Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 69 страниц)
– С шансами, кстати, часть этой проблемы компенсируют принимающие сайни, – кисло заметила барышня. – И кстати, это не моя культура, чего бы мне за них переживать.
– Генетика, конечно же, единственная причина, – едко хмыкнула Полина, уже второй раз в течение разговора дошедшая до белого каления. – Я на твоем месте, дорогая, переживала бы за себя, обнаружив такую модель в своей голове как часть нормы, но это вопрос отдельный. А теперь смотри, как все на самом деле выглядит. Приятно не будет, говорю сразу.
– Ага... – Алиса совсем погрустнела, предчувствуя трепку.
– Генетику они выносят на флаг как мотив и формальную причину для игнорирования и отвержения ребенка доречевого возраста. Генетических отклонений там не столько, сколько у них детей мрет, но списываются все смерти именно на генетику.
Алиса покачала головой:
– Поправочка – начнут списывать. Когда им эту раскладку кто-то из биологов нарисует. Если еще не сделали, за столько-то лет.
Полина махнула рукой.
– Они это уже злую тьму лет делают, успокойся. Почему и основной вопрос, послуживший основой для гипотезы, был про генетику, а не про причины детской смертности в общем. А реально причиной отвержения является неготовность родителей строить отношения с неречевым существом. И поэтому детей отдают сайни настолько часто. И поэтому рожают с запасом.
– С крайне небольшим запасом по сравнению с Землей, – возразила Алиса.
Полина поморщилась:
– Охренеть аргумент. Если, допустим, я задам кому-то из досточтимых вопросы: а ведется ли статистика количества детей, приведенных в интернат сайни, а ведется ли в целом статистика количества рожденных, а ведется ли статистика доинтернатских и интернатских детских смертей будущих магов – то может выйти неловко.
– C шансами, крайне неловко... – Алиса, похоже, начинала понимать расклад.
– А если еще спросить их, а сравнивал ли кто-нибудь эти цифры, они мне, как автору вопроса, умереть вообще никогда не дадут. Магически. Пока я эту работу не закончу. Так и буду скрипеть, пока ответ не найду, не оформлю в работу и рукопись не сдам в эту их Академию. – Представив эту перспективу, Полина заметно вздрогнула и зябко пошевелила плечами.
Алиса, рисовавшая какие-то виньетки на листе блокнота, сказала, не поднимая головы:
– По их картине, есть еще смертность в Источнике, потому что Источник – это тяжело даже взрослому, но инициация после пубертата невозможна. Даже после начала.
Полина приподняла брови и прищурилась:
– А вот это вторая тема, и я тебе сейчас расскажу, зачем так сделано и почему все так дружно валят вину за это на генетику, и почему ты, дорогая, так неуклюже фантазируешь, когда речь заходит об этой теме в отношении тебя самой.
– ...Ага... – Алисе, похоже, было уже совсем грустно, но Полину это не смутило.
– Генетическое заболевание не болит. Болит нарушенный им орган или система, и эта боль локальна и дискретна во времени. Или она постоянна и не зависит ни от каких внешних факторов. А если ты начинаешь вдохновенно петь, что в Источнике ощущения, как будто тебя купают в кипятке, то речь идет о психосоматике, и только о ней. Да, ее не бывает до трех лет, и она очень кратковременна до пяти-шести. Собственно, это и определяет желательный возраст инициации. Ну а потом эмоциональный мусор начинает накапливаться в теле, конечно. И да, любой психосоматический блок или пакет реакций вызывает тревогу и боль при попытке его разобрать, потому что он выполняет защитную функцию. Чем больше таких блоков накоплено, тем больнее будет при попытке вернуть нормальное течение лимфы и кровотока, а главное, при попытке вернуть свободное движение сигнала по синаптическому мосту, ради задержки которого блок и формируется. Я тебе голову засорять не буду, об этом писали такие столпы, что даже сейчас все нужное ищется в три клика, но главное я сказала: чем дольше блок существует в теле, тем болезненнее будет движение сигнала через него. А если попытаться пошевелить несколько таких блоков одновременно, то словами не сказать, как будет больно. В основном сознанию. Можно и рассудок потерять, если их все сразу попытаться пробить.
– Что, на твой взгляд, и происходит в Источнике? – спросила Алиса.
Выражение лица у нее было какое-то странное, как будто она потеряла интерес к теме и слушает вполуха.
– Гм. На мой взгляд? – Полина подняла бровь.
Алиса повернула к ней голову:
– Это не наезд. И не отвержение с отрицанием и сидением на потолке с воплями.
Во взгляде ее Полина прочитала борьбу тоски с апатией, но продолжила в уже взятом тоне.
– Хорошо, допустим, я поверила. Для справки: на этом взгляде стоит весь цигун и вся йога. И там и там набор энергии из природных Источников используется на ура. Этому подходу пять с хвостом тысяч лет, я всяко помладше буду. И да, при переборе или при попытке зайти не с того угла через эти системы чихать и кашлять можно долго. А еще можно поймать миомку, камешек в лоханочке, функциональный зоб... далее везде. Да, ты права. На областных местах силы, прирученных и облагороженных архитекторами для русских дворян в восемнадцатом веке, сейчас сидит сааланская знать. И отлично себя ощущает. А местные цигунисты и йоги, которые совсем не маги, эти места постоянно используют, но очень с оглядкой и приседанием, – Полина вздохнула. – То есть использовали до Вторжения. И все знали, что если сдуру без подготовки влезть в мощное место силы, хоть на том же Коневце, то не выжить можно только в путь.
– То есть что сайхи, что саалан просто пристроили это на поток?
Полина наконец поняла, что она видит в выражении лица Алисы. Безнадежность. Понимание, что эта гипотеза Полины ничем не поможет барышне вернуть утраченное.
– Да я понятия не имею. Но если воспитывать мага в культуре, которая стоит на игнорировании и отвержении существа своего вида, имеющего недостаточный словарный запас и качество самоконтроля, только на основании этих дефицитов, они там пачками должны при инициации дохнуть, если затянуть. Чуть легче сайхам, у которых причиной для отвержения служит излишняя индивидуация, у них реально мрут только генетически дефектные.
– Сайхи тупо рожают в Источнике... – Алиса опять опустила голову и начала черкать на листе блокнота.
– Очень правильно они рожают в Источнике. Потому что индивидуация от группы во время родов неизбежна, а Источник обеспечивает аналог принятия, и очень мощный. Но я практически уверена, что у сайхов может умереть изгнанник. Даже если он маг.
– Ну... – Алиса подняла голову от листа. – Это их спрашивать надо, а они вряд ли разбежались отвечать. Хотя тебе, может, и скажут.
Полина пожала плечами.
– Проверять надо. Опытным путем. В любом случае я бы искала внутренний конфликт. От него у невротизированных при попытке инициации клеммы и горят. Так что если, например, кого-то из моих старших коллег, которые уже Учителя с большой буквы, макнуть в этот ваш Источник, то самое страшное, что с таким может произойти – это он публично прорыдается и потом будет переживать за свою несдержанность. А может, и не будет. А вот у тебя, милая, без проработки шансов пережить этот опыт не дофига, но не потому, что ты взрослая, а потому, что у тебя внутренний конфликт и чувство вины.
– А саалан списывают это на возраст... И... ой! Первые инициированные Пророком – взрослые и старшие подростки... – во взгляде Алисы появилась растерянность.
– Вот-вот. И никому не жмет, – заметила Полина.
– А еще у них "ну это же Пророк..." Это цитата, если что, – Алиса укладывала в голове разговор.
– Да, собственно, саалан такие именно потому, что у них есть сайни, – Полина кивнула.
– Князь знает? – вдруг спросила Алиса.
– Нет еще. Вот досточтимых достану на неловкую тему детской смертности, и если подтвердится, тогда и буду говорить с ним.
Полина караулила Димитри два дня и получила возможность поговорить с ним только в воскресенье после полдника. Она начинала разговор, уже зная, что получит. Поэтому, едва услышав в ответ на свой вопрос о том, как проходит инициация, что-то вроде «да у кого как, формат же не главное, главное – контакт с Потоком», она извинилась, признала, что эта тема ей, пожалуй, трудновата, и перешла к вопросам о жизни нормального ребенка в интернате для магов. Разговор сразу пошел живее. По описанию Полина узнала что-то вроде школы Каменского, местами поднявшейся до высот иезуитских колледжей, но только местами. Через полчаса она решила прощаться и вдруг услышала:
– Мой друг, оценка твоего торгового дома в общих чертах завершена. Можно планировать встречу с совладельцами.
Она наклонила голову, благодаря.
– Отлично, я предупреждаю своих и начинаю устраивать встречу. Спасибо тебе.
От князя она пошла прямо к Айдишу. Он точно было еще в кабинете, и воскресный день давал возможность для неформального разговора.
– Айдар Юнусович, – сказала она после краткого приветствия. – Я к вам как к коллеге. Помогите мне понять, что именно я вижу.
– Присаживайтесь, Полина Юрьевна, давайте разбираться, – улыбнулся Айдиш.
Он догадывался, что вопрос, мучивший женщину, был о саалан, и считал это хорошим признаком.
– Айдар Юнусович, вот что меня смущает. Наши тесты работают на ваших, я проверяла. И тревожность, и мотивацию, и психологический возраст ваших можно оценить по стандартным тестам, и результаты соответствуют истине. Более того, у ваших даже социотип можно определить, хотя и странными методами. И при проверке на практике поведение соответствует социотипу. Но вы так не работаете. Ваш стиль работы удивительно похож на то, что делают в своей среде сайхи, я специально спросила Макса Асани. По-моему, так не бывает и не может быть. При таком сходстве психических проявлений у нас и у вас, такая разница подходов была бы понятна, не будь ваш настолько похож на сайхский, но это не единственный настораживающий момент. Ваш подход у вас вообще один на всю империю, нет никаких следов других концепций или методов. В сравнении с нашим разнообразием методик и школ это выглядит вдвойне загадочно, но вы утверждаете, что контактов с сайхами у вас не было, а сайхи утверждают, что не знают саалан. Тут что-то не так. И очень сильно не так.
Айдиш посмотрел на нее очень несчастными глазами:
– Вот с ересью наша Академия пока не боролась... И я бы не хотел, Полина Юрьевна, чтобы эта часть нашей истории началась с вас. Но вы правы, это следует знать князю.
– Тогда уж несите ему все, – философски сказала Полина.
– А что, еще что-то есть? – обреченно поинтересовался Айдиш.
– Да, конечно. Вот что я хотела спросить еще. Есть ли статистика количества детей, приведенных в интернаты сайни? И ведет ли кто-нибудь в Большом Саалан подсчет доинтернатских и интернатских детских смертей будущих магов? И принято ли в империи вести записи о рождениях и смертях?
– Нет, нет и нет, – задумчиво ответил директор. – То есть статистика смертей у нас, конечно, есть, в семейных летописях о подвигах членов семьи. Но почему это важно?
Получив краткий пересказ сути ее беседы с Алисой про генетику, он только покачал головой и повторил, что должен рассказать это Димитри обязательно.
– В общем, ясно, что ничего не ясно, – подытожила Полина. – Когда что-то определится, дайте мне знать, пожалуйста. Не буду вас отвлекать больше. – И вышла.
Айдиш посидел несколько минут, глядя в стол, потом решительно встал и вышел в приемную.
– Мальчик, я к князю. Оставайся за старшего. И позвони Иджену, чтобы попросил графа да Айгита подойти к нам.
Выслушав новости, принесенные досточтимым, Димитри и Дейвин переглянулись. Первой мыслью у обоих было то, что для Алисы и для Унриаля, может быть, еще не все потеряно. Зов Хайшен они послали одновременно. Когда она вышла из портала в кабинете князя, Айдиш был готов прикрывать лицо от оплеухи, но настоятельница была внезапно мирна и с идеей вполне согласна. Но вопрос о подходах и методах ее заинтересовал, и она попросила Айдиша на день освободить Полину для разговора. Директор только вздохнул. Дети за октябрь и ноябрь видели психолога не больше одного раза.
Проводив досточтимую, маги, посмотрев друг на друга, направились в малый кабинет князя, к креслам у камина.
– Ты уже понимаешь, чем все это кончится, Дейвин? – спросил Димитри.
– Судом в столице, мой князь, – пожал плечами да Айгит. – Это было понятно еще летом.
– Это очевидно, Дейвин, но я уже вижу и развитие событий на этом процессе.
– Маркиз да Шайни ответит за все, – печально кивнул граф.
– Возможно, он и заслужил это, Дейвин, – задумчиво произнес Димитри, – но я не уверен, что во всем, что здесь произошло, виновен только он.
– Но судьи вряд ли согласятся задавать неудобные вопросы Академии, мой князь.
– Мне будут нужны там свидетели отсюда, Дейвин. И, вероятно, местные правоведы.
– До суда еще надо дожить, мой князь. В крае опять мрачная сотня каких-то дармоедов из Европы, и теперь они хотят свидания с Медуницей.
– Какая досада, я совершенно про них забыл, – огорчился Димитри. – Знаешь что, граф? Займи их Охотой. Пусть посмотрят на работу подразделений, им полезно. Заодно и Медуницу увидят, – князь усмехнулся, – издали, и хватит с них пока. На завтра я приглашу мистрис Лейшину, и мы попробуем представить ей варианты развития событий на суде. Посмотрим, что она скажет.
Марина, получив приглашение Димитри, только вздохнула. За лето она изрядно устала трястись в маршрутках каждую неделю и возвращаться домой под утро. Князь мгновенно отреагировал.
– Зайди в Адмиралтейство, покажи пропуск дежурному магу и иди по порталу, Иджен встретит тебя.
Обсуждение возможных стратегий, позиций на процессе и необходимой доказательной базы в самых общих чертах заняло часа три. Кроме Димитри и Лейшиной, в беседе участвовали Дейвин да Айгит и досточтимый Айдиш, как самые вероятные участники процесса в столице. Остановились на том, что сперва надо выяснить истинное положение дел, начиная с меры участия в событиях первого наместника, а пока говорить о чем-либо рано. Перед отъездом Марина сказала, что хочет видеть Полину.
– Никаких проблем, – весело ответил князь. – Они с досточтимой Хайшен с утра заняли мою переговорную, пойдем туда, посмотрим, вдруг уже закончили. И ты, Дейвин, тоже поднимайся с нами. Если они свободны, там и пообедаем.
Они поднялись в башню, князь открыл дверь в переговорную и остановился на пороге. Сперва он увидел ворох исчирканных разноцветными схемами листов на полу и на столе, затем обеих женщин, петербурженку и сааланку. Они в совершенно одинаковых позах нависали над столом, опершись на него локтями и стоя на стульях коленями. Полина продолжала рисовать на листе какую-то схему, а Хайшен прикладывала предыдущий лист к разложенным на столе частям этой же схемы. Какой-то лист слетел на пол к другим брошенным, и Хайшен потянулась к Полине через стол за следующим.
– Кхм... – сказал Димитри.
– Эмгм, – добавил Дейвин.
Женщины обернулись на звук.
– Впечатляющий труд, – нашел слова Айдиш.
Хайшен, спускаясь со стула на пол, очень церемонно ответила ему:
– Досточтимый брат, это даже не половина пути.
– В таком случае, – предложил князь, – оставьте все это здесь, потом доделаете, а теперь пора обедать.
После обеда Айдиш занял Полину какими-то школьными делами, Хайшен отправилась выяснять у медиков, когда маркиз да Шайни будет способен говорить хотя бы полчаса, не теряя сознания, а Дейвин ушел к Асане, готовить первую зимнюю Охоту.
Утром вторника, еще не выйдя из внутренних покоев, Димитри взял листы, собранные для него Идженом по всей переговорной, и просмотрел их. На бумаге раскрывали крылья бабочки, раковины показывали свои внутренние спирали, росли какие-то лишайники или кораллы, и прямо поверх этого всего четкой черной рябью плыли таблицы и бежали формулы, написанные рукой Полины. Кроме таблиц и формул, все остальное было цветное и пестро-узорное. И это совершенно не было похоже на нормальные расчеты мага.
– Иджен, передай Айдишу, что я хочу видеть мистрис Бауэр у себя после обеда.
– Да, мой князь.
Она пришла сразу, как только затих шум в школьном крыле. Иджен открыл ей дверь в кабинет. Димитри сидел за столом и пересматривал ее вчерашние листы очередной раз, потом поднял голову.
– Здравствуй. Ты можешь мне объяснить, что здесь изображено?
– Здравствуй. Могу, но это долго. Если отвечать на вопрос в этой формулировке, то... – она помолчала, завершая мысль, потом подытожила. – В общем, ответ занимает вторую и третью снизу полки левой средней секции шкафа в моей библиотеке на Димитрова. А тут примерно треть ответа. Кстати, в апреле, перед прыжком на Кэл-Алар, я не смогла кратко сформулировать именно это.
Димитри вздохнул и сложил листы. Вытащить ее на полный день для разговора... Проще уж уйти с этим на Острова. Там-то им не помешают. Но до окончания расследования это невозможно.
– Хорошо, давай тогда об этом и поговорим. Я знаю, что должен тебе компенсацию.
Полина, глядя ему прямо в глаза, выгнула бровь.
– Интересно вы как дружите, саалан.
– Как умеем, так и дружим, – улыбнулся князь. – Называть человека другом и одновременно устраивать ему финансовые потери больше пренебрежимых для него у нас называется предательством. Или деловой ненадежностью. Если это все-таки произошло, то принято отдавать деньгами сумму, равную всей сумме потерь, которую друг понес из-за твоей неосторожности. У нас с тобой сложный случай.
– Это уж точно, – кивнула Полина. – Для начала хотелось бы понять вот что. Дружбу ты мне предложил в августе, а ситуация, которую мы обсуждаем, началась в апреле. Так что к моменту, когда ты мне предлагал дружить, у меня все потери уже были свершившимся фактом.
– Но их тебе устроил я. И, – Димитри очень надеялся, что она не заметит паузы, – я не знаю, что ты обо мне думала, когда я прибыл в край, а у меня были планы на личное общение с тобой уже с весны девятнадцатого года.
Полина усмехнулась.
– Есть у нас один анекдот. "Гномы, куда это вы строем идете в полном вооружении?" – "К эльфам". – "И что они вам сделали?" – "Ничего не сделали, мы просто познакомиться идем". – "А чего в доспехах и с оружием?" – "Да они знакомиться не хотят..."
Про гномов и эльфов Димитри уже знал, что это такие сказочные народы. Майал и других ддайг жители Нового мира часто называли эльфами. Теперь он узнал, что между этими сказочными народами были напряженные отношения. Но кажется, Полина имела в виду что-то очень явное, и эти сказочные народы были тут ни при чем.
– Не хочешь ли ты сказать, что преследование оппозиции в сочетании с твоей историей может выглядеть как принуждение к сотрудничеству конкретных лидеров? – Живое доказательство этого тезиса, одно из двух, смотрело ему в глаза спокойно и серьезно. Димитри казалось, что на дне ее взгляда кипит ледяной прозрачный родник. – Впрочем, да. Я и сам вижу, что выглядит именно так. Что же, тем хуже для меня.
– Ты все еще намерен продолжать эту тему? – спросила она. – Может, хватит?
– Нет, не хватит, – упрямо и жестко выговорил князь. – Я сказал, что хочу полной ясности, и намерен получить полную ясность.
Полина слегка наклонила голову к плечу и посмотрела на него очень внимательно.
– Пресветлый князь, – сказала она, и Димитри от неожиданности слегка задержал вдох, – а ты ее унесешь, полную ясность-то? Ты живой человек, местами даже слишком живой, а полная ясность – штука острая, ею порезаться можно. Это, между прочим, больно.
Не будь ее слова сочувствием, они звучали бы как оскорбление. Он приподнял бровь.
– Интересно вы тут дружите...
– Как уж умеем, – она все-таки улыбнулась, пусть и одними глазами. – Если будет больно еще и тебе, кому от этого станет лучше?
– Мне же и станет, – пожал он плечами. – Мы оба взрослые детки, и, друг мой, я прошу тебя не прикрывать меня от последствий моих же собственных ошибок, когда я готов с ними встретиться. Давай говорить как взрослые люди: сумма потерь, ущерб и все остальное. Считать ты умеешь, иначе твое торговое дело не было бы предметом обсуждения, так давай же обсуждать.
Полина сделала еще одно движение бровью, но выглядело оно так, как если бы она пожала плечами:
– Сумма потерь и ущерб? Хорошо, если ты настаиваешь, давай посчитаем цену кейса. Кейс откроем, ладно уж, со дня ареста.
– А на деле когда он начался? – уточнил князь, занеся карандаш над листом бумаги.
– В марте девятнадцатого года, – без паузы ответила она.
– Тогда-то чем я тебе не угодил? – удивился Димитри. Но объяснений не последовало.
– Я у себя все написала. Сразу. В блоге Аугментины это есть. Предлагаю считать с момента ареста, поскольку предыдущее еще можно было как-то, пусть криво и косо, принять за диалог.
Ух ты. Она признала факт диалога, вот так подарок. "А ну-ка", – подумал он и сделал ход.
– И что, ты согласилась бы со мной дружить прямо в тот год, не назначь я публичные казни на Сенной?
– Не знаю, – она безразлично качнула головой. – В истории отсутствует сослагательное наклонение. Мы имеем дело только с тем, что реально произошло. Но кейс начинается с апреля этого года. С него и считаем.
Опять ушла от темы, вздохнул он про себя, да что же ты будешь делать.
– Хорошо. Я отложу этот вопрос. Пока отложу. Итак?
Она легко кивнула и начала отвечать.
– Первое слагаемое – это все время, потраченное на кейс. То есть с апреля по ноябрь. Пока по ноябрь. Оценивать надо среднюю себестоимость самообеспечения на всем протяжении этого времени: медицина, бытовые траты, дорожные расходы... Ты все эти мои траты взял на себя и как-то обеспечил, забрав меня в Приозерск, поэтому правильно будет считать разницу между себестоимостью жизни в моем обычном режиме и себестоимостью жизни, допустим, с момента ареста.
Димитри вспомнил ее книги, ее фарфоровые статуэтки, ожерелье из золотистого речного жемчуга, перенизанного с бледными медовыми гранатами, под зеркалом в ее спальне и кружевную шелковую пену на свернутой в рулон постели рядом с брошенным там же шелковым платьем яркого медного цвета. Потом представил стандартную комнату учителя в школьном крыле и вздохнул.
Полина наклонила голову к плечу:
– Можно проще. Цена рабочего часа специалиста множится на количество отработанных по кейсу часов. С апреля развлекательной программы у меня было только с августа попеть с ребятами в кабаке, это четыре часа в неделю, два на репетицию и два – это пятница в баре. Ну и наши с тобой еженедельные вечерние занятия, еще час. Все остальное время у меня занято не тем, что мне нравится, и не тем, что мне хочется. Это время надо считать как рабочее, понимаешь почему?
Димитри кивнул, продолжая делать пометки.
– То есть с августа двенадцатичасовой рабочий день четыре дня в неделю и восьмичасовой – три дня. С конца мая восьмичасовой день был в неделю один. Оставим в покое КЗОТ, но в договоре-то у меня сорок часов в неделю. И договор тот был с конца июня открыт задним числом. С подсчетом ты согласен?
А куда ему деваться. Согласен, конечно. Айдиш ему не раз и не два говорил, что всю работу с документами она переносит на время после окончания школьного дня и сидит в кабинете до полуночи. Теперь как раз три-четыре дня в неделю. И конечно, это работа. Еще и не вся. Алису он ей подсунул сам. Макс Асани, Сержант, девочки из имперского легиона, мальчишки из полка Дейвина – все же к ней бегают. И на всех она находит время. А еще он сам и периодически Дейвин с разговорами на разные малоприятные темы, не имеющие никакого отношения к ее обстоятельствам.
– Да. Продолжай.
– Продолжаю. Слагаемое второе. Денежные и иные материальные составляющие, обеспечивающие кейс. Монетизируем весь неучтенный труд на постоянной основе, который не нужен за рамками кейса, пишем туда же. По этой графе будет немного, только записи в блоге во время, пока я была в больничке, их мало, даже авторского листа не наберется.
– Да, – подтвердил он, записывая. – И еще три визита Алисы, которые тоже надо считать как работу. Дальше?
– Дальше третье слагаемое, – вздохнула она. – Сумма реальных потерь по итогам коллизии. И это, на минуточку, портал. Кроме портала, это весь круг общения и репутация, тоже, считай, полностью утраченная. А еще все, что было испорчено, сломано и уничтожено во время обыска, включая мои цветы, но по сравнению с порталом это уже мелочи.
Димитри оперся локтями на стол и соединил пальцы.
– Да, согласен, по сравнению с порталом, это, наверное, немного, но я уже заказал экспертизу апрельских фото из блога Марины, попробую все-таки оценить твой погибший сад. Насчет экспертизы твоего обиходного имущества – я надеялся поручить это кому-то из отряда Хайшен.
– Как хочешь, – кивнула она. – Слагаемое четвертое. Финансовые нежданчики, возникшие из-за коллизии. Ну, тут все просто: это в основном накопившиеся косяки в бухгалтерии портала, и я тебе еще должна пеню в бюджет на неуплаченные вовремя налоги до июня. И еще мои долги по квартплате. На фоне уже названного – это даже не семечки, а шелуха от них.
"Как хочешь"... одна только ее коллекция цветущих плющей стоила месячного жалования сотрудника его пресс-службы, а эти плющи были не самой большой экзотикой на ее окнах. Он коротко наклонил голову.
– Наверное, так. Но это все равно надо поставить в счет. Еще что-то есть?
– Да, пятое и последнее, – она смотрела на его руки, не в лицо. – Предположительные нежелательные траты, с шансами предстоящие по итогам коллизии.
– В твоем случае, насколько я понимаю, это медицина? – уточнил князь.
– Да, – ее внимание привлек угол дубовой столешницы. – Этот заход ты мне оплатил, но он не будет единственным. Ревмокардит возвращается всегда.
Это было гораздо неприятнее цифр, на которые он смотрел, даже учитывая то, что половина из них была пока заменена знаками вопроса.
– Посчитали? – сказала его подруга и оппонент. – Сумму видишь?
– Полина... – вздохнул Димитри, отодвигая лист. – Ты понимаешь, что я готов не только всю эту сумму выдать тебе одним куском хоть сию минуту, но и сегодня же покрыть ущерб твоей деловой репутации, хоть он и в разы больше того, что здесь нарисовано? Ради того, чтобы больше никогда не видеть того кошмара, что я наблюдал в октябре, я это сделаю, не задумываясь. Меня останавливает только одно.
Она перешагнула через его реплику точно так же, как в мае перешагивала через книги и мусор в своем городском кабинете. Не глядя и с ровным лицом.
– А теперь я хочу спросить тебя: даже если ты мне выдашь эквивалент в деньгах одним куском, куда я его дену и как применю, пока я под надзором? Он у меня пожизненный, помнишь? Все, что ты мог, ты уже предложил – свое хорошее отношение. И еще портал обещал забрать, спасибо тебе большое. Больше я ничего не могу принять, мне нечем и некуда. А что до моей деловой репутации, пресветлый князь, ее или не будет вообще, или она уцелеет все равно. И в деньгах это тоже оценивать как-то странно. Если ее не будет, деньги мне не помогут, а если уцелеет, то и говорить не о чем.
Димитри не первый раз сталкивался с необратимыми исходами дурных обстоятельств. И все предыдущие разы люди, которые были ему дороги, хотя бы пытались его упрекнуть. Кроме одной. Но та по крайней мере не сидела перед ним, спокойно и взвешенно обсуждая случившееся и то, чему еще только предстоит случиться. Он вспомнил космический корабль, пролетевший сквозь солнце и принесший людям известия о времени их смерти, женщину в белом платье, опустившую руки при встрече с этим известием, и черноволосую девочку, бегущую в свой последний рабочий вылет, навстречу гибели, так же легко и быстро, как во все предыдущие дни, ночной полет над горами и черный силуэт леопарда на вершине горы. Вдохнув, князь улыбнулся почти натурально и сказал:
– В общих чертах понятно. Методика подсчета ценна сама по себе, она мне еще пригодится, благодарю. Продолжим позже, когда у меня будут на руках недостающие цифры, хорошо?
Полина улыбнулась тоже. Вероятно, с не меньшим усилием, чем он сам.
– Да, конечно, как скажешь. Я тогда пойду к детям, у них были на меня планы.
Десятого ноября Димитри впервые получил у Хайшен разрешение поговорить с Унриалем да Шайни без свидетелей. Князь нашел своего подопечного в госпитале, в кабинете аппаратной медицины, организованном по настоянию невролога, наблюдавшего маркиза. Бедняга Унриаль, упакованный в костюм для прессотерапии, мужественно переносил пытки давлением и пытался быть вежливым и милым. Получалось у него не очень хорошо. На вопрос Димитри, как дела, маркиз ответил:
– Спасибо, князь. Давай о другом. Кстати, раз уж ты тут – я все еще не понимаю, почему ты меня не повесил восемь лет назад. Не объяснишь?
Димитри тяжело вздохнул. Он понимал, что "малыш Унрио" ждет от князя Островов сразу того, что про семью да Гридах ему рассказывали мать и дед, и того, чем всегда был славен в Исанисе архипелаг Кэл-Алар. Конечно, при этом он не был посвящен ни в то, что его дед вошел в число тех причин, по которым Хайшен устроила скандал на весь Исанис с обетами Академии до экзамена, ни в то, какова собственно была роль старого маркиза в жизни Димитри до дня, когда он обосновался на Островах. Сам князь ждал от Вейена да Шайни очередной гадости. Очень большой гадости. Такого размера, что в портал, ведущий в Новый мир, ее точно нельзя пропихнуть.
– Ну, например, потому, что мне было интересно, чем тебя отравили и вернется ли к тебе Дар. Ты же не один такой.
– Есть еще пострадавшие от этой отравы? – взгляд Унриаля стал острым и внимательным.
– Не совсем так, Унрио. У меня есть человек, которого лишили Дара намеренно. Какой-то другой гадостью.
– И такое возможно? – маркиз повернул голову вбок, чтобы смотреть в лицо собеседнику. Димитри вздохнул еще раз и принялся рассказывать.
В то же самое время Полина беседовала с Айдишем и Хайшен на неловкую тему детской смертности. Об этом разговоре она попросила сама и предварила первые вопросы необычно большим числом извинений. Очень аккуратно выбирая слова и следя за тем, чтобы нечаянно не обидеть собеседников, она задавала вопросы, элементарные для любого жителя Земли. О детстве и материнстве, об обучении и воспитании, о правах и обязанностях, об отношениях детей и взрослых, о людях и сайни саалан. Эти вопросы печалили Айдиша и шокировали Хайшен. Ответы на них у обоих сааланцев получались в основном отрицательные. Потом Полина уточнила некоторые детали ответов, и картинка стала еще грустнее. Наконец, поблагодарив обоих собеседников, она ушла к детям, делать игровой вечер.
