Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"

Автор книги: Эгерт Аусиньш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 69 страниц)

  19 Длинная ночь

   По рекомендации своей пресс-службы Димитри в среду посмотрел субботний репортаж ВВС о зимней Охоте в крае. Получилось задорно и с огоньком: удались и Алиса, отправившая журналистов назад за ограждение, и Дейвин, перешедший на командный русский, не заметив, что его снимают, и те кадры, где Алиса с напарником отстреливают оборотней, и те, на которых Алиса с каким-то из товарищей по Сопротивлению на ходу приветствуют друг друга соприкосновением поднятых к плечу ладоней, и сами бойцы групп самообороны, легко и толково работающие с Охотниками, и конечно, сами Охотники в новеньких зимних комплектах, выданных только в этом году.

   – Хорошо, – сказал он пресс-секретарю. – Сегодня первое число месяца. Завтра можете публиковать уведомление о начале следующего процесса.

   – Следующего, господин наместник? – мужчина в темно-синей пиджачной паре поверх голубой сорочки вопросительно наклонил голову.

   – Да, о клевете, подлогах и остальном списке подвигов всех причастных по "Ключику от кладовой". Посмотрите термины точно. И кстати, пресс-конференция в пятницу.

   – В Адмиралтействе, господин наместник?

   – Да, как обычно. Можете идти.

   На пресс-конференции наместник империи Аль Ас Саалан в Озерном крае объявил, что начатое дело будет первым в его списке, остальные готовятся в производство. В рамках новой кампании по выяснению истины будет наконец принято судебное решение по делу о пожаре в Эрмитаже, после чего, как заверил Димитри да Гридах, можно будет начинать процесс реставрации комплекса.

   02.12.2027, портал администрации империи.

   Дейвин со своими новыми знакомыми смотрел тот же самый репортаж ВВС в квартире Марины Лейшиной. Когда выпуск новостей закончился, он повернулся к Прянику и спросил:

   – Влад, если это не секрет – а почему Пряник?

   Народ в комнате заерзал и попрятал глаза. Влад не шевельнулся, только повернул к заму наместника голову, чтобы отвечать, глядя в лицо.

   – Так исторически сложилось. Был еще Кнут, но в двадцать втором году в Заходском ты имен не спрашивал, твое сиятельство. Я туда припоздал немного, часа на два. Первые фото в сети, на которых пепел еще не разнесло, они мои.

   Дейвин прикрыл глаза, медленно вдыхая пахнущий табачным дымом воздух. Это было неожиданно больно.

   – Ясно. Спасибо за ответ, буду знать.

   – Знай, – согласился Пряник. – Дело полезное.

   04.12.2027. Хоровод с порошком.

   Если все это правда, то это такой ад, что мне уже нечего добавить. Дно проваливается все ниже и ниже.

   1. Американская DEA и Интерпол устанавливают, что Озерный край непостижимым образом стал главным поставщиком в Европу колумбийского кокаина. Через край – если быть конкретным, через Санкт-Петербург – распространяется далее по странам ЕС до 60% всего поступающего на континент наркотика. Настораживает, что цена на кокаин в городе уже в течение нескольких лет значительно ниже цены кокаина в США, несмотря на сравнительную близость плантаций коки к американским границам.

   2. Дружественные краю режимы, в том числе Московия, блокируют расследование на своей территории. До последнего времени в Интерполе уверены, что поставки осуществляются из Венесуэлы и Конго, и кредиты края оплачиваются именно таким образом.

   3. Громко арестована глава боевого крыла оппозиции, Алиса Медуница. Полгода о ней не было никаких сведений, включая отсутствие допуска адвокатов и медиков, после этого официальных данных тоже не дают, зато сайт администрации империи Белого Ветра публикует заметку о награждении агента Медуницы за успешную операцию.

   4. Начинаются репрессии по отношению к мирному крылу, крайне небрежно замаскированные под религиозные гонения. Около тысячи смертных приговоров.

   5. Наконец, берут под арест одну из немногих оставшихся лидеров мирной оппозиции Полину Бауэр, по странному совпадению, владелицу «даркнета Озерного края», сосредоточенном на портале «Ключик от кладовой», агрегаторе всех неофициальных товаров и услуг, доступных в крае.

   6. Наместник инициирует проверку деятельности администрации империи в крае, эту проверку выполняет все та же самая Святая стража, основной силовой орган обоих витков репрессий в крае, и по отношению к мирному крылу, и по отношению к боевикам, ранее. В крае появляется дознаватель из столицы империи с отрядом. Чтобы увидеть фото, зарегистрируйтесь или выполните вход!

   7. Пресс-служба наместника тут же сочиняет, что вот это все было всего лишь способом установить отношения с оппозицией.

   8. Полине Бауэр подписывают отсрочку приговора на семьдесят лет.

   9. Отстранен и выслан из края предстоятель Академии Саалан в крае, Вадим Юрьевич Дегтев, он же достопочтенный Вейлин. Чтобы увидеть ссылку зарегистрируйтесь ! или авторизуйтесь на Форуме !

   10. Наместник приносит извинения за репрессии и фактически обвиняет в терроре Академию Саалан.

   11. Полина Бауэр объявляет, что больна, и на месяц пропадает из сети. Ее свежих фотографий в блоге Марины Лейшиной, оппозиционной правозащитницы, или на сайте организации «Свет в окне», тоже нет. Ее портал, тем не менее, продолжает работать, и у администрации империи нет к нему вопросов.

   Продолжение следует.

   С форума yapischy.com

   По сети в адрес Полины летело такое, что у Марины при виде этих новостей кончались цензурные слова. Это был настоящий селевой поток. В нем присутствовал весь спектр мнений, начиная с уже приевшейся песни «сдала своих, с ней дел иметь нельзя» и заканчивая гипотезой о том, что портал с самого начала был «на подсосе» у администрации империи. На форумах и в группах мелькали заявки о том, что единственными реальными получателями выигрыша от аварии восемнадцатого года были как раз совладельцы «Ключика», вопросы, каким это образом Полина оказалась последней выжившей, со своим-то хобби в виде художественной резьбы по осколкам и костям, предположения о том, что именно она не поделила с теми, кого сдала, и даже версия, что она пытается сдать оставшихся сразу всех ради особенно крупного куша. Когда Марина привезла свое изумление в Приозерск, Полина только пожала плечами: «я говорила». Смотреть эти посты и паблики она отказалась наотрез, а второй раз – в особенно резкой форме. Марина предпочла не отвечать на эту ее реплику. В кабинете повисла неприятная тишина. Лейшина было думала прощаться и сворачивать беседу и глядела куда-то в стену, когда услышала:

   – Мариш, есть тема поважнее этой мути. Саалан, кажется, пытаются перевести Алису в свое гражданство.

   – Откуда дровишки? – правозащитница повернула голову к подруге, радуясь возможности замять конфликт. – Может, пойдем во двор, я хоть покурю?

   – Пойдем, конечно. А пока идем – вот, слушай. Главная зубная боль наместника с весны, если не раньше – то, что она не маг. Собственно, только поэтому мы с тобой сейчас вообще разговариваем. Им очень нужно сделать ее обратно магом. Все лето я могла себе позволить не думать об этом и не морочить голову тебе, но сейчас вопрос стоит очень остро.

   – Полиночка, ты мне для начала как-нибудь объясни суть коллизии, а то для меня эта их магия... нет, я не буду делать вид, что не верю в летающие пепельницы и двухметрового лося, который образовался у меня в коридоре, понимаешь, из света и воздуха сам собой, перед этим спросив разрешения по телефону. Но как-то все-таки неясно.

   – Суть коллизии... – Полина кивнула дежурному гвардейцу у дверей, он посторонился, пропуская их в серебряный декабрьский день со снежной взвесью, кружащейся в воздухе. – Ну, начнем с того, что все время, что я ее знала, исключая предыдущий и этот год, магом она была. Что и как случилось, вопрос второй, с первым наместником это тоже случилось, но суть в другом. У нее остались какие-то куски возможностей, вот с ними и проблема.

   – Какая проблема? – спросила Лейшина, спускаясь по ступенькам крыльца. – До целого восстановить?

   – Мариша, дело в том, что это целое лично я, со своей точки зрения, без сомнений сдала бы психиатру, – Полина вздохнула, взглянув в блесовато-синее небо. – А может, и не сдала бы, психиатров у нас мало, они ценные... В общем, слушай. Эти свои технологии они опирают на наивную дерзость, которая может поместиться только в голове, еще не знающей, что такое, например, пары ртути и жесткое излучение. Но они уверены в том, что они двигают науку и что наука эта круче всего, что они тут нашли.

   – Поля, можно конкретнее? Ты меня путаешь, и я злюсь.

   – Еще конкретнее, Мариша? Ну давай. Только не пугайся. Представь себе трехлетнюю деточку, которая играет в ученого.

   – Ну, допустим, – кивнула Лейшина. – У меня оба это проходили, младшая играла в химика, а старший – в переводчика.

   – Ага, а теперь представь, что у этой игры есть вполне серьезный конкретный результат и у тебя прямо в детской невнятный детский лепет с ковра превращается в годный перевод сложной литературной прозы... помнишь, что у тебя муж тогда переводил?

   – Ой. – Глаза у Марины невольно раскрылись до предела. – Поля, ты про химию только ничего не говори, у меня воображение живое очень, ну ты знаешь.

   – О, ты осознала, – улыбнулась Полина. – Так вот, эти их якобы технологии – такая игра, только очень всерьез. С реальными последствиями.

   – Да куда уж реальнее-то, десятый год без метро живем, не вспоминая остального. Но как?

   – Ну как, Мариша... в основном на нездравой наглости и наивности, как видишь. Ну и на каком-то внешнем факторе, которая им эту наглость и наивность позволяет сохранять. Этот фактор они называют Потоком, нам остальное неважно, не та тема. А тема как раз то, как они обходят естественные ограничения. Понимаешь, мы их тоже иногда обходим, но в рамках профессиональной деятельности.

   – Поля? Ты меня теряешь...

   – Ну Марина... – протянула Полина. – Ну вспомни хоть твое явление в мае в Приозерск. И кстати, в июне, когда ты ему сотрудничество предложила, он мне оговаривался потом о своих впечатлениях.

   – Но... – смутилась Лейшина. – Это же другое. Это совсем другое.

   – Да нет, то же самое. И когда я Алису при вас всех тремя фразами вернула в рамки перед тем, как она в коридоре упала, это тоже оно. Когда ты понимаешь, что действуешь, мягко говоря, на грани, а местами и за гранью допустимого, но по итогам получается решение, входящее в проблему идеально. Так вот, они это делают нормальным условием своих технологий. Но если ты или я, когда мы выходим за пределы ремесла и выполнения протокола, четко знаем, что и почему нарушаем и с какой целью делаем, и это дает нам наглость быть уверенными, что обойдется и получится, то они с этой наглости начинают и уже из нее лепят что хотят. И наглость они берут снаружи.

   – Откуда, Поля? – нервно спросила Марина. – Откуда можно взять наглость таких размеров?

   Полина усмехнулась.

   – Они называют это Поток. Я не знаю, почему именно это и что это, и мне это по большому счету неинтересно. А вот эта их шизофреническая раздвоенность, позволяющая сделать выводы на основе неполной, неверной и не той информации и на базе этих выводов получить идеальный результат, – как раз она очень интересна. Это культурное, и оно может быть исследовано. Кстати, в нашей истории подобные образцы есть, и они относятся к самым темным страницам истории. Инквизиция там всякая, диктатуры... Но мы использовали схоластику и играли в логику. Как только перестали играть и сделали логику методологией научного познания, наглость себе сильно ограничили. А они играют в математику.

   Лейшина зябко передернула плечами.

   – О господи, Поля. Можно я не буду об этом думать?

   – Да не думай, конечно, – разрешила та. – В этой игре общего с математикой только то, что она дает состояние, максимально отдаляющее от сознания любую конкретику, начиная с собственных рук, ног и имени, и заканчивая известными законами природы. Главное – забыть, что желаемое невозможно, и неважно, как именно это достигается. Алиса решила, что это математика, и пытается использовать именно ее, чтобы это делать. Если бы она знала предмет чуть лучше, математика ей ничем не помогла бы и могла даже помешать.

   – Поля, но как? Ты же сама сказала, что она пользуется математическим аппаратом?

   Лейшина потерла висок.

   Полина снова усмехнулась.

   – Ну Марина... Ну да, она им пользуется. Катать счеты по полу тоже можно назвать "пользоваться счетами". Но можно ли учить трехлетку высшей математике? И нужно ли это? Сможет ли трехлетка решать задачи хотя бы из Перельмана, исходя из детского опыта и практики на уровне "да будет так"?

– Нет, Поленька, нельзя, ребенок непоправимо с ума сойдет. Ты мне сама и объясняла. Но взрослый может имеющуюся высшую математику прицепить к магии, наверное?

– Да, Мариша, как-то может. Только работать не будут ни магия, ни математика, что они сейчас и получили. Да Айгит и еще один их спец сейчас терзают школьного математика, выясняя у него, что они делают не так, и скажу тебе, за прошедший месяц эти разговоры добавили бедняге порядком седины. Опуская ненужные подробности, Алиса все это потому и приняла за их математику, что сама предмет знает примерно никак, да и людей не лучше. И того, что и ее драгоценный князь, и ею так нелюбимый граф да Айгит, когда они колдуют, – это трехлетки, и они просто играют в математические символы, она не понимает, ей нечем. Но она вслед за ними послушно все списала на имеющийся навык решения школьных задач по математике.

– Поля, стой, – нахмурилась Лейшина. – Откуда у девки с незаконченным журфаком теорвер и вышка в таком объеме?

– Ты не поняла, – вздохнула Полина. – Она решила, что то, чему ее учат маги, когда говорят о расчетах, – это такая местная математика, теорвер и прочая квантовая физика. А они на самом деле только играют в математику, смысла и логики в этом нет. Они-то, правда, считают, что смысла и логики там достаточно, чтобы строить развернутые алгоритмы. Но случайных факторов в этих, так сказать, расчетах больше, чем протокола. Даже для них самих. А то, что они называют логикой, на самом деле не имеет к логике никакого отношения. Типичные паттерны эмоциональных реакций, задевающих сразу несколько зон коры. На логику похоже только тем, что в процессе работы их можно рефлексировать и направлять.

– Ну хорошо, – Марина была растеряна и даже шокирована. – Когда подключается математика, и какая она? Есть ли аналоги в математическом аппарате землян, и если да, то какие и где?

– Мариш, Алиса по образованию чистый гуманитарий, из аналогов у нее в доступе программа старшей школы и ненавидимый всеми старшеклассниками Сканави. Ну может быть, еще основы теории вероятности и теории множеств.

– И когда они нужны? – попыталась уточнить Лейшина. – На каком уровне расчетов?

   Полина поморщилась.

– Во-первых, это не расчеты. Во-вторых, нужно для них не само знание математики, а знание о ее существовании. Маг не считает, а только думает, что считает. На самом деле их абстрактные операции – это такая сложная система оправдания разрешения на магическое действие, и не больше. Такой бессмысленный ритуал, уловка для подсознания, чтобы не было так страшно принимать произвольное решение и гнуть мироздание под свои хотелки. И эти их трюки вообще не имеют отношения к логике. Это замаскированная под логику работа воображения.

   Марина молча сунула руку в карман куртки, достала сигарету, сломала ее, достала другую и прикурила ее не с того конца, выматерилась на идише, достала третью, прикурила и, выдохнув дым, посмотрела на Полину большими и очень грустными глазами. Та продолжила рассказывать.

   – Я же как на это вышла. Прежде всего, я ей задала вопрос о том, как она догадалась использовать математику для записей расчетов и зачем ей для расчетов цветные карандаши. И мне эта коза на голубом глазу начала рассказывать про высшую математику, которую она учила в своей гуманитарной гимназии четверть века назад и имела честную тройку. То есть она с первой встречи с этими, кхм, методами, была уверена, что это у них такая алгебра с геометрией. И то, что она в алгебре и геометрии разбирается примерно как свинья в апельсинах, ей в этом убеждении очень помогало. Ну ладно, я списала на ее состояние, запомнила, пошла проверять, вытащила Макса Асани на разговор. Час слушала то же самое, только еще менее внятно изложенное, оценила сходство, поблагодарила, закрыла тему. Подумала, пошла докопалась к Дейвину да Айгиту. Получила те же сказки, с поправкой на более узкое слепое пятно и на красоту и простроенность психологических защит. Уже чисто для проверки пошла к наместнику, задала те же вопросы. Минут так через полчаса поняла, что ничего нового я не услышу, и решила не портить ему настроение, у него, похоже, и так тот день не задался. Но было интересно, что он тоже начал кивать на математику как на возможность. Типа, это все высшая математика. Полученная в гуманитарной-то гимназии, ага. Поэтому, мол, она может, а да Шайни – нет. Вопрос "а не предложить ли маркизу введение в высшую математику" он как-то сразу замял. Так что, Мариша, это у них культурно обусловленная шизофрения. И это важно, потому что оно у всех них будет. И у тех, кто с нашими способами мышления еще не знаком, этого будет больше, и оно будет гораздо более мощное. Тебе объяснять, почему я вижу тут шизофрению, или ты сама поняла?

   – Да, объяснять, – кивнула Лейшина. – Я помню про нее только наличие разнонаправленных векторов поведения в количестве двух штук.

   – Ну, во-первых, не двух, – качнула головой Полина, – во-вторых, этого мало для диагноза, а в-третьих, корень драмы в другом. Абстрактное, эмоционально-образное и наглядно-предметное мышление, когда оно мышление, предполагает прежде всего четкое различие между связями прямыми и связями косвенными, а также между работающими связями и связями иллюзорными. А неразвитое или нарушенное мышление предполагает не различение, а назначение желательной связи, во-первых, связью прямой, или основной, а не косвенной или второстепенной, а во-вторых, работающей, а не иллюзорной.

   – Как у первобытных людей с их жертвами идолам? – уточнила Марина.

   – Так саалан и есть такие. Были бы окультуренные, у них бы эти номера не проходили, и их магия выглядела бы совсем не так, а как-нибудь иначе. Кстати, жители Австро-Венгерской империи в девятнадцатом веке, в самом конце, тоже были дикими, по-твоему? А ведь творили то же самое. И без всяких идолов.

   – Ну, это вопрос дискуссионный, – покривилась Марина, – давай лучше опять согласимся, что мы не согласны. И как бы выглядела их магия?

   – Ну давай согласимся, – повела плечом Полина. – Давай начну с научного мышления. Оно предполагает подход "десять раз сделали – десять раз получили один и тот же результат", и если результат и правда один и тот же, то значит, гипотеза верна. Значит, связь работающая, значит, признаки прямые. А эти... маги... ищут любую связь, чтобы назначить ее работающей, и любой признак, чтобы назначить его прямым. И раз это у них работает, то получается, что не в расчетах дело. С тем же успехом заклинание можно спеть, нарисовать или станцевать, сказать или просто вообразить себе – и будет чище. Ну, в смысле гигиеничнее. Так что выглядеть могло бы очень по-разному, но в любом случае как искусство, а не как псевдонаука. Но проблема в том, что это требует взрослой ответственности. А взрослая ответственность им ломает доступ к этим возможностям.

   Марина молча прикурила очередную сигарету. Полина продолжила говорить.

   – И эти их рисунки из цветных клякс – это не запись. Это рисунок ребенка, едва взявшего в руки карандаш и проживающего через линию и цвет эмоцию, позволяющую направить волю. А если взять их мага и сломать ему это детское ощущение всемогущества, то магия в нем кончится. И личность кончится вместе с магией, растечется буквально в слизь. Такое легко проделать, например, через заболевание, можно еще задействовать вину или стыд. Это нам показали и Алиса, и Унриаль да Шайни. Маркиз еще как-то держится, но у него и воспитание другое. А Алису рассыпали в мелкую крошку, и собрал ее в основном командир подразделения, гонявший ее в хвост и в гриву. А если, допустим, восстанавливать да Шайни, то ему надо давать в руки краски и кисти или музыкальный инструмент. Или меч, кстати...

   – Поля, Поля, тормози, тебе маркиза еще не дали в руки! – засмеялась Марина. – Но это, конечно, шокирующая гипотеза. Хотя она довольно стройно объясняет их легкость и обаяние в сочетании с незамутненностью в применении насильственных решений.

   – Да. И если это все показать Хайшен, то вопрос, как именно они придут к диктатурам гораздо более страшным, чем те, о которых она успела прочесть, она может даже и не задать, хотя зная ее – вряд ли не задаст.

   – То есть саалан – это в чем-то детки-переростки? – уточнила Марина.

   – Да, – Полина рассеянно кивнула. – Это примерно наша Изящная эпоха, только с сильным немецким акцентом, а не с французским, как вышло у нас, и с уровнем развития экономики век так на семнадцатый. Тот еще, компот, конечно, но вкус странно знакомый...

   – Ну ничто не ново под луной... или лунами. Ты говорила, у них там две луны?

   – Да, Мариша, две, большая и маленькая. В общем, их следующее поколение уже родит тех, кого воспитает фашистами, если процесс почему-нибудь не прервется. И с учетом их магической составляющей и сроков жизни, у них не тридцать лет, а все же сто, а то и все сто пятьдесят, и выглядеть это будет в разы страшнее, чем в Германии в тысяча девятьсот сороковые.

   – Да... – вздохнула Лейшина. – Хищные бабочки и ядовитые единороги... Страшненько... Ты иди, наверное, в кабинет, не мерзни тут. А я на развозку побегу.

   Один из людей да Онгая добивался встречи с Хайшен с самого осеннего праздника. Только в декабре, в конце первой недели, она наконец нашла время, чтобы поговорить с ним. Барона беспокоили странности в отношениях с местной женщиной. Они встречались довольно редко: ему приходилось много колдовать, она постоянно говорила, что много работает и поэтому не тяготится большими перерывами между встречами. Между встречами иногда коротко переписываясь с ней по сети, он надеялся если не развить отношения, то по крайней мере их сохранить. Он не понимал, в чем дело, но что-то его смущало. К тому, что она все время прерывала встречи и убегала на работу или по делам, он привык. Но по крайней мере однажды он позволил себе отследить магическим зрением, где она и чем занята.

   – Ты сделал дурно, – строго сказала Хайшен.

   – Да, – подтвердил маг. – Я сделал дурно и знаю это. Но я не хочу отношений, где есть ложь. Узнав, что она обманывает меня, я смог бы прервать эту историю. Но лишь убедился, что у нее нет ни другого мужчины, связь с которым позорит ее и могла бы опорочить меня, ни пагубных привычек, а разлучают нас действительно какие-то ее рабочие дела или дела по дому и очень много работы. В том числе и частные заказы на расчеты, она инженер-строитель. Но досточтимая, эта женщина ни разу не проявила нежности первой и ни разу не поцеловала меня ни при встрече, ни на прощание сама. Она не хочет быть со мной? Но тогда почему не скажет это прямо? Мне грустно, и я чувствую себя покинутым с ней. Вдвойне грустно от того, что я не могу закончить эту историю, потому что не понимаю, что происходит.

   – Встретимся после Долгой ночи, барон, – задумчиво сказала Хайшен. – Я буду размышлять над тем, что ты мне принес, и найду если не решение, то объяснение.

   Расставшись с конфидентом, досточтимая нашла свободный кабинет и свободный ноутбук, чтобы выяснить, что такое инженер. Через три промежутка, или четверть часа по местному счету, она уже знала, что это именно та специальность, которую чаще всего местные жители пытаются присвоить магам саалан. Еще через половину часа она понимала причину ошибок такого рода. Но это было, пожалуй, не так важно по сравнению с текстом, на который она смотрела. Текст был переведен на русский с другого языка, кажется, английского, судя по имени автора. О переводчике автор заметки в блоге не дал никаких сведений, кроме сетевого псевдонима, Фомор Стоша. Что значит это имя, Хайшен не стала выяснять, опасаясь утонуть в очередном водовороте сведений, пригодность которых для ее расследования была сомнительна. Оригинал текста она не искала, постов с копиями оригинальной заметки в каких-то старых блогах и социальных сетях было достаточно, почти десяток. Первый был опубликован за год до присоединения края к империи. Хайшен вчиталась в текст еще раз.

   Это обычай, принятый в Канаде и в некоторых технических университетах США.

   По окончании курса молодые инженеры дают это торжественное обещание (текст его принадлежит перу Редьярда Киплинга) и получают простое стальное кольцо, которое нужно носить на мизинце ведущей руки.

   Я, (такой-то или такая-то),

   в присутствии лучших и равных моих товарищей по профессии,

   клянусь своей честью и холодным железом,

   что все свои знания и силы приложу к тому,

   чтобы с этого момента и впредь не допускать самому

   или не быть среди тех, кто попустительствует

   скверному качеству работы или дурному материалу

   в том, что касается моих трудов перед людьми как Инженера

   и в том, что касается моей души – между мной и моим Создателем.

   Будучи призван к каким-либо трудам,

   клянусь не жалеть ни времени, ни сил

   и заботиться о том, чтобы эти труды

   были выполнены с честью и тщанием,

   чтобы результаты их были полезны и долговечны.

   Обязуюсь открыто принимать честную плату за свои труды.

   Клянусь беречь свою профессиональную репутацию,

   но при этом обязуюсь никоим образом не добиваться цели

   окольными путями, или силовым решением,

   или за вознаграждения от тех, с кем я буду иметь дело.

   Кроме того, обязуюсь внимательно и зорко следить за тем,

   чтобы не допускать в себе профессиональной зависти к своим коллегам

   и не преуменьшать их заслуг в любой области их деятельности.

   Что до моих неизбежных оплошностей и упущений,

   прошу заранее прощения у лучших и равных из своих товарищей,

   собравшихся здесь,

   и молюсь о том, чтобы в час моих искушений,

   в час, когда я буду утомлен и слаб,

   воспоминание о моей клятве и о тех, перед лицом которых я ее давал,

   послужило мне помощью, утешением и удержало бы меня от неправого дела.

   История клятвы оказалась довольно занимательной. Когда-то рухнул спроектированный спустя рукава железный мост, унеся много жизней, и первые кольца были отлиты из обломков этого моста, чтобы инженеры помнили об ответственности.

   Настоятельница мимовольно улыбнулась, одобряя обычай. Но прочтя в обсуждении заметки с клятвой комментарий, содержавший описание обряда, она насторожилась.

   Сначала всех инженеров заводят в оформленный по масонским (ничего странного, ведь Киплинг был масоном) обрядам зал (и это отдельная и очень интересная история), между рядами змеится железная цепь, на трибуне лежат камни, шлифованный и неотесанный, потом в зал входят господа масоны среднего звена, все встают, потом господа масоны повыше и постарше возрастом, на трибуну поднимается старейший и бьет молотком по камням. Устанавливается тишина. Старейший масон рассказывает историю и значение обряда. Молодые инженеры берутся за железную цепь, объединяющую всех, повторяют клятву за старейшим, текст клятвы появляется на большом экране в углу. После этого младшие масоны обходят новичков и надевают им колечко (каждый инженер заранее покупает у них же колечко своего размера и приносит его с собой) на мизинец рабочей руки (у кого какая), поздравляют брата, или сестру, так и говорят: «поздравляю, сестра (или брат)». После этого старейший масон еще раз всех поздравляет, все поздравляют друг друга и расходятся по домам.

   Приподняв брови, дознаватель снова открыла поисковую систему. Сперва она набрала в строке слово «клятва». Первой находкой оказался очень древний текст какого-то давно умершего врача, жившего еще при здешних старых богах, за ним нашелся современный вариант профессиональной клятвы целителя. По аналогу поисковая система предложила ей заодно и клятву учителя вместе с именем автора, Шалвы Амонашвили. Потом она еще час исследовала доступные статьи о масонских ложах.

   В полдень настоятельница закрыла браузер, поставила локти на стол, оперлась на руки подбородком и задумалась. Из того, что она видела собственными глазами, получалось, что в Новом мире существуют не менее трех религиозных профессиональных орденов, спрашивающих со своих рыцарей и оруженосцев не менее строго, чем Академия Аль Ас Саалан. Инженеры, целители и воспитатели. И ни об одном из них не было ни строчки ни в одном из отчетов о Новом мире. Послав Зов Айдишу и убедившись, что он свободен, настоятельница пришла к нему по порталу и довольно мирно предложила пообедать вместе и кое-что обсудить. Между сытными блюдами и десертом она еще раз, уже на компьютере директора, открыла все необходимые страницы и показала их собрату по обетам. Айдиш, мельком просмотрев открытые вкладки, печально покивал.

   – Я знаю эти документы, досточтимая сестра.

   – Айдиш, но тогда почему их до сих пор не было в отчетах? – недоуменно спросила Хайшен.

   Директор школы вздохнул, посмотрел дознавателю в лицо скорбным взглядом, поднялся и, пройдя по кабинету, открыл шкаф. Некоторое время он перебирал папки, наконец взял нужную и, найдя там документ, запакованный в файл, подал досточтимой раскрытую папку. Хайшен бегло просмотрела первую страницу. Перед ней был черновик отчета, содержащий в том числе и анализ этих трех документов среди прочих источников. В левом верхнем углу листа досточтимая увидела резолюцию Вейлина: "Не значимо и вообще излишне, включать в отчет не вижу смысла". Хайшен тихо перевела дыхание, успокаивая гнев.

   – Хорошо, Айдиш. Подготовь мне копию этого документа для включения в отчет.

   Директор школы кивнул с совершенно траурным выражением лица. Дознаватель понимала, о чем он грустит, но не могла помочь ничем. Ошибки первых экспедиций неизбежно попадали в отчет о работе дознавателя, ведь именно за этим князь вызвал ее в край.

   – Скажи, в твоей второй здешней профессии такое есть? – спросила досточтимая.

   – Нет, зато есть этический кодекс, – ответил директор. – Как обеты Академии, только запрет на интимный контакт с клиентом оговаривается зачем-то отдельно, я так и не понял зачем.

   Дейвин да Айгит, пользуясь промежутком между зачистками из-за задержки поставок вакцины, собирал цитаты из статей в доклад князю о декабрьском восстании. Он планировал сравнить два тайных общества, восемнадцатого и двадцать первого века, чтобы описать «культуру протеста». Про революцию тысяча девятьсот семнадцатого года он знал, но решил отложить эту информацию и ввести ее в свое исследование позже, когда этот доклад будет готов. Перенося цитаты из статей, он тратил массу усилий на то, чтобы не поддаваться эмоциям, но мимо воли осмыслял и читаемое, и свой опыт в крае – и не мог остаться бесстрастным, как ни желал этого.