Текст книги "Поиграем со смертью?..(СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 45 страниц)

Наконец Инна могла вздохнуть свободно – для этого мира она была мертва. Её раны зажили, и Граф передал через Спирса, что пора готовиться к отбытию. Гробовщик заменил Дине последний фрагмент Плёнки, но в моей подруге ничего не изменилось – только её жизнь стала, похоже, вечной. А вот Инна, вздыхая, говорила, что Дина умерла, ведь её Плёнка стала фальшивкой, а значит, и её жизнь превратилась в иллюзию, созданную искусственно. Но ведь имплантанты, вставные зубы и протезы – это тоже фальшивка, а они жить помогают. Так почему фальшивая Плёнка не может дать реальной жизни? Ведь я сам слышал, как Дина общалась с Гробовщиком наедине – просто мимо них в парке как-то проходил. Она не зомби, это точно, и своё мнение, свои желания она высказывает свободно. Так что жнец её не убил – наоборот, он подарил ей вечность. И, похоже, счастье, ведь теперь она начала улыбаться… как никогда прежде.

А вот я всё больше грустил, и единственным, кто мог меня вытащить из депрессии, как ни странно, был Грелль. После первого нашего похода на кладбище он всё меньше видел во мне объект страсти и всё больше задумывался над моими словами о дружбе. Мы стали Друзьями с большой буквы, и не потому что я был готом, а Сатклифф любил говорить о смерти – просто он поддерживал меня, а как только домогательства превратились просто в дружескую шутку, я решил, что всеми силами буду поддерживать его, и совпадавшие интересы стали фоном для того, чего нам обоим не хватало – для взаимопомощи и доверия. А ведь дружба куда сложнее любви, потому что не сердце ведёт человека, а разум и собственные принципы. И несмотря на все различия между нами, всё же общие принципы у нас были, и именно они заставили нас стать друзьями из игрока и игрушки, из палача и жертвы, из объекта ненависти и того, кто готов был выть от одного вида красного плаща. Наверное, просто судьба – штука изменчивая, и она нас меняет. Я это понял.

И вот, пятого числа мы всей толпой устроили прощальный семейный ужин на трёх человек и трёх паранормальных существ. И плевать, что Инна с Диной уже были не совсем людьми… Мы с девчатами смеялись, хотя хотелось плакать, и желали друг другу счастья, хотя расставаться было больно. А на закате Дина обняла меня, поцеловала в щёку и шепнула:

– Будь счастлив, Лёша. Помни, что в мире есть место чуду, и что человек не попадёт в Ничто, если сам не захочет.

– Буду бороться, – кивнул я, и Гробовщик, обнявший мою подругу со спины, протянул:

– В любом случае, о ней я позабочусь. А ты позаботься о себе. Не стоит волноваться за мою немёртвую умершую, она – мой вечный эксперимент…

Я хотел было возмутиться, но Дина счастливо улыбнулась и, пожав мне руку, снова пожелала счастья. А затем исчезла в белом мареве вместе с Легендарным, словно её и не было. Словно всё это мне приснилось.

Как только вспышка, поглотившая мою подругу, развеялась, меня обняла Инна. Она долго что-то шептала, давая советы на будущее, призывая меня не запускать ни квартиру, ни себя, говоря, что я должен окончить институт и стать лучшим юристом на свете, потому что, если уж чем-то заниматься – так выкладываться на полную, а если ставить цель – то непременно добиваться её. А ещё она посоветовала найти друзей и, как ни странно, держаться ближе к Сатклиффу, если он сдержит слово и будет меня навещать. Грелль было возмутился, заявив, что не собирается бросать меня в одиночестве, как она, но Инна просто сказала ему «спасибо», и жнец замолчал. А сестра вновь крепко обняла меня и прошептала:

– Просто верь в себя. Ты сильный. И ты сумеешь воплотить мечты в реальность. Я поняла, что надо просто жить – не гонясь за чем-то несбыточным. Надо наслаждаться каждой секундой. И надеюсь, ты тоже когда-нибудь это поймёшь. Люблю тебя, братишка… И кстати, красные волосы тебе таки идут. Ты, Лёша, всегда будешь моим братцем-вишенкой.

– Береги себя, Инн, – пробормотал я, но горло перехватило, и я замолчал.

– Её буду беречь я, – вмешался Михаэлис, собственнически так приобняв мою сестру за талию. – Полагаю, это куда надежнее, чем её собственные попытки не влипать в не неприятности – она находит их даже на пустом месте.

– Ладно уж, «зятёк», береги, – поморщился я и протянул демону руку.

Он усмехнулся и, не снимая перчатку, пожал предложенную конечность. Что ж, по крайне мере пренебрежение, проскользнувшее в его глазах, ни в какое сравнение не шло с нежностью, с которой он смотрел на Инну. А значит, наверное, я могу её ему доверить?

– Улыбайся, если радуешься, плачь, если грустишь, – тихо сказала Инна. – Не будь фальшивкой. Просто живи, Лёш. И ты найдёшь то, что ищешь.

– Прости, Инн, – пробормотал я, а сестра закатила глаза и рассмеялась. И почему-то я засмеялся вместе с ней. В последний раз.

– Ты у меня прощения просишь за то, что я не осталась тут, зато нашла своё счастье? – саркастически выгнув бровь, наконец, спросила она. Я стушевался, а Инка потрепала меня по волосам, крепко обняла, чмокнула в щёку и шепнула: – Давай будем счастливы. Все мы. Дина, Гробовщик, я, Себастьян, ты и даже Грелль. Мы все это заслужили.

– Почему это «даже» Грелль? – возмутился этот самый Грелль, а я улыбнулся и кивнул:

– Будем, Инн. Обязательно будем.

– Это же наша цель, – шепнула Инна и отстранилась. Тьма окутала комнату, и глаза самого родного для меня человека слились с ней, исчезнув в бездне. Вот только её улыбка осталось со мной – в моей памяти. Как и улыбка Дины.

Было больно. Очень больно. Но я улыбался. Потому что девчата правы – как бы больно ни было, нельзя опускать руки. Надо бороться до конца и верить, что когда-нибудь счастье станет твоей наградой. А если нет, ты хотя бы умрёшь достойно. И это уже немало.

– Ну что, Грелль, пойдём, побродим по городу? – вздохнув, предложил я.

– Грустишь? – печально спросил жнец, поправляя на носу очки в красной оправе.

– Когнитивный диссонанс. Рад за них, и всё равно грустно, – честно ответил я, глядя в пол.

– И это хорошо, – разулыбался красный косарь и с силой шандарахнул меня по спине. – Только мёртвые ничего не чувствуют, и только жнецы испытывают лишь одну эмоцию за раз, а мы в какой-то степени уже мертвы. Так что не заморачивайся, Лёшечка. Время, может, и не лечит, но углы сглаживает точно.

– Верно, – улыбнулся я и посмотрел на жнеца.

– А теперь пойдём-ка на кладбище, дорогой мой! И как только ты развеешься, отправимся в клуб. Послушать тяжёлый рок, который сегодня в программе. Если предаваться меланхолии всё время, так и будешь топтаться на месте всю свою жизнь. А сестрица тебе, кажется, завещала жить полной жизнью. Вот и живи. Как она и ваша подружка. У тебя же впереди так много интересного! Не факт, что хорошего, но и не факт, что только плохого. Не попробуешь – не узнаешь.

Я рассмеялся и хлопнул Грелля по плечу.

– Спасибо, брат, ты всегда знаешь, что сказать.

– И я всегда прав, – хихикнул жнец.

– Ну, с этим я бы поспорил, – хмыкнул я, – но не сейчас. В этой ситуации ты и правда попал в десятку. Короче, в Геену тех, кто говорит, что ты не способен здраво мыслить.

– Ой, не стоило мне про Уилли сейчас напоминать! – всплеснул руками жнец, и мы рассмеялись.

Закат догорал, обещая наступление нового дня – новые беды и заботы, радости и смех. Он обещал нам будущее. Ведь «король умер! Да здравствует король!»

И это правильно.

Я сидел на тёплой, прогретой июльским солнцем земле и смотрел на небо. Здесь оно всегда казалось мне на удивление синим, даже в дни, когда серые тучи превращали его в грязное покрывало. Ветер шевелил сочные листья, тянувшиеся к солнцу, улыбавшемуся им с небес, и мелкие, редкие капли падали мне на щёки. Небо – дыхание вечности, и его слёзы – это наша боль, пришедшая из глубин времён…

Я улыбнулся серым облакам и перевёл взгляд на серый камень. Передо мной стояли рядом две плиты. На одной, чёрной, гладкой, был выгравирован портрет Дины. На второй, серой, шершавой, с кусочками каменной крошки, царапавшими любого, кто пытался протереть плиту, висела фотография, выгравированная на металле, и с неё на меня смотрела Инна. Сестра улыбалась, как и моя подруга, а даты на могильных плитах говорили о том, что с нашей последней встречи прошло семь лет. Забавно. В моей жизни многое изменилось, как и я сам, а вот они, наверное, всё такие же, и всё так же живут ради своих паранормальных существ…

– В одиночестве пить нехорошо, – раздался за моей спиной знакомый насмешливый голос, и я, не оборачиваясь, махнул жнецу рукой.

Грелль, подобрав полы алого плаща, уселся справа от меня и тоже посмотрел на памятники и стоявшую перед ними невскрытую бутылку шампанского.

– Лёшечка, ты каждый год приходишь сюда в день рождения сестры. И всегда мы пропускаем по одному фужеру шампанского. Может, хоть ритуал сменим?

– Что, предлагаешь шампанское на текилу заменить? – усмехнулся я.

– Ну почему же? – протянул жнец. – Может, хоть жену свою сюда приведёшь – втроём помянем наших «умерших».

– Нет, – покачал головой я. – Знаешь, Грелль, жена моя – прекрасный человек, даже ты с ней иногда можешь спокойно общаться, а это показатель, – жнец хихикнул, а я продолжил: – Но этот день – только наш. Мой, Инны, Дины, твой, Гробовщика и Себастьяна. И это не поминки. В этот день всё началось: Инну спас демон-младенец, подарив ей жизнь, через двадцать один год он принёс в наши жизни вас, и это дало нам, смертным, необходимый толчок – пинок, заставивший нас троих отрыть глаза и посмотреть на мир не через розовые очки или чёрные шоры, а прямо и открыто. Потом, осенью, но тоже шестого числа, они ушли, а мы остались. У них вечность впереди, а я умру. Только знаешь, Грелль, я ни о чём не жалею. Вообще ни о чём. Ты был прав: время сглаживает углы. Инна была права: надо просто жить и идти к своему счастью. Дина была права: надо верить в лучшее и никогда не сдаваться. А я ошибался, думая, что мир монохромный и есть либо чёрное, либо белое, либо серые оттенки сомнений. Зато теперь я, наконец, понимаю, что в мире много ярких пятен и не только красных – боли и любви. В нём есть место для всех цветов радуги, и это в жизни самое ценное. В ней есть всё, просто нельзя застревать на одной полосе, в одном цвете, на одной ноте. Надо двигаться вперёд и искать то, что станет самым главным в твоей жизни.

– А ты нашёл? – коварно улыбнувшись, спросил Сатклифф.

– А то! – усмехнулся я. – Моя семья – жена с дочерью, и дружба с полоумным посланцем смерти, который на прошлой неделе подарил моей новорожденной дочке чепчик с черепушкой!

– Ой, Лёшечка, я просто таю! Ты до сих пор помнишь тот мой скромный дар! – умилился жнец, прижав руки к сердцу.

Поначалу моя жена не понимала, что «не так» с моим лучшим другом, и почему он ко мне «пристаёт», но потом (прямо скажем – аж через полгода) до неё дошло, что я не гей, а у Грелля просто вошло в привычку вести себя со мной, как с объектом обольщения. Мы, помнится, даже несколько раз шокировали общественность «странным» поведением – обнимались на дне рождения одного придурка, которому решили испортить жизнь, и вещали что-то о том, «как нам было весело прошлой ночью с именинником»; и даже заявились как-то в гей-клуб, устроив тамошней публике разрыв шаблона и обсуждая женские прелести. Короче, такими вот шуточками мы себе настроение поднимали, а точнее, жнец прикалывался, а я, давно привыкший к такому стилю общения, не меньше него самого смеялся над его подколами. И это было нормой, несмотря на то, что остальному миру мы казались аномальными.

Но я давно понял, что надо просто быть собой, а не подстраиваться под окружающий мир, сливаясь с серой массой. Лучше быть кроваво-красным сполохом и сгореть за мгновение, чем провести вечность в тени толпы, сливаясь с ней и превращая свою жизнь в болото. Лучше гореть, чем угасать, пусть даже в этой вспышке будет много боли. Ведь если есть кто-то, кто подставит плечо в трудную минуту, даже смертельная рана может зажить.

– Ладно, Грелль, вздрогнем, – я взял бутылку, откупорил и разлил шампанское по шести пластиковым стаканчикам. – В этот день всё началось. Выпьем за него!

– С днём рождения, – кивнул Сатклифф. И я улыбнулся.

Это был день рождения Инны. День, когда родилось их с Диной счастье. День, когда я начал взрослеть. И это на самом деле был наш общий день рождения – нас шестерых и тех чувств, которые нас связывали. Настоящих.

– С днём рождения! – отсалютовал я памятникам, и девчата, задорно улыбавшиеся на фотографиях, словно улыбнулись ещё шире.

Мы осушили наши стаканы, вылили шампанское из оставшихся на могилы и, убрав бутылку в пакет, поднялись. Небо прояснилось, дождь закончился, и серые росчерки туч медленно, но верно покидали пронзительно синее полотно. Мы с Красной Смертью улыбнулись друзьям и друг другу, пожали руки и неторопливо побрели к выходу с кладбища.

– Как твой новый парень, Грелль?

– Да отлично, но я нашёл другого. Он такая милашка!

– Какой же ты… бабник? Блин, как сказать «бабник» в отношении тебя?

– О, я просто очень любвеобилен! Вот, Лёшечка, ещё одна привилегия дружбы со мной: парней у меня много, а лучший друг – один!

– Позавидовать себе, что ли?

– Ой, не стоит! Зависть – плохое чувство! Лучше просто гордись!

– Ага, «гордюсь». И гордостью могу я сдвинуть горы!

– Вот видишь, как замечательно? Сколько пользы от меня!

– Ага, и от меня: пойду вечером звонить твоему экс-парню, улаживать конфликт, чтоб он тебя на куски потом не порезал – жнецы порой излишне эмоциональны.

– Ах, как хорошо, что у меня есть ты, Лёшечка! Спасаешь от разборок!

– Зачем же ещё нужны адвокаты? Цени!

Смех заполнил тишину кладбища. Ветер шептал листве свои секреты, она отвечала ему обещанием сохранить тайну. Солнце улыбалось ухоженным могилам и зарослям крапивы на старых захоронениях. Где-то вдалеке пели птицы.

А радуга окрашивала небо в миллионы оттенков семи главных цветов. И время, окутав мир мягким покрывалом, вело его из одного цвета в другой. Куда – неизвестно. Возможно, к боли, а возможно, к счастью. Но куда бы ты ни пришёл, всё закончится одинаково. Финалом.

И главное, чтобы ты в последний момент улыбнулся. От всего сердца.