Текст книги "Сквозь тернии"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 51 страниц)

«Ещё бы, эта скотина, несомненно, рада тому, что у очередного индивида, так кстати поехала крыша! Будет чем заняться. Будет из кого тянуть «бенджаминов!»

Затем полнейшее отсутствие мыслей. Точнее, наоборот, мыслей – хоть отбавляй, а вот сформулировать их доступным пониманию языком – ну просто никак! Такое ощущение, что к чертям полетели все незримые интерфейсы, кои связывают мыслительный отдел головного мозга с речевым аппаратом, в результате чего он, Элачи, сделался нем, как рыба. Хотя это, возможно, и к лучшему. Ведь если он всё же заговорит – его слова, вне сомнений, окажутся далеки от истины. А любой компетентный специалист сразу же определит данность, так как осмысленная ложь легко отслеживается при помощи повторяющихся вопросов или сбивающих с толку фраз: «Вы пьёте? Нет? Тогда в каком количестве? А, только по праздникам. И сколько же их у вас, если не секрет? Ах, не помните. А как называются?..»

Ничего этого Элачи, естественно, предъявлено не было. Промелькнувшее в его голове отчаяние было ничем иным, как плодом корпоративных шуточек, во время которых младший научный персонал раз за разом «песочил» пресловутую страховку. Оказывается, для того, чтобы система взяла тебя под крыло и затем квохтала над тобой на вроде добросовестной курушки, необходимо ежегодно проходить всевозможные медицинские комиссии и обследования, на которых и случаются подобные оказии с приставучими докторами. Не хочешь – не надо! Но в этом случае, потрудись не подцепить какую-нибудь ангину, иначе платить за лечение придётся из своего же кармана.

Элачи хотя с этим никогда и не сталкивался, – для него, как для начальника, бюрократический аппарат предусматривал какую-никакую лазейку, – но всё прекрасно понимал, а оттого, нервничал ещё больше. Кто знает, что именно творится на уме у этих обрюзгших под гнётом малоподвижного образа жизни мозгоправов? Резонно предположить, что они просто так прикалываются, а может, и впрямь оказывают какую-никакую помощь. Хотя как можно вылечить ночную жуть, явившуюся, такое ощущение, из самой преисподней? – вот это непонятно.

Психотерапевт не обратил на подавленное состояние Элачи особого внимания, а может, обратил, только не посчитал нужным делиться своими наблюдениями. Да бог с ним – не столь важно. Важно другое: сможет ли сам Элачи заставить себя бороться с собственными страхами и дальше? Точнее даже не бороться, а противостоять? И начать следует, прежде всего, с правды. Не важно, что эта правда может казаться самому Элачи чистейшим бредом. Существуют ситуации, когда наиболее маловероятное, на деле, оказывается истиной или, наоборот, заведомо верный факт – вымыслом. Необходимо сразу, уже на первом этапе, выстроить в голове, так называемый, мысленный блок или фильтр, – как Элачи будет проще. Через этот блок или фильтр следует пропустить всю информацию, что была накоплена во время предшествующего опыта, затем выделить отдельные моменты, которые являются основополагающими, и попытаться открыть их в новом для себя свете, так сказать, обдумать на трезвую голову. И проделать всё это нужно самостоятельно, а он – врач – здесь только для того, чтобы оказать помощь, в том случае, если Элачи вдруг собьется с пути и заплутает в собственных чувствах.

Выслушав данную браваду, Элачи понял, что его элементарно водят за нос. Однако это было лишь первоначальное, как оказалось, ошибочное мнение. Осознав собственную глупость, Элачи проникся к доктору доверием и принялся осторожно делиться наболевшими проблемами, не вдаваясь в подробности и, по возможности, стараясь отсрочить наиболее жуткое на более поздний срок.

Выяснилось: оказывается, всему причиной послужила душевная травма, которую Элачи заполучил в результате неудавшегося эксперимента по изучению, так скажем, языка дельфинов. А отсюда и всё остальное, явившееся следствием стресса и последовавшей затем депрессии, затянувшейся на фоне осознания собственной вины – поэтому неудивительно, что Элачи оказалось неимоверно сложно самостоятельно выкарабкаться из сложившейся ситуации. Хорошо ещё, что он смог собраться с силами, взвесить все за и против, сделать соответствующие выводы и обратиться за помощью к компетентному специалисту. Не соверши он всего вышеперечисленного, ещё неизвестно, что бы произошло с изнурённой душевными переживаниями психикой впоследствии. Но не будем о грустном. Главное, что кризис миновал, и всё самое страшное осталось позади. Теперь не стоит оглядываться на уже пройденное. Необходимо настроить себя только на светлое и позитивное, а ещё лучше, если не сменить жизненный образ целиком, так хотя бы отвлечься от насущных проблем на какое-то время. К примеру, взять отпуск, уехать куда-нибудь подальше от работы и дома, и просто развеяться. Что же касается всяческих полуночных существ и тварей – всё это наше воображение. Когда человеку весело – сняться знакомые и близкие, снится солнышко, радуга, весёлые зверята, дети. Если же грустно – кажется, что весь мир ополчился против тебя, а ты сам и вовсе проклят. В этом случае, резонно предположить, что на свет явится какая-нибудь ночная мракобесия. Не стоит обращать на сны особого внимания. Точнее стоит, но причину, как ты ни крути, всё равно следует искать в реальности. И незачем приплетать к обычному стрессу ватагу сил тьмы.

Элачи выдохнул и, недолго думая, смотался в Европу. До этого он прочитал в газете статью о странном дельфине, живущем в украинском дельфинарии. Млекопитающее никак не отреагировало на чужой сигнал. Элачи решил закрепить полученную терапию – как говорят русские, вышибить клин клином! Однако уже на месте, в Одессе, кошмары возобновились, за малым исключением. Сменился сюжет. Элачи больше не был оперируемым пациентом, из нутра которого раз за разом достают инородную сущность. Теперь его пеленали в какой-то латекс, укутывали, связывали по рукам и ногам, затем бросали в вязкую субстанцию, так напоминающую смолу, после чего отходили в сторону и тихо перешёптывались между собой на непонятном языке. А Элачи молча вяз в жиже, словно муха в капле мёда, и понимал, что со дна этого эфемерного болота кто-то или что-то всплывает. Каким именно образом – это уже другой вопрос. Факт, что это происходит здесь и сейчас, а ты даже на помощь позвать не можешь! Потом Элачи чувствовал прикосновение к ноге, и начиналось стремительное погружение. Самым мерзким было пропускать внутрь себя густую жижу. Она занимала всю сущность, оставляя под ложечкой маленькую ячейку, как последнее пристанище для заблудшей человеческой души.

Элачи вздрогнул. Нервно вдохнул. Приложил руку к груди, откашлялся.

– С вами всё в порядке? – прозвучало над ухом.

Элачи глянул на стоящего рядом человека.

«Ах, ну да...»

– Да-да, всё в норме, не обращайте внимания. Просто длительный перелёт, всё такое... Сами понимаете.

Евгений Валерьевич кивнул.

– Ещё бы... Ладно, смотрите так. Только недолго. Договорились?

– Не беспокойтесь, я не буду назойливым. А можно вопрос?

– Да, конечно.

Элачи помялся.

– Скажите, вы давно работаете в этом дельфинарии?

– С момента его открытия. Это необходимо для ваших исследований?

– Нет. То есть, да. Хотел бы уточнить один момент: где был пойман этот дельфин?

Евгений Валерьевич потёр подбородок.

Элачи сразу же насторожился.

– Только не говорите, что дельфин появился на свет уже в неволе.

– А что не так?

Элачи развёл руками.

– Нет-нет, ничего. Просто... Это затронет некоторые аспекты моей работы. Придётся заново проводить наблюдения, строить предположения, догадки. Ну, понимаете...

Евгений Валерьевич как-то странно кивнул.

– Понимаю. Нет, Мячик появился на свет не у нас. Его обнаружило иностранное научно-исследовательское судно на берегу Атлантического океана, неподалёку от «Парк Девоншир Бэй».

– «Парк Девоншир Бэй»?! – Элачи с неимоверным трудом удалось сохранить самообладание. – Этого дельфина нашли на Бермудах?

– Да. А что в этом такого?

– Нет-нет, ничего, простите. Как давно это случилось, и каким образом он попал именно к вам?

Евгений Валерьевич развёл руками.

– Год назад. Элемент везения. Первый транспорт, способный принять на борт соответствующий груз шёл в Феодосию. Уже на месте дельфина перенаправили к нам на реабилитацию.

– Год назад... – Элачи нервно тёр подбородок. – И вы не отходили от него с момента появления?

– Именно.

– А скажите, в поведении этого дельфина... Мячика – так вы его называете, верно?

Евгений Валерьевич снова кивнул.

– Вы не заметили ничего странного в поведении этого самого Мячика?

– Странного?.. – Евгений Валерьевич задумался. – Ну, как вам сказать... Дельфин перенёс серьёзный стресс. Естественно, его поведение, в определённой степени, отличалось от признанных норм.

– А впоследствии?

– Я бы не сказал, – Евгений Валерьевич оставался задумчивым, что только ещё больше раззадоривало любопытство Элачи.

– Что же, совсем ничего?

– Хм... Есть один момент. Но я не склонен трактовать его, как странность или что-то иррациональное.

– Расскажите!

Евгений Валерьевич недоверчиво глянул на своего собеседника – подобный напор явно тревожил его.

– Вы точно тот, за кого себя выдаёте?

Элачи побледнел. Отпираться и дальше не было смысла. Он сухо сказал:

– В какой-то мере.

Евгений Валерьевич молчал.

Элачи собрался с духом.

– Видите ли, из-за подшефной мне организации случилась массовая гибель морских млекопитающих, птиц и некоторых других представителей земной фауны. Это было что-то вроде эксперимента. Эксперимента, который с треском провалился, унеся с собой миллионы ни в чём не повинных жизней, – Элачи сделал паузу. – Я просто хочу разобраться во всём произошедшем, потому что... Я понятия не имею, что именно вырвалось наружу. Возможно, ничего подобного никогда больше не повторится, но возможно и обратное. Мне необходимо знать всё об этом Мячике! Иначе я не смогу дать окончательный ответ на вопрос, почему он один на всей планете сохранил самообладание, – Элачи закончил свою эмоциональную речь и, с надеждой, заглянул в глаза дрессировщика.

Евгений Валерьевич молчал. Потом глянул в ответ на Элачи. Тихо проговорил:

– Зачем всё это?

– Что, простите?

– То, чем вы занимаетесь там у себя. Разве это правильно: корпеть над материей и антиматерией, расщеплять ядра, рубить ход в параллельный мир? Вы никогда не задумывались, к чему это всё может привести? Нет. А надо было – ведь мы это уже проходили. До создания атомной бомбы хоть кто-нибудь задумался, как будет дальше? Вряд ли. Создали. Живём. Точнее не живём, а балансируем, будто на качелях, страшась неверно озвучить собственную позицию, а то ведь могут не так понять, не так махнуть. А что в этом случае? Хм... Ничего. Верёвка пока держит. Так и теперь. Все куда-то стремятся, но толком не знают куда. А самое главное, зачем. Да, развиваться нужно, не спорю, но верен ли выбранный нами путь? Не приведёт ли он в тупик?

– Не совершив пробный шаг, невозможно что-либо понять, – осторожно заметил Элачи.

Евгений Валерьевич грустно вздохнул.

– Боюсь, вы правы. Только сперва нужно отходить в ясли и перейти в первый класс.

– Не понимаю.

– Мы ведь ещё дети. Взрослый, совершив неверный шаг, тут же вернётся в исходную точку, а ребёнок...

– Мы – глупцы, – перебил Элачи. – Ребёнок не совершит этот шаг вообще. Ребенок, стоя на месте, определит верный ход. Я не понимаю, отчего именно так... Почему уровень яслей много выше кафедры доцента?

Евгений Валерьевич вздохнул.

– Боюсь, не нам с вами рассуждать на данную тему. Но я вам всё же расскажу то, что вы так хотите знать. Могли бы сразу открыться – сэкономили бы время. Свое, да и моё.

– Прошу меня извинить. Просто не все способны воспринять истину такой, какая она есть на самом деле.

Евгений Валерьевич кивнул, соглашаясь.

– Мячик подружился со странной девочкой.

– Странной?

– Ну, вообще-то в ней не было ничего такого уж странного. Просто она была слепой от рождения. Её звали Светлана. Девочку направили в наш дельфинарий проходить курс дельфинотерапии. Знаете...

– Да-да, я в курсе, что это такое! Ну же, продолжайте.

Евгений Валерьевич пожал плечами.

– Так вот, Мячик и Светлана тут же подружились. Между ними возникла некая связь. Они словно понимали друг друга. Пару раз я слышал, как Светлана обращается к Мячику, будто тот живой человек и понимает то, что ему говорят. Более того, могу поклясться, что это была своего рода беседа. Дельфин отвечал девочке... по-своему. Хотя, по большей части, они молчали.

– А другие дети?

– Мячик играл и с другими ребятишками, учувствовал в представлениях, катал взрослых – обычный дельфин, каких миллионы. Единственная странность – это Светлана.

– А вы уверены, что сама девочка была обычной?

– В смысле?

– Сейчас в прессе масса статей про детей-индиго. Якобы они обладают дополнительными чувствами, так что могут общаться с животными, определять человеческую ауру, лечить заболевания одним лишь прикосновением...

Евгений Валерьевич поджал губы.

– Отчего же, слышал. Но ведь их на глаз не определишь. Да и какая разница – они же все дети, и это самое главное.

– Да, вы, безусловно, правы, но всё равно!.. Вдруг девочка и дельфин и впрямь понимали друг друга?! Могли общаться, как мы с вами!

Евгений Валерьевич вздохнул.

– Я думаю, что девочка просто всё выдумала. К тому же у неё погибли родители. Вы только представьте, каково ребёнку, в жизни не видевшему света, вдобавок ко всему, остаться ещё и круглой сиротой.

Элачи промолчал.

– Вот и я о том же, – Евгений Валерьевич вздохнул. – Знаете, я не поклонник всяческой мистики и прочей кабалистики, что идёт в ногу со временем. Мой мир рационален и познаваем: мне проще поверить в искреннюю дружбу ребёнка и дельфина, нежели во что-то ещё, что даже не имеет научного обоснования. Прощайте. Надеюсь, удовлетворил ваше любопытство, – Евгений Валерьевич направился прочь.

– Постойте!

– Что-то ещё?

– Эта девочка... Светлана. Вы не могли бы оставить мне её координаты?

Евгений Валерьевич отрицательно качнул головой.

– Боюсь, что нет, извините. Я даже не уверен, что она всё ещё находится на территории Украины.

– Как это?

– Светлана больше не посещает дельфинарий. Её документы изъяты фондом детской опеки... да и Мячик последнее время пребывает в таком состоянии... будто его подружка неимоверно далеко.

– Но как же так? Неужели нет способа узнать, где можно было бы найти Светлану?!

– На протяжении последней недели, Светлану привозила машина с российскими номерами. Человек, сопровождавший её, предъявил документ удостоверяющий личность на имя Дмитрия Титова.

– Титова?! – Элачи аж взмок. – Да что же это такое?..

Россия. Байконур. Стартовая площадка №110. Восстановленное здание монтажно-испытательного комплекса РКК «Энергия». «Игра».

На этот раз Малыш молчал дольше обычного. Светлана его не торопила – было не к спеху, да и отсутствие взрослых располагало к подобному единению. Можно было ни к чему не прислушиваться, ни о чём не думать, ничего не говорить. Просто очисть сознание от рутины обыденности, и надувать в воображении переливающиеся мыльные пузыри.

«Их словно что-то распирает изнутри, отчего прозрачная оболочка так и норовит растянуться, породив на свет что-то невиданное!»

Светлана понятия не имела, на что именно походили высвободившиеся из заточения создания, но они были такими же реальными, что и всё вокруг – девочка могла в этом поклясться! Скорее всего, именно потому, что не видела и того, что вокруг.

Малыш однажды сказал, что это одно и то же, как если бы смотреть на облака. Они такие же податливые, что и пузыри, только намного больше и выше. Они могут заслонять собою солнце, могут «периться» и «слоиться», могут рыдать слезами дождя, или источать гнев вспышками молний. А могут спуститься вниз и растянуться вдоль земли реками молочных туманов. Они могут много чего, однако не это главное. Суть дела в том, что их можно размять собственным сознанием – как пластилин пальцами, – а из податливой массы слепить всё что угодно! Достаточно иметь Воображение.

Светлана тогда не поверила, и Малыш показал.

Действительно, зрелище стоило того!

«Хотя, наверное, всё именно так, лишь оттого, что я никогда в жизни не видела ничего подобного! Другим облака, скорее всего, опостылели, ведь они видят небесные кудряшки изо дня в день, так что те прилизались, засалились, а может и вовсе выпали, оставив после себя уродливую плешь. Всё рано или поздно надоедает. Возможно, что и сама жизнь... Хотя это уже неправильно».

Облака...

Они были и впрямь незабываемые! Особенно если смотреть на них сверху-вниз: например, через иллюминатор несущегося в небесах самолёта. Внизу, под крылом, – будто мягкая перина! Кажется, прыгни на неё – обязательно откинет обратно! Хотя прыгать особо и не хочется, как и не хочется, чтобы откинуло. Наоборот, в душе – нестерпимое желание завернуться во всё это белоснежное убранство, укутаться в него с головой, уткнуться носом, попытаться уловить запах детства... аромат ландыша... близость самого дорогого... Близость мамы. Так, как это было тысячи раз! Так, как уже не будет никогда.

Тогда Малыш принялся рассказывать про Воздушные замки – почему-то он всё называл с большой буквы. Светлана не знала, почему именно, но с расспросами не лезла. Зачем? Раз в мире существует такое понятие, как «надо», значит надо.

Большинство людей создают Воздушные замки так же при помощи собственного Воображения. Как правило, это Мечты – многие считают, что Они рождаются именно тут, высоко-высоко над поверхностью Земли. К Ним нужно просто стремиться, и если это удаётся – в смысле, стремление заканчивается взлётом, – считается, что Мечта сбылась. Замок рушится, а на Его руинах вырастает новый. Причём, что интересно, не всегда этот нововозведённый Замок красивее или выше предыдущего. Случается что люди, достигшие заоблачных высот, стремятся вернуться обратно, к мирской жизни. Как правило, это происходит в конце пути, когда надуманные идеалы величия рушатся под натиском прошлых потерь. На первое место выходят вовсе не деньги, а поступки. Это проснувшаяся Совесть.

Светлана кивала, мысленно проносясь мимо высокой башни с острым шпилем. На её пористой поверхности виднелось всего лишь одно окно: оно было зарешечённым, словно внутри держали пленника. Светлана замедлила полёт, уцепилась лучиком сознания за темноту... Ей ответил томный взор манекена. Он плакал восковыми слёзами, приглаживая опадающие с крыльев перья. Нимб давно погас, как угасла и последняя Надежда. Он был уверен, что не выберется. Не полетит.

Тогда Светлана в ужасе устремилась прочь!

А Малыш рассказывал про Совесть. У каждого человека Она есть. Просто одни прислушиваются к Её назиданиям, другие стараются пропускать нудные советы мимо ушей, а третьи... Да-да, это именно те, в Замках которых выстроены такие вот темницы. Они предпочитают отгородиться ото всего, потому что так проще. Их жизнь сходна с войной. А на войне, когда позади нет ничего дорого, – значительно проще. Не нужно ни о ком заботиться, не нужно никого прикрывать, не нужно идти на жертвы, которых так часто требует Судьба. В одиночестве проще, но, правда, лишь до поры до времени, вот тогда-то...

Тогда-то Светлане и стало страшно по-настоящему. Она машинально спросила, что же такое Судьба?

Малыш долго молчал, но всё же не то что сейчас. Потом ответил. Оказывается, Судьба – это совокупность всего происходящего в мире. Но тут следует сразу же оговориться, что понятие «мир» включает в себя не только планету Земля и близлежащие окрестности Солнечной системы. Границы простираются даже за рамки рациональности, в иные миры и измерения! Всё в этом кольце взаимосвязано и повинуется общим законам. Принцип распространения материи во Вселенной прост: если где-то что-то убыло, то где-то в другом месте что-то должно прибыть. Вопрос в том, что именно убыло и что прибыло. Это не всегда одно и то же. Так, если Чёрная дыра проглотит Звезду, ещё неизвестно, что возникнет на той стороне из переваренной звёздной материи. Возможно, точно такая же Звезда, способная породить жизнь, а возможно... Возможно, над горизонтом иного мира взойдёт плотоядный Монстр, призванный уничтожать миры! Миры, для которых Он просто чужд. Непонятно только, чью при этом волю Он будет вершить: свою или же кого-то ещё.

Светлана кивнула – Судьба чинит препятствия на пути. Она – прописана извне.

Мир страшен. В первую очередь, по той простой причине, что Он не познаваем окончательно. Каждый новый шажок к знаниям открывает новые двери, за которыми всё начинается заново. Похоже на школьный коридор, в который под прямоугольными углами упираются классы и аудитории. В каждой комнате – свой Мир. Он открыт и доступен, достаточно лишь просто пожелать прикоснуться к нему рукой. Желание и возможности взаимосвязаны между собой. Они словно незримый интерфейс, по которому происходит обмен информацией между мирами. Однако в конце каждого такого коридора – ещё одна дверь. И ведёт она вовсе не в очередной класс. Напротив, она ведёт в другую жизнь, в иной мир, туда, где всё иначе. Туда, где множество таких же дверей, выходящих под углами к твоему пути. Только углы эти уже не прямоугольные. Углы – всевозможные. Есть острые – об них так легко пораниться. Есть тупые – за них довольно непросто уцепиться. Есть те самые, прямоугольные, – они наиболее знакомые, хотя и многократно отличающиеся от того, что уже было пройдено. И всё это – Жизнь. Невозможно Её преодолеть или постичь. Можно лишь открывать различные двери и частями приобретать крупицы познаний. Горсть за горстью, росточек за росточком, побег за побегом... Так вершится Эволюция.

Светлана улыбнулась: как в сказке про бобовый стебель! Тот за одну ночь вымахал до невероятных размеров, так что можно было по его завязям – как по лесенке – вскарабкаться на облака! И, о чудо, там тоже были Замки!

Тогда Малыш назвал Жизнь прямой. Прямой, которую кто-то неизвестный сначала превратил в окружность, дабы задать определённый цикл. Затем переиначил окружность в кольцо Мёбиуса – так получились соседние миры и измерения. После чего затянул все, что осталось в петлю. Так возникло ожидание конца.

...Светлана рисовала в уме фиолетовый фрактал. Она ни разу в жизни не видела этого чуда природы, однако в глубине души верила, что оно выглядит именно так! Загвоздка заключалась в глубине структуры. Малыш сказал, что фрактал, в какой-то степени симметричен. Да, это не снежинка или, скажем, кристалл – ему не свойственна чёткость структуры, – но и не капля воды или крупинка песка! Фрактал обладает свойством самоподобия. Он составлен из нескольких частей, каждая из которых подобна всей фигуре целиком. Это всё равно, что бесчисленное количество матрёшек друг в дружке – каждая последующая подобна той, в которой сидит! Или как снеговик, вылепленный из комьев снега. Примеров – множество, а фрактал один! Он подобен сам себе, и в этом – его бесподобие!

Светлана создала в пустоте два фиолетовых пятна: одно чуть выше, другое чуть ниже. Разогрела душевным теплом центры обеих фигур, так что те превратились в малюсенькие красные точки. Вокруг этих ядрышек тут же вспыхнула оранжевая окантовка в форме миниатюрных звёздочек. Светлана играючи дёрнула за один из лучиков и... – о чудо!!! – фигурка принялась охотно вращаться в заданном направлении. Светлана мысленно шарахнулась в сторону, так что невольно «цепонула» и соседнюю звёздочку – та так же принялась вращаться вокруг собственного центра тяжести. Происходило что-то невероятное, а Светлана просто наблюдала за сотворённой картиной естества, не зная, как быть. Получив движение, фиолетовое пятно так же принялось прогреваться. Постепенно, никуда не торопясь, дюйм за дюймом. Появились голубые и зелёные тона. Синяя периферия. Фиолетовая даль.

Внезапно всё вспыхнуло снова!

Светлана зажмурилась. Вскинула руки к лицу, силясь заслониться от яркого светопреставления. Но всё прекратилось так же быстро, как и началось. Светлана обомлела: рядом с вращающимися фракталами, созданными её собственным воображениям, резвились мелкие искорки, похожие на своих старших сестричек, будто близняшки!

Светлана улыбнулась, а Малыш наконец-то сказал:

«Ты права, Светлана. Цвета и впрямь можно поймать в силок. Мне так понравилась твоя игра!»

«Игра?.. – Светлана с неимоверным трудом сосредоточилась на словах Малыша. – Какая игра?»

«Ну, та самая, что ты предложила. “Каждый охотник желает знать, где сидит фазан”».

«Ах, эта... – Светлана снова улыбнулась, спеша заново зажечь в голове пляску фракталов. – Это ведь и не игра вовсе. Просто детская считалочка, придуманная для того, чтобы запомнить цвета радуги. На каждую первую букву каждого нового слова, приходится соответствующий цвет или оттенок».

«При этом сохраняется смысл фразы. Мне нравится, когда именно так».

«Как, Малыш?»

Малыш помолчал.

«Когда объект несёт в себе не один, а как минимум два смысла. Это делает его более выверенным. И уменьшает сопутствующую суету».

«Возможно, что так...»

«А это что?»

«Что именно?»

«То, что вращается?»

«Не знаю, – Светлана пожала плечами. – Я хотела создать фрактал... а потом нечаянно зацепила их, и вот... они будто ожили».

«Светлана, не будто! Они и впрямь живые, посмотри на этих малышей! Они появились после первого взрыва, это же замечательно!»

«Замечательно?»

«Ну конечно! Рождение новой жизни – это уже вихрь эмоций! Разве не так?»

«Так... наверное...»

«Ты не уверена».

«Да. Меня тревожит взрыв. Разве правильно, когда так? Ведь это же взрыв. На Земле, он убивает всё живое».

«Так то на Земле, а этот...» – Малыш внезапно осёкся.

«Всё в порядке, Малыш?»

«Да, Светлана. Просто я снова подумал о себе».

«Причём тут ты?»

«Притом. Ведь, по сути, я сам порождение взрыва. Не того, что создал твои фракталы и не того, что способен уничтожать целые миры. Взрыв, давший жизнь именно мне, имеет совершенно иную структуру. Он случился в результате тяги человечества к познаниям. Точнее явился следствием. Знаешь, в вашей религии есть страшный персонаж, его именуют дьяволом...»

«Да, есть такой».

«Так вот, этот самый демон внемлет к просьбам: он способен их выполнять, однако и сам просит взамен кое-что».

«Ему нужны души».

«А, возможно, и тела. Какой прок от души, которую можно просто истязать в аду веки вечные? Куда большую ценность представляет собой выпотрошенное тело. Оболочка, внутрь которой можно запихнуть что-то иное. Для того, чтобы оно следило за всеми нами и совершало необходимые манипуляции, как то достижения в науке, технике или в той же религии. Вариантов множество, одна лишь цель».

«И что же это за цель?»

«Чего может пожелать существо, способное проникать в чужое сознание?»

«Я... Я не знаю».

«Естественно, оно хочет проникнуть и в чужой мир, чтобы наводнить его сопутствующей тьмой. Это закат всего живого. Так приходит Бездна».

«Жутко. Откуда всё это?»

«Из тьмы. Разве ты сама не ощущаешь её присутствие?»

Светлана поёжилась.

«А что если я просто привыкла к истинной тьме? Настолько, что элементарно не могу отличить её ото всего остального...»

Россия. Байконур. Гостиница «Центральная». «Ночь перед стартом».

– Да вы в своём уме?! Вы только себя послушайте! – Титов вскочил из-за письменного стола и принялся расхаживать вдоль занавешенного окна своего номера; он то и дело натыкался на гигантский фикус, что расположился у шикарного дивана для высокопоставленных гостей, но упорно игнорировал растение, так и норовя опрокинуть его на пол.

Александр Сергеевич сидел на кожаном кресле, у входной двери, как нашкодивший ученик. Над головой смиренно тикали часы в позолоченной оправе. В воздухе витал приторный запах мускуса.

В голове у Александра Сергеевича вот уже вторую неделю вертелось одно и то же:

«Как там Алька? Не случилось ли чего...»

Естественно, страх явился следствием Светланиного гипноза – охарактеризовать произошедшее в заснеженной беседке как-то иначе Александр Сергеевич попросту не мог. Не было сил, мыслей, желания. Хотя нет! Желание как раз было, вот только сознание отказывалось принять то, что все эти годы скрывалось за дверью квартиры.

«Алька... Вот страусёнок, так страусёнок! – сказочный образ, навеянный воспоминаниями из прошлого, рисовали словно с внука: такой же гибкий, быстрый, неподдающийся влияниям извне, вечно придумывающий самые фантастические авантюры, о которых обычное взрослое сознание и помыслить не может! – Ах, Алька, Алька... Вернуть бы сейчас всё обратно. Вернуть бы тебя, Анну... прежнюю жизнь».

Титов замер напротив: и впрямь, как школьный учитель. Упёр руки в бока. Посмотрел на Александра Сергеевича сверху-вниз.

– Признаться честно, от вас подобного не ожидал. От кого угодно, но только не от человека, обременённого столь колоссальным жизненным опытом. Ладно, там, Аверин вечно всем недоволен, но вы... У меня нет слов.

Александр Сергеевич вздохнул, будто на допросе.

– Дак ведь я же просто потелефонить прошу. Разве это так сложно устроить? У вас же тут наверняка собственная космическая связь налажена.

– Собственная космическая связь, говорите? – Титов помассировал переносицу. – Вот головная боль – да, налажена! А о собственной космической связи – впервые слышу!

– Но...

– Что «но»? Или вы хотите припомнить современную телевизионную хронику? Как к космонавтам на Байконур толпами валят друзья и близкие? Опомнитесь! Где орбита, а где то место, куда летим мы?! Всё засекречено, заколочено, даже забетонировано, если уж на то пошло! По нашим головам катки едут! Внутри комплекса «сто десять» сосредоточены небывалые технологии! Простой обыватель с ума сойдет, если выдать ему всё и сразу! Вы понимаете, что это бомба замедленного действия, и никто не знает, что именно может её детонировать?!

Александр Сергеевич улыбнулся.

– Нет, вам ещё смешно оказывается, в придачу! – Титов снова заходил из стороны в сторону, нервно сжимая кулаки.

– Да я не о том, – примирительно сказал Александр Сергеевич, колупая толстый ноготь на большом пальце левой руки. – Вы же сами говорили, что всё это – на блага общества. Разве не так?

Титов снова замер. Глянул на Александра Сергеевича, как волк на обнаглевшего зайца, что вздумал его учить, как лучше себя приготовить. Нашёл в себе силы, кивнул.

– Да, всё это – для простых смертных. Но, боюсь, вы забываете про тех, кто изначально были против проекта, а так же о тех, кому просто страшно.

– Так в чём же причина?

– А это вовсе не причина, – Титов сверкнул глазами. – Это противостояние.

– Вот как?

– Именно. Если бы его не было, всё бы обстояло иначе. Не было бы полёта, не было бы самой жизни.

– Хм... Странная у вас логика выходит. Доказательство от обратного... Точнее предположение.