Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 69 страниц)

   Полина продолжала рассказ:

   – Несмотря на все предупреждения семьи девушки, Новосильцев попытался, разорвав помолвку, восстановить с ней общение, причем публично. Среди присутствующих был ее брат, не Константин, другой. Чернов-отец был генерал-майор, про него говорили, что у него семь сыновей и одна дочь. На самом деле сыновей было пять, а дочерей четыре, но мужчины этой семьи не были знатны и поэтому строили себе яркие судьбы, как и их отец. Так что пятеро могли собрать славы и подвигов за семерых, вполне. Спасибо еще, никто не сказал, что их девять. А девочки, – Полина легко повела плечом, – кто же их считает?

   Дейвин понял, что она не пытается его задеть, а просто определяет то время и его нравы, шевельнул бровью и сказал:

   – Продолжай, пожалуйста. Очень интересно.

   Его спутница убрала в карманы зябнущие руки, продолжая говорить:

   – В то время такое поведение с девушкой, как себе позволил младший Новосильцев, считалось оскорблением, смыть которое можно было только кровью. В свете начали приписывать старику генералу Чернову слова, что, мол, все его семь сыновей станут поочередно за сестру и будут с Новосильцевым стреляться. И что если все семь его сыновей будут убиты, то будет стреляться он, старик. Но это на самом деле досужие сплетни света, братья и без приказа отца встали бы за любую сестру стеной. Константин Чернов, старший брат девушки, послал Новосильцеву вызов, и это было чистой формальностью. Фактически все было решено, когда Новосильцев, подойдя к бывшей невесте, публично преступил приличия во время бала: дуэли не могло не быть. Чернов и Новосильцев встретились здесь, на этом самом месте – и ранили друг друга насмерть. Новосильцев умер через три дня, Чернов – через две недели. Есть свидетельства врачей, говорящие, что Чернов был ранен в голову, а Новосильцев в область печени. У обоих смерть была трудной.

   – Ужасная история – высказался граф. – Этот Новосильцев был отменный разгильдяй.

   – Отчасти. Есть и вторая версия, друзей жениха. По их мнению, все случилось потому, что секундантом Чернова был его кузен, член Северного тайного общества декабристов Кондратий Рылеев. На самом деле кузеном он не был, просто у Черновых и Рылеевых были рядом загородные поместья, и дети росли практически вместе, часто и подолгу бывая в гостях друг у друга. Так что, строго говоря, он в этой истории формально был вообще никто, но влезть имел возможность. И влез. Так и вышло, что мама жениха была против брака из амбиций и ревности к сыну, а вот Кондратий Федорович, друг детства невесты и ее братьев – из ненависти к аристократам.

   – И сам при этом был аристократ, – Дейвин, смеясь, покачал головой.

   – Ну да, но кому это мешает? – Полина философски пожала плечами, говоря это.

   – Тоже правда... погоди, какого тайного общества? Северного? Были еще какие-то?

   – Да, еще было Южное.

   – А, ну логично, – кивнул граф. – И что, этот Кондратий как-то поучаствовал в ссоре?

   – Это, я тебе скажу, был тот еще Кондратий, – хмыкнула Полина. – Некоторые историки и многие современники считали, что именно Рылеев превратил дуэль в общественное событие, а похороны Чернова – в публичную манифестацию. И что повод дуэли был семейный, вполне решаемый мирными способами, если не дурить и не вставать в позы. Но Рылеев, незадолго до того сам стрелявшийся в похожей ситуации, решил выжать из этого эпизода все, что сможет, для общего дела декабристов. Поскольку время шло, а дело со свадьбой не двигалось, он написал Новосильцеву письмо с настойчивым требованием ответа о сроках свадьбы. А тот ответил прямо Чернову, брату Екатерины, мол, такого рода вмешательство в частное дело недопустимо и что будет решать он и родители невесты.

   – Ну и был прав, разве нет? – улыбнулся граф.

   Полина покачала головой.

   – Нет, он ведь не сам решал, за него решала мать. И это все уже знали, он же на нее сослался, когда обещание о браке забирал. А мирный исход этого дела в планы тайного общества не входил. Участники эпизода совсем не были равны по своим социальным возможностям и статусу, их встреча у барьера могла дать веские причины для агитации против двора и свиты. Ведь в поединке сходились бедный и честный с богатым и знатным, но непорядочным. Поэтому Чернов под влиянием Рылеева снова послал вызов, который Новосильцев и принял. В общем, Рылеев из этой истории выжал все, что смог: два трупа и скандал на всю страну. Похороны подпоручика Чернова были превращены его другом детства, которого все считали родственником, в первую уличную манифестацию – тогда уже империи, тогда еще Российской. Рылеев перед этим погибшему стихи написал. Над его могилой кто только не читал стихов на его смерть. И за гробом через город шел весь его полк, и не только. Количества вовлеченных никто не ожидал. Причем полк шел пешком, а не ехал верхом. Кстати, как раз завтра этому событию будет двести один год.

   – Ну, стихи – это как раз неудивительно. – Дейвин поморщился.

   Поведение этого декабриста напомнило ему сразу и Алисины акции, и самые гадкие из придворных интриг. "Похоже, – подумал он, – поведение Алисы больше соответствует местным традициям и культурным нормам, чем можно предположить. Причем, культурным нормам благородного сословия. Надо бы поговорить об этом с князем. И справиться в поисковике, почему они декабристы".

   – Хреновые были стихи, – вдруг сказала Полина. – Я не буду их пытаться вспомнить, ладно?

   – А это тем более неудивительно, – хмыкнул он. – Конечно, не вспоминай. Расскажи лучше подробности поединка? Я понимаю, что будет гадко, но зачем-то хочется знать.

   – Они стрелялись с барьеров, установленных на очень небольшой дистанции, перед этим к барьеру еще надо было подойти, неся заряженное оружие, не просыпав с полки порох и не выронив пулю из ствола. Огнестрельное оружие тогда было так себе. Чтобы поединок считался законченным, они должны были выстрелить одновременно, но если кто-то выстрелил раньше и второй упал, то упавший мог стрелять лежа. Произвольное возгорание пороха на полке и осечка не считались выстрелом. Условия дуэли были выбраны изначально жестокие, поскольку никаких компромиссов быть не могло. Стрелялись на восьми шагах между барьерами, число выстрелов не было ограничено, сохранивший свой выстрел мог расстрелять обидчика почти в упор.

   – Это же убийство, – удивился граф. – Даже с таким оружием.

   – Именно, – кивнула Полина. – Взаимное. Чтобы с этого расстояния не убить, даже из того, чем они пользовались, нужно или прибыть на дуэль пьяным в стельку, или отказаться участвовать. И нести на себе клеймо позора до смерти.

   – Плохой выбор, – вздохнул граф

   За этим разговором они дошли до странного места: на дорожку были положены два довольно больших каменных диска – даже князь мог бы на таком не просто стоять, но и отбиваться мечом от нападавших, Дейвину же хватало места на этом круге... да на что угодно из того, что он мог и умел.

   – Что это? – спросил он.

   – А тут стояли барьеры, от которых они друг в друга стреляли. Ты расстояние между камнями видишь, да? Понимаешь, почему оба погибли? Но раненого Чернова увез домой Рылеев, а Новосильцева едва сумели донести до ближайшего трактира. Мимо места, где он был, мы шли, там еще газон приподнят и неровный. Мать успела застать его живым, когда приехала. В этом самом трактире он и лежал. Узнав о планирующейся дуэли, она поехала из Москвы в Петербург, но все случилось, пока она была в пути. Для нее это стало страшным ударом. Тело ее сына забальзамировали и подготовили для перевозки в Москву в гробу, а его сердце в серебряном ковчеге эта несчастная гордячка повезла с собой в карете отдельно, тоже для погребения. На этом ее светская жизнь кончилась. Кроме церкви московского митрополита Филарета, которого очень уважала, и самых близких родных, она нигде не бывала, а первое время вообще никого видеть не хотела. Она была в отчаянии, просила Бога о смерти и до последнего своего дня не снимала траура по сыну.

   – У вас траур черный, я верно помню?

   – Да, – кивнула Полина, – правильно. В общем, она купила трактир, куда принесли ее сына после дуэли и где он умирал, и, истратив около миллиона рублей – дикие деньги для того времени, – построила на этом месте храм. При нем были организованы приходская школа и богадельня для служилого люда, то есть для военных рядового и сержантского состава. После смерти Новосильцевой в поминальной церкви разрешили служить службы, а среди офицеров появилась традиция: накануне отъезда в места приграничных вооруженных конфликтов или неизбежной дуэли следовало помолиться именно в ней, чтобы вернуться домой живым.

   Дейвин припомнил еле заметный из-под травы холм странной формы, мимо которого они прошли за разговором, и понял, где стояла церковь, построенная вместо трактира. Умирающего разгильдяя несли на руках шагов пятьсот, не больше. Граф подумал, что не хотел бы оказаться в трактире, завсегдатаям которого нормально слышать выстрелы за стеной.

   – Интересная традиция. И что, помогало? – полюбопытствовал Дейвин.

   – Ну если распространилось, то наверное...

   – А почему храм не сохранился?

   – Да потому что все как всегда, – Полина шевельнула плечом. – Через сто лет сменился строй, новая власть сделала в церкви клуб, а лет через десять и вовсе снесла здание. А еще через двадцать лет и улицу переименовали. В богадельне и школе чего только не было, от учебного центра до стоматологии, перед вашим появлением вот гостиницу сделали. О дуэли с дороги может напомнить только решетка, которую ты заметил, вот она и была оградой той самой церкви. Ну и для подошедших сюда все расскажет сам мемориал: вот эти самые каменные тумбы и стела с надписью.

   Дейвин слушал и продолжал удивляться сюрпризам этого города, тому, как эта земля хранит свое прошлое и как заставляет своих людей не забывать его. А история все длилась, и маг решил, что опишет ее в следующем письме жене. И другу, пожалуй, об этом напишет тоже. Из этой старой интриги могла получиться неплохая баллада, и кто-нибудь из них с такой темой точно справится. Он вернулся мыслями к Полине и ее рассказу.

   – Проект церкви и богадельни делал архитектор Шарлемань. Рядом с такими именами, как Растрелли, Бенуа и Штакеншнейдер или Росси и Монферран, его имя не упоминают, он работал по заказу людей попроще, чем царский двор и свита. Такие, как Шарлемань и Лидваль, – по проектам которого через семьдесят лет после этого всего была построена треть зданий центра города, кстати, – кормились с заказов менее именитых людей. И поскольку Владимир Новосильцев выглядел в этой истории не лучшим образом, для его матери обращаться к именитым специалистам с таким заказом смысла не было, даже если хватало средств оплатить их услуги.

   Услышав рассыпанную горсть имен – полузнакомых, благодаря Женьке, и прокатившихся по сознанию, как жемчуг по ткани, Дейвин рассмеялся:

   – Откуда ты все это знаешь, чудовище? – ему было легко и приятно с ней.

   Полина опять пожала плечами:

   – Да я тут все детство тренировалась, сколько раз об эти камни спотыкалась на бегу, видела, как стелу ставили даже. И помню цветы на годовщину похорон Чернова на этих круглых плитах. Вот и к слову пришлось. У этого памятника судьба примечательная неспроста, вот слушай. Через девять лет после события расстояние, от которого сходились дуэлянты, было отмечено на земле двумя каменными тумбами, довольно высокими. А эти камни – новодел и стоят на другом месте. Тумбы куда-то исґчезли перед войной, в конце тридцатых годов. То время вообще было...

   – Я знаю, – Дейвин прервал ее рассказ, желая избежать упоминания про революцию.

   – Хорошо, – кивнула она. – В начале шестидесятых годов памятные знаки на месте дуэли восстановили, но сделали их сильно меньше и сократили расстояние между ними до дистанции между барьерами.

   Маг подошел к ближайшему каменному диску. Второй был близко, слишком близко, но граф решил проверить. Шаг, другой, пятый... десять... двенадцать. Вот он, второй диск из гранита, прямо под ногой. Половина расстояния между ним и первым, от которого Дейвин шел, не была равна восьми шагам. Даже шагов людей Нового мира выходило никак не больше шести. Дейвин хорошо знал, что Полина не имеет привычки врать – да и зачем бы ей теперь? Вероятнее всего, она рассказывает так, как ей сказали, а говорили наверняка на основании записанных условий дуэли. Секундантом, блюстителем честности поединка, был нечестный человек, который растравил ссору и погубил друга детства, почти родственника. Камни раскрывали удивительное прошлое. И чтобы его увидеть, не нужно было никакого второго зрения: просто посчитай шаги и прочти источники – ну или послушай того, кто их читал, неважно. Да, памятник был переустановлен, но здешние мертвые способны настоять на своем, это Дейвин выучил в начале сентября очень хорошо. Так что, скорее всего, сами участники событий и указали, как должны лежать эти диски. И неважно, что со дня их поединка прошло полторы сотни лет – а может, и больше. А уроженка края продолжала рассказывать, как именно мертвые передавали живым свою волю, не видя в этом ничего удивительного.

   – Директор библиотеки института выкопала эту историю из архивов, организовала свое руководство, те пошевелили ректорат – и в восемьдесят восьмом году в присутствии внуков и правнуков Чернова был установлен памятный знак, вот эта стела.

   Дейвин замер на плоском камне, услышав это. В присутствии внуков и правнуков, свет небесный. Значит, брат умер за честь сестры уже женатым и имея детей, под нажимом своего друга детства. И это в условиях, когда мать его детей полностью зависела от него. Какой же кошмарный бред. Какие же сказочные мерзавцы стравили между собой этих двух несчастных молодых людей.

   Полина повернулась к гранитной плите и прочла вслух:

   – Десятого сентября тысяча восемьсот двадцать пятого года на этом месте состоялась дуэль члена Северного тайного общества Константина Пахомовича Чернова с Владимиром Дмитриевичем Новосильцевым. Секундантом Чернова был Кондратий Федорович Рылеев. Похороны Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, организованную членами Северного тайного общества, декабристами... о-опа.

   На последнее слово Дейвин повернулся – и очень вовремя: фавн высунул голову из-за памятника. Полина не отшатнулась, как сделал бы нормальный человек на ее месте, а повернулась к нему всем телом, как будто хотела его рассмотреть. Последнее слово и было ее реакцией на появление твари. Дейвин отреагировал мгновенно. Поражающее заклятие полетело в фавна одновременно с криком "в сторону!", адресованным Полине. Она сообразила, что будет, чуть не раньше, чем услышала его, наклонилась как-то вбок и кувырнулась через локоть прямо ему под ноги. Маг добавил твари еще пару огненных апельсинов в нос и пошел убеждаться, что слизи нигде не осталось. Гранитная стела, к счастью, не пострадала, а вот сразу за ней на редкой траве осталось порядочное выжженное пятно. Осмотрев его внимательно и убедившись, что все чисто, Дейвин вернулся к Полине:

   – Ты в порядке? Не испугалась?

   Она, все еще сидя на земле, отрицательно помотала головой, не говоря ни слова. Из ее глаз выкатилась пара слез одновременно, и капли побежали вдоль носа к углам рта. Нет, не в порядке, нет, не испугалась. Просто очень больно. Дышать, шевелиться, говорить... Ну конечно, ведь еще пяти дней не прошло, как ее отпустили из госпитальной палаты.

   – Ты что, просто отпрыгнуть не могла?

   Щурясь от боли, она выдохнула:

   – Н-нет, смысла не было, – она вдохнула, закусив губу, и вторым выдохом закончила. – Я тебе потом покажу. – И через вдох добавила. – На крытом стадионе, если пустят.

   Он неодобрительно покачал головой, почти копируя ее жест.

   – Вы тут все сумасшедшие. Ты можешь встать?

   – Ага... ща, погоди секунду...

   Секунда продлилась минут, кажется, восемь. Не меньше. За это время Дейвин успел позвонить в Институт гриппа, ветконтролю и Асане, проверить Зрением ближайшую к дороге часть парка и выяснить, что больше тварей нет, по крайней мере поблизости. Потом Полина наконец отдышалась и, не заметив протянутой ей руки, поднялась, опершись о каменный диск. Это не было попыткой его обидеть, но... Ящеру бы в глотку эту ее самостоятельность. Встав, она отряхнула руки и вытерла их о свою многострадальную юбку самым крестьянским жестом.

   – Я его так и не рассмотрела.

   – Пусть это будет самое большое твое огорчение наступающей зимы, – ответил он. – Стой спокойно, я посмотрю, не попали ли на тебя брызги.

   – Вот именно, – хмыкнула она. – И не надо меня руками трогать до обработки.

   – Я уже проверил. Ты в порядке. Землю с твоей одежды я тоже убрал, надеюсь, ты не против, – съязвил он, не удержавшись.

   – Спасибо тебе, – кивнула она. – Я думаю, ветконтролю меня показывать не стоит, раз все чисто.

   – Да, пожалуй, я с ними сам объяснюсь. Знаешь что? Пойдем-ка в машину.

   Открыв салон, маг увидел, как его спутница уверенно садится в центр заднего сиденья, безошибочно выбрав место, с которого увидеть и тем более узнать ее, не заглянув намеренно в салон, будет невозможно. Закрыв двери салона, Дейвин пошел встречать ветконтроль, размышляя о поведении Полины.

   Она не проявила ни страха, ни зависти, увидев в действии боевые заклятия. И даже не пыталась отказать событию в существовании. Удивительно гибкий и прочный ум, подумал Дейвин. Даже для местных это редкость.

   Он объяснился с ветконтролем, оставил их ждать отряд Охотников и вернулся к машине. Полина сидела, откинувшись на спинку сиденья, и задумчиво смотрела куда-то за лобовое стекло.

   – Полина? – окликнул он негромко.

   – Здесь я, – отрешенно откликнулась она.

   – Мы закончили. То есть я закончил, а они работают. Пересаживайся ко мне вперед, так будет удобнее разговаривать. Ты почему не испугалась?

   – А надо? Ах, ну да, страшная-ужасная магия, – тон ее был похож на усмешку, но она осталась серьезной. – Знаешь, фавн – это правда страшно, но я надеялась, что ты не оставишь меня страдать и убьешь быстро в случае чего.

   – Гм... Мнда... А его почему не испугалась?

   – Я его видела в первый раз, и он так неожиданно высунулся... – помолчав, она добавила. – Спасибо, кстати. Я загляделась и не поняла, что надо бы убраться. От него слишком странное впечатление.

   – О чем ты думаешь сейчас? – Не то чтобы он не мог узнать это сам, но...

   – О том, что хочу курить. Но я уже тридцать лет не курю. И еще о том, как быстро ветконтроль приехал.

   – У них все причины торопиться – это первый оборотень на этом берегу Невы.

   – А вот теперь испугалась, – признала она.

   – Справимся, – коротко ответил он.

   – На этом берегу зеленых зон в два раза больше, и в них до черта летних бытовок...

   – Я помню карту.

   – А психбольницу на Удельной закрыли? – спросила она.

   – О, проклятье. – Это был действительно гадкий сюрприз. – Я прямо сейчас позвоню князю. Найдем, где припарковаться, – и позвоню.

   – Смотри, – кивнула она в окно, – мы едем по Петроградке. Если на следующем повороте свернуть направо и потом еще раз направо, то через семьсот метров будет довольно свободно для парковки, и в трехстах метрах пешком оттуда есть французское кафе, там раньше неплохо кормили, и связь у них приличная.

   Дейвин засмеялся:

   – Ну давай попробуем. Я надеюсь, что лимит приключений на сегодня исчерпан.

   Про себя он не знал, смеяться или недоумевать, но закономерность была очевидной: стоит им собраться вдвоем, чтобы отдохнуть, и постоянно что-нибудь происходит. А вот если говорить о делах – ничего особенного не случается. Интересно, что будет, если привезти ее в дом матери в гости? Ящеры утащат обе луны с неба, горные ддайг явятся прямо в столицу, или в мир явятся старые боги, чтобы помешать двум людям спокойно поужинать?

   Кафе было на месте, но обедом то, что там подавали, мог назвать только местный, а для сааланского мага это сошло бы разве что за сносный перекус, чтобы до настоящего обеда дотерпеть. Но запах с кухни и описания блюд в меню обнадежили и не обманули. Дейвин действительно успел связаться с князем и доложить ему об инциденте на северном берегу Невы. Димитри, выслушав его, сказал, что Большая Охота объявляется на послезавтра и посоветовал использовать остаток дня для отдыха. И хотя дел на вечер не предвиделось, а горячая еда была более чем уместна после событий в парке, Дейвин был несколько напряжен: все-таки применение боевых заклятий при местной уроженке, со странным отношением жителей края к вопросу, могло повлечь за собой самые разные сюрпризы. И он решил прояснить все сразу.

   – Ты меня точно не будешь бояться после сегодняшнего?

   – Отвечу встречным вопросом – а надо? – Полина так и не улыбнулась.

   – Мне бы не хотелось, – признал он. – Я поэтому и спрашиваю.

   – Если честно, меня удивил только один момент, – легко сказала она.

   – Какой же? – он ковырял вилкой салат, следя за лицом и голосом.

   – Мы ведь через портал уходили, как у тебя комм при себе оказался?

   – Полина, почему ты не пошла работать в полицию? – усмехнулся граф. – Этот комм служебный, номерной. Он лежал в бардачке машины. В нем номера основных городских служб, номер секретаря князя, секретаря достопочтенного и секретаря графа да Онгая, и номера остальных бортовых коммов, прикрепленных к автомобилям администрации. Дежурных автомобилей пять, комм есть в каждом.

   – Я бы в полиции кончилась еще быстрее, чем в соцзащите, – безразлично сказала она. – Там нужна прочность, а не интеллектуальные изыски. Спасибо, что объяснил.

   Димитри получил звонок от Асаны уже в кабинете Айдиша. Он пришел на конфиденцию, но не успел начать разговор. Нажимая отбой, он вздохнул в ответ на вопросительный взгляд досточтимого:

   – У нас будет сложная зима, Айдиш. Дейвин нашел фавна на северном берегу Невы.

   Досточтимый озабоченно покачал головой, прицокнув языком.

   – Это уже случилось, – махнул рукой князь, – я подумаю об этом через час-два, все равно задача слишком велика, чтобы решить ее быстро. Я пришел к тебе говорить о моей новой подруге.

   – У тебя какие-то сложности с ней? – сочувственно спросил Айдиш, разливая чай.

   – Не какие-то, – со смешком ответил Димитри, – а весьма разнообразные и бодрящие, знаешь ли.

   – И какие же? – уточнил Айдиш.

   Князь отставил чашку и развел руками в драматическом жесте:

   – Вот только в студенческом общежитии у меня еще романтических встреч не было! Она это серьезно, представляешь? Я предложил хотя бы поменять ее кровать на удобную, она отказывается, говорит, что не хочет трений с комендантом. Хочет убрать кровать вообще. Я спрашиваю, где же ты будешь спать, а она говорит – на полу. Но нельзя спать на полу в этом городе, здесь же приполярье! Здесь ночлег на полу может очень плохо закончиться! Это первый такой роман за всю мою жизнь, и основная проблема в этих отношениях, Айдиш, – убедить женщину, с которой я уже был близок, прийти ко мне в гости и остаться на ночь в моей постели. Не говоря уже о том, чтобы как-то позаботиться о себе, пока я могу помочь ей в этом. Ты мог бы вообразить такое?

   – Что же, – спросил досточтимый, – это не единственный новый опыт именно с ней?

   – Нет, – князь качнул головой, – не единственный. Забавно еще, что если предыдущие за меня пугались, эта на меня злится.

   – И что же ты тогда делаешь? – улыбнулся Айдиш.

   – То, чему научился от Полины. Я ее спрашиваю: "Ты сердишься? Все плохо?" – и это каждый раз работает! Она начинает хотя бы рассказывать, в чем дело, а дальше уже можно договориться... – князь вдруг замер на полуслове и некоторое время смотрел в стену замершим взглядом, потом сказал. – Я понял, досточтимый, что меня смущает в Полине. Она ни разу не засмеялась после больницы. И почти не улыбается.

   – Я тоже это заметил, – печально кивнул Айдиш. – Не знаю, сможет ли она работать теперь, дети же такие чувствительные...

   Администрация империи Белого Ветра в Озерном края объявляет особый режим по активности инородной фауны. Просьба к гражданам населенных пунктов быть осторожными при передвижении в темное время суток. Коммунальным службам проверить достаточность освещения подъездов, лестничных клеток и холлов зданий. Просьба не заходить в подвалы и на чердаки зданий и строений без сопровождения Охотников и ветконтроля. Соблюдайте санрежим, в случае контакта с фауной или ее следами немедленно обращайтесь в вакцинационные пункты. Спецподразделениям Охотников и ветконтроля: режим боевой готовности сохраняется в зимний сезон вплоть до особого распоряжения.

   25.10.2027, портал администрации империи.

   Пока пресс-служба рассылала всю необходимую информацию по СМИ, князь собрал совещание со своими заместителями, МЧС и командованием Охотников. Дейвин настоял на зимней зачистке всех подвалов города, чтобы выбить оборотней до тепла. В общем, возражений и не последовало. Димитри тоже был согласен и предложил начать решать вопрос прямо с первого числа, а оставшиеся дни октября потратить на учения и проверку вооружения и экипировки частей. У него были свои соображения, из-за которых он хотел эти несколько дней. Только перед этими злополучными выходными Ранда наконец представила ему партию вакцины для испытания на заболевших измененных, как она назвала фавнов. Первые проверки показали, что сайхские препараты действуют и фавны начинают становиться более похожими на людей и по поведению, и внешне.

   Конец последней недели октября у Хайшен выдался бурный, но четверг она все равно отвела под конфиденции и встречи с собратьями по обетам. Среди попросивших встречи был и досточтимый Айдиш. Ему она уделила время первому, не ожидая от разговора особых сложностей.

   – Вот что я принес тебе, Хайшен. Я заметил, что мистрис Бауэр интересуется Путем и охотно спрашивает и слушает о нем. Может быть, предложить ей нашу веру? Эта женщина во многом на нас похожа, может случиться, что ей будет так лучше.

   – Я думаю, Айдиш, что мы можем попробовать, – ответила настоятельница. – Во всяком случае, этот выбор дает ей еще какие-то возможности в ее непростом положении.

   – Позволишь мне с ней поговорить? – осторожно спросил досточтимый.

   – Не думаю, что она тебя услышит, – ответила Хайшен. – Лучше оставь это мне.

   – Как скажешь, досточтимая сестра, – директор интерната наклонил голову. – Не буду занимать тебя дольше.

   Следующая встреча у Хайшен была с Алисой. Она заняла полный час, как обычно, но в этот раз девушка сказала очень немного слов.

   Войдя и заняв предложенное место, она решительно взглянула на Хайшен и сказала:

   – Я замужем. Его зовут Леонид, он в сосновоборском куполе.

   – Ты была замужем, – отозвалась Хайшен. – Как бы его ни звали, он не обнимет тебя больше. Я сочувствую твоему горю. Плачь, я побуду с тобой.

   Через час, отпустив заплаканную девушку, досточтимая долго умывалась, потом пила воду и дышала холодным октябрьским ветром через открытое окно, наблюдая закат. Как и все предыдущие после солнцеворота, он был ярко-рыжим. Рыжими были и многие зори князя Димитри той осенью.