Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 60 (всего у книги 69 страниц)
Хайшен была печальна. Димитри увидел это сразу, едва она вошла.
– Что ты принесла мне, досточтимая? – спросил он участливо.
– Мне больно и грустно говорить это, пресветлый князь, но снятие памяти Полины Бауэр оказалось необходимым для следствия. Мне нужна полная картина дня ее ареста и всех допросов.
Димитри поморщился, вздохнул и ничего не сказал: он сам это начал, и выбора у него не было. Он еще немного надеялся на то, что у Полины хватит здравого смысла отказаться от своей затеи, но только немного: ее ответ в своей лаборатории он еще не забыл.
– Иджен, попроси Айриля передать Полине Юрьевне, что я ее жду.
Хайшен, одним взглядом спросив разрешения, устроилась в кресле у камина, направила взгляд на огонь и погрузилась в размышления. Молчал и князь. Наконец, тихонько булькнул его комм, и Айриль сказал: "Мастер, мистрис Полина идет к тебе, будет через два промежутка".
Разумеется, она была не против, и больше того, ее лицо осветилось интересом, а после болезни это было большой редкостью. Хайшен спросила, хочет ли она, чтобы присутствовал князь.
– Зачем? – удивилась Полина. – Пресветлый князь, у тебя без этой рутины мало дел?
– Гм, – ответствовал пресветлый князь.
– Ну серьезно, – продолжила она, – тут целый отряд дознавателей, часть из них точно свободна, зачем тебе тратить свое время? Если кто-то из моих кураторов должен присутствовать, то досточтимого Айдиша вполне довольно, мне кажется.
– Ну хорошо, – вздохнул Димитри. – Надеюсь, ты не против присутствия графа Дейвина?
– Ну если ему это зачем-то нужно... – Полина недоуменно пожала плечами, потом спохватилась. – Ой, да. Ему же еще с полицией потом объясняться. Да, конечно, я не против. Когда вы хотите?
– Через час? – улыбнулась Хайшен.
– Да, отлично. Куда подойти? – быстро спросила Полина.
– В лабораторию в цокольном этаже. За тобой придут, чтобы проводить, – ответила досточтимая. Ее забавлял энтузиазм, с которым Полина относилась к предстоящему исследованию.
Через час Полина снова шла в крыло аристократов, на этот раз в сопровождении какого-то юноши в серой тунике. Они миновали холл, спустились по лестнице вниз, но повернули в другую сторону, не в ту, куда Полина шла обычно, чтобы присутствовать при беседе Хайшен с маркизом да Шайни. В лаборатории, большой комнате без окон, стоял стол, несколько стульев и кресло, похожее на стоматологическое, с опускающимся подголовьем и поднимающимся изножьем. Войдя, Полина улыбнулась Хайшен, поздоровалась с Дейвином, который не выглядел особенно довольным, и пожелала доброго вечера всем присутствующим. Их было двое. Тот, который привел ее, тоже остался. Он представился Кулейном, следователем, и представил еще двоих, Мэнлига и Таллена. Мэнлиг был менталист, а Таллен – аналитик.
Полина выслушала его и кивнула на кресло:
– Мне сесть сюда?
– Нет, зачем, – ответил Кулейн. – Оставайтесь с нами за столом, вы же не собираетесь вредить нам.
Некоторое время они потратили на разговоры про вкус чая, цвет стен и прочие детали и подробности, в которых Полина предположила попытку саалан сориентироваться в ее восприятии. Потом она заметила, что шутки и веселье, царящие за столом, как-то не похожи на рабочую атмосферу.
– Подождите, – сказала она. – Как это все относится к вашему рабочему процессу?
– Я просто хотел сделать тебе удобнее, – сказал Мэнлиг, рыжеватый блондин с веснушками на носу и на руках. – Тебе предстоит припомнить день твоего ареста очень подробно.
– Мне кажется, что так это будет довольно долго, – сказала Полина. – Позвольте, я сама сделаю себе удобно.
Кулейн насторожился после этих слов и приготовился к сюрпризам, посмотрев на вдруг подобравшуюся, как перед прыжком, Хайшен. Вновь сосредоточившись на сознании допрашиваемой, он отметил, что она подняла голову и смотрит в потолок, дыша слегка замедленно, и полностью открыта, до самого дна души, как будто находится вообще одна в этой комнате и погружена в свои мысли. А перед ее глазами утренний тускловатый серый свет какого-то дня, давно прошедшего для нее, и в этом свете незамысловатым узором плетется песенка с очень простыми словами. "Не сойдутся никогда зимы долгие и лета, у них разные привычки и совсем несхожий вид, не случайны на земле две дороги, та и эта..." Затем Кулейн вдруг увидел, – как нечто, происходящее с ним и прямо теперь, – пол, вымощенный белесовато-розовой плиткой, падающий на него коммуникатор, у которого отлетает крышка и выпадает какая-то часть конструкции, и раскрытую женскую ладонь перед своими глазами. Он вздрогнул, увидев эту же ладонь, держащуюся за край стола напротив.
– Простите, мистрис, я не успел за вами. Давайте вернемся на несколько минут назад.
Она кивнула, не глядя на него. Кулейн тихо сказал аналитику Таллену:
– Начинай.
– Мистрис, какой день ты сейчас вспоминаешь? – послушно включился Таллен.
– Тот, о котором вы спрашивали, – сказала Полина, глядя в потолок.
Мэнлиг написал на доске то, что она подумала, но не сказала.
День моего ареста. День, когда меня пришли забрать, чтобы убить.
Помолчав, она назвала дату:
– Второе апреля этого года.
Таллен заносил записи с доски в журнал вместе с ответами Полины.
– Чего ты так боялась в это утро? – спросил Таллен.
– Того, что и случилось, – ответила Полина.
Предать друзей. Не выдержать давления. Потерять контроль, – записал Мэнлиг.
– Обыска и допроса, – договорила она.
– Ты понимаешь, что мы слышим все, что ты не произносишь? – уточнил Кулейн.
Надеюсь, что слышите, а не додумываете, – Мэнлиг скрипел мелком по доске.
– Я предполагаю, что это возможно, да, – согласилась Полина, косясь на доску, где были записаны все слова, которые она не произнесла.
– Почему ты думала, что тебя убьют? – продолжил Таллен.
Других вариантов для политических противников не бывает. Особенно если есть интерес к их имуществу, – записал менталист.
– Потому что по нашим законам политическое сопротивление власти подавляется именно так, – ответила она.
– Почему не иначе? – спросил Кулейн.
Репрессии красного террора, без которого не выжила бы страна. Репрессии двадцатых годов, без которых не было возможности налаживать производство. Репрессии и партийные чистки тридцатых. СМЕРШ. Игры разведок пятидесятых годов. Игры разведок времен холодной войны, – записывая, Мэнлиг поморщился: ему было многовато информации и мало места на доске.
Дейвин взял карандаши и начал чертить схему.
– Потому что политический противник с деньгами или материальным благами в руках опаснее противника с оружием, – сказала Полина. – Исполнительной власти нельзя было оставить меня в живых. Наш рынок нужен был бюджету края.
– Ты считала законным все, что с тобой происходило? – уточнил Кулейн.
Десять часов допроса подряд с отказом в доступе к воде? Конечно, нет. Особенно на третий день и дальше, – написал Мэнлиг.
Дейвин скрипнул зубами, надеясь, что не слишком мешает отряду работать. Хайшен неодобрительно покосилась на него.
– Это не было законно, – произнесла Полина. – Это было ожидаемо.
– Почему ты согласилась с этим? – спросил Таллен, макая перо в чернила.
Германия тридцатых, Италия и Испания... Япония времен Второй мировой... Греко-турецкий конфликт на Кипре... Боснийская и Косовская войны, – написал менталист.
– Это... – сказала Полина вслух и задумалась.
Мэнлиг снова принялся строчить на доске: Французские макизары Второй мировой, коммунистическое движение Испании, варшавское гетто, русская алия семидесятых, украденные дети Аргентины, чилийские армейские репрессии семидесятых, сироты Дюплесси... – менталист громко сглотнул и взялся за висок свободной рукой.
– Это такой формат несогласия, – наконец ответила Полина. – Другой не был бы действенным.
– Ты боялась, – уверенно сказал Кулейн. – Зачем ты лгала, что тебе не страшно?
– Я не считаю это ложью, – возразила она. – Я не сказала потому, что меня не спросили.
– Ты солгала действием и знала, что лжешь, – настаивал Кулейн. – Зачем ты скрыла правду?
Чтобы дорисовать понятную кошку к имеющемуся хвосту. Чтобы спрятать мертвый лист, мы посадим мертвый лес. Потому что достоверность лучше истины. Стоп... он спросил «зачем», а не «почему». -Менталист удивленно посмотрел на Полину, записав эту фразу за ней.
– Я защищалась, – наконец сказала она.
– Ты предполагала, что показав страх, ухудшишь свое положение? – спросил Таллен.
Не предполагала, а знала. И ты знаешь, что я была права, – вывел Мэнлиг на доске, удивленно косясь на Полину и останавливаясь чуть не после каждой буквы.
-Да, я предполагала это, – ответила она вслух.
Меньше чем через час Мэнлиг скис и попросил замену для себя. Его сменил Юнта, за Юнтой, не выдержавшим и получаса, пришла Белген, ее минут через сорок сменила Ийс. Лайсе на всякий случай сидела рядом и была готова принять участие. Таллен тоже не досидел до конца, сдался в середине второго часа, и его заменила Эйфана, уступившая через час свое место Гоивелу. Ответы Полины были краткими и сухими, но то, что за ней записывали на доске менталисты, она вертела в сознании так шустро, как будто листала знакомый справочник с цветными иллюстрациями. Этот существующий только в ее сознании справочник содержал историю событий Нового мира за последнюю сотню лет, слишком подробно изложенную, на вкус сааланских следователей. От дат и названий событий и стран, инцидентов и эксцессов голова шла кругом даже у тех, кто считал себя прочными. Дейвин молча сидел напротив Полины все это время и рисовал все ту же схему цветными карандашами.
Из пятнадцати человек отряда Хайшен в тот вечер в дознании поучаствовали десять. Наконец, собрав схему дня ареста полностью и уточнив все, что их интересовало о двух неделях допросов, офицеры Святой стражи покинули лабораторию, и с Полиной остались только Хайшен, Кулейн и Дейвин да Айгит. Кулейн задал последние уточняющие вопросы по поведению досточтимых во время допросов, получил ответы и записал их.
– Все, мистрис. Ты свободна, – сказал он. – Хотя нет, подожди. Если это не личная тайна – почему такая приятная музыка была с тобой во все те дни? Такое тяжелое время, и вдруг...
– Никакой тайны, – Полина качнула головой. – Я знала, чем и как это все должно закончиться, и очень не хотела остаться в этом всем, подойдя к финалу. Музыка была, как тебе объяснить... Маяком, наверное. Да, маяком. Видишь ли, когда идешь на свет, не так важно, что под ногами.
Кулейн понимал. Он хорошо помнил сентябрьскую ночь, полную видимой и незримой крови и гнева безликих призраков, забравших жизни и силы его собратьев.
– Благодарю, – он коротко кивнул. – Теперь совсем все. Доброй ночи тебе.
– И тебе, – Полина церемонно наклонила голову. – Мне приятно, что ты оценил мою любимую музыку. – Она повернулась к настоятельнице, сидевшей за столом. – Хайшен, это было... интересно. Правда, я опять ничего не поняла.
– Я объясню тебе все, что ты захочешь, и отвечу на любые твои вопросы, – сказал Дейвин, вставая. – Но не сейчас. Сейчас я провожу тебя до твоей комнаты, и на сегодня мы закончим. До полуночи осталось меньше часа. Завтра воскресенье, у тебя свободный день.
Вернувшись в лабораторию, граф застал молодого следователя сидящим на полу рядом с настоятельницей Хайшен. Кулейн плакал от стыда за собратьев по обетам так горько, что не мог встать с пола. Наконец, утешив его и отправив спать, оба они, и Дейвин и Хайшен, присели к столу и еще раз взглянули на схему, нарисованную Дейвином.
– Как ты думаешь, граф, – спросила дознаватель, – если местные офицеры из охраны порядка допрашивают обвиняемого о магических практиках, не применив шар правды, мы же вправе провести их через нашу процедуру, если они все равно уже у нас?
Дейвин почувствовал горечь в немедленно пересохшем рту и какую-то саднящую жалость к задержанным следователям.
– Думаю, да, Хайшен. Мы вправе. Это же, с их точки зрения, просто разговор. Он не влечет никаких последствий, по местным законам их действия неподсудны. И мы неправы уже в том, что продолжаем удерживать их здесь. По их закону мы не имеем на это права. Мне уже сетовали на это мои коллеги из местных.
– Ничего, – улыбнулась Хайшен. – Оформишь им это присутствие как деловую поездку и уладишь дело. Завтра тогда закончим с ними. Письменные объяснения уже получены, осталось только сделать слепки их сознания. За завтрашний день мы должны успеть.
– Но их же пятеро, Хайшен! – ужаснулся граф.
– Займем вторую лабораторию и к вечеру закончим, людей у меня достаточно, только нужен будет второй медиум, я возьму Майал.
– Она в городе с отрядом, досточтимая.
– Тогда твою новую практикантку, Уинен.
– У нее еще нет кольца.
– Неважно, граф. Я возьму ее на завтрашний день.
Дейвин постучался в дверь малого кабинета князя за час до полуночи. Димитри, не поднимаясь из кресла, вопросительно взглянул на него, опустив книгу на колени.
– Посмотри, пресветлый князь. – Граф подал сюзерену схему, которую он рисовал, пока отряд Хайшен допрашивал Полину. – Это сегодняшнее, с дознания. Досточтимые ничего не могли с ней сделать весной, потому что она не приняла их мнение о себе, понимаешь?
– Ну да, Дейвин, она же сама сказала, убить ее можно, а принудить к чему-то – нет. Мы это уже видели одну луну назад. Но погоди, как, ты говоришь, она это сделала?
– Посмотри, мой князь, она берет ритмический рисунок и как бы танцует, проходя ситуацию, как маг проходит по нити. Только вместо нити она использует ритм.
– И при этом говорит, что никогда не колдовала... Интересно.
– Контакта с Потоком у нее точно не было, Хайшен проверила дополнительно.
– А если обстоятельства меняются?
– Она меняет ритм и продолжает движение.
– Но что она сохраняет, Дейвин? Что у тебя здесь?
– Не знаю, мой князь. Не могу понять. У меня нет для этого слов. Хотя... Неужели она сама создает образ себя и потом придерживается именно его?
Воскресенье Полина провела со школьными досточтимыми. Постигая премудрости большой ролевой игры и слушая рассказ о детском коллективе, монахи и монахини страдали, пытаясь вместить в голову эти новшества и доводя Полину до отчаяния своим непониманием, пока не появился Айдиш и всех не спас.
– Досточтимые собратья, – сказал он, – вспомните определение этой деятельности. "Детская игра – это способ научения быть и действовать в ситуациях, составляющих взрослую жизнь равноправного члена общества", – процитировал он и добавил. – Я же давал вам всем читать этот учебник. Это просто способ создать отдельные навыки, которые потом объединяются в деятельность взрослого. А большая ролевая игра, про которую мистрис Полина вам рассказывает, это промежуточный этап между игрой по правилам и деятельностью взрослого. Вы создаете условную, учебную ситуацию и даете отработать поведение для начала в ней, чтобы ваши воспитанники не впадали в оторопь при виде новых обстоятельств. Вы делаете обстоятельства как бы полузнакомыми для них и тем самым побуждаете их осваивать дальше, раздвигая границы познанного.
– Полузнакомые обстоятельства, – протянул один из воспитателей. – Да, так гораздо понятнее. Благодарю тебя, досточтимый собрат. Мы продумаем это вместе.
– Ну слава богу, – сказала Полина. – Мы закончили?
– Я бы на вашем месте, Полина Юрьевна, так не радовался, – заметил директор и, вздохнув, добавил. – На своем, впрочем, тоже. Но да, на сегодня закончили.
Утром понедельника полицейских, забранных в Приозерск из Фрунзенского РУВД, взяли в работу мальчики и девочки Хайшен, заняв для этого не только две общие лаборатории, но и личную лабораторию князя. Свое помещение Дейвин не отдал, объяснив, что ловушка для фавнов тоже нужна срочно, и очень старательно не думая о том, что настоящей причиной было нежелание прикладывать руку к неприятностям для людей, с которыми он проработал вместе много времени даже по счету империи. Впрочем, полицейским это мало помогло. Бригада из менталиста, аналитика и следователя, выполняя приказ дознавателя, работала с каждым быстро и надежно, не очень заботясь о гуманизме, особенно по местным меркам. Кулейн, начав опрос первого из них, уже через полчаса поморщился и прокомментировал Ийс и писавшему в журнал Гоивелу: «Да, это нам не позавчера...» Гоивел кивнул, не отрываясь от текста: «Позавчера было гораздо интереснее и, знаешь, сильно проще». Ийс лишь вздохнула.
Офицер полиции после каждого вопроса сааланского следователя ежился, морщился, тер затылок и макушку, пугался, видя записи менталиста на доске, изводил менталиста и следователя эмоциональным шумом и бесил аналитика несвязностью и бестолковостью вранья, пока Ийс не сказала: "Мальчики, время уходит, нет смысла перемешивать эту воду дальше, зовите медиума", – и не взялась за камни. Через сорок минут закончив допрос, она сказала: "Ну нет, забыть это я тебе не дам", – и проделала кое-что, по меркам Нового мира, в общем-то, незаконное, но не считающееся существующим, так что претензий к империи по этому случаю быть не могло. Да и допросом эта встреча не была, а под согласием дать объяснения все эти люди подписались еще в Адмиралтействе месяц назад, так что вопрос о законности оказывался праздным. После возвращения в город этот полицейский в течение трех дней был сперва отправлен на лечение в неврологическое отделение стационара, а затем уволен по состоянию здоровья. Остальные четверо до конца своих рабочих дней были предельно вежливы и тактичны с любым бомжом. Впрочем, командировочные за весь месяц, проведенный в резиденции, им были выплачены честно, Димитри включил в сумму даже повышенную оплату за выходные.
Подписывая чеки, князь задумчиво сказал Иджену: "Теперь я знаю, что такое тридцать сребреников". Иджен вежливо кивнул, качнув рубиновыми серьгами, принял подписанные чеки и унес. Он не знал, что такое тридцать сребреников, и не собирался знать впредь. Его больше волновало, где размещать семью да Юн, которая прибудет в полном составе уже следующим утром.
Приемная наместника сразу после завтрака оказалась заполнена сааланцами так плотно, что стюард, пришедший менять баллон в кулере, сказал Иджену: «Я потом зайду, позвоните, как освободитесь». Маркиза да Юн, ее оба мужа, вторая жена одного из ее мужей и второй отец Айриля заняли приемную, смеясь и переговариваясь. Сам Айриль, уже не первый день щеголявший в своих цветах, пришел из школьного крыла через пять минут после звонка Иджена. Некоторое время семья весело пила чай и обсуждала предмет сделки, заключать которую они приехали. Сделок на самом деле было две: Айриль принимал торговый дом своей наследодательницы, а семья да Юн признавала усыновление Полиной Бауэр своего чада с непростой судьбой и включала новую родственницу в сложную систему сааланских семейных экономических связей. Дожидаясь Полину из школьного крыла, Айриль очередной раз объяснял одному из отчимов формат, суть и предмет сделки, держа нетбук на здоровом правом колене.
– Ребенок, ты получил целый город! – вник в суть сааланец.
– Или город получил меня... – улыбнулся младший маркиз да Юн.
Через невыносимо долгие полчаса у Полины кончилось занятие с детьми, и она пришла в приемную наместника.
Сааланцы внимательно осмотрели ее и из-за разницы в росте решили воздержаться от традиционных объятий с новой родственницей, чтобы не быть бестактными. Айриль шепотом подсказал отцу идею рукопожатия, и неловкость рассеялась. Димитри вышел в приемную, закончив дела, поставил свои подписи во всех нужных бумагах, еще раз задал Полине вопрос о добровольности передачи Айрилю права собственности на торговое дело, получил положительный ответ, указал ей, где поставить свою подпись, и наконец взял у Иджена и передал ей документ о том, что Айриль теперь ее сын. После этого он обратился к Онтре:
– Сестренка, я вам всем желаю удачи с новой родственницей... и поздравляю с приобретением, конечно.
Онтра недоуменно посмотрела на него:
– Дью, как бы там ни было, мы все ей обязаны уже тем, что Айриль может снова появляться в столице, не опасаясь сплетен.
– О да, – добродушно усмехнулся князь, – теперь и в столице, и в южных городах звезда да Юн взойдет снова и засияет полным светом. Но Онтра, разница между нами и людьми Нового мира довольно велика...
– Если она приняла Айриля без имени, то и мы ее примем, какой бы она ни была, – заявила маркиза, глядя на Полину.
– Даже если меня утопят за колдовство? – спросила Полина.
– И даже если так, – заверил Полину один из мужей маркизы. – Но хотел бы я посмотреть на то, как император теперь это позволит магистру Академии.
– Посмотрим, – вздохнул князь, – еще до нашей Длинной ночи...
– Мастер, если я пока не нужен, то я пойду? – спросил Айриль. – Я как раз сейчас передаю Айне школьные дела, и...
– Иди, конечно, – князь махнул рукой, – с остальным мы сами разберемся.
Маркиза вместе со всем кланом послушно поднялись и из приемной перешли в малый кабинет князя, где еще часа два обсуждали контракты, поставки и перевозки. К концу разговора Димитри наконец-то видел четкую перспективу постепенного восполнения всех затрат из его личного кошелька в бюджет края. Да Юн на этом приобретении выигрывали очень приличные деньги. Примерно столько же, сколько потеряла марка да Шайни на выплатах жертвам работорговли, даже если не рассматривать перспективы развития торговли, а они были. Большой Саалан готов был предложить краю готовые ткани для швейных производств, сырье для ткацких фабрик, вино, кондитерское сырье, ювелирные камни и металлы, но главным было не предложение, а спрос на то, что производил край. Димитри знал, что Айриль подготовил еще один сюрприз, и не просто одобрял его, а был заинтересован участвовать и войти в долю. Айриль планировал продавать в Большом Саалан часть мастер-классов с "Ключика", и Димитри был намерен предоставить ему и место, и другие возможности для этого – сперва на Кэл-Алар, затем на Ддайг, оттягивая тем самым внимание самой перспективной молодежи от проектов Академии. Но ставить Онтру в известность еще и об этом Димитри не стал. Семейные отношения предполагали, что первым это узнает отец и воспитатель Айриля, он расскажет это все мужу маркизы, и она все узнает от него, когда спросит об этом.
Айриль торопился вернуться на рабочее место не просто так. Первой задачей Айны, практикантки Дейвина, которой он передавал дела, было вручить приглашения на Длинную ночь, серебряные и стальные круглые марки, на которых в зависимости от места проведения и хозяина праздника были восьмилучевая звезда Аль Ас Саалан, дракон герба да Гридах, звездочка в тройном круге – герб Академии – и сосновая ветка, над которой светилась та же звездочка, герб приозерского интерната.
Вернувшись в свой кабинет, Полина получила синий бархатный кошелек с двумя серебряными марками. Одна, со звездой, была приглашением в Адмиралтейство, вторая, с драконом, означала приглашение на праздник князя в резиденции. До первого праздника оставалось два дня, второй был назначен на следующий день после первого. Она вздохнула. Два праздника подряд, каждый из которых, вообще-то, тяжелая работа по заявлению своей политической позиции, причем без слов вообще. Ну или с минимумом слов. Из выразительных инструментов доступны поведение и внешний вид. Да, юбка и свитер не подойдут, как ни вертись. Значит, нужно в город. Если зимние платья уцелели, а их и было-то всего два, то вопрос можно считать решенным. Если нет, может получиться неловко, впрочем, это будет уже не ее вопрос. Решив, что проверить это она все-таки должна, Полина нашла Айриля и с ним вместе отправилась в квартиру на Димитрова, которую уже окончательно перестала считать своей. Когда юноша вышел из портала, он поежился:
– Что здесь было, матушка?
– Обыск, солнце мое, – привычно ответила Полина, даже не обратив внимания на "матушку". – Иди вперед по коридору до конца, потом сверни направо, за углом будет кухня, а в ней кресло. Подожди меня там, я быстро.
Зайдя в комнату, бывшую еще весной ее спальней, она открыла шкаф и чертыхнулась. Марина попыталась навести порядок, как смогла, но вышло только хуже. Тщательно перелистав все плечики несколько раз, Полина нашла зимнее "театральное" платье, висевшее без дела с семнадцатого года, осмотрела его, пожала плечами и примерила. Было слегка свободновато, но в общем ничего, приемлемо. После некоторых размышлений, она вытащила из шкафа очень странный костюм – юбку и жилет из толстой пальтовой шерсти на подкладке. И добавила к кучке, сложенной на постель, уцелевшее после обыска шелковое платье, в котором она в мае удрала на милонгу и, вернувшись, нашла в своей квартире наместника. Свернув всю одежду в компактный тючок, она достала с полки какой-то шарф и перевязала сложенные тряпки для надежности. С этой поклажей в руках она и вышла на кухню.
– Айриль, я готова, можем возвращаться.
– Да, матушка, – рассеянно ответил юноша, осуждающе оглядывая коридор.
Выяснять, что он там видит, на чистом-то полу, Полина не стала. Вернувшись в Приозерский замок, она отдала все принесенное в чистку стюардам, некоторое время покопалась в шкатулке, привезенной Алисой еще в апреле, и вернулась к обычным делам. Сделать больше она не могла даже если бы захотела, а значит, и беспокоиться было не о чем.
Серебряные марки с восьмилучевой звездой в тот день получили все ключевые лица «жареных» тем последнего года в СМИ. Сами издания получили пресс-релизы в несколько избыточно декоративном оформлении, и их количество намекало на то, что администрация хочет, чтобы прием был освещен в прессе со всех возможных сторон, а значит, наместник приготовил какие-то сюрпризы. Сюрпризов у князя действительно было два вьюка и полмешка. В том числе он планировал присутствие прессы двадцать четвертого декабря в резиденции и даже был готов ради этого пожертвовать классическим сааланским форматом праздника, с длинными столами, с рассадкой гостей согласно их достоинству и с громогласным хвастовством успехами года, с наградами из рук князя и с общей шумной и веселой беседой за общими столами. Его пресс-служба и служба протокола сбились с ног, планируя новый формат праздника, предполагавший почти точную копию афтепати после приема в Адмиралтействе, но адаптированную для помещения Приозерской резиденции.
Обо всем этом Полина догадалась по звонку на комм главы пресс-службы администрации, строго сообщившим ей, что она "должна прибыть", "предупреждена о дресс-коде" и что он "по-человечески" очень просит ее "воздержаться от политических демонстраций". Заодно этот прекрасный сударь уведомил ее, что она оба вечера будет спутницей графа да Айгита, и порекомендовал сделать выводы о темах беседы и поведении в целом. Подтвердив, что все поняла и услышала, Полина нажала отбой и вздохнула про себя: "Да, звезда моя, попали мы по полной. Твоей мордой еще и торгуют в розницу. Что же, моя хорошая, давай сделаем из этого хотя бы годный цирк".
Димитри был в день перед праздником занят своими частными делами. Приглашение Инге Сааринен он принес сам. Больше часа потратив на уговоры, он наконец вручил ей коробку с бирюзовым шелковым платьем и кольцо с аквамарином, внутри которого был инклюз, сапфировый дракон с герба князя – постоянный пропуск в резиденцию. Взяв у своей дамы обещание прибыть на его праздник именно в этом наряде, князь в подарок за сговорчивость вручил ей пресс-релиз для посещения приема в Адмиралтействе и сказал, что вот на это мероприятие у нее дресс-код совершенно свободный. На том они и расстались.
Марина Лейшина и лидеры боевого крыла Сопротивления получили серебряные марки от графа да Айгита после окончания очередной зачистки. Церемония вручения проходила в гостиной Лейшиной. На вопрос о дресс-коде Дейвин не без иронии ответил, что вымыть лицо и руки будет достаточно, но если хочется проявить уважение в полной мере, то можно взять самое новое и чистое из имеющегося, лишь бы оно не было белого цвета. Черный не слишком желателен, но вполне простителен.
Охотникам марки вручала виконтесса да Сиалан. На прием в Адмиралтействе были приглашены все бойцы отряда с лучшими показателями сезона, подразделение Сержанта как предотвратившее опасную ситуацию рядом с сосновоборским куполом и три командира подразделений, не потерявших за сезон ни одного человека. Малость обалдевшим от такого сюрприза бойцам она пообещала не бросать их и быть с ними весь праздник, от чего сааланцы растерялись еще больше, ведь для них это значило, что она в ущерб своему достоинству сядет с ними "ниже соли".
Утром двадцать третьего досточтимые и учителя собрали воспитанников и начали утренник, а Полина вернулась в спальный блок и стала собираться. Потратив добрых полтора часа на женские хитрости, обеспечивающие презентабельность доступными средствами, она посмотрела на часы и начала одеваться. Тонкие шерстяные колготки бежевого цвета у нее были заначены с какого-то еще осеннего визита Марины, бывшей по случаю в Хельсинки и позаботившейся о подруге. «Театрально-музейное» платье Полины для приема было, пожалуй, скучным: цвета небеленой шерсти, с глухим воротом, длиной до середины голени, строгого силуэта, с прямой юбкой без всяких разрезов, только со складкой сзади. Относительно праздничным его делали только расширенные и укороченные рукава, позволяющие показать браслеты, если хозяйка решит ими воспользоваться. К нему она надела маленькие серьги с дымчатым хрусталем и тонкое колье из прозрачных андалузитов сложного коричневого цвета, становившихся под разным освещением красноватыми или зеленоватыми. Осмотрев себя в зеркале и поправив укладку при помощи воды и расчески, она пожала плечами и собралась было выходить, когда зазвонил комм. Взяв его со стола, она вздрогнула, увидев у двери знакомый молочно-белый овал с радужным краем. Звонил Дейвин.
– Полина, я жду тебя у себя, мой портал ты уже видишь.
"Очень мило", – подумала она, сделала шаг к овальной радужной рамке с клубящимся внутри туманом, спохватилась, бросила комм на кровать и шагнула в этот туман. Закончив шаг в малом кабинете графа, она осмотрелась, увидела хозяина, стоящего у стеклянного камина и сказала:
– Здравствуй. Я думала, мы встретимся уже на месте.
– Я знаю, что ты так думала, – Дейвин наклонил голову. – Но хотел проверить, как ты собралась. Двойной дресс-код, вообще-то, задача не из простых. Повернись, пожалуйста. На мой вкус, ниже шеи все безупречно, хотя и с большой долей иронии, волосы тоже, но вот лицо...
