Текст книги "Путевые впечатления. В России. Часть вторая"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 45 страниц)

Граф РОСТОПЧИН".

Цитирование подобного документа позволяет узнать человека лучше, чем все, что можно было бы сказать о нем.

Кстати, Ростопчин обошелся с Москвой не суровее, чем с собственной загородной усадьбой, которую он собственноручно сжег, чтобы она не была осквернена присутствием в ней французов.

LII. ИВАН ГРОЗНЫЙ

Красный цвет пользуется в России исключительным почтением, и потому слова «красный» и «красивый» являются здесь синонимами. Если вас об этом не предупредили, то, услышав названия «Красная лестница» или «Красная площадь», вы начинаете искать алую площадь и пунцовую лестницу и не находите даже следа такого цвета.

Первое, что бросается в глаза при входе на Красную площадь, – это памятник Минину и Пожарскому.

Памятник этот – одна из тех удивительных странностей, какие встречаются в России. У нас, в стране равенства, ничего подобного быть не может.

На одном и том же пьедестале – мясник Минин, олицетворяющий собой народ, и военачальник Пожарский, олицетворяющий собой знать.

Минина выдвигали в предводители войска, но он указал на Пожарского; Пожарского выдвигали в цари, но он указал на Михаила Романова.

Скульптурная группа, мастерской работы, преисполнена красоты и благородства. Воевода Пожарский, по необъяснимой прихоти автора облаченный в античные одежды, изображен сидящим; в правой руке у него меч, а левой он опирается на щит. Нижегородский горожанин Минин делает шаг к нему, кладет левую руку на меч князя и воздевает вверх правую, словно взывая о помощи.

На пьедестале памятника надпись:

Гражданину Минину и князю Пожарскому благодарная Россия. ЛЕТА 1818.

В нескольких шагах от памятника начинаются торговые ряды, называемые Золотыми, потому что они почти полностью заняты золотых и серебряных дел мастерами и торговцами драгоценных камней.

Именно здесь любители старинного золота и старинного серебра обычно покупают кубки, бокалы, чаши, кружки, браслеты, пояса, кольца и кинжалы, причем качество работы не имеет никакого значения: и серебро, и золото продаются на вес.

Именно здесь можно найти прекрасную бирюзу, большую редкость и предмет вечных поисков русских. Продают ее персы и китайцы; она бывает в оправе и без оправы; оправляют ее, как правило, в серебро.

Цена бирюзы невероятным образом колеблется в зависимости от ее цвета: чем больше она напоминает густую лазурь, тем больше ценится; почти неуловимое различие в цвете двух камней одного и того же размера приводит к тому, что их цены отличаются на пятьсот франков.

Бирюза для русских не просто драгоценный камень, она предмет суеверия: в минуту расставания друг дарит другу, любовник – любовнице, любовница – любовнику амулет; этот амулет – бирюза.

Чем гуще цвет бирюзы, тем могущественнее талисман.

Если в отсутствие любимого человека подаренная им бирюза начнет терять цвет, значит, человек этот заболел или изменил. Мне показывали бирюзу, которая умерла в тот же день, когда умер ее прежний владелец.

Камень сделался мертвенно-зеленым, хотя прежде был прекрасного лазурного цвета.

Особое отношение к бирюзе, как к живому и восприимчивому камню, удваивает ее цену в Москве и Санкт-Петербурге. Я уверен, что на бирюзе можно хорошо заработать, купив камни в Париже и приехав продать их в Золотых рядах или на Большой Миллионной улице.

В России также очень распространены "говорящие" ювелирные украшения: это изысканность выражения чувств, почти неизвестная у нас.

Расположив в определенном порядке камни, вы первыми буквами их названий как бы записываете имя человека, память о котором вам хочется сохранить.

Предположим, его зовут Иван: вы записываете это имя с помощью изумруда, верделита, аметиста и нефрита. Отделив от названий этих камней начальные буквы, поставьте их рядом, и у вас получится "ИВАН".

Русские питают к драгоценным камням такую же любовь, как их азиатские соседи; однако взгляните на руку русского, руку, почти всегда унизанную кольцами, и вы увидите, что на ней больше всего бирюзы.

На ярмарке в Нижнем я видел, как бирюзу, рубины и изумруды продают мерками, как у нас орехи. Мерка драгоценных камней продавалась за сто, сто пятьдесят, двести тысяч франков.

Русские мастера – лучшие в мире оправщики драгоценных камней: никто не может сравниться с ними в искусстве оправки бриллиантов.

Покинув Золотые ряды, я попросил провести меня через Кремль: мне хотелось взглянуть на гробницу Матвеева, к которому я испытывал определенную симпатию: как вы помните, это он, проезжая через деревню Кир-кино, обнаружил там Наталью Кирилловну, ставшую впоследствии матерью Петра I, и это его царевна Софья отдала на расправу взбунтовавшимся стрельцам.

Его гробница стоит возле армянской школы и армянской церкви на Мясницкой; это скромная на вид усыпальница, строительству которой вполне могли посодействовать стрельцы, послужив как поставщиками камня, так и каменщиками.

Что же касается знаменитого собора Василия Блаженного, или Покрова Богородицы, который высится возле Спасских ворот в Китай-городе, то это греза больного воображения, претворенная в жизнь безумным архитектором, который его строил.

Собор был возведен по велению Ивана Грозного в 1554 году в благодарение за взятие Казани. Проезжая Казань, мы увидим еще один памятник в честь этого события, внешне более строгий: это гробница солдат, погибших во время штурма города.

Впрочем, цели своей Иван Грозный достиг. Он приказал зодчему не пренебречь ни одной малостью, чтобы создать шедевр архитектуры, и зодчий, по его мнению, настолько хорошо исполнил приказание, что царь велел выколоть ему глаза, дабы тот не смог осчастливить впредь ничем подобным ни одного короля и ни одно государство.

Весь собор, который венчают не знаю сколько луковичных куполов, выкрашен в крикливые и пестрые цвета, среди которых преобладает светло-зеленый и ярко-красный.

Я нажил себе в Москве немало врагов, отказавшись разделить всеобщее восхищение собором Василия Блаженного. Но вот чем можно было бы восхищаться и больше, так это Оружейной палатой Кремля.

Здесь в огромных залах выставлена в безукоризненном порядке масса предметов, ценных либо материалом, из которых они сделаны, либо исторической ролью, которую они сыграли, – от трона Владимира Мономаха до носилок, на которых несли раненого Карла XII.

Даже одни только троны, собранные в обширном зале, могут рассказать историю России.

Первый и самый древний из них – трон Владимира Мономаха, недавно упомянутого нами и приходившегося внуком Владимиру Великому, – датируется началом XII века, поскольку Владимир Мономах в первый раз сел на него в 1113 году. Трон этот вырезан из орехового дерева и имеет шатер, поддерживаемый четырьмя небольшими столбиками.

Трон состоит из двенадцати панелей, украшенных резными барельефами, на которых изображены:

1° русский князь, собирающий совет, чтобы объявить войну грекам;

2° снаряжение воинов, отправляющихся на эту войну;

3° выступление войска;

4° нападение на Константинополь;

5° греческие селения, оказавшиеся во власти русских;

6° возвращение русских с добычей;

7° война греков с персами;

8° совет греческого императора, намеревающегося запросить у русских мира;

9° греческие послы, везущие Владимиру Мономаху регалии верховной власти;

10° их плавание и путешествие из Константинополя в Киев;

11° прием послов в Киеве;

12° и наконец, коронация Владимира Мономаха греческими послами.

А вот другие находящиеся там троны.

Г. Греческий трон из слоновой кости, на резных панелях которого изображены культовые и мирские предметы, окруженные орнаментом из фигур людей, животных, птиц и рыб.

Он был поднесен в 1473 году царю Ивану III послами, сопровождавшими из Рима в Москву царевну Софью Палеолог, к которой посватался царь.

Трон этот, как и дата, напоминает о важнейшем историческом событии. Софья была дочерью того самого Фомы Палеолога, который умер в 1453 году, увидев, как его империя попала под власть турок.

Таким образом, в результате союза с последними потомками Палеологов Иван III рассматривал себя как наследника греческой короны и как властителя Константинополя, и, когда свадьба состоялась, он заменил двуглавым орлом – и это герб современной России – славянского всадника, герб древней Руси, владеть которым в настоящее время имеют право лишь две польские фамилии – Чарторыйские и Сангушко.

2°. Трон знаменитого Бориса Годунова, подлинного создателя крепостного права в России, убийцы малолетнего Дмитрия, чья смерть открыла дорогу всем Лжедми-триям; трон этот – дар персидского шаха Аббаса. Среди украшающих его драгоценных камней восемь тысяч восемьсот двадцать четыре камня бирюзы.

Спинку трона увенчивает императорский орел.

3°. Трон Алексея Михайловича, отца Петра Великого. Он очень богато убран и исполнен в стиле восточной готики; его боковые и лицевая стороны, а также спинка отделаны золотом, украшены причудливым орнаментом и усыпаны восьмьюстами семьюдесятью шестью алмазами и тысячью двумястами двадцатью четырьмя другими драгоценными камнями. Что же касается жемчужин, то их невозможно сосчитать.

На спинке два ангела поддерживают императорскую корону России.

Трон преподнесла царю Армянская торговая компания в Исфахане.

4°. И наконец, трон царей Ивана и Петра, изготовленный в Гамбурге; сделан он из цельного и накладного серебра. Перегородка, помещенная в середине скамьи, разделяет ее на два отдельных сиденья для каждого государя.

В спинке трона есть отверстие, затянутое золотой парчой, за которой, как говорят, располагался третий трон, для царевны Софьи: правя от имени двух своих братьев, она диктовала им оттуда ответы, которые они должны были произносить, и приказы, которые они должны были отдавать.

Как мы уже сказали и как можно понять, троны эти сыграли свою роль в истории.

За тронами следуют скипетры, короны, шлемы, кирасы, щиты и великолепная золотая и серебряная утварь: столовые блюда кажутся щитами, найденными на поле битвы, где накануне сражались гиганты.

К слову сказать, вся эта роскошь, тяга к которой русские великие князья почерпнули у своих соседей-греков, удостоверена в донесениях различных послов своим державам, донесениях, удостоверяющих изумление иностранцев при виде стольких богатств.

Посланник Ченслор, которого король Англии Эдуард VI отправил к Ивану IV, рассказывает, что он был приглашен на пиршество, где присутствовало более сотни гостей и каждому еда подавалась на золотой посуде; трапеза длилась шесть часов подряд, и за это время роскошно одетые слуги четырежды меняли свои наряды.

Голыптейнские посланники при дворе Михаила Федоровича оставили, со своей стороны, описание пира, который устроили им по приказу великого князя Павла. Среди изумительных по красоте предметов посуды, которой был заставлен стол, они упоминают три золотые чаши, диаметром в фут; гостям было подано тридцать восемь различных кушаний, и все они были принесены на серебряных блюдах.

Мейерберг, посланник императора Леопольда при дворе царя Алексея Михайловича, писал, что во время трапезы, устроенной в его честь этим государем, стол был в беспорядке загроможден множеством чаш и кубков из позолоченного серебра, а на серебряных блюдах было одновременно подано сто пятьдесят кушаний.

Один только каталог находящихся в сокровищнице предметов составляет целый том, и я полагаю, что если оценивать лишь их материальную стоимость, оставляя в стороне их художественную ценность, то общая сумма может составить от пятнадцати до шестнадцати миллионов.

Из всех этих сокровищ Наполеон, покидая Москву, взял лишь знамена, завоеванные русскими у турок за последние сто лет, икону Богоматери, украшенную, как утверждали, алмазами, и крест с колокольни Иван Великий, сделанный, по убеждению народа, из чистого золота, а на самом деле лишь позолоченный.

Отметим здесь одно обстоятельство, связанное с крестами, которые венчают церкви. Почти все они попирают своим основанием полумесяц.

Во время татарского владычества татары всюду установили полумесяц над крестом.

Конечно, под татарами мы подразумеваем не только исконные племена Татарии, но и монголов Чингисхана, которые приняли имя побежденных народов, вместо того чтобы навязать им свое.

В частности, в 1571 году до Москвы дошли татары с Перекопа.

Место в трех верстах от Москвы, где они пересекли Москву-реку и где находится паромная переправа через нее, еще и сегодня называется Татарским бродом.

От этих диких завоевателей Россию избавил царь Иван IV Васильевич, прозванный Грозным.

Иван Грозный – личность в России легендарная. В первые четырнадцать лет своего правления он достигает высших степеней величия, а в течение следующих тридцати доходит до крайних пределов ужасающей жестокости. Калигула рядом с ним – голубок, Нерон – агнец.

Правда, его рождение было отмечено последним вздохом российских вольностей, а детство Ивана прошло среди диких сатурналий последних князей из династии Рюриковичей. Вокруг него рушится древняя Русь, а когда падет и он сам, ничего более не останется от древних времен, которые окончательно уйдут вместе с его сыном Федором и татарином Борисом Годуновым.

Елена, его мать, одна воплощает в себе Мессалину, Поппею и Агриппину Севера. Она стала второй женщиной, правившей в России: первой была Ольга.

Согласно московским обычаям, ей, вдове Василия Ивановича, полагалось удалиться в монастырь и превратить свой вдовий платок в покрывало монахини. Однако литвинка четыре года беззастенчиво оставалась регентшей государства, а ее любовник Телепнев правил, как великий князь.

Внезапно стали известны одновременно три неожиданные новости.

Отравленная ядом, умерла Елена.

Старый князь Шуйский объявил себя главой правительства.

Телепнев взят под стражу и приговорен к голодной смерти.

Триумф князя Шуйского – это победа всего его семейства: к Шуйским из поколения в поколение относились как к врагам великого князя и государства, и теперь им пришло время выступить в роли врагов государства и великого князя.

Наследник короны, мать которого отравили, Иван IV, будущий Иван Грозный, попадает к ним в руки, когда ему было семь лет.

Казна его разграблена, владения захвачены, еще немного – и его выгонят из собственного дворца. Шуйский принимает послов сидя, вытянув ноги, обутые в сапоги со шпорами, на груди юного царя.

Иван присутствует на казнях, производимых ими, казнях, где Шуйские одновременно судьи и палачи. На его глазах, невзирая на его мольбы, они убивают в присутствии всей Думы князя Бельского, затаптывают ногами боярина Воронцова, раздирают шпорами одеяния на митрополите, пытающемся вырвать жертву у них из рук.

Но чрезмерное преуспеяние делает Шуйских неосторожными. В ту пору, когда Ивану исполняется четырнадцать лет, его дядья Глинские получают доступ к нему, в разгар охоты выходят из засады и с поощрения юного царя кидаются на Шуйского, хватают его и бросают собакам, которые пожирают князя живьем.

Теперь, вслед за рабством у Шуйских, юный государь получает безграничную свободу. Глинские говорят ему, что он имеет право на все: земли, богатства и жизнь подданных принадлежат ему. Они подстрекают его к бессмысленным расправам, к безмерным наградам. В конце концов, используя свое влияние на юного царя, они полностью расшатывают его нравственные устои. Чтобы подтолкнуть его на убийства людей, они учат юношу истязать животных. Они заставляют его сбрасывать с высоты кремлевских башен собак, кошек и коз. Они заставляют его колоть копьем, через прутья их клеток, волков и медведей.

Однажды молодой царь пробудился от криков толпы и зарева пожара. Москва горит в пятнадцатый или двадцатый раз. Глинские растерзаны в клочья; ему приносят куски их тел, насаженные на острия пик.

Но посреди этих воплей, отсветов пламени и окровавленных пик с их отвратительными трофеями к царю-отроку приближается один из тех вдохновенных свыше подвижников, какие тогда бродили по Руси и, подобно еврейским пророкам, подобно мусульманским дервишам, осмеливались обрушиваться с нападками на самих государей.

Он приближается к Ивану IV и от имени Господа заявляет ему, держа в левой руке Евангелие и воздев к небу правую руку, что гнев Божий вызван преступлениями государя; он перечисляет жертвы: отравленная правительница, уморенный голодом Телепнев, пожранный собаками Шуйский, растерзанные в клочья Глинские, охваченная пламенем Москва, затем бесконечное множество бояр, этих второстепенных жертв, которые все без исключения перешли из этого мира в иной с затянутой веревкой на шее или с кинжалом в груди.

И, вызванные красноречивыми словами монаха, перед блуждающим взором молодого Ивана встают призраки.

В эту минуту к нему подводят его юную и прекрасную супругу; он ищет подле нее укрытия, прячет у нее на груди голову и обещает ей – нет, не раскаяться, ибо он и так полон раскаяния, – он обещает ей стать лучше.

К отважному монаху и целомудренной супруге присоединяется боярин, известный своей храбростью и прямодушием.

В течение четырнадцати лет Россия будет благословлять три имени – Сильвестра, Анастасии и Адашева.

За эти четырнадцать лет все умиротворяется и все приводится в порядок; реформируется армия, создаются отряды стрельцов; из семи тысяч немцев образуется постоянное войско; вводится жалованье за военную службу; всем владельцам земельных угодий, требующих для засева по триста фунтов семенного зерна, вменяется в обязанность содержать одного вооруженного всадника или выплачивать сумму, равную этому содержанию. Великий князь встает во главе армии, берет Казань, завоевывает Астраханское ханство и возводит крепости, которые будут обуздывать татар, а в это время двадцать четыре тысячи турок, отправленных в поход Селимом II, гибнут в пустынях, протянувшихся от Урала до Волги. В довершение всего разбойник Ермак завоевывает Сибирь, присоединяет ее к Русскому государству и становится великим человеком.

Это то, что касается военных дел; теперь скажем о том, как обстоят мирные дела.

Открыта печатня. У Карла V запрошено сто двадцать искусных мастеров разного рода; основан Архангельск, и тем самым на севере России прорубается первое окно в Европу (основав Санкт-Петербург, царь Петр прорубит второе).

Но это не все: общественные преобразования не отстают от тех, что происходят в военных делах и в области ремесел; начинается отмена привилегий знати; умеряется алчность духовенства, стремящегося увеличить свои земельные владения; караются дурные нравы священников; из богослужения устраняются языческие обряды; в новом судебнике пересматриваются законы, а два добрых ангела – Адашев и Сильвестр – заставляют старейшин и именитых людей городов и деревень безвозмездно вершить правосудие.

Вся слава пятидесятилетнего царствования Ивана IV заключена в этом золотом веке России.

К несчастью, добрый гений Ивана IV отлетает на небеса: царица умирает.

Иван впадает в черную меланхолию. Голос тех, кому всегда скучны мир, добро и справедливость, достигает слуха царя. Их нашептывания внушают ему недостойное подозрение. Не была ли смерть его любимой Анастасии насильственной?

Царь видел столько насильственных смертей, что он легко верит такой клевете.

Но это не все. Его уверяют, что собираются восстать бояре.

Каким образом узнавал он о том, что происходит в России? В течение четырнадцати лет он смотрел на все исключительно глазами двух своих министров.

Откуда у великого князя подобное самоуничижение или, скорее, подобное ослепление?

Он сам говорит, сам признает: Сильвестр и Адашев смогли приобрести такое влияние над ним лишь с помощью колдовства и наговоров.

В конце концов – в такое безумие никак нельзя было бы поверить, если бы не существовало этого документа, – в своем письме он обвиняет их во всех благодеяниях, какие Россия ставит ему в заслугу!

Наградой обоим министрам стала тюрьма: Сильвестр заточен в монастырь на Белом море, Адашеву велено безвыездно оставаться в Феллине. Через два месяца после получения этого приказа Адашев скончался.

Сразу же после смерти царицы Иван погружается в беспутство и преступления, подобные тем, какие окружали его в детстве. Своей собственной рукой он закалывает кинжалом боярина Оболенского, оскорбившего Басманова – одного из его фаворитов; он приказывает убить у подножия алтаря Репнина, осмелившегося укорять его; ссылает вместе с семьей Воротынского, победителя Казани; приказывает подвергнуть пытке воеводу Шереметева, наводившего ужас на тавров, и в промежутках между истязаниями сам чинит ему допрос.

"Что сделал ты со своими сокровищами?" – спрашивает он.

"Отослал их Иисусу Христу через посредничество бедняков", – отвечает ему Шереметев.

С этого времени царствование Ивана превращается в сплошное яростное безумие, в неистовую ярость, в которой, судя по усилению ее приступов, можно насчитать шесть обострений, и во время одного из этих обострений он скажет русским людям: "Я ваш Бог, как он – мой".

И действительно, если божественность власти доказывается истреблением людей, то не было другого бога, кроме Ивана Грозного.

Любой боярин, в чьих жилах течет кровь Рюриковичей, оказывается, попадая ему в руки, обезглавлен, отравлен или посажен на кол.

Их жены и дети укрываются в лесах.

На них охотятся, их преследуют верхом на лошадях, насилуют, до смерти забивают кнутом.

В лесах не слышны более рычания медведей и завывания волков. Там раздаются стоны матерей и жалобы детей.

Ивану кажется, что Новгород, покоренный его дедом, восстал против него. Он вступает в город, не встречая сопротивления, и пронзает копьем всех, кто попадается ему на пути. Он сгоняет всех, кто не смог скрыться, в обширное пространство, обнесенное палисадом, приказывает наделать прорубей во льду Волхова, велит привести на реку сотни пленников и натравливает на них голодных медведей, собак и волков, а так как пленники не могут выбраться ни на один из берегов, оцепленных солдатами, они либо оказываются растерзанными дикими зверями, либо гибнут в пучинах реки.

Затем, после этих казней, длившихся целый месяц, после того как двадцать тысяч невинных приняли в них свою смерть, Иван уходит, вполне серьезно заявив оставшимся в живых: "Молитесь за меня!"

Затем он отправляется в Тверь и в Псков и совершает там те же преступления, а вернее, те же безумства.

Москва узнает, что царь возвращается в ее стены, и Москва трепещет.

В день его прибытия население с ужасом видит, что на улицах складывают костры, устанавливая на них большие котлы, а на площадях строят виселицы.

Пятистам уже сломленным пытками боярам, принадлежащим к самым прославленным фамилиям, суждено висеть на этих виселицах и вариться в этих кипящих котлах.

Многие из них не дойдут до места казни, ибо по дороге туда их искромсают ножами московские царедворцы.

Проскрипции Мария и Суллы касались только мужчин; проскрипции Ивана Грозного затрагивают также жен и детей.

Иван велит вешать жен над дверями жилищ, и, чтобы войти в собственный дом, мужья были вынуждены рукою отстранять висящие трупы, и так вплоть до того дня, пока эти трупы сами собой не падали вниз, перегораживая порог, как прежде они перегораживали дверной проем.

Что же касается детей, то их прибивали гвоздями к скамьям, стоявшим у обеденных столов для челяди. Так что отцам и матерям приходилось видеть рядом с собой во время трапезы этих немых и недвижных гостей.

Согласитесь, что ни Фаларис, ни Калигула, ни Нерон не смогли придумать ничего подобного.

Когда на улицах накапливается слишком много трупов, а воздух наполняется зловонными испарениями так, что им нельзя дышать, обязанность очистить город возлагается на голодных собак и волков.

Но, точно так же как римским императорам недостаточно было обычного прелюбодеяния и им требовалось кровосмешение, Ивану IV нужны утонченные убийства – братоубийства и отцеубийства. Он заставляет Прозоровского убить брата, а Басманова – отца; он женится на семи женщинах, насилует свою сноху и, подозревая своего собственного сына Ивана в измене, убивает его ударом рогатины.

Тем временем снова появляются татары и идут на Москву; Швеция отнимает у него Эстонию, Стефан Баторий – Ливонию.

Ивана охватывает страх, он бежит из Москвы и запирается в Александровской слободе, где вместе с тремя сотнями тех, кто в качестве палачей наилучшим образом помогал ему в казнях, постригается в монахи.

Но так уж устроены народы: они не могут обойтись без своих тиранов.

Кто отныне будет защищать людей, если их отважного великого князя нет больше рядом с ними? Почему он бежал от них? Почему он боится их? Разве нет у него над ними неотъемлемого права казнить и миловать? Пусть же он вернется и наказывает их как хочет. Государство не может жить без своего хозяина. Иван – их законный властитель. Если его не будет с ними, кто сохранит чистоту религии, кто спасет миллионы душ от вечного проклятия?

Эта мольба трогает Ивана, и он возвращается. Но его невозможно узнать:

"С отъезда Ивана прошел лишь месяц, – говорит русский историк, – но его стан, рослый и могучий, его широкие плечи и высокая грудь одряхлели; голова, которую прежде покрывала густая шевелюра, облысела; редкие клочья волос, оставшиеся от бороды, которая некогда была украшением лица, уродовали его; глаза потухли, а черты лица, несущие отпечаток звериной жестокости, исказились".

Дело в том, что он уже близок к смерти, но это не мешает ему обезглавить князя Горбатого-Шуйского и его сына Петра.

Опричник Федоров обвинен в том, что он хотел лишить царя трона, – Иван усаживает его на свой трон и закалывает кинжалом; он приказывает посадить на раскаленную сковороду князя Щенятева, изрубить на куски казначея Тютина и его четырех детей; он велит заживо сжечь князя Воротынского и сам подгребает к нему угли. Попавший в опалу Голохвастов постригается в монахи, чтобы избежать преследования, – царь сажает его на бочку с порохом и подрывает ее, приговаривая: "Он ангел… подобает ему на Небо взлетети". Он обливает кипящей похлебкой своего шута и, поскольку тот не смеется шутке, закалывает его ножом; он отрубает воеводе Титову одно ухо, и тот благодарит, что ему оставили другое.

В 1584 году появляется комета. Она возвещает о его смерти. Иван призывает колдунов и астрологов, дает им в Москве дом, определяет им содержание и каждый день отправляет своего фаворита Бельского беседовать с ними. Затем, поскольку астрологи предвозвестили его кончину и указали день, когда она случится, он поднимается на паперть знаменитого собора Василия Блаженного и прилюдно приносит покаяние, смиренно просит нищих молиться за него, пишет завещание и назначает своим преемником сына Федора (напомним, что Ивана он убил, а другой его сын, Дмитрий, который будет убит по приказу Бориса Годунова и могилу которого мы увидим в Угличе, еще в колыбели). Иван ведет переговоры с Богом, чтобы быть благосклонно принятым на Небесах. В тот день, когда, по предсказаниям астрологов, царю предстояло умереть, ему становится лучше и он велит объявить им, что умрут они, а не он. Он готовится сыграть партию в шахматы со своим фаворитом Бельским, но, едва дотронувшись до первой пешки, исторгает крик, встает, пятится к кровати, падает на нее и испускает дух.

В Эрмитаже выставлен автограф Николая, датированный 17 марта 1808 года и содержащий всего несколько строк:

"Царь Иван Васильевич был суров и гневен, что дало основание называть его Грозным. Но вместе с тем он был справедлив, храбр, щедр в наградах, а главное, способствовал процветанию и развитию своей страны.

НИКОЛАЙ".

Юному великому князю Николаю было двенадцать лет, когда он выразил такое мнение об Иване IV.

LIII. ПОЕЗДКА НА МОСКВА-РЕКУ

В течение двух недель моего пребывания в Москве достославной четверке лошадей Нарышкина пришлось немало потрудиться. Я посетил Царицыно, развалины дворца, который так и не был достроен и в который Екатерина отказалась войти, ибо, по ее словам, это вытянутое строение с шестью башнями по бокам выглядело, как гроб в окружении шести восковых свечей. Я посетил Коломенское, загородный дворец, сохранивший память о раннем детстве Петра: башню, где содержали соколов и кречетов, которых он сам кормил, и четыре дуба, под которыми он занимался со своим учителем – дьяком Зотовым. Я посетил Измайлово, где Петр нашел ту маленькую шлюпку, благодаря которой он получил первые уроки навигации у мастера Брандта. Я посетил Воробьевы горы, откуда можно охватить взглядом всю панораму Москвы, объездил монастыри, церкви, музеи, кладбища, все исторические места и не обошел ни одного камня, ни одного креста своим почтительным вниманием или молитвой. Наконец, когда после расспросов, обращенных к знатокам московской старины, мне стало ясно, что смотреть тут больше нечего, я решил поехать на поле знаменитого сражения, которое в Европе называют двумя разными именами: Бородинской битвой и битвой на Москве-реке.

И в этом случае о нас снова позаботился Нарышкин, хотя нам и предстояло ехать без него. Он приготовил для нас превосходный экипаж и предоставил в наше распоряжение своего доверенного человека, Дидье Деланжа, нашего соотечественника, который достаточно хорошо говорил по-русски, чтобы служить нам переводчиком, и должен был с помощью подорожной избавить нас от всех хлопот, связанных с почтовыми лошадьми.

После нашего возвращения в Москву мы собирались все вместе посетить Троицкий монастырь, а оттуда отправиться в Елпатьево, имение Нарышкина, где 25 августа нам предстояло открыть охотничий сезон.

Затем я намеревался продолжить путешествие в Астрахань, проехав через Нижний Новгород, Казань и Саратов.

Седьмого августа мы тронулись в путь.

Покидая Москву, мы пересекли огромное Ходынское поле, место скачек и военных смотров, а затем двинулись через Дорогомиловское предместье.

Здесь, в этом предместье, на большом постоялом дворе, который находится с правой стороны при въезде в город, а у нас, выезжавших из него, оказался, следовательно, по левую сторону, ненадолго останавливался Наполеон, прежде чем расположиться в Кремле.

Именно сюда, видя, что губернатор покинул Москву, а город подвергается разграблению, и не зная еще, что он обречен погибнуть в огне пожара, пришли просить милости у победителя несколько московских горожан и купцов.

Провел их к Наполеону генерал Гурго.

Поскольку постоялый двор был выстроен из камня и к тому же находился на окраине города, он избежал пожара, и его до сих пор показывают приезжим как место, где останавливался на привал Наполеон.

Справа от дороги, чуть ближе Поклонной горы, называемой так потому, что с ее вершины богомольцам открывается вид на Москву, святой город, и они кланяются ей, стоит изба, где генерал Кутузов держал военный совет, на котором было решено оставить Москву.