Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 69 страниц)
Димитри не мог не улыбнуться.
– Нет, Искорка. Сейчас другое. Но кстати, раз уж ты спросила, позволь и я спрошу. Скажи, Витыч – не тот ли, случайно, человек, с которым вы четыре года назад не разошлись на трассе Р-23?
Она охнула, покраснела, потом побледнела и после недолгого молчания сказала:
– Тот самый, да. Но это было так давно, неужели тебе опять припомнили эту смерть?
– Представляешь, да, – задумчиво ответил князь. – Причем не имея в виду упрекнуть тебя или меня.
– Как это? – удивилась виконтесса да Сиалан.
– Полина Бауэр у лекарей, ты ведь знаешь, да?
– Весь замок знает после визита местных целителей из Суоми. Было серьезно?
– Да, очень. И она это знала, оказывается. Причем знала так хорошо, что оставила завещание о своем деле.
– Разумный ход, – одобрила Асана.
– Неудобный для меня, – улыбнулся князь. – Она оставила дело одному из моих людей.
Асана пожала плечами:
– Она владелица, ей и решать, кому оставлять свою собственность.
– Асана, именно этот торговый дом обеспечивал всем необходимым мирное крыло Сопротивления.
– Но не надеялась же она... – Асана сдвинула брови в мучительном умственном усилии.
– Нет. Она просто сохраняла торговлю для города.
– Не понимаю. Я никогда не работала с контрабандой или преступными кланами. Ты можешь мне объяснить?
Димитри улыбнулся.
– Хорошо. Давай я объясню. Давай предположим, что у тебя есть торговое дело. Тридцать лодок, три корабля и пятнадцать караванов. И тебя попытались отравить в кабаке или подослать наемных убийц с расчетом завладеть твоим делом. Но тебе повезло, и ты жива. И выжив, ты размышляешь о судьбе, своей и своей торговли. Допустим, что ты умный владелец. Ты понимаешь, что второй раз точно будет и что твои люди за тебя встанут один раз или, может, два, но на третий раз они задумаются. И дело начнет падать в цене. Логично передать его тому, кто более защищен, чтобы не потерять в прибыли. Пока понимаешь?
– Да, – Асана с готовностью покивала. – Я помню, как мы ходили в Хаат разбираться как раз с таким делом. Владелец мог потерять и флот, и проводников, если бы не помощь из столицы.
Димитри поднялся из кресла у стола и начал ходить по кабинету, продолжая говорить.
– Отлично. Теперь давай усложним ситуацию. Допустим, твое дело решили отобрать красиво. И для этого тебе не сыпали в вино никакую дрянь и не посылали безумцев с ножами. А оклеветали так, чтобы убить тебя было не зазорно, а похвально и правильно. Кому угодно, а лучше всего – тем, кто занимается охраной порядка и закона. Дело после этого падает в цене даже не на третий раз, а сразу. Потому что каков ты сам, таковы и твои дела, и если это дело человека, про которого такое говорят или который осужден по настолько весомой и даже страшной причине, никто не будет разбираться, правда или нет то, что о нем говорят. Просто купят или закажут не у него, а в другом месте. Понимаешь?
– Да. – Глаза у Асаны были очень большие и круглые, но за рассуждением князя она следила крайне внимательно.
– Допустим, ты как-то вывернулась из-под клеветы. Но ты в любом случае должна отдать торговлю сразу, потому что вслед за тобой убытки понесут все, кто с тобой работает. Караванщики, капитаны, лодочники, торговцы... вообще все, до последнего посыльного. Понятно почему?
– Да, – протянула Асана. – Потому что его дурная слава побежит впереди него и распространится на всех, кто с ним знаком.
Виконтесса вдруг замерла, глядя перед собой остановившимся взглядом, потом обернулась к князю:
– Ой, я вспомнила! Я сама не участвовала в этом, но мне рассказывали. Была семья в столице, жену оклеветали, и они разорились. Детей забрали в монастырь, а куда уехали супруги из столицы, я даже не знаю. Потом их старшая дочь потребовала пересмотра дела и второго суда, и ответчиком стал уже клеветник. Он был казнен, конечно, а пострадавшая от него семья восстановлена в правах, но их торговля уже погибла, а это был хороший, надежный дом.
Димитри кивнул:
– Да, примерно так должно было произойти и здесь, но клеветник имел все шансы жить безбедно до конца дней. Ожидая такого, оклеветанному человеку логично передать торговлю тому из своих знакомых, кто ближе всего к власти. Иначе его придется отдавать именно автору этих неаппетитных шуток, поскольку других желающих не найдется. Здесь это называется "рейдерский захват" – но только пока этим не занимается глава государства или его ближайшее окружение. Если рейдерский захват осуществляет глава государства, это называется "тирания" и не обсуждается как деяние.
– Да, логично, – задумчиво сказала Асана. – Есть, правда, вариант рушить все так, чтобы было не восстановить. И я бы воспользовалась именно им.
Димитри едва заметно покачал головой.
– На это Полина пойти не может. Это будет для края если не год аварии, когда мы пришли сменить да Шайни, то около того. А она, представь, не хочет неприятностей даже мне, не говоря уже о своем городе.
– Почему она не отдала свою торговлю тебе? – спросила виконтесса.
Князь остановился и повернулся к ней.
– Чтобы не выставить меня рейдером сперва перед Сопротивлением, а затем перед городом и краем. Понимаешь почему?
– Да, – как старательная ученица на уроке, ответила она. – Потому что если ты рейдер, надеяться на твое честное слово – глупо и неосторожно. О чем бы ни шла речь.
Димитри кивнул.
– Именно. Но отдать портал моему человеку, не предупредив меня об этом... – князь покачал головой. – Сумеешь подобрать слова для этого, а?
– Да, – с сочувствием сказала виконтесса, – объясняться тебе пришлось бы очень много.
Князь задумчиво кивнул несколько раз и снова принялся шагать по кабинету.
– Ситуацию спасло только то, что она до сих пор чудом жива. Чудес было два, одно из них зовут Хайшен, другое доктор Аале Мейнен, впрочем, это не так важно. А важно, что случись с ней то, к чему она готовилась – мне бы пару лет грызли сердце все правозащитники мира.
– Что же она сделала? – Асана подалась вперед в кресле, как будто слушая важный момент саги и боясь упустить деталь повествования.
Димитри невесело усмехнулся, продолжая мерить шагами кабинет.
– Она оставила моему человеку конверт, вскрыв который, он получил адрес хранителя документов на ее торговое дело, написанный ее рукой. Судя содержанию записки, адресат письма по меньшей мере был знаком с героем с Р-23. В конверт она положила только этот адрес и частную записку с самыми общими словами. Отдав письмо по назначению, мой человек становится владельцем ее дела в течение трех-пяти недель после ее смерти. Причем по документам считалось бы, что у них договоренность существует с двадцать третьего года, и это еще счастье, что он как раз в том году прибыл сюда и хотя бы формально присутствовал в крае во время составления доверенности.
– А ведь с ней надо очень осторожно играть в кости. Разденет и не моргнет, – уважительно сказала Асана.
– Да, – кивнул Димитри, останавливаясь. – Я уже не в первый раз это замечаю.
– То есть у тебя сейчас есть адрес еще одного лидера Сопротивления? – вдруг переспросила Асана.
– Есть, – улыбнулся Димитри. – Но одновременно и нет. Письмо не существует, пока она жива, и вручено не мне. Воспользоваться им я могу только по праву сильного, но после этого хрупкий мир между нами и ними будет разрушен, а спорное торговое дело рухнет.
– Красиво, – оценила Асана.
Князь ответил ей очень печальной усмешкой.
В городе тем временем Сопротивление активно обсуждало примерно те же вопросы, но в совершенно другом ключе. Боевого крыла осталось, как мрачно пошутил Валентин, «одной автоматной очереди на всех хватит». Так что разговор про судьбу «Ключика» и Сопротивления в целом в итоге был диалогом при трех свидетелях. Говорили Валентин и Марина, а Леночка, Алена и Паша молча слушали. Все катилось к чертям очевиднейшим образом, и чем дальше, тем больше напоминало какой-то кретинский анекдот, потому что строить лица дальше, принимая в гостях наместника и его первого зама, было уже довольно сложно, а попытки выдвигать ультимативные требования, имея возможность простого звонка и даже встречи, выглядели сущим детством и проявлениями крайне дурного воспитания. Меж тем, по основным вопросам с весны никакого движения не было.
– Так и что, Мариш, они нас сделали? – спросил Валентин.
– Валя, вот с одной стороны нет. А по факту да. И я не понимаю. По-моему, получается патовая ситуация. Все наши требования, кроме вопросов с Алисой и Полиной, удовлетворены. А они обе по-прежнему у него.
Закончив фразу, Марина поморщилась от внезапно задребезжавшего на полу телефона и протянула к нему руку.
– Слушаю! Да, Димитри, здравствуйте. Но вы вызвали врача? Ах да, у вас же там есть госпиталь. – Она неловко потянулась к сигаретам, прижав комм плечом к щеке.
Алена подхватилась с места, подала ей открытую пачку, щелкнула зажигалкой. Марина поблагодарила кивком, продолжая слушать.
– Да, я поняла. Димитри, это очень скверная ситуация и для вас, и для нас, вы понимаете это? Нет, я не могу к вам приехать поговорить, пока врачи не скажут что-то определенное и пока визиты запрещены. Удачи вам. Обязательно созвонимся, конечно.
Нажав отбой, она посмотрела на Валентина каким-то обреченным взглядом и сказала:
– Ну вот, Полю они уже, считай, угробили. Она у них в больнице третий день, без сознания. У них не получилось ничего с этим сделать. Остается только Алиса.
– Погоди ее хоронить, Мариш, – возразил Валентин.
– Валя, – Марина потянулась окурком к пепельнице, но передумала и прикурила от него вторую сигарету, – он мне сейчас описал, что с ней, и я эту дрянь знаю. Это инфекционный ревматический кардит, а привезла она его из "Крестов". Он там в стенах камер живет в нескольких коридорах. Даже если они ей сейчас где-то добудут антибиотики, следующий раз будет, и будет быстро, а потом будет третий. А десятого, Валя, ни у кого из зараженных этим не было. По крайней мере, я о таких не слышала.
– И что теперь? – спросил Паша.
– А что теперь, – Валентин был, как всегда, почти неподвижен, но в этот раз его неподвижность выражала какую-то тоску пополам с досадой. – В конце – или мертвый герой, или живая продажная тварь. А по дороге – предательница общего дела. И лучшее, что мы сейчас можем сделать – отследить, чтобы под эту марку у портала новый хозяин не появился мимо нас.
– Это Полина Юрьевна-то предательница и продажная тварь? – изумилась Алена.
– Глюк, пошарь по открытым форумам, – печально сказала Ленчик. – Только корвалолу сперва тяпни.
Если не считать градусника, укола и обхода, утро Полины началось с визита Хайшен. Она вошла, устроилась в кресле и сказала:
– Давай поговорим.
Полина перевела взгляд с границы между лесом и небом за окном на ее лицо.
– Тебе нужно остаться здесь, с нами.
– Мне? – безразлично произнесла Полина. – Зачем?
Хайшен видела тревогу князя об этой женщине, но понимала, что говорить ей об этом сейчас не стоит. Хотя бы потому что в ее "зачем" чувства князя к ней и о ней почему-то не попадают, хотя обычно с ним бывает наоборот.
– Именно тебе. Я уже почти закончила расследование. Скоро будет имперский суд по делам края. Там, на этом суде, нужны твои слова. Слова живого человека за живых и мертвых края. Ты начала эту работу. Тебе нужно закончить ее.
"До суда, значит, – подумала Полина. – Это выполнимо, потому что недолго. И в любом случае условие понятное".
Хайшен не ждала реакции быстро. Но вкус того самого яблока все еще был у нее во рту, и он помог ей увидеть ответ в самой глубине взгляда женщины. Это было похоже на движение огромной рыбы глубоко в воде, на взгляд ящера, по ошибке принятого за камень, и на дуновение ветра. На последнее больше всего. И этот несуществующий ветер нес в себе неощутимый запах сада, в котором Хайшен была позавчера.
– Хорошо, – ответила ее подопечная и заснула.
Досточтимая тихо вышла из палаты, прикрыв за собой дверь, и, присев у сестринского поста, взяла сборник стихов Нового мира, кем-то оставленный на поверхности стойки. Открыв томик на первой попавшейся странице, прочла:
Повстречала девчонка бога,
Бог пил мертвую в монопольке...
Вздрогнула, стиснула зубы, дочитала до конца, закрыла книгу и аккуратно положила на то же самое место, с которого взяла. Поднялась и пошла в свои покои дополнять отчет.
В своем малом кабинете Димитри уже четверть часа как отошел от монитора и отложил все книги. Стоять у окна и смотреть на воду или лес тоже не помогало. Он прошел в спальню, но один вид постели вызвал у него раздражение. Войдя в гардеробную, князь взглянул в зеркало. Из-за стекла на него посмотрел загнанным тревожным взглядом совсем еще не старый мужчина, выглядевший так, как будто внутри него притаился отчаявшийся и сдавшийся старик. И вдруг ему стало стыдно.
"Послушай-ка, Дью, – обратился он к самому себе, даже не догадываясь, чью манеру копирует и насколько неудачно. – У тебя перед глазами два человека, две смертные женщины, обеим гораздо хуже, чем тебе, но ни одна из них не выглядит так, как ты сейчас. Да, все плохо. Да, возможно, это не исправить. Но это жизнь. Чему тебя все лето учили? "Если тебе хорошо – танцуй, если тебе плохо – танцуй, если тебе уже все равно – танцуй, только не танцуй так, как будто тебе все равно". И что ты сейчас делаешь? Хватит ходить по комнате из угла в угол, иди и танцуй".
Он быстро заплел косу, вплетая в волосы шнур, сложил косу вдвое и надежно обвязал шнуром в три оборота. Затем переоделся в местное и направился в зал Троп. Оттуда он перешел в Адмиралтейство и сразу шагнул в крохотный сквер неподалеку от Невского. А оттуда за восемь минут дошел до двери, которую видел месяц назад. Внутри было людно и улыбчиво. Он подумал и начал со стойки бара.
– О, привет! А где Поля? Куда ты ее дел? – к нему подошла одна из дам, с которыми он танцевал в прошлый раз.
Он бережно обнял ее и ответил:
– Привет! Она в больнице, простуду лечит.
– Ничего себе простуда... – протянул кто-то из кавалеров, подошедших к стойке.
Димитри пожал плечами, предваряя ответ:
– А когда она на мелочи разменивалась? Мы за ней такого не заметили.
Краем уха он ловил реплики о себе: "Что, правда сааланец? Какой... высокий". – "Да, Полина в прошлый раз привела, это ее конвойный". – "Что он тут без нее забыл?" – "Он очень миленький, когда танцует, аккуратный такой, несмотря на рост, и ритмичный". – "Да? Интересно..."
Его активно разглядывали, но, к его удивлению, наместника в нем никто не узнал. Он объяснил это себе тем, что был одет совсем не в свои гербовые цвета: на нем были очень светлые просторные джинсы и прямая буро-зеленая рубашка без воротника. Гвардейцы и мелкомаги в выходные еще носили местное, а дворяне-маги постоянно ходили в национальном костюме саалан, только летние люйне у многих были из шелка. Он успел потанцевать, выпить кофе, еще потанцевать и поболтать в коридорчике о Приозерской резиденции, отвечая на в меру глупые вопросы, временами ожидая, что сейчас его спросят прямо, а не он ли Димитри да Гридах, когда к нему подошла та самая коротко стриженая черноволосая фейри, на ощупь как будто сделанная из железной арматуры. Именно она спросила:
– Как тебя зовут-то, капитан?
– Дью, – ответил он. И, улыбнувшись ее недоуменному взгляду, объяснил. – Имя такое.
– Хорошо, – ответила она, – а я Тая. Это тоже такое имя.
Димитри улыбнулся и кивнул ей на паркет.
Хайшен ушла по своим делам, ее сменил Айдиш.
– Полина Юрьевна, я не хочу сидеть рядом с вами молча, как сыч. Чем вас развлекать?
– А знаете что? – она повернула к нему голову. – Расскажите мне о вашей натурализации. Вы же одним из первых сюда попали, я верно поняла?
– Да, верно. Я даже не буду спрашивать откуда. Мне очень интересно, как вы размышляете, но прибережем этот вопрос хотя бы на пару дней, пока вы сможете говорить легко. – Айдиш помолчал, собирая слова. – Да, я один из первых. Я пришел со второй экспедицией, нас было четыре пятерки магов. Нам держали нить месяц, это очень большие усилия очень многих. Попав и осмотревшись, я отправил назад сообщение, пока нить еще была цела. Написал, что когда бы ни пришли следующие, они должны быть мужчинами и магами, потому что контрацепции тут нет никакой вообще. Я должен пояснить, Полина Юрьевна, мы считаем, что мужчине-магу желательно воздерживаться от интимных контактов, чтобы не растратить энергию, необходимую для создания и задействования заклинаний. Женщина, наоборот, получает силы из таких эпизодов, поэтому нуждается в них, чтобы успешно колдовать. Учитывая здешние, кхм, контрацептивные практики, так рисковать жизнями соотечественниц было неприемлемо. Пришедшим в той же экспедиции женщинам сразу пришлось заключить временные браки с товарищами по группе.
– Сколько же лет вашей традиции контрацепции?
– Около семисот наших, а в ваших – множьте на полтора, – улыбнулся Айдиш.
– И как же вы устраивались?
– Когда нить истаяла, я добрался до Казани, чтобы вернуться назад с документами. Электричка, портал, опять электричка, снова портал... в общем, потратил недели две. В Казани я застрял на три года, но не пожалел об этом ни минуты. Мой первый донор продал мне все свои документы вместе с языком и культурной базой, включающей семейные отношения. Он считал, что удачно избавился от обременения, но я-то получил не обузу, а второго донора и наставника на эти три года... – Досточтимый ненадолго задумался, видимо, вспоминая что-то. – Ему нравилось, когда я держал его за руки и спрашивал о прошлом. От него я взял второй язык, татарский, ту культуру и историю края, и вообще все, что он сумел вспомнить. Это была прекрасная, достойно прожитая жизнь. У меня осталось впечатление, что он ждал, когда его внук завершит обучение. Он принимал меня за Айдара, даже когда я забывал поддерживать иллюзию, а тот был меньше меня ростом почти на десять сантиметров. Старик часто говорил, что хочет видеть у меня диплом специалиста. Оставшиеся его сверстники до сих пор считают меня хорошим внуком: я получил диплом, был с престарелым родичем до его последнего дня, устроил старику Джанбаю, ставшему моим вторым донором и наставником, достойные похороны и уехал в Петербург, получать второе образование. Там-то мы с вами и познакомились, помните?
– Да, второе высшее, – одними глазами кивнула ему Полина, – и университетские чтения. – После недолгого молчания она спросила. – А ваш донор, настоящий Айдар? Что с ним стало?
– Он как-то продал те изумруды, которыми я ему заплатил, и уехал на Гоа, – задумчиво сказал Айдиш. – По понятным причинам он не был заинтересован давать о себе знать родителям. Они, впрочем, не очень интересовались и мной после моего переезда сюда. А с семнадцатого года вообще не появлялись.
Досточтимый сделал какое-то короткое движение бровями, вполне выразившее его отношения к местным традициям семейного общения.
Когда ранним утром Димитри появился в резиденции, Дейвин как раз уходил в город. Он все еще продолжал поиски Эние да Деаха, или хотя бы того, что от него осталось. Так что вассал и сюзерен встретились в зале Троп и прямо там же, в несколько фраз, Дейвин доложил о ситуации. Димитри, все еще в очень хорошем настроении после прекрасно проведенной ночи, выслушал доклад и резюмировал:
– Дейвин, мне совершенно некогда объясняться с местными, но зная Эние как хорошего мальчика, ценящего свои честь и репутацию, я совершенно уверен, что он не пошел следом за потерявшими имя. Сейчас я не могу помочь тебе сам, и Стас Кучеров тоже. Он снова в Московии, ищет следы последних двух пропавших на Стрелке и не вывезенных в Саалан. Давай сделаем вот как. Я позвоню Марине Лейшиной и попрошу ее помочь тебе. Ступай в город и перезвони ей из Адмиралтейства, она уже будет ждать твоего звонка. Я почему-то уверен, что если кто-то и знает, где Эние теперь и что с ним, то это или оппозиция, или Сопротивление.
И Дейвин пошел в Адмиралтейство. Марина Лейшина согласилась встретиться с ним прямо там, но граф признался, что разговор частный и было бы лучше вести его в приватной обстановке. Самой приватной обстановкой оказался столик в "Имперском флаге", в самом дальнем углу кафе. Выслушав графа, правозащитница сочувственно покивала:
– Да, у вас действительно сложности.
– Я знаю, – вздохнул Ведьмак.
– Нет, не знаете, – обрадовала его Лейшина.
– Говорите, – первый зам наместника посмотрел на анархистку очень внимательно.
– Если ваш студент найдется живым... – договорить Марина не сумела, граф прервал ее.
– Марина Викторовна, он уже специалист, хотя пока не сертифицирован, и убить его не так просто.
– Если не брать в расчет его самого. У вас религиозных запретов на суицид вроде бы нет, – заметила Лейшина.
Дейвин вдруг остро почувствовал, насколько ему грустно. Правозащитница посмотрела на него со странным выражением лица и сказала:
– Я продолжу, с вашего разрешения.
Дейвин кивнул.
– Так вот, господин граф, когда ваш мальчик найдется и если живым, ваше обычное сааланское рукоприкладство уже будет неприемлемо по отношению к нему. Вы все быстро учитесь, особенно оставаясь без опоры на своих рядом. А если ваш студент уже не сунул голову в петлю или не проделал чего-то в этом роде, то он сейчас у кого-то из горожан в гостях. И вернется к вам несколько менее сааланцем и чуть более питерцем, чем уходил, понимаете меня?
– А у вас, если уж дело дошло до пощечин и оплеух, разговор окончен и, возможно, навсегда, – задумчиво сказал граф. – Марина Викторовна, я все понял. Мне важны любые сведения о нем, но если он жив, я хотел бы с ним встретиться. Спасибо вам за разъяснения, еще больше я благодарен за готовность помочь. Я могу что-то сделать для вас в качестве ответной благодарности?
– Для всего города? – усмехнулась Марина.
– Нет, – тонко улыбнулся Дейвин, – для Сопротивления.
Марина вздохнула, прежде чем начать отвечать.
– Господин граф, все, что вы могли, вы уже сделали.
– Я знаю эту фразу, – Дейвин приподнял бровь. – У вас неприятности. Рассказывайте.
– Если уж на то пошло, не у нас, а у Полины. – покривилась Лейшина. – У нас, точнее, у нас с вами, патовая ситуация. Или нам надо поднимать шум сейчас, или нам придется смириться с тем, что имя Полины уже поливают грязью в сети, и это только начало.
Взгляд Дейвина стал очень острым и внимательным.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Господин граф, здесь на человека клевещут в двух случаях: если его собрались есть и если съесть его не вышло. А на нее клевещут сейчас, и очень рьяно.
– Что значит "съесть"? – уточнил Дейвин.
– Отобрать репутацию и имущество, опозорить и отнять право быть среди людей, – пояснила Лейшина. – А если получится, еще поставить в зависимость и заставить работать на себя. Последнее, судя по содержанию нападок, не планируется: ее недоброжелатели считают, что вы это уже сделали, и намерены получить только портал. К сожалению, она не успела оставить нам имя преемника. Человек, готовый принять портал после доказанной смерти Полины, существует, но тут есть узкое место, которым могут попытаться воспользоваться.
– Какая неприятность, – огорчился Дейвин. – Я ведь только в августе перетряс всю эту вашу помойку и вытащил всех, кто мог быть заинтересован получить портал, и вот, не прошло двух месяцев – всплыли новые такие же. Откуда вы их берете?
– Я думаю, не новые, – задумчиво произнесла Марина. – Арест и предварительное заключение не всегда становятся помехой социальным активностям, особенно при большом количестве связей. И сейчас им очень удобно, что она у вас в больнице без сознания. Фора просто королевская, не воспользоваться было бы странно.
– Чего ждать дальше? – отрывисто спросил граф.
– Появления подставных совладельцев портала, претендующих для начала на немногое – на право представлять портал, поскольку репутация Полины Юрьевны сомнительна, а возможности ограничены. За правом публичного представления последует и остальное. – Лейшина крутила в руках пачку сигарет, выбирая момент, чтобы закурить.
– А ваша судьба, Марина Викторовна, вас не беспокоит? – качнул головой да Айгит.
Правозащитница усмехнулась.
– Для этих, господин граф, я всегда была и останусь пятой спицей в колеснице. Я занималась бесполезным и бессмысленным с их точки зрения делом – попыткой убедить или заставить власть соблюдать права конкретных людей. Пока Алиса и Полина у вас в Приозерске, я им неинтересна. А потом они просто заменят печать и юридические реквизиты. Потому что так удобнее представлять портал.
– И владеть им, получая прибыль, – Дейвин наклонил голову. – Но вот в чем дело, Марина Викторовна. Я уже видел ее преемника с нужным письмом в руках.
– Вот как? – на лице правозащитницы отразилась смесь интереса и обреченности. – И кто он? – Марина наконец вынула сигарету и закурила.
– Решение Полины Юрьевны не упростило дела, – вздохнул граф. – Она выбрала в преемники одного из моих соотечественников. Он уже не студент, молодой маг, но его гарантии были подписаны князем Димитри.
– Понятно, – мрачно сказала Марина. – Не будем сейчас о наших чувствах, но если она реализует это свое решение, жить ей останется очень недолго. Все, что не сделает болезнь, доделает травля.
– Князь же вызвал ей врача, – удивился Дейвин. – Нам обещали, что она поправится.
– В этот раз да, – кивнула Лейшина, – но скоро будет следующий, болезнь вернется. И десяти возвратов не понадобится, господин граф, это заболевание справляется с человеческой жизнью быстро и надежно.
– Я понял, – Дейвин махнул официанту бело-голубой платежной картой. – Спасибо вам за этот разговор, я предупрежу князя.
– И вам спасибо, – сказала Лейшина, поднимаясь. – Попробуем найти вашего мальчика.
Эту дату я помнила хорошо, день советской конституции как-никак. Но началось все за несколько дней до того. Если честно, сразу после казни Мейрина, но в те дни все так наложилось и завертелось, что я не сразу заметила, что в казарме ко мне поменялось отношение и товарищи по подразделению обращаются со мной, как с хрустальной, выбирая слова и подходя с каждым вопросом как-то особенно аккуратно. Я сперва удивилась, потом решила, что они такие вежливые из-за сентябрьских событий. Я тогда оказалась права несколько раз подряд в довольно стремных раскладах. Учитывая, что князь меня и так вызывал летом довольно часто, саалан вполне могли запутаться, определяя мое реальное положение. А наши, увидев чарр, тоже имели право озадачиться. И в ответ тоже постаралась последить за собой, чтобы не быть вечным источником проблем, а то сколько можно-то. И вот как раз предыдущим днем, шестого, случайно услышала разговор Сержанта и Магды. Речь шла обо мне, поэтому я замерла в закутке, куда забралась покурить, чтобы не выдать себя шорохом, и срочно погасила сигарету о бетон под ногами.
– Такая тихая, – сказал Сержант, – что даже ни одного нарушения, прямо страшно за нее.
– Да будешь тут тихой, – вздохнула Магда, – смертная, ввязанная в дела старших магов от пальцев до волос... хуже и не придумаешь.
– Придумаешь, – отозвался Сержант. – Да и придумывать не надо. Только это не мой секрет, так что прости. Разве что когда поженимся.
Я усмехнулась про себя, услышав "когда" вместо "если". Значит, они уже сговорились. И это, в общем, дело их, все равно до окончания контракта никто их не поженит и брак не признает, а Сержанту кроме окончания контракта надо еще имя заработать. Но Магда в него в этом смысле верит и, значит, дождется. Нога у меня порядком затекла, но шевелиться было нельзя, а то вышло бы, что я подслушиваю. Наконец, они ушли, и я смогла вылезти из своей норы. Несколько раз присела, разминая ноги, потом подумала и закурила. Получалось, что, пытаясь всех успокоить, я только напугала ребят. И Сержанта тоже. И даже Магду, хотя ей-то, казалось бы, какое дело. Я подумала и попыталась посчитать, сколько же я не отжигала. Похоже, что с начала августа. Я припомнила один из разговоров с Полиной у нее в кабинете, когда я пришла к ней удивляться, что вчера ребята орали и едва не лезли драться, а сегодня опять шутят, делятся сигаретами и ждут от меня смешных фраз и анекдотов, и она мне рассказывала про групповые роли. Я тогда очень обиделась, узнав, что в своем подразделении я шут, а она мне сказала, что если бы не я, им и друг с другом было бы тяжелее. После отбоя я с полчаса проворочалась, пытаясь понять, как же надо нарушить, чтобы они успокоились. Получалось, что нужно что-то эпическое, после сентябрьских-то подвигов. Отморозок я или кто?
Утром, едва освободившись из госпиталя, пока ребят гоняли на анализы крови и мазки из всех мест, я тихо ушла в донжон, взяла из стойки свой калаш и, улучив момент, вышла за периметр. План был самый простой: пешком до Приозерска, там пара кружек пива в одном из наших придворных кабаков – и домой. Но все пошло к чертям, едва я вошла в дверь пивной. За стойкой сидел Эгерт. Сама не знаю, зачем я к нему подошла и присела рядом. Зачем положила локоть на стойку и оказалась в четверть оборота к нему, тоже не знаю.
Он не стал тратить время на приветствия и прочие церемонии. И даже поворачиваться ко мне не стал, как смотрел в экран на видовой фильм о Вуоксе, так и продолжил смотреть. Вот только я услышала вопрос:
– Ты восстановила гражданство?
– Нет, – сказала я, глядя в стойку.
– Восстанавливай. Немедленно, – сказал он.
Подал бармену купюру, встал и вышел из кабака. Я осталась изучать поверхность стойки. Потом подняла голову и, глядя прямо в вопросительный взгляд бармена, сказала:
– Эспрессо с апельсиновым сиропом, пятьдесят джина и колу. В один стакан, пожалуйста.
Высосав мутноватый коричневый коктейль через соломинку, я наконец ощутила себя в состоянии двигаться, встала и направилась обратно в казарму в премерзком настроении. Вместо того чтобы идти вдоль дороги, а то и по обочине, а потом свернуть к резиденции, я двинула через лес, как только миновала мост через Тихую – сперва чтобы спрямить петлю дороги, а потом что-то развернулась в сторону берега Ладоги и пошла. Голоса я услышала, подходя к нашему учебному полигону. Сперва не придала значения, а потом поняла, что не наши. Наши в этом месте не настолько громкие и без командира подразделения сюда обычно не ходят, а старшего я там не слышала. Потом подумала, а какая разница – наши, не наши. Я же нарваться собиралась. И пошла прямо на голоса. Придя к стоянке, огляделась. Точно не наши. Костерок они сделали, честно говоря, колхозный, палатки... я и не думала, что такие еще бывают. И над костром вместо котелка висело что-то бесформенное. С таким ходили в лес, наверное, мои родители, пока меня не было. Все это было очевидно попячено в каком-нибудь заброшенном садоводстве в районе Лебяжьего. Ничего огнестрельного у них на виду не было.
