Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 69 страниц)
– Тебе все верно сказали, дочка. И если ты по нему плачешь – значит, он еще с тобой...
Алиса сидела на стуле несколько мешком, опустошенная и неподвижная, Полина стояла рядом с ней, придерживая ее за плечо и тихо переговариваясь о чем-то с десантником, потом подошел, наконец, Серг, взял Алису за руку, аккуратно поднял, кивнул Полине, успевшей дать несколько рекомендаций, и забрал в казарму эти полмеры проблем, а в местных единицах – пятьдесят пять килограммов неподъемной кармы всего отделения.
Полина посмотрела на закрывающуюся дверь, сделала небольшой крюк к стойке, вернулась за столик с коньяком.
– Черт же принес ее прямо под триггер. Простите, я совершенно не планировала этот эксцесс, ее здесь сегодня не должно было быть. Кажется, мастер Дейвин, я с ней несколько за... – Полина замялась, глотнула из бокала, – устала. Я заметила, что начинаю даже сочувствовать наместнику.
Дейвин тоже пригубил свой мускат и пожал плечами:
– Нет, я не удивлен, что она не успела к своему мужчине, иначе это не была бы Алиса, но представить себе эту мразь в роли горюющей вдовы... – он поднял брови.
Полина покрутила в руке бокал, посмотрела на стекло сквозь ресницы:
– Представлять и не потребовалось. Глаза вас не обманули, это не театральное представление и не игра воображения, все действительно было именно так, как вы увидели. Это неожиданная встреча с очень глубоким горем, кто угодно на ее месте выглядел бы так. Как вы уже знаете, я была знакома с этим человеком, так вот, они правда были парой, и это была очень большая любовь, абсолютно взаимная и более чем значимая для них обоих.
– И при этом вы говорите, мистрис Полина, что он бы не хотел ее видеть рядом? И другие, – он кивнул головой в сторону уже собравшихся группой мужчин, что-то то ли обсуждающих, то ли просто продолжающих вечер, – это решение поддержали?
– Я думаю, что это последнее, на что он согласился бы, – Полина утвердительно наклонила голову. – Он туда не затем пошел, чтобы она погибла рядом с ним. А совсем наоборот. И, как видите, это не его личное мнение по вопросу, а норма.
– Я не понимаю. Я совсем не понимаю. Я читал ваши брачные клятвы – разве они не подразумевают сопровождать мужа? И быть рядом с ним? – Дейвин понимал все меньше, и ему это не нравилось.
Полина отставила бокал, с легкой сочувственной улыбкой сделала короткий жест, на мгновение открыв ладони:
– Формально подразумевают. А реально есть жесткое разграничение обязанностей и прав, которое не обсуждается между супругами, а существует в форме негласной договоренности. Женщина всегда занимается домом, находясь по большей части внутри. Мужчина занимается безопасностью дома, находясь в основном снаружи. Совместность пары предполагает лояльность друг другу в том числе и, скорее, в первую очередь в виде учета интересов супруга в его отсутствие в доме или интересов супруги, не присутствующей рядом с мужем в его в путешествии или походе. Именно это вы и видите все время вашего знакомства с Алисой в ее исполнении. Она просто лояльна партнеру.
Дейвин взял со стола бокал, даже не заметив, что из него только что пила Полина, и выпил ее коньяк, как воду, глядя куда-то в стену.
– Какая занятная форма брудершафта, – заметила она. – Остается мне выпить из вашего стакана, и мы можем обращаться к друг другу на ты всю жизнь.
Граф посмотрел на стол и на свою руку, обнаружил на столе свой пустой бокал, начал было извиняться, потом махнул официантке – мол, повтори давай.
– Интересное у вас брачное право. У нее... Но как? Как это вообще возможно?
Полина смотрела на него с доброжелательной и очень сочувственной полуулыбкой и была, очевидно, готова продолжать объяснять. Она молчала и ждала вопроса. За спиной он слышал, как десантники комментируют его изумление и выражают уверенность в том, что спутница ему все объяснит, хотя и не сразу. Комментарии тоже были вполне сочувствующими, и даже почти без насмешки. Он силился найти верные слова, но звуки чужого языка у него во рту превращались в один большой колкий знак вопроса, и он перешел на сааланик, чтобы наконец справиться с этой задачей.
– Она должна была успеть. Если не успела – то вернуться. Она маг, это больше, чем мужчина или женщина. Да, в ее исполнении толку было бы немного, но попытаться она должна была, а вместо этого... И ты теперь говоришь, что она ему лояльна?
Полина наклонила голову, собирая фразу на чужом языке. Она знала, что с родами и падежами в сааланике у нее все еще "очень не очень", но сейчас было важнее сказать понятно, чем соблюсти грамматику.
– Смотри. Есть любовь. Это как магия и даже больше. Любовь – это быть таким, каким тебя хочет видеть любимый. Если сильно любить, то и когда его нет рядом, быть таким, каким он хочет видеть тебя. Если совсем сильно любить – быть таким всегда. Даже когда спишь или умираешь. Это может быть трудно. Это может быть больно. Но это выбор. Она выбрала его, она выбрала быть с ним, она выбрала быть таким... такой, как он ее видел. И она осталась такой, когда он умер за нее и за город. Для него такой осталась. Он не хотел, чтобы она там была, понимаешь? Никто из них не хотел бы такого от своей женщины.
Дейвин пытался осознать, что ему только что сказала Полина и не мог понять. Когда только начали формировать Охотников, именно местные женщины с охотой пошли в подразделения. И были там на месте. Алиса... Она была даже не смертной, а магом. Как можно хотеть или не хотеть, чтоб маг где-то был или не был, если это его дорога, его отношения с Потоком, в конце концов? Последнее, он, похоже, сказал вслух, потому что Полина начала отвечать.
– Она женщина. Она может быть любой, какой хочет, но только до тех пор, пока она свободна. А когда она в паре – она будет такой, какой ее хочет видеть муж, иначе он не сможет увидеть ее вообще, и отношения кончатся, умрут. Может быть, вместе с ней, может быть, вместе с ним. Если им повезет, то обоим всего лишь очень надолго будет очень больно. То же самое будет делать он для нее. Если не будет, угрозы те же.
– Зачем? – Дейвин болезненно поморщился. – Зачем вы так друг с другом? Когда я ездил по краю, ваши мне говорили, что мы дикари, что наши браки по сговору – это насилие, что наш закон – это ужас кромешный. Но мы договариваемся, как жить, сколько детей иметь и как делить собственность. Мне даже в голову не придет запрещать жене взять ее людей и истребить очередную орду, забредшую на ее земли. У мага много обязанностей, разве они не выше отношений? Как могут вообще быть отношения, где один или оба нарушают свой долг? Свои клятвы, в конце концов...
Он увидел, как Полина поискала взглядом официантку, убедилась, что та все еще ждет у стойки с подносом заказ графа. Бармен собирал что-то очень основательное, видимо, для воинского братства, которое уже было невозможно отличить от любой другой группы местных, разве что они больше напоминали то ли семью, то ли группу одноклассников, встретившихся после долгого перерыва. Столкнувшись глазами с ее сочувственной улыбкой, едва не вздрогнул, собрался и приготовился слушать. Отвечала она на русском.
– Мастер Дейвин... Вы же были в городе ночью восьмого сентября, в тот шторм. Вы ведь видели все это, наверное, так, как я не увижу никогда. Вы не можете не знать, кто невидимо стоял вместе с вами, охраняя границы города. И вы знаете, что именно летело с ветром вам навстречу, если вывести из расчета сучья, кровельную жесть и все остальное, что было оружием этого ветра. Так вот, если бы он принял от нее ту помощь, о которой она говорит, то с гарантией оказался бы там, в этом ветре, потому что груз вины за то, что он не защитил свою женщину, нес бы и в посмертии. А так я точно знаю, где он был. Где-то на рубеже. И это для него гораздо лучше и правильнее. Она нарушила свои клятвы, чтобы он мог соблюсти свои, вот и все. Верность бывает и такой тоже.
– А как же ее террористическая деятельность? – еле выговорил изумленный Дейвин.
– Так она же не знает, что она террорист, – развела руками Полина. – Именно потому, что он бы не одобрил.
Дейвин смотрел на Полину и не видел ее. Он мучительно соединял в сознании несоединимое. Эта мразь, Алиса – и вот такое. Безотчетное и необсуждаемое, как все, что она делает. Быть со своим мужчиной, сохранять с ним связь, соблюдая невыполнимые и невозможные для мага условия. Не иметь секса с другими, потому что у них так нельзя, если уже есть партнер, ведь это тоже способ сохранять связь с ним. Не думать, не смотреть в зеркало, отбрыкиваться и забывать, даже если ткнут носом и добавят хорошего пинка, чтобы не оказаться даже случайно тем, что он не хотел бы видеть. И все это ради того, чтобы продолжать быть с мужчиной, который ушел за грань девять лет назад. Алиса оставляет ему место в своей жизни, зная, что оно никогда не будет занято, в ущерб себе, просто чтобы любой ценой быть рядом с ним, даже если его больше нет совсем нигде.
Маг потер висок. Так хорошо начавшийся вечер как-то окончательно пошел наперекосяк. С другой стороны, кости легли невероятно удачно. Четыре года Дейвин ломал себе голову над вопросом, что князь увидел в этой мрази и почему он возится с ней все это время? И вот он, ответ: не увидел, а почувствовал. Ее невероятную, невозможную, необъяснимую ничем верность. Своему городу, своему мужчине. Даже этим ее, из Созвездия. Нипочему. Просто потому, что она дышит и живет. Вот почему она до сих пор жива и на свободе, несмотря на все выходки, так раздражающие князя. И ведь еще есть казарма Охотников, где сегодня ночью, а то и завтра, будут обсуждать этот случай в баре. Саалан предстоит дальше жить здесь, жить с людьми, превращающими себя и своих близких женщин и мужчин в такое, как Алиса, без всякой магии и проклятий.
Полину тем временем окликнул с подиума музыкант, оказавшийся десантником, или наоборот, разницы не было никакой. Она извинилась перед Дейвином и пошла к подиуму. Пошептавшись немного с музыкантом, она подошла к клавишам, он коротко свистнул второму, вяло ковырявшемуся в пульте и почти невидимому в темном углу сцены. И они запели балладу, настоящую балладу о любви:
Когда вода всемирного потопа
вернулась вновь в границы берегов,
из пены уходящего потока
на сушу тихо выбралась Любовь
и растворилась в воздухе до срока,
а срока было сорок сороков...
Дейвин слушал и продолжал то ли размышлять, то ли страдать. Зачем, зачем местные смешивают в одной миске любовь и брак? Даже по их балладам видно, насколько это разные вещи. Почему они не могут договариваться между собой?
Полина обнялась с музыкантами и направилась обратно к столику, очевидно, не собираясь возвращаться к ним. Второй, почувствовав момент, перехватил инициативу и начал следующую балладу, про двоих неспящих, одурманенных любовью в городе, полном разрушения, безнадежности и бессмысленности, и составляющих смысл этого города настолько, что сама Смерть писала им стихи, прислонясь к уличному фонарю, и про страшную и постыдную зависть к их любви, с которой певец справился, вслед за автором, к последней строке, как и положено в балладе и как вряд ли бывает в жизни. Народ потихоньку засобирался наружу. Кто-то из десантников, проходя мимо их столика, сказал Дейвину, что раз тот понял, то привыкнуть сможет, а что понял, это уже видно – и имел в виду, похоже, поддержать его этой фразой...
Уже по дороге к базе Полина извиняющимся тоном сказала, что вечер получился скорее познавательный, чем развлекательный, и ей жаль, что который уже раз именно с ним нормально выпить не получается, вечно какая-то внешняя жизнь мешает. Дейвин кивнул, соглашаясь, и добавил, что в следующий раз, похоже, пить придется где-нибудь на Ддайг или в Исюрмере, может, там повезет больше. А если и помешают, то тоже получится познавательно и любопытно. Или, разнообразия ради, открытия случатся не только у него.
У себя в апартаментах граф долго сидел в ванной под водопадом, заменявшим саалан душ, и пытался как-то переварить увиденное. События вечера вертелись в голове бешеными мотыльками и никак не хотели становиться словами. Наконец, ему вспомнилась местная идиома, явно позаимствованная у Женьки и относившаяся, кажется, к Дине Вороновой – "собачья верность". Он угадал, что это про Алису, но не знал, как это, и решил, что самым простым способом это выяснить будет завести себе такого компаньона, собаку. Посмотреть ведь всегда проще, чем слушать объяснения. С тем он и отправился спать.
Утром Полина получила на комм сообщение от князя: "Я напоминаю, что просил тебя не совершать подвигов". Подумав, она ответила в два слова: "Я пыталась" – и добавила смайл. От целителей ей почти не влетело. Только вместо четырех часов пришлось пробыть в госпитале шесть, и весь четверг фактически на это и ушел.
А в субботу из госпиталя Полину забрала Хайшен. Ее апартаменты выглядели очень строгими, даже пустоватыми. Кабинет Дейвина, со всей его тягой к свободным поверхностям и длинным прямым линиям, казался вполне живеньким и даже веселым по сравнению с этой комнатой. Не говоря уже о малом кабинете князя, смотревшимся в сравнении с этим интерьером сущей детской комнатой. Кресла, однако, были мягкими и удобными, воздух – свежим и теплым, а по стене плясали радужные блики от кристалла, вращающегося в чаше фонтана из белого мрамора. Полина устроилась в одном из кресел, вопросительно взглянула на досточтимую. Та села напротив нее так мягко, что даже ткань не зашуршала.
– Хочу спросить тебя, что такое этот ваш "снежок", или "снег", и как так вышло, что первый наместник края отравлен этим, – сказала она.
– Его изначально создавали как обезболивающее, – осторожно сказала Полина. – Вообще, у этого препарата довольно длинная история, несмотря на то, что он относительно новый. Его использовали для терапии тревожности, но быстро отказались из-за тяжелых побочных эффектов. Затем применяли для помощи тем, кто успел привыкнуть к дурманящим веществам и не мог бросить их принимать. Но замена одного дурмана другим была не очень действенным ходом, а синдром отмены у этого вещества чуть не хуже, чем у наркотиков, от которых люди пытались отвыкнуть с его помощью. Потрать два часа, посмотри фильм "Уличный кот по имени Боб", там достаточно рассказано об этом веществе... – она вдруг прервалась. – Но почему ты задаешь этот вопрос мне, если лучше спросить специалиста? Есть же наркологи в крае, не могли ведь они все уволиться и уехать.
Хайшен тихонько вздохнула:
– Ни один ваш врач не поверит, что маркиз Унриаль еще жив после всего, что с ним произошло, а мне его еще опрашивать. Я хочу понимать хоть что-то, а не сражаться с косностью сознания очередного местного умника, добывая пару понятных слов.
– Ты еще и опрашивать его намерена? – Полина подняла брови.
– Конечно намерена, – ровно ответила Хайшен. – Наместник меня за этим и вызвал.
Полина некоторое время молчала, глядя на Хайшен очень неприятным взглядом. Досточтимая уже решила было спросить, чем она вызвала раздражение собеседницы, когда та решительно сказала:
– Не могу сказать, что мне нравится эта перспектива, но считаю себя обязанной присутствовать при вашем разговоре. Не потому, что мне интересно его содержание, а поскольку ты сейчас заявила намерение опрашивать больного и физически слабого человека. Ты не имеешь опыта наблюдения людей в таком состоянии, и если даже не убьешь его разговором, то легко можешь повредить ему. Закон моей профессии требует, чтобы я противостояла этому по возможности.
– Хорошо, – легко кивнула Хайшен, – тогда пойдем к нему.
– Прямо сейчас? – удивилась Полина.
– Я собиралась говорить с ним сразу после встречи с тобой, – кивнула Хайшен.
"Ну держись, звезда моя, – подумала Полина, – это сказка, у нее свои законы, за языком надо было следить лучше. Что уж теперь поделать, пойдем... куда напросились".
Она помнила первого наместника края легким на улыбку, обаятельным и очень красивым и была склонна частично списывать его качества на общее для всех сааалан умение нравиться, а отчасти считала его недалеким и легкомысленным. Разумеется, наркоманов она видела неоднократно и предполагала, что увидит человеческую руину, в которой почти не осталось личности, и хотела просто избавить живое существо от бессмысленного страдания. И ошиблась. В комнате, напоминавшей ее палату всем, кроме полного отсутствия декора на стенах и крохотного окошка под потолком вместо огромного окна госпитальной палаты, на постели, застеленной небеленой казарменной бязью, полусидел живой человек с острым и внимательным взглядом. Да, как любой бывший наркоман, он выглядел иссохшим, вокруг глаз у него залегли впечатляющие черные круги, а рот был покрыт черными корками, но этот человек не был ни мертвецом, ни овощем.
– О, Хайшен, – сказал он глубоким, чуть резковатым голосом, – кто это с тобой?
Унриаль да Шайни встречался с Хайшен лично еще в столице за звездами. Несколько раз он был у нее в монастыре по каким-то надобностям матери или деда и однажды давал объяснения по поводу дуэли, которую судил. Сейчас с ней вместе пришла какая-то незаметная женщина из местных, которую настоятельница представила как мистрис, то есть, заключил маркиз, она закончила здешнюю высшую школу. Женщина была одета во что-то очень приличное по местным меркам и совершенно бесцветное на сааланский взгляд. Хайшен сказала, что эта мистрис будет присутствовать и следить, чтобы разговор не утомил выздоравливающего. Мистрис взяла стул, села в углу и перестала быть заметной в своей одежде цвета сухого песка на фоне стены, облицованной плиткой из местного желтоватого камня. Очередной врач, решил маркиз и перестал обращать на нее внимание.
Разговор длился не больше двадцати минут. Дознаватель едва успела завершить формальную часть, как Полина сказала "достаточно". Маркиз удивился – он совсем не чувствовал себя уставшим. Но беседа сразу же прекратилась. Хайшен, кивнув женщине, сказала ему: "Продолжим позже, отдыхай" – и обе ушли. Когда за ними закрывалась дверь, потолок над маркизом привычно плыл куда-то вправо, и окно качалось.
Проходя через холл, Хайшен спросила Полину, как найти того, кто продал эту дрянь первому наместнику края. Полина замялась. Хайшен понимающе улыбнулась.
– Да, ты права. Это ждет до кабинета.
Дойдя до своих апартаментов и вернувшись в кресло, которое она заняла, начав разговор с Полиной, дознаватель вопросительно взглянула на женщину:
– Итак?
– Э-эмм... – протянула та.
– Что такое? – Хайшен приподняла брови.
Полина глядела в угол и на лице у нее было какое-то очень странное выражение, свойственное скорее Алисе Медунице.
– Ну во-первых, – выговорила она, – у меня на портале этого не было, то есть они торговали на свой страх и риск сами, мы не знали толком ни их оборота, ни сетей распространения. Во-вторых, за попытки этим торговать через "Ключик" у нас был очень короткий разговор, охрана портала даже не всегда меня ставила в известность.
Хайшен улыбнулась:
– Ты пытаешься не сказать, что ты лично могла приказать дать смерть продавшему?
Полина, глядя в чайный стол, протянула:
– Ну да...
Дознаватель качнула головой:
– Не понимаю, чего тут стесняться. Давай попробуем найти следы хотя бы мертвого?
Полина вздохнула.
– Я скажу тебе все, что знаю, а дальше ты сама, хорошо?
– Как скажешь, – улыбнулась Хайшен. – Позволишь присутствовать Дейвину да Айгиту?
– Да, конечно, – обреченно кивнула Полина.
Граф оказался не то чтобы свободен, но пришел сразу, кротко сказав настоятельнице вместо приветствия, что в следующий раз он все же предпочтет доесть свой обед горячим. Хайшен, принеся ему довольно формальные извинения, немедленно приступила к делу. Следующие сорок минут Полина отвечала на их вопросы о веществах, людях, ценах, регламентах сделок и путях распространения. И очень радовалась тому, что об именах и адресах ее не спросили ни разу: она их просто не знала и подозревала, что ей вряд ли поверят, предполагая, что в ответ на отказ назвать имена трясти начнут уже всерьез. Не то чтобы она боялась этого, но теперь, после трех недель в больнице, у нее не было уверенности в своих возможностях сохранить достоинство. Потом ее отпустили отдыхать. Дейвин сам поставил ей портал в школьное крыло, и, шагнув в молочное окно, она оказалась в холле.
Попрощавшись с Полиной, Хайшен сказала:
– Ну что же, граф. Теперь нас ждет серия бесед с твоими местными коллегами. Отчасти о том, что она нам рассказала, отчасти по ее собственному делу. Я знаю, что здесь так не делают, но времени у меня немного, так что придется объединять темы.
Дейвин, представив себе визиты досточтимой на Литейный, на Октябрьскую набережную и по всем городским РУВД, затосковал. Ему было очень жалко коллег, но сделать для них он мог немного. Во-первых, он предложил дознавателю все же отказаться от объединения тем визитов и все вопросы о "снежке" решить по телефону, тем более что все равно адресовать их надо отдельным людям, никак не связанным с историей судебного преследования мистрис Бауэр. Так он выиграл время для того, чтобы предупредить Ивана Кимовича и Данилу, что к ним идет сааланская инквизиция, хотя бы иносказательно. Данила Борисович отреагировал на звонок коллеги адекватно, то есть ничего не понял, но как-то подобрался и отдал распоряжение привести в порядок документацию по совместным производствам с сааланцами. Иван Кимович не понял, в чем проблема, и легко ответил: "Да пусть приходит, это в моей жизни будет даже не десятый проверяющий". Граф, услышав это, горестно вздохнул в трубку:
– Иван, я тебя предупредил. Это все, что в моих силах.
В пятницу у меня был наряд в прачку. Сидя перед вращающимся барабаном, я пыталась понять, что и к кому на самом деле я чувствую. Понятен был только да Айгит. Его я боялась. Со всеми остальными было гораздо сложнее. Асана при ближайшем рассмотрении оказалась довольно милой теткой, незатейливой, но понятной, как фонарный столб. Из наших я видела с такими характерами только мужиков, а она при всей своей простоте была девочкой до мозга костей, привязчивой и верной. Князя она явно любила, и да Айгит, кстати, тоже. Причем они совсем не ревновали его друг к другу, хотя Асана временами ухитрялась одеться так, что у Димитри в ее сторону заметно дергался глаз. А я сама уже и наорать на него успела, и приревновать к Полине, и устроить ему головную боль несчетное количество раз. Я не могла назвать мое чувство к нему любовью, любовь я знала, она никуда не делась из меня, и теперь, когда у нее снова появилось имя и даже лицо, я точно могла сказать, что к Димитри у меня не это. Мне не было рядом с ним ни легко, ни тепло. Он вел себя честно – на сааланский лад. И его не в чем было упрекнуть по нашим законам, по крайней мере, пока мне не восстановили гражданство, но назвать чувство к нему любовью у меня не повернулся бы язык. Я ревновала его, как врага. Как человека, с которым надо доспорить. Такого со мной никогда не было – в школе я успешно миновала все эти подростковые терки, попав в Созвездие, на практике и во время работы наблюдателем было совсем не до того, а потом я встретила Лелика, и мысль о том, что если надо объяснять, то объяснять уже поздно, угнездилась во мне до самого копчика. И тут вот – на тебе. С этим было сложно, и я решила, что отнесу это Полине, но уже в ноябре, наверное. Говорить об этом с Хайшен или хотя бы с Нуалем я почему-то не хотела.
В воскресенье Полина проснулась от бульканья коммуникатора: Дейвин да Айгит прямо с утра прислал ей сообщение. Она удивилась и начала читать.
В сообщении было приглашение на прогулку и уведомление о том, что у нее сегодня выходной и отдых от лечения. Подход Полину удивил, но к сааланской непосредственности она привыкла давно, поэтому пошла собираться. Душ, фен, теплые колготки, привезенные Мариной из Хельсинки, джинсовая юбка, свитерок, куртка, часы... вроде готова. Она вышла в холл, где Дейвин назначил встречу, и увидела, как он подходит из "взрослого" крыла замка по коридору.
Обмен улыбками и приветствиями на ходу времени практически не занял, все было очень спокойно и внешне неторопливо, но Полина для себя отметила, что с момента отправки смс не прошло и получаса, – а Гранд Витара Дейвина уже везет их к воротам. Едва миновав территорию, Дейвин сказал:
– Мистрис Полина, можно вас попросить об одной мелочи, если вам нетрудно?
– Да, конечно, – что это за "мелочь", Полина могла только догадываться, но даже не насторожилась.
– Я прошу тебя оставить официальный тон и перейти на "ты" хотя бы в неформальной обстановке. У тебя выходной, у меня тоже... Можно так сделать?
– Я думаю, да, – согласилась она. – Да, точно можно. Я смогу.
– Вот и отлично. Тогда сперва мы едем завтракать, потом выходим в Адмиралтействе, я беру свободную машину, и мы катаемся по городу, как тебе план?
– Хороший план. Отличный даже.
И действительно, они свалились в какую-то "Карелочку", сильно освежив официантам впечатления от дня, а потом вернулись в замок и ушли по порталу в город, где человек да Онгая выдал Дейвину ключи. На стоянке в ответ на брелок квакнул компактный черный внедорожник – и начался выходной. Они ехали по набережным, время от времени Дейвин спрашивал что-нибудь о домах или памятниках, Полина отвечала, удивляясь, как на самом деле много она помнит о городе, а потом они переехали Неву и отправились на север. Внимание Дейвина привлекла старинная решетка вдоль тротуара между двумя двухэтажными зданиями. Дома тоже не были похожи на окружающие их строения. Полина почти улыбнулась, видя, куда он посмотрел.
– Ну да, отличается, ведь это постройка позапрошлого века. И дома, и решетка. Но они изначально не так стояли. Хочешь, выйдем, рассмотришь внимательно, а я расскажу.
Дейвин развернул и припарковал машину на отходящей от проспекта улице. Через несколько минут он уже рассматривал ограду. Она напоминала... о кладбище?
– Полина? А что с решеткой? Почему она такая?
– Ты про то, что ограда стоит на железобетоне? Это потому, что решетґку переносили. Да и все место когда-то выглядело совсем иначе: в центре недостает еще одного сооружения. Здесь еще церковь была.
– Нет, этого я не заметил сначала. Спасибо, кстати. Но узор... – Дейвин оценил внимание Полины к мелочам и решил выслушать все про историю этого места.
– А, каплицы в ограде. Это память об одной драме, произошедшей тут ровно двести лет назад. Здесь неподалеку была дуэль. Пойдем посмотрим. – В голосе его спутницы слышалась улыбка, когда она начала отвечать.
– Дуэль? Серьезно? – Дейвин шел с Полиной по залитому асфальтом дворику в парк и внимательно слушал. Прогулка наконец-то обещала быть просто милым днем с болтовней о посторонних вещах, без всяких дурацких сюрпризов.
– Да, это был крупный скандал. По версии сторонников одного из дуэлянтов, причиной того поединка, приведшего к многим бедам, стал каприз Екатерины Владимировны Новосильцевой, урожденной графини Орловой, а Орловы, чтобы тебе лучше понимать ситуацию – это такие местные да Шайни. Ее муж, Дмитрий Александрович Новосильцев, был сыном действительного тайного советника, сенатора, генерал-провиантмейстера, вице-губернатора Санкт-Петербургской губернии. Тоже вполне достойный был жених.
– Да... – кивнул Дейвин, про себя удивляясь неожиданным подробностям. – И что же с ними было? Они поженились, и это кому-то не понравилось?
– Она вышла за него замуж, родила сына, но брак не задался, и супруги разъехались через год или около того. Она занималась в основном воспитанием единственного ребенка и очень им гордилась. Мальчик учился в иезуитской школе в Петербурге и окончил школьный курс одним из первых учеников. Имел склонность к музыке, хорошо играл на кларнете, был хорошим танцором и фехтовальщиком на рапирах. А на момент событий он был адъютант главнокомандующего армии и флигель-адъютант императора – в общем, блестящий придворный офицер.
– Отличная партия, – одобрил граф, – и карьера прекрасная.
– Да, даже слишком, – усмехнулась Полина. – Представь, мать не дала ему согласие на брак с сестрой офицера из полка попроще, Семеновского. Брата невесты звали Константин Чернов.
– А ее саму? – мимолетно улыбнулся Дейвин.
– А вот этот нюанс тебе много скажет о нравах того времени. – В голосе Полины послышалась усмешка. – История этого несостоявшегося брака обсуждалась в свете очень бурно и широко, но имени девушки при этом никто так и не назвал. Потом, когда свидетели событий состарились, их дети и внуки начали настаивать на том, чтобы рассказчики припомнили ее имя – она же все-таки живой человек. Но нет, для участников событий она была, к сожалению, только вещью с чувствами. Они честно старались припомнить. И как только не называли ее – Мария, Акулина, Аграфена, Авдотья, Пелагея... Ее настоящее имя еле извлекли из архивов лет тридцать-сорок назад. А его имя знали все: непорядочного кавалера звали Владимир. И его мать Екатерина Владимировна сопротивлялась сватовству из-за скромного происхождения невесты. Она внешне хорошо относилась к девушке и ее семье, а знакомым говорила: "Могу ли я согласиться, чтобы мой сын, Новосильцев, женился на какой-нибудь Черновой, да еще вдобавок и Пахомовне. Никогда этому не бывать!" Она даже не поинтересовалась именем девушки. Кстати, как и все остальные. Может быть, знай она, что ее будущая невестка – ее тезка, тоже Катя, она бы смягчилась. Но так или иначе этого не произошло. В общем, Новосильцевой удалось добиться того, что ее сын взял назад свое обещание жениться. Но последовавшей катастрофы она не ждала, конечно.
– Катастрофы? – граф приостановился. – Девушка покончила с собой? Или принесла обеты церкви, оставив родителей без надежды на внуков?
– Нет, все было гораздо хуже, – усмехнулась Полина. – Сейчас расскажу. Дело в том, что после разрыва помолвки по существовавшим тогда правилам люди даже здороваться не могли. И попытки заговорить с отвергнутой невестой могло хватить для вызова на дуэль.
– Строго... – сааланец качнул головой.
– А ты вспомни про положение женщины в то время. Она же была, как автомобиль: ценность определялась в обратной зависимости от пробега и количества предыдущих владельцев, а саму ее ни во что не ставили. Так что после такой истории с расторжением помолвки люди даже узнать друг друга на улице не имели права.
Дейвина передернуло, когда он невольно представил себе судьбу своей матери в этих условиях и сплетни о ней: "пять молодцов от разных отцов, да и те все девки" – неуважительное отношение, отказы в кредитах, в общении... у них с сестрами было бы немного шансов выжить. Он сумел вытащить себя из представленной картинки и продолжить слушать, вчуже это было занятно, как любая светская сплетня.
