Текст книги "Сквозь тернии"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 51 страниц)

Яська почувствовал дурноту: голова кружилась, сердце то и дело сбивалась с обыденного ритма, в ушах звучала тоника, а на губах объявился противный вкус крови. Яська сглотнул, силясь унять рвотный позыв. Откуда-то сверху прогрохотал незнакомый голос, впечатывая мысли в глину под ногами, – однако, что именно было сказано, не понять. Стало совсем не по себе. Яська ощущал себя подвешенным внутри того самого мыльного пузыря, или барахтающемся на дне стакана, в который сунули ложку и пытаются взболтать содержимое. В общем, ощущения были те ещё, сродни катанию на «американских горках, но внезапно всё стихло, обозначив очередную пустоту.

Тьма перед глазами рассеялась, пузырь лопнул, плёнка прорвалась. Размытый свет заскакал солнечным зайчиком, который замер на одной из стен полукруглой блямбой, так похожей на обыкновенную Луну.

Яська моргнул. Потёр глаза ободранными кулаками. Только сейчас понял, как сильно болит голова и колени. С подбородка капало что-то липкое.

Откуда-то сбоку хищной птицей налетел Колька – совсем как стриж. Отвесил подзатыльник и тут же тряхнул за плечи. Попутно по традиции обозвал «дурындой», посоветовал впредь смотреть под ноги. Сказать, что он их перепугал – деликатно отмолчаться в тряпочку!

Яська поморщился. Подождал, пока в голове утихнет звенящая вспышка от подзатыльника и снова глянул на Луну.

«И откуда ей тут взяться? Под пластами глины?»

Подсознание молчало, а Яська понял, что никакая это вовсе не Луна – самый обычный проход, через который они попали внутрь пещеры. На полу под блямбой отсвечивает кучка чего-то рыжего – никак давнишний обвал. Верхние камешки выворочены из породы; они усеивают большую часть окружающего пространства, что попадает в конус света. В воздухе повис тяжёлый запах пыли.

«Ну и полетел же я, наверное...» – промелькнуло в Яськиной голове, наряду с отголосками утихающей боли.

– Не то слово, полетел! – злобно прошипел рядом Колька – видимо, Яська подумал вслух. – Я уж решил, что шею свернул – и куда только так летел?!

Яська огляделся по сторонам. Всмотрелся в бледное Колькино лицо. Отыскал взглядом у противоположной стены Тимкин силуэт, трясущийся, будто осина на ветру.

«Нет, Колька вовсе не бледный. Это пыль от глины – наверняка тоже споткнулся, только оказался более скоординированным и просто пропахал руками по полу».

Яська машинально глянул на руку, что по-прежнему лежала на его плече.

Колька словно прочитал Яськины мысли: поскорее отдёрнул. Хотя Яська мог снова мыслить вслух – кто его знает, что именно произошло...

«Да и Тимка вовсе не от страха трясётся. Трёт ушибленную коленку, кажется ту самую, что оказалась придавленной велосипедом, ещё тогда... давным-давно!»

Яська встрепенулся. Заставил себя подняться на саднящие ноги. Откуда не возьмись, снова накатила дурнота. Яська поморщился. Вытер кулаком кровь с подбородка, отыскал взглядом сопящего Кольку.

– Что случилось?

– Да говорю же, под ноги нужно смотреть! – возмутился Колька, опасливо косясь то на Яську, то на блямбу за его спиной. – И не лететь, как на рожон!

– Я и не летел! – Яська пожал плечами, припоминая, как всё обстояло на самом деле. – Я осторожно шагнул, потому что это тьма, после Солнца... – Яська замолчал, понимая, что не в силах описать, что именно почувствовал. Точнее, как именно почувствовал... В какой момент...

– Да причём тут тьма? – Колька сплюнул. – Осторожнее просто нужно быть!

– Но разве вы ничего не почувствовали? – Яська оглядел стены и потолок, в надежде отыскать следы от лопнувшего пузыря – ничего.

– Почувствовали – что? – Колька выжидательно прищурился.

Яська с мольбой уставился на подошедшую Тимку: скажи хоть ты, как всё было!

Тимка испуганно посмотрела на Яську.

– У тебя кровь здесь... – Она дотронулась до своего подбородка. – И здесь тоже, – жест в сторону Яськиной шеи. – Ребята, может ну её эту пещеру? Ведь...

– Что? – тут же насторожился Яська.

Тимка в очередной раз вздрогнула, да так, словно ей за шиворот высыпали ушат январского снега.

– Жутко тут как-то, – Тимка огляделась слепым взором, отшатнулась от тёмной стены – она просто не желала соприкасаться с окружавшими её пластами.

Внутри пещеры зловеще зарокотало.

– Что это? – Яська почувствовал, как оборвалось в груди сердце.

Колька повёл плечом. Глянул сначала вглубь пещеры, потом на выход. С присвистом выдохнул:

– Гром... наверное.

Яська и Тимка синхронно глянули на приглушённый свет, что протискивался сквозь проход и оседал на шершавом основании пещеры неравномерным полукругом.

– Гром? – переспросила Тимка. – Но откуда?

– Да, – кивнул Яська. – Откуда? Ведь не было же ничего. В смысле, на небе ни облачка! Разве так бывает?!

Колька отмахнулся.

– По такой жаре ещё и не такое случается.

– Ага, как же! – Яська сделал неуверенный шаг в сторону прохода.

– Стой! – воскликнул Колька и молниеносно схватил Яську за руку.

Яська с неимоверным трудом сдержал возглас – Колькина ладонь оказалась ледяной, будто друг наглотался кусков битого льда, или бродил голым на морозе!

– Это ещё почему? – спросил Яська, силясь вывернуться из цепких пальцев друга.

Колька смотрел мимо Яськи, на приглушённый свет.

– Мало ли что там может быть...

– Там?.. Мало ли что??? – Тимка демонстративно топнула ногой. – Может, уже хватит в игры играть?! И без того жутко! – Она шагнула в сторону мерцающего выхода.

– Не смей! – взвизгнул Колька и, позабыв о Яське, ринулся наперерез. – Обвалиться может запросто!

Дальнейшие события Яська помнил смутно, хотя происходящее и транслировалось в мозг, как при замедленной съёмке: испуганные Тимкины глаза, в которых переливается синяя мгла; несущийся ей наперерез Колька; осыпающийся свод; дрожь под ногами... Потом пронзительный вскрик! И тишина, погрязшая в непроглядной мгле.

Яська сглотнул.

В голове жужжала фреза:

«Наверное, вот точно так же темно и страшно в обвалившейся шахте. А может и не в обвалившейся. И не в шахте... Тогда где же?»

В ушах стремительно стучало; Яська понял, что куда-то бежит. Бежит сломя голову, вслепую, выставив руки перед собой, натыкаясь на выпуклые стены и сбивая макушкой с потолка редкие сталактиты.

Затем он врезался лбом в твёрдую поверхность и всё прекратилось.

Тряхнуло.

Аверин открыл глаза, выглянул в иллюминатор.

Самолёт заметно накренился на левый бок: похоже, маневрировал перед посадкой. Под крылом раскинулся аэродром Крайний. Низкое солнце играло бликами на замёрзшей поверхности земли. Кое-где пестрели отдельные служебные постройки. Вытянулись змеи взлётно-посадочных полос. На сером битуме мелькнула тень самолёта – она походила на заблудшую в степи птаху.

Аверин хрустнул затёкшей шеей.

Нестерпимо хотелось пить.

«Как там, под землёй, чувствуя на губах вкус собственной крови...»

Казахстан. Космодром Байконур. Стартовая площадка №110. Восстановленное здание монтажно-испытательного комплекса РКК «Энергия». «Малыш».

– «Буран» задумывался, как военная система, – Титов погладил массивное шасси космоплана, будто тот был живым. – Тактико-техническое задание на разработку многоразовой космической системы было выдано Главным управлением космических средств Министерства обороны СССР и утверждено Устиновым восьмого ноября тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Официально, «Буран» предназначался для многих целей... – Титов сделал многозначительную паузу. – Однако первоочередной задачей того времени было: как можно скорее получить возможность доставки на орбиту атомной бомбы или хотя бы груза, соизмеримого с ней по весу.

– Всё начал Никсон, – хмыкнул Александр Сергеевич, любуясь творением советских КБ, что возродила современная наука.

Титов кивнул:

– Да. Ещё в семьдесят втором Никсон объявил, что в США начинает разрабатываться программа «Спейс-шатлл». Она была объявлена как национальная. По проекту, челнок выводил на околоземную орбиту двадцать девять с половиной тонн полезного груза и мог спускать до четырнадцати с половиной тонн. Именно после этого заявления американских разработчиков в Советском Союзе не на шутку задумались над тем, для каких именно целей создаётся челнок.

– Естественно, – кивнул Александр Сергеевич, переводя восторженный взгляд с челнока на Титова. – Ведь до семьдесят шестого года вес, выводимый на орбиту при помощи одноразовых носителей, не достигал даже ста пятидесяти тонн в год, а тут задумывалось – в двенадцать раз больше!

– Ничего не спускалось, но замахнулись возвращать на Землю до восьмисот двадцати тонн в год, – с улыбкой подхватил Титов. – Это была не просто программа создания какой-то там космической системы, под девизом снижения затрат на транспортные расходы, – она имела явно целевое военное назначение.

– И что же наши? – спросил Аверин.

– В начале семьдесят пятого, – ответил Александр Сергеевич, – ГРУ удалось добыть чертежи американского челнока. Тут следует сразу же оговориться, что ничего концептуально нового партийное руководство СССР от своих конструкторов не требовало: нужно было просто повторить конструкцию «Спейс-шатлл» и только – новый велосипед военным был ни к чему.

Титов снова подхватил:

– В военных НИИ, а так же в Институте проблем механики, под руководством Келдыша, сразу же были проведены две экспертизы на предмет военной составляющей американского челнока, после чего были сделаны неутешительные выводы: будущий корабль многоразового использования сможет нести ядерные боеприпасы и атаковать ими территорию СССР практически из любой точки околоземного космического пространства, вне зоны радиовидимости отечественной системы предупреждения о ракетном нападении. Именно после этого доклада руководители компартии Советского Союза и загорелись идеей создания «Бурана». Ведущим разработчиком МТКК «Буран» был назначен Глеб Евгеньевич Лозино-Лозинский.

– Я слышал, что программа не снискала поддержки партийного руководства и была довольно-таки быстро свёрнута, – Аверин пожал плечами.

– Более того, я бы сказал, что над челноком, такое ощущение, нависло проклятие, – поддакнул Александр Сергеевич, вновь посматривая на космоплан.

– Как это? – поинтересовалась Женя.

– В ходе реализации программы «Энергия» – «Буран» погибли девять человек, – сухо ответил стоящий поодаль Рыжов. – Один остался инвалидом. Все они расценивались потенциальными кандидатами на должность экипажа первого пилотируемого запуска «Бурана». Был даже беспрецедентный случай, когда команда космоплана пополнялась в процессе подготовки к полёту, ввиду многочисленных потерь в результате несчастных случаев, которые буквально с головой захлестнули авиацию, да и космонавтику того нелёгкого времени.

– Господи... – Женя с ужасом посмотрела на корабль. – Но почему так?

Титов улыбнулся.

– Такова судьба первого... хм... точнее, последнего «Бурана».

– Последнего? – переспросила Женя. – Но ведь он же так похож на этот... Точнее, наоборот.

– Внешне челноки похожи, я не спорю, разве что за исключением размеров, – Титов вновь коснулся массивного шасси. – Но внутри, это совершенно иной организм, не имеющий ничего общего с тем «Бураном», что совершил свой единственный полёт в ноябре далёкого тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года в беспилотном режиме, чем удостоился почести быть занесённым в книгу рекордов Гиннеса.

– Ну, хоть что-то, помимо мистики, – улыбнулся Аверин.

– Почему же программа не получила развития? – спросила Женя.

Титов помолчал. Потом ответил:

– В ту пору хаживало множество версий... Даже та самая, мистическая, про проклятие челнока. Но куда большей популярностью пользовался детективный сюжет про заговор западных спецслужб. Естественно, ни одна из этих гипотез или предположений – кому как будет угодно – не подтвердились и по сей день, – Титов мрачно улыбнулся. – Что было дальше? Дальше – развал Советского Союза, штурм Белого дома, кризис, нищета, голод... вожделенная демократия. В девяносто третьем программу «Энергия» – «Буран» окончательно свернули – бюджет того непростого времени её попросту бы не потянул. Хотя, как мне кажется, космоплан списали совершенно по иной причине: головы тогдашних управленцев Россией были забиты другими проблемами – более насущными, что ли. В них просто не было места для какого-то там челнока и каких-то там полётов неведомо куда. Но и деньги, естественно, всё же сыграли свою роль. В две тысячи втором году единственный «Буран», что летал в космос, и вовсе прекратил существовать: произошёл обвал этого самого здания, в котором мы с вами сейчас находимся, в результате чего, челнок и ракета-носитель были полностью уничтожены, – Титов вздохнул. – В очередной раз погибли люди – бригада ремонтников. После этого ЧП о детище НПО «Молния» окончательно забыли.

– А вы же решили его воскресить, – Аверин почесал затылок. – Более того, превратили аппарат в этакого монстра.

– Это почему же? – не понял Титов.

– Наверное, потому что они ничего о нём не знают, – Рыжов усмехнулся.

Титов кивнул.

– Хорошо. Так и быть. Вы уже знакомы с майором Рыжовым, который, по совместительству, является первым пилотом.

– И далеко не последним, – Аверин покачал головой.

Рыжов холодно усмехнулся.

– Вас никто тут не держит – ворота ангара даже не охраняются.

– Майор! – Титов медленно покачал головой. – Не начинайте заново. Лучше расскажите своему будущему экипажу о Малыше.

– О Малыше??? – Женя изобразила на лице неподдельное удивление.

– Вы знаете? – всего какой-то миг Титов выглядел ошарашенным; затем всё же взял себя в руки и медленно проговорил, обращаясь к самому себе: – По крайней мере, это многое объясняет.

– Что вы можете рассказать о Малыше? – сухо пророкотал Рыжов.

Женя вздрогнула.

– Да что за малыш ещё такой? – не вытерпел Аверин.

– Малыш – это нейронная сеть, якобы, биологического происхождения... – осторожно заговорила Женя, пытаясь совладать с внутренними эмоциями. – Я толком ничего про неё не слышала... хотя и читала. Во второй половине прошлого века данная отрасль кибернетики развивалась довольно бурно, однако ввиду невозможности решения некоторых основополагающих проблем, разработки были свёрнуты уже в середине восьмидесятых, а с появлением нано-технологий и современных компьютеров, о нейронных сетях попросту забыли, как о чём-то ненужном или недостижимом. Как-то так... Во всяком случае, глубже я не копала.

– Естественно – проект был засекречен, – Рыжов поджал тонкие губы. – Странно, как вы вообще о нём прознали.

– Я не прознала. Просто увлеклась нейронными сетями, пока училась в институте – я ведь невролог как-никак, – Женя демонстративно отвернулась.

Титов не без гордости заявил:

– Малыш – это не совсем биологическая нейронная сеть. Просто очень точное подражание тому, что когда-то создал Всевышний в лице всех нас. Хотя... Я думаю, вам будет лучше побеседовать на эту тему с самим Малышом.

– Побеседовать? – Женя оторопела. – Как это?

– Очень просто, – Титов улыбнулся. – При первом же более близком знакомстве с кораблём – с включенными бортовыми системами, – вы можете пообщаться с Малышом, как сейчас общаетесь со всеми нами.

– Ничего не понятно – объясните! – Светлана преступила с ноги на ногу. – Кто этот Малыш?

Рыжов глянул на девочку.

– Он такой же ребёнок, как и ты.

– Ребёнок? Но почему? – Александр Сергеевич непроизвольно придвинулся к Титову. Однако ответил снова Рыжов:

– Этого не знают даже разработчики Малыша. Сколько не бились над данным вопросом, но получаемая на выходе система, имеет сознание ребёнка – по крайней мере, это первая ассоциация, что приходит в голову, при общении с самим Малышом. Возможно, мы что-то упускаем из виду, а возможно... как-то иначе попросту нельзя. Первоначально система представляла собой обычную нейронную сеть биологического происхождения. Почему именно нейронная сеть, а не обычный компьютер? Хм... Основная особенность нейронных сетей – это то, что они не программируются в привычном для нас смысле этого слова.

– Они обучаются, – прошептала Женя на пороге слышимости. – Как дети.

Рыжов напрягся.

– Очень рад, что вам известно и это. Возможность обучения – одно из главных преимуществ нейронных сетей перед традиционными алгоритмами.

– Но как же это возможно? – спросил Александр Сергеевич.

Рыжов отчего-то посмотрел на Светлану.

– Технически обучение заключается в нахождении коэффициентов связей между нейронами. В процессе обучения, нейронная сеть способна выявлять сложные зависимости между входными данными и выходными, а так же выполнять обобщения, то есть логически мыслить, как бы наивно не звучало. А это всё значит, что в случае успешного обучения, сеть сможет вернуть верный результат на основании данных, которые отсутствовали в обучающей выборке, а так же неполных или «зашумлённых», частично искажённых данных.

Александр Сергеевич помассировал виски.

– То есть, вы хотите сказать, что помимо данных, полученных в процессе обучения, система может сама «вывести» или «надумать» варианты, которых не было в изначальной подборке?

– Именно! – кивнул Титов. – Это уже не компьютер. Это человеческая голова, в которой, помимо начальной школы, сосредоточено ещё много всего!

– Так Малыш может чувствовать? – Женя побледнела. – Разве такое законно производить? Ведь это ничем не лучше клонирования.

– Простите? – Титов помрачнел. – Что вы имеете в виду?

Женя замялась, но всё же озвучила мысль:

– По сути, вы создали сознание. Сознание, которое способно мыслить и чувствовать. Оно живое, не смотря ни на что! А вы же... Вы запихнули его в металл. Более того, хотите разжиться на беспомощной личности.

Повисла тишина.

– А как же интерфейсы, блоки, шины? – Александр Сергеевич снова подошёл к челноку и прикоснулся к холодному металлу, словно в надежде уловить пульс невидимого Малыша. – Как это всё устроено?

Рыжов ухмыльнулся, а Женя ответила:

– А ничего этого и нет. Ни транзисторов, ни конденсаторов, ни реле.

– Но как же так?

– Очень просто, – Рыжов подобрал с пола раскуроченную катушку какого-то реле. – Система стабильна с момента создания. Она обучена и наставлена на определённую цель: контроль систем жизнеобеспечения, навигации и силовой установки корабля. Внутренняя структура сети помещена в мощное магнитное поле генератора челнока – все мыслительные процессы системы протекают именно там. Вам не нужно ничего бояться, а тем более, касаться. Как я уже говорил, система стабильна и отклонений в своей работе не допускает.

– Но если нет никакой электроники, как же тогда происходит обмен информацией между сетью и бортовыми системами корабля? – не унимался Александр Сергеевич. – Вы же сами сказали: в процессе обучения, система способна выявлять сложные зависимости, что возникают между входными данными и выходными... Как это происходит, если нет ни транзисторов, ни тиристоров, ни, на худой конец, ламп? Где эти входы и выходы?

– Хм... – Рыжов почесал подбородок. – А вас не так-то легко запутать.

– Я стараюсь не упускать нить беседы.

– Да всё очень просто, – сказала мрачная Женя. – Система живая. Они используют костную ткань, и я даже знаю почему.

– Костную ткань? – Александр Сергеевич задумался. – И почему же?

Женя посмотрела на Титова.

– На Европе сильнейшая радиация, распространяющаяся с Юпитера. Так?

Титов недовольно кивнул.

– Радиационный пояс Юпитера соизмерим с его гравитацией. В нашей системе тягаться с этой планетой по уровню ионизированного вещества, как уже упоминалось, может лишь Солнце.

– Я так и думала. Снабжать корабль электронной бортовой системой опасно – она может запросто выйти из строя под действием радиации. Куда проще создать на основе нейронных сетей искусственный интеллект, поместить тот в костную оболочку и поработить при помощи электромагнитных полей. Это похлеще концлагеря, – Женя грустно вздохнула. – Ваш корабль вовсе не выглядит первооткрывателем. Он больше похож на великомученика, которому наскучило всё, включая жизнь.

– Постойте, но ведь для живого организма радиация и вовсе смертельна, – заметил Александр Сергеевич. – Смысл создавать настолько сложный механизм – простите, организм, – который, в отличие от свойственного электронике сбоя, может просто умереть от лучевой болезни?

– Система находится под защитой мощного электромагнитного поля, – медленно ответила Женя. – Электроника в такой среде работать не будет, а вот живой организм сохранит необходимую для полёта и исследований работоспособность. К тому же ещё неизвестно, что заменяет Малышу ноги и сердце.

– Он живой, – Светлана вытянула руки перед собой и шагнула к огромному космоплану. – Он как Мячик... живёт в чуждой среде.

Титов шагнул навстречу Светлане; девочка возбуждённо дышала.

– Мне кажется, я получил ещё один ответ...

– Ответ касаемо того, почему именно мы? – Аверин на всякий случай догнал Светлану и коснулся плеча девочки.

– Именно, – Титов остался непроницательным.

Александр Сергеевич деликатно откашлялся.

– Так может быть, просветите нас окончательно и на этот счёт? Раз уж мы заговорили о Малыше. Почему он выбрал именно нас?

Титов обвёл слушателей напряжённым взглядом.

– Дело в том, что подобная система склонна к чувствам. Да, мы постарались как можно тщательнее разбавить эмоциональную палитру Малыша, но всё же потенциальный рецидив отката системы на первоначальный – или же и вовсе иной – уровень возможен.

– Вы хотите сказать, что ваш корабль может в любой момент впасть в детство и закатить истерику в открытом космосе? – Аверин развёл руками. – По крайней мере, я теперь так же в курсе, зачем именно вам понадобился компетентный врач-невролог.

Женя вспыхнула.

Светлана стряхнула с себя ладонь Аверина. Обернулась.

– Вовсе нет. Малыш просто думает о предстоящем плавании. Мы нужны ему!

– О плавании? – Титов задумался. – Светлана, что ты имеешь в виду?

Светлана замерла.

– Я... Я не знаю. Просто Мячик сказал, что до звёзд нельзя долететь – к ним нужно «плыть»!

Рыжов скрестил руки на груди.

– Да уж... Экипаж и корабль стоят друг друга, чего и говорить.

– Помолчи, а! – Аверин склонился над девочкой. – Светлана, но этот «Буран» не летит к звёздам. Он даже не покинет пределов Солнечной системы.

Светлана кивнула.

– Да, я знаю. Но Мячик сказал, что лететь вообще нельзя. Там, – Светлана указала пальцем точно в зенит, – лишь тьма. Если не можешь «плыть», не стоит даже пытаться, иначе...

– Иначе что? – холодно спросил Титов.

Светлана вздрогнула. Потом укрыла лицо ладонями и заплакала.

– Господи, да отстаньте вы от неё! – Женя подошла к всхлипывающей девочке и взяла за руку; Светлана не возражала. – Неужели не понятно, что она ещё ребёнок!

– Как и Малыш, – Александр Сергеевич помассировал виски. – Думаете, он выбрал её именно поэтому?

Титов неоднозначно кивнул.

– Дело в том, что Малыш не объясняет, почему он склоняется к тому или иному кандидату и, тем более, что является окончательным аргументом в пользу принятия им того или иного решения. Мы изучили огромную базу данных, собранную на основе социальных сетей, различных «масс-медиа» и прочего общественного подспорья, но, к величайшему нашему сожалению, так и не смогли понять логики Малыша. Систему невозможно диагностировать. Точнее, возможно, но лишь по допущенным ошибкам. А ещё точнее, только после того, как эти ошибки начнут проявляться систематически.

– А вы не думаете, что это очередной «Ящик Пандоры»? – спросил Александр Сергеевич. – То, что вы создали и теперь пытаетесь запустить в космос?

Рыжов улыбнулся.

– Это прорыв в новый век, неужели неясно. Аналогов Малышу нет во всём мире. Это суперсистема, созданная для достижения суперцелей!

– Скорее уж, это прогнившие врата мироздания, в которых гаснут горизонты призрачных надежд, – Аверин посмотрел на тонированные стёкла кабины. – Вы думаете, он долетит?

Титов кивнул.

– Если Малыш не ошибся при выборе экипажа – долетит. Вопрос в том, готовы ли вы сами помочь ему в этом.

Повисла напряжённая тишина.

– На заре создания первых обучающихся систем, что работали по принципу биологических нейронных сетей, был проведен один опыт, – Женя улыбнулась, глядя на огромный корабль. – Систему учили распознавать изображения танков по фотографиям, однако позднее выяснилось, что все танки были сфотографированы на одном и том же фоне. В результате, сеть «научилась» угадывать данный тип ландшафта, вместо того, чтобы распознавать на нём танки. Таким образом, объект эксперимента «понял» не то, что от него требовалось, а то, что ему оказалось проще обобщить, – Женя помолчала, после чего добавила хрипящим голосом: – А возможно то, что захотел сам.

Титов холодно посмотрел на Женю.

– К чему всё это?

Женя пожала плечами.

– К тому, что ваш Малыш мог элементарно набрать людей с улицы – что, впрочем, он и сделал, – задавшись совершенно иной целью, нежели думаете вы сами.

– Бред, – Рыжов недружелюбно посмотрел в глаза Жени. – Вы только себя послушайте! О какой ещё цели может идти речь?

Женя вздохнула.

– Корабль мог просто задаться целью полёта, как элементом освобождения, или чем-то ещё, известным лишь ему одному, – ведь он живой! А мы же на этом самом фоне... и впрямь мельтешим, как те самые танки.

Рыжов фыркнул.

– Танком меня ещё никто не называл.

– И зря, – возразил Аверин. – Самое то.

– Я и не рассчитывала, что кто-нибудь поймёт, – Женя отвернулась.

Титов поднял руки, призывая спорящих к порядку:

– Господа, тише! Прекратите этот балаган – мы всё-таки на военном объекте, а не в цирке!

Пользуясь поднявшейся шумихой, Александр Сергеевич подошёл к сжавшейся в комочек Светлане.

– Светлана...

Девочка вздрогнула. Одарила Александра Сергеевича слепым взглядом. Улыбнулась.

– А, это вы...

Александр Сергеевич не удержался – коснулся головы ребёнка. Перед взором тут же возник грустный Алька.

Светлана наклонила голову.

– Кто он? Ваш Внук?

На сей раз вздрогнул уже сам Александр Сергеевич.

– Ты видишь его, Светлана?

Девочка кивнула.

– Конечно. Я вижу все эмоции.

– Значит, ты можешь прочесть и мои мысли?

Светлана смутилась. По-детски мотнула головой, так что растрепались волосы на макушке. Снова улыбнулась – на этот раз виновато.

– Вовсе нет – мысли не могу. Только чувства и эмоции – да и то лишь поверхностно. Мячик научил только этому. Хотя он сам может прочесть не только мысли, но и... – Светлана осеклась, заломила кисти рук.

– Но и?.. – не удержался Александр Сергеевич, по привычке заглядывая в глаза Альки.

«Стоп!!! Это же не Алька!»

– Алька... – Светлана улыбнулась, словно пробуя незнакомое слово на вкус. – Странное имя.

Александр Сергеевич постарался угомонить разошедшееся сердце.

– Это не имя вовсе. Так, прозвище.

– Прозвище? – Светлана пожала плечами. – Но зачем?

Александр Сергеевич пожал плечами в ответ.

– Не знаю, Светлана. А разве у тебя никогда не было прозвища?

Девочка отрицательно мотнула головой.

– Не-а, не было. Мама с папой всегда считали меня взрослой, иначе, как Светланой не называли, – Светлана шмыгнула носом.

Александр Сергеевич шлёпнул себя ладонью по лбу.

– Ох, я балда, в голове дыра! Ты прости меня, милая, – не подумав, лезу со своими вопросами.

– Всё в порядке. Не вините себя. К тому же я думаю, что совсем скоро увижу родителей, или хотя бы то место, в котором они оказались.

– Увидишь? – Александр Сергеевич почувствовал, как грудную клетку решительно наполняет космический мрак.

Светлана кивнула.

– Конечно. Ведь мы летим к Тьме – а именно Она забрала моих родителей.

Александр Сергеевич ухватился за подбородок. Последнее, о чём он спросил Светлану в этот вечер, было:

– Так кто же этот Мячик, и что он может прочесть помимо мыслей?

Светлана вздохнула.

– Он мой друг. И он может прочесть чужой страх.

США. Калифорния. Пасадена. «Кошмары».

Элачи лежал под влажными простынями и смотрел в незанавешенное окно. В комнату проникал приглушённый свет уличного фонаря. Москитная сетка превращала его в зеленоватый серпантин, что струился вдоль пола, протягивая свои бесплотные нити всё ближе и ближе. Элачи было всё равно. К свету с той стороны он уже привык. Куда в большей степени пугала сторона эта, так как она с каждым новым днём – точнее ночью – отодвигалась всё дальше и дальше от реальности, оставляя вместо себя пустоту. Элачи понимал, что так быть не может – мы живём в логичном мире, где просто нет места чертовщине, однако последняя лезла изо всех щелей, не смотря ни на что, и не в силах Элачи было что-то изменить.

Надвигалось нечто: нарушая баланс сил в природе, круша атомные связи, сводя на нет устоявшиеся константы.

Элачи зажмурился.

«Кажется, число «пи» в некоторых штатах уже округлили до четырёх. Кажется... Но не может же только это быть причиной! Тогда что может?»

Элачи зажмурился.

«Коллайдер? Секретные разработки в области аннигиляции протонов? Ведь у русских есть этот чёртов корабль! Корабль, что может развить умопомрачительную скорость! Да, он ещё не может совершить скачок, но... Кто знает, как далеко могли зайти исследования? Вдруг это уже случилось? И, если случилось, что повлекло за собой?»

Кошмар.

Элачи приоткрыл глаза. Уставился на квадрат окна, на изогнутую шею фонарного столба, на серпантин мёртвых лучей.

«Не пришла. Пока не пришла, но обязательно придёт, как пить дать!»

Тварь приходила каждую ночь. За полночь. Когда затихали за стеной соседи. Когда успокаивался грудничок этажом ниже. Когда на секунду гас свет уличного фонаря...

«Там, внутри, есть такое специальное реле, которое в определённые моменты времени отключает питание, и лампа гаснет – экономия», – так говорил электрик, которого Элачи первое время доводил своими ежедневными звонками буквально до ручки – а что оставалось делать? Ведь поначалу он думал, что всему причиной – опостылевший фонарь за окном!

Оказалось, он ошибался.

А, собственно, как могло обстоять иначе?

Фонарь гас сам по себе, а тварь являлась сама по себе. Кажущаяся связь и впрямь оказалась надуманной – и с этим осталось только смириться.

Тварь приходила...

Её силуэт возникал из ничего на балконе за окном. Сначала вдалеке, словно невзначай, потом всё ближе и ближе, так что в какой-то момент Элачи понимал, что существо находится вовсе не по ту сторону стекла, а здесь, в комнате, на расстоянии каких-нибудь двух шагов от кровати. Тварь молча лицезрела доведённого до отчаяния Элачи, который не мог даже зажмуриться, что уж там говорить про мысли о бегстве. Да и куда бежать, когда повсюду мрак? На свет?.. На ту сторону?.. Но ведь тварь являлась именно оттуда, а люди, что пережили (насколько тут уместно слово «пережили»?) клиническую смерть, говорят по «ящику», что ни в коем случае нельзя идти на свет, что царит в конце туннеля! Точнее идти-то можно, только вот неясно, куда именно приведёт этот самой путеводный свет и где придётся просыпаться... Ведь на кухне мясника он тоже есть.