Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 69 страниц)
– Ты пошла за ним, и что было дальше? – мягко спросила Хайшен.
– Ничего не было, – сказала я. И, подумав, уточнила. – Я его попыталась разбудить, он не просыпался, и тогда я взяла его и потащила, а когда к проезжей части подошла, почувствовала, что он совсем обмяк и не шевелится. Испугалась, огорчилась, заплакала, донесла, положила... – рассказывая это, я чувствовала себя все глупее с каждым словом и, наконец закончив, виновато посмотрела на Хайшен. – Вроде все, так-то. – Сказав это, я спохватилась, догадавшись, что раз этим ночь не кончилось, надо рассказывать дальше. И продолжила. – Ну то есть не все. Я его положила, подошел Серг, помочь, я увидела, что он-то живой, и опять заплакала, от радости, что это не с ним беда.
– Ты дружишь с ним? – спросила досточтимая.
– Да так не особо, – я пожала плечами, отвечая. – Сослуживец как сослуживец. Наше подразделение.
Она как-то особенно внимательно взглянула на меня.
– А если бы это был кто-то другой? Дена или Лаир, или Исоль?
– Исоль с места не ушла бы даже в обмороке, – возразила я. – Да и Дена, наверное, тоже.
– Попробуй представить, – Хайшен улыбнулась, и я поняла, что она не отстанет с этим.
– Ну, я думаю, что сделала бы так же, – выдавила я наконец. – Это же нормально – не дать оборотням сожрать своего, даже если он уже мертвый.
– Хорошо, – она кивнула. – Теперь попробуй представить, что ты сразу знала, что это боец из подразделения Магды. Что тогда?
– А в чем разница? – я уставилась на нее, не понимая. – Что там, не люди, что ли? Их, типа, можно жрать оборотням или меньше жалко?
– Ты точно так же переживала бы за него?
– Ну, – признала я, – наверное, все-таки поменьше. Их-то я не так хорошо знаю. Но пошла бы за ним все равно.
– Хорошо, – сказала она снова. – Подумай над этим пока, потом продолжим. Сегодня я хотела поговорить с тобой и о другом.
– Давай о другом, – повеселела я. Вспоминать ту ночь было неприятно.
Дальше разговор пошел на более смешную тему, хотя тоже довольно неловкую. Хайшен, читая протоколы обысков в моей квартире и у родителей в девятнадцатом году, сравнила их с докладом Дейвина об осмотре моей норы сразу после ареста и нашла всюду калоши, в которых я возила домовых в дом. И стала спрашивать, зачем мне одинокая калоша в каждом жилище и почему ни одна из них не была выброшена. Врать ей было глупо и бессмысленно, а говорить правду стыдно, поэтому я покраснела до ушей, когда отвечала.
– Это для домового саночки.
– Домовой не сам заводится в доме? – спросила она, и я поняла, что она, кажется, что-то уже знает.
– Ну... нет, – окончательно смутилась я. – Его позвать надо, а если из другого дома забираешь, то привезти.
– Расскажи, как ты это делала, – предложила она.
– Знаешь, это выглядит довольно глупо, – сказала я, – но...
Мне было дико стыдно это произносить, поэтому я снова пожала плечами, чтобы не запнуться и не замолчать.
– В общем, я брала калошу, шла с ней в заброшенный дом, совала руку с калошей под кухонную плиту или за печку и говорила: "Домовой, пошли домой". Когда калоша потяжелеет в руке, можно убирать ее в сумку и ехать домой. Дома вынуть и поставить под плиту или в кухне под раковину. – Договорив, я потрогала тыльной стороной руки щеку. Лицо горело, как от оплеухи.
– Так делала только ты? – мягко спросила Хайшен.
– Нет, не только я. Так многие здесь делают.
От ее участливого тона было совсем не по себе, я выглядела как дефективная деточка и ничего не могла с этим сделать.
– Твои родители тоже так делали?
– Они вообще ничего не умеют. Я у бабушек на рынке подслушала, а потом сверила в нескольких книгах, и сошлось, есть такая практика.
Я уже думала, что она меня отпустит, но тут она задала свой обычный вопрос.
– Что ты чувствуешь сейчас?
– Мне стыдно, – выдавила я и разревелась.
Она подождала, пока я успокоюсь и допью предложенную воду, и продолжила издеваться:
– Что именно стало причиной твоего стыда?
Это надо было сказать. Словами. Вслух. Или признаться, что не могу сказать. Выбор, если честно, выходил так себе. И я решила, что лучше сказать, потому что если отказаться, не факт, что она не скажет "попробуем позже", как князь когда-то.
– Я помню, что была магом. Для мага заниматься этой ерундой... ну... детство и позор.
– Недопустимая слабость? – предложила она свою версию.
– Ну типа, – согласилась я.
– Но что-то все-таки заставляло тебя это делать, – заметила она, не отводя от меня взгляд.
– Понимаешь, – я ерзнула на стуле, – я как представлю их там, в расселенках, – вздох получился довольно хриплым и громким, но надо было договаривать, – одиночество это, оседающая пыль и ни души рядом... Вот я и возвращалась за ними. Они же в квартире места не занимают, а с ними правда лучше.
– У тебя есть слова, чтобы назвать то, что ты делала? – спросила настоятельница.
– Дурь несусветная, – пожав плечами, ответила я.
– Подумай над этим снова, – сказала она. И закончила. – Продолжим через неделю.
Я пошла в казарму озадаченная и расстроенная. Никогда я не была ни нормальным магом, ни нормальным человеком. Видимо, и пытаться не стоило. До откровенной лжи на конфиденции все-таки удалось не опуститься, потому что были и разговоры теток на рынке, где я любила покупать творог и овощи, и этнографические справочники, собранные для отчетов в Созвездие. Но разговор с тетей Лидой был все-таки до них. Она рассказывала и как позаботиться о домовом, если надолго уезжаешь, и что делать с ее собственным невидимым зверинцем, когда, как она говорила, "если со мной вдруг что", как будто этого "вдруг что" могло не случиться... Просто ее уже не было в живых, а заикнись я об этом на конфиденции, меня бы трясли уже не тут, а за звездами, и не так нежно, как князь зимой. А если все-таки докопаются, – а в Хайшен я верила в этом смысле, – можно всегда сказать, что забыла.
Отпустив Алису, Хайшен вернулась в свои апартаменты и задумалась. Прочитав первые две истории из толстого тома, унесенного от Айдиша, и в первом приближении осознав размер проблем в Приуралье, она, разумеется, опросила перед разговором с девушкой всех доступных местных, интересуясь сведениями о похожих явлениях в крае. Но кроме невнятных упоминаний о белой гадюке с красным гребнем вдоль всей спины, ей рассказывали только о странных явлениях на местах боев и массовых смертей. Остальное жителей края не пугало и даже не озадачивало. Да, они поголовно верили в домовых и леших, уверяли, что старое божество – баба-яга – живет где-то на севере края и одновременно на юге Московии, если не постоянно, то иногда-то точно, хотя основной дом у нее, конечно же, не здесь, а в более теплых местах. И были глубоко убеждены в том, что «лесной народец» и сам может позаботиться о части лесных массивов не хуже Охотников и защитить от оборотней не только лес, но и граничащие с ним селения. При этом от «лесного народца» своих павших героев эти люди не отличали. Но в общем Айдиш был, похоже, недалек от истины, заявляя, что по сравнению с Приуральем или другими землями здесь очень тихо и безопасно. Могло быть. Если бы не следы той давней войны. За пределами этого края у саалан просто не было шансов закрепиться. Хайшен очень не хотела признавать сложившуюся в крае обстановку стечением неудачных обстоятельств. Но еще хуже для нее выглядела мысль о том, что вот это и есть удача, и никаких более благоприятных вариантов этот мир не мог предоставить империи Белого Ветра за их неимением. Это выглядело как последствия ошибки, и ошибку следовало найти.
Размышления Ранды были горькими и трудными. По причине ее ли собственных ошибок, дурного ли стечения обстоятельств или причудливой игры Потока, Макс Асани дал клятву верности сааланскому князю Димитри. Одним этим поступком он оставил Драконье Гнездо без специалиста, каких на все Созвездие были считаные единицы, бросил тень на репутацию своего Дома и своего отца и принца, как будто было мало всего, что обеспечили промахи и неудачи Алисы, поставил под сомнение корректность работы миссии и создал угрозу продолжению ее работы. Разумеется, докладывать об этом надо было немедленно. Но если миссию отзовут целиком, люди края останутся без жизненно необходимого лекарства, а потерянные ими культурные ценности так никогда и не будут восстановлены. Димитри, конечно, совсем не худший представитель своего народа и тем более своего времени, но он все-таки сааланец до кончиков волос и, разумеется, не видит проблемы в произошедшем. Он обаятелен, честен со своими людьми и заинтересован в их благополучии, его требования понятны и прозрачны, поэтому люди приходят к нему и остаются рядом с ним, разделяя его цели и его судьбу, какой бы она ни была. А поскольку он человек своего мира и времени, судьба его людей ведет их тропами того мира и той жизни, которую Димитри может им предложить. Это понимал каждый участник миссии, и, замечая в себе симпатию к наместнику больше обычного, любой из Саэхен брал паузу в работе и шел домой отдыхать.
Но Макс! Успешный наблюдатель, гениальный разработчик, честный и храбрый исследователь... Как он мог попасть под влияние Димитри? Или дело не в князе саалан, а в его подруге детства, и даже ее немыслимые поступки не открыли ему глаза на то, что она никогда не была и не сможет стать сайхом? Связь, которую Макс нечаянно установил с Алисой, когда они оба были еще детьми, оказалась слишком прочной и не лучшим образом повлияла на решения, принимаемые каждым из них.
Ранда вздыхала, ходила по комнате, выходила прогуляться в городской сквер, снова возвращалась в дом. Наконец, она решилась и взялась за составление доклада.
Макс в это время был занят нудной и монотонной, но очень важной работой: он копировал содержимое своего чарра в кристаллы из запасов князя и Асаны да Сиалан, и полка в его апартаментах заполнялась все плотнее. Он понимал, что совету Созвездия рано или поздно станет известно о его решении и что изгнание из Дома и Созвездия после его поступка неизбежно, но не считал это поводом бросать исследование. Он начал его еще там, за звездами, в чужом мире, догорающем в чужой гражданской войне, и надеялся принести отцу как достойный вклад Дома в жизнь и будущее Созвездия. Обсудив тему исследования с Димитри в тот вечер и получив разрешение князя продолжать работу, Макс решил на всякий случай скопировать данные, потому что отец, по праву принца Дома, вполне мог изъять у него чарр, да и совет Созвездия мог воспользоваться своими полномочиями с тем же результатом. Не то чтобы чарр после этого совсем нельзя будет получить назад, но это будет сложнее, чем добыть из хранилища чарр Алисы. А данные исследования нужны каждый день, если продолжать работу. И весь сентябрь Макс сидел с утра до ночи в свободной лаборатории то с Дарной, то с Гьюром, молодым магом из команды Дейвина, и переносил данные в камни. Так что членам миссии Саэхен могло показаться, что его и в крае нет. А он просто был очень занят: пытался успеть сделать необходимое до того, как произойдет неизбежное. На его счастье, Ранда ушла с докладом в Созвездие только двадцатого сентября по счету Озерного края.
Отец Серафим зашел проведать «своих язычников» на шестой день после того, как забрал их с лобного места, он пришелся как раз на осенний солнцеворот. Они все еще не общались между собой, но каждый прилепился к какому-то своему делу и истово его исполнял. Один мел двор, второй убирал мастерские, третья работала в прачечной при гостиницах, одного священник на другой же день забрал в храм в Рыбацком, чтобы там была хотя бы одна живая душа, и парень был там за все и честно делал то, о чем отец Серафим просил его. А златовласый грешник с лицом ангела так и остался при трапезной мыть, убирать, уносить и протирать. Там священник и нашел его. Выглядел грешник неплохо, смотрел ясно, был опрятен и спокоен. Но самым радостным было то, что он задавал вопросы, указывающие, что он как-то понимает произошедшее с ним и движется в верную сторону.
– Кто такой вообще Иисус? – спросил он. – И как правильно произносить его имя, когда я его встречу?
– Иисус, – ответил священник, – Господь наш, Сын Божий, рожденный от Духа Свята и Марии Девы, рожденный, несотворенный, единосущный Отцу, имже вся быша, нашего ради спасения человек и ради нас распятый при Понтийстем Пилате, и страдавший, и погребенный, и воскресший в третий день по Писанию, и грядущий со славою судити живым и мертвым, Егоже Царствию не будет конца.
Глядя в озадаченное лицо парня, отец Серафим терпеливо улыбнулся и разъяснил:
– Господь наш родился у смертной женщины от Святого Духа, и был он одновременно и Бог, и Человек. Потому что Бог Отец послал своего Сына, через Духа Святого, как через ипостась, чтоб родился такой, как мы, и показал, как жить без греха. А то никак у людей не получалось без этого. А чтобы правильно произнести Его имя, скажи: "Господи, помилуй мя грешнаго".
– Почему помилуй? – удивился грешник. – Меня ведь уже казнили.
– Потому что казнь – это казнь, по-русски "наказание", – объяснил святой отец. – Наказание разное бывает. Тебе такое. Но ты еще жив, и душа твоя жива. У Бога все живы.
– Душа? – озадачился язычник. – Что такое душа?
– Это то, что Бог всем людям дал, – ответил священник. – И тебе тоже. Это такая часть, которую Господь дает всем при рождении. У нее нет формы. Это сущность живая, простая и бестелесная. Невидимая по своей природе телесными очами. Бессмертная, одаренная разумом и умом, не имеющая определенной фигуры.
– Я совсем не могу ее видеть? – уточнил сааланец.
– Нет, – подтвердил отец Серафим, – но она все равно у тебя есть. Она действует при помощи органического тела и сообщает ему жизнь, возрастание, чувство и силу рождения. Ум принадлежит душе не как что-либо другое, отличное от нее, но как чистейшая часть ее самой. Что глаз в теле, то и ум в душе.
– Душа – это я сам? – предположил язычник – и не угадал.
– Нет, не ты сам, но самое ценное в тебе. Душа есть твоя свобода, обладающая способностью хотеть и действовать. Через ее наличие тебе доступны изменения посредством твоей воли, как любому сотворенному существу.
– Меня не могли так создать, – парень покачал головой с сомнением. – Я пришел сюда из-за звезд. Почему ты знаешь, что во мне это тоже есть, эта душа?
– Откуда мы знаем, что всем дали? Вот откуда: "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою", – процитировал священник. – Это из Книги Бытия, потом прочтешь и сам. Господь нам явился в самом беззащитном виде – младенцем, в бедной семье, в хлеву с животными, и даже там его узнали и пришли поклониться, кто как. Пастухи – по-своему, маги – с подарками, животные и птицы – сами, и ангелы тоже там были. И родители, потому что мама Иисуса была замужем, и ее муж Иисуса принял, хотя он не был его ребенком. А вот имя у него не одно было, а в течение жизни было разным.
Никто задумался, слушая. И решил, что если этот бог, который человек, послал такого славного дядьку забрать казненного в место, где ему, комку позора, дали хлеб, кров и дело просто так, ни за что, то может быть, если хорошо попросить, имя тут тоже дадут. Но получалось, что просить надо Иисуса Христа, бога, который человек, а он умер, и где его теперь искать, все равно непонятно. Отец Серафим тем временем продолжал объяснять:
– Потому что Бог все создал. И вас тоже. Творца неба и земли, видимого и невидимого мы славим и веруем в Него. У вас за звездами тоже земля, созданная Богом. Так что зови его Господи, Отче.
– Господин и отец сразу? – Никто удивился. – Разве так может быть? Господину присягают, а отец... тут иначе, но там, откуда я пришел, отец не всегда что-то значит в жизни человека.
– И у нас так, – кивнул священник. – Но Бог еще и Любовь. Он Господин, но любящий, Отец строгий, но любящий.
– И поэтому он послал тебя забрать меня с места казни? – Никто, кажется, начал понимать, что ему делать.
– Он показал мне тебя, а до того оставил заповеди, как надо поступать. Как должно поступать священнику и служителю, как увидеть страждущего и как с этим быть. Я выполнял Его волю, но сам он со мной в этот момент не говорил. Он с тобой говорил так. Чтобы ты понял, что ты не один больше.
Это было так прекрасно, что Никто едва не заплакал, но сомнение укусило его за загривок.
– Но как он мог это сделать, ведь ты сказал, что он страдал и умер?
– Так Он и воскрес, – терпеливо пояснил священник. – Сошел в ад и воскрес, и для христиан теперь точно известно – нет смерти. Мы на Пасху так и петь будем: "Смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав". Живот – это жизнь.
– Нет смерти? Ты не умрешь? Как дворяне саалан? Как наместник? – Никто растерялся и снова запутался.
Отец Серафим не знал, как принято не умирать у сааланской знати. И не был уверен, что ему хочется погружаться в эти странные материи. В конце концов, сааланцы этого парня выкинули в помойку, и их обычай ему уже никогда не пригодится, судя по словам наместника в новостях.
– Не так, – сказал он. – Но не умру. Нам всем будет суд сначала, и Иисус спросит и живых, и мертвых, и мертвые воскреснут. – Видя напряженный и сосредоточенный взгляд парня, он пытался говорить просто. Бедняге и так было трудно.
– А когда это будет? – уточнил Никто.
– Мы не знаем срока, когда, – улыбнулся отец Серафим. – Приходили разные люди и говорили, что вот тогда или тогда, но ты ни за что не пропустишь.
– Суд будет, но срок еще не назначен, так? – Никто окончательно запутался.
– Да, срок не назначен, – подтвердил священник.
– Но если срок не назначен, а суд точно будет, то какой в нем смысл? Ведь на таком суде виновных не будет, если только не скрыть правила. Вот если бы я знал ваши законы, я ни за что не стал бы делать то, что сделал. А не зная, конечно, провинился.
– Чтобы ты сам мог найти, в чем неправ, и исправить себя. Это не поздно сделать никогда. А правила – они называются заповеди – есть, никто их не скрывает. Сначала учат простые, их десять. А потом уже разъясняют, что Иисус рассказывал, как жить. Он и добавил самую главную заповедь, что надо любить друг друга. Правила важны, но любовь еще более важна.
– То есть Иисус хочет, чтобы на суде виноватых не было вовсе? – язычник даже не заметил, что его брови сведены в мучительном усилии мысли, а глаза сощурены. – Он хочет, чтобы все были правы?
– Иисус хочет этого, правда,– снова улыбнулся отец Серафим. – Ради этого он даже исправить тебя может. Но только когда ты сам захочешь последовать за ним. Иисус милосерден, но в тебе есть своя воля, ты можешь пойти к нему, а можешь от него. Когда ты отходишь от Иисуса, ты грешишь, когда идешь к нему – он тебя очищает от греха, исправляет тебя, это настоящее чудо.
– А что такое грех? – Никто протер лицо руками. Все это было очень, очень сложно. Но это был его единственный шанс на имя и новую жизнь. И он пытался понять снова.
– Это когда ты отходишь от Бога, – ответил ему священник.
– Что значит отойти от бога? – понятнее не стало, решил Никто, но это не повод перестать.
– Идешь по своей воле и только, никак не спрашиваешь, не просишь направить и помочь.
– Разве это плохо? – Никто чувствовал в голове мысль, которой пока не было пути.
– Ты отходишь от Бога. И сам выбираешь путь от Него, а путь от Бога – в ад и в мучения.
Никто решил, что на этот раз хватит.Кроме безымянного преступника, у этого доброго старика есть целый список дел, он и так потратил на разговор немало времени.
– Благодарю тебя. Я буду думать, потом спрошу снова, можно?
– Можно, – улыбнулся отец Серафим и опять погладил его по голове. Отрастающие волосы смешно зашуршали под рукой.
Священник ушел. Но через час пришел снова и принес книгу. Книга была невелика размером, в красной с золотым узором обложке, и в середине узора был вытиснен большой золотой крест.
– Это тебе, – сказал он, подавая книгу. – Тебя как зовут-то?
– Никак не зовут, – ответил Никто. – Я потерял имя там, на площади.
– Понятно. Ну, Господь даст, разберешься и с именем, – вздохнул священник. И ушел.
Никто посмотрел ему вслед, отложил книгу в надежное место и принялся за работу.
До архива Дейвин так и не добрался. Его прямо в коридоре выцепил Данила и пожелал с ним объясниться за семнадцатое число. Дейвин с трех шагов понял, что сейчас будет грязно и, возможно, громко. Граф отлично знал, что менталист он никакой, особенно если сравнивать с князем. К тому же он еще ощущал последствия субботнего подвига в виде перевозки в коневозе нервного и подозрительного животного. Болида пришлось всю дорогу контролировать и развлекать, поддерживая в нем доверие и оптимизм к дороге, к новым запахам, к самой идее коневоза, к незнакомым людям и новому месту. А да Айгит совсем не был менталистом и вымотался до искр из глаз.
Видя неизбежность конфликта, он вяло подумал о том, что можно бы взять контроль над сознанием уставшего и задерганного коллеги и попытаться договориться цивилизованно, но мысль была так неприятна, что граф мысленно махнул рукой и решил – пьевра с ним. Пусть орет. Когда Данила подошел к нему и произнес свое обычное: "Дэн, на пару слов", – граф поморщился и ответил: "По крайней мере, не в коридоре, Данила".
Глава следственного отдела столицы края пожал плечами и кивнул в сторону кабинета. Дейвин молча направился в сторону двери. Данила, открыв замок, бросил:
– Заходи, располагайся.
Дейвин молча прошел и занял место у его стола.
– Данила, я тебя очень внимательно слушаю, – мягко произнес он.
Полицейский сел напротив, поставил локти на стол, сжал правый кулак, обхватил его левой ладонью, поставил на эту конструкцию подбородок и с тоской спросил:
– Вот ты мне можешь объяснить, на черта вы это все сделали? На кой вам такое усиление криминала в городе?
– Данила, – поморщился граф, – преступность была, есть и будет всегда и всюду, где есть люди. Не бывает идеально чистого общества. Разве что сайхи, но и у них вот Медуница нашлась.
– Ты мне мораль не читай, – хмыкнул офицер. – Дополнительный бардак разводить было вовсе не обязательно.
– Почему он дополнительный? – удивился Дейвин. – Естественный процесс, ты же сам объяснял. Сопротивление, которое контролировало территорию, отчасти ликвидировано, отчасти выведено из игры – и вот, пришли другие люди с другими интересами. Честно говоря, я предпочел бы первых, но вы так убедительно говорили, что они хуже... – граф да Айгит пожал плечами с безразличным видом, понимая, что разговор катится к скандалу.
Так и вышло. После напоминания о позиции, которой полиция придерживалась в предшествующие годы, Данилу сорвало, и он, шлепнув ладонями по столешнице, сорвался на крик.
– Дэн, ты двоих ваших в рабство бандитам сдал, ты это понимаешь или нет?
– А что мне надо было делать, скажи? – рявкнул в ответ граф. – Брать их на поруки или отдавать в рабство вам? Как это называется? Лишение свободы? Ты уверен, что они бы при виде этой перспективы не удавились на собственных косах? Уже не говоря о том, что и то и другое противозаконно.
Некоторое время оба молчали и глядели мимо друг друга.
– Да провались он, ваш закон, – процедил Данила. – Благодаря этим законным решениям мы имеем в городе криминальную группу, усиленную двумя вашими, которым от своих благодетелей некуда идти, понимаешь расклад? Ты этого для них хотел?
– Данила, их с точки зрения нашего закона и морали больше не существует, не забывай, пожалуйста, – несколько напряженно заметил граф.
– И что? – ядовито бросил офицер. – От этого проблем с ними будет меньше?
– Когда будут проблемы, тогда и решим, – пожал плечами Дейвин. – Найдем и ликвидируем, что ты деточку-то собой строишь.
Офицер нехорошо прищурился:
– Дэн, они вообще-то тоже люди, ты не забыл?
– Людьми они были до того, как начали лгать, совершать подлоги и воровать, – отрезал граф.
Полицейский, привстав, наклонился через столешницу и прошипел в лицо магу:
– Вот это вот ваше неси к себе домой и оставь там, понял? Преступник все равно человек, ясно тебе?
Дейвина неожиданно обожгло изнутри стыдом. Услышать от человека Нового мира, да еще и простого сословия, то, что обычно он слышал на конфиденции от аристократов по рождению, хоть и принесших клятвы Академии, было неожиданно. Любой дворянин и маг саалан знал эти требования, но относился к ним как к недостижимому идеалу, который нужно помнить, но вовсе не обязательно соблюдать, если нет на это сил, и вот – ему говорит это человек, который не просто думает так, но и сам поступает, и хочет, чтобы Дейвин тоже так поступал. Он вздохнул.
– Да. Ты прав, конечно. Я попробую что-нибудь сделать с этим, но не могу обещать. Для того, чтобы искать человека, пользующегося нашими технологиями, нужен другой такой же, а у нас ни одного свободного. Но как только будет хоть кто-то, я организую поиски. И сам приму участие, когда у меня будет хоть один выходной. Но боюсь, Данила, не в этом месяце. Кстати, – граф опустил руку в привесной карман эннара, достал небольшую металлическую пластину круглой формы, похожую на крупную монету и подвинул по столу к собеседнику.
– Что это? – Данила с подозрением покосился на предмет.
– Приглашение на осенний праздник. Письмо с приглашением на прием в Адмиралтействе получишь обычным порядком, а это, – Дейвин улыбнулся, быстро припоминая слово, – входной билет на праздник в Приозерской резиденции. Приезжай, князь приглашает.
– Когда? – спросил Данила, разглядывая княжескую марку.
– Ближайшая суббота после солнцеворота, солнцеворот сегодня, и на календаре четверг, значит, двадцать пятое число, – ответил граф, активировал портал и ушел в Приозерск. Местных с их загадочными нравами ему хватило.
Праздник был довольно тихий, за столами князя давно не было столько пустых мест, и первый раз такое случилось в Новом мире. Всего одна ночь унесла восемь магов и почти два десятка Охотников и гвардейцев. А предыдущее лето покрыло позором еще больше людей, чем унесла та ночь. Данила пришел, конечно. Был и Иван, и еще трое местных коллег графа да Айгита. Звездой вечера стала Ксения Кучерова, все поздравляли ее с открытием персональной выставки и зачислением на заочное отделение Мухинского училища. Ксюшу расспрашивали и о планах на зиму, хотя было понятно, что она уйдет обратно к своим «мышам», но, разумеется, уже не в пещеры у порта Исаниса, а в монастырь Хайшен. Настоятельница подтвердила, что она примет художницу вместе с ее сайни и что девушка сможет жить в замке Белых Магнолий до окончания обучения. Полицейские чины умилялись рисунками сайни, саалан рассказывали об их привычках и поведении, кстати восхищались обстановкой особняка Штиглица – и все очень старательно не вспоминали грустные события середины месяца. А Димитри и Дейвин так же старательно обходили молчанием еще одну историю, случившуюся между равноденствием и праздничным выходным.
Дежурство перед осенним праздником не задалось так, что забылись даже мои подвиги начала лета. Мы вышли в рейд накануне солнцеворота, и хотя задание сразу не выглядело прогулочным, о чем Сержант нам и сказал на построении, начиналось все довольно неплохо. Наш недомаг хорошо проявил себя в штормовую ночь, поэтому нас с ним вместе отправили зачищать берега речки Черной. Работы там образовалось как раз на полное дежурство отряда. В лучшем случае. Малая авиация доложила о гнездах оборотней в том районе, и нас туда отправили. Асана даже не удивилась данным авиаразведки: шторм растрепал дальний контур Зоны, и поскольку клочки и ошметки защитных заклятий болтало в нескольких километрах от установленной границы, было большой удачей уже то, что пилоты сумели глазами заметить гнезда с воздуха и примерно оценить их количество. Вот из-за этого «примерно» все и вышло. Мы оставили машину и несколько человек в Ускуле, – типа база, – перешли КАД и пошли в сторону, указанную летунами. Ноут Саши и комм Сержанта остались в машине, толку в них было ноль, потому что связь сбоила еще перед шоссе, а на самом шоссе и ноут Саши, и планшет Исоль, и наши коммы показали полное отсутствие связи. Тащить с собой лишнее нерабочее барахло в рейд, где и так только успевай поворачиваться, смысла не было, мы и сложили все гаджеты на заднее сиденье машины, оставшейся за КАДом. Сошли с шоссе, прошли сто метров от дороги, наш маг огляделся и сразу начал вслух надеяться, что оценка авиаразведки занизила количество гнезд не в два раза, а хотя бы в полтора. Но нам не повезло: река была прикрыта лесом, и с воздуха пилоты увидели только некоторые гнезда. Не больше четверти от всех имеющихся. Честно говоря, тварей там было как на собаке блох. И было совершенно понятно, что лучшее решение – это сразу вернуться за пределы мертвой зоны и вызвать по комму подкрепление. Тем более что инструкция говорила именно это, и Асана отдельно еще раз разъясняла перед выходом на тему не лезть на рожон. Сержант, оценив обстановку, задал вопрос прямо – мол, господин маг, отходим за подкреплением, я верно понимаю? Но с нами была не Агнис, а совсем другой отморозок. Наш новый маг Мейрин, внук герцогини да Алгей, успевший насквозь прогрызть нам мозги рассказами о магической крутизне своей бабки, о храбрости своего отца, капитана регулярных рейсов императорского флота на Ддайг, о своей матери, которая чистый алмаз всюду, где не золото, и сумевший порядком нас подзадолбать заявками о том, что он должен не только не посрамить, но и превозмочь подвиги предков. И вот, этот крутой маг, потомственный храбрец и наследственный интеллектуал заявил, что отступать ниже его достоинства, а поскольку мы с ним, то никакого подкрепления нам не надо, начинаем работу.
Мы переглянулись, поняв, что нас ждет, и за один вдох разбились на пары, не двигаясь с места. Ну, в боевой обстановке это всегда быстро. Я, как и в штормовую ночь, оказалась в паре с Сергом. Сержант вздохнул:
– Какие будут приказания, господин маг?
И тут этот гений ответил такое, что Саша поперхнулась вдохом, а Дена икнул.
– Отойдите за дорогу, – ответил нам господин маг, – и встаньте в цепь за шоссе, когда я закончу. Я буду делать огненный шторм и направлю его от дороги. А ваша задача – отстрелять тех тварей, которые побегут против движения стены огня. Их будет немного, вы справитесь.
