Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 59 (всего у книги 69 страниц)
Хайшен улыбнулась, наклоняя голову, соглашаясь со сказанным. То, что этот самый кузен ни разу не известил семью о реальном положении дел в крае, было отдельной загадкой для всей столицы и Города-над-морем, но не для нее. Она знала о клане да Шайни нечто, чего не могла пока подтвердить, и не была намерена этим делиться с кем бы то ни было.
– Продолжай, пожалуйста. Это важно, Полина.
– Я продолжаю, Хайшен. Все это было с первого дня объявления протектората, а я думаю, и раньше, потому что еще установление отношений и прочую неформальную дипломатию вытащил на себе именно он – и сделал это действительно хорошо, раз вы тут. Но когда объявили протекторат, с маркизом произошло нечто действительно страшное. Он получил все, что мог получить от наших мертвых дворянин, вставший у власти в части бывшей страны победившего пролетариата. Более того, в городе, одно из имен которого – колыбель революции.
– Страны... кого? – насторожилась Хайшен.
– Победившего пролетариата, – терпеливо повторила Полина. – Это долгая история, но если в двух словах, то нашим крестьянам и заводским рабочим, особенно рабочим, надоело положение вещей, при котором они не имели никаких прав, кроме как умереть от перегрузки, истощения и дурных условий, и они выгнали аристократов и купцов из страны. Многих при этом убили. И стали править сами.
– И как у них получилось? – с интересом спросила дознаватель.
– Да ничего так получилось, даже несмотря на ту самую войну, о которой ты уже знаешь не понаслышке, – в голосе Полины неожиданно прозвучал сарказм. – Так вот, про революцию. Так называется процесс оттеснения правящего класса или сословия от власти. Конечно, он кровавый. Обе стороны считают свою правду единственно верной, обе не стесняются в средствах. И в определениях в адрес противника, конечно, тоже. На Марсовом поле маркиз наверняка услышал что-то вроде "кишкой последнего попа последнего царя удавим", и не только. Прочие неаппетитные подробности, о которых ты, возможно, не хочешь знать, он все равно расскажет, если уж сумел заговорить об этом. Кстати, наверняка среди всего потока его видений было и взятие Зимнего дворца, который после революции стал Эрмитажем. Это был очень жестокий и грязный... я не могу назвать это боем, даже считая восставших правыми. Так что вы с маркизом это еще потом обсудите, а сейчас я в подробности вдаваться не стану.
– Хорошо, продолжай, – кивнула досточтимая. За разговором они незаметно дошли до ее кабинета, и она указала Полине на полукресло у своего стола, сама присев рядом.
– Я продолжаю, Хайшен, продолжаю, – сказала Полина, садясь. – В общем, вся эта революционная документалистика, похоже, свалилась в его бедную голову. Не думаю, что его видения сильно отличались от реальной хроники событий, но для него это, наверное, было сущим кошмаром. Ирония ситуации в том, что вся коллизия решалась одним вопросом Гаранту – "Что тут было? Почему ваши мертвые так ненавидят аристократов?" И узнав о событиях, он бы смог справиться. А совладав с этим, получить все, включая нашу общую симпатию, а потом и любовь.
– Да, – согласилась Хайшен. – Но почему-то маркиз не задал этот вопрос.
– Вероятно, из-за хорошего, слишком хорошего, воспитания, – пожала плечами Полина. – Естественно, он пошел к достопочтенному, а им был Вейлин. Но что мог решить этот достойный сын своей культуры? Только то, что какой-то местный некромант угрожает наместнику, другие версии в его голову не помещались. И судя по результатам, достопочтенный подумал, что это интриги и дело житейское, а Унриаль сильный маг и должен справиться. Он, похоже, с рождения всем должен справиться с любым трешем, в который его суют, не спрашивая, хотел ли он этого. – Полина неприятно усмехнулась, глядя в стол, и вернулась к рассказу. – Параллельно с этим Вейлин, насколько нам известно из наших потерь, изучал местный магический стиль, чтобы выявить злоумышленника и примерно его наказать. Он этого злоумышленника до сих пор ищет, наверное. Хорошо хоть, что не здесь.
Хайшен негромко засмеялась. Полина улыбнулась ей, продолжая.
– Маркиз довольно быстро заметил, что когда Гарант с ним рядом, жить как-то легче. И вцепился в него еще крепче, конечно. Но Гарант смертный и, какая досада, смертный внезапно. Так маркиз и остался один на один с не своими демонами. Он пытался справиться сам. Результаты этих попыток ты уже нашла. Это и начатое строительство резиденции, которое заканчивал уже князь Димитри, и сгоревший цирк, затем филармония, затем Зимний дворец, который Эрмитаж. Впрочем, про это он еще расскажет. Он применил и местные средства, на чем и нарвался на все свои неприятности. В сентябре, кстати, ваши погибли по этим же причинам. Потому что ваш этот странный специалитет заставляет вас очень четко ощущать окружающие реалии, в том числе невидимые глазу. Из-за него же вы склонны глубоко погружаться в проживание происходящего, часто мимовольно и бесконтрольно. А таблетки, которые ему принесли, обостряют эти ощущения, когда их действие проходит. Пытаясь справиться с переживаниями выбранными им способами, он оказался в опасной ситуации, а попросить помощи не мог по двум связанным друг с другом причинам. Во-первых, нельзя показать слабость в новых землях, потому что тут... – Полина провела пальцем по брови и определила, – обстановочка. Гарант ему наверняка не раз прояснял. Во-вторых, если он не справляется один и просит помощи, то его положение в семье под угрозой. И вот тут самое драматичное место всей истории, Хайшен. Его положение и так было постоянно под угрозой, только он не понимал этого. Он слишком хорош, чтобы быть любимым семьей, и слишком хочет быть любимым родными, чтобы уйти от них. Думаю, и до сих пор это так. Естественно, маркиз не справился, ненависть похороненных в этом месте павших ко всей аристократии в целом и лично к нему, как к дворянину, слишком давила на него. То есть лицо-то он удержал, я вижу, что его муштровали дополнительно к вашим школьным требованиям, но тут ведь как: или лицо, или стабильность. Он выбрал сохранить лицо, – Полина, вздохнув, развела руками, – и сгорел.
– Откуда ты знаешь? – быстро спросила дознавательница.
Полина не знала и не могла знать, что в столице молодой маркиз оставил несколько бездарно проваленных романов, пару погибших дружб, рухнувшую попытку интересной торговли – и все ради надежды получить одобрение матери и деда. Но он был да Шайни. Он не мог иначе. Семья, конечно, была важнее.
– Да тут и знать нечего, – пожала плечами психолог. – Я помню, что в местной культуре он ориентирован достаточно, чтобы страницами цитировать из Ростана и Шекспира наизусть хоть в оригинале, хоть на русском. А ведь оба языка ему чужие. Как он рисовал, я тоже видела. Цветными огнями в воздухе. Сказочная красота, с обычным салютом ваших магов не сравнить. И он не раз оговаривался, что не дотягивает до высоких требований семьи. Я такое видела здесь у нас не раз. Причем ребенок может из кожи вон вылезти, пытаясь оправдать ожидания, а требования будут только расти. Но стоит чаду съехать из отчего дома и начать ни в грош не ставить родителей, великая любовь немедленно проявляется, как будто она всегда тут росла. Так что когда князь Димитри принял полномочия, маркиз Унриаль в один миг из "почти дотянувшегося" до требований семьи стал "не оправдавшим" и "пятном на репутации" – и распался в руины на этом. Метадон ему даже спецэффектов не добавил. Он просто снимал страх и тревогу и возвращал ясность мышления, а потом его перестало хватать. И маркиз, как и сказал тебе, просто перестал его принимать. Так что к моменту первой встречи с легатом он, скорее всего, был в серьезной абстиненции.
– Что за слово ты сейчас сказала? – немедленно спросила Хайшен.
– У него было похмелье от этих таблеток, – пояснила Полина. – Оно и до сих пор его мучает. Но теперь он уже то ли свыкся, то ли справляется. А тогда оно его сожгло чуть не целиком. Причем полностью он сдался, как и положено настоящему бойцу, только увидев подкрепление в лице легата императора. Собственно, маркиз потому и выжил, что осыпался на руки князю Димитри. Промедли вы еще на месяц, легат нашел бы его в Приозерске мертвым.
Досточтимая задумчиво посмотрела в окно. Через окно был виден двор, покрытый тонким слоем снега, и по этому снегу Унриаль да Шайни в сопровождении Дейвина да Айгита шел к сараю, где жила лошадь, объявленная графом школьной. Хайшен знала, что сейчас граф Дейвин выведет Болида из денника, маркиз Унриаль сперва прикоснется лбом к его морде, затем обнимет лошадь руками за шею, а после пойдет по двору, опираясь на плечо животного, и пройдет круг или даже два. А Болид будет идти с ним рядом, аккуратно переступая, и ждать, когда человеку потребуется передышка. Досточтимая не возражала против этих прогулок, ведь с точки зрения целителей в них была польза. Две живые руины во дворе, человеческая и животная, представляли вместе величественное в своей бессмысленности зрелище. Еще летом Хайшен, пожалуй, чувствовала бы брезгливость и смущение, но после осеннего урока, преподанного досточтимой в несуществующем яблоневом саду, она видела в их упорном медленном движении нечто большее, чем жалкое цепляние за жизнь. Торжество воли и намерение не сдаться, постепенно продвигаясь к цели, каким бы мелким и глупым ни выглядел результат, напоминало ей то ли росток, пробивающийся из пня, то ли рыбу, плывущую против течения к истоку реки. Впрочем, брезгливости настоятельница в себе не нашла, как ни всматривалась в свое сознание. Маркиз сумел обрести достоинство, обнаружив себя в плачевном положении. Он неуклонно и постоянно возвращал себе возможность двигаться, говорить и мыслить, не позволял себе ни кричать на персонал, ни жаловаться. Он всегда и со всеми был точным и четким в словах, вежливым и даже изящным в действиях и движениях и только однажды попросил отсрочки с ответом на вопрос. Хайшен казалось важным, что точно с таким же достоинством вел себя и гнедой товарищ маркиза по прогулкам, Болид, без жалоб и протестов переносивший лечение, ласковый к детям и доброжелательный к любопытным гвардейцам и Охотникам.
– Полина, я поняла тебя и запомнила твое мнение, – сказала она, следя взглядом за движущейся по двору странной парой. – Мы продолжим разговор с ним позже.
Именно в то же самое утро, когда Полина Бауэр делилась с Хайшен своим видением обстоятельств маркиза да Шайни, Марина Лейшина получила очередной сюрприз. На этот раз с Воскресенской набережной. Пригласивший ее «подойти поговорить» был в разговоре вежлив до приторности, и это Марину насторожило. Она сама не поняла, почему не позвонила ни Димитри, имея его прямой телефон, ни его заму Дейвину да Айгиту, а только покрутила в руках его бежевую визитку с зелеными буквами, пожала плечами, взяла сумку и пошла. На проходной ее ждал какой-то мутный мужик в пиджаке со следами то ли недосыпа, то ли перепоя по всему лицу. Марина послушно подала паспорт в окошко, через пару минут получила его назад, попыталась протянуть встречавшему, услышала «убирайте, не понадобится» – и отчасти расслабилась. Как выяснилось, рано. В кабинете, куда Марина пришла с сопровождающим, ее ждали двое. У одного синяки под глазами были размером чуть не больше самих глаз, и он был зеленоватого цвета от недосыпа, второй выглядел немногим лучше. Паспорт действительно не попросили даже подержать. Дверь, однако, заперли, и ключ лег на стол, под локоток, вероятно, старшему по званию. Начавшийся разговор произвел на правозащитницу очень странное впечатление. Как если бы господа в штатском хотели надавить по привычке, но чего-то боялись, и этим чем-то явно была не она, Марина Викторовна Лейшина. Они довольно долго ходили вокруг темы, рассказывая ей про гражданскую сознательность и ее общественный долг защищать права людей, оказавшихся в конфликте с законом, она согласно кивала, но догадываться, чего именно от нее хотят, отказывалась наотрез. Наконец, старший из них вздохнул скорбно и сказал:
– Марина Викторовна, не хотелось бы отнимать ваше время, но дело действительно серьезное. Вы, вероятно, уже в курсе о том, что одновременно с ослаблением позиций Сопротивления в городе начали появляться и классические криминальные структуры.
– Нет, но это логично и ожидаемо, – спокойно ответила она.
– Вы наверняка помните и отправление гражданского правосудия по законам империи в городской черте.
– На стрелке Васильевского острова, семнадцатого сентября, – так же спокойно ответила Марина.
– Речь идет о двоих лишенных гражданства, которые ушли с места казни и до сих пор не найдены.
– И при чем тут я? – с интересом спросила правозащитница.
– Ну, – пожал плечами ее собеседник, – практиканта из империи, самовольно ушедшего из резиденции наместника, нашли вы, и он сейчас, насколько мы в курсе, гостит у вас.
– В последнем вы, допустим, ошиблись, если только не имели в виду визиты раз в неделю на чай.
– Хорошо. Но остального это не отменяет, – сказал младший, хуже выглядящий.
– И чего вы в связи с этим от меня хотите? – с вежливым интересом спросила Лейшина.
– Марина Викторовна... Два человека, которые по нашему законодательству заработали в худшем случае год условно, а вероятнее всего – просто крупный штраф, сейчас находятся без документов и прав где-то у бандитов, вы понимаете это?
– Вы что, хотите, чтобы я сама их вам искала? – у Марины мимо воли очень широко открылись глаза.
– У вас не получится, они оба технические специалисты империи, – парировал старший из полицейских офицеров. – Вы не сможете их найти, пока они сами этого не захотят.
– И что я могу сделать в этих условиях? – спросила Марина. – Почему вопросы ко мне?
– Марина Викторовна, но может быть, вам удастся как-то попросить актив Сопротивления поискать их?
Офицер был неприятно настойчив. Впрочем, когда они вели себя иначе.
Марина усмехнулась несколько раздраженно. Ей было душно, хотелось курить и не нравились собеседники. Впрочем, все было довольно штатно для общения с уголовной полицией. Не понимала она только одного – почему техниками саалан занимается городской убойный отдел, а не безопасники с Литейного.
– Чтобы мальчики и девочки из Сопротивления передали мальчику гостей, что его соотечественники в беде? Потому что по закону империи их не существует, а реальность с этим законом несколько не сходится?
Ее собеседник хмуро кивнул.
– Хорошо, господа. Я передам вашу просьбу Эние да Деаху. Но дайте мне для него какой-то контактный телефон. А то только споров с бандитами за их приобретение в лице двух безымянных сааланцев мне не хватало для полноты ощущений.
Младший немедленно протянул ей картонку с написанными на ней от руки одиннадцатью цифрами и именем.
– Богдан – это вы? – спросила Лейшина.
– Да, я, – кивнул офицер. – Если они найдутся, пусть просто позвонят. Им нужны паспорта, гражданство и нормальное место пребывания.
– А вам – адреса их нынешних покровителей, – усмехнулась Марина.
– Спасибо за самораскрытие, как не раз писала ваша подруга Полина Юрьевна Бауэр, – вздохнул другой офицер, начальник Богдана. – Нет, Марина Викторовна, дело не в этом. А в том, что присутствие в этой группировке техников саалан дает ей преимущества перед другими такими группами. И, прямо скажем, обойти или нарушить закон с помощью таких специалистов проще в разы. Так что изъяв этих двоих, мы обезвреживаем группу более чем наполовину, даже не задерживая организаторов и других участников. А потом... – он пожал плечами.
– Вы надеетесь, что они или сами нарвутся, или сами развалятся, – закончила Марина.
Богдан поднялся, принял у начальника ключ и пошел к двери. Марина поняла, что разговор закончен и пошла за ним. Выйдя на набережную и глянув на небо, она чертыхнулась на идише. С залива толстым слоем наползали тучи, обещавшие серьезный снегопад на несколько дней. В Приозерске уже наверняка валило как из мешка, а ей предстояло ехать туда. Видимо, завтра, раз сегодня полдня ушло на эту милую светскую беседу.
Я выдержала всего два дня и пришла к Полине мириться. Постучав и услышав «входите», я зашла в ее кабинет и остановилась около двери, закрыв ее на всякий случай.
– Я не собиралась тебе хамить. Я не хочу делать тебе плохо. Я не понимаю, почему не могу остановиться.
– Конечно, ты не понимаешь, – согласилась Полина. – Как только поймешь, не сможешь продолжать это делать. Поэтому понимать тебе невыгодно.
– Так поступать мне тоже невыгодно... – возразила я.
– Но ты так поступила минимум трижды за это лето только со мной, – она пожала плечами, показывая, что не хочет продолжать разговор.
Но я не могла уйти просто так.
– Я не знаю, что и как ты сделала, но ты убрала то невыносимое внутреннее давление, которое заставляло меня делать все это...
Она прервала меня. Сначала посмотрев ледяным взглядом. Потом еще добавила словами.
– Тебе мало того, что ты уже наговорила? Решила отдать мне еще и ответственность за твои внутренние процессы и состояния? Так я не возьму. А если это повторится, я потребую медицинского освидетельствования для тебя по причине сомнений в твоей дееспособности.
– Я хочу уткнуться в тебя носом и плакать об этом всем, мне больше ничего не остается... – я надеялась, что она меня хотя бы пожалеет. Но нет.
– Ты можешь продолжать хотеть что угодно, но не приближайся ко мне, пожалуйста, и не трогай меня.
– Я хочу обратно семнадцатый год и пить чай у тебя на кухне, и смотреть на твои цветы...
– Заткнись, – сказала Полина бешеным шепотом. И уже нормальным голосом добавила. – Выйди отсюда сейчас же. И запомни, что следующее твое появление здесь будет значить докладную моему куратору с письменным отказом с тобой общаться. Что бы это ни значило для меня самой.
И я поплелась в донжон, где еще и попалась на глаза да Айгиту, который, разумеется, меня остановил и спросил, что я думаю говорить князю, когда он меня увидит с этим лицом, на котором написаны реки горя и океаны слез. Я вздохнула, посмотрела ему в лицо, как он требовал, и честно сказала:
– Я скажу ему, что нахамила Полине и она больше не хочет ни работать со мной, ни видеть меня и грозится психиатром и докладным письмом князю лично. И это будет правдой, господин маг.
Он присвистнул. Помолчал, глядя на меня и перекатываясь с носка на пятку и обратно. Потом сказал:
– Оставь оружие в покое, такими руками его трогать не следует. Пойдем в кордегардию.
Я послушно пошла за ним, закрыла дверь и села там, где он показал. Он присел на скамейку с другой стороны стола.
– Алиса, ты специально это сделала, чтобы не объясняться из-за ревности к князю?
– Нет, господин маг. Просто не сумела остановиться и наговорила лишнего. Я думала, она меня простит, а она... – я пожала плечами, чтобы не разреветься.
– Что ты ей сказала? – спросил он.
Очень хотелось верить, что мне не кажется, и я действительно слышу сочувствие в его голосе. Еще и потому, что отказаться повторить сказанное значило показать себя еще и трусихой, а саалан этого не любят и не поймут. И я повторила все, что смогла вспомнить из обоих разговоров. Граф вздохнул.
– Да... истинно сайхская непосредственность, Алиса. Сейчас очень заметно, где именно тебя учили.
– Я не хотела бы, чтобы о Созвездии думали так, – осмелилась возразить я. – Я у них одна такая и пришла к ним отсюда, а сами они другие, их тут достаточно, чтобы сравнить.
– Хорошо, – кивнул он, – после. Сейчас это обсуждать не слишком осмысленно. Но вот что я хочу сказать тебе. В именно этом месте начинается владение человеком, как вещью.
– В каком "в этом"? – не поняла я.
Он опять посмотрел на меня с какой-то тенью сочувствия:
– Когда ты говоришь, что хочешь быть рядом с другим человеком, потому что тебе с ним хорошо так, как ты сказала мистрис Полине, ты хочешь не человека рядом. А что-то, что сделает тебе хорошо. А того, что это живой человек, ты не помнишь. И уверена, что все, что имеешь от присутствия рядом с ним, тебе могут, хотят и готовы дать. Но это чужая жизнь, и тебе может не оказаться в ней места.
– Не понимаю... – у меня мутилось в голове, но я старалась следить за его мыслью.
Граф вздохнул.
– Ты видела у мистрис Полины в кабинете хоть один цветок?
– Нет... – мне было дико неловко. Он видел и замечал то, на что я не удосужилась обратить внимание с весны. А мы говорили о самом значимом для меня человеке.
– А ты знаешь, сколько раз с весны ей предлагали семена, отводки и живые растения?
– Нет... – и об этом я тоже вообще не думала. А ведь знала, что саалан, проявляя приязнь, всегда дарят отводки, отростки и семена. И что к Полине в резиденции очень хорошо относятся все, начиная с князя и заканчивая девушками и парнями из имперской гвардии, я тоже знала. И сколько таких подарков она получила за это лето, можно было представить довольно легко.
– То, что она не оставила у себя, составило четверть школьного зимнего сада и треть сада госпиталя, – вздохнул Дейвин.
У меня мелькнула мысль: интересно, он сам был среди дарителей?
– Думаю, Алиса, что мистрис Полина, как и ты, не раз хотела открыть утром глаза и обнаружить, что все эти девять лет были просто скверным сном.
Он помолчал, глядя куда-то в сторону, потом снова посмотрел на меня и спросил:
– Все сайхи дружат так, или это твои собственные свойства?
– Я не хотела делать ей больно... – тихо и грустно сказала я.
– Не так, – он покачал головой, не соглашаясь. – Ты не думала, что ей будет больно, потому что думала о чем-то другом. И в твоих мыслях не было места для ее чувств. Только для твоих собственных. В этом месте начинается владение другим человеком, как вещью, Алиса. Когда в тебе нет места для мыслей о другом человеке, ты не должна подходить к нему общаться. Если только ты не просишь конфиденцию.
– Так получается, потому что я никогда не могу сразу сказать, что на самом деле мне нужно, – вдруг поняла я. – А я просто хотела у нее спросить, что мне делать, если я не знаю, кто я...
Дейвин посмотрел на меня так, как будто я сморозила очередную глупость.
– Посмотри в зеркало. На тебе форма и знаки различия твоего подразделения. И хватит искать звезды в полуденном небе.
Вечером все той же насыщенной и богатой на события пятницы Дейвин решил поделиться с Полиной своими наблюдениями относительно Алисы. Описав поведение девушки со всеми подробностями, он задал озадачивающий его вопрос:
– И Полина, я ее не понимаю. Она одновременно не хочет и хочет внимания князя. Может быть, ты знаешь, что это с ней происходит и почему?
Первые три фразы, просившиеся на язык, Полина проглотила. В них были и зависимое поведение, и нарциссическая позиция, и истерические проявления, и еще ряд не менее грустных для Алисы определений. Но граф хотел понятной ему конкретики, так что для профессиональной ругани было не время и не место.
– Дейвин, это всего лишь ревность. Алиса считает, что недостаточно хороша для того, чтобы ей уделяли внимание. У нее одновременно две беды: она слишком хочет внимания и поддержки и слишком мало верит в то, что может их получить, что имеет право на то и на другое.
– Но Полина, это же бессмысленно! Во-первых, у нее это и так есть, во-вторых, можно же просто попросить. И тогда все будет ясно – да или нет. И можно не мучиться.
– Ей это не поможет, Дейвин. Она заранее знает, что нет, даже если да.
– Но ей же самой это не нужно! Она же все еще замужем, и неважно, что он... гм...
– Я поняла, – кивнула Полина. – Так вот, одно другому совершенно не мешает. Любить и ревновать – разные вещи.
– Какие вы все-таки сложные, – вздохнул Дейвин.
– Ну все-таки не все настолько сложные. Вот, например, та журналистка, про которую вы все тут старательно молчите, а местные втихую обсуждают – это большая удача князя. Как, кстати, и его дружба с Эльвирой Клюевой. С ними ведь таких сложностей нет, правда?
– Ну... – Дейвин предпочел замять тему про сложности Димитри с его женщинами. – Полина, прости, я не понимаю, в чем же тут везение? Вторая вообще не в границах края и вернется нескоро, а первая предпочитает настолько странный формат общения, что князь иногда даже рискует своими планами на день.
– Ты пока не видишь, – еле заметно улыбнулась она. – Но увидишь. Еще до весны.
Дейвин был озадачен. Полина была едва не единственным человеком в крае, видевшим эту очень личную ситуацию наместника настолько оптимистично. Для всех остальных роман князя заслуживал самого пристального внимания хотя бы местных безопасников. И молчали они только потому, что их мнения никто не спрашивал, а после инцидента со следователями из Фрунзенского РУВД не считали безопасным давать советы и рекомендации. Хотя при каждом упоминании очередной неформальной прогулки князя по городу они кривились и нечленораздельно шипели что-то неодобрительное.
Не больше радости проявляли и доверенные лица наместника из саалан. Мало того что Димитри был согласен оставаться со своей дамой на ночь в общежитии университета и терпеть ее неудобную кровать. Мало того что старательно держал при себе все намерения ее переодеть, подарить ей драгоценный камень размером с солонку или вывезти в Большой Саалан если не погреться, то хотя бы угоститься экзотическими фруктами и рыбой, но он же принимал ее странные подарки. Он гулял с ней по всем доступным крышам и проходным дворам, ходил на экскурсии с живогородцами и узнавал город с лучшей непарадной стороны, а потом, шокируя городских баронов, указывал им на недочеты во вверенных им районах города. И это было не все. Димитри уже успел спросить у Полины после одной из таких прогулок, где почитать про местных старых богов и почему их именами называют некоторые светила. Кроме Айдиша, об этом никто не знал, и одно это, пожалуй, могло бы встревожить досточтимых не меньше, чем все остальное беспокоило местных коллег Дейвина. Сам граф был настроен философски и не видел в происходящем ничего опасного или тревожного, кроме дезорганизующих моментов, связанных с Ингой. А в остальном девушка, как и Эльвира Клюева, предыдущая милая подруга князя, была человеком дела, хотела быть на хорошем счету у своих учителей и успешно завершить обучение и не пыталась использовать дружбу с князем ради каких-то сомнительных выгод. Дейвин уже знал от самого Димитри, что Инга осведомлена о вероятном течении процесса и о том, что князь может не вернуться в край. Знал он и ее ответ ему. Она сказала, что ближайшие два года телефонный номер менять не собирается, так что все в его руках. С точки зрения графа, это уже выходило за грань приличий: такое провоцирующее поведение с любовником если и было допустимо, то совершенно точно не в первый год связи. Полина выслушала это его замечание с интересом, после чего разговор перешел к обсуждению этикета неформальных, личных и интимных отношений в культуре саалан. Граф отвечал с удовольствием, хотя и был немного удивлен неожиданным поворотом темы. Вечер у обоих, в кои-то веки, прошел за милой болтовней на приятные темы за чашкой чая.
А суббота у Полины началась с мелкого, но очень досадного события. Айдиш ее не пустил лепить с малышами снежную бабу, остановив уже на крыльце. Вместо нее пошла досточтимая Кайдена, которой никто не запрещал трогать руками холодный мокрый снег и стоять в нем ногами, пусть даже и в обуви. Полина пожала плечами и пошла обратно в здание вслед за директором, помахав напоследок малышам с крыльца.
Подходя к кабинету, она поморщилась, недовольная собой. Дверь осталась незапертой, более того, она была приоткрыта, что по сааланским правилам вежливости означало приглашение войти и дождаться хозяина помещения. Наверняка кто-то уже пришел и ждал ее. Возможность пообедать до конца дня превращалась в лотерею. Полина, вздохнув, открыла дверь. Ну так и есть – на месте для посетителя кто-то сидит, и, судя по ширине спины, это не школьник.
– Здравствуйте, – сказала она, входя. – Что вас привело ко мне?
Посетитель обернулся, и Полина, к своему изумлению, узнала маркиза Унриаля да Шайни.
– Мистрис, скажите, почему я жив? – спросил он. – Ведь это снадобье, которое я принимал, убивает и за меньшие сроки, как сказали мне ваши врачи.
Полина прошла на свое место, села на стул, положила на стол руки, сцепила пальцы.
– Маркиз, тому, что вы выжили, есть три причины: интеллект выше среднего, волевые качества сильнее нормальных и резкий взрывной характер.
– Откуда вы знаете? – он то ли удивился, то ли был не согласен. – Я пролежал бревном девять лет, а до этого не проявлял никакой самостоятельности.
– Ну, допустим, какую-то проявляли, – возразила она, – но дело не в этом. Я знаю это потому, что ни одно такое снадобье не убивает всех употреблявших. Кто-то да выживает. И все выжившие чем-то похожи друг на друга, причем для каждого снадобья характеры будут разными. Если вы выжили, то вы похожи на всех, кто принимал это и выжил. У остальных все перечисленное было.
– Это ошибка, или вы мне льстите, – несколько сухо сказал он.
– Вещества не умеют ошибаться, – ровно произнесла Полина. – Их свойства заданы, действие тоже. А льстить вам у меня интереса нет.
– Вы человек князя Димитри? – вдруг спросил маркиз.
– У меня контракт со школой, мой непосредственный начальник досточтимый директор Айдиш, а досточтимой Хайшен я просто помогаю.
– Вы из Приозерска?
– Нет, из Петербурга, – ответила она.
– Спасибо за ответы, – маркиз как-то рассеянно кивнул. – Думаю, мы еще встретимся?
– Да, разумеется, я буду присутствовать во время всех визитов досточтимой Хайшен к вам, пока вы не поправитесь полностью.
Маркиз кивнул еще раз, поднялся и сделал шаг к выходу. Он же устал за эти семь минут, как савраска, вдруг поняла Полина, наблюдая, как Унриаль да Шайни выходит из ее кабинета. Эту походку она знала. Маркиз шел с абсолютно прямой спиной, слегка скользящим шагом, совсем немного медленнее, чем было бы естественно. И только выпрямленная спина позволяла ему не осесть на пол прямо в коридоре. Чертыхнувшись про себя, она вышла, заперла кабинет и легко догнала его в коридоре.
– Что-то случилось? – Унриаль да Шайни еле повернул к ней голову, задавая вопрос.
– Нет, – пожала она плечами. – Я иду встречать детей с прогулки и отправлять их обедать.
Она дошла до холла, чуть опережая его, но так, чтобы успеть позвать на помощь, если будет нужно, а в холле незаметно мигнула Кайдене, и та передала ей детей, а сама отправилась провожать маркиза в его покои.
