Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 69 страниц)

   – Да, меня любили и выделяли. Скажи, родители в семьях страны Сибирь так же сильно любят детей, как мои любили меня?

   Пауза между его вопросом и ответом Полины была едва заметна, но Хайшен насторожилась сразу.

   – Знаешь, в Сибири тоже так бывает, – хотя сейчас уже реже, – что старший и самый любимый становится, как ты, немножко родителем всем родившимся после него. У вас в мире есть сайни, и это несколько меняет картину. У нас такие дети часто не вступают в брак и не хотят своих детей.

   Димитри пожал плечами:

   – У вас и выживают все дети, не то что у нас. Поэтому если старший не захочет продолжать род, то у вас это может быть концом для семьи, а у нас в том нет беды.

   – Сколько твоих сестер и братьев умерли у тебя на руках? – сразу же спросила Полина.

   – Трое, считая двух кузенов-близняшек, – вздохнул он. – Потом я ушел в храм к досточтимому просить помощи, опасаясь не пережить еще одной смерти, а прямо оттуда попал в интернат.

   – Кроме кузенов-близняшек, кого ты потерял? – спросила она прямо.

   И обещанное ею "плохо" произошло.

   – Сестру. Она уже говорила и могла сама идти без помощи сайни. Недолго, но могла. Она была такая звонкая, прямо как ты, когда смеешься. – Димитри говорил совершенно спокойно, хотя голос его был грустным и тихим. Не взглянув на него, нельзя было догадаться, что он плачет, но по его лицу струились четыре ручья. Полина молча смотрела ему в глаза и слушала. – Она звала меня по имени, получалось Ди, и смеялась, когда я к ней поворачивался. Смеялась, когда я брал ее на руки. Когда менял ей одежду. А однажды зимой ветер открыл дверь в дом ночью, и мы все простыли. Когда я заметил, что не справляюсь, я пошел к матери просить позвать целителя, но они слишком долго собирались, а я сам не мог ей помочь. Она была у меня на руках еще весь день и всю ночь. А утром задохнулась. У меня не хватило сил, я был еще очень мал и неопытен... – он замолчал.

   – Ты не хочешь воды? – тихо спросила Полина.

   – Нет, – поморщился Димитри, – она холодная.

   – Можно согреть.

   – Дай мне лучше плащ.

   – Да, конечно. Вот, возьми. Естественно, ты не мог ей помочь, ты и так держал ее на руках, что еще ты мог для нее сделать?

   – Если бы я дотянулся до Источника дома, я бы справился... – слезы, стекая с его подбородка, капали на сукно плаща. – Это я виноват. Кроме меня и Майяй было некому о ней позаботиться, а я не сумел. Мама пообещала мне другую сестричку, а родила брата. Я так и не смог его принять и не сумел полюбить до конца. Вышло скверно, Хайшен знает, как именно. – Князь утер лицо ладонями, посмотрел на руки, пожал плечами и испарил влагу взглядом.

   – Ты не можешь простить себя до сих пор за это, да? – тихо спросила Полина.

   – Да, – кивнул он. – Я мужчина, и я был старше. Женщины имеют право ждать от меня защиты и помощи, и я не могу их разочаровать.

   – Если не видеть говорящего, можно решить, что это речи моего соотечественника, – качнула она головой. – Но в вашем мире эта позиция не слишком распространена, верно?

   – Да, но наш мир не менее жесток к женщинам, чем ваш, – возразил он, сбрасывая плащ на соседнее кресло. – Мы, в отличие от вас, не заставляем наших женщин рисковать жизнью, рожая больше, чем можно вырастить, но все остальное остается. И женщина всегда нуждается в защите мужчины.

   – Ты рос в семье, где в гнезде сайни было двадцать детей, – сказала Полина. – Ты был старшим. Разве твоя мать не родила больше, чем можно вырастить?

   – Все мои сестры и братья живы, кроме кузенов и сестры, – не согласился он. – За нее я виню себя до сих пор. Я не догадался, как взять из Источника, а моих собственных сил не хватило.

   Хайшен резко повернула голову к Димитри. Он не видел этого, но Полина ощутила ее холодный внимательный взгляд всей щекой и виском. Айдиш смотрел на князя так, как будто тот у него на глазах вывернул на себя полный чайник кипятка и не может даже заплакать от боли.

   – Ты, тогда еще маленький мальчик, отдавал ей свои силы? – ровно и чуть замедленно спросила Полина.

   – Я пытался спасти ее жизнь, потому что имел возможность и, значит, был обязан.

   – Ты сказал как маг. Ты уже был магом тогда?

   – Да, уже две больших луны как был.

   – Как это у вас происходит? – спросила Полина.

   – Довольно обыденно, – Димитри пожал плечами. – Я бегал по дому, мы играли в пятнашки с детьми Майяй, и я забежал в лабораторию, оступился и свалился с библиотечной галереи прямо в Источник.

   Хайшен судорожно вдохнула. Айдиш отнял руки от подбородка и вцепился в подлокотник кресла. Димитри заметил их реакцию, обвел взглядом всех присутствующих и усмехнулся:

   – Ну скажите еще, что вас инициировали иначе. Граф да Айгит, конечно, у нас чудо-ребенок и гордость империи, но вы-то...

   Полина слегка наклонила голову к плечу:

   – Сейчас тоже так инициируют?

   – Нет, конечно, – ответил Димитри. – Но тогда времена были проще и грубее.

   – Ты забыл, князь, – негромко сказала Хайшен. – Меня тоже растили люди, как и графа да Айгита. И в интернате от соучеников мне доставалось даже больше, чем ему, я ведь поздно приехала учиться. Меня инициировали дома, но не как тебя, а как Дейвина, при родных ввели в Источник за руку. Как делают теперь со всеми.

   – Ну да, я и забыл, прости, – рассеянно кивнул Димитри. – Вам обоим это дорого стоило, и тебе и Дейвину. В интернате вы оба не были счастливы, я знаю.

   – Я проболел первые три года учебы, провалялся в гнезде, – Айдиш развел руками, наконец отцепив их от подлокотников кресла. – Как раз после инициации. Меня тоже ввели в Источник за руку, как и их обоих, но выяснилось, что поторопились. Мне эта поспешность стоила трех лет постоянных простуд и болей в животе.

   – Инициация – это вообще тяжело, – улыбнулся Димитри. – Так что мой случай, похоже, тут самый счастливый.

   – Да, – задумчиво сказала Полина. – Свалиться на пол с высоты второго этажа, не расшибиться, потому что попал в Источник, и не травмироваться при встрече с Потоком... это, знаешь, нерядовое везение. Ты очень удачлив с рождения, похоже.

   – Поэтому я и здесь, – кивнул князь.

   Полина раскрыла ладони над столом:

   – Ну что, начинаем собирать картинку? Или знаешь что... Давай-ка передохни. И, наверное, поешь. И остальным не помешает.

   Дейвин поднялся, неслышно вышел в приемную, попросил Иджена распорядиться с обедом и привезти в лабораторию что-то легкое, но из горячего. Через десять минут он снова открыл дверь и впустил стюарда с тележкой. На тележке была супница с бульоном, пирожки и глегг. Это было очень кстати еще и потому, что не занимало много времени. Закончив с бульоном и оставив себе термос с глеггом, участники эксперимента отправили тележку обратно и сосредоточились на процессе снова.

   – Вот, – сказала Полина, – давайте теперь разбираться с тем, что мы видели. Димитри, ты как? Сможешь участвовать?

   Князь, некоторое время подумав, ответил утвердительно. Остальные собрались и приготовились слушать.

   – Ты рассказал о двух своих убеждениях, к которым пришел в первые годы жизни и которые до сих пор с тобой. Давай посмотрим, как эти убеждения проявлялись, ну например, когда ты учился.

   – Какие убеждения? – не понял Димитри.

   Полина улыбнулась:

   – Например, ты сказал, что каждая доблесть – это немного шалость, и наоборот, конечно, тоже. Расскажи о том, как ты следовал этому в школьные годы.

   – О! – усмехнулся князь. – Будет много. Не знаю, насколько тебе это понравится как воспитателю, но ты спросила сама. Мы начали с того, что украли парадный фаллин старшего брата-воспитателя и повесили его на стрелку часов городской ратуши. Подгадали так, чтобы он начал развеваться на стрелке под полуденный бой часов. От смеха рыдала вся школа. Нас выпороли, конечно, потому что мы сами признались, но иначе как бы все узнали, что это сделали мы?

   Полина наклонила голову и спрятала улыбку. Димитри продолжал:

   – Едва перейдя во вторую ступень, я поймал и принес в спальню младших – они такие же, как здесь, только альковов больше, бывает до четырех пятерок – прыгуна. Это, гхм... Ну, вот он, – Димитри повел рукой, и над столом появился тираннозавр ростом с голубя. – У нас на него реагируют, как на мышь в гостиной. Он не больно кусается. Принес и выпустил, конечно. Вопли, крики, все кровати на середине... В общем, весело. Потом неделю сесть не мог, но рассказывали-то дольше.

   – Понимаю, – Полина покивала, пытаясь вернуть на место ползущую вверх бровь.

   – Еще через год или через два мы рыбачили на льдине с друзьями после весеннего равноденствия, и улов был хорош, потому что подошла весенняя рыба.

   – А что такое весенняя рыба и чем она хороша? – заинтересовалась Полина.

   – Она с икрой и жирная, – мечтательно сказал Димитри. – И вообще вкусная. Сейчас я бы сказал – единственная рыба нашего моря, съедобная целиком, включая шкуру и кости. Костей в ней, правда, нет совсем, только хрящи, и из них, если добавить шкуру, выходит отличная похлебка... А тогда это была просто хорошая добыча. Но нас чуть не унесло в море, и в тот раз мы поркой не отделались. Нас не выпускали за ворота до равноденствия. А следующим летом мы той же компанией прыгали со скалы с "крыльями ветра". Это заклинание, чтобы не разбиться при падении с высоты, но ошибиться в такой игре можно только однажды. Как на нас орал наш мастер, это было что-то. Он потом неделю не мог говорить и носил шейный платок, не снимая. А следующей зимой мы ловили летающих ящеров и катались на них, как на ваших кайтах. – Не прекращая говорить, Димитри соткал над столом еще одну иллюзию: мальчик размером с ладонь катился на коньках по льду, держась за веревку, которая другим концом была привязана к крылатой твари ростом в два раза больше мальчика. Тварь заполошно щелкала вокруг себя длинной зубастой пастью, пытаясь избавиться от непонятного ей неудобства. – Ящеры были очень против, но они слишком тупые, чтобы атаковать, только улететь пытались. Но мы были быстрее! Ну, в основном. Еще по мелочи много чего было, так, ерунды всякой. А потом нас выпустили из интерната и отправили на практику перед экзаменом. Я проходил практику как боевой маг, на границе с Дарганом.

   Полина задумчиво покосилась на Дейвина.

   Димитри ухмыльнулся:

   – Да, он лучше. Но я тоже очень даже ничего.

   Дейвин, улыбаясь, внимательно изучал рисунок столешницы.

   – Так, и что же было на практике? – спросила Полина.

   – Да тоже ничего серьезного. Мы периодически совершали без спросу вылазки, но не жгли ничего с той стороны границы, это было бы плохо. Просто шутили, расставляя чучела. И еще ягоды и фрукты воровали – немного, но заметно, просто отметиться, что мы были по их сторону. Ддайг очень бесились, начальство тоже. Потом ддайг надоело, и они приехали жаловаться. В итоге договорились до перемирия вида "вы наших поймаете – выпорете, мы ваших поймаем – выпорем, и без обид". Двоих поймали, но не меня. Хотя я честно оставлял ленты и нитки своего цвета.

   – А ддайг что делали?

   – А они выращивали на полях поселенцев неприличные слова.

   – Чем это мешало? – удивилась Полина.

   – Ты вообразила не то, – опять ухмыльнулся он. – Это же ддайг. Ты представь, что у тебя грядка клубники. И на каждой ягоде написано матерное слово. Ярко так, синим цветом. Ну как ее продавать?

   – Да, – улыбнулась Полина. – Но смешно. Особенно если на вкус не влияет.

   – На вкус влиять – это уже вредительство, – строго сказал Димитри. – За это мы бы им весь урожай спалили с полным правом.

   – Я поняла. – Полина сделала неуловимый жест плечом. – Смотри, какой длинный ряд. Ты помнишь, что было в его начале?

   – Нерпа и тьюржан, – растерянно и удивленно ответил князь.

   – Вот именно. И смотри, сколько раз оно повторилось. Второй ряд разбирать хочешь?

   – Давай! – Князь был заинтересован до азарта. Как она сама, когда Дейвин наколдовал ей бабочек и налил вина, не прикасаясь к бутылке.

   – Подумай, может быть не так смешно, – предупредила она. – И даже немного стыдно.

   – Все равно давай, – решил он.

   – Хорошо. Ты помнишь, как ты сказал про свои правила отношений с женщинами?

   – Напомни.

   – "Женщины имеют право ждать от меня защиты и помощи, и я не могу их разочаровать", сказал ты. Ты помнишь случаи в своей жизни, когда ты поступал согласно этому правилу?

   – Должен признать, что ты права, – вздохнул Димитри, – мне уже немного стыдно. Получилось не сразу. В ранней юности я постоянно встречался с вопросом "а по морде?" за попытку позаботиться и защитить. Сначала от подружек в интернате. Особенно плохо получалось, когда я пытался прикрыть их спины от порки, признавая всю вину за общую шалость своей. А мне пеняли за то, что я воровал их славу, – Димитри вздохнул, припоминая, и, помолчав, продолжил. – Потом наконец вышло хорошо. Но кончилось еще хуже. Я должен был защитить, а поставил под удар сразу двоих, мою любовь и ее дочь. Старшая погибла, младшая натерпелась такого, что лучше бы умерла сразу.

   Полина смотрела на князя серьезно и сочувственно. У Хайшен было такое лицо, как будто пол под ее ногами медленно нагревали и он был уже сильно горячее, чем можно терпеть. Дейвин, вопреки всем правилам хорошего тона, жевал зубочистку, перебрасывая ее по рту из угла в угол. С Айдиша можно было ваять статую скорби. А Димитри продолжал говорить.

   – В третий раз получилось хорошо. Я спас для нее наследство отца, дал ей защиту и был настолько хорошим мужем, насколько сумел. Потомки моей дочери от второго брака и ее правнука сейчас живут на Ддайг, той земле, в которой я – рука и голос императора.

   – Здесь ряд продолжился, верно? – очень мягко спросила Полина.

   – Да, верно, – Димитри кивнул. – Это Алиса. Я попробовал взять под защиту и тебя, но итог таков, что я до сих пор не понимаю, как не заработал по лицу. Впрочем, некоторые твои слова были хуже оплеухи.

   – Были ли исключения из этого ряда?

   – Да, у меня во время практики был... Как тебе объяснить... Роман через границу.

   – Как это?

   – Я видел ее с их стороны межи. Она видела меня с нашей стороны. Я оставлял ей на межевом камне ленты и рисунки, забирал цветы и венки из травы, которые она оставляла для меня. Иногда мы подходили так близко, что видели улыбки друг друга...

   – И никогда ближе? – спросила Полина.

   – Нет, никогда.

   – Как ты думаешь, почему?

   – Я думаю, потому, – медленно сказал Димитри, – что она не нуждалась ни в заботе, ни в защите. И я не знал, что еще я мог ей предложить.

   Хайшен и Айдиш переговаривались неслышно, но по их лицам было видно, что они оценивают услышанное. Айдишу, как досточтимому, было очень больно за запутавшегося маленького мальчика, ставшего, по сути, некромантом, но в его собственных действиях запретного не было. Даже Святая стража понимала, что вопреки любым запретам мать будет кормить собой умирающего ребенка, а ребенок попытается спасти мать или свою сайни, муж не оставит жену страдать, а жена обязательно попробует помочь мужу – в общем, связи и привязанности будут сильнее запретов, на то и родство. Если мальчику вручили сестру, как подарок, то он и отвечает за ее жизнь полностью, все логично. Так что здесь, даже если спрашивать по всей строгости и через край, виновен не он, а тот, кто отдал ему ребенка, как вещь. Впрочем, о том, что в семье да Гридах не все слава богу, Хайшен и Айдиш знали уже слишком давно, чтобы удивиться услышанному. Так что Айдиш только коротко спросил Хайшен:

   – Я не вижу здесь его собственного отступления от Пути, а ты?

   И дознаватель ответила:

   – Тоже не нахожу.

   – Ну вот, – сказала Полина, не заметив их разговор. – На первый раз достаточно. Теперь давайте попробуем это нарисовать по-вашему и по-нашему.

   Взяв карандаши, она быстро набросала спираль, похожую на раковину, замкнула внутренние камеры и нарисовала прокол, который шел изнутри раковины, сдвигая слои и формируя все более заметную выпуклость на стенке раковины.

   – Вот как выглядит след болезненного опыта, сформировавшего убеждения, от которых человек не может отступить. Можно ли считать это чертой характера? Мне кажется, не больше, чем шрам можно считать чертой лица. Особая примета – несомненно, но не черта, не врожденный признак. Другой вопрос, что шрам на лице виднее, чем естественные черты этого лица. Такие шрамы, собственно, и формируют социальную скорлупу. Она до какой-то степени защищает характер от новых повреждений – как маска защищает лицо от появления новых шрамов. Но в ней тесно, душно и неудобно. Без нее, однако, может быть хуже, чем с ней. Что с этим делать, каждый решает для себя сам. В идеальном случае это несут специалистам моего профиля. В этой комнате нас таких двое, я и досточтимый Айдиш. А в вашей схематике изображение, мне кажется, должно выглядеть вот так.

   Полина взяла второй лист и быстро нарисовала цветок с десятью лепестками, из которых восемь сидели прямо на сердцевине, но были едва видны, и два, ярких и четких, были соединены с сердцевиной цветка длинными черешками. Димитри с интересом наблюдал за ней, пока она выполняла первый рисунок, потом посмотрел на второй лист и развел руками: все было совершенно точно, портрет именно его сознания лежал перед ним на столе. Хайшен посмотрела на схему и кивнула. Она сама нарисовала бы точно так же и тем же цветом. Дейвин, скосивший глаза в лист на две секунды, тоже был согласен. Айдиш на схему вообще не смотрел.

   – Полина Юрьевна, – спросил он, – а с чем вы комбинировали адлерианский протокол?

   – Протоколов было три, Айдар Юнусович. – ответила она, собирая книги. – И они все пересекаются между собой больше чем наполовину, так что в общую схему встают, как видите, довольно удачно.

   Дейвин наконец поднял взгляд от столешницы и убрал изо рта зубочистку.

   – Мистрис Полина, – спросил он, – а что, у меня тоже есть такие убеждения?

   – Мастер Дейвин, – усмехнулась Полина, – их не бывает только у рыб. И то не у всех. А все здесь присутствующие, увы, наделены в полной мере. Включая меня саму.

   Хайшен обратилась к Димитри:

   – Ты ни разу даже не попытался исказить ответ, почему?

   – А что такого я сказал? – удивился князь. – Ни о чем, что было бы постыдно или преступно назвать, Полина меня даже не спросила.

   – Но тебе же было больно говорить об этом? – изумилась дознаватель.

   – Что же тут поделаешь, это жизнь, – пожал плечами князь. – Она у всех такая.

   Хайшен поблагодарила его за ответ и ненадолго замолчала. Говорить она начала одновременно с Димитри.

   – Пожалуй, я хочу продолжения, но уже без свидетелей, – сказал князь.

   – Да, этот метод нужно очень внимательно исследовать, – одновременно с ним произнесла настоятельница.

   Но на первый зимний месяц у нее были совсем другие планы. А в этом свободного времени уже не осталось ни на что, кроме одного довольно гадкого дела, обещавшего занять всю последнюю пятерку дней ноября.

   Следующим утром досточтимая настоятельница сообщила Дейвину, что у него сегодня в планах сопровождение ее для начала во Фрунзенское РУВД Санкт-Петербурга, а потом, если останется время, то и в другие инстанции. Дейвин совершенно без энтузиазма ответил: «Да, досточтимая, как скажешь».

   Разговор в РУВД был простым и коротким. Хайшен подала начальнику отдела два коротких списка и одну фамилию назвала на память.

   – Этих, этих и этого – в Адмиралтейство, – сказала она.

   На осторожные возражения о порядке задержания, дознаватель только повела плечом:

   – Что значит "ордер"? Какой вам еще ордер? Старший дознаватель Святой стражи вам приказывает, какие буквы в слове "приказ" вам неизвестны?

   Услышав от нее эту формулировку, Дейвин едва не поперхнулся.

   Она продолжала тем же ледяным тоном.

   – Что? Письменный? Да, конечно, в Адмиралтействе оформим. Что противозаконно? Ах, задержание... А вот эти их действия, на основании только одного доноса от семнадцатого марта, они законны? Ну извините, как началось, так и будет закончено.

   Скомандовав отправлять подследственных, она развернулась к Дейвину:

   – На Октябрьскую набережную, граф.

   – ...А потом эта Галадриэль взмахнула руками и что-то сказала, и весь наш архив оказался на полу. А когда Семен спросил ее, что она делает, она с приятной улыбкой заявила – мол, ищу наше оборудование, при помощи которого вы проводили допрос. У вас же, кажется, так принято искать? Мы ей попытались сказать, что у нас никакого их оборудования не было, но она улыбнулась еще ласковее и сказала, что если протокол есть, то оборудование точно было, и из кабинета не выйдет никто, пока она не получит шар правды и рассказ о том, кто нам его дал и на каких основаниях. Тут-то нам всем сразу худо и стало...

   – А Дэн? Он же с ней приходил.

   – А что Дэн. Стоял у стены с бледным видом и иногда на нас сочувственно смотрел. Что он скажет, это же священница, причем не из мелких, она примерно епископ у них на наш счет, как Вейлин был, и следователь инквизиции. Она прибыла работу наместника проверять. Я так понимаю, Дэн по этому делу сам уже горячего до слез нахлебался...

   Из переписки полицейских в закрытой теме городского форума 26.11.2027.

   Двадцать восьмого ноября, по снежку, мы чистили подвалы на Лиговке за Обводным, между Курской и Прилукской. В подвале закрытого здания суда было черт-те что, но самый «ой» обнаружился в поликлинике. Квартал пришлось оцепить от Боровой аж до проспекта, и когда мы приехали и выгрузились, наши самые знаменитые отморозки, «Городские партизаны» и «Свободная Нева», уже работали во дворах. Кажется, полным составом. Они уже успешно загнали всех тварей в подвалы и удерживали их там фонарями и выстрелами. Дейвин что-то говорил в комм, одновременно свободной рукой указывая нашим рабочим двойкам, куда подойти и на что обратить внимание. За заграждением собралась неприятно большая толпа любопытных, но ни одного горожанина среди них не было, жителей квартала ребята уже успели эвакуировать на автовокзал. Я быстро бросила взгляд на толпу – да, все с фототехникой и камерами наперевес. Да Айгит указал нам с Сергом и Симаю с Исоль проследить безопасность этих зрителей. И тут один из журналистов меня узнал, а второй решил, что ему тоже можно, так что под ленты заграждения они подлезли вдвоем. Серг только успел вытаращить глаза, а мне в зубы уже совали микрофон под бодрый вопль: «Алиса, здравствуй! Скажи, что тут происходит и что ты тут делаешь?!»

   – Да вы ох...ренели, – сказала я им поверх камеры, – жить надоело, что ли? Немедленно отойдите за заграждение!

   Они послушно нырнули назад, и в эту самую минуту Дейвин рявкнул в комм: "Пряник, куда, мать вашу, вы пошли в подвал без нас! Ждать сверху на снегу, я сказал! Через две минуты прибудет подкрепление, с ним и пойдете!" – а из подвала в нашу сторону вылетело трое оборотней, и мы отстрелялись по ним, второпях потратив больше патронов, чем надо бы. Стоявший с журналистами комиссар ОБСЕ пробормотал что-то, сперва мне показалось, что по-немецки, потом я догадалась, что это вроде голландский. Репортер продолжал снимать убитых тварей. Я развернулась, отошла на пять шагов, чтобы лучше видеть окна подвала, и занялась заменой магазина.

   На общем совещании в здании школы полиции на Полтавской присутствовали командиры подразделений Охотников и лидеры боевых групп бывшего Сопротивления. Заместитель наместника края по вопросам безопасности граф да Айгит поблагодарил всех за участие и объявил продолжение операций по очистке города до апреля, с целью решить вопрос безопасности жителей столицы края до начала теплого сезона. На совещании также решались вопросы оптимизации взаимодействия Охотников и городских групп самообороны, как определил их граф да Айгит.

   29.11.2027, портал администрации саалан в крае.

   Я не помню, когда именно я заметила, что Дейвин действительно начал меня воспитывать. Но в последний день ноября я пришла к Полине жаловаться на него. За неполный месяц он успел меня порядком выбесить своими замечаниями. Что самое противное, теперь сказать ему «я тебя ненавижу» я не могла. Он правда хотел мне помочь, был доброжелателен и вежлив, но то, что он говорил, делало меня не просто какой-то поселковой Манькой Занавескиной, а еще и неряхой, растрепой и хамлом. Хотя он всего-то советовал не делать больше это, не говорить то и не стоять так. А еще не идти этак и не сидеть вот так. И он находил время указать мне на ошибки от двух до десяти раз в день. Через неполную пару недель я взвыла.

   Сидя с чаем у Полины, я ей объясняла расклад:

   – Это же каждый день, вот правда каждый день, и не по разу. Что-то да найдет, что-нибудь да скажет. И он же правда хочет как лучше, все очень доброжелательно и вежливо, но блин, лучше бы он меня гонял, как раньше. Я уже боюсь на него вызвериться, а он не Асана, сразу развернется и уйдет. И извинений слушать не будет.

   – Сочувствую, – сказала мне Полина, – и вполне верю, что он может достать кого угодно, он очень терпеливый и въедливый. Но если он тебя задрал так, что кулаки чешутся и мат на языке, и при этом ты понимаешь, что позволить себе сорваться ты не можешь, то полсотни отжиманий очень хорошо спасают, я по молодости тоже этим пользовалась. Ну или в планке постоять, если на стадион бежать лень или погода не очень. Две минуты – и эмоции перегорели. Двух минут не хватает – стой пять. Не хватит пяти – подними левую ногу и правую руку. Или наоборот.

   – Ну, хоть пресс и руки накачаю, – усмехнулась я. – Какая ни есть, а все польза.

   – Ага, – кивнула она, – тоже верно. А с математикой у вас как дела?

   – Да никак пока, – вздохнула я. – У них местное не идет, у меня ни сааланское, ни сайхское не получается. Синан да Финей, оказывается, герцог, представляешь? Я в том смысле, что он как маг довольно-таки крут. Но ему это не сильно помогает.

   – А Макс Асани? – спросила Полина. – У него-то затруднений быть не должно.

   – У него их и нет. То есть они есть и у него, конечно, но другие.

   – А у него какие затруднения?

   – Он сперва им в Сканави пальцем тыкает, потом мне в ошибки в расчетах. И ни мне, ни им не может объяснить, как правильно... Вот, пытается найти способ объяснить.

   – Да, – улыбнулась она, – мне уже интересно, чем все это кончится.

   – Угу, – вздохнула я. – Им тоже. У них всех, похоже, на меня хитрый план: если Дар мне не вернуть, то хоть сделать массо-габаритную модель мага в натуральную величину. Академии ихней показывать. Чтобы они об меня тоже мозги сломали. А если случайно Дар все-таки заработает – тем лучше.

   – И что ты чувствуешь, когда говоришь об этом? – спросила Полина.

   – Если честно, то отчасти радость. Потому что Макс со мной хоть говорить начал на этом всем.

   – А отчасти? – она смотрела внимательно и без улыбки.

   – А отчасти я чувствую себя ненастоящей. И мне странно, что они все со мной общаются, как с настоящей, а я-то ненастоящая... И иногда думаю – а что, если я настоящей и не была никогда?

   – Знаешь, – сказала она задумчиво, – я тебя понимаю. У меня так было, незадолго до того, как мы с тобой познакомились. И Лелик мне тогда сказал, что если ты делаешь, как настоящая, и результат у тебя, как у настоящей, то разницы на самом деле нет никакой. И знаешь, у меня сработало. Попробуй это вспомнить в следующий раз, когда покажется, ладно? А теперь давай прощаться, мне работу делать надо.

   Потом я стояла в коридоре школьного здания и смотрела на оконное стекло. Снег очередной раз растаял, и по стеклу ползли капли. Я смотрела на них, и мне становилось легче, потому что должен же хоть кто-то поплакать об этом всем, если я сама не могу.