Текст книги "Между честью и истиной (СИ)"
Автор книги: Эгерт Аусиньш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 69 страниц)
– Ты же будешь присутствовать на заключении сделки? – улыбнулся Димитри.
– Конечно. И я, и оба мужа, и второй отец этого не в меру одаренного ребенка.
– Тогда у тебя будет возможность спросить ее об этом.
– Тоже верно. Но как мне просмотреть все предложения этого рынка? Я без этого не смогу назвать цену даже приблизительно.
– О, это несложно. Хозяйка оставила нам с тобой для этого ключ от готовой страницы покупателя. Она пустая, так что у нас не получится купить с нее ничего серьезного. И познакомиться с продавцами мы тоже не сможем, пока у этой страницы нет репутации покупателя. Но введи в это окошко вот эти буквы, вот так... А теперь в появившиеся строчки вбей вот эти цифры. А ниже снова повтори буквы. И опять цифры, Онтра. Отлично. Теперь тебе будут видны все торговые предложения.
– Осторожная дама.
– Да. Я искал способ с ней познакомиться восемь местных лет. Еле успел забрать у палача.
– Дью... – Онтра укоризненно посмотрела на князя. – Если ты еще что-нибудь скажешь об этой истории, мне будет труднее заняться тем, ради чего я здесь.
– Да, сестренка, конечно, – кивнул Димитри. – Но это мое рабочее место, и я не могу уступить его тебе. Вот тебе листок с паролями, вот второй, на нем путь к этому месту в сети, остальное тебе объяснит Иджен, он же покажет свободный кабинет, чтобы тебе никто не мешал. Когда ты захочешь увидеться с сыном, попроси кого-нибудь из моих ребят проводить тебя.
«Краса – длинная коса», или снова про внешность саалан и их культуру общения.
Здравствуйте, друзья, у меня сегодня все еще больничный, и есть время поиграть в Капитана Очевидность. Я опять про моду саалан и их, гхм... Ну назовем это стилем. В этот раз про прически. Эта их манера гриву до локтей отращивать – прямое следствие того, что у них рабство отменено только при том поколении, которое у нас тут гостит. Рабов, напомню всем свободнорожденным, стригут. И очень коротко. Примерно так, как мы теперь по собственному выбору стрижемся. Естественно, никто из рожденных свободным в рабовладельческом обществе не хочет быть перепутанным с живой вещью.
А вот теперь следите за руками. Свободный человек в рабовладельческом обществе – это человек, имеющий жесткие и далеко отнесенные личные границы, потому что в его границах находятся его животные и его рабы. И! Если свободный способен залезть в границы другого свободного, то он немедленно оказывается на уровне раба или домашнего животного. Ну или он словами через рот принял вассальные обязательства, и они подтверждены. То есть, если двое саалан случайно совершают ошибку общения, в результате которой личные границы одного или обоих нарушаются, выходов у них немного, и большинство какие-то безысходные.
Во-первых, это дуэль. Но дуэль может кончиться печально. А у них равноправие всамделишнее, не на словах. Их женщины никогда не были поражены в правах и вообще не представляют, что это такое – зависеть от мужчины финансово и социально, так что дуэль между дамой и кавалером у них вещь такая же обыденная, как рабочий контракт.
Во-вторых, мордобой и отшвыривание от себя второго как можно дальше – с длинными социальными последствиями. Начиная с дуэли и далее списком на две страницы, вплоть до судебного преследования.
В-третьих, принятие последствий сразу – как правило, в виде счетов к оплате, и неслабых счетов. В этом случае больно будет кошельку, а не физиономии, но разница – для них – не очень велика. И если это случилось между людьми, которые к друг другу в общем неплохо относятся, и уровень проблем ими обоими скорее оценивается как досадный случай, чем как что-то непростительное, то больно и печально обоим.
Но! Чтобы восстановить пошатнувшееся равенство, есть один несложный ход. Можно просто переспать друг с другом и решить, что причиной нарушения границ был вполне определенный интерес к тому, чьи границы были нарушены. Один не удержался, второй не устоял... дело житейское, душевный порыв. А потом уже можно поговорить и разобраться, сохранять ли настолько близкие отношения или лучше опять дружить на расстоянии.
Если говорить совсем прямо и честно, назвать их отношение к интимной близости свободой лично мой язык не поворачивается. Это, извините, любовь как альтернатива драке, и не выбирать нельзя, причем для обоих в равной мере. И тут уже неважно, сколько мальчиков и сколько девочек в паре, вовлеченной в коллизию. Я вас сейчас окончательно шокирую: таким образом, разовый секс у саалан – это истории не про любовь, а про подтверждение социального равенства. Я пока не представляю себе их культуру отказа в полной мере, но мне кажется, что отказ от близости может быть для них даже более чувствительным, чем для нас. И я еще не могу даже приблизительно прикинуть, сколько «милых случайностей» в их культуре следовало бы назвать «просто ошибся дверью». А самым ценным в их культуре будет вовсе не секс. Самая сладкая романтическая мечта сааланца – интеллектуальное общение двух существ, способных мыслить. А будет ли физическая близость дополнением к духовной, для них вопрос второй, если не пятый.
И, определяя предельно грубо и понятно для неспециалистов, культурная разница между землянами и саалан в отношениях к романтике заключается в том, где у пары точка естественного завершения романтического сюжета. Чтобы нам с вами было понятнее, ребята: для землян видны всего две возможных точки завершения романтического сюжета для пары – первый секс и первое зачатие. Дальше начинается суровая проза жизни, «любовная лодка разбилась о быт», грусть и огорчение. И все, что случится с парой после этого, создаст уже второй романтический сюжет, пусть и в том же составе – при удачном стечении обстоятельств. А для саалан очевидной точкой завершения романтического сюжета становятся роды. И не потому, о чем вы сейчас подумали: «ой фу, она так некрасиво выглядела во время схваток» и все такое. А потому, что союз двух думающих, чувствующих, речевых – последнее особенно важно! – Личностей породил вот это мяукающее нечто, которое умеет только спать, гадить, сосать и орать. И для того, чтобы в той же паре второй романтический сюжет стал возможным, им нужно еще решить, что теперь делать с этим странным результатом, не выкидывать же в помойку.
Так что для того, чтобы воспитывать ребенка самостоятельно, нужно быть очень продвинутым и проработанным представителем их культуры. На таких родителей везет далеко не всем. Нет, нянек у саалан тоже нет. Или есть не очень много и довольно дорого. Их детей воспитывают домашние животные. Выставку работ Ксении Кучеровой в Соляном переулке я вам очень советую посетить, чтобы представлять себе, как выглядят эти звери и каковы их повадки. Саалан здорово повезло с партнерами: взрослый зверь, живущий в доме, может иметь активный словарь до восьми сотен слов на языке саалан, и даже считать в пределах сотни, хотя и странноватым способом. То есть доверить такому существу уход за младенцем и выращивание примерно до младшего школьного возраста можно без проблем и даже без вреда для развития ребенка. Особенно если это общая практика. А с учетом того, что эти звери еще и живут группой, в некоторых случаях их общество для младенца предпочтительнее общества биологических родителей. Кстати, сааланцы предпочитают называть их собаками, когда рассказывают о них нам, но на самом деле это грызуны, просто довольно крупные, как раз размером с овчарку или крупную лайку.
Так что, друзья мои, наши гости – цивилизация маугли. Поэтому они такие простые местами, а другими местами настолько сложные.
Меня выписали, кстати. Завтра рабочий день.
Блог «Школа на коленке». 20.10.2027.
Полина за какой-то надобностью решила свернуть все окна браузера сразу, и курсор ткнулся в часы. Они услужливо высветили "двадцатое октября, среда". Полина вздохнула, глядя на дату, и поморщилась – за грудиной ощутимо заныло. Сегодня у Лелика был бы день рождения, полуюбилей, пятьдесят пять. Усилием воли отогнав все мысли, следовавшие за словами "если бы не авария...", она встала и пошла на пост просить обезболивающее.
На мое счастье, годовщина аварии на ЛАЭС пришлась на понедельник, и мы как раз сдавали дежурство, так что в воскресенье мне было не до мыслей, а в понедельник идти квасить было как-то неудобно, траур все-таки, так что у нас вместо пьянки была проповедь Нуаля. А двадцатого утром я вспомнила, куда и зачем меня носило шестнадцатого октября восемнадцатого года. День я проходила сомнамбулой, регулярно отхватывая то от Инис, то от Саши, то от Сержанта. А к отбою меня совсем расквасило. Стоило закрыть глаза, и я видела нож. Не вороненый, а черной с синевой стали, с зеленоватыми разводами по клинку. С рукоятью, оплетенной веревкой из водорослей чужого мира. Острый, прочный и удобный, как все, что делали в одной дальней империи для армии. Вдвойне удобный и надежный, потому что делался он для космического десанта. Без самой маленькой крошки магии. Надежный, как человек, которому я хотела этот нож подарить, но не успела. Я знала, в каком тайнике оставила его, и... и просто рыдала в плюшевого кота в тельняшке, лежа на своей койке в казарме. Ребята делали вид, что не слышат этого. А может, и правда спали. Во всяком случае, когда я встала, никто не пошевелился.
На развозку, конечно, я уже не успела и вышла стопить на дорогу. Кого-то таки несла нелегкая, на мое счастье, видимо, из Йоэнсуу. В городе я была уже заполночь и шла пешком километров пятнадцать в общей сложности, но запасные ключи от нужной квартиры были там, где я их оставляла – в Апраксином дворе в одном из корпусов. Корпус не был заброшен, но коробку не тронули. Я забрала ключ и успешно попала в квартиру. Пришедшая туда по маяку Асана да Сиалан нашла меня ревущей в голос над коробкой с ножом. Она огляделась и спросила, чья это квартира. Я сказала, что эмигрировавших друзей, которые оставили мне ключ на всякий случай. Асана уточнила, когда они уехали, и отвечая, я уже не рыдала. Люда была моей подругой и соратником по многим благородным безумствам, правда, ограничивались они территорией Европы. Так вышло, что ее с мужем и дитем в проекте я чуть не коленом выпихнула в Грецию, дав им еще и денег на дорогу, за каких-то три несчастных месяца до смерти Гаранта. Их благодарственное письмо потерялось в общем потоке почты первых недель после выхода моего Манифеста. А ключи я спрятала в корпусе Апрашки. Не то чтобы я ждала их возвращения, или они надеялись, что квартира продастся и я перешлю им за нее деньги, как договаривались, но я часто оставляла здесь то, что по каким-то причинам не могла принести домой, и мои коробки, пакеты и конверты дожидались меня в целости и сохранности. Так вышло и в этот раз. Асане я это все, конечно, рассказывать не стала, сказала, что хозяева уехали в феврале восемнадцатого в Грецию и там живут до сих пор. Асана внимательно посмотрела на меня и кивнула. Я ждала взыскания, но мне, честно говоря, было все равно. Так что когда она сказала "признаю причину уважительной, но это был твой выходной", я просто ответила "есть" и послушно пошла за ней в портал. В казарме Сержант, увидев нас, неодобрительно буркнул что-то невнятное, но санкций не назначил, раз госпожа да Сиалан распорядилась считать эту ночь моей увольнительной. Нож я спрятала под подушку, проревела еще час и перед самым подъемом заснула все-таки.
Тем вечером Айдиш зачитался и не успел лечь спать вовремя. Так что когда во втором часу ночи в дверь его личных покоев постучали, он еще не ложился, но уже был в ночной одежде. Предполагая, что пришел кто-то из воспитателей, он сказал: «Входите, не заперто», – и отложил книгу. Увидев в дверях Димитри, он только оглядел его и сказал: «О...» Князь был слегка растрепанным, заметно удивленным и очень довольным. Он аккуратно прикрыл дверь, бесшумно прошел по комнате и блаженно упал в кресло.
– Досточтимый, – сказал он, – меня сманили, соблазнили и научили дурному.
Айдиш подавил тяжкий вздох.
– Рассказывай.
– Меня сманили на ночную экскурсию прямо с чаепития после конференции, и я ушел от охраны смотреть подъем моста из-под моста. Меня соблазнили ключом от черной лестницы, и я присоединился к прогулке по крышам Петербурга, а потом мы все пили пиво в таверне для студентов. Она тоже расположена на крыше, досточтимый. Не вся, правда, наполовину на чердаке. А после этого меня, уже одного, учили дурному. Я видел звезду с именем старой богини, подошедшую к земле очень близко, и другие звезды с именами их старых богов. После этого всего я любил мою новую подругу, и мне казалось, что мы у ящера на затылке.
– Не буквально, надеюсь? – спросил Айдиш.
– Нет, – повел плечами князь. – Но лучше бы буквально, в этом их общежитии ужасно неудобные кровати.
– А почему не у тебя?
– Она сказала, досточтимый, что если она мне интересна, то мне и следует к ней приходить, а не наоборот, – отчитался Димитри и принялся переплетать косу.
– Хм, – отозвался Айдиш. – Она не местная? Не уроженка края?
– Говорит, что родилась здесь, но зовут ее Инга Сааринен. Имя скорее финское, – заметил князь, занимаясь волосами.
– Ты намерен продолжать? – поинтересовался досточтимый.
Димитри энергично кивнул.
– Да, мне очень интересно, как я это переживу. Она, представь, мне сразу заявила, что, мол, я с тобой, только пока ты согласен с тем, что я хожу в лохмотьях и живу впроголодь и что мои проекты для меня номер один, а то отношения мне образования не заменят. И на этих условиях предложила мне все городские крыши и студенческие кафе. Пока мы вместе, разумеется. Она очень красива, досточтимый. Рыжая и сероглазая. И очень умна. Я хочу встречать с ней Долгую ночь. А если получится, то и весну тоже. Правда, у нее нет ни одних целых штанов... Да, мой подарок она не взяла. А я от нее получил вот это, – князь поднял левую руку и показал досточтимому тонкое кольцо с маленьким ярким янтарем, уютно устроившееся на его мизинце.
Айдиш помолчал, очень недолго.
– Я не вижу в случившемся дурного. Ступай спать, князь, и пусть радость этого вечера останется с тобой в следующих днях. А что до обмена дарами, пусть это тебя не беспокоит, это часть местного этикета. Принять подарок в первую встречу здесь считается признаком дурного воспитания.
– Да, и правда – вспомнил Димитри. – Спасибо досточтимый. Доброй ночи... точнее, того, что от нее осталось.
На следующий день Полина узнала, что насчет рабочего дня она ошиблась. Ей предписали вместо работы десять дней приходить в госпиталь наблюдаться и оставаться там четыре часа без доступа к сети и телефону. Читать и делать пометки в блокноте разрешили. А едва ее отпустили целители, пришел Иджен и сказал, что ее хочет видеть Димитри. Войдя в кабинет князя и никого не увидев, Полина недоуменно посмотрела на его секретаря. Он улыбнулся:
– Нет, не здесь, проходите дальше, в малый кабинет.
И она послушно пошла за ним в следующую дверь. Димитри ждал ее, стоя у окна и глядя на воду Ладоги, видимо, не первый раз. Но когда дверь открылась, он обернулся. Полина оглянулась и не нашла за спиной Иджена: он открыл ей дверь, но не стал входить. Она сделала еще два шага вперед и остановилась. Князь стоял у окна и смотрел ей прямо в глаза остро и внимательно.
– Значит, на танцульки с Витычем? Как же так, а мне Кумпарситу?
Она не отвела взгляд. Сил и желания улыбаться не было, но ситуация обязывала.
– Теперь непременно.
Он наклонил голову, тоже с тенью улыбки на лице:
– Хорошо. Теперь давай поговорим по существу. Насколько я понимаю, ты не хочешь дальше вести свое дело. Кстати, не присесть ли нам? – жест руки, указывающий на кресла у камина, был вполне однозначным.
Полина решила не возражать по мелочам и прошла через комнату к креслам и маленькому столику около них.
– Ты прав. Не хочу, – ответила она, опускаясь в кресло.
Димитри устроился напротив.
– Хорошо, я понял. Я не буду спрашивать, кого ты хочешь видеть хозяином, твой выбор мне уже известен, но не могла бы ты объяснить мне причины?
Полина не видела князя таким спокойным ни разу с первой встречи. Его настроение ее насторожило. Что-то похожее было в начале сентября, но тогда он хотя бы улыбался.
– Он совершенно очевиден, этот мой выбор. Потому что школьные документы в порядке, несмотря на все, что творят досточтимые, ветконтроль и полиция. У нас же текучка до пятнадцати процентов в месяц, если ты не в курсе от Айдиша. Этот парень успевает все. Значит, справится и с порталом.
И услышав это, Димитри все-таки улыбнулся.
– Да, серьезный аргумент. И по нашим меркам – очень крупный комплимент этому парню и его семье. Кстати, они вполне могут позволить себе купить у тебя портал. Не без скрипа, конечно, но могут, и оно того стоит. Если ты не потребуешь сохранить имеющуюся политику, то это не просто выгодная покупка, а царский подарок.
– Нет, не потребую. То, что ты меня переиграл, я поняла еще в августе. С этого времени отдать бизнес я могла только ему.
– Почему? И кстати, кто такой Валентин?
– Именно потому, что изменить политику портала проще всего именно так, передав его кому-то из твоих людей, а оставлять ее прежней больше нет смысла. А Валентин... вы разве еще не знакомы? – Полина чуть приподняла бровь.
По лицу Димитри прошла тень.
– Будь я в самом деле настолько глуп, чтобы попытаться, ты бы узнала это раньше.
От улыбки Полины веяло ледяным сквозняком.
– Наверное, но о содержимом конверта ты знаешь. А Валентин... он обеспечивал безопасность портала.
– Разумеется, знаю, – усмехнулся он. – Когда, кхм, твой избранный наследник мне его принес, на нем лица не было. Я им обоим сочувствую, и твоему заместителю, и твоему наследнику, они оба оказались в неудобном положении.
Она кивнула.
– Да, я принимала решение второпях и была невежлива. Буду извиняться.
– Хорошо. Я вызываю его мать, чтобы она помогла мне с оценкой твоего дела.
Полина с неопределенной полуулыбкой пожала плечами. Князь устало посмотрел на нее:
– Я извещаю тебя о том, что начинаю делать что-то для выполнения твоего пожелания.
– Я поняла. Спасибо.
– Благодарить пока рано. Отдыхай, на сегодня довольно. Пойдешь в зимний сад или обратно в госпиталь?
– Пойду в приемную директора.
– Хорошо. Постарайся не совершать подвигов без необходимости, будь так добра.
Когда Полина вышла, Димитри послал Зов Дейвину и попросил приглядеть за ней, сказав, что ему что-то неопределенное не нравится в ее поведении. Дейвину тоже что-то не нравилось, и он тоже не понимал, что именно, так что он охотно согласился о ней позаботиться.
А Полина, как и собиралась, пошла в приемную директора школы. Разумеется, секретарь был на месте. То есть формально – на месте. Но присмотревшись, можно было увидеть, что он мыслями несколько не здесь, и вообще очень глубоко переживает что-то. И Полина знала, что именно.
– Добрый вечер, – сказала она. И только в этот момент заметила, что не знает, как обращаться к собеседнику.
Мальчик отвлекся от экрана монитора и обратил к ней скорбный взгляд.
– Спасибо, мистрис Полина, уже и за то, что в конверте не было ключа от ваших городских апартаментов, – сказал он с вежливой улыбкой.
Полина наклонила голову. А парень очень непрост и явно из высшей знати, подумала она. А сказала совсем не это.
– Да, я была очень неправа. Извини, пожалуйста, но решения лучше я в тот момент не нашла, а времени обсуждать это уже не было. Сюрприз вышел не очень хороший, понимаю.
Юноша укоризненно покачал головой.
– Я видел в вас разумного человека, и вдруг это решение... Вы ведь даже имени моего не знаете.
– Его никто здесь не знает, и это не самое важное, – коротко усмехнулась Полина. – Важнее то, что я из-за всех событий конца лета и осени так и не смогла выбрать время обсудить с тобой это мое решение.
Рот юноши, и так напряженно сжатый, собрался еще сильнее. Он некоторое время молчал.
– То есть это не случайность, вы выбрали именно меня...
– Выбрала, – подтвердила она. – Мне нравится, как ты работаешь, и твоя логика ведения школьных документов близка к моей, ты легко разберешься и с отчетностью портала.
– Но мистрис Полина, а ваши люди? – усомнился секретарь. – Разве они приняли бы меня?
– Солнце мое, у них, как и у меня, не так много вариантов, так что они тебя примут. Но хорошо, что теперь я сама могу вас познакомить.
– То есть вы не передумали?
– Нет, конечно. И давай сделаем тебе магазин на портале прямо сейчас.
– А что он будет продавать?
– Завтра решим. Сперва давай делать страницу.
К условленному времени Дейвин подойти не успел, и когда он пришел, весь кабак уже покатывался со смеху, причем его соотечественники даже больше местных – и Полина, естественно, была с музыкантами на сцене. Увидев его, она что-то коротко сказала музыкантам, отдала микрофон и подошла к нему. Вместе они выбрали столик, который ей понравился, и Дейвин про себя полностью согласился с ее выбором: место, которое они заняли, давало практически полный обзор помещения, от двери и до стойки. Гвардейские девочки в его цветах собрались и переместились к стойке, довольные тем, что могут услужить шефу. Подозвав официантку и попросив у нее бокал вина, Дейвин спросил Полину, по местному обычаю, хочет ли она чего-нибудь, она посмотрела на него, задумчиво поблагодарила и пошла к музыкантам забирать свой бокал, стоявший на колонке. Когда она шла от подиума, символически отделявшего сцену от остального помещения, музыканты начали играть балладу, которой было бы самое место на Кэл-Алар, с рефреном почти на грани приличия. В ней воспевался шрам на левой ягодице любимой женщины героя. В выражениях, позволяющих считать это еще поэзией, и с мелодией, совершенно точно имеющей право называться музыкой. Дейвин подумал, еще подумал, потом решил спросить.
– Это посвящено вам, мистрис Полина?
Она пожала плечами:
– Ну, посвящено... но в общем да, мне.
– Они оба ваши любовники? – уточнил он.
Полина смотрела так, как если бы хотела улыбнуться, но почему-то передумала:
– Нет, ни один из них. И шрамы у меня в других местах.
– Но тогда почему? – граф был озадачен.
– Просто дразнятся, – ответила она с тем же странным выражением лица.
– Ваша культура довольно щепетильно относится к шуткам на эти темы, вы должны как-то отвечать на такие вызовы? – Дейвин не утратил надежды сориентироваться.
– Не должна, а имею право. Но сейчас мне выгоднее промолчать, у меня в планах не выяснять с ними отношения, а показать вам то, что обещала чуть не месяц назад.
– Вы промолчите, и что будет?
– Сейчас увидите.
К удивлению Дейвина, этой балладой тема известного места тела не ограничилась. Следующая была о ней же, но уже в несколько переносном смысле и с другим, более грубым поименованием. К ее финалу он заметил, что и сам уже смеется, хотя понятны ему были не все слои смысла. На сцене наступило некоторое затишье, некоторое время музыканты состязались в импровизации, то помогая друг другу, то соревнуясь, потом один из них, остриженный по дикой местной моде чуть не наголо, позвал Полину:
– Поля, хватит там гостей развлекать, иди сюда, мы без тебя соскучились!
Она улыбнулась Дейвину, вложив в улыбку сразу и извинение, и обещание вернуться, и действительно пошла к музыкантам. Подскочившая официантка забрала ее пустой бокал, Дейвин сделал знак повторить его заказ и стал слушать. Она спела в их сопровождении две удивительно романтичные и почти не печальные, в отличие от большинства местных песен, баллады, одна из которых его слегка задела финальными строками, но общее настроение и смысл ему понравились настолько, что он этой мелкой царапины предпочел не заметить. После нее была странная колыбельная, спетая втроем Полиной и ее друзьями-музыкантами. Этой колыбельной скорее виделось место на палубе корабля одного из капитанов Кэл-Алар после шторма или боя, или, может быть... Он вдруг поймал себя на мысли, что эта песня была бы уместна в начале сентября, когда они прощались с теми, кого унес ночной шторм. Публика в баре притихла, когда она закончилась.
В наступившей паузе Полина подошла к краю подиума, покрутила между ладонями микрофон, помолчала, опустив голову, потом обвела глазами зал.
– Честно говоря, – сказала она, – я не представляю себе, как я буду сейчас петь то, что я собралась, но не спеть это теперь я тоже не могу. Потому, что восемнадцатого октября мне следовало быть у "Сломанной сосны", а я занималась совсем другими делами. Потому, что я не знаю другого способа выразить признательность другу, оставшемуся на ЛАЭС, кроме как петь неофициальный гимн его рода войск, хотя у меня на это нет никакого права. Да, делать это здесь – не самая хорошая идея. Но другой у меня все равно нет. И все уже сказанное – не причина молчать, когда надо благодарить. И еще вчера был его день рождения.
Дейвин видел, как у нее за спиной один из музыкантов отошел в уголок и сел на табурет со своим инструментом, а второй остался стоять, и когда Полина обернулась, начал мелодию без подсказки сам. Первый, отодвинувшись в угол еще дальше, повел свою музыкальную партию, и магу показалось, что музыкант постарался исчезнуть вообще, а его часть мелодии была тут только потому, что она была нужна. Мелодия окрепла, женщина спросила глазами у второго мужчины разрешения на что-то, и он это разрешение взглядом дал. Песня была простой и совершенно не торжественной, нормальная песня простых парней: "Расплескалась синева, расплескалась. По тельняшкам разлилась, по беретам..." Второй куплет они уже пели вместе, а дальше Полина только вторила припеву.
Почему гимн? Граф оглядел зал и поморщился: в дверях стояла Алиса. Точнее, уже не стояла, а сползала по стене. Ее никто не заметил: Полина была вся в песне, которую поделил с ней пополам коротко стриженый бас-гитарист и которую поддержали еще трое, нет, уже четверо, мужчин возраста от тридцати пяти и дальше, крепких, так же коротко стриженых, только что бывших совершенно незаметными в своей не новой штатской экипировке на фоне зеленой формы Охотников, яркой одежды саалан и черных роб ветконтроля. Остальные присутствующие притихли, и было впечатление, что они дали место и право происходящему быть, полностью понимая смысл и соглашаясь с ним. Саалан недоумевали и прислушивались. Дейвин видел воинское братство, внезапно ставшее видимой силой и не имеющее никаких признаков принадлежности к защитным и боевым формированиям власти. И даже если здесь сегодня их только пятеро, это не просто заявка, это еще один неучтенный факт. Но их было уже восемь или девять.
Музыкант, кажется, допел последний куплет, позволив Полине вторить припеву. Дейвин понял это по тому, что мужчины, поддержавшие песню, быстро и как-то очень деликатно переместились к сцене в общей толкотне. Еще через три-четыре вдоха закончилась и мелодия. Полина на сцене наскоро обнялась с мужчиной, что-то сказала ему, кивнув на сидящую у стены Алису и двинулась через помещение прямо к ней. И вдруг что-то произошло. Дейвин не мог сказать, что мужчины, только что бывшие возле сцены, освобождают Полине дорогу или как-то расталкивают людей, но тем не менее возможность через минуту оказаться рядом с Алисой ей обеспечили именно они. В зале не пахло магией, не было следов влияния. Но пространство рядом с женщинами было совершенно свободным, вот только подойти туда с любого места зала, не пройдя мимо одного из этих людей, теперь стало невозможно. Да туда никто и не совался. Стул рядом с Алисой, казалось, возник сам собой, но на самом деле один из этих мужчин просто аккуратно подвинул его ногой, не сходя с места. Дейвин внимательнее присмотрелся к тому, что делала Полина, а заодно и прислушался. Магии в ее действиях не было, только влияние. Самое простое, но в правильной очередности, точно и четко исполненное. "Сядь сюда", "выдыхай", "открой рот и выдыхай", "я здесь, дыши" и еще несколько фраз по кругу. Затем Полина легко похлопала Алису по спине в каком-то правильном месте. И вдруг прерывистое шипение сквозь сжатые зубы, издаваемое девушкой, прорвалось тихим стоном. Наверное, ей казалось, что она кричит на весь кабак. А на деле в трех шагах даже в притихшем баре уже никто и головы не повернул бы, будь в этом баре другая публика. А после этого Алиса наконец заплакала, без звука, только сильно дрожа. В баре отворачивались и не замечали происходящее так старательно, что было понятно, что все присутствующие видят и понимают все. Это отсутствие суеты вокруг было в равной мере данью уважения к чужому горю и к работе профессионала, которую тут, видимо, умели и узнавать, и вовремя освобождать место для необходимых действий. Дейвин за свою жизнь видел женские рыдания не раз, но ему давно не приходилось видеть настолько искреннего и настолько глубокого горя, как у этой мрази. Он успел удивиться – надо же, она может чувствовать, оказывается, – когда услышал короткий диалог за соседним столиком.
– Слышь, чего там?
– Вдова, видимо, кого-то из ликвидаторов. В форме Охотников, прикинь? С ней уже работают. Та, которая "Синеву" пела. Она, похоже, то ли сама из МЧС, то ли была там когда-то.
– Ясно... А форма – ну чего форма. Вдова... Как может, так и крутится. Молодец еще, что может, служба-то у них не сахар. Если она после всего такую лямку тянет... муж знал бы, гордился бы.
Полина в это время успела уже привести Алису в чувство настолько, что та даже пила воду, почти не расплескивая и не особенно обливаясь. Кто-то из Охотников побежал в казарму за Сержантом или кем-то из подразделения Алисы. Полина продолжала работать – Алиса заговорила. Сбиваясь, заикаясь и задыхаясь, постоянно повторяя куски фраз, она пыталась сказать, что должна была остаться там, на ЛАЭС, вместе со своим мужчиной, но разбила машину и не успела доехать, опоздала почти на двое суток, и это уже не исправить, никогда и никак. Она повторила это раза три и собиралась сказать четвертый, когда Полина взяла ее за плечи и посадила на стуле почти прямо.
– Алиса. Алиса. Послушай, пожалуйста. Он. Этого. Не. Хотел.
Дейвин отставил стакан, положил руки на стол и перестал делать вид, что смотрит на стойку бара. У стены рядом с дверью Полина, сидя на корточках перед Алисой, говорила ей невероятные, чудовищные вещи. Что для погибшего мужчины, который Алисе, получается, был мужем, а Полине – другом, видеть рядом с собой в минуту смертельной опасности свою женщину было бы равнозначно перспективе еще раз пережить гибель Эрмитажа и еще раз прочитать про исчезнувших выпускниц. Что он и погиб затем, чтобы Алиса могла жить в этом городе дальше, и только это делало его жизнь полностью завершенной и осмысленной. Что присутствие рядом с ним любящей женщины в его последние минуты и в самом тяжелом его бою разрушило бы смысл его жизни, как он этот смысл понимал. И что Алиса молодец и все правильно делает, только дышать надо обязательно. Дейвин огляделся, отчасти надеясь, что кто-то сейчас возразит Полине, но увидел, как самый старший из десантников подошел к женщинам и сказал:
