!..

Дэмон покачал головой.

– Вы сами роете себе глубокую могилу, и хорошо знаете это. В следующий раз будет одиночное заключение, а потом… – Он замолчал. – Вы озадачили меня, Брэнд. А я, надо сказать, не люблю быть озадаченным. Мне хотелось бы думать; что я в достаточной мере соображающий солдат. Однако, видно, я не всему еще научился за двадцать лет службы, если не могу сообразить, почему такой сметливый парень вдруг решил сдаться. – В глазах Брэнда вспыхнул огонь, и Дэмон понял, что добился того, что хотел. – Мне показалось, что вы смелый парень и сломить вас не так-то просто, что вы один из тех солдат, которые ни за что не позволят унизить себя… Неужели я ошибся в вас, Брэнд?

В палатке наступило молчание. Индеец погладил вспухшую переносицу.

– У меня есть причины на это, – пробормотал он.

– Согласен. Но зачем же позволять им беспричинно губить себя? Почему хотя бы не попробовать постоять за себя в честной борьбе?

– Я и так борюсь…

– Да, но не с теми, с кем нужно, и не так, как нужно. Что вы скажете о Макклейне?

Опять молчание. Брэнд переставил ноги так, чтобы цепь не давила на лодыжки, и недоверчиво посмотрел на Дэмона.

– Куда вы клоните, капитан?

Дэмон улыбнулся:

– Я сказал вам. Я не люблю ошибаться в людях. А уж если ошибаюсь, то хочу знать, почему такое происходит. Это моя гордость, если хотите. А куда клоните вы, Брэнд?

Индеец снова опустил глаза и беспокойно заерзал на ящике. Дэмон неторопливо курил, рассматривая территорию лагеря через откинутые клапаны палатки. Жара становилась все ощутимее; раскачиваемые легким ветерком верхушки акаций шуршали, создавая впечатление, что идет дождь. Дэмон чувствовал, как по шее скатывались и тут же высыхали капельки пота. Уголком глаза он видел, что Брэнд все еще мрачен, но теперь скорее от смущения, чем от гнева и озлобления. Дэмон решил подождать еще. «Может быть, я ошибся? – подумал он. – Может быть, мои предположения совершенно необоснованы».

* * *

Три дня назад, меняя в своей спальне пропитавшуюся потом форму, Дэмон услышал шумные голоса спорящих солдат. Год назад он выскочил бы в таком случае на шум, чтобы разузнать, в чем дело, но теперь, привыкнув к возбудимости филиппинцев и зная их любовь к драматическим событиям, он спокойно продолжал переодеваться. Дэмон прикалывал к воротничку двойные капитанские шпалы, когда увидел отраженное в зеркале худое, но подвижное лицо Джесси – мальчика, обслуживавшего их дом.

– Capitàn, deve venir para hablar a Luis. Ahora mismo! [48]48
  Капитан, я привел Луиса поговорить с вами. Сейчас же! ( тагальский)


[Закрыть]

Дэмон улыбнулся. Благорасположенное нахальство этого филиппинца было одной из приятнейших неожиданностей островов. Преданные, работящие и добродушные филиппинцы тем не менее считали нас своей собственностью с того момента, как только вы брали их к себе.

– Кто такой Луис? И почему это я должен поговорить с ним? – поинтересовался Дэмон.

– Мой двоюродный брат. Из Камилинга. – Джесси втолкнул в спальню малорослого, но плотного и крепкого паренька, одетого в форму филиппинской полиции. – Вот он.

– Сэр! – Луис энергично взял под козырек. Дэмон ответил ему. Джесси бесцеремонно приказал:

– Расскажи все капитану…

Дети Дэмона, разумеется, услышали большую часть рассказа, и это событие усиленно обсуждалось во время ленча.

– Сержант Макклейн сломал руку и получил рваную рану, – сказала Пегги. – А что такое рваная рана?

– Порезы и ушибы, – авторитетно ответил Донни, который учился в школе епископа Брента в Багио и сейчас находился дома, потому что были каникулы. – Брэнд, должно быть, пырнул его.

– Пырнул! – повторила Томми. – Что это за слово еще такое?

– Ну, это, знаешь… из блатного жаргона. – Донни был теперь худым и довольно нескладным мальчиком, с таким же пронизывающим взглядом и резкими переменами настроения, как у Томми. – Ребята всегда так говорят.

– А из-за чего они подрались? – спросила Пегги.

– Одному богу известно, – ответила Томми, – но и он не скажет нам. Может быть, из-за денег, или вина, или из-за какой-нибудь маленькой придурковатой филиппинской девушки.

– Послушай, Томми… – вмешался Сэм.

– А что, разве это неправда? Cherchez la femme. [49]49
  Ищите женщину ( франц.).


[Закрыть] – Она улыбнулась, но ее голос был несколько резок.

Томми немного похудела по сравнению с тем, какой была в Оглеторне или Бейлиссе; под ее очаровательными зелеными глазами легли синие круги, сквозь пудру проступали капельки пота, хотя день был не особенно жарким. Она ненавидела филиппинцев, и Сэм знал это. После суровых лет в Бейлиссе, когда страну затянуло в трясину депрессии, а военнослужащим понизили денежное содержание на пятнадцать процентов, Томми радостно восприняла предстоящую поездку на остров Лусон. Но ее ожидания не оправдались. Она пробовала держаться стойко, умею и экономно вела домашнее хозяйство, участвовала в деятельности нескольких благотворительных организаций, ездила с женами других офицеров за покупками в Лас-Тяньдас, на Квиапо или на озеро Тааль. Но все это она делала, переносила и выдерживала во имя единственной цели: лишь бы дотянуть до момента, когда срок службы Сэма здесь истечет и они смогут наконец уехать от этой невыносимой жары, влаги, муссонных ветров и проливных дождей, с этого острова, на котором все, что сделано из кожи, может за одну ночь обрасти трехдюймовым слоем плесени, оттуда, где в клубе все чаще и чаще с тревогой поговаривали о Японии…

– Этого вполне достаточно, чтобы сделать пацифистом любого, – продолжала Томми. – Они или воруют зонтики в какой-нибудь лавчонке в Чайнатауне, или громят одну из закусочных на Пинпин-стрит, или разбивают друг другу головы, или уродуют какую-нибудь тощую, костлявую девушку. Почему они продолжают мириться со всем этим? – гневно спросила она. – Почему не живут так, как живем мы, нормальные люди?

– Возможно, им недостает твоей замечательной несокрушимой стойкости, – ответил Сэм.

– Очень смешно… Что ж, это, пожалуй, верно: они живут как животные. Большинство из них, во всяком случае. От получки до получки… И единственное, о чем они думают, это вырваться из казармы, побольше выпить и побольше… ты знаешь чего…

– А что значит «ты знаешь чего»? – поинтересовалась Пегги.

– Девочек, конечно. Боже, какая ты глупая! – упрекнул сестру Донни.

– А что же, по-твоему, им делать? – спросил Сэм. – Заниматься балетом? Писать оды, воспевающие тропическую луну? А какая у них возможность встретить здесь порядочную женщину? Они могут быть ординарцами в домах офицеров, но это не значит, что им позволено находиться в обществе дочерей этих офицеров…

– Еще бы! – заметила Томми, выразительно посмотрев на него.

– Я не верю этому, – неожиданно заметила Пегги. Ее нижняя губа несколько выдалась вперед, а карие глазки часто замигали. На какую-то секунду она сделалась такой похожей на сестру Дэмона, что он не мог удержаться от улыбки.

– Не веришь чему, детка?

– Что он сделал это. Брэнд.

– Конечно, сделал. Глупая! – вмешался Донни. – Он же сам признает это, а потом – многие видели: он ударил сержанта куском свинцовой трубы…

– Он возил нас один раз в Кавите, – упорствовала Пегги. – Он такой хороший, тихий и скромный.

– Вот-вот, все они такие, – сказала Томми, передавая ей хлеб, – хорошие, тихие. Но там, где они появляются, сейчас же жди беды.

– Он не должен был брать кусок свинцовой трубы, да, папа?

– Да, не должен. Вероятно, он пытался защитить себя. Похоже, что дело обстояло именно так. Ножа побоялся бы и любой другой на его месте.

– Любой, папа? – Лицо Донни стало очень серьезным. – А ты бы тоже побоялся или нет?

– Конечно, побоялся бы. – Заметив на лице сына разочарование, Дэмон улыбнулся. – Ничего позорного в том, что человек боится, нет. Такие случаи бывают с каждым.

– А есть люди, которые ну ничего, ничего не боятся?

Сэм посмотрел на Томми, которая старательно ела и смотрела в сторону.

– Я знал одного человека, который ничего не боялся.

– Кто он?

– Его фамилия Меррик. Он был командиром роты во Франции. Твой дедушка освободил его от должности и отослал в Блуа.

– А почему он так сделал?

– Потому что этот человек напрасно рисковал не только своей жизнью, но и жизнью многих других. Твой дедушка считал, что человек, который ничего не боится, настолько далек от всего человеческого, что представляет постоянную угрозу для всех, кто так или иначе связан с ним.

– Первый великий миф! – сказала сыну Томми с неожиданной страстностью. – Что всякий солдат якобы всегда неизменно храбр. Можешь назвать это мифом номер один… Пегги, перестань баловаться с едой, – обратилась она к дочери. – Ты уже слишком большая девочка, чтобы позволять себе такие вещи.

– Папа, – снова начал Донни, – значит, если сержант пытался ударить Брэнда ножом, то Брэнд имел право поднять что-нибудь, чтобы защитить себя?

– Я бы сказал, что имел. Конечно, чтобы утверждать это, надо хорошо знать, как все произошло.

– Тогда я не понимаю. Почему же Брэнд не скажет им, что он не виноват? – спросил Донни, положив вилку на стол. – Я бы просто сказал: «Я не виноват».

– Это-то меня как раз и волнует, Дон, – ответил Сэм. – Я тоже никак не могу понять, почему он не говорит этого.

– Сэм, – сказала Томми, пристально посмотрев на него. На середине ее лба появилась вертикальная морщинка. – Ты вмешался и в эту историю?

– А почему ты так думаешь, дорогая?

– Потому что на твоем сумасшедшем мечтательном лице появилась хорошо знакомая мне озабоченность, вот почему. Слушай, Сэм, он ведь даже не в твоей роте. Ты просто гоняешься за бедой… Почему, позволь тебя спросить?…

– Дурная привычка, наверное. – Сэм подмигнул Пегги, которая весело хихикнула и заерзала на стуле. Донни смотрел на него с серьезным видом. – Для одних дурная привычка – это карты, для других – женщины, для третьих – подхалимаж…

– Сэм! Неужели это необходимо высказывать при детях?

– Я не ребенок, – гордо заявил Донни, – мне уже четырнадцать с половиной.

– Низкопоклонство, – поправился Дэмон. Он вдруг почувствовал безудержное веселье. – Я это хотел сказать. Раболепие. Подобострастие. Заискивание. Надо же, как много существует слов для выражения этого качества, правда? Пресмыкательство. Слышала какое слово?

– Сэм, это неприличные слова.

– В самом деле? А если так: пятколизание?

– Это еще хуже…