Текст книги "Сквозь тернии"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 51 страниц)

«Ну да, вот оно! Страх. А что делать, когда тебе страшно? Пытаться запугивать в ответ – самое то!»

Яська кивнул. Осторожно добавил:

– Но ведь так не может продолжаться бесконечность?

– Верно. Потому и нужно противостоять. Как только ты примешь этот мир таким, какой он есть, – всё прекратится. Но сможешь ли ты сам принять мрак, как есть? Либо не примешь, задавшись целью, разобраться во всём происходящем. Вопрос.

– И как же найти правильный ответ?

– Прислушайся к сердцу. И как только ты услышишь его ритм, дальше можно уже не сомневаться.

– Я слышу, – шёпотом признался Яська, вновь и вновь прислушиваясь к размеренным толчкам в груди. – Уже давно. Это значит, что Тьма не придёт?

Макарыч снова вздохнул.

– Это значит, что ты всегда найдёшь обратный путь, куда бы Тьма ни заманила тебя. Прислушайся к пульсу, и ты всё сразу поймёшь. В этом мире – такой он один, а это значит, что ты слышишь не что иное, как позывной далёкого маяка. Это радиопередатчик, настроенный на определённую волну. На волну твоего созвездия, твоего дома. Именно так путники возвращаются обратно, когда низги не видно, или отсутствуют иные ориентиры. Главное, уловить этот ритм в нужную минуту, чтобы не «проплыть» мимо. Иначе можно пропасть. Пропасть, как пропали мы... Как пропал я.

Яська поёжился.

– Росинка говорила об этом.

– Твоя не рождённая сестра?

– Ага. Вот... – И Яська протянул прыгалки. – Она учила скакать через них и читать вслух считалочку! Любую, главное не сбиваясь. И тогда легко «выплыть».

– И то верно... – Макарыч снова крякнул. – Лихо вы, дети, переиначиваете всё на свой лад. А вот от этого, нужно избавиться.

Яська почувствовал на своём запястье сухую ладонь Макарыча с широкими пальцами, покрытыми твёрдыми мозолями.

– Как это – избавиться? – не понял он, машинально отстраняясь прочь.

Площадка гнусаво скрипнула, и Яська замер, словно мышонок перед взведённой мышеловкой.

– Это принадлежит ушедшему, а значит, ему не место в этом мире.

– Но вы же сами говорили, что мертво всё – и там и тут! Просто вопрос во времени.

– Да, говорил, но имел в виду нечто иное.

– Тогда что же?! – воскликнул Яська и тут же притих, прислушиваясь, как его вопль отражается от невидимой крыши, стекает по полукруглым стенам и скачет вниз по металлической лесенке, растворяясь в вечности тьмы.

– Я имел в виду разнополярность миров. Возьми хотя бы Солнце. Оно согревает нас день изо дня, дарует пищу, оберегает жизнь. Оно принадлежит этому миру или же, наоборот, этот мир принадлежит Солнцу. Ведь ещё издревле люди поклонялись светилу, считая то истинным творцом. И в какой-то степени они были правы. По-своему. Пока со звёзд не спустились иноверцы. Тогда всё поменялось, но я, кажется, отвлёкся. А теперь, Яська, попытайся хотя бы на миг представить форму жизни, для которой наше Солнце не может принести ничего, кроме боли, страданий и смерти!

Яська вздрогнул, припоминая Росинкины слова, сказанные на Мосту, под покровом багряных туч, что укрывали чужое светило.

– Но почему так?!

– Таково мироздание. Даже сами звёзды за время своей долгой жизни испытывают трансформации и преобразования. Определённые циклы, во время которых изменяются их физические и химические характеристики: размеры, светимости, состав. При этом жизнь под этими звёздами так же меняется. Это факт и где, как ни в вашем логичном мире, принять его? Или, возьмём, атомы, которые мельче даже самой мельчайшей песчинки. Они тоже переходят с уровня на уровень, из расчёта скорости, валентности или взаимодействия. Ты спросишь, к чему всё это... А к тому, что и человек никоим образом не отличается от остальной материи, потому что и сам он состоит из той же самой материи. Взрыв сверхновой, радиоактивный распад, рождение человека – точнее просто живого организма, наделённого сознанием и душой, – всё это взаимосвязано и подчиняется одним и тем же прописанным века назад истинам. Именно поэтому живому организму свойственна изменчивость, а соответственно, и смена условий обитания.

– Но кто же всё это написал? – выдохнул Яська.

Макарыч помолчал.

– Боюсь, этого не знает никто в этой части Вселенной. Лишь только Те, что создали ваш вид. Но Они ушли. И, скорее всего, навсегда.

Яська покрепче сжал кулончик. На секунду ему даже показалось, что внутри миниатюрного сердечка снова вспыхнула жизнь! Но это была лишь надежда – желание вновь соприкоснуться с обретённой и тут же потерянной сестрёнкой оказалось настолько велико, что, само того не желая, породило притворный фантом.

Яська вздохнул.

– Я предлагал Росинке остаться, но она не согласилась. Сказала то же самое: что наше Солнце не примет её.

– Она всё верно сказала. Каждой сущности отведено своё место. И лучше не двигать фигуры, когда не особо представляешь, чем это может обернуться в будущем.

Яська кивнул.

– Хорошо, только можно я сам его отдам?

Макарыч не полез с расспросами, просто кивнул в знак согласия.

– Прости, Яська, но мне нужно избавиться от этого выводка. Пока они «спят», но чем чёрт не шутит, – ведь вы выражаетесь и так. Да и сами «просыпаетесь», время от времени.

Яська кивнул. Он хотел было напроситься, хоть глазочком посмотреть на «избавление», но вовремя одумался, догадавшись, что совсем не хочет этого. Смысл всего происходящего заслонил любопытство чугунной стеной забвения, оставив лишь понимание того, что как раньше уже и без того не будет. Сны и впрямь оказались реальностью. Страшной, пугающей, пытающейся затянуть с головой! Однако реальность эта не казалась незыблемой – над ней вновь что-то царило, нависало или просто расправляло крылья. Крупица познаний растворилась, будто щепотка соли в воде, водворив на горизонте сознания очередные вопросы.

– Что мне теперь делать? – спросил Яська, пытаясь взором отыскать в темноте силуэт Макарыча.

– Постарайся всё забыть. Всё то, что я сейчас тебе рассказал.

– Забыть?! – Яська невольно вскочил на затёкшие ноги. Зашатался, но всё же устоял.

– Да, забыть, – медленно повторил Макарыч, развязывая мешок. – Мы ещё не готовы. Вас слишком мало.

– Нас?

– «Искр». Вас легко задуть, и Тьма этим пользуется. Поэтому, нужно ждать. А лучше, «уснуть». Хотя... Ещё можно бежать. Я много думал на счёт этого. И порой мне казалось, что это единственно верное решение.

– Верное? Да это похоже на предательство! А как же все остальные, кто не может «плыть»?

– Яська, если взять их всех с собой – хотя я даже не представляю, каким образом это можно устроить, – сути дела этим не изменить. Земля заражена, а дать ответ на вопрос, чем именно, – и лечится ли это – боюсь, некому. Если только не попытаться Их догнать.

– Кого догнать? – не понял Яська.

– Тех, кто всё это затеял. Возможно, Они смогут пролить свет на тот мрак, что воцарился после Их ухода или явился следствием. Нужно просто разогнаться.

Яська спросил глупость:

– А вы знали Павлика?

Зеркала дрогнули, источив ароматы пыльных простыней. Окружающее пространство задребезжало. Закачалось.

Снова пахло сырой извёсткой, а в сознании звучало:

– Знал. У него тоже была «искорка». В душе. Её звали Светланой. Она погибла, даровав «слепому» человечеству избавление.

27.

Яська сидел на сырой ступеньке и прислушивался к тишине. В груди росла пустота, словно он за раз лишился и части души, и смысла существования. Хотя так, скорее всего, и было. Часто случается, что длительное время живёшь под гнётом реальности, страшась не только будущего, но и себя самого – понимаешь, что что-то не так, однако всё рано не можешь на это никак повлиять. В душе селится самое настоящее отчаяние, которое связывает по рукам и ногам, не позволяя сделать выверенный шаг. А потом, бац! Случается что-то поистине необъяснимое, и ты плывёшь кверху брюхом, подобно мёртвой рыбе, смиренно приняв кару небес. Уже не страшно – мыслей попросту нет, – сознание занимает лишь восприятие себя самого, как великой ошибки. Если так можно выразиться. В груди по-прежнему что-то бьётся, но это уже не жизнь. Пульсация не наполняет тело теплом, напротив, выкачивает его умопомрачительными дозами в никуда! А может куда-то за предел, ведь ради чего-то это всё затевалось. Не может же просто так. Хотя... Как знать?

«Они ведь – издалека. Почём мне знать, что творится в Их головах? Да и есть ли эти головы?.. По любому, особенно после того, как Они попадают внутрь».

В желудке заурчало, и Яська вздрогнул, оторвавшись от своих недетских мыслей.

Он остался абсолютно один. Макарыч растворился за гранью зеркал, вместе со своей жуткой поклажей. Осталась лишь розовая пелена и запах серы, словно совсем рядом бабахнула новогодняя хлопушка. Однако взрыва, как такового, конечно же, не было – всё случилось в пронизывающей тишине, нарушаемой лишь возбуждённым дыханием самого Яськи. В тот самый момент, любопытство било через край. Хотелось ступить за горизонт вместе с Макарычем, но одновременно, было и страшно: а что там, в холодной неизвестности зеркальных пространств? Какие диковинные создания там обжились? Жуткие – подобно молоху, – что выпрыгивают из морской пучины и способны преодолевать свет, или кроткие и манерные, как в фильмах Спилберга?.. Бармаглот-экспериментатор или безобидный Шляпник?.. Ангелы ли бесы?

«Ведь жизнь есть везде, даже там, где, по общепринятому мнению, её просто не может быть».

Яська тогда поёжился и принялся топтаться на месте, силясь удержаться от необдуманного шага. Идти вслед за Макарычем было нельзя. Пока нельзя, потому что и впрямь рано. Да и кулончик...

«Нужно его поскорее вернуть законной владелице! Кто знает, где именно оказалась Росинка... Может быть, ей угрожает смертельная опасность, даже не смотря на то, что она уже того... Всё равно нужно спешить, а то станет слишком поздно, – так, кажется, говорят в кино, подразумевая значимость предстоящих событий!»

Яська закинулся данностью и просто отвернулся от волнующегося внутри зеркал «молока». Затем заставил непослушные ноги двигаться в противоположном направлении: спустился, на ощупь, по винтовой лесенке и плюхнулся на последнюю ступеньку. Так и сидел, размышляя о том, как быть дальше. Точнее просто ждал, пытаясь настроить сердце на нужный ритм. Однако то не желало подчиняться, колотясь будто припадочное! Ещё бы, после всего случившегося.

Тогда Яська поднялся, размял скованное ледяным оцепенением тело, размотал прыгалки и принялся скакать на одной ноге, силясь не угодить в какую-нибудь трещину.

«Раз, два, три, четыре, кто у нас живёт в квартире...»

Из ниоткуда возникла стена... Яська уткнулся в неё носом и тут же сбился. В лицо, такое ощущение, кинули мамину подушечку с иголками! Глаза наполнились влагой. Яська плюнул на всё и направился прочь, позабыв про отброшенные прыгалки.

В темноте, под ногами, что-то звякнуло. Яська замер. Обернулся. Буквально в метре от него зажглись давешние угольки.

Яська присел, протянул руку, сказал шёпотом:

– Шнырь. Ведь это ты. Ну же, иди ко мне, бродяга. Эка тебя занесло...

Шнырь заскулил, однако подойти вплотную всё же не решился – замер чуть поодаль оперативного пространства Яськиной руки. Повёл рваным ухом.

Яська не спешил.

– Это Они с тобой сделали?

Пёс заворчал, загремел цепью, словно демонстрируя свой гнев.

Яська лишь кивнул. Затем подался чуть вперёд. Прикоснулся дрожащими пальцами к холодному носу пса.

Сердце в груди вышло на иной уровень. По венам заструился адреналин. Сделалось заметно светлее. Шнырь снова заскулил, но Яська его больше не слышал. Не слышал по той простой причине, что еле различимый звук погряз во всеобщем гомоне отчаяния.

Яська разинул рот, да так и сел в лужу, не понимая, что с ним в очередной раз приключилось.

Лестница пропала, как пропал подвес с зеркалами Макарыча. Зато появились наспех сколоченные скамьи, расставленные возле округлых стен. На них, кое-где, чернела гнилая солома. В отдельных местах ютилась убогая посуда – не то плошки, не то обрезки от консервных банок – сразу и не разберёшь. Земляной пол укрывали деревянные настилы, но лишь частично, так и норовя завести в очередное смрадное болото. Кирпичные стены пестрели нацистской свастикой. В некоторых местах её пытались стереть, но тщетно – известняк довольно прочно въелся в рыжую «губку», не желая отставать просто так. У самого входа, заслонённого массивной дверью с окошечком на уровне груди взрослого, под неимоверным углом раскорячился трёногий стол. Было непонятно, каким образом разместившие его здесь соблюли все законы перспективы. Но им это, вне сомнений, удалось, а сам стол застыл в вечном падении... На его перекошенной поверхности, волновалась чадящая свечка. Она тоже пренебрегала всеми известными Яське законами физики – просто была под всё тем же неестественным углом, что и стол. Её мало, заботило собственное положение. Именно здесь и сейчас всё было, как есть.

Яська клацнул зубами, возвращая отвисшую челюсть на место, и только сейчас заметил среди всего этого унылого скопления людей. Поначалу данность шокировала, но постепенно всё встало на свои места, хотя Яська и не мог проглотить подкравшийся к горлу комок тошноты. Вновь выступили слёзы – на сей раз не от боли, а от неимоверного напряжения. Однако от этого было немногим легче.

Тусклый свет раскачивался из стороны в сторону. Тени ползали по потолку и стенам, изредка соскальзывая на пол. Яське почему-то представилась стайка ночных мотыльков: они точно так же неспешно вьются в сгустке света от одинокого уличного фонаря – вправо-влево, вверх-вниз, – а потом касаются крылышками раскаленного добела стекла и начинают медленно падать вниз... Как листья, сорвавшиеся с умершей ветки, или поднятый в небо мусор, что возвращается в родную стихию, к земле, которая породила на свет, а теперь должна забрать обратно на веки. Но всё равно это танец жизни, не смотря ни на что!

Лица людей были неимоверно серьёзны и сосредоточенны – Яська назвал это выражение: ожиданием неизвестности. Когда знаешь, что тебя ждёт в ближайшем будущем – лица совершенно иные. Его самого словно не замечали – смотрели на свет свечи, перебрасываясь будничными фразами. Яська прислушался, но ничего не понял – слишком тихо, да и не касаемо его самого. Тогда Яська принялся смотреть во все глаза.

Серые лица с узкими полосками губ, немытыми волосами и потухшими взорами. Отрепье вместо одежды. На ногах и вовсе ничего нет – только приставшая к пяткам цементная крошка. Люди были словно на подбор, и совсем скоро Яська понял, отчего всё именно так: Тьма пометила их, пройдя сквозь сознание каждого из обречённых на томительное ожидание. Она «трансформировала» людей на свой лад, чтобы было легче забрать в иной мир, под чужое солнце, которое в скором времени должно стать родным.

Заплакал ребёнок.

Яська вздрогнул. Окружающее пространство продолжало «грузиться»... Буквально напротив Яськи возникла мама, кормящая грудничка. Чуть в стороне – чумазая девочка с торчащими в разные стороны косичками. Ещё дальше – веснушчатый паренёк, которого в Яськиной действительности непременно прозвали бы «рыжим-рыжим, конопатым!» Яська мысленно обозвал его Огоньком. Огонёк не растерялся: отвлёкся от засевшей в пятке занозы и показал Яське синий язык – наверняка что-нибудь слопал, пока взрослые не видят!

Яська улыбнулся, но Огонёк смотрел уже в другую сторону, на высокую девочку в коротком платьице – по всему, просто выросла, а новое взять негде. Длинная коса раскачивалась на уровне талии. Волосы ниспадали стремительными потоками серебра, не смотря на простиравшуюся во всех направлениях грязь! К ним хотелось просто прикоснуться. Девочка скребла опасной бритвой красный кирпич. На пол, к её босым ступням, сыпалась рыжая крошка – словно поземка, запущенная вдоль промёрзшей земли, знамением перемен. Перемен, которых будет не так-то просто нагнать.

От стены отвалился крупный кусок, и злобный фашистский крест тут же превратился в раненного паука на трёх лапах. Он попытался скрыться в одной из щелей, но проворная рука длинноволосой девочки настигла его в два счёта.

«Бац, и нету таракана!»

Яська невольно улыбнулся. Не услышал замерших позади себя шагов.

– Ну, чего расселся, горе ты моё луковое?

Яська резко обернулся.

Над ним склонилась сутулая женщина в дутом платье.

«Кажется, ещё дореволюционное... Хотя все тут, не пойми в чём!»

Женщина попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Кожа на её обветренных губах потрескалась, превратив улыбку в болезненный оскал. Выступила тёмная кровь.

Яське сделалось не по себе, и он поспешил отвернуться.

– Вставай же, – вновь прозвучало из-за спины, – не то простынешь и...

Женщина осеклась, а Яська впервые за вечер ощутил лопатками истинный холод. Это был пронизывающий до костей вихрь. Он и впрямь, прошёл сквозь тело, в попытке подчинить своей воле! Понял, что что-то не так и тут же вернулся ответным ураганом, задув пламя свечи. Воцарился абсолютный мрак, а с ним и тишина, – молчал даже грудничок. Затем прозвучал сухой женский голос:

– Ярослав, опять ты за своё. Оставь кладку в покое, а то придут Они и накажут!

Какое-то время никто не отвечал. Потом послышался виноватый вздох с присвистом – как любил делать сам Яська – и, наконец, родились ответные слова:

– Я Жижика хотел выпустить, а то он совсем есть перестал. А ещё хвост отвалился...

– Какого ещё Жижика? – донеслось от стены, где находилась девочка с косой.

– Тритона он поймал. А у того прошлой ночью хвост отпал! – Это, скорее всего, Огонёк. – То ли ящерицей, то ли лягушкой оказался!

– Сам ты лягушка! – фыркнул Ярослав. – Лягушки квакают, а этот молчал всё время.

– Значит точно ящерица! – заключил Огонёк.

– Замолкните, а! – приказала девочка с косой, и тут же добавила назидательным тоном: – Лучше делом займитесь, а то только носитесь дни напролёт, как незнамо кто! И кто из вас после всего этого вырастет?..

На Яську снова накинулся сквозняк: умело пролез за шиворот, растёкся по телу, принялся грызть рёбра. Однако недолго. Вновь вспыхнул свет – кто-то зажег свечу. Яська не стал оборачиваться, глянул туда, где, как ему казалось, должен был находиться маленький Ярослав. Тот был там, у стены, с заложенной кирпичом отдушиной.

– Чего, убёгло чудо-юдо твоё? – Огонёк болтал ногами, сидя на столе, и показывал язык девочке с косой.

– Обормот! – отозвалась та. – Хватит ногами дрыгать, навернёшься как прошлый раз! Думаешь, приятно было на твой синий зад смотреть?

Огонёк тут же потускнел, видать проняли за живое.

Ярослав, ничего не понимая, смотрел на Яську.

– Ты?..

– Ты? – ответил вопросом на вопрос Яська.

Какое-то время они просто смотрели друг на друга, не веря в происходящее. Слов попросту не было. Потом Ярослав прошептал:

– А чего ты пропал-то тогда?

Яська глупо пожал плечами. Потом уверенно сказал:

– Засомневался, что всё взаправду. Вот и пропал.

Ярослав понимающе кивнул.

– Мне и самому, порой, так кажется. Просто диву даёшься, насколько люди могут быть злыми и жестокими!

– Они уже не люди, – прошептал Яська, поднимаясь из вонючей жижи. – Люди себя так не ведут.

Ярослав молча закусил нижнюю губу. Машинально помог Яське отряхнуться от приставучей грязи.

Откуда не возьмись, прискакала девочка с косичками. Тыкнула пальцем сначала в Яську, потом в Ярослава.

– Чумазики, чумазики! Ммм... – Мелькнул остренький язычок.

Ярослав показал кулак: мол, брякни ещё чего-нибудь из своего репертуара – непременно схлопочешь!

Девочка тут же умчалась – как ветерок: раз и нету!

Яська непроизвольно улыбнулся.

– Как её зовут?

Ярослав повёл плечом, словно о чём-то задумавшись.

– Оксана... Ксанка... Тоже, наградил бог сестрой!

– Она твоя сестрёнка? – не поверил Яська.

– Ну да. А чего, не похожа?

Яська снова улыбнулся.

– Вот, смотри... – обиженно прогнусавил Ярослав, протягивая Яське левую кисть с растопыренными пальцами. – Видишь родинку между пальцами? Так вот, у Ксанки тоже такая есть, только на правой руке. Можешь проверить. А ещё у нас волосы от темени по спирали в разные стороны растут – у Ксанки по часовой стрелке, а у меня – против! И чувствуем мы одно и то же, тока по-разному – ведь она девчонка! А всё: потому что вместе родились. В один день, в смысле. Вот.

Яська почувствовал неприятный зуд во всём теле.

– Соседи всё шутили: мол, должен был один ребёнок быть, а вышло два. Как будто, в самый последний момент, кто-то взял, да и передумал.

– Но почему?

– Что почему?

Яська развёл руками.

– Почему передумал, и кто?

Ярослав недовольно засопел.

– Говорю же, кто-то. Почём мне знать, как дети рождаются? А может, ты знаешь?..

Яська хоть и догадывался, но разевать рот всё же не рискнул – ещё за невежу, какого, сойдёт. Ярослав, вон, в карман за словом не лезет.

– То-то и оно. А почему... Может, чтобы веселее жилось! Одному скучно будет, когда повзрослеешь: родители – на работе, бабушка «скрипеть» только может, соседям – и вовсе нет до тебя дела. Так и со скуки помереть можно! А когда есть сестрёнка, это всё меняет!

«Да уж... – подумал Яська, представляя царящий во всех направлениях бедлам. – Тут, если кому и весело, так это родителям!»

В слух он сказал:

– Наверное, ты в чём-то прав. Хотя, мне кажется, что тут всё немного иначе обстоит.

– И как же?

Яська замялся. Он не заметил, когда именно это пришло. Наверное, надуло в голову недавним сквозняком.

– Не знаю, как точнее объяснить... Возможно, если родится один-единственный ребёнок, то он окажется невероятно сильным. Настолько, что сумеет бросить вызов.

– Кому? Этим что ли?.. – И Ярослав мотнул головой в сторону закрытой двери.

– Да нет же! Ты дослушай сперва.

Ярослав надулся, будто грелка с кипятком, но так ничего и не возразил.

Яська собрался с духом и выпалил:

– Твои фашисты вовсе не от рождения такие. Ими просто что-то движет. Вот здесь, ниже сердца, где ямочка. Чуешь?

Ярослав медленно ощупал собственную грудь. Кивнул:

– Чую. И что?

– Так вот, зло селится именно тут.

– Какое ещё зло?

– Инопланетное. Они каким-то образом пробираются в наши тела и подчиняют себе волю. Точнее душу. Именно так на свет и появляются звери, внутри которых не осталось ничего человеческого!

Ярослав дёрнулся всем телом.

– Бред какой-то. У нас тут всё намного проще, – он осёкся, испуганно глянул на напрягшегося Яську. – Так причём тут брат и сестра?

– Да необязательно, брат и сестра! Брат и брат или две девочки – суть дела не в этом! Основной смысл заключён в двойняшках! Понимаешь? Они вместе появляются на свет, растут рука об руку, взаимозаменяют друг друга. Это ведь всё равно, что один человек с собственным «я» и подсознанием. Разве с тобой так никогда не было: уже решил поступить так, а кто-то незримый советует совершенно иное, или хотя бы просто повременить! И очень часто, он оказывается прав!

Ярослав глянул на Яську, как на психа.

– Нет, со мной так никогда не было. Я знаю, чего хочу и не за что не поступлю иначе, если на все сто уверен в своей правоте. Прости, но мне кажется, ты что-то путаешь.

– Ну конечно... – разочарованно выдохнул Яська. – Ведь твоя сестрёнка живая.

– А Росинка разве не живая? – резко спросил Ярослав.

Яська вздрогнул, тут же собрался с мыслями.

– Живая. Просто нас разделили... Ещё в детстве. Она теперь по другую сторону или грань. Ты прав, я уже и сам не понимаю, чего такое несу.

Ярослав по-дружески положил правую руку на плечо Яське. Потормошил: мол, ну же, не раскисай! Чего девчонки подумают?

Яська вдохнул полной грудью и тут же выдохнул. Перед глазами плясали жирные кляксы. Немного повело.

– У вас родители поврозь, да? – тихо спросил Ярослав, чтобы никто не подслушал. Он даже огляделся по сторонам, выискивая взором непутёвого Огонька. Тот лазил под лавками в противоположной части помещения – наружу торчали только его заморатые пятки.

Яська на миг потерял дар речи. Потом просто кивнул – а чего ещё делать? Не начинать же с нуля рассказ про тёмное и светлое.

Ярослав снова завертел головой. На сей раз, он приглядывался не только к Огоньку, но и ко всем остальным, – видимо что-то затеял или хотел спросить.

Яська вдохнул поглубже, понимая, что сейчас последует что-то в лоб.

«Лишь бы не кулак... А то, как звезданёт, чтобы не умничал!»

Ярослав серьёзно спросил:

– А это больно?

– Что больно? – не понял Яська.

– Ну, вот это... как вы перемещаетесь? То вы есть, то нету вас...

– Это называется «плыть».

– Плыть? Но почему?

– Потому что там Река.

– Где – там?

– На Пути. Я не знаю, почему всё именно так. Не я это придумал.

– Придумал?.. – Ярослав нездорово повёл шеей. – Что ты этим хочешь сказать?

Яська пожал плечами.

– Ничего. Я просто знаю, что всё это кто-то придумал, но кто именно и зачем – неизвестно. По крайней мере, те, кто хотя бы частично представляют себе суть всего происходящего, не могут дать однозначный ответ на этот вопрос.

– А как же смерть? Хочешь сказать, что её тоже кто-то придумал?

– Выходит, что так. Просто тут нужно учитывать один странный момент: жизнь вовсе не прекращается с наступлением смерти, она просто видоизменяется под действием чего-то извне, переходя на новый уровень, как у звезды.

Ярослав сглотнул.

– То есть, ты хочешь сказать, что если нас всех тут того... мы снова где-нибудь встретимся?

Яська кивнул: конечно, ведь он встретил Росинку за гранью, когда думал, что уже всё, конец!

Ярослав снова притих.

– А ты знаешь, что произойдёт с нами?

Яська ощутил в сердце вязальную спицу. Та была ледяной, вращающейся, буквально пронзающей плоть.

– Знаешь? – повторил Ярослав.

Яська ощутил дурноту. Перед глазами текло багровое марево. В ушах что-то злобно шипело – словно разъярённая гадюка, свесившаяся с потолка. Затем из ничего возник оглушительный звон, а спустя ещё миг, Яська услышал непонятную речь. Непонятную, но такую знакомую!

– Schneller! Schneller! Bewege, die stumpfe schwine!

Ярослав побледнел, пятясь прочь. Его взор был устремлён за спину Яське, туда, где копошилось зло. Его губы шептали одно:

– Уходи. Слышишь, Яська, уходи туда, откуда пришёл! Иначе потом не вырваться!

Яська упрямо замотал головой.

– Нет! Я не могу так! Если уходить, так всем вместе! А если тут хоть кто-нибудь останется, тогда... Тогда останусь и я!

– Совсем что ли ополоумел?! – перепугался Ярослав, косясь то на Яську, то на гремящую дверь.

– Warum so lange? Antwort, russische Tier! – неслось из-за той. – Kann sien dith schieben, miese hund?

Обречённо щёлкнул замок. Послышался запах перегара и нестиранных портянок. Сделалось невыносимо тошно – особенно притихшему Яське, который знал, чем именно всё закончится. Апофеозом всего, явится кровавая расправа, в которой никто не уцелеет. Ни мама с грудничком, ни сутулая женщина в дутом платье, ни рассудительная девочка с косой, ни Огонёк, ни Ксанка, ни добродушный Ярослав. Никто из наделённых сознанием! Лишь странный Жижик, которого за несколько минут до катастрофы сунули в спасительную отдушину.

– А ты можешь это? – теперь Ярослав смотрел только на дверь, воспринимая Яську лишь по звуку голоса. – Можешь?!

– Что именно?! – выпалил во весь голос Яська.

Взрослые за их спинами всполошились.

Краем глаза Яська заметил, как прячут детей. Точнее не прячут, а просто заслоняют собственными телами, как то делают животные при приближении хищника. Они сбиваются в круг, стараясь сделать так, чтобы никто из молодняка не высовывался за внешний контур окружности. Иначе быть беде! Но это знает и хищник, а потому начинает медленно закручивать спираль в свою сторону...

– Gib mir, verdammt esil! Gehe besser, verschlafen!

Яська вздрогнул.

– Ну, конечно, – прошептал он пересохшими губами. – Кольцо. Это оно вас не пропускает.

Ярослав ничего не говорил. Просто ждал, понимая, что не в силах хоть на что-нибудь повлиять.

– Нужно разрушить кольцо и выйти на прямую, а потом пересилить себя и двигаться по спирали от центра к периферии – так делают все. Я всё понял!

Ярослав попятился.

– Держи! – Яська вскинул руку с кулончиком. – Обязательно передай Росинке, как только её встретишь! Слышишь?! Обязательно передай!

Ярослав недоверчиво протянул дрожащую ладонь.

– А почему ты думаешь, что я её встречу?

Яська отвёл взор. Он понимал, что поступает подло, но как-то иначе попросту нельзя. Нужно принести жертву, тем более что бороться с запрограммированной реальностью уже слишком поздно. Это вовсе не прошлое. Мир настоящий, всамделишный, просто расположенный между гранями. Он словно отправная точка... точнее точка невозврата. Заключённые в нём люди – обречены. Тьма пометила их и уже не отпустит. Иначе, Росинка спасла бы всех этих людей. А раз этого не произошло, значит нужно сделать так, чтобы все эти смерти послужили на благо. Если подобное понятие имеет смысл.

– Увидишь, – прохрипел Яська. – Только обязательно скажи ей, что возвращаться больше не нужно. Иначе петля только ещё сильнее затянется, а тогда – точно конец. Нужно «плыть» дальше, за Мост. Истинна – именно там. А если постоянно оглядываться на уже пройденное, можно легко заплутать.

Ярослав ничего не ответил, только утвердительно кивнул: он всё сделает!

Яська наклонился. Подобрал из лужи прыгалки. Бережно стёр с них грязь.

– И это тоже. Они мне больше ни к чему.

Скрипнула, отворяясь, дверь.

Яська ощутил лопатками холод. То ли просто сквозняк, то ли в темницу и впрямь проникло что-то внеземное.

– Dass es? Als er hierher kam?

Яська увидел, как округлились от страха глаза Ярослава.

Сердце пошло на износ.

Реальность дрогнула, будто кромка воды, отразившая исход. Перед взором порхнуло тёмное покрывало.

«Покрывало! Именно оно!»

Яська резко обернулся. В лицо дохнуло сыростью ночи. Из темноты послышалось:

– Schieben, stumpf schwein! Weggehen!

Подло звякнул затвор автомата.

Яська присел, разведя руки. Совсем рядом разревелся грудничок. В груди защемило. Яська машинально обернулся.

Ярослав застыл всего лишь в нескольких шагах. Вполоборота, с вскинутой к лицу правой рукой, словно в попытке заслониться от подлой неизбежности. В пальцах левой, он сжимал принятый от Яськи кулончик и прыгалки. Сжимал наверняка, так что не отобрать даже после смерти! Мальчишка походил на застывшее изваяние, что лишено души, но никак не смысла. Так, проходя в парке мимо застывшей статуи или обелиска, всё время ощущаешь чьё-то ненавязчивое присутствие, словно помимо гипса и арматуры внутри конструкции заключено что-то ещё... Эфемерное, но, в то же время реальное и живое. Просто это что-то прибывает в некоем подобии забвения – будто в темнице, – не в силах в открытую озвучить, чего именно оно хочет. Это порыв души, направленный на освобождение. Крик, что в силах услышать лишь избранные.

Яська оторопел. Потянулся к недвижимому Ярославу, но не успел.

За спиной утробно булькнуло:

– Fuer!

И Яська оглох.

Последнее, что он увидел в огневой вакханалии, это то, как разлетелась на части фигурка Ярослава. Дзинь! Словно хрусталь в мамином сервизе, пронзённый выпущенным из рогатки камешком. И больше ничего. Ни взрослых, ни детей, ни каких бы то ни было посторонних звуков. Всё замерло, словно в ожидании чего-то ещё.