Текст книги "Однажды орел…"

Автор книги: Энтон Майрер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 67 страниц)

А сколько оскорблений чувства собственного достоинства и просто физических издевательств со стороны начальника военной гарнизонной тюрьмы лейтенанта Джеррила приходится терпеть солдату Джо Брэнду только за то, что у него другой цвет кожи, что он индеец! Майрер находит удачные художественные характеристики для этого человека, на защиту которого твердо становится Дэмон, невзирая на опасности, грозящие его собственной карьере.

А сколько пренебрежения, расистской спеси и чванства в рассуждениях представителей вашингтонских толстосумов и их последователей в вооруженных силах! Тот же Мессенджейл, разглагольствуя о Филиппинах, требует аннексировать этих, как оп выражается, «дикарей», брезгливо высмеивает их, считает неспособными к самоуправлению, вознося превыше всего себя и Америку, полагая, что она всем и всеми должна управлять.

В романе выведены и представители молодого поколения американцев. Это прежде всего дети Дэмона и их друзья. Вопрос о будущем, послевоенном устройстве мира, мира без войн и агрессии и в наше время несомненно волнует американскую молодежь. И вполне естественно, что автор не мог обойти этой проблемы. Многие из них, и жизнь дает тому неопровержимые доказательства, по-своему, порой целеустремленно, а порой стихийно протестуют против порождений несправедливой эксплуататорской социальной системы бизнеса, облекая этот протест либо в отказ от участия в агрессивных войнах, осуждение их, сожжение призывных повесток и другие подобные формы, либо в стихийные митинги, демонстрации и стачки. Он, этот стихийный протест, находит свое выражение, с одной стороны, в росте интереса молодежи к острейшим социально-классовым проблемам современности, к реалистическим формам в литературе и искусстве, а с другой – в аполитичности, в росте хиппизма и других подобных явлений, иными словами в прямом или косвенном осуждении капиталистического «рая», в уходе от мрачной и бесперспективной действительности, мира эксплуатации, социального неравенства и нищеты. И в этой связи нельзя пройти мимо яркого высказывания в романе сына Дэмона – Дональда, которое выражает мысль о том, как они, молодые – он, его невеста Мэрион, их друзья и сверстники, – представляют себе будущий мир. На пространные декларации генерала Мессенджейла о том, что они должны нести жертвы и бремя тягот в этой войне во имя будущего мира, Дональд смело бросает ему в ответ: «Прежде всего во имя мира без предрассудков. Во имя мира без разделения людей по цвету кожи, во имя мира, где не будет существовать положение, при котором одна десятая человечества живет по-королевски, а остальные девять десятых низведены до состояния отчаявшихся животных… Если мы попросту снова погрязнем в том же старом, надоевшем мире сфер влияния, политики с позиций силы и дипломатии канонерок, то смысла в приносимых жертвах не слишком много».

Говоря об американской агрессии в Хотиене, за которым недвусмысленно просматривается Южный Вьетнам, о пресловутой «эскалации» войны, Э. Майрер не закрывает глаза на чудовищные зверства американской военщины и ее южновьетнамских марионеток. То, что видит Дэмон, прибывший в качестве «советника» в ставку американских войск, глубоко потрясает его. Он становится очевидцем отвратительных пыток, которым палачи подвергают местных патриотов, военнопленных, стариков, женщин и детей. И это не придумано Э. Майрером. Он использует факты, отраженные прессой и широко известные мировой общественности. Потому эта часть романа несет на себе особенно явно зримые черты исторической документальности и правдивости. Даже видавший виды Джои Крайслер – сын друга и соратника Дэмона Бена Крайслера – при виде пыток и истязаний приходит в ужас. Э. Майрер хорошо передает его состояние и чувства: «В Корее Крайслер также видел кое-что, от чего его тошнило: изуродованные тела, пленные, растрелянные в неубранном жнивье, дети, разорванные в кровавые клочья артиллерийским огнем. Крайслер видел еще, как угрозами и побоями вымогали сведения у взятых в плен немцев. То были удары, наносимые в отчаянии и неистовстве. Но ничего, подобного такому преднамеренному, огульному, бессмысленному и жестокому убийству беспомощного, беззащитного гражданского населения и таким извращенно жестоким пыткам пленных, как истязание, свидетелем которого он был сейчас, Крайслер еще никогда не видел. Это не война. Это не было уничтожением сил противника на поле боя. Это не было внезапным нападением из засады. Это нельзя даже назвать репрессалиями. То, что творилось сейчас у него на глазах, поразительнейшим образом напоминало ужас».

В заключительной части романа автор касается вопроса о соперничестве, существующем между представителями командований различных видов вооруженных сил и родов войск США, в котором как в зеркале отражается соперничество между монополиями, главным образом производящими оружие. Не обойдена Э. Майрером и проблема англо-американских противоречий, которая наиболее рельефно выражена в диалоге между американским офицером Беном Крайслером и спесивым английским офицером Ронни, презрительно назвавшим американцев «дельцами» и заявившим, что пусть уж они занимаются торговлей и снабжением и отдадут англичанам право военного руководства в войне.

Таковы некоторые социально-политические аспекты романа Э. Майрера «Однажды орел…».

Прочитав книгу, нельзя отрешиться от впечатления, что Майрер, как писатель, «болеет» за американское общество. Он стремится показать и утвердить присущие как людям, так и системе «хорошие» черты, противопоставляя их «плохим». Отстаивая образ жизни «свободного» мира, он скорее сетует на его «беды» и своей критикой хочет как бы «улучшить» его. Именно это и вынуждает автора невольно вторгаться во многих местах в самую сущность проблемы в ее социальном смысле. Поэтому, хотя основу и составляет личный конфликт и связанное с ним противопоставление «хороших» людей «плохим», – делается это в романе не отвлеченно, не только посредством художественных и эмоциональных средств, но на определенном историческом и общественном фоне, что придает жизненную и социальную глубину и правдивость образам героев, позволяет через их мысли, чувства и поступки показать господство социальной несправедливости в самой капиталистической Америке и ее проявление в вооруженных силах.

Превосходство реалистического начала в романе «Однажды орел…», в целом прогрессивная, антимилитаристская позиция автора, наличие большого фактического материала, социальная заостренность и злободневность в нем внутренних и внешнеполитических проблем США делает роман интересным для советского, и прежде всего военного, читателя.

Несмотря на наличие ряда уязвимых сторон в позиции Э. Майрера, при известных, отмеченных выше недостатках, его роман тем не менее способствует осмыслению и пониманию читателем подлинной картины жизни, уклада и взаимоотношений в американской армии и способствует правильному пониманию ее характера и места в государственной и общественной системе Соединенных Штатов Америки.

А. М. Шевченко

Однажды орел…

…Так вот, в одной ливийской легенде говорится,

Что однажды орел, пораженный стрелою,

Посмотрев на ее оперенье, сказал:

– Нашими же перьями, а вовсе не чужою рукой

Сражают нас сегодня.

Эсхил

Часть первая. Фруктовый сад

Глава 1

– Все это представляется мне таким далеким, – сказала Силия Хэрродсен. – Париж, Берлин… А эта бедная, маленькая Бельгия… Ты действительно думаешь, Сэм, что и нас втянут в это дело?

– Я же сказал тебе, что втянут.

– Но ведь, кроме тебя, никто так не думает.

– Я здесь ни при чем.

Силия слегка прикусила нижнюю губу.

– Ты говоришь так просто потому, что хочешь поехать туда и повидать мир. Меня не обманешь, и даже не пытайся, Сэм Дэмон.

Силия сидела на отполированной временем, видавшей виды скамейке. Повернувшись назад, в сторону палисадника, она посмотрела на дом, в котором жила семья Дэмонов. В мягких июньских сумерках он выглядел бесцветным, обветшалым. На облупившихся стенах во многих местах торчали подчеркиваемые тенями дранки. С веранды доносились приглушенные расстоянием голоса споривших о чем-то людей, изредка перемежающиеся стуком бутылки о стакан.

– Папа, во всяком случае, говорит, – продолжала Силия, – что мы не настолько глупы, чтобы ввязываться в бесполезные конфликты в Европе.

– Возможно, – ответил Сэм Дэмон. Он сидел на траве около скамейки, обхватив сильными руками колени, – Только ведь иногда ты оказываешься втянутым во что-нибудь независимо от того, хотел ты этого или не хотел.

– О, ты слишком уверен в себе!

Сэм Дэмон промолчал, и это рассердило Силию. Это была высокая стройная девушка со светлыми волосами и темно-синими глазами, которые пытливо пронизывали все, на чем останавливался ее взгляд. Несколько секунд она пристально смотрела на Сэма, потом, гордо вскинув голову, продолжала:

– Ты знаешь далеко не все.

– В самом деле? – спросил он, широко улыбаясь.

С улицы, от того места, где находилась кузница Клаузена, донесся нарастающий треск, перешедший затем в громкий непрерывный рев. Через несколько секунд, поднимая облака пыли, мимо проехал величественный туристский «паккард» коричневого цвета. Водитель – стройный молодой человек в светлом пыльнике и темной кепке из шерстяной ткани – снял руку с блестящей деревянной баранки руля и, махнув ею, что-то крикнул им. Однако из-за шума мотора разобрать слова было невозможно. Автомобиль неожиданно рыскнул в сторону, и молодой человек поспешно ухватился за руль обеими руками. Силия ответила ему взмахом руки. За машиной, неистово крутя хвостом, с громким лаем несся большеголовый лохматый пес кузнеца Фрица Клаузена, а позади него, в облаке рыжевато-золотистой пыли, размахивая палками и улюлюкая, бежали два мальчугана.

– Смотри, смотри, – оживленно заметил Сэм, – до смерти испугался, что не удержит машину и перевернется вместе с ней.

– Ничего подобного!.. А ты-то и вовсе не умеешь водить машину, – возбужденно возразила Силия.

– Хочешь, давай поспорим.

Силия взглянула на него с удивлением:

– А где это ты успел научиться?

– На сортировочной станции… на грузовике.

– У-у, грузовик… А ты знаешь, когда мне исполнится двадцать один год, у меня будет свой автомобиль – «олдс ранэбаут». Ты видел, какие они? В «Сатэрдэй ивнинг пост» была цветная фотография. Крылья желтые, а обивка кожаная, зеленая. Просто прелесть! А ты, Сэм, хотел бы иметь свою машину?

Сэм повернулся и несколько секунд молча смотрел на нее. Это был высокий мускулистый молодой человек с несколько вытянутым угловатым лицом и спокойным взглядом серых глаз, взглядом, который часто выводил Силию из себя. Она несколько раз смотрела, как он играет в футбол и бейсбол, и три раза танцевала с ним, из них однажды на официальном балу, когда гости были в вечерних костюмах и платьях. Она влюбилась в него, когда ей было всего тринадцать лет, но вечная задумчивая молчаливость Сэма часто приводила ее в бешенство.

– Да ну же, не строй из себя саму непроницаемость! – вспылила она. – Конечно, тебе хотелось бы иметь машину…

– Разумеется, – согласился он спокойно. – Когда-нибудь и у меня будет машина.

– Конечно, я не вижу никаких препятствий к тому, чтобы она у тебя была, – сказала Силия, раздраженно осматриваясь вокруг.

С большой старой яблони около них, глухо ударившись о землю, упало зеленое яблоко.

– Июльское обсыпание! – пробормотал Сэм.

– «Июльское обсыпание!» – передразнила его Силия. – Сейчас еще июнь, а не июль. – Она презрительно оттолкнула яблоко ногой. – Папа говорит, что у тебя могло бы быть прекрасное будущее… Он говорит, что ты обладаешь многими необходимыми качествами: умственными способностями и самодисциплиной… – Она замолчала, поглядела на Сэма, но он, казалось, внимательно рассматривал ствол яблони в том месте, где веточки оставили аккуратные ряды круглых темных ямок. – Папа говорит, что ты слишком импульсивен, слишком мечтателен и витаешь в облаках. – Она наклонилась вперед и почти вплотную приблизила свое лицо к нему. – Говорит, что ты понапрасну растрачиваешь свои самые лучшие годы, Сэм. Работа на ферме, игра в бейсбол… и эта нелепая работа ночным портье в гостинице… Ради чего ты работаешь там, Сэм? Посмотри, какие у тебя синие круги под глазами.

– Мне платят там двенадцать долларов пятьдесят центов в неделю. Ради этого и работаю, – ответил он резко.

– Ты мог бы зарабатывать намного больше, если бы не был таким упрямым…

На веранде, затянутой противомоскитными сетками, раздался взрыв смеха и послышался веселый голос с выкриками на провинциальный манер:

– Нет, нет, нет! Этим летом они прорвутся и под рев духовых оркестров и глокеншпилей с развевающимися на них волчьими хвостами пройдут гусиным шагом по парижским бульварам. Точно так же, как это было в прошлый раз. Они профессионалы, мистер Верни, и уж что-что, а военное дело знают, как свои пять пальцев. А вы хотите вложить в это свои деньги. Я видел их в Пекине. О, они никогда не ошибаются!

– И все же на Марне кто-то явно допустил ошибку, – возразил монотонным охрипшим голосом старик Джордж Верни.

– Это не более чем временная задержка.

– Если почти два года, по-вашему…

– Подождите, подождите. Этим летом они дадут тупоголовым англичанам возможность обескровить себя, а потом будет «Hoch der Kaiser!» [1]1
  Да здравствует кайзер! ( нем.)


[Закрыть]и «Даешь Париж!». Запомните мои слова…

– Пег сказала мне, что твой дядя Билл возвратился и на этот раз останется здесь, – заметила Силия. – Это правда?

– Не знаю. Раньше он никогда не оставался.

Силия нахмурила брови, поскребла ногтем гладкую доску скамейки. Семья Дэмонов была небогатой, но это полбеды. Семья Дэмонов бедная, а семья Хэрродсенов состоятельная. Отец Силии, в прошлом председатель правления ассоциации фермеров «Грейндж», был председателем правления банка «Платт энд мидленд». У них был самый большой дом в городе, а она и ее сестра одевались лучше всех девушек этого города; ее мать возглавляла благотворительную организацию «Истерн стар» и каждый год устраивала сентябрьский базар в округе в целях сбора средств.

Семье Дэмонов не повезло. Отец Сэма завел было магазин скобяных изделий, принадлежащий теперь братьям Харлан, но потерпел неудачу из-за экономического кризиса; потом он получил травму на уборке урожая и ему ампутировали правую ногу по самое бедро. А через пять месяцев после этого он умер. Силия помнит его: тихий, добродушный, непритязательный человек. Он, бывало, доставал из кармана рубахи помятый бумажный пакетик и, ласково поглаживая при этом ее волосы своей сильной рукой, давал ей леденец на палочке, которого хватало на целый день…

Дэмонов содержат Сэм и его мать при весьма нерегулярной помощи, оказываемой дядей Сэма, Биллом Хэнлоном, который, по словам отца Силии, был бродягой, никчемным человеком без твердой почвы под ногами.

– Отец говорит, что он пьет, твой дядя Билл, – сказала Силия.

Сэм пожал плечами.

– Временами он понемногу выпивает. Дядя ведь ирландец, ты же знаешь.

– И мать твоя тоже пьет. Она ведь сестра дяде Биллу.

– она женщина. – Сэм улыбнулся. – Если человек изредка выпивает рюмочку-другую, ничего плохого в этом нет. Дядя Билл был сержантом в армии.

– А какая разница? Честное слово, иногда ты говоришь сам не знаешь что… – Еще одно зеленое яблоко плюхнулось на скамейку рядом с Сидней, и она вздрогнула от испуга, а потом неожиданно спросила: – О, Сэм, почему ты не хочешь поступить туда?

– Куда?

– На работу в банк, в банк! Ты даже не слушал, о чем я говорила!

Сэм зажал зубами стебелек травы.

– А-а, ты опять о банке…

– Да, о банке! Господи! Половина ребят в городе ничего не пожалела бы за такую возможность. А ты… Ты ведешь себя так, как будто это тебя совсем не интересует…

Сэм внимательно рассматривал ивы в конце длинного поля позади дома.

– Для некоторых это хорошее место, – медленно сказал он, – но не для меня.

– Почему?

– Потому что я мечтаю о другом.

– Ты все время напускаешь на себя важность! – сказала она сердито. – Работать в банке куда лучше, чем играть в бейсбол и быть ночным портье в гостинице… – Она сомкнула ноги и откинулась назад, украдкой, уголком глаза, наблюдая за Сэмом. – Кто ты такой, чтобы так задаваться? А все это оттого, что у тебя в голове сидит глупая идея о какой-то особой судьбе.

При этих словах Сэм резко повернул голову, и Силия не удержалась от улыбки: она поняла, что задела его за живое. Глаза Сэма потемнели, стали глубже, лицо помрачнело, сделалось серьезным. «Мне не хотелось бы, чтобы он сильно рассердился на меня», – подумала она, слегка поежившись. Затем, к своему удивлению, хихикнула сквозь зубы.

– Откуда ты это взяла? – спросил он вялым, равнодушным голосом.

– Не имеет значения! – Сказав это, она все же не удержалась и добавила: – Уж не думаешь ли ты, что между девочками могут быть секреты? Секреты бывают только между девочками и мальчиками.

– Пег, – уверенно произнес он.

– Она говорит, что твоя голова забита всякими туманными идеями о том, что в момент величайшей опасности ты спасешь свою страну. Как Джордж Вашингтон. Это правда?

Несколько секунд Сэм пристально смотрел на нее, его вытянутое лицо в свете сгущавшихся сумерек казалось непреклонным. В какой-то момент Силия подумала, что он сможет, он действительно способен совершить нечто подобное. У нее появилось множество противоречивых мыслей, и она воскликнула:

– В самом деле?

Сэм перевел взгляд вниз и сильно дунул на стебелек травы. Раздался высокий, пронзительный писк.

– Да, что-нибудь в этом роде, – сказал он.

– Но это же безумие! Каким образом? – Она грациозно взмахнула рукой. – В этом маленьком затерянном городке, за миллионы миль отовсюду! Ты ведь никогда не бывал на Востоке, ты не был даже в Омахе…

– Не был, так буду.

– Не представляю себе, как это может произойти.

Сэм внимательно рассматривал траву около своих ног. Силия решила схитрить.

– Сэм…

– Да?

– Если бы тебе представился в жизни выбор, и единственное, что тебе надо было бы сделать, это плюнуть на все и решить, что бы ты выбрал? – Время придет, тогда и выберу. – Он еще раз дунул на стебелек травки и перевел взгляд на девушку. – Одно могу тебе сказать: когда придет время и я выберу что-нибудь, ты об этом узнаешь.

– Не дразни меня, Сэм, я никому не скажу ни слова.

– Так же, как Пег?…

– Нет, честное слово. Я обещаю.

Сэм помолчал несколько секунд, разжевывая стебелек, затем снова перевел взгляд на нее.

– Хорошо, я скажу тебе. Я собираюсь поступить в высшее военное училище в Вест-Пойнте.

От удивления Силия откинула голову назад.

– Вест-Пойнт! Ты хочешь в армию?

– Да.

– Но почему?

– Во-первых, никакой платы за обучение. Там, наоборот, платят тебе.

– Но ты же не можешь просто поехать туда, и все! – воскликнула она, снова раздражаясь. – Тебя должен кто-то рекомендовать или что-то в этом роде.

– Ну и что же, я добьюсь, чтобы меня рекомендовали.

– Да, но я не представляю, как ты этого добьешься. К тому же там экзамены… Ты ведь ни за что не сдашь экзамены…

– Я думаю иначе.

Силия недоверчиво хмыкнула и топнула ножкой.

– Ничего более глупого я никогда не слыхала. Тот, кто хоть немного уважает себя, кто немного… хоть сколько-нибудь соображает, тот в армию не пойдет… Это же годы и годы жизни в казармах, нечеловечески жестоких требований и порядков, и маршировка, маршировка! Хэрриет Иберсен знает одного парня из Каунсил-Блаффса, он находится там уже целый год… Потом тебя пошлют в Слэмбэнгтокангу или еще куда-нибудь… в мангровые болота, кишащие змеями и аллигаторами. И ты будешь сидеть и сидеть там, жалея, что родился на свет божий… Ради всего святого, Сэм, зачем тебе это?

– Ты задала мне вопрос, я ответил, вот и все, – сказал Сэм с некоторым раздражением.

Силия откинулась на спинку скамейки. Ее бесило, что он так долго вынашивал эту идею, а она об этом ничего не знала. «Он ведь действительно пойдет в армию, – подумала она. – Возьмет да и пойдет, на это ума и упрямства у него хватит». Она любила Сэма, в этом она была совершенно уверена, а он… он едва даже слушал, что она говорит. Его голова забита только такими вот идеями.

– Все это из-за твоей дурацкой идеи об особой судьбе, – сказала она печально, но сразу же, гордо подняв подбородок, добавила: – Ты знаешь, я ведь не буду ждать тебя.

– Очень жаль.

Она бросила на него полный удивления взгляд широко открытых глаз и увидела, что он лукаво улыбается.

– Ты думаешь, я шучу? Вот увидишь, что нет. Можешь уезжать хоть в Манилу, мне все равно… Фред Шартлефф прекрасный молодой человек! – вызывающе заявила она.

– Да, он, безусловно, прекрасен.

– Ты можешь смеяться над ним сколько тебе угодно, но он действительно хороший парень. И у него есть автомобиль.

– Автомобиль не его, он получил машину от отца.

– Когда-нибудь он станет мэром этого города, а потом губернатором штата Небраска.

– Политика, – сказал Сэм пренебрежительно.

– А что плохого ты находишь в политике?

– А то, что полжизни ты говоришь народу такие вещи, в которые сам не веришь.

– Ты… ты просто невозможный человек! Почему бы тебе не смотреть на вещи проще?

– Потому что в этом нет ничего хорошего.

– Ты неисправим в своих заблуждениях!

Неожиданно быстрым движением она замахнулась, чтобы ударить его, но он ловко уклонился и цепко схватил ее руками за лодыжки. Силия громко завизжала и крепко уцепилась за скамейку.

– Не стаскивай меня со скамейки, Сэм! На юбке от травы будут пятна… Не смей!

– Ну-у, ты уже совсем не такая, – с разочарованием произнес Сэм и демонстративно отпустил ее лодыжки. – Помнишь пикник на острове Харт? Помнишь, как мы играли в разбойники и как сорвался с привязи бык-рекордист Олли Бэшинга, а Шелли Кимбэлл пытался заарканить его бельевой веревкой?

– Э-э. – Она поправила юбку и привычным движением руки уложила растрепавшиеся волосы. – Мы слишком повзрослели, чтобы играть сейчас в такие игры. Давай лучше подумаем о будущем.

– Это правильно. Но ведь будущее определяется прошлым.

– Ничего подобного.

– Нет, определяется. Если бы не было опыта прошлого, мы не могли бы жить в настоящем, теперь и в будущем.

– Возможно.

«Всегда он совершенно неожиданно говорит что-нибудь такое, – подумала Силия. – Недаром мисс Синсэпо сказала на выпускном вечере, что Сэм самый способный мальчик из всех, кого она учила».

Часы на колокольне приходской церкви на Мэйн-стрит начали размеренно отбивать время. Силия вскочила со скамейки.

– О, уже восемь! Мне надо идти домой. Я обещала маме, что помогу ей рассортировать старье. Проводи меня, Сэм, ведь еще рано. – Пойдем.

Держась за руки, они пересекли газон и вышли через деревянные ворота на Мэривэйл-стрит; густые кроны росших вдоль нее вязов воспринимались в сумерках как огромный неподвижный полог. То в одном, то в другом доме в кухнях и на верандах зажигали лампы, их пламя сияло в матовых абажурах, словно нежные желтые цветы. Городок – ему дали имя Уолт-Уитмен и зарегистрировали всего не более шестнадцати лет назад – расположился на большой южной излучине реки Платт, между Керни и Лексингтоном. Хорошая сельская местность. На севере плодородная земля переходит в отлогие возвышенности или примыкает к участку растущих вдоль реки трехгранных тополей, там, где находится сортировочная станция железнодорожной компании «Юнион пасифик».

Мимо них проехала фермерская повозка. Два седока ее на задней скамейке мерно покачивались на слегка подпрыгивающих осях. Седок, который правил лошадью, грузный краснолицый мужчина с большим носом, кивнул Сэму, и тот пробормотал ему в ответ «Добрый вечер». Скрипя, повозка скрылась в сгущавшихся сумерках.

– Кто это? – спросила Силия.

– Сайрес Тимрад. Я много раз помогал ему убирать урожай.

Услышав эту фамилию, Силия с негодованием вспомнила Изабеллу Тимрад, скверную маленькую рыжеволосую девчонку с мальчишескими ухватками. В прошлом году накануне дня всех святых Силия собирала у себя друзей и подруг. Сэм так часто нагибался с Изабеллой за яблоками, что его лоб покрылся потом, а волосы взмокли и торчали как петушиный гребешок; а когда они играли в эту игру с лакричником, Силия могла бы побожиться, что Сэм нарочно отставал, чтобы оказаться вместе с Изабеллой. Конечно, это глупость, каждый в этой игре поступает так, но вся беда в том, что Сэм отдавал предпочтение Изабелле, а не ей…

Дойдя до ворот дома Силии, они остановились. Силия вопросительно посмотрела ему в глаза.

– Хочешь, зайдем?

Она заметила, с каким интересом он смотрит на ее большой белый дом с двумя стройными колоннами у парадного входа, высоким коньком крыши из шиферной плитки и оранжереей в юго-восточном углу. Это был единственный во всей округе дом с шиферной крышей и оранжереей.

– Нет, не стоит, – ответил он. – Мне еще надо кое-что сделать.

Силия покачала взад и вперед его большую и сильную руку, которой он держал ее тонкие пальцы. «Плохо, что уже стемнело, – пожалела она, – будь посветлее, я выглядела бы для него куда более привлекательной, да и выражение его лица можно было бы разглядеть лучше». Она снова посмотрела ему в глаза.

– Подумай хорошенько, Сэм. Я ведь не пошутила, когда сказала, что не буду ждать тебя. Если тебя отправят на какой-нибудь остров с пальмами…

– Ну конечно же, ты не шутишь, – перебил ее Сэм, улыбаясь.

– Перестань смеяться.

– Я не смеюсь.

– Нет, смеешься. Честное слово, ты неисправим.

– Ну я же говорю тебе, Силия, что не смеюсь…

Но она все-таки улавливала в его топе ироническую нотку. Стараясь придать своему голосу серьезность, она строго сказала:

– Ничего смешного в этом я не вижу… Ты что, не хочешь… не хочешь стать настоящим человеком?

– Еще бы! Конечно, хочу, – ответил он теперь уже совершенно серьезно. – Вот увидишь.

Он пристально смотрел ей в глаза. Большой, сильный, способный горы свернуть… В полутьме он выглядел очень романтичным, страстным. «Такой милый и умный, – думала она с отчаянием, – но не хочет поступить по моему. Такой упрямый».

– О, Силия, – неожиданно начал Сэм тихим голосом, – жизнь очень сложна и многообразна, она может пойти совсем не по тому пути, который ты намечаешь, и получится совсем не то, на что ты рассчитываешь… – Он широко взмахнул свободной рукой – жест довольно редкий для него. – Боже мой, где-то там вся жизнь… – И неожиданно замолчал, а через несколько секунд добавил: – Впрочем, нет, я хотел сказать другое…

– Судьба, – лукаво перебила его Силия, подчеркнуто растягивая слово. Но на этот раз он не засмеялся и не потянулся к ней, чтобы обнять и прижать ее к себе.

На сортировочной станции тронулся поезд – отрывистое пыхтение буксующего паровоза внезапно смолкло. Какой-то мальчишка пронзительно закричал, что он в прятки больше не играет.

«Он будет великим, – решила Силия, погруженная в раздумье. – Он обязательно сделает что-то прекрасное и благородное, что потрясет весь мир, и, когда ему будут рукоплескать, я буду стоять рядом с ним».

– Мистер Судьба, – сказала она нежно, почти умоляюще, и подставила ему свою щеку.

Его поцелуй был почти официальным, как будто он боялся коснуться ее. Затем, к большому своему удивлению – она никогда раньше не делала ничего подобного, – Силия приподнялась на носки, обхватила шею Сэма руками и горячо поцеловала его. Она намеревалась увлечь этим его, но неожиданно для себя почувствовала, что сладкое, обжигающее очарование поцелуя волнами захватывает ее. Ей показалось, что она падает вниз, через сотни миль мерцающих звезд, падает и тает как воск в пламени…

Резко сняв руки с плеч Сэма, Силия сильно оттолкнула его от себя, отчего и сама больно ударилась спиной о чугунные украшения забора. Ее дыхание было тяжелым и прерывистым, она почти ничего не видела. Сэм что-то тихо сказал, но она не слышала…

– Вот тебе! – вызывающе бросила она, с трудом переводя дыхание.

«Это должно удержать его, – думала она, когда уже была за воротами и почти бессознательно шла по тропинке к дому. – Да, это удержит его», – повторила она себе вслух. Но когда Силия оглянулась назад и увидела под вязами быстро удалявшуюся высокую фигуру Сэма, ее уверенность в этом пошатнулась.

* * *

Когда Сэм поднялся на веранду, лампа, стоявшая на большом круглом дубовом столе, уже горела. Его мать, занятая шитьем, сидела около лампы. Дядя Билл наливал старику Джорджу Верни пиво из большого синего керамического кувшина, привезенного когда-то из Верратала еще дедушкой Сэма. Маленький Ти, прислушиваясь к разговору старших, играл на полу. Все сразу повернулись к Сэму, как будто его освещенное золотым ореолом лампы лицо было магнитным. Широко улыбаясь, Сэм медленно перевел взгляд с одного на другого: морщинистое, резко очерченное лицо матери, распущенные, упавшие на лоб каштановые волосы, яркая, заполнившая все глаза голубизна зрачков; лицо Джорджа Верни казалось каким-то древним, как у столетней статуи; у дяди Билла – круглое, красное, веселое лицо.

– Привет, мам, – сказал Сэм и, подойдя к ней, импульсивно, видимо, потому, что все еще ощущал поцелуй Силии, поцеловал ее в лоб.

– Что с тобой, Сэм, чему это я обязана? – удивленно спросила она, улыбаясь.

– Тому, что он целуется с девочками, – ответил за него Билл Хэнлон. – Это наследственная черта нашей семьи. Выпей с нами кружечку пива, паренек, – предложил он.

– Мне скоро идти на работу, – ответил Сэм, отрицательно покачав головой, и сел на скамейку в дальнем углу веранды.

– Он хочет, чтобы на службе голова у него была ясная, – заметил Билл Хэнлон, подвигая кружку с пивом к Джорджу Верни, который столовался в семье Дэмонов. – Ты когда-нибудь встречал таких? А ведь ему только восемнадцать. Весь в Карла, царство ему небесное, – добавил он, обращаясь к сестре. – Это немецкая дисциплина. В нашем роду таких не было.

* * *

– Должно быть, уже около девяти, Сэм, – сказала его мать.

– Правильно, без четверти девять, – согласился Сэм, взглянув на доставшиеся ему от отца золотые часы.

Поднимаясь по лестнице в свою комнату, Сэм встретил спускавшуюся вниз Пег. Он положил руку на перила и преградил ей путь.

– Почему это вы, девчонки, не можете держать язык за зубами?

На некрасивом мальчишеском лице Пег появились сначала испуг и удивление, а затем заиграла шаловливая улыбка.

– О, у нее не удержится ни одного слова! Глупо, что я сказала ей это.

– Придется дать тебе за это хороший подзатыльник. – Он замахнулся, чтобы шлепнуть ее, но она моментально подскочила по ступенькам на верхнюю площадку.

– А она что, пыталась отговорить тебя?

– Да.

– Ну и хорошо. Это еще больше закалит твою волю.

– Пег, но об этом теперь узнает весь город.

– Конечно, узнает. Если ты хочешь как-то отличаться от других, то за это надо платить… – Смеясь, она нырнула в свою комнату и захлопнула дверь.

Сэм постоял несколько секунд в нерешительности, затем повернулся и пошел вниз.