Текст книги "Сквозь тернии"

Автор книги: Александр Юрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 51 страниц)

Колька благосклонно качнул головой: реакция друга его явно удовлетворила.

– Нет, не думаю. Даже уверен, что нет.

– И что же, никому нет до этого дела?

– Нет, – Колька стиснул зубы, злобно прошипел: – Я оттого-то туда сразу и рванул: думал, придурки эти снова Шныря поймали. Он – бестолочь – постоянно, когда не на привязи, на ту остановку бегает, как будто ему там намазали чем! Так что его поймать – раз плюнуть.

Колька замолчал.

Яська нерешительно спросил:

– А как они издеваются?

– Молча, – Колька долго сопел, потом всё же выдал: – К дереву привязывают пса, обливают бензином и поджигают. Или традиционно на суку вешают. А самое популярное, это как в старину: дерево загнут, типа катапульты, закрепят так, потом бедную тварь к стволу у самой макушки привяжут, и бац!

– Господи!

– Нет господа. Был бы, давно всё это прекратил! Хотя бы попытался, для отвода глаз.

– Может он просто не может. Ведь этими живодёрами наверняка тоже что-то движет.

Колька сплюнул.

– Ну да. Дурь ими всеми движет. Дурь и те, что сейчас у власти. Они дают всё, главное научиться брать.

– Что брать?

– То, что они кидают тебе на завтрак, обед и ужин.

– Я не понимаю... – Яська развёл руками. – Прости.

Колька улыбнулся – на сей раз по-настоящему.

– Это ты меня извини – я когда об этих дураках думать начинаю, так меня просто наизнанку выворачивает! Вот и заносит иногда. Тем более, что и Шнырь, в придачу, пропал.

Яська кивнул.

– Может он заблудился просто. Или с друзьями... – Яська тут же умолк, понимая, что сморозил глупость: ну какие у Шныря могут быть друзья?

Однако Колька пропустил фразу мимо ушей, – скорее всего, просто прослушал.

Но нет, не прослушал.

– Может и так... Эх, зря только вымок! – Колька с сожалением посмотрел на своё благоухающее болотом одеяние и махнул рукой.

– Тебя бабка, наверное, уже хватилась, – неуверенно предположил Яська, не зная, чего ещё сказать.

– Кого? Меня?.. – Колька весь напыжился, точно воробей-задира. – Вот ещё. Бабка привыкла уже, что я дома только зимой ночую, а так – где придётся, – и Колька широко зевнул, таким образом, ещё раз подчёркивая свою независимость.

Яська улыбнулся.

– Спать пойдёшь?

– Не-а. Вот ещё – кто же днём спит! Тем более, я ещё в одном месте не искал... – Колька как-то заговорщически прищурил правый глаз, словно помыкая Яськиным нетерпением.

Яська и впрямь не удержался:

– А с тобой можно?

Колька выждал традиционную паузу, потом естественно отлил:

– А тебя бабушка отпустит?

Яська еле на ногах устоял.

– А кто её спрашивать будет?.. Сейчас, только молоко отнесу!

– Валяй, – и Колька, будто бирюк, полез в крыжовник. – Я снаружи подожду, а то тут шибко колется. Ай!..

Они, вприпрыжку, шли по укатанной дороге. Щурились от вездесущего тополиного пуха. Дурачились, толкая друг друга на заросшую цикорием обочину. Кругом царила бескрайняя лазурь, а утреннее солнышко наливалось жаром, пылая похлеще самой настоящей доменной печи.

Колька пыхтел точно паровоз, которому прицепили непосильную ношу. Раскраснелся похлеще калины, но всё никак не желал расставаться с телогрейкой, словно та была главным атрибутом его моднючего гардероба.

Яська пару раз пошутил на этот счёт... и на последней своей остроте кубарем полетел в огромный муравейник, выстроенный прямо на обочине.

Всё произошло настолько быстро, что Яська даже не понял, что вообще случилось. Лишь только довольный смех Кольки вернул всё на свои места. Затем налетело полчище кусачих насекомых, и Яське стало не до Кольки! Во всех местах, закололо, зачесалось, зазудело – такова месть обозлённого вторжением сообщества.

Яська привстал на корточки и, как мог быстро, пополз в сторону дороги – тут не до чести, лишь бы ноги унести поскорее, пока не подоспело подкрепление зубастых ополченцев.

Колька нагло ржал, схватившись обеими руками за живот, изредка посматривая на поверженного друга.

Яська кое-как поднялся, отряхнулся, отвесил Кольке дружеского подзатыльника, после чего двинули дальше: Колька – недовольно потирая затылок, Яська – почёсываясь во всех местах.

Они направлялись в сторону речки. А точнее, к дому добродушной тёти Зои, который стоял на отшибе, вверх по течению. Ниже, на противоположной оконечности села, речка круто поворачивала на север, обрастала болотами и озёрами, ввиду чего напрочь утрачивала свойства проточной воды. Именно там, на противоположном берегу и располагались местные достопримечательности: погост, жуткая поляна, где временами царило зверство, а так же заросшие тропы, по которым хаживал страшный Макар.

Колька заявил, что Шнырь мог вовсе не бегать на остановку, как он предположил изначально. Вполне возможно, пёс, по другой своей несносной привычке, наведался к тёте Зое, для того, чтобы поклянчит чего вкусненького – дома-то конечно не кормят! Сама тётя Зоя частенько рассказывала Колькиной бабушке о том, как отдавала попрошайничающему псу остатки супа, недоеденные тефтельки или, на худой конец, солёные огурцы – привередой Шнырь, по всей видимости, не был.

Надо заметить, что после подобного кулинарного отступления, как у Кольки, так и у Яськи потекли слюнки – у ребят с самого утра маковой росинки во рту не было. Особенно у Кольки – кто его знает, когда он питался в последний раз...

Колька прислушался к тому, как его рассказ отдаётся звучным эхом в Яськином животе и тут же заметил, что до дома тёти Зои они дойдут как раз к завтраку, а там, глядишь, и им двоим чего-нибудь да перепадёт. Уж кто-кто, а тётя Зоя никогда не отпустит ребятишек голодными!

Яська улыбнулся и заметил, что Колька ничем не лучше своего Шныря – такой же обжора! Верно говорят: два сапога – пара.

Колька расплылся в самодовольной улыбке, демонстрируя щербатые зубы, – это он так прошлым летом полетел с мопеда! Кровищи было – жуть! Страшно даже вспоминать. Но ничего, жив, здоров и не отчаивается.

Яська тут же заметил, что с Колькиным характером уж точно не до отчаяний – самодовольство так и прёт!

Колька посоветовал завидовать молча.

А Яська парировал на это: мол, было бы чему...

Так они и шли дальше, подшучивая друг над другом, на чём свет стоит.

Дорога поднималась в гору полого, поэтому идти было – одно удовольствие. Совсем скоро со стороны речки налетел свежий вечерок, так кстати разбавивший нестерпимый утренний зной. Шла всего лишь вторая неделя июня, а складывалось впечатление, что на улице воцарилась середина лета!

Совсем скоро подъём прекратился. Перед взором ребят раскинулись необъятные просторы: зеленеющие луга, мерно журчащая речка, дорога из жёлтого песка, что лентой спускается к самой воде. Горизонт налился голубизной, так походящей на цветы цикория. Ветер сделался ощутимее, зашелестел листвой молоденьких берёзок, что расположились вдоль обочины, словно неразлучные сестрёнки. Закачались «лисьи хвосты», полетели семена кучерявых одуванчиков. Запахло тиной, рыбьей чешуёй... и ещё чем-то незнакомым, что Яська не мог определить, как ни старался.

– Это с пилорамы, – сказал Колька, словно прочитав мысли друга.

Яська на всякий случай переспросил:

– Что с пилорамы?

– Ну, запах. Что ж ещё?.. – Колька неряшливо глянул на Яську. – Неужели не чуешь?

Яська пожал плечами.

– Чую. Только не могу понять, чем именно пахнет.

– Это дядя Андрей с утра топляки запалил, а они в лишайниках все, вот и пахнет так.

– Как будто середина лета уже, да?

– Ну да... – Колька на секунду задумался. Потом широко улыбнулся и положил оцарапанную ладонь на плечо Яське. – Здорово это ты подметил!

– Что подметил?

– Ну, про середину лета! Я, вот, постоянно определить пытаюсь, что за ощущения у меня возникают, когда я вдыхаю эту горелую прелость, а, оказывается, так просто всё!

– Хм... Я бы тоже без тебя ни за что не догадался, чем пахнет.

– Ладно, идём. Сейчас по настоящему запахнет, как только к дому тёти Зои подходить будем! Эх, хоть бы сырниками...

– Ну ты и обжорище!

– Я-то что, – присвистнул Колька. – У меня, по крайней мере, губа не вот до каких пор... – И он скользнул к Яськиной груди чуть пониже шеи. – Ну что это такое, сам посмотри!

Яська машинально глянул на собственную грудь и тут же понял, что свалял дурака. Точнее даже не понял, а почувствовал, когда коварный Колька сжал указательным и средним пальцами его нос – «слива» во всей красе! И по ощущениям – она же.

Яська взвыл, ни сколько от боли, сколько от осознания того, как легко позволил себя провести. Тут же попытался вцепиться в лицо смеющегося друга, однако тот был уже далеко – остался лишь смех в ушах.

Колька замер на полпути к показавшемуся из-за пригорка домику тёти Зои, продолжая заливаться озорным смехом и строить обидные рожицы.

– Ну, щас ты у меня получишь!.. – Яська в последний раз потёр распухшую «сливу», после чего сжал кулаки и ринулся вслед за покатывающимся со смеху другом.

Колька попытался ретироваться, однако именно на этом несостоявшемся манёвре удача его и покинула. Ноги заплелись в длинных полах телогрейки, и Колька полетел носом в пыль, издав на последок звучное «ух»!

Яська аж подпрыгнул от радости: так ему, этому подлому Кольке, будет знать, как шуточки свои мерзкие шутить!

Колька извивался в путах, будто выброшенная на берег рыба в снастях, с каждым новым движением только ещё основательнее запутываясь в изодранной подкладке. Совсем скоро он осознал безрезультатность собственных телодвижений и принял единственно верное решение: смириться с судьбой, какой бы жуткой та не оказалась.

Яська замер в двух шагах. Постарался придать лицу свирепое выражение, дабы ещё больше запугать беспомощную жертву. Принялся напоказ хрустеть пальцами.

Колька усмехнулся, покачал головой: мол, нас не запугаешь. Потом как-то весь напрягся, вытянул шею и уставился за спину Яськи.

Яська не клюнул.

«Тоже мне, придумал... Даже кошка дважды в одну лужу не суётся!»

Яська шагнул к Кольке, однако тут же услышал за спиной грохот, звон и визг.

Колька заворочался, в попытке всё же выпутаться из телогрейки. Снова не вышло, но, по крайней мере, он понял, в какую именно сторону дрыгаться не следует уж точно – а то и задохнуться можно запросто, как в удавке.

Яська оторопело оглянулся. В нескольких метрах от него, в кювете, под теми самыми берёзками, что они миновали минутой ранее, валялся погнутый велосипед – огроменная «Десна», с высокой рамкой, – рядом с которым на траве сидела чумазая девочка и силилась не заплакать.

Яська вздрогнул, ощутив на себе синий взор блестящих глаз, и сам не понял, как двинулся навстречу тем, будто загипнотизированный.

Колька сопел сзади.

– Как это тебя угораздило? – Яська замер в двух шагах от незнакомой девочки и глянул в её веснушчатое личико. – Больно?

Девочка поморщилась, мотнула головой. Попыталась улыбнуться.

– Нет. Испугалась больше.

Яська понял, что всё наоборот: испугаться она явно не успела, а вот что болит нестерпимо – это факт.

Яська сел рядом с девочкой. Отыскал среди остальных сорняков молоденький подорожник. Оторвал самый большой листок.

– Показывай, давай, чего у тебя там.

Девочка неловко отвела взор. Морщась от боли, вытянула из-под велосипеда ногу. Продемонстрировала Яське ободранное колено.

– Самой чашечкой долбанулась, – восхищённо сказал Яська, будто перед ним корчилась вовсе не девочка, а обычный мальчишка, что только гордится новыми болячками да синяками. – А говоришь, не больно.

Девочка снова смущённо улыбнулась.

– Ну, разве что самую малость.

– На, вот, – и Яська протянул лист подорожника.

Девочка захлопала длинными ресницами.

– Что это?

– Подорожник.

– Да? А зачем он мне?

– Ну как зачем... – Яська оказался сбит с толку – он думал, что все знают про подорожник... Оказалось, что не все. – Он же лечит.

– Этот листик? – Девочка с сомнением посмотрела сначала на растерянного Яську, а потом на дрожащий в его пальцах лист. – И, правда, поможет?

Яська кивнул, совершенно не зная, как быть.

«Ещё этот Колька где-то застрял, когда он так нужен!»

Яська молниеносно оглянулся, в поисках друга. Тот высвободился из пут телогрейки и теперь стоял посреди дороги, отряхиваясь и оправляясь.

– И что мне с ним делать? – Девочка воспользовалась тем, что Яська отвернулся, и выхватила подорожник.

Яська тут же воззрился на симпатичную незнакомку. Странно, но он заметил эту симпатичность только сейчас. Синие, точно небо глаза, курносый носик, пухлые губки, русая чёлка, веснушки на круглых щеках, озорные ямочки.

Совершенно спонтанно Яська понял, что девочка смеётся над ним. Ну а чего он хотел: челюсть отвисла, глаза, небось, с два яйца, будто инопланетный звездолёт увидел, ещё сопит, как совсем недавно сопел друг Колька, когда лез в гору в свое телогрейке!

Девочка снова потупила взор, повторила вопрос:

– Так что мне делать с листиком?

– Ну как что... – залепетал Яська, силясь совладать с непослушным языком. – К ранке нужно приложить. Только ты послюнявь сначала.

– Чего-чего сделать? – Девочка воззрилась на Яську так, будто тот водит её за нос.

Яська покраснел пуще прежнего. Монотонно пробубнил, словно вызубренный накануне урок:

– Послюнявить нужно обязательно, чтобы прилип и не отвалился, когда снова поедешь.

– А, ясно! – Девочка широко улыбнулась. – Только мне плевать нечем. Пока с велика летела, так перепугалась, что в горле всё пересохло! Говорю-то, вон, еле-еле.

Яська улыбнулся.

– Ага. Я тоже летал пару раз...

Подошёл Колька. Замер за спиной, как не родной. Зачем-то сплюнул. Затем прокатился с носка на пятку и спросил:

– Чего это тут у вас?

Девочка осторожно глянула на вновь прибывшего. Погрустнела.

Колька никак на это не отреагировал. Оглядел покорёженный велосипед. Деловито хмыкнул.

– Цепь что ли слетела?

Девочка быстро кивнула.

– Оно и видно. У тебя, вон, звёздочка гнутая... а тормоз и вовсе не закреплён на раме. Рано или поздно, это бы всё равно случилось. Однако случилось и впрямь, где надо.

– В смысле? – не понял Яська.

Колька повернулся к другу на пятке левой ноги, как знаменитый сыщик в кино.

– Потому что на спуске. Закон подлости – от него никуда не денешься.

Девочка снова неуверенно улыбнулась.

– Слава богу, до вас не долетела.

– Ну да! – возрадовался Яська, желая, чтобы и Колька поддержал его порыв. – А то сейчас куча мала была бы!

Колька остался непробиваем.

– Это точно. А откуда ты взялась? Я что-то тебя тут раньше не видел... На каникулы приехала?

Девочка понурила голову, кивнула.

Яське захотелось заново отвесить другу подзатыльник: вот, ведь привязался со своими вопросами к человеку, которому и без того от боли тошно!

Колька ощутил негатив, направленный в свой адрес, однако и сейчас отказался реагировать на чувства друга.

– Как зовут?

– Тимка.

– Чего? – Колька в открытую осмотрел прикид незнакомки.

Яська тоже – не хватало ещё так опростоволоситься! Но нет. Явно девочка: косы, длинные ноги, серёжки в ушах. Хотя одета по-пацански: тоже в шортах и в майке, как и сам Яська. Сандалии на босу ногу...

Да нет же, девочка, как ни крути!

Девочка рассмеялась.

Колька напрягся пуще прежнего. Сухо заявил:

– Чего смешного?

Тимка прикрыла ладошкой ротик и быстро заговорила:

– Да нет же, не смешно нисколечки. Просто у вас лица такие, точно вы думаете, что я мальчишка!

Яська чуть было не выдал, что именно так они с Колькой на пару и думают! А ещё о том, что кто-то так старательно водит их за носы!

– Меня мама с папой Тимианой назвали. А потом, пошло-поехало: Тишка, Тика, Тига, Тимка... В общем, как только не кличут! – Девочка в очередной раз улыбнулась, но на сей раз явно думая лишь о собственных прозвищах.

– Ничего себе... – Яська покачал головой. – Столько прозвищ даже у меня не было.

Колька снова оказался лаконичен:

– Бывает. Ты к тёте Зое ехала?

Тимка удивилась.

– Да, к ней. А как ты догадался?

Колька махнул рукой в сторону близкой речки:

– А тут кроме её дома и нет ничего, – он приподнял Тимкин велик, перевернул вверх колёсами, погремел ключами в бардачке, после чего принялся профессионально ставить цепь на место. – Главная дорога сразу на север сворачивает, к райцентру, а эта раньше через мост на ту сторону реки вела. Там луга были пойменные, коров пасли одно время. Правда, потом колхоз развалился, луга заросли, скот на мясо пустили, а сам мост дядя Сергей на тракторе в речку свалил.

– Как это? – в один голос спросили Яська и Тимка, после чего не без смущения переглянулись.

– Да просто, – Колька, с видом знатока, нацепил цепь на каретку, подтянул тормоз, затем раскрутил заднее колесо за педаль.

Солнце заиграло на стремительно мелькающих спицах.

Яська прищурился, искоса поглядывая на улыбающуюся Тимку.

Колька резко затормозил.

Колесо замерло, а Колька закончил рассказ:

– Напился дядя Сергей самогону, так что перед его взором не один мост возник и даже не два... а целых три! А то и того поболе...

– Так не бывает, – подал голос Яська.

– С пьяными ещё и не такое бывает, – тут же заверил Колька. – Только после того случая – когда дядя Сергей выбрал не тот мост, – пути на другой берег больше нету. Остался только домик тёти Зои и всё.

Колька умолк. Поставил велосипед на колёса. Лишь после этого глянул на Тимкину рану.

– А подорожник пока всё же приложи. От боли он, конечно, не особо поможет, а вот что продезинфицирует, как следует, – это факт. Мало ли дрянь, какая, пристанет.

Тимка сделала как велено: помяла листок в пальцах, пару раз плюнула, после чего приладила нехитрый бактериоцидник к колену.

– Спасибо вам, – сказала Тимка, краснея, уже по пути к домику тёти Зои. – Одна бы я тут до самого вечера проревела.

– Да ладно тебе, – подмигнул Яська, побрякивая звонком велосипеда, – поначалу Тимка не хотела утруждать никого из ребят ещё и собственным великом, однако потом всё же сдалась, позволив Яське немного побыть джентльменом. – По тебе не скажешь, что рёва.

– Ещё какая!

Колька рассмеялся – впервые с тех пор, как они познакомились.

Стоп!

Яська снова покраснел.

«Тоже мне, познакомились!» – Он протянул Тимке руку, радуясь тому, что осознал огреху раньше Кольки.

– Яська.

– Колька...

– Ребята, очень приятно с вами познакомиться! Я – Тимка.

На этот раз они засмеялись все вместе, а Колька сказал:

– Сейчас, вот, тётя Зоя тебя лечить возьмётся по-настоящему, посмотрим, что ты из себя на деле представляешь. У неё касторка ещё советского образца осталась. Ох, и едовая!

Тимка окончательно «покатилась».

«Так нас стало трое».

Аверин приоткрыл тяжёлые веки, уставился мутным взором перед собой. Тимка стояла посреди холла конференц-зала, причудливо склонив голову на бок, сжимая в тонких пальцах поводок отыскавшегося Шныря... Такая тонкая, живая, реальная!

Аверин сглотнул ком.

– Не может быть. Ведь ты же... Тебя же... О, нет.

Тимка смотрела мимо него, куда-то за спину, словно там затаилось вселенское зло, отчего в душе окончательно похолодало. Взор был пустым, словно девочка ничего не видела, не чувствовала, не ощущала.

Аверин поборол оцепенение, медленно оглянулся. Ничего. Лишь опостылевшие плакаты, приглушённый свет и гул люминесцентных ламп в кожухах над головой. Складывалось ощущение, что вокруг раскинулся вовсе не легендарный Звёздный городок, а самый настоящий крематорий, в недрах которого уже растопили жаркую печь.

Тимка нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Улыбнулась.

Аверин поёжился. Он понял, отчего всё именно так: взгляд Тимки терялся в бездне, оттого-то на её лице и застыла маска неопределённости, маска не восприятия происходящего в целом, маска страха.

Нет!

Вот как раз последнего не было и в помине! Как и отчаяния, горя, утраты. Осталось лишь личико угнетённого жизнью ребёнка, на которое так и хочет наведаться озорная улыбка.

«Нет, конечно же это не Тимка. Это совершенно другая девочка. Совершенно другая собака. А Тимка осталась там, под руинами прошлого, под пластами времени, на той стороне речки, где поселилось зло...»

Аверин снова вздрогнул.

Девочка поборола робость и заговорила первой:

– А я вас знаю.

– Меня? – Аверин почесал затылок. – Но откуда?

Девочка склонила головку на другой бок, сцепила пальцы рук за спиной, задумчиво проговорила, поворачиваясь из стороны в сторону:

– Мы добирались сюда со станции на одном автобусе. Сидели через проход. Вы, наверное, просто не обратили на меня внимания. Я была с Мухтаром.

Аверин прищурился. Вгляделся в личико девочки более пристально. Та словно прочитала его мысли или уловила дуновения воздуха – грустно улыбнулась.

– Я с рождения ничего не вижу – ритинопатия, – и спустя короткую паузу почти фальцетом: – Только не подумайте, что я вру!

– И не собирался. Иди-ка сюда... – И Аверин протянул девочке руку. – Но как же тогда ты меня запомнила, если действительно нечего не видишь?

Девочка послушно шагнула навстречу руке Аверина, безошибочно определила местоположение ладони в пространстве, осторожно коснулась дрожащих пальцев.

Аверин воспринимал всё происходящее, как при замедленной съёмке.

– Я не вижу свет, но многое чувствую. У меня есть друг – он научил меня воспринимать цвета!

– Разве это возможно?

– Вы страшитесь воспоминаний. Потому заставили себя думать, что всё это – сон. Однако внутри вашего сознания царит вовсе не бред, а последствия тех событий, что свершились в прошлой реальности. Вы пошли на поводу у страха, а значит, потеряли веру. Утратили истину. Вы сделались слепым и беззащитными, а потому вас сразу же отгородили от смысла.

Девочка умолка и присела рядом с Авериным.

– Я могу чувствовать цвета, эмоции, мысли. Я не могу сказать, как именно это происходит. Просто я понимаю, что должна довериться человеку или оказать ему помощь. Естественно, калека вроде меня не может оказать реальную помощь, но всё-таки, ради примера, наверное, можно привести и эту глупейшую аналогию.

Аверин машинально провёл пальцами по волосам девочки. Та поёжилась – секущиеся кончики щекотали кожу на тонкой шее.

– Не говори глупостей. Я знаю тебя с минуту, но уже могу с уверенностью сказать, что на тебя можно положиться в любой ситуации.

– Честно?

– Честно.

Девочка мечтательно вздохнула.

– Мне многие это говорят. Мячик, знакомый дрессировщик из «Немо», Титов... Вы, вот, тоже так считаете. Одна я не могу понять: отчего всё именно так? Вы не знаете?

Девочка посмотрела на Аверина.

Посмотрела...

Она будто на миг вынырнула из бездны, очутившись под самым сердцем – маленький пульсирующий комочек, словно частичка погруженной во мрак искорки. Искорки, что не сдается, не смотря на царящий повсюду холод.

Аверин не понимал, что происходит, а из его глотки вырывались отдельные фразы, смысл которых был так же не совсем понятен. Он просто знал, что нужно говорить именно это. Знал, но не мог объяснить почему.

– Я, кажется, понимаю, в чём дело. Дело не в том, что именно тебе говорят. Основной смысл заключен несколько в ином, – Аверин попытался перевести дух, а попутно разобраться в том, что он такое несёт.

Девочка терпеливо ждала.

– Я не знаю, как тебе лучше объяснить, чтобы ты правильно меня поняла. Своим недетским мышлением ты сеешь в сердцах взрослых надежду, предчувствие перемен, возможность уже сейчас заглянут за горизонт – всё то, чего лишены они сами. В результате этого, ты превращаешься в элемент некой веры. А вера – это основа нашего бытия: так, по крайней мере, учат современные мыслители, если мне не изменяет память.

– Так, выходит, я просто как талисман или нательный крестик? Первый можно потрогать для обретения сил, а второму – просто помолиться...

Аверин вздохнул.

– Из меня и впрямь никудышный философ. Не воспринимай близко к сердцу то, что я только что сказал. Это всё пустое, в большей степени надуманное. Я и сам не знаю, зачем полез в столь непроходимые дебри. Ты не такая как все, поэтому люди и тянуться к тебе, устав от обыденности. Ты нужна им, как свет, – Аверин помассировал виски, дивясь придуманной аналогии. – Только не задавай больше подобных вопросов – я не тот собеседник, что в силах дать на них единственно верный ответ.

Девочка насупилась.

– Извините. Я вас, наверное, совсем запутала. Просто странно то и дело слышать от совершенно посторонних людей, какая я сильная, незаменимая или исключительная. Я ведь даже не знаю толком, откуда это всё взялось. Скорее всего, если бы не Мячик, я так и осталась бы на задворках собственного подсознания, уверенная в том, что у ночи нет конца, а тьма – единственное доступное для меня состояние в этой жизни.

– Кто этот Мячик?

Девочка чуть заметно улыбнулась.

– Мой друг. Это именно он показал мне свет – научил, как можно смешивать эмоции и чувства для того, чтобы проявить в сознании тот, или иной цвет!

– Что ж, это хорошо. Я в том смысле, что ты так ловко освоила его урок!

– Ага. А можно ещё вопрос? Последний.

– Валяй.

– Кто те дети? И что с ними стало?

Аверин, ничего не понимая, уставился на невозмутимую девочку.

– Какие дети?

– Ну те, о которых вы то и дело вспоминаете. Ой... – Девочка осеклась и густо покраснела. – Простите.

– Да нет же, всё в порядке. Но я ничего не понимаю...

Девочка немного отстранилась, принялась рассуждать в полголоса, словно сама с собой:

– Я ведь ещё в автобусе услышала их. Да, я знаю, что подслушивать нехорошо, как и подсматривать, но они оказались такими живыми, такими реальными! Я сразу поняла, что это не обычный сон: по крайней мере, не такой, как у других людей. Знаете, порой и не хочется ничего слышать, а что-нибудь, не смотря ни на что, всё равно возьмёт, да и просочится в мою голову само по себе. Ведь люди в своих мыслях довольно часто просят помощи у кого-то свыше, особо не заботясь, что именно воспринимает их мольбы. Но всё это, как правило, расплывчатое, неясное, порывистое. Ведь я же не бог, и мне много не понять, – девочка снова «посмотрела» на Аверина. – Скажите, что не сердитесь на меня. Пожалуйста! Я оттого и проговорилась. Ведь знаю, что больше не стану подслушивать, а так хочется узнать, что было дальше!

Аверин грустно улыбнулся.

– Всё в норме, не расстраивайся. Ну же, уймись, прошу тебя. Ничего страшного не произошло.

– Правда?

– А то. Знаешь, что я тебе скажу... э...

– Светлана.

Аверин потряс тяжёлой головой: «Господи, дай сил именно сейчас!»

– А я Ярослав... Яська...

– Так это вы тот самый мальчик?! Яська! – Светлана нетерпеливо заёрзала на месте.

Аверин кивнул.

– Да, в детстве меня тоже так называли. В особенности, друзья и близкие. Но тот ли я Яська, что поселился в моих воспоминаниях – вот это вопрос.

– Разве вы совсем не помните себя в его возрасте?

Аверин долго молчал. Потом сказал полушёпотом:

– До определённого момента я всё помнил, а потом... потом будто ослеп. Такое ощущение, что внутри меня поселилось что-то чужое... Частичка тьмы, которая напрочь погасила тот свет, что оставил после себя Яська. Теперь я изо дня в день топчусь на месте, в надежде определить, когда же именно это началось.

– Что началось?

– Безумие. И стремление к звёздам.

– Но... – Светлана осеклась.

– Что «но»? Ну же говори, не стесняйся.

Светлана молчала. Потом всё же собралась с духом и решительно заявила:

– Внутри вас ничего нет! Забвение – это целиком и полностью ваша вина. Вы просто утратили свет и престали бороться. Но в душе вы чисты, я в этом уверена!

– А что бы могло быть внутри меня? – осторожно спросил Аверин, чувствуя, как шевелиться на затылке волосы.

Светлана ответила дрожащим голосом:

– Те, что таятся за спиной. Они ждут момента.

– Момента?

– Да. Момента, когда нам наскучит свет.

Московская область. Звёздный городок. Конференц-зал Дома Космонавтов. «Знакомство».

Титов откашлялся. Предусмотрительно прикрыл ладонью микрофон, затем подумал и вовсе отставил штатив прочь. Конференц-зал не был заполнен даже на четверть. Дальние ряды пластиковых кресел терялись в сгустившемся полумраке – Титов только сейчас заметил, что тусклый свет исходит лишь от настольного светильника, что склонил свою сферическую голову на шарнирной шее у самого его виска. В абсолютной тишине угадывался звон раскалённой нити. За окном повис промозглый осенний вечер.

Титов замер. Обвёл пристальным взором всех собравшихся. Не сдержался и снова негромко откашлялся.

Люди никак не реагировали на повисшую летучей мышью напряжённость.

«А, может быть, именно так и реагировали... как на гада, коего лучше не тревожить».

Титов повёл плечом.

Мышца под левой лопаткой отозвалась болезненным спазмом, – казалось, за спиной возникла кошмарная тварь, что тянет слепые щупальца, в попытке отыскать сную артерию, попутно натыкаясь на всё подряд.

Титов с неимоверным трудом отогнал прочь желание оглянуться и обратился к залу:

– Рад видеть сегодня всех вас собравшимися! Признаться честно, и не ожидал, что на моё авантюрное предложение откликнется каждый из присутствующих в этом зале, – Титов улыбнулся грустной девочке в первом ряду. Та смотрела мимо трибуны, ему за спину – позади явно что-то затаилось!

Титов заставил собственное сознание отвлечься: девочка держала за руку не кого-нибудь, а Аверина. Признаться честно, это впечатляло. Однако уж если чья душа и раскрыта для постижения истины, так это душа именно этого ребёнка. Душа слепой девочки. Душа Светланы.

Аверин словно прочитал мысли Титова: улыбнулся и подул Светлане в затылок.

– А что, собственно, нам оставалось делать? – сказал он. – Тем более, вы столько всего наобещали.

– Так вы летите, только ради наживы? – Девушка у противоположной стены изобразила на лице полнейшее призрение. – Уж постыдились бы при девочке-то.

Аверин покачал головой.

– А причём тут девочка? Вам ведь просто неприятна моя компания – так и скажите.

– Хм, надо сказать, вы сами постарались сделать всё возможное, чтобы я не испытывала по отношению к вам ничего кроме неприязни.

– Евгения Александровна, – вмешался Титов, – давайте простим Ярославу Игоревичу его открытость – уж так он устроен, в отличие от нас с вами.

– Я бы добавил, что он устроен подобно единственному типу людей.

– Да ну... – Аверин оглянулся, чтобы разглядеть говорившего.

– Именно, – с последнего ряда поднялся рослый парень, по всему тренированный вояка, в комбинезоне со значком «Роскосмоса» на груди. – Этот тип – трусы.

– Чего-чего? – Аверин, такое ощущение, был немного шокирован подобной бесцеремонностью. – Повтори ещё раз.

– Аверин – вы трус. Заявляю это перед всеми, открыто, потому что это состоявшийся факт.

– Рыжов, не заноситесь, – Титов привстал, руками призывая собравшихся к порядку. – Мы здесь собрались не отношения выяснять! А совершенно по другому поводу. А уж копаться в чужом прошлом... это, прошу меня извинить, ещё похуже трусости.

– Но Дмитрий...

– Я сказал, хватит! К тому же вы и сами хороши! – Титов осел за стол. – Не забывайте, что среди нас женщина и ребёнок. Ведите себя прилично.

Аверин развёл руками.

– Признаться, мне стоило ожидать подобного. Слава подкараулила и здесь.