Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 69 страниц)

   – Хорошо, – кивнула Хайшен. – Ты можешь сделать то же самое еще раз? Для меня?

   Полина задумалась.

   – Не знаю. Смотря когда.

   – Когда лучше?

   – Или до конца месяца, или уже весной. Когда снег ляжет, уже ничего не будет видно и понятно.

   – А сегодня?

   – Сегодня будет видно и понятно, да.

   – Покажешь сегодня?

   – Это далеко. Пропадет весь день.

   – Не пропадет, – Хайшен улыбнулась совсем весело. – На это дня не жалко. Только я бы хотела взять с собой еще двоих таких же, как я, ты не против?

   – Почему бы я могла быть против? – удивилась Полина.

   Хайшен заметила в поведении собеседницы нечто, что ей совсем не понравилось, но не подала вида.

   – Хорошо. Пресветлый князь, съездишь с нами?

   – По обязанности хозяина этой земли, досточтимая, непременно. – Димитри коротко наклонил голову.

   Затем он обратился к Полине:

   – Сколько времени тебе нужно на сборы?

   – Десять минут. Куртка и ботинки.

   – Хорошо. Через четверть часа в холле.

   Компания собралась немаленькая: князь, Хайшен, двое досточтимых, которых она привела, и Полина. На одного человека меньше – и все бы поместились во внедорожник Димитри. Но Хайшен настояла на этом составе. Полина сказала, что перед дорогой всем нужно подкрепиться, а ей еще заехать к друзьям за кое-чем. Выйдя в Адмиралтействе, компания отправилась обедать, а Полина в сопровождении двух свободных девиц из имперского легиона поехала к Асе и ее уличному цирку. Цирк этому визиту не порадовался, но увидев Полину, артисты слегка успокоились. Потом они в сопровождении девушки в костюме французского матроса и белом клоунском гриме ехали на базу и там выбирали из реквизита необходимое и одновременно готовили перечень взятого на листе с Асиной печатью. Поставив между собой и гвардейской девицей холщовую сумку, набитую по самый верх и тихонько мелодично позвякивающую, Полина сказала сопровождающей:

   – Все нужное я сделала, доложи князю, где мы.

   Девица быстро отчиталась в комм на сааланике, нажала отбой и повернулась к Полине:

   – Он приказал проследить, чтобы ты поела, и ждать их здесь.

   Полина пожала плечами. Девицы спросили водителя о чем-то, он показал им пальцем в проулок, они покивали и вышли из машины. Полина последовала за ними. Проулок привел в блинную. Там Полина послушно взяла себе некий набор, формально сходящий за обед, девы, пользуясь случаем, тоже перекусили – по-саалански основательно.

   Когда князь с досточтимыми приехал, гвардейские девочки отсалютовали и пошли на маршрутку. Димитри спросил Полину, с кем она хочет ехать, и она уверенно ответила, что поедет с Хайшен. Хайшен улыбнулась. Ее радовала приязнь этой женщины, сколько бы сложностей вокруг нее ни создавалось. Но еще больше ее удивило то, что Полина заговорила с ней, едва машина тронулась с места. Димитри распорядился, чтобы они ехали первыми, раз так, и Полина сама объяснялась с водителем по поводу дороги. Полина пожала плечами, попросила водителя открыть карту в коммуникаторе, ткнула в нее пальцем и сказала:

   – Примерно сюда, ближе к месту все равно с шансами заблудимся, так что придется уточнять, а пока по навигатору.

   После этого она забралась на заднее сиденье, где уже устроилась Хайшен, захлопнула дверь салона и повернулась к ней.

   – Твои коллеги точно сытые?

   Хайшен улыбнулась и кивнула.

   – Сможешь проследить, чтобы на месте они не наделали ерунды?

   – Смотря какой ерунды, – легко ответила настоятельница.

   – Чтобы не отошли от группы. Чтобы ничего не брали с земли. Чтобы не пытались слушать то, что кажется голосами. Чтобы не залезли ногами в туман, а он там будет почти наверняка. Но главное – чтобы смотрели под ноги. Там лучше не падать на землю. И вообще не прикасаться к ней руками.

   – Эти тени настолько агрессивны? – озабоченно спросила Хайшен. – Как же ты ходила туда раньше?

   – Это не агрессия, – Полина свела брови, выбирая слова. – По крайней мере, в привычном понимании этого слова. Но лучше бы это была агрессия.

   Хайшен покачала головой:

   – Не понимаю...

   – Ты поймешь. У вас в культуре этого нет, ну или я не видела. Но ты поймешь, это нужно увидеть один раз, и потом станет понятно навсегда.

   – Это опасно?

   – Если не соблюдать правила, которые я перечислила – может быть опасно.

   – Чем же?

   – Хайшен, скажи... – Полина повернула голову и посмотрела собеседнице в лицо.

   Та обернулась к ней:

   – Да?

   – Ты правда считаешь, что я покажу вам, как будить наших мертвых? Вот после всего, что было четыре дня назад, ты все еще так думаешь?

   – Я не знаю, – ответила настоятельница. – Но может быть, ты мне скажешь, пока мы не доехали?

   – Их не надо будить, вот в чем дело. Им бы помочь успокоиться. Но твои коллеги между первым и вторым разницы не видят.

   – В том числе потому я и здесь, – улыбнулась Хайшен. – Так в чем же опасность?

   За разговором они проехали Гатчину, затем Никольское. Полина некоторое время смотрела в окно, собирая слова. По обочинам дороги мелькали красные, желтые и рыжие пятна крон. Загоралась яркая, как костер, осень.

   – В том, что эти люди, несмотря на то, что они умерли, а точнее, именно потому что они умерли, могут быть очень настойчивыми в своих просьбах. И если случайно прикоснуться не к тому предмету в месте их смерти, убедить их покинуть тебя может быть очень непросто.

   – И вы здесь живете, зная это?

   Когда Хайшен задала этот вопрос, глаза у нее были сильно больше обычного.

   – А куда мы отсюда денемся? И как? И кто нас где ждал? Это во-первых. А во-вторых... – Полина посмотрела в окно. – О, смотри-ка, куда мы приехали. Это Выра. Давай предложим князю остановку. Тут есть на что посмотреть, музей невелик, но вполне достоин внимания. В том числе и твоего.

   Входя в музей, внешне напоминавший сельский трактир, Хайшен весьма ощутимо приложилась лбом о какую-то часть строения. Димитри, шедший за ней, сперва нащупал это бревно рукой, затем пригнулся, чтобы не впечататься тоже. Пригнуться ему пришлось почти как при официальном поклоне императору. А разогнуться так и не удалось: низкий потолок не пустил. Досточтимые выпрямиться сумели, но постоянно ощущали макушками доски над головой.

   Они осмотрели станцию, домик смотрителя, с интересом выслушали романтическую историю, якобы случившуюся здесь двести с лишним лет назад. Хранитель музея, обрадованная внезапным визитом наместника, ответила ему на все вопросы по дорожному сообщению тех времен, которым посвящен музей, дала послушать звон ямщицких бубенцов, подсунула книгу посещений для записи и попросила разрешения сфотографировать всю компанию хотя бы на телефон. Полина удачно замешкалась у дверей и счастливо избежала появления своего фото в паблике музея и в новостных лентах края.

   Музей находился перед самым въездом в населенный пункт Рождествено, на выезде из которого на комм Димитри пришло сообщение от местного барона: "Мой князь?" Он набрал в ответ: "В другой раз, Тейен, прости", – отправил и, взглянув в окно, увидел вокруг дороги болото. Оно было размером как раз с Рождествено. А следующее болото он увидел после еще двух придорожных деревень, и оно было равно по площади им обеим. Затем была еще одна деревня, пустая, за ней лес, за лесом – укрепленный поселок, в котором они и свернули с трассы. Проехав его насквозь, они некоторое время наблюдали вокруг лес, а затем слева показались брошенные коттеджи, при виде которых спутники Хайшен поежились, а справа... Там сразу за дорогой начиналось довольно жутковатое ничего. Полина сказала водителю: "Здесь". Машина остановилась. Выйдя, Полина что-то объяснила водителю про дорогу, показывая пальцем в карту на комме, и он, кивнув, поехал за пределы этого странного места.

   Хайшен нахмурилась:

   – Тут могут быть оборотни.

   Полина покачала головой:

   – Они не любят сырости. Здесь все время туман, он очень холодный и быстро оседает на любой движущийся объект. Мы в безопасности. По крайней мере от фауны.

   Димитри тоже отпустил машину и подошел вместе с досточтимыми:

   – Куда дальше?

   – Туда, – Полина кивнула головой в сторону пустого места.

   За канавой, отделяющей его от дороги, даже трава не росла. По другую сторону грунтовки на участках вокруг коттеджей колосилась мощная полынь и торчали сухие ветки каких-то культурных растений – крыжовником были эти кусты при жизни или розами, угадать возможности не представилось, Полина шла очень быстро даже для саалан. А вне заборов были видны остаточные признаки невыжившего газона, побежденного все той же пустотой.

   – Что с этой землей, мистрис? – спросил один из досточтимых.

   – Слишком много ног по ней ходило за очень короткий промежуток времени. Это было давно, десятки лет назад, но она так и не восстановилась.

   – Куда же все эти люди ушли?

   – Вперед, к железной дороге. Там их погрузили в поезда, как скот, и угнали в рабство.

   – Как долго это происходило? – досточтимый выглядел шокированным.

   – Три с половиной года, – ответила Полина, перешагивая куст репейника, разлегшийся на ее пути.

   – И сколько же их было здесь?

   – Примерно две трети тех, кто жил в этих местах до той войны.

   – Но это же очень много! – удивился монах.

   Полина остановилась, повернулась к нему и прищурилась, выбирая слова.

   – Не все из них были взрослыми людьми. Очень многие были детьми, такими, как учащиеся в Приозерске в школе при замке. Они подолгу ждали отправки, многие не выживали и умирали прямо здесь. Им очень хотелось свободы, но хотеть свободы и быть свободными – не одно и то же. Поэтому, даже умерев, они не сумели уйти из этого места, где их держали насильно. Сейчас мы пойдем к ним туда.

   – Зачем, мистрис?

   – Попробуем им помочь, раз уж мы тут.

   – Как мы будем это делать, Полина? – спросила Хайшен.

   – Видишь вот там, вдалеке, темное пятно? Это дерево. Мы повесим на него колокольчики из этой сумки. Они будут звенеть, и это им напомнит о том, что в их жизни было что-то кроме этого места. И намекнет, что они могут быть где-то не здесь.

   – А если сказать им об этом прямо? – спросил все тот же монах.

   Полина повернулась к нему:

   – Досточтимый, скажи я вам неделю назад прямо, что вас ждет в первый осенний шторм, много было бы в этом толку?

   Он задумался, смущенно покачал головой:

   – Мне так не кажется, мистрис. Боюсь, что я и до сих пор не вполне верю вам.

   Полина покивала:

   – Вот видите. А вы живой взрослый человек и можете слышать не только себя, но и окружающий вас мир. Что же вы хотите от детей и женщин, умерших в мучениях и не понявших этого за восемь десятков лет? Но пойдемте, пока туман совсем не сгустился.

   Они перебрались через кювет и пошли по земле, через которую небольшими пятнами пробивалась редкая трава и тонкие прутики, явно не имеющие шансов выжить. Земля почти ничем не отличалась от слегка заброшенной грунтовки, только дорога имеет длину и ширину, а это мертвое поле тянулось во все стороны до самого горизонта. На самом деле, от шоссе Р-23 до железнодорожных путей, но это все равно было больше, чем видел глазами даже князь.

   Примерно через четверть часа движения досточтимые занервничали. Они слышали тихие шелесты, слишком похожие на голоса, и чувствовали дуновения ветра, слишком похожие на прикосновения. Полина тряхнула сумкой, в ней зазвенело – и туман вроде бы начал редеть. Или дерево просто стало наконец видно, потому что они приблизились к нему. Подойдя еще ближе, они увидели, что деревьев там три. Живыми их можно было назвать с очень большой натяжкой, но они честно пытались продолжить быть. Полина сочувственно погладила ближайшую иву по коре:

   – Ничего. Весной будет проще.

   Она открыла сумку, достала оттуда горсть бубенцов и пучок шнуров, протянула князю:

   – Привяжи так высоко, как только сможешь.

   Димитри без возражений принялся продевать шнуры в кольца бубенцов и привязывать их к веткам.

   Вокруг деревьев и между ними не было ни клочка тумана, но в пятидесяти метрах от ив он стоял плотной стеной, кипел и клубился, создавая впечатление тихой и внимательно наблюдающей за происходящим толпы безмолвных людей. Один из досточтимых протянул Полине руку:

   – Мистрис, и мне.

   Она молча вложила в протянутую руку шнуры и колокольчики и повернулась к Хайшен.

   – Ну что, поучаствуешь?

   – Сперва посмотрю, – улыбнулась та.

   Второй досточтимый отвернулся от Полины, взглянул в туман, повернулся к князю, занятому бубенцами, уткнулся взглядом в землю, увидел что-то и наклонился. Хайшен рывком разогнула его:

   – Ничего не трогай руками на этой земле. Можно только смотреть и слушать.

   Димитри заметил происходящее краем глаза, покосился на Полину, но она была занята бубенцами и даже не улыбнулась. Он протянул ей руку:

   – Дай еще, – и получив, продолжил украшать деревья, которые потихоньку уже начали наполнять воздух вокруг тихим мелодичным звоном.

   Второй досточтимый потянулся в сумку сам и взял шнуры и колокольцы снова. Полина цепляла шнуры к самым нижним ветвям ив. Хайшен и первый досточтимый наблюдали за ними и за окружающим пространством и видели, как туман начинает собираться в плотные мячики, и как эти мячики начинают вплывать в кроны ив, не прикасаясь, однако, к развешенным в ветвях колокольцам. А затем они отлетали назад и поднимались вверх, создавая второй слой тумана, выше и светлее первого, но оставаясь маленькими плотными сферами.

   Пока они смотрели на это природное явление, сумка почти опустела. Отдав последние колокольчики второму досточтимому, Полина подошла к Хайшен, нагнулась и подняла с земли то, до чего священница не позволила дотронуться своему собрату по обетам. Разогнувшись и раскрыв ладонь, она показала обоим досточтимым стеклянную пуговицу с отломанной ножкой, когда-то веселого зеленого цвета. Отряхнув с нее землю, она подала кусочек стекла досточтимому:

   – Держите. На память. Чтобы вы завтра не подумали, что вам все приснилось.

   Хайшен нахмурилась:

   – Ты же сказала ничего не брать руками здесь?

   – И что мне теперь сделается, если я с весны юридически в том же положении, что и они? – пожала плечами Полина. – А передача через вторые руки относительно безопасна. Пойдемте, темнеет уже.

   До "темнеет" было еще не меньше часа, но воздух начал окрашиваться золотым и розовым. В этом обманчиво теплом свечении просвет в стене тумана вдруг стал особенно заметен. Полина уверенно направилась в него, сааланцам оставалось только следовать за ней. Преодолев кювет и выйдя на дорогу, Хайшен развернулась к собратьям по обетам и отвесила каждому по звонкой оплеухе:

   – Почему доклад об этом до сих пор не у магистра? У вас было не меньше шести лет!

   Димитри остановил ее:

   – Досточтимая, нам лучше поторопиться.

   Хайшен кивнула, все еще глядя на досточтимых:

   – Мы продолжим разговор. Не позднее следующего утра.

   Около машин Полина предложила всем помыть руки и кивнула на артезианскую колонку с рычагом ручного насоса, видневшуюся невдалеке. Димитри предпочел не спорить, Хайшен решила поинтересоваться смыслом этого действия позже. Досточтимые не только вымыли руки, но и смочили холодной водой лица, на которых все равно осталось по порядочному красному пятну.

   Дожидаясь у колонки собратьев по обетам, Хайшен спросила Полину:

   – Этот ритуал делается там впервые?

   – Нет, конечно, – ответила та. – Этот раз, кажется, пятый. Первый был в семидесятые.

   – А где предыдущие колокольчики? – уточнила дознаватель.

   – Истлели, – пожала плечами Полина, – там же все время туман.

   В машине саалан обнаружили, что озябшим рукам после холодной воды стало действительно приятнее, и это было неожиданно важно. Когда джип выехал на трассу, Димитри заметил, что замерз и устал. Он все-таки позвонил Тейену и попросил позаботиться о них немного.

   Когда они подъехали к границам Рождествено, его люди вперемешку с местными уже собрались – приветствовать и общаться. Люди с фотоаппаратами тоже были. Димитри вышел, сделал остальным знак оставаться в машинах, всем поулыбался, поблагодарил на сааланике и на русском, дождался сопровождающих на мотоциклах и сказал водителю следовать за ними.

   Половина стюардов у Тейена была из местных, и вряд ли барон учил прислугу сам. Они были нейтрально-доброжелательны, но в них чувствовалось нечто общее с Полиной: под этой доброжелательностью чувствовался внимательный и острый холодок. Впрочем, и приготовлено, и подано было безукоризненно. Димитри порадовался всем полученным у Евгения Ревского консультациям: досточтимым-то простят, у местных к монахам отношение особое и очень терпимое, а вот светскому публичному лицу посчитают каждую ошибку костюма и поведения. Он вспомнил все требования местной галантности и проявил их в обращении с Полиной, позволив досточтимым держаться своей группкой. Тейен с ближним кругом ужинали с ними вместе. Узнав, куда они ездили, барон кивнул:

   – Я был там вместе с маркграфом Сиверским. Гадкое место. Мы так и не поняли, что можно сделать с этим клочком земли, чтобы облагородить его.

   Димитри ответил:

   – Я приглашу его к себе, нам еще предстоит решить этот вопрос, он очень непростой. Мы сегодня сделали, что могли, но этого мало. Нам следовало раньше посоветоваться с местными.

   После этих слов князь перевел разговор на ближайший солнцеворот. Полина потихоньку глянула на стюардов. Те явно впечатлились.

   С ужином и разговорами они слегка задержались и не успели проскочить КАД до разъезда ночных патрулей, так что постояли еще и после Пулково. В общем, в Адмиралтейство приехали только в одиннадцать вечера, а из портала в Приозерске вышли и вовсе после полуночи.

   Придя наконец в спальный блок, Полина отмокла под душем, поливаясь почти кипятком, чтобы прогнать из-под кожи оцепенение и неприятный холодок, высушила голову феном, завернулась в два одеяла и выключилась.

   Димитри отмахнулся от секретаря, сказав, что замерз и устал и все подождет до завтра, и ушел во внутренние покои, к теплой воде, огню и постели.

   Хайшен решила не истязать зря собратьев по обетам и отпустила их со словами "продолжим завтра". В своих покоях она долго сидела у камина, глядя в огонь.

   Досточтимые выпили на двоих бутылку коньяка и заснули, обнимаясь, хотя до этого дня не чувствовали друг к другу особенной приязни.

   В столице Саалан ждали Короткой ночи. Новости с Ддайг были ожидаемыми и поэтому никого не беспокоили, особенно по сравнению с тем, что приходило вместе с почтой из новой колонии. Преступления, связанные с участием в работорговле, дикая местная магия, восемь столичных магов, включая двух некромантов Академии, убиты за одну ночь – столица гудела, как фиорд, по которому мечется шторм.

   Спокоен был только достопочтенный Вейлин. Разумеется, поводов для радости от таких новостей у него не было, как и у всего Исаниса. Где-то оплакивали не вернувшихся детей, где-то скорбели, вспоминая братьев по обетам, некоторые семьи уехали из столицы пережидать позор из-за родичей, уличенных в недолжном и казненных за звездами, и это все было очень печально. Но он знал, что эти события неизбежно должны были случиться и виной тому была нерешительность наместника края. Послушав досточтимого вместо того, чтобы вмешивать дознавателя, князь сохранил бы людям саалан и жизнь, и честное имя. Но он промедлил, показав слабость, и некроманты напали. Мерзость, обнаруженная среди саалан, оставшихся за звездами, была только одним из неизбежных следствий этого. Конечно, за этими смертями последуют другие, за раскрытыми преступлениями вскроются новые, и молодой да Шайни угаснет, так и не придя в себя, в чужой земле, которую он так и не смог полюбить. И хотя князь Димитри сильный маг, вряд ли это ему поможет. Маркиз Унриаль тоже не был ни слабым, ни трусливым, да и дураком не был, только от этого всего ему не прибыло пользы или чести. Впрочем, князь еще может попросить Хайшен отменить решение об отстранении. Не после этого удара, так после следующего. Он умный и осторожный правитель, не может же он терпеть поражение за поражением, не делая ничего. И Вейлин отправился в очередной салон, сочувственно кивать, слушая пересказ загадочных событий, разгадки к которым он знал, но не спешил делиться ими. Пусть сперва придут и попросят.

   Искать встречи со старым маркизом он тоже не стал. Один раз он уже предложил свои знания и свое хорошее отношение, теперь, если маркизу нужно, пусть ищет встречи сам. А пока вызов в край не пришел, можно получать удовольствие от жизни в столице, от спокойной работы и привычного размеренного распорядка, и от наступающего праздника.

   Край в это время совершенно не предвидел новых бедствий, и его жителей и граждан занимали совсем другие вещи. Изменение политики саалан было одной из важных тем, и в связи с ней, как это всегда и бывает с народным вниманием, совершенно пропали из виду новообращенные, оставшиеся без присмотра после отстранения достопочтенного. Казалось, что после его отстранения они перестали быть не только значимы, но и видимы: их слова и действия проходили незамеченными вне зависимости от содержания высказываний и характера поступков.

   Эгерт единственный присматривался к ним, следил за их блогами и внимательно читал статьи на новостных ресурсах за их подписями. Он понимал, что сейчас никто не будет их слушать и уделять им время вообще. Всем было не до того, начало осени предоставило больше новостных поводов, чем вмещает голова обывателя. Людей и их частные мнения общество начинает принимать во внимание только тогда, когда других новостей за день не больше двух, да и те характера "с крыши сарая сняли кошку" или "сумасшедшая бабушка разбила клюкой витрину". А обстановка в городе и так не была скучной. Обсуждали что угодно, только не этих людей.

   Горожан интересовали возможные последствия ночной атаки фауны на город, реакция администрации империи на шторм, похоронный обряд саалан, появление наместника на Пискаревском кладбище в канун годовщины начала блокады и публичные извинения, принесенные им городу от имени администрации империи, а также итоги августовских процессов – смертные приговоры как неотменяемый факт и гражданские казни в городе как неизбежное городское событие. А все, что занимало умы горожан летом, ушло на второй план и дальше. Работа Марины Лейшиной никому не была интересна: она продолжала вести дела Медуницы и Бауэр, но значимых для обывателя изменений пока не было ни в одном из этих дел. Персона Алисы Медуницы не обсуждалась, поскольку ни по одной из предлагаемых версий ее судьбы не было достаточных доказательств, а сплетни теряют цену рядом со свежими фактами, которых в этом сентябре было больше обычного. Пожизненное ограничение свободы Полины Бауэр оставалось без изменений, так что и ее судьбу тоже не обсуждали.

   Эгерт знал, что как только события сентября перестанут быть свежими и уйдут в прошлое, эти темы всплывут и интерес к ним обязательно появится. Но пока времени у него было достаточно, чтобы попробовать выручить старую приятельницу добрым дружеским советом. Надо было только придумать, как лучше организовать встречу.

   Не предвидел бедствий и наместник. Именно в то самое время, пока Вейлин наслаждался моментом в столице, а Эгерт строил планы о том, как ему встретиться с Алисой без свидетелей на три необходимых минуты, Димитри обсуждал со своей наставницей программу обучения танцу, который так его увлек, на следующие три месяца. По счету Озерного края было воскресенье, начинался вечер, и князь наслаждался им, зная, что следующая неделя будет очень тяжелой для него. Если повезет – просто очень тяжелой.

   – Знаешь, я давно не получал столько удовольствия, сколько мне досталось в ночь перед штормом, мой друг, – сказал он, задумчиво улыбаясь. – И даже то, что я прочувствовал всю снисходительность, проявленную ко мне, не испортило впечатлений. Но второй раз так же глупо я выглядеть не хотел бы. Давай пойдем дальше.

   – Прекрасный выбор, – улыбнулась Полина. – Дальше будет еще интереснее, но есть несколько сложностей. Пока они еле заметны, но дальше проявятся и когда-то начнут мешать.

   – Какие же? – Князь качнул головой и шевельнул плечом, позволяя косе упасть на спину.

   – Первая – я тебе не по руке. Другую пару тебе надо искать из своих, мне не хватает роста для того, чтобы следовать за тобой в сложных фигурах. У тебя есть еще полгода, чтобы решить этот вопрос, но потом совершенствоваться нужно, – Полина приостановила речь, чтобы собрать слова, и закончила мысль, – может быть, с менее опытной дамой, но повыше ростом.

   – Я подумаю об этом. – Он наклонил голову, спрятав взгляд. Идея ему не очень понравилась. Но для того, чтобы возразить весомо, он пока что чувствовал себя недостаточно умелым и осведомленным. Впрочем, времени было еще достаточно. – А вторая?

   – Вторая – как раз те твои привычки, которые помогли тебе так легко и быстро начать танцевать.

   – Объяснишь? – Не отрываясь от беседы, Димитри поманил пальцем поднос с чайником и чашками, тот послушно поплыл к столу.

   – Да, конечно. Ты фехтуешь и управляешь парусным судном. Это обеспечивает тебе хороший баланс и ведение, но только на начальном уровне. А как только ты захочешь сделать из этого танец, начнутся проблемы. Дистанцирование в объятии у тебя больная тема из-за привычки слишком сильно контролировать. И как только мы начнем учить фигуры и сочетания шагов, твои навыки перестанут быть помощью и станут помехой.

   Димитри улыбнулся, наливая ей чай.

   – И чему же ты будешь меня учить?

   – Чему обычно и учат продолжающих, – легко сказала Полина, принимая у него чашку. – Смена направления на очо. Скрутка. Крусада. Пивот и хиро. Колесита, мулинета, хиро, медиахиро. Планео и энроске. Шестишаговый поворот. Очо американо и очо кортадо. Задний крест. Перекрученное очо. Каминада с перекрученным очо. И сакады, если успеем. Передние и задние, мужские и женские.

   – Прекрасно, мой друг, – сказал он, размешивая сахар. – А теперь объясни, что ты сейчас сказала, пользуясь понятными мне русскими словами.

   Разговор только начался, можно было никуда не спешить, и князь был намерен провести вечер за приятной беседой целиком, не отдав наступающей неделе ни одной минуты.

   Дейвин начал тот вечер куда менее приятным разговором, чем князь. К нему зашла Хайшен, поговорить об Алисе Медунице, и ее визит превратился в настоящее внушение. Настоятельница пеняла графу за отношение к девушке, утверждая, что его поведение с ней на грани с недолжным, если не за гранью, и так настойчиво предлагала пересмотреть свои взгляды и отношение к ней, что это, пожалуй, было уже требование. К счастью, визит Хайшен продлился не больше часа. Проводив ее, да Айгит посмотрел на часы и понял, что вечер только начинается, а в далеком теплом городе, ставшем домом его другу, и вообще самое время для вечернего чая. Завершив эту несложную мысль, Дейвин сказал вслух: «А, ящеру в глотку это все!» – и открыл почтовый клиент в ноутбуке.

   Он писал другу с вопросом, свободен ли тот сегодня, рассчитывая в лучшем случае на разговор по скайпу, но Женька отозвался немедленно и в краткости многократно превзошел самого себя. В ответном письме было всего два слова: "ставлю чайник". И Дейвин, разумеется, пошел в зал Троп, сказав Нодде, что если его кто-то спросит, то он решил проветриться и будет к полуночи. Назад он вернулся ровно в полночь, слегка нетрезвый и почти веселый, с коробкой печенья и корзинкой крупных лиловых медово-сладких слив. Но и Женька сказал ему, что такая неприязнь к человеку, которого видишь каждый день, – совсем не дело, она прежде всего не полезна ему самому и плохо влияет на впечатление о нем. Да, и от своих тоже. Так что, заключил он, что-то делать придется, Дэн, так оставлять нельзя, будет только хуже. Вертясь в кровати и вспоминая вечер, проведенный с другом в ярком Львове, полном смеха и запахов кофе, фруктов и цветов, Дейвин никак не мог решить, что именно он может изменить в своем отношении к этой мрази так, чтобы не осквернить себя ни ложью, ни напрасной жестокостью, и вдруг вспомнил фразу друга, сказанную давно и по совсем другому поводу.

   – Когда я возмущен, – сказал тогда Евгений, – я нахожу способ успокоиться и начинаю думать, что именно я упустил из виду. Возмущение, Дэн, – это флаг непонимания. Пойми, что именно ты видишь перед собой, и эмоции уйдут. После этого решение придет легко, и скорее всего, оно будет если не правильным, то хоть не позорным.

   Хорошо, решил граф. Поискать упущенное из виду никогда не вредно. И уснул.

   Неделя началась с совещания у наместника с участием пресс-службы, обоих заместителей, вице-мэра Санкт-Петербурга и всех герцогов и графов края. Наместник объявил о новой программе вакцинации и о новом, уже готовом лекарстве, которое он разрешил испытывать на зараженных людях, чтобы дать им шанс если не на полное выздоровление, то по крайней мере на избавление от ужасной участи.

   После совещания князь сделал знак остаться обоим замам и сказал:

   – Сайхам и медикам нужны живые фавны, дорогие мои. Хорошо бы до конца месяца. И постарайтесь на этом не угробить людей.

   Но на следующий день Дейвин был не в полях, а рядом с князем на очередной встрече с комиссаром ОБСЕ. И разговор шел опять о Медунице. Функционеров контролирующих организаций интересовал вопрос о гражданстве Алисы. На вопрос Дейвина, почему вопрос звучит только теперь, комиссар очень мягко ответил, что добавлять администрации империи хлопот во время судебного процесса он не планировал, а решать текущие вопросы во время дней траура – запредельная бестактность. Это простой текущий вопрос, и наверняка в спокойном режиме без авралов ответ на него может быть предоставлен до конца месяца, сказал функционер. Дейвин попробовал было возразить против сроков, но комиссар, глянув на него в упор, заявил:

   – По нашим источникам, Алиса Медуница, военнослужащая спецподразделения по защите от инородной фауны, и Лиска Рыжий хвост, лидер боевого крыла оппозиции, пропавшая без вести после ареста в двадцать третьем году, – одно лицо.

   Димитри внимательно посмотрел на чиновника.

   – Учитывая ваши технологии, – уточнил комиссар, – следует сделать поправку: по крайней мере, это один и тот же организм. Остальное и хотелось бы выяснить.

   – Вы хотите официальный ответ? – поинтересовался князь.

   – Не обязательно, – ответил комиссар. – Но хотелось бы некой определенности. В принципе, мы можем просто включить в отчет данные наших источников, если вы не найдете времени нам ответить. Тогда вместе с отчетом будут опубликованы именно они.