Текст книги "Сквозь тернии"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 51 страниц)

Из-под скамьи выглянула чумазая лайка, понюхала стоячую воду у ржавой батареи. Приветливо помахала облезлой баранкой хвоста и принялась вожделенно лакать.

Аверин, на ходу, потрепал зверя по всклокоченной холке, резко свернул направо. Титов – следом. Они оказались в небольшом «кармане», что делил зал ожидания пополам. Вокруг сгрудились палатки «Роспечати», будки по распродаже сувенирной продукции, якобы украинского производства, а так же многочисленные пивные ларьки и чебуречные. Всё это серое скопление походило на многоярусное сообщество обычного среднеевропейского леса. Всяк «живёт» обособленно, занимая определённую нишу в отведённом для себя ареале обитания. Правда, случался и симбиоз: сотрудничество на взаимовыгодных условиях – от эволюции никуда не деться.

Аверин остановился у свободного столика рядом с чадящей коптильней. Без тени смущения, сдул с поцарапанной поверхности чужие крошки, поставил на пол две опорожнённые бутылки из-под «Клинского», дружелюбно улыбнулся замершему в нерешительности Титову.

– Ну, милости просим! Чего же ты в дверях, как неродной?

Титов усмехнулся, подошёл ближе.

– Нужно признать, и впрямь, занимательный оказался экскурс.

– Рад стараться! Так что там с деньгами?

– Ах да, конечно!.. – Титов принялся суетливо шарить по карманам. – Бумажник, как назло, в машине забыл... но всё равно постараюсь что-нибудь наскрести.

Аверин покачал головой.

– Эх вы, олигархи... Мне бы такую одёжку, в которой на завтрак, обед и ужин каждый день можно было бы чего наскрести. Скатерть-самобранка, честное слово!

Титов всё же отыскал измятую пятисотку и неуверенно огляделся по сторонам.

Аверин тут же пришёл на выручку.

– Позволь, друг любезный... – Он выхватил купюру из пальцев Титова и метнулся к закопчённому прилавку. – Эй, Равшан, ты куда подевался, чёрт лысый?

От соседней палатки отделился пухленький гном в переднике, трико и кедах; заспешил на зов Аверина, как Маленький Мук.

– Ай, дорогой, чего кричишь так? Ай, ва! Неужто я не признал своего друга Аверина! Ай, богатым будешь!

Аверин показал огромный кулак.

– Равшан, хорош каркать. Лучше пожрать дай – с самого утра ничего во рту не было!

Равшан заботливо закачал круглой головой в голубой тюбетейке.

– Вах! Как так можно?! Так совсем нельзя! Так можно гастрит, язва, больница...

– Умолкни, а! – И Аверин продемонстрировал мятую «пятихатку».

Равшан аж расцвёл. Но тут же от чего-то погрустнел.

– Сейчас что-нибудь сообразим, – узбек засуетился, нырнул в свою будку, принялся чем-то греметь и позвякивать.

Аверин ухмыльнулся.

– Сейчас всё будет. Ты не боись, он денег не возьмёт, – и Аверин протянул ничего не понимающему Титову купюру. – Держи.

– Но... как это? Так ведь нельзя.

– Держи, говорю! Я этого узбека пару раз от этих... бритоголовых отбивал.

– От «скинхедов»?

– Да. Ублюдки чёртовы! – Аверин сплюнул – попал на обнаглевшего кота, что поджидал под столом свою долю. – Обдолбятся на каком-нибудь футбольном матче, цепями обвешаются, раздолбают битами парочку кафе – и всё, герои! Особенно когда их много – своего рода стая, – а ты один! Поодиночке начнёшь ловить, так бегут, заразы, прочь, даже не успев понять толком, чего мне от них нужно.

– Да, не совсем приятная прослойка общества.

– Да куда уж там... Но это так, горстка полупьяных подростков. Куда страшнее другие: те, что и впрямь идейные, готовые за собственные идеалы вершить смерть. Гитлеру на постере поклоняются, марши нацистские слушают, памятники воинам-героям оскверняют, форму армии СС таскают – никак у собственных же дедов трофеи повыкрали! Вот эти-то как раз и есть самые опасные – потому что от них, как и от самого фашизма, не знаешь чего ждать... Куда заведёт эта их прогнившая тропа, в какую клоаку, – Аверин снова сплюнул и для разрядки повалил кота ботинком на грязный пол.

Титов напряжённо молчал.

– Так вот, банда этих отморозков и наехала на Равшана – он тогда на «родном» «Казанском» обитал, – потребовали убраться на землю праотцов или дань платить. А ему куда отсюда деваться, чем платить?.. Дома – семья, дети. Мать с отцом – инвалиды. А работы – нет. Да даже если и найдёшь чего – прожить на копейки, что платят там, у них, за адский труд просто нереально! – Аверин развёл руками. – Вот они и едут к нам, на те самые рабочие места, что мы не в силах заполнить собственными кадрами.

– Потому что эти самые кадры... Хм... Вот они, с нашивками и крестами на рукавах.

– И не только, – Аверин зло махнул в сторону зала. – Неформалы, сектанты, просто лодыри – вот они, наши погрязшие во мраке кадры. Наши непутёвые дети. Те, кто всё же досиживают до выпуска из института – сплошь менеджеры, банкиры и управленцы! А некоторым и вовсе образование не нужно. Есть у меня давешний дружок – ныне владелец автомастерской. Так вот, чтобы дочке после института скучно не было, он возьми, да и купи ей салон красоты. А что, разве право такое не имеет? Пускай малая развлекается, раз больше ничего делать не умеет. Тем более, гламур и тусовки – это смысл всей её жизни. Хотя в большей степени, элементарная зависимость.

Титов пожал плечами.

– Так везде сейчас.

– Тот-то и оно. Но вот только, что эта самая девочка откроет для себя в будущем? Какой она увидит жизнь? Что осмыслит? Какую цель поставит перед собой? Когда она только родилась на свет – у неё всё уже было. Она ничего не достигла, ни за что не боролась, ничто не преодолела. Как ни смешно прозвучит, но ей просто повезло. Наверное, именно в этом и заключается смысл. А как быть с теми, у кого не было ничего изначально? Их философия так же гнила. Все места, где мало платят или заставляют пахать от смены до смены – для них табу! Офис-менеджер, продавец-консультант, помощник юриста – вот манна небесная, остальное их попросту не прельщает! Хотя каждый из них и мечтает жить в роскошном особняке, ездить на дорогущей машине и ни в чём не нуждаться. Они грезят о золотых горах, о Голливуде, о Беверли-Хиллз. Но вот только кто будет водворять эту мечту в жизнь, если работать по-настоящему в нашей стране никто не желает? Кто согласится лезть на высоту для строительства нового дома? Кто пожелает вертеть на морозе гайки? Кто просто пойдёт подметать улицы, чтобы остальным было комфортно гулять? Никто! Никому нет до этого дела! А потому мы и вынуждены пускать внутрь собственных границ чужую рабочую силу. Этот как инъекция, без которой организм не способен жить дальше. Своего рода, нейролептик, что подавил нашу волю, навязав совершенно иную. А пресловутое поколение «некст» будет скатываться и дальше, до тех самых пор, пока – как говаривал сам дедушка Ленин – не провернётся, то есть, не окажется в исходной точке невозврата. Но тогда что же означает такое понятие, как «эволюция»? Похоже, оно больше не несёт смысла. Особенно в современных реалиях. Деградация – вот наш удел.

Титов вздохнул.

– Думаю, ты в чём-то прав. Политика нынешнего государства имеет серьёзные недостатки. И касаются они, в первую очередь, кадров и морали. Мы утратили истину... но, самым невероятным образом, обрели затравленную во времена коммунизма веру. Только вот непонятно, во что или в кого... Однако мы всё ещё в силах преодолеть этот барьер. Исправить закравшуюся в систему ошибку. Именно ради достижения такой цели я и хочу, чтобы ты, Ярослав, меня выслушал, – Титов протянул обратно принятые деньги. – И ещё, я всё же хотел бы заплатить.

Аверин зло отмахнулся.

– Да отстань ты! Говорю же, что это так просто – тебя хотел проверить, что за человек. А о нём, – Аверин кивнул в сторону раскачивающейся чебуречной, – даже не думай – не возьмёт он ничего. Равшан хоть и грязный узбек, а морали и принципов в нём побольше, чем в любом современном студенте, изучающем общие принципы морали и гуманизма. Мы с ним сами потом сочтёмся – лады?

Титов, с сомнением, сунул пятисотку в карман.

– Что ж, так и быть, воля твоя. Но впредь, не советую проверять личностные качества людей подобным образом – можно серьёзно ошибиться.

– Хм, а ты не дурак.

– Просто выискивать подвох именно так – бессмысленно. Если только ты не знаешь изначально, какую цену я готов заплатить за достижение собственной цели.

– И какую цену ты готов заплатить теперь? – Аверин с прищуром посмотрел на невозмутимого Титова.

– Даже не хочешь сперва выслушать меня?

– Потом и выслушаю. Просто если цена меня заинтересует, я буду слушать вдумчиво, а вот если нет...

– Напьешься, как делал прежде?

Аверин недовольно тряхнул головой.

– Не стоит меня снова «лечить».

– И не собирался.

Со стороны чебуречной послышался звон столовых приборов и чурекское бормотание. Спустя пару секунд, из-за покосившейся двери, наспех сколоченной из шифоньера, возник сам Равшан с двумя благоухающими мангалами в одной руке и куском румяного лаваша – в другой.

– Ай, хорошо! – причитал он на ходу, силясь не наступить на активировавшегося кота, что так и норовил заплести спешащие ноги.

– А ну брысь, пошёл! – цыкнул Аверин, подыскивая взглядом что-нибудь увесистое. – Совсем обнаглел, котяра!

– Голод не тётка, – попытался пошутить Титов, но Равшан его тут же перебил:

– Это кто тут голодный? Это Сардина – голодный? Да у него рацион, как у вельможи! Если этот тварь божий голодный, тогда прекрасная Роксана была тихой и скромной! – Равшан всё же досеменил до столика, вручил каждому гостю по скворчащему шампуру и, не церемонясь, отшвырнул кота прочь. – Наглый Сардина – это да!

– Да у него на роже всё написано: хочу халявной сметаны! – Аверин погрозил скрипящему коту кулаком, но тот, словно запрограммированный, заново начал подкрадываться.

Титов понюхал жаркое. Пахло восхитительно. Особенно от прожаренных ломтиков лука, коими было щедро сдобрено пространство между отдельными кусочками мяса.

– Ягнёнок – совсем молодой ещё. Специально для гостей дорогих держу про запас, – Равшан расплылся в добродушной улыбке, затем спохватился, скинул с плеча белое полотенце, устлал им грязный стол и, лишь расправив каждую складочку, водрузил поверх своеобразного свана рассыпчатый лаваш. – Кушайте, приятного аппетита.

– Спасибо, Равшан, ты настоящий... узбек, – Аверин выдохнул, будто перед «стопкой» и принялся за шашлык.

– Спасибо, – Титов отыскал кусочек поменьше, аккуратно снял тот с шампура и кинул подкрадывающемуся коту.

– Ай, зря, господин хороший, – запричитал Равшан, качая головой, – совсем Сардина совесть потеряет теперь. Наглый будет, по столам бегать будет, покоя никому давать не будет.

Титов улыбнулся.

– Да пусть тварь порадуется. Когда ещё меня к вам, сюда, попутным ветром занесёт.

– Так вы заходите хоть каждый день, добрый человек, – мы только рады! – Равшан искренне улыбался, будто малолетний ребёнок, в ожидании похвалы, и хлопал жиденькими ресницами.

Аверин оторвался от трапезы.

– Так, Равшан, хорош языком чесать! Мы сюда побеседовать зашли, причём с глазу на глаз, – разговор у нас серьёзный. Поднимешь?

– Ах, как не понять! – Равшан снова засуетился; принялся бочком пятиться к своей будке, точно любопытный рак-отшельник, которого без дела попросили прочь. – Равшан всё понимает. Ему только намекни, и он сразу не при делах.

– Попить ещё чего-нибудь притащи и можешь курить – больше мы тебя не побеспокоим.

– Сейчас всё мигом, – Равшан скрылся с глаз, точно джин.

Титов ещё раз понюхал шашлык.

– Зря ты так с ним.

– Как?

– Как не с человеком. Ведь сам же только что рассуждал на тему морали.

– Не с человеками – я по-иному разговариваю, – Аверин сорвал зубами с шампура огромный кусок и принялся его усердно пережёвывать, давая понять, что тема закрыта.

Снова возник Равшан. Молча принёс бутылочку красного полусухого. Свертел из помятой газеты кулёк, укрыл им вино, поставил на стол. Помялся на месте, затем снова скрылся в своей каморке. Притих, как испуганное насекомое.

– Ну, так чего у тебя там? – Аверин отложил наполовину опустевший шампур и приложился к горлышку бутылки. – Тебе не предлагаю. Просто знаю, что не станешь.

Титов улыбнулся.

– И тебе не советую.

Аверин состроил кислую мину: мол, ну вот, опять...

Титов тут же сменил тему:

– Я в курсе, что ты первоклассный лётчик.

Аверин резко отстранился от бутылки, злобно глянул на собеседника, добавил глухим голосом:

– Был.

– Что, прости?

– Был. Лётчиком. И как оказалось на деле: совсем не первоклассным. Трус я – вот и весь сказ.

– Не говори так. Мы же знаем, что всё обстоит иначе.

– А как мне говорить? – Аверин захмелел. – Говорю как есть, потому что понимаю, что тебе всё обо мне известно.

Титов потупил взор.

– Известно. Но мне так же известно и твоё собственное мнение относительно всего приключившегося. Точнее официальное заявление.

– Приключившегося... Так ЭТО ещё никто не обзывал – нужно отдать должное твоему остроумию. Что ж, хорошо. Я так понимаю, что беседа пойдёт именно о моём прошлом, – Аверин снова потянулся к бутылке. – Давненько уже его никто не ворошил, как следует. Ты не возражаешь, если я слегка подготовлюсь к очередной экзекуции? Хотя бы самую малость, чтобы не расплакаться вдруг.

– Прекрати! – Титов выхватил бутылку из трясущихся пальцев Аверина, так что тот даже не успел и глазом моргнуть. – Выслушай меня от начала до конца, без вот этого, своего, ёрничества! Потому что больше я за тобой бегать не стану. Это даже не моя прихоть, это прихоть... – Титов внезапно осёкся.

Аверин усмехнулся в ответ.

– Ну, конечно, как я сам не догадался: ты очередной писака, что желает, во что бы то ни было, открыть массам правду! Точнее ту самую утерянную истину. Что живёт на земле такое чудище по фамилии Аверин, живёт и в ус не дует, не смотря на то, что натворило.

– Я не писатель, не журналист... и, вообще, не имею к масс-медиа никакого отношения. Моя фамилия Титов. Я научный руководитель проекта «Юпитер эйси мун эксплорер», сокращённо – «юсси».

– Чего-чего? – Аверин недобро уставился на Титова, словно тот отнял у него игрушку и теперь размахивал ею перед носом, прикрываясь грозными родителями.

– Я – учёный. Обычный ботаник в очках, что ещё со школьной скамьи носится с атласами звёздного неба! И мне нет никакого дела до прошлого какого-то там лётчика, чудом уцелевшего в авиакатастрофе где-то под Москвой!

– Тогда чего же ты хочешь? – Аверин был серьёзен как никогда. – Чего тебе от меня нужно?

– Мне нужен второй пилот. Точнее всем нам.

– Пилот??? Но почему именно я? Кому это: нам всем? И куда я должен лететь, что именно пилотировать? Да я уже сроду забыл, как это делается! – Аверин чесал затылок, силясь прочесть по выражению лица собеседника хоть что-нибудь.

Титов был непроницаем.

– К сожалению, я не могу ответить на все, интересующие тебя вопросы, пока мы не договоримся окончательно о нашем сотрудничестве, Ярослав. Но на некоторые всё же могу. Например, на тот, куда именно нужно будет полететь.

Аверин ждал молча.

– Наша организация, совместно с Европейским Космическим Агентством (сокращённо ЕКА), занимается разработкой проекта, предусматривающего запуск к Юпитеру автоматической межпланетной станции, – Титов как-то мрачно улыбнулся и тут же оговорился: – Точнее занималась.

– Как это?

Титов вздохнул. Отрицательно качнул головой.

– Я же сказал: не всё сразу.

– Хм... Ладно, – Аверин безразлично махнул рукой. – Бухти дальше.

– Так вот, первоначальный проект предусматривал запуск автоматической межпланетной станции Европейского Космического Агентства для изучения системы экзо-планеты Юпитер, главным образом – спутников Ганимед, Европа и Каллисто на предмет наличия у этих лун подповерхностных океанов жидкой воды.

– Так у Европы эти океаны и есть, – Аверин состроил кислую мину. – Об этом ещё в школьных учебниках пишут.

– В них много чего пишут. И много кто. Так вот, реализация миссии заключалась в том, что программа ЮССИ могла бы принести ответы на основные вопросы, касаемо определения потенциальной обитаемости Солнечной системы вне Земли. Кроме того, особое внимание было бы уделено исследованиям уникальных магнитных и плазменных взаимодействий Ганимеда и Юпитера. Миссия была утверждена второго мая две тысячи двенадцатого года в качестве основной, класса Л-1, в рамках программы «Космическое мировоззрение» на пятнадцатый – двадцать пятые годы.

– И причём же тут именно мы?

– Полгода назад ЕКА и «Роскосмос» подписали соглашение об участии России в проекте – именно из-за этого события всё и изменилось кардинальным образом.

– И в чём причина?

– Как вам сказать...

– Скажите как есть.

– Хм... Это не так-то просто сделать. Ну да ладно... Дело в том, что полёт будет не автоматическим – к Юпитеру полетят люди. А то, на чём они полетят, есть только у нас, – Титов умолк, словно позволяя своему слушателю переварить уже услышанное. Однако молчал он недолго: – Вы рассматриваетесь, как потенциальный кандидат на участие в экспедиции в качестве второго пилота – почему именно так, сказать не могу. Пока. Вот ваш билет в космос, – и Титов протянул ничего не понимающему Аверину билет на электричку.

США. Вашингтон. Округ Колумбия. Зал совещаний штаб-квартиры НАСА. «Кольцо».

Элачи оглядел притихший зал. Собственно, само определение: «притихший зал» – сразу же утрачивало всяческий смысл, особенно если учесть факт того, что кроме самого Элачи и замершего напротив него Первого заместителя руководителя НАСА Лори Гарвера – в зале совещаний не было ни души. Однако именно в такой обстановке пустота давила похлеще самой ожесточённой суеты, затеянной в твою честь, ради одной единственной цели: стереть в порошок сознание! Стены, мебель, потолок, кулер в дальнем углу зала, люминесцентные лампы в своих зарешечённых нишах, мерцающие мониторы компьютеров, жалюзи на окнах – всё смешалось в единой клубок негатива, затаилось и пристально наблюдало, не желая пропустить ни одного сыгранного эпизода.

«Реалити-шоу “Припёртый к стене”, где в качестве главного участника выбран я, собственной персоной! – Элачи непроизвольно улыбнулся и снова принялся за кутикулы. – Ни бестолковые практиканты, ни вымуштрованные техники, ни бесполезные замы – никого из этих инертных амёб нет даже в пределах Восточного побережья! За них всех вынужден отдуваться я один. За них всех! И за этого затейника Шэмьё, гори он веки вечные в адском пламени!»

Элачи почувствовал, как в очередной раз заходится сердце, и тут же поспешил себя успокоить:

«Тише, глупенький, на это и рассчитана затянувшаяся пауза: чтобы ты, ещё перед началом эфирной “склоки”, накрутил себя до потери пульса, превратившись в лабораторную крысу, что, с замиранием сердца, ждёт очередного эксперимента над собственным сознанием – разве не так поступал ты сам? Слышишь? Успокойся, не так уж Гарвер и страшен, по сравнению с теми, другими, что прячутся в темноте, поджидая подходящего момента. Момента, когда наступит ночь, и спустятся сны...»

Элачи вздрогнул, принялся неловко массировать переносицу, так и норовя попасть указательным пальцем в глаза.

Гарвер уловил это движение. Отложил толстую папку. Откашлялся.

– Элачи, с вами всё в порядке? У вас не совсем здоровый вид. Точнее: выглядите просто ужасно.

Элачи притих, точно пойманный в силок заяц. Прищурился. Глянул на склонившегося босса, силясь прочесть по его лицу свою судьбу – естественно не вышло.

Гарвер отодвинул папку ещё дальше: так, словно это был школьный дневник, в который строгий учитель не преминул написать замечание нерадивому ученику, после чего решил прочитать нудную нотацию. Просто так, для галочки, чтобы неповадно было впредь идти на поводу у непослушания.

Гарвер постучал пальцами по столу. Проследил реакцию Элачи. Снова заговорил тоном, не сулящим ничего хорошего:

– Вы хорошо спите по ночам, Элачи?

Элачи почувствовал, что задыхается – вот, оно: началось! Причём совершенно не так, как предполагал он сам!

Гарвер, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Судя по всему, нет. А знаете почему?

Элачи с трудом удержался, чтобы не кивнуть.

«Хрен тебе, душежор проклятый! И не из такого жидкого дерьма выбирались! Главное вида не подавать, как всё обстоит в действительности... Как в душе всё мерзко и промозгло!»

Гарвер словно прочитал эту мысль. Усмехнулся.

– Как правило, люди, подобные вам, страдают от собственного же упорства.

– Это как же так? – Элачи всё же решился прощупать собеседника.

– Очень просто. Любопытство толкает вас на необдуманные поступки, а отступление от принятых норм и правил – и вовсе провоцирует неадекватные действия, направленные на, якобы, обретение смысла происходящего. Причём во время этого своего шараханья из крайности в крайность, – которое подобный вам контингент называет поиском, – вы даже на миг не желаете задуматься над тем, что станете делать потом, когда та самая, утраченная некогда истина всё же откроется вам.

Элачи побагровел.

«А ведь Шэмьё в чём-то был прав... Ещё во время разговора в библиотеке Милликена, когда всё только начиналось! Тогда понятно, отчего он снюхался с русскими. Точнее для чего именно!»

Гарвер следил за реакцией Элачи похлеще дознавателя на допросе. Затем спросил:

– Так что там?

– Что – где?

– В ваших снах, Элачи. Что там поселилось?

Элачи почувствовал дрожь во всём теле.

«Какая к чёрту дрожь! Просто щетина дыбом!!! Но куда гнёт этот самодовольный паршивец, возомнивший себя невесть кем?!»

Элачи деликатно откашлялся. Изобразил на лице полнейшее недоумение.

– Боюсь, что не совсем правильно понял вас, господин Гарвер. Вам интересны мои сны?

Гарвер с секунду молчал, потом громко рассмеялся, отчего на ладонях Элачи выступил холодный пот.

– Элачи, друг мой, я посмотрю, вы неплохо держитесь. По крайней мере, стараетесь не пасть ни лицом, ни духом, не смотря ни на что. Похвально.

– Чего тут похвального? – Элачи разозлился. – Куда вы всё клоните?!

– Хорошо, тут я вам уступлю, Элачи, – Гарвер мрачно улыбнулся. – Но больше поблажек не ждите.

Элачи снова притих.

Гарвер принялся давить на психику: с минуту наливал из графина в стакан воду, приблизительно столько же любовался кружащими за стеклом сосуда пузырьками... Затем всё же двинул запотевший стакан к рукам Элачи.

Элачи с превеликим трудом поборол желание вцепиться в холодное стекло – ладони вспотели уже настолько, что под ними, на поверхности стола, образовались два полноводных озерца, вид которых, вне сомнений, добавил бы оппоненту дополнительных бонусов.

Гарвер смотрел в глаза Элачи и вещал, точно архангел, явившийся на свет божий с пророческой мессией:

– Ваши сны пропитаны тьмой, Элачи. Тьмой, в которой вы видите жизнь. Вы видите жизнь, что царит, невзирая на темень. Но на что похожа эта жизнь?

– Круг.

– Простите, что? – Гарвер резко подался вперёд, отчего Элачи чуть было не кувырнулся с кресла. – Что вы только что сказали? Повторите, ну же!

Элачи хрустнул шеей – просто так, не пытаясь ничего показать или доказать. Элементарно затекли суставы. Во всём теле – с головы до пят!

– Я сказал: круг. Точнее кольцо.

Гарвер откинулся на спинку кресла. В данный момент он походил на питона, который, попеременно, то сжимает кольца своего тела, силясь придушить несносную жертву, чтобы та не трепыхалась, чиня лишнюю суету, то осознанно ослабляет хватку, дабы сохранить жизнь и продлить смертельную игру.

– Кольцо. Почему вы это сказали, Элачи?

– Потому что так всё устроено.

– Что?

Элачи довольно кивнул.

– Я, может быть, и нахожусь у вас в подчинении, господин Гарвер, но это ещё ни о чём не говорит. Это не значит, что я несносный критин, которым можно просто так подтереть зад собственного эго, после чего, не задумываясь, выкинуть прочь! Я многое понимаю, а после беседы с Шэмьё, я, в придачу, ещё и кое-что знаю.

Гарвер молча тёр подбородок. Потом медленно проговорил:

– Я начал с тьмы и тьмою кончил. Хм, а вы и впрямь тот ещё фрукт, Элачи. Это надо же, прикинуться беззащитной овечкой и снисходительно наблюдать за бравадой недальновидного мясника. С другой стороны – глупо, особенно если учесть, что концовка от этого вряд ли существенно изменится.

– Вы и впрямь остряк, ей-богу. Может мне тоже начать играть в аналогии?

– Что ж, попробуйте.

– А что, если мясо овечки окажется отравленным?

Гарвер снова улыбнулся.

– Сейчас вы мне снова нравитесь, Элачи. Особенно тем, как держитесь в неприятной для себя обстановке, – Гарвер протяжно выдохнул, помедлил, снова заговорил: – Однако то, что вы выкинули, кроме как изменой, никак больше и не назовёшь.

– Изменой??? – Элачи аж привстал. – Вы ничего не путаете, господин Гарвер?

Гарвер постучал пальцем по папке.

– Знаете что это такое?

Элачи засопел.

Гарвер кивнул, всем своим видом давая понять, что оценил реакцию собеседника.

– Это нейтронная бомба замедленного действия, которая только и ждёт подходящего момента, чтобы обрушиться внутрь себя, чиня повсюду хаос! Элачи, она ждала того самого момента, что устроили вы, на пару с достопочтенным господином Шэмьё! Ладно, тому уже под семьдесят, но вы, Элачи, грамотный специалист – да какое, там, специалист: вы руководитель Лаборатории реактивного движения – подшефной нам организации! Вы пример подражания для собственных сотрудников! Вы – будущее НАСА, на которое наша организация тратит баснословные суммы!.. А вы никогда не задумывались, откуда берутся эти самые суммы? Вы бывали в сенате? Бились там за бюджет с твердолобыми сенаторами? Бросались эфемерными обязательствами, – которые, ко всему, просто нереально осуществить, – с той лишь целью, чтобы прибрать к рукам побольше денег добросовестных налогоплательщиков?! Нет? Тогда какое вы имеете права рушить ту систему, что мы выстраивали десятилетиями, пока вы с Шэмьё вынашивали свои авантюрные планы? – Гарвер умолк, но лишь на секунду, после чего завещал с ещё большим упорством: – Вы кинули на плаху всех, Элачи. Боулден сутки напролёт проводит в Белом Доме. Я вынужден мотаться между Пентагоном и НАСА, силясь отвести вас от края бездны! То, что творится в самом НАСА, иначе, как клиникой для душевнобольных и не назовёшь! И только вы, Элачи, катаетесь, будто сыр в масле, которому ни до чего нет дела! Более того, устраиваете эксперименты, о последствиях которых даже помыслить не можете. Да-да, не смотрите так, я в курсе всего произошедшего в Мэринелэнде. Я в курсе тех смертей. И не только тех.

Элачи мрачно кивнул.

– В этом я с вами, господин Гарвер, полностью согласен. Здесь только моя вина – непосредственно перед началом эксперимента, Шэмьё пожелал дать «откат», но я его не послушал. Думал, он сменил позицию из-за сотрудничества с русскими.

– Почему вы и после этого ничего не предприняли?! – Гарвер аж затрясся. – Ведь это же национальная измена!

– Да какая измена? – Элачи покачал головой.

– Что? – Гарвер грохнул кулаком по столу. – Элачи, да вы в своём уме?!

– А вы в своём, когда говорите про поселившийся в моих снах мрак?!

Гарвер надул ноздри – на секунду Элачи показалось, что находись они сейчас не в стенах офиса, а где-нибудь вдали от цивилизации, Первый заместитель руководителя НАСА его попросту бы придушил! Голыми руками.

Элачи усмехнулся, стараясь хоть как-то разредить обстановку.

– Шэмьё выбрал единственно правильный путь: он обратился к русским, потому что, на данный момент, если кто и может познать истину, так это именно они – потому что они и по сей день стремятся к звёздам, не смотря ни на что! Они летят туда, сквозь тернии, в отличие от нас с вами! – Элачи развёл руками и добавил уже более сдержанно: – Мы же взяли в каждую из рук по вязальной спице и пронзили собственные глаза, в надежде, что та самая тьма – из больных снов – придёт к нам по первому зову. Зачем упираться, строить космические корабли, отправлять людей к звёздам, когда можно просто сидеть и ждать, пока тьма сама не вырвется из наших кошмаров! Ведь она вырвется, особенно когда каждого из нас окутает невосприимчивость к окружающей среде.

Элачи умолк. Взял стакан и залпом осушил его. Огонь в груди угас, но ненадолго.

Гарвер молчал. Он смотрел куда-то в противоположный конец залы, поверх головы Элачи, будто силился разглядеть за призрачной чертой мироздания что-то значимое, что изначально, по какой-то неведомой причине, не заметили, или всё же заметили, но не пожелали придавать огласке, страшась пресловутого выхлопа масс.

– Знаете, Элачи, НАСА закрыла аэрокосмическую программу вовсе не из-за того, что надеялась подобным образом заткнуть дыру в бюджете. И даже не в целях экономии человеческих и материальных ресурсов. Отнюдь. Всё обстояло куда проще и ужаснее, да и обстоит поныне, – Гарвер вздохнул. – То, что транспортировал на Землю спускаемый модуль «Апполон-11» повергло в шок многих политиков США, допущенных в те годы к грифу «Секретно». Оно не даёт покоя политикам нынешним, потому что оно и впрямь живое – не смотря ни на что, Элачи. Оно живёт в нас и будет жить до скончания времён, потому что известный нам мир – похож на тот самый круг или кольцо. На клетку, внутри которой дозволено лишь выживать и только. Выживать в угоду чудовищному эксперименту. Они не пустят нас к звёздам, Элачи, – как бы упорно не рвались в небеса мы сами, – так как нашему существованию отведена совершенно иная роль. НАСА отказалась от полётов в космос именно поэтому: потому что данность – бессмысленна. Так что не вам нас судить, Элачи. Просто постарайтесь сдержать Их в себе. Они знают, что вы прознали про Них, а значит, Они не отступятся от вас. Ни в этой жизни. Ни в этом мире. Ни где бы то ни было ещё. Никогда, – Гарвер равнодушно улыбнулся. – И ещё: на вашем месте, особенно после нашего сегодняшнего разговора, я бы старался спать как можно реже.

Украина. Одесса. Дельфинарий «Немо». «Решение».

– Пустите! Да пустите же меня! – Светлана отмахивалась от приставучих рук, но те всё не желали отпускать её запястий. – Я всё маме с папой расскажу!

Сделалось больно. Появились первые слёзы. В груди заклокотало.

Над ухом прозвучало:

– Девочка, тише. Возьми себя в руки. Отзови собаку. Слышишь?

Мухтар рядом злобно рычал.

Светлана, что есть сил, вцепилась в натянутый поводок, заставляя себя не замечать шлейф бьющего в лицо перегара.

– Мухтар, не тронь его!

– Вот так, молодец, мальчик. А теперь веди-ка свою хозяйку отсюдова – представления сегодня не будет.

– Да какое представление! – снова вскипела Светлана. – Я же не вижу ничего! Я к другу пришла! Я чувствую, что что-то случилось. Я уверена!

– Ещё бы, не случилось. По телевизору только об этом и трезвонят с утра до ночи. Было бы странно, если бы ты, напротив, ни о чём не догадывалась! – Прозвучал гнусавый смешок.

Светлана сжала кулачки.

– Что с Мячиком?! Отвечайте!

Ответом была тишина.

Светлана ощутила присутствие кого-то ещё. Нет, не кого-то. Это был Евгений Валерьевич – местный дрессировщик дельфинов. Его Светлана распознавала по запаху: от Евгения Валерьевича постоянно пахло рыбой – кормом для дельфинов.