Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 69 страниц)

   – Но ведь... – Сержант тяжело задумался. – Тогда выходит, что восемнадцать ей было явно даже не в год аварии. А тому уже девять лет. И если она до сих пор выглядит так, то она маг. Иначе это не объясняется. Ну если только ты мне сейчас не объяснишь.

   Полина молча пожала плечами, и Сержант понял, что угадал.

   – А почему ты не колдуешь? Тебя заблокировали? С ней-то понятно, что ничего не понятно, это дело старших магов, но вокруг тебя-то такого шума нет, а вы подруги, значит, ты тоже маг. Так почему не колдуешь? Блок, да?

   – Нет, не маг и не была магом никогда, – спокойно и доброжелательно ответила она.

   – Даже не мелкомаг? – уточнил Сержант.

   – Даже не мелкомаг, – подтвердила Полина. – Обычная смертная, как ты или любой из твоих бойцов, кроме Алисы. Только уже старая.

   – Старая, сказала тоже, – он усмехнулся и покрутил головой. – Но тогда непонятно, как вы вообще могли дружить?

   – Очень просто. Она и замужем была за смертным. – Полина перевела взгляд куда-то на верхний край забора и стала смотреть за периметр. – Мы с ним работали вместе. Когда ее муж, а мой друг, нас знакомил, я его спросила, есть ли ей восемнадцать. Он ответил, что есть. Это меня волновало, поскольку мы вместе работали, и я не хотела, чтобы у него были неприятности с законом, хотя любовь – дело такое. Непредсказуемое. А все остальное было их дело. Им было вместе хорошо, до самого дня аварии. Остальное меня касаться не должно, я и не вникала. Он ее любил такой, какой встретил, а я с ней дружила, потому что он ее любил, – она вдруг взглянула Сержанту в глаза и пожала плечами. – Понятно же, да?

   – Конечно понятно, чего ж тут непонятного, – кивнул Сержант. – А потом он умер на службе, и она пошла отрывать за него головы всем виноватым.

   – Примерно так, – согласилась Полина. – А я решила пойти с ней, просто делала немного другое.

   – Что-то противозаконное? – в вопросе Сержанта не было ни капли осуждения или неприязни, простой человеческий интерес. Так спрашивают, коньяк или водку ты пил в свой выходной.

   – С нашей точки зрения – нет. Но на наш взгляд преступное, потому что это неповиновение. А что до закона, – Полина усмехнулась, – у нас говорят, был бы человек, а статья найдется.

   – И что это было? – поинтересовался Сержант.

   – Оно и сейчас есть, только без меня. Это торговая сеть товаров и услуг для горожан. Только там не могут купить и продать ни ваши, из контингента присутствия, ни те, кто работает с администрацией империи.

   – Жестоко. – Он качнул головой и посмотрел на нее как-то особенно внимательно.

   – Да, – легко сказала она.

   – А по тебе и не скажешь.

   Женщина пожала плечами:

   – И по Алисе нельзя было сказать, пока она сюда не попала.

   – Но ты же тоже тут, а с тобой таких проблем нет, – возразил сааланец

   – Вот и посмотрим, на сколько меня хватит, – так же легко ответила она.

   Сержант вздохнул, отвернулся в сторону, глянул на лес за периметром, посмотрел на Полину снова, печально и осуждающе.

   – Зачем ты так с собой и с нами? Тебя тут любят, пресветлый князь Димитри к тебе очень хорошо относится, и школьникам с тобой лучше, и господин граф да Айгит о тебе беспокоится, а ты... Ни себя не любишь, ни нас.

   Полина улыбнулась, приподняв подбородок.

   – Знаешь, есть такая печальная закономерность: для того, чтобы перестать видеть и понимать, что с тобой происходит что-то плохое или что ты делаешь что-то скверное, приходится поглупеть целиком. А я на это пойти не могу.

   – И что же ты понимаешь? – спросил Сержант – и едва не пожалел об этом. Она перевела на него взгляд, и он вдруг ощутил себя как под прицелом.

   – Что у каждого действия есть последствия, – раздельно сказала она. – И если есть какой-то результат, а особенно не слишком приятный, то причины у него тоже есть. И, как правило, на этих причинах есть отпечатки рук того, кому приехал результат. И что любовь и нелюбовь работают всяко раньше, чем результат приедет. А выражаются они не сами по себе, а через дела и слова. Как выразишь, тот результат и приедет, своевременно или чуть позже. А что ты выражал, знать будешь только ты. Остальные поймут не то, что ты хотел сказать, а то, что сказалось, не то, что имел в виду, а то, что сделалось.

   – Ну да. Оно и у нас так, – сааланец кивнул, чувствуя неприятный холодок на затылке и макушке, хотя его волосы давно отросли.

   – Ну вот поэтому и не надо ей татуировку, – сказала женщина. – Она жена своего мужа в первую очередь, а только потом уже ваш боевой товарищ.

   После ее слов Сержант вдруг понял, что она пыталась ему донести все это время. Но все равно решил проверить сказанное на прочность:

   – А почему она его не помнит, если так?

   – А потому, что помнить его и находиться здесь можно, только если знать, что это все равно скоро кончится, – ответила Полина, пряча руки под шаль.

   – Вот как, – сказал он и после короткой паузы спросил. – Хороший человек был?

   – Да. Очень, – ответила Полина, глядя на лес за периметром.

   Прозвонил колокол к обеду, Сержант с благодарностями раскланялся, и Полина начала собирать малышей. Из столовой их должны были забрать воспитатели.

   Самой ей пообедать толком не удалось, она что-то задумалась и почти задремала, не сразу очнулась и в итоге едва успела допить овощной бульон, заедая его сырным сухариком, как ее вызвали разбирать детскую драку.

   Отличились Сережа и Олег, причем так оперативно, что дежурный досточтимый даже не успел вовремя заметить эксцесс, а подбежав, мог уже только констатировать перелом запястья. Обоим кадрам было лет по двенадцать, и в Приозерске они жили со дня основания интерната. Что в этот раз стало причиной ссоры, оба наотрез отказались говорить, так что объяснительная пострадавшего, заодно бывшего и зачинщиком ссоры, выглядела так:

   «Рука у меня сломалась потому, что вступив в спор с Олегом, я разазлился и хотел дать ему по лицу кулаком. Но промахнулся, потому что был злой, и попал не ему в лицо, а в стену рядом с его головой, за что к школе притензий не имею. Обещаю больше участников конфликта не быть (зачеркнуто) не бить».

   Текст был выведен аккуратным девчачьим почерком. Полина, прочитав объяснение, оглядела одноклассников этой чумовой парочки:

   – Кто писал? Сам он сломанной рукой вряд ли мог держать ручку.

   – Я, – сказала Кристина.

   – Молодец, – одобрила Полина. – Всего три ошибки, и одну сама нашла.

   Не найдя шаль на привычном месте, она потянулась рукой к полке и достала запасную, появившуюся у нее неделю назад. Обе шали были подарками кого-то из воспитателей-саалан, врученными по случаю солнцеворотов, летнего и осеннего. Она тоже что-то дарила. Вроде бы летом вручала берестяной туесок, а осенью – вечный календарь, но сейчас не припоминала ни дарителей, ни обстоятельств. Накинув шаль на плечи, она достала рабочий журнал, вывела на странице дату, прикрепила к листу Сережину объяснительную, написанную Кристиной под его диктовку, и сказала:

   – Теперь рассказывайте, как было дело.

   В любом детском коллективе есть дети, которые знают все. Кто из учителей с кем дружит, какого цвета любимая чашка директора, где секретарь оставил свою трость, без которой он не может передвигаться, и прочие подобные важные мелочи. В приозерском интернате таким ребенком был Вася. Поэтому его звали Вася-повсюду и старались учитывать, что он в курсе всего, что происходит в школе. И не делать того, что ему еще рано или не особенно полезно знать. По крайней мере, в школьном крыле. Сейчас Вася-повсюду тоже был в кабинете психолога, как человек, который точно в курсе событий.

   – ПолинЮрьна, – спросил он, – а вы в порядке? Нам едва не жарко, а на вас две шали одна на другой.

   Полина провела рукой по плечу, незаметно скосила глаза к локтю, на котором лежала тонкая пестрая шерстяная ткань. Ну да, так и есть. Песочная с зелеными ветками шаль была на ней с утра, а розовую с оранжевыми бабочками она только что накинула поверх.

   – Нет, дорогой друг, – сказала она, – я не в порядке, но сперва я закончу с этим прекрасным образцом эпистолярного жанра, а только потом буду заниматься собой. Так что давайте быстренько запишем все, что нужно, я отнесу директору и пойду в госпиталь, пока врачи еще не ушли.

   Организовались они после этого действительно за два вдоха. Галдеж прекратился, и за какие-то сорок минут Полина уже перенесла на бумагу стройную версию произошедшего. К сожалению, без причины конфликта. Назвать ее отказался и Олег, подначивший Сережу и едва не доигравшийся. Но в общем инцидент был закрыт. Свидетели пошли по своим делам, второй участник – к своему воспитателю на беседу, а Полина начала собираться к директору.

   Рабочий журнал она сразу положила на стол, но перед выходом надо было сделать еще кое-что. А именно – взять два конверта, написать записку, положить в один, заклеить его, сложить вдвое и положить во второй. Взять открытку, нарисованную своей рукой, чтобы у адресата не было никаких сомнений, написать все данные адресата на обороте, отчеркнуть, написать инструкцию. Положить в конверт к записке, уже лежащей в конверте. И дойти до секретаря Айдиша. Последнее было труднее всего, коридор оказался омерзительно длинным и наполненным сквозняками.

   – Золотко, – улыбнулась она юноше в прихожей, – у меня к тебе странная просьба. Вот конверт, пусть он у тебя побудет, а если что, вскрой его, там все написано.

   Секретарь посмотрел на конверт, потом на нее.

   – Как я пойму, что надо вскрыть, мистрис Полина?

   – Ты не ошибешься, я в тебя верю, – ободрила она его и перешла к текущим задачам. – Директор на месте? Он свободен?

   – Да, доложить? – Юноша убрал конверт в стол и встал.

   – Доложи, пожалуйста, – кивнула она.

   – Досточтимый Айдиш! – окликнул директора секретарь, приоткрыв дверь. – К вам мистрис Бауэр.

   Айдиш вышел в приемную.

   – Полина Юрьевна, что у вас?

   – У меня ничего, – ответила она, – а у детей драка.

   – Подумаешь, проблема. Все целы?

   – Нет, Сережа руку сломал, я его отправила в госпиталь с досточтимой Кайденой. А это его объяснительная. Писала Кристина под его диктовку.

   – Ага, понятно, – кивнул директор. – А это "ничего", которое у вас, оно какие сутки?

   Полина рассеянно пожала плечами:

   – Утром еще нормально было.

   – Ясно. Пойдемте-ка в госпиталь тоже.

   Говоря последнюю фразу, Айдиш одновременно послал Зов Димитри: "Пресветлый князь, если ты не занят, тут с Полиной Юрьевной что-то странное, мы идем к целителям".

   Полину осмотрели, отвели в палату и сказали, что она остается тут до утра, "а потом посмотрим". По ощущениям ей было уже понятно, что одной ночью дело не обойдется. Ни боли в горле, ни насморка она не чувствовала, значит, простуду можно было смело исключать. И по тому, как быстро поднялась температура, расклад выходил весьма живенький для всех причастных. Антибиотиков в крае было... считай, не было вообще. Госпиталь резиденции отлично обходился без них до этого дня, но вот он пришел, тот день, когда сааланские медики не обошлись и необходимого у них нет. "Могут и не успеть, да", – мельком подумала она и немедленно отвлеклась на обстановку. Палата выглядела очень красиво. На постели, застеленной комплектом в розово-зеленую мелкую клетку, лежала зеленая пижама для сна. Ирисы и тростник на стенах колебались, как настоящие. Полина понимала, что, наверное, это не очень хороший признак, но совершенно не беспокоилась. Она была уверена, что уже скоро все будет хорошо. Совсем хорошо. Вот только откуда-то нарисовался князь. Он вошел в палату и спросил:

   – Как тебе это удалось?

   – Ты хочешь рецепт? – усмехнулась в ответ Полина.

   Ей было трудновато поднимать голову, но это даже забавляло: стенки начали качаться гораздо заметнее. На всякий случай она решила опереться на спинку кровати. Не рукой, конечно. Бедром. Деревянный каркас был жутко, адски холодным даже сквозь одежду.

   – Ну, допустим. – Димитри голову слегка наклонил, и эта микрорифма ее тоже развлекла.

   Полина попыталась улыбнуться, но вместо этого поежилась и перекрестила верхнюю шаль на груди. А потом все равно улыбнулась:

   – Для начала найди себе занятие, а лучше два. Или пять. Да, лучше пять.

   Димитри засмеялся:

   – Мой текущий режим не подойдет?

   Полина ответила ему коротким легким смешком:

   – Нет, конечно, у тебя текучка. Ее много, очень много, но она фоновая и относительно равномерная. А занятие – это то, что может сбить равномерное течение фона в любой момент и на сколько угодно.

   – Понятно, – улыбнулся Димитри. – Значит, лучше пять?

   – Да, пять точно хватит. Организуй время без учета собственных физиологических нужд, типа обеда или там мытья головы с последующим высушиванием. Выскочи пару раз на плюс пять и ветер с недосушенными волосами и без завтрака. Ангину гоняй чем придется. Она убежит куда-нибудь, например, в ухо, и какое-то время не будет мешать. А ухо все равно болит в основном ночью.

   Дослушав, до этой фразы, князь улыбаться перестал и стал задумчив.

   – Когда уху надоест болеть, – она снова усмехнулась, – кстати, учти, что это может быть и глаз, но в общем неважно, воспаление все равно стечет по шее в спину, так вот, когда такое случится, молчи об этом, сколько удастся. Когда тебе первый раз заклинит плечи, в лечебных целях поотжимайся, чтобы вернуть подвижность. Хотя бы в позиции со стандартным положением рук, но лучше выпендриться и выполнять отжимания в положении "локти в стороны". И почувствуй результат. Кстати, хорошо подумай, как ты будешь вставать. Я использовала перекат через плечо и затем кувырок назад, но я компактнее.

   У князя непроизвольно начинали подниматься брови. Он даже не заметил этого. Полину порядком знобило, но она старалась не подавать вида и, посмеиваясь, продолжала свой скетч:

   – Результат лечи, чем найдешь. Режим не меняй. Все это время, и после того недели две, ходи в более легкой куртке, чем надо бы. Подсушивай нос и гоняй ангину, но не сильно, подручными средствами типа чая с лимоном и полоскания солью. Теплую куртку можно достать после трех дней устойчивой и не проходящей даже ночью головной боли. Я вообще обошлась шалью под кожанку. Походи еще два-три дня по дождю с ветром в мокрых башмаках. Обувь не суши.

   Выражение лица Димитри было бесценно. Полина еще никогда не видела у него такого взгляда. Даже в мае. Даже в апреле, когда Алиса выдернула его в камеру "Крестов" меньше чем за час до полуночи.

   – Как только обнаружишь, что попытка сложить два с тремя дает стаю лиловых бабочек или какой-то другой сюр, доставай градусник. Если подручными средствами привести показания градусника к нормальным не удастся – можно идти сдаваться. Можно не сдаваться, тогда тебя сюда приведут, как меня. Детей напугать так, как мне удалось, у тебя вряд ли получится, госпиталь в одном здании с аристократией, зато гвардейцев впечатлить можно. Тоже неплохо.

   Димитри покачал головой и сделал кистями рук жест, выражающий удивление.

   – Полина, я так привык видеть в тебе равную, что не думал, что именно с тобой может быть... вот так.

   – Ну а чего ты ждал? Я тебе не ты, у меня запас прочности ограниченный. – Она наконец села на постель, сразу подобрала под себя зябнущие ноги и начала растирать ладони.

   – Так ты знала, что это случится, – и все равно все это делала? – уточнил князь.

   Полина еще плотнее завернулась в шаль и укрыла одним ее концом ноги, а второй прижала к животу.

   – Я не понимаю, почему бы мне не следовало все это делать. А знать... ну как знала... скорее, понимала, что не обойдется, и предполагала объем последствий, но формат, конечно, не предвидела.

   – Что именно не обойдется? – мягко спросил Димитри. – Такое количество небрежностей с собой подряд?

   – Тебе с самого начала? – усмехнулась она. – Или нет, давай-ка я начну с конца. Этой весной меня сначала выдернули из моей, между прочим, жизни, как бы она ни выглядела, и поместили в тюрьму. Там мне три недели морочили голову, пытаясь вынуть признание в умысле на то, чего я не имела в виду, и назначая моим действиям отсутствующие в них смыслы. Это, знаешь ли, раздражает. После этого мне предоставили пять дней на примириться с мыслью о смерти, но умереть не дали, а вместо этого привезли черт знает куда и всунули полные руки работы на невнятных условиях. Озадачиваться в этих условиях ежедневным комфортом как-то странно, согласись? Опустим уж то, что ты назвал "отпуском" в мае. Для тебя оно, возможно, так и было, но мне виделось совершенно иначе. Кэл-Алар – прекрасное место, но я в полной мере не смогла оценить, извини, была занята, ждала решения по своей ситуации. Кроме того, мне не нравится бросать свою квартиру и переселяться под надзор в административный комплекс, называй его хоть замком, хоть дворцом. Я могу допустить, что это цена моих убеждений, но мне же продолжают в глаза врать другое. А держать покерфейс, когда тебе врут в лицо – тоже нагрузка. И еще одна мелочь: я вообще-то не согласна жить без цветов. То, что цветы в моей квартире умерли, потому что в квартиру три недели никому нельзя было зайти, чтобы их полить, мне тоже не нравится. Как и разбитая во время обыска гитара. Одежда... – Полина попыталась пожать плечами, покачнулась на постели и оперлась рукой о кровать. – Черт бы с ней, хотя шелковое платье с пошивом – недешевое удовольствие, а приличного белья в крае теперь вообще не достать. Но с мая мне представилось только два случая об этом пожалеть, так что считаем некритичным.

   Димитри мрачно молчал. Сказать ему было совершенно нечего. По меркам саалан погубить чужой сад было поступком не подсудным, но по-человечески омерзительным, и найдя себя причастным к этому, пусть и косвенно, он совсем не был рад. За порчу музыкального инструмента на Кэл-Алар виновный имел бы в зубы раз-другой, но тут не Острова, и это теперь ничем не поможет. Ткань на платье, как и швею, князь мог найти без проблем, но по этикету, хоть местному, хоть имперскому, он был не настолько в близких отношениях с этой женщиной, чтобы такой подарок был уместен. Не говоря уже о белье. И счет, который она оглашала, еще не был завершен.

   – Кстати, я еще друзей не люблю терять, особенно со скоростью три-пять человек в год. Я понимаю, что у нас уже возраст и что условия в городе не сахар, но у них всех еще был запас на пожить, честное слово.

   Князь молча смотрел в омерзительно чистый пол. Никаких поводов для претензий к стюардам и санитарам на нем не было видно.

   – Мне была совершенно не близка идея отдавать сделанный под мои личные интересы маленький сайт. Я не порадовалась, когда из него пришлось растить огромный портал с тучей неприятной и ненужной мне фигни, очень нужной другим людям. Сейчас речь пойдет еще и о том, что этот портал придется отдавать.

   Димитри поднял голову и недоуменно посмотрел на Полину.

   – Почему отдавать? И главное, кому и зачем? Это твое торговое дело, ты его придумала и создала.

   – Кому-нибудь толковому. После того, как меня вам слили, я уже не хозяйка, а так, – она мимолетно поморщилась и небрежно шевельнула плечом под шалью, – место занять. Если я останусь владелицей, все начнет сыпаться к чертям очень быстро, быстрее, чем твои люди успеют создать нормальную замену, а там ведь вообще все, от косметики до транспортных услуг. Эту громаду делить-то, если нормально формировать сегменты, полгода, не меньше. А вариантов не осталось, обратно в маленький хорошенький сайтик с нитками и спицами портал уже не свернешь. Людей, которые меня вам сдали, я понимаю. С деловой точки зрения. Из-за своей политической позиции я упускала не меньше половины возможной прибыли от портала. Отобрать и использовать по назначению такой бизнес руки чесались у очень многих, странно, что рискнувших было всего трое. Но это не отменяет того, что от портала, созданного моими руками, меня с души воротит уже полтора месяца. Со дня разговора с графом да Айгитом на эту тему.

   Димитри вздохнул:

   – Продолжай, пожалуйста.

   Полина кивнула, не переставая растирать мерзнущие руки:

   – Я продолжаю, продолжаю. Мне неприятно делать политические заявления, используя для этого любимые сказки и песни. Мне совершенно не нравится жить в городе, в котором мне вместо музеев предлагают смотреть на виселицы, а вместо цирка – на танцы монахов на площади, довольно скучные, кстати.

   Димитри осмотрел палату снова. Совершенно не к чему придраться, вот ведь досада.

   – Да, я уже догадался. Но по тебе не было видно, насколько тебе все это тяжело. До этого дня я даже не подозревал...

   Полина засмеялась, зябко поводя плечами:

   – Так я и показала, что мне тяжело, после всего перечисленного, ага, конечно.

   Глядя на доски отвратительно чистого пола, Димитри задал вопрос:

   – Ты по-прежнему называешь свое поведение дружеским?

   Она наконец заметила, что мерзнет, и завернулась в плед, висевший на спинке кровати. На скулах у нее цвели алые пятна, глаза блестели, рот обсох и начинал трескаться.

   – Оно, вообще-то, было дружеским с мая. Заметь, что я по своей инициативе показала Айдару то, обо что вы сто пудов расшиблись бы в фарш этой осенью. Не считая уже прочего. Будет желание, сам посчитаешь, я не стану.

   Лучше бы это была оплеуха. Конечно, он посчитает. Например, чтобы знать, во что ей обошлось его "авось обойдется".

   – Как ты думаешь, ты выживешь?

   – Понятия не имею, – усмехнулась Полина. – Теоретически не должна, антибиотиков тут нет. Но в принципе могу и выжить, если не повезет.

   – А если я тебя попрошу меня не бросать? – спросил князь, глядя в пол.

   – А что я теперь-то сделаю? – она пожала плечами. – Все уже случилось. Я тебе не могу даже обещать, что завтра не буду ловить чертей по всей этой комнате.

   Димитри вздохнул.

   – Чего ты хочешь сейчас?

   – Хочу я сдохнуть или хотя бы в обморок, – ответила она. – А просить буду совсем другое. Ноут и вайфай. Впрочем, подойдет и коммуникатор, мой в комнате остался.

   – Зачем? – удивился князь.

   – Я сегодня должна была выйти в сеть хоть с чем-нибудь. И если не выйду... – она не договорила и перешла сразу к выводам. – Тебе повторение мая не вперлось сейчас никуда. Написав хоть пару фраз, я тебе обеспечиваю люфт до десяти дней по крайней мере с этим. А теперь скажи кому-нибудь, чтобы мне принесли ноут или дали комм, и не мешай мне прикрывать тебе спину. У меня на это не так много времени осталось.

   О том, что Полина в госпитале, я узнала после обеда. И сразу выпросилась у Сержанта на полчасика, спросить, не надо ли ей чего-нибудь такого, что она может забыть попросить у медсестер и целителей. Он отпустил вообще без разговоров, сказал передавать пожелания выздоровления и разве что не придал ускорение коленом. В госпитале тоже ко мне не было никаких вопросов ни у дежурных гвардейцев у входа, хотя это был день гвардии да Айгита, ни у постового медбрата, ни у Эрие, которая, поздоровавшись, сразу указала мне нужную палату. Полину отправили в школьную часть госпиталя, что, вообще-то, было логично. Топая по веселенькому коридору мимо нарисованных на стенах щенят, котят, утят и прочего позитивного антуража, я смотрела на номера на дверях и едва не пропустила нужную, потому что она была полуоткрыта. Из нее как раз выходил пресветлый князь. Я остановилась, прижала к груди кулак, открыла было рот для приветствия – и перестала дышать от неожиданности. Потому что он меня обнял. Стоя в его руках и думая, что это нафиг значит и что мне теперь делать, я и не заметила, что не дышу, пока он не заговорил. А когда заговорил, заметила. И порадовалась, потому что от его слов поперхнуться воздухом вообще ничего не стоило.

   – Бедные мы с тобой оба, Алиса, – сказал он. И не успела я вдохнуть, как он продолжил. – Сейчас она нас бросит и уйдет, а мы с тобой останемся тут, совсем одинокие в печали навсегда.

   Услышав это, я моргнула. Потом выдохнула и все-таки вдохнула. Это куда же можно уйти из госпиталя, тем более надзорному осужденному? И почему князя это настолько беспокоит? Я успела задаться вопросом, а кто мы обе ему, если он сказал такое, когда он наконец отпустил меня, с усилием улыбнулся, сказал, что пойдет пытаться сделать с этим всем что-нибудь, и ушел. Я с минуту постояла, глядя ему вслед и моргая, потом открыла дверь палаты и вошла.

   Палата была на одного. Полина сидела на постели, еще одетая. Но выглядела она не очень, даже от дверей.

   – Привет, ты как?

   – О, привет, ты очень кстати – обрадовалась она. – Дай мне твой комм ненадолго. Потом перегрузишь, мне в сеть очень надо.

   – Тебе же сейчас принесут, – обалдела я.

   – Не успеют, – отмахнулась она. – Дай мне комм, будь добра.

   Я автоматически протянула ей комм. Она действительно очень быстро вбила пароль, написала в блоге несколько фраз, тихонько чертыхаясь, так же быстро сбросила пароли и отдала мне комм:

   – Перегрузи при мне, пожалуйста, чтобы я видела.

   Я послушно отключила питание и вынула аккумулятор.

   – Что, все серьезно?

   – Ага, – кивнула она одними глазами. – На всякий случай, Алиса. Запомни, что ты очень большая молодец. И все делала и делаешь правильно. Ты обязательно справишься. Просто помни это. Теперь давай лапу, вот так. И прости меня, на сегодня я точно уже не собеседник.

   Я пожала ее раскаленную ладонь и вышла из палаты, расстроенная и растерянная. В коридоре перезапустила комм, открыла ее блог и прочитала:

   «Извините, поста сегодня и в ближайшие дни не будет. Чуть позже расскажу вам о чудесах сааланских медицинских технологий, поскольку из-за собственного разгильдяйства имею возможность попробовать их все на себе».