Текст книги "Поиграем со смертью?..(СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

Поднявшись на третий этаж, я имел сомнительное счастье лицезреть заспанную морду ловеласа номер раз, который открыл мне дверь. На вопрос: «И где Дина?» – эта блондинистая смерть с газонокосилкой ответила, хитро прищурившись, что хозяйка изволит почивать.

Да? Ну, сейчас повеселимся…

Я прошёл в квартиру, тихонько прикрыл за собой скрипучую железную дверь (смазать петли надо бы, но лень) и, проперевшись на кухню за решившим глотнуть водички жнецом, задумчиво протянул:

– Динка когда спит – милашка. Пойти, что ль, разбудить?

– Она тебе нравится? – решил прощупать соперника Казанова на полставки.

– Частями, – хмыкнул я, подумав, что Динка чудный человек, до тех пор, пока ты её не взбесишь. «Не буди лихо, пока оно тихо» – никогда не забуду её в гневе…

– И какие же части тебя привлекают? – с хитрым прищуром поинтересовался Нокс, подперев своим скелетом шкаф.

– Ножки ничего так, – с видом ценителя искусства, разглядывающего полотно Дали, ответил я.

– И грудь, – пошевелив бровями, поддакнул Нокс. Ха, хорошо, Динка нас не слышит! Но грудь у неё и правда ничего так...

– И внешне очень даже, особенно глаза, – хмыкнул я и подмигнул жнецу.

Блин, я со смертью обсуждаю прелести лучшей подруги! Как низко я пал… Ну и ладно.

– Глаза… – Нокс сделал вид, что задумался, а затем пошленько так усмехнулся и, недвусмысленным жестом изобразив грудь, повторил: – Глаза.

А затем он себя ещё и по заднице долбанул, и я подумал, что тут точно либо Содом, либо афродизиаки распылили.

– Это ты её ещё на каблуках и в мини-юбке не видел, – заявил я. Плевать, что я и сам не видел – у меня богатое воображение.

– Ножки так хороши? – вскинул бровь Нокс.

– О да, – усмехнулся я и, потянувшись, добавил: – Пойду её разбужу – ещё раз на них полюбуюсь.

– Да ты попей чайку, – подмигнул мне Нокс, и я понял, что он попался. – Сейчас я нашу спящую красавицу приведу!

– Э, чувак! – возмутился я, но жнец свалил в сумеречную зону, она же – Динкина комната. Я ухмыльнулся и пошёл следом – такое зрелище пропускать грешно.

Итак, Нокс ввалился в комнату моей подруги, которая безуспешно пыталась превратиться в бабочку, замотавшись в кокон из одеяла. Далее последовал разочарованный вздох жнеца, его шёпот: «Вставай, красавица!» – и попытка стянуть с Динки одеяло. Хо-хо, я тоже однажды так поступил! Больше не хочу…

В следующий момент очки Нокса оказались на полу, а сам он был прижат к кровати схватившей его за горло хрупкой девицей. Да, Динка выглядит как сушёная вобла, ну, или как дохлая мышь, но она очень сильная, и бьёт всегда так, что не обрадуешься. Вот и сейчас она рефлекторно зазвездила обидчику «куда попало», то есть в наглую морду, а затем узрела краем глаза, что на неё покушается чужой мужик, и моментально схватила его за горло, причём, скорее всего, не с мечтами об асфиксии жертвы, а с надеждами нажать на болевые точки. И эту мою догадку подтвердил хрип жнеца, который просто не ожидал от рохли-Динки такого поведения. Нажала-таки. Пожалеть, что ль, пришлого? Да ну на фиг, они нас не жалели.

Я стоял в дверях, наблюдая за тем, как целых пять секунд Динка пытала жнеца, а затем этот любвеобильный живой труп растерял всю свою галантность и долбанул её по рукам, после чего перекатился по кровати и вскочил. Да уж, такого ошалелого выражения лица я у этого коварного обольстителя блондинок «девяносто-шестьдесят-девяносто» ещё не видел! Он растирал горло, а Динка, которой, думаю, по рукам отвесили довольно сильно, быстро-быстро моргала, пытаясь понять, кто перед ней и какого Мефистофеля он тут забыл. Затем раздался её стон, и подруга рухнула обратно на подушки, натянув одеяло до макушки. Я же хмыкнул и, проперевшись в комнату, подобрал очки Нокса. Левое стекло треснуло, дужки были погнуты.

– Чувак, ты её неправильно будил, – вздохнул я и, покачав головой, скорчил скорбно-сочувствующую гримасу. – Учись, пока я жив.

Нокс хотел было что-то вякнуть, но я, предусмотрительно отошедший подальше от койки, уже набрал в легкие воздух и заорал:

– Динка, подъём! Армагеддон близко, армия Сета на подступах к последнему рубежу обороны! Харона тебе в тести, подымай скелет с матраса!

Серых завозилась под одеялом и с тяжким вздохом снова приняла сидячее положение. Потерев кулаками глаза, это воплощение доброты, смирения и невинности пробормотало:

– Встаю, Лёш, что тебе на завтрак приготовить?

– Блинов хочу, – пожал плечами я и положил травмированные окуляры местного крота на Динкино одеяло. Она зевнула, откинула данную постельную принадлежность, и очки отправились в полёт к окну. А точнее, к батарее.

Дзынь!

Полёт прошёл нормально, объект приземлился, точнее, «прибатареился» по плану. И я уверен, что превращены в снаряд «глаза» нашего «гостя» были неслучайно, хо-хо!

– А ты не так проста, – проследив подслеповатым взглядом за траекторией гибели собственных окуляров, изрёк трупак на ножках.

– Прости, я всегда так реагирую, когда меня будят, – смущённо улыбнулась стопудово нераскаивающаяся Динка и встала. Дрыхла она всегда в чёрной шёлковой пижаме, скрывающей и ноги, и руки, и даже отчасти шею, ибо Динуська её вечно на все пуговицы застегивала, так что присутствие в комнате двух мужиков подругу мою не волновало. На улицу, и то шмотьё откровенней надевают.

– Любопытно, – протянул Нокс, и в его моргалах мелькнул азарт. Вот блин, а я надеялся, он потеряет к Динке интерес, узнав о её термоядерном характере!

– Обычно, – пожала плечами она и, прихватив шмотки, свалила в душ. Причём свалила, чуть ли не маршируя – солдатским шагом, топоча, как слон.

– Хорошая подстава, – усмехнулся Нокс, на сей раз обращаясь ко мне. – Ревнуешь цыпочку?

Ох, чувак, радуйся, что Динка не слышит, как ты её назвал!

– Ревновать – не мой стиль, я завоёвываю, – усмехнулся я и свалил на кухню. Жнец полез за своими линзами, но, думаю, от них мало что осталось, а Динка скрылась в ванной комнате. О, а сейчас начнется заплыв на дальнюю дистанцию и выползет она только минут через двадцать!

Как и ожидалось, душ моя подруга принимала так долго, словно пыталась смыть с себя мясо вместе со шкурой. Нокс всё это время где-то пропадал, а когда в конце концов полыхнул саваном вспышки на кухне, доказал всем, что оптика жнецов круче оптики людей – на носу у него красовались новые очки, точная копия старых. На этот раз трепать языком мне не хотелось, жнец же вообще ушёл в астрал, задумчиво косясь на коридор, откуда слышался шум воды и приглушённое пение моей подруги. Где был чувак в похоронной рясе, понятия не имею и иметь не хочу. Он меня бесит тем, что довёл Инку до нервного срыва, а Динку – до шопоголизма. Она ж к моде равнодушна, а этому трупаку ходячему помогала с выбором шмотья, хоть он и превратил нервные клетки моей придурочной сестры в месиво…

Завтрак прошёл на удивление мирно, а затем мы с Динкой слиняли на работу, причём я сыграл роль джентльмена и проводил её прямиком до места назначения. Нокс за нами, к счастью, не увязался, так что мы получили возможность обсудить план изведения мертвяков. Зомби-апокалипсис, на нас свалившийся, Динка с готовностью согласилась потерзать, причём Гробовщик, что интересно, не был ею отмазан. Кажись, Динка его всё-таки в друзья не возвела, а просто, как обычно, проявила вежливость, помогая ему с покупками…

Дальнейшие события не отличались новизной: я пахал, как проклятый, на пользу своего кошелька, затем в клуб заявился мужик на шпильках, на этот раз сменивший тесную футболку на свободную белую блузку с красным шейным платком, а вечером оно назюзюкалось и по дороге домой жаловалось на жизнь. Я же (спасибо Динкиной теории о пьяных болтунах) решил вытянуть из жнеца полезную информацию, но, несмотря на внешние проявления алкогольного опьянения, эта подлюка отказывалась говорить о подробностях следующего путешествия – походу, пьяным вдрызг Грелль просто притворялся. Единственное, что мне удалось понять по его намёкам – велика была вероятность того, что с нами пойдёт один из жнецов. Обидно, блин! Тоже мне, партизан.

Что интересно, в этот день нас никуда не закинули, а на следующий я должен был пойти с Динкой на очередное собрание нашей компании. Однако, как на зло, Грелль заявил, что пойдёт за мной «на край света», за что чуть не получил в глаз (спасибо моей любви к жизни, я сдержался). Короче, поход на кладбище с друзьями накрылся бордовой шляпой, и в клуб я топал в жутком настроении. Тот факт, что рядом пёрлась причина моего состояния, тоже не добавлял оптимизма. День был пасмурный, и я накинул пиджак, чхать, что он со спортивными штанами не сочетается – не до моды, жертва же этой самой моды нацепила свой эпичный бабский плащеёк. Спрашивается, какого фига он покупал новые шмотки, если ничего не изменилось – с ним всё равно рядом идти, что с пугалом! Бесит!

Всю дорогу жнец канючил, прося прощение за испорченный день, обещая интересные развлечения, если я соглашусь провести следующий день с ним, а ещё заявляя, что красный цвет мне бы подошёл куда больше, чем чёрный. Короче, мой мозг был взорван этой мужской (почти) версией Тины Канделаки. Впервые в жизни я был рад тому, что добрался до места трудовых подвигов, а затем впал в уныние – моя головная боль пропёрлась в клуб, как только тот открылся для посетителей.

Собственно, пара слов о клубе. Его характеризовали тёмно-синие стены, навевающие мысли о ночном небе, и круглая сцена в дальнем конце зала, которая подсвечивалась неоновыми синими огнями, и куда либо выходили малоизвестные рок-группы, либо танцовщицы в мини-юбках и топах, не оставляющих простора воображению. Пожалуй, это единственное, за что я люблю наш клуб. У сцены находился танцпол, ближе к двери – безликие круглые пластиковые столики. Моей же вотчиной являлась широкая барная стойка из чёрного пластика, за которой располагался огромный зеркальный стеллаж с бутылками спиртного. Спросите, почему лицо, не достигшее двадцати одного, торгует бухлом? Отвечу. Я не имею права пить на рабочем месте – это раз; мой шеф – старый друг моего отца, который многим ему обязан, – это два. Вопрос закрыт. Возвращаясь же к обстановочке клуба, скажу, что столики, притулившиеся вдоль стен, расположены были каждый в отдельной «кабинке», а вместо штор висели самые настоящие цепи с небольшими звеньями. А ещё то тут, то там, по всему залу стояли столбы, обвитые подобной железной дребеденью, или просто от потолка до пола были натянуты толстые, массивные цепи. Да что там – даже по стенам висели цепи со звеньями разного диаметра! Короче, это всё наводило на мысли о кандалах, якорях и Гудини.

В зале всегда было темно, подсвечивалась только сцена, пространство над танцполом, да моя витрина со спиртным, что, кстати, часто вызывало недоумение у новичков, а потом принималось ими на «ура» – мрачность этого заведения придётся по вкусу не каждому, как и музыка, которая там играет, но популярность его упорно растёт. Может, народу цепи нравятся? А что, тюремная романтика! Российский народ ведь по жизни с шансона прётся. Правда, с зеками сталкиваться в тёмном переулке не желает, но блатняк всё равно поёт. Логика, блин!

Этот вечер начинался как обычно: посетители, верещание паранормального существа среднего рода (оно уже стало привычным, дожил!), музыка на предельных децибелах, темнота, звон цепей, смех нетрезвых куколок, которых мне нельзя кадрить (а жаль). Когда одна поддатая девица начала ко мне клеиться, а я ей вежливо так намекнул, что мне нельзя с клиентами общаться не по работе, Грелль ехидно рассмеялся, и симпатичная (с третьим размером, а то и больше!) блондинка одарила его недоуменным взглядом. Я мысленно закатил глаза, а девушка, допив виски, выдала несусветную тупость:

– Так к тебе это тоже относится, мымра!

Сатклифф замер, а затем разразился тирадой, из которой я понял лишь одно: он в восторге, что его приняли за женщину, но с удовольствием выцарапал бы блонди глаза за то, что она его назвала мымрой. Ну а блондиночка въехала, что Сатклифф мужик, и сморозила ещё большую тупость, на этот раз обратившись ко мне:

– Так вот чем я тебе не понравилась! – эффектный жест, поправляющий чуть ли не выпадающую из топа грудь. Да такую грудь, кстати, шикарную… – Тебе ведь не это нужно, голубок!

Я выпал в осадок, поперхнувшись воздухом, а эта придурочная свалила на танцпол. Зашибись, история спрягает нас!

– Лёшечка, ты зря расстраиваешься! – пропел объект моей ненависти. Дать ему в морду, что ль? И чхал я на последствия! – Чем геи хуже натуралов?

– Тем, что я – не гей! – возмутился я, и клиенты на нас удивлённо покосились.

– Но ведь ты би, – решил блеснуть логикой мужик, косящий под бабу.

– Это был эксперимент. Неудачный. Я натурал, – буркнул я и начал протирать стаканы. Динка говорит, труд помогает успокоиться. Ага, как же! Я б лучше в «Risen» монстров помочил!

– Никто не идеален, – вдохнул Сатклифф. Это типа шутка?

– Брось ты уже эту затею, – меня повело на откровенность? – Я всё равно выиграю. Ты мне до фонаря.

Жнец призадумался, и мне даже показалось, что расстроился, но затем он вдруг как-то оживился, подобрался и заговорщическим шёпотом выдал:

– А знаешь, Лёшечка, мне и впрямь тебя не завоевать так! Ты такой же неприступный, как Себастьянчик! Это заводит! Но, думаю, если тебя так раздражает моё поведение, сменить его будет правильным поступком в данной ситуации, как думаешь? Та девица, твоя сестра, сказала, что это квест. Что ж, я в него сыграю! И первый ход – я попытаюсь тебя не раздражать!

– Было б здорово, но это невозможно, – хмыкнул я. – И тебе не поможет.

– Попытка не пытка, кажется, тут так говорят, – подмигнул мне жнец и впал в глубокие раздумья, потягивая виски с содовой. Интересно, а у него паспорт есть? Точнее, он у него наверняка есть, но какой возраст там указан? Нет, что ему больше двадцати одного, и так понятно, но вот есть ли документик, это подтверждающий, – вопрос! Эта «красотка» могла запросто омолодиться, а я могу за этот счёт её отсюда выставить…

– А покажи-ка мне паспорт, – озвучил я свои мысли, выводя жнеца из непривычного для него состояния задумчивости.

– Ой, как это мило! – чему-то обрадовался этот тип. Мне его никогда не понять… – Ты мне сделал комплимент!

– Какой?! – офанарел я.

«Логика, вернись!» «Но я здесь явно лишняя, прощай!»

– Ты сказал, что я не выгляжу на двадцать один, – прижав ладони к щекам и потупив взгляд, выдал очередную ахинею Сатклифф. Да уж, и впрямь прощай, госпожа логика…

– А больше тебе ничего не надо? – огрызнулся я. А клиенты начали коситься на нас ещё подозрительнее. – Я не знаю, какую цифру ты себе там накалякал, так что предъяви бумажку, или больше выпивки не будет.

– Пытаешься от меня избавиться? – тут же расплылся в маньячной ухмылке красный революционный акул. Вот, блин, у человека… то есть, у жнеца настроение меняется! За долю секунды из смущённой девицы на выданье в психа с бензопилой и садистским взглядом. Жесть.

– Типа того, – пожал плечами я, не отводя взгляд от маньячных глаз акулы. – Паспорт покажи.

С минуту мы сверлили друг друга взглядом. А затем жнец всплеснул руками и, заявив: «Ах, мне это так нравится!» – полез в карман плаща. Судя по паспорту, Греллю Сатклиффу было двадцать два года, и я тут же озвучил свои мысли о том, что выглядит он старше.

– И на сколько же я выгляжу? – почему-то не обиделся красноволосый.

– На тридцатник, – соврал я. Ну, пяток я ему накинул, конечно, но надо ж эту акулу-садистку от себя отвадить?

– Как это мило, – хищно на меня зыркнув, выдал жнец, расплываясь в коварной ухмылке. – Ты меня смущаешь. Я так хорошо выгляжу, правда?

Вот чёрт. Кажись, я попался в его ловушку… Ему ж больше ста – точно! Чёрт, Иннусик, в такие моменты мне тебя очень не хватает – ты способна думать в трудной ситуации быстрее, чем в обычной, а вот я теряюсь… В ответ на моё молчаливое пожатие плечами эта зараза революционная рассмеялась, явно празднуя победу. Кстати, кажись, он и правда сменил манеру поведения – раньше бы он стопудово оскорбился или вообще кинулся за бензопилой, а тут – тишь, гладь, да благодать. Не к добру…

– Я думаю, что смогу компенсировать неудавшийся поход с друзьями, – прервал мои размышления и наполнение стаканов алкоголем поклонник радуги.

– Как? Повернёшь время на день вспять и похоронишь себя? – скептически выгнул бровь я.

– Нет, зачем же! – замахал руками Грелль. Жеманно так, по-бабьи – фу, короче! – Я тебе устрою незабываемый поход по кладбищу!

– Во-первых, я с тобой никуда не пойду, – хмыкнул я. – А во-вторых, я наши кладбища вдоль и поперёк исползал, ничего нового ты мне не покажешь.

– А кто сказал, что это будет местное кладбище? – пафосно, но с хитрой лыбой спросил любвеобильный труп. – Ну а идти или нет, решать тебе, но, Лёшечка, скажи, неужели ты не хочешь побродить по Некрополю Санкт-Петербурга?

Подкупил, сволочь! В Питере я был дважды – мы с отцом к Инке и бабушке ездили, но на кладбища не ходили. Первый раз я сам не рвался – мелкий был, глупый. А второй – отец не пустил, его моё увлечение готикой всегда бесило. Ну и бабушка тоже свою лепту внесла – заявила, что если я туда пойду без разрешения, она меня на улицу ночевать выставит. А я уже говорил: свою жизнь я ценю, как и комфорт в ней… Короче, не попал я на Питерские кладбища, хотя хотел. А жаль.

– А где гарантия, что ты меня на этом тёмном кладбище не «окрасишь в алый»? – скептически выгнул бровь я. Заманчивое предложение, блин, но этому типу я не верю и соглашаться не собираюсь.

– Но я же заключил с тобой договор! – возмутился жнец, всплеснув руками и изображая жертву смертельного оскорбления. На нас косились уже все, кто сидел за барной стойкой…

– Короче, Сатклифф, я тебе не верю, – вздохнул я. – Так что никуда с тобой не пойду.

– А в Императорский склеп?

Чёрт. Чёрт, ну почему?! Почему эта гадина знает мои слабые места?! Императорский склеп – склеп императоров Священной Римской Империи! Туда не попасть! Ну почему он это предлагает?!

– Нет, с тобой я никуда не пойду! – тяжело мне это далось, тяжело…

Грелль вздохнул, а затем спросил, явно сдерживаясь от необдуманных поступков и слов (кажись, ему это нелегко давалось):

– А если я дам слово, что и пальцем тебя не трону? Что вообще не приближусь?

– Не верю, – скепсис, товарищи.

– Но я не вру! – возмутился не удержавшийся от эмоционального всплеска руками жнец.

– А я всё равно не верю, – ухмыльнулся я, а Сатклифф заявил:

– Я докажу! Всё равно не отступлюсь!

– Вперёд, за цыганской мечтой.

– Ты невыносим, Лёшечка! Меня это так заводит!

– Ты мазохист?

– Нет, стопроцентный садист! Но для тебя могу и поменять предпочтения, хочешь?

– Воздержусь.

– Пока.

– Нет, вообще.

К консенсусу мы не пришли, но жнец, кажись, и впрямь решил пройти этот непроходимый квест, а потому, потягивая вискарь, начал рассказывать мне «байки из склепа», а точнее, истории, связанные с захоронениями в Императорском склепе. Сначала он явно пытался соблазнить меня на прогулку, но затем вошёл во вкус (как и я, каюсь), и мы просто втянулись в обсуждение традиций похорон и обустройства склепов. Знал он на эту тему много – тут уж даже я вынужден снять шляпу и признать, что маньячный жнец-извращенец отнюдь не идиот. Но это не меняет того факта, что он меня бесит, особенно его поведение. Лапать он меня не пытался, как и прежде, а намёки на гейские темы стали проскальзывать всё реже, причём стакан виски, раньше выпиваемый Сатклиффом за двадцать минут, теперь им растягивался на час. Короче, он стал чуть более адекватным, хотя видно было, что ему это давалось с трудом. Но нас таким не проведёшь – это он в толпе себя сдерживает, а на тёмном пустынном кладбище… Короче, моя пятая точка не хотела искать приключений, а потому предложение жнеца о прогулке даже не рассматривалось.

Отправились домой мы, как всегда, в пять утра, причём Сатклифф, как обычно, ждал меня у выхода – уборку за барной стойкой никто не отменял. На этот раз он был почти трезвым, и вместо воплей о бессовестных мужиках, его, несчастного, не любивших, Грелль одарил меня рассказом о том, какие кладбища в Питере чем интересны. Ночь была холодная, я застегнул пиджак на все пуговицы, а они у меня огромные, серебристые, ажурные – люблю такие, и, косясь на Сатклиффа, даже не накинувшего на плечи краснющий плащ, мысленно ему позавидовал. Почему жнецы не мёрзнут, а? Где в мире справедливость?! Хотя о чём я? Её не существует.

Домой я приполз уставший, но хотя бы без головной боли, а Грелль, притормозив у двери подъезда, вдруг рванулся ко мне, и когда я вжался в дверь, эта зараза прошептала мне прямо в ухо:

– Будь готов с утра, ладно? Будет весело!

Я хотел спросить, к чему готовиться, собственно, но жнец, виляя тощим задом, слинял наверх – к Динке. Слава Сету, это чудовище изврата живёт у неё, а не у меня! Всё спокойнее… А хотя стоп. Он же явно про путешествие говорил! Вот же блин, оно уже скоро?!

Пробравшись в погружённую в сон квартиру, я заглянул в зал и обнаружил два спальных мешка, в которых дрыхли явно решившие, что бодрствовать им здесь ни к чему, демоны. Хотя, может, их просто Инка спать отправила – им ведь сон ни к чему… Глотнув водички из-под крана, я привел мысли в норму и пропёрся к двери сестры. Не желая нарываться на её истерики, я постучал; не дождавшись ответа, постучал громче; а в ответ на тишину пнул её дверь так, что мёртвого поднять из могилы мог. Инка, наконец, соизволила выползти из своего убежища, и я, опережая её вопли, беззвучно произнёс:

– Будь готова.

На её вопросительный взгляд я лишь подмигнул и потыкал пальцем в потолок, и сеструха, спросившая губами лишь: «Когда?» – получила в ответ беззвучное: «Утром». Инка кивнула, стопроцентно верно поняв меня – нас ведь ещё в подростковом возрасте бабушка заставила научиться по губам читать, чтобы в чрезвычайной ситуации, требующей соблюдения тишины, мы смогли общаться. Вот и пригодилось... Инна благодарно мне улыбнулась и закрыла дверь, я же послал Дине смс с предоставленными трезвым жнецом сведениями и отправился спать. На этот раз решив лечь не только в одежде, но и в кедах.

====== 13) Почему?.. ======

Комментарий к 13) Почему?.. Понятия, отмеченные звёздочкой,* разъяснены в примечаниях. Спасибо всем, кто читает эту работу!)

El Dia de los Muertos!* – День Мёртвых (испанское). Это праздник, посвящённый памяти умерших. Ежегодно проходит первого и второго ноября в Мексике и странах Центральной Америки.

«Quae fuerant vitia, mores sunt».

«Что было пороками, теперь нравы».

Проснулся я в одиннадцать утра и с удивлением обнаружил, что выспался. На дворе должно было значиться десятое июля, то бишь четверг, а четверг в нашем клубе – всегда выходной. Работаю я, кстати, по сменам: неделю пашу, как раб на галерах, неделю живу в своё удовольствие. Но четверг в любом случае День Свободы и Независимости, так что я ему рад, как Хеллоуину. Вот и сейчас я мог бы проваляться в койке до вечера, но слова жнеца, сражённого моими феромонами (чтоб они исчезли!), заставили меня соскрести свои останки с жертвенного алтаря, он же – моя койка, и пойти умываться. Душ я благоразумно решил не принимать – умею иногда думать логически. Вдруг закинут в эпицентр Ледового Побоища, когда на мне из одёжки одна пена мыльная будет? Оно мне надо?

После мыльно-рыльных процедур моя сиятельная персоналия отправилась к Динке. Демонов у нас дома не наблюдалось, жнецов тоже, и я решил было провести день в тишине, покое и безделье, но потом подумал, что смс могла и не дойти, а подругу надо предупредить. «Надвигается беда», как говорится, хоть и не такая, как в романе Брэдбери (и я не знаю, что хуже). А потому я отправился наверх. Дверь мне открыла сама Динуська, и я мысленно поблагодарил Харона, увезшего в загробный мир жнецов: Грелля Спирс потащил, как оказалось, на доклад, Нокс был на свидании с очередной жертвой, на этот раз – шинигами, а Гробовщик не отчитался о пункте назначения и просто смылся с утра-пораньше. Короче, у Динки тоже была тишь, гладь, да благодать, и мы до обеда бухали чай с оладьями. Эх, хорошо Динка готовит!

Ну да ладно, еда-едой, а главным было вот что. Мы с подругой собрали Мешок Первой Необходимости, куда запихнули аптечку, верёвки и прочие полезности, вскрыли её чулан, где хранился наш запас ножей (как метательных, так и флик-лезвий), и распихали ножички по собственным останкам, а точнее, под рубашки одели специальные пояса, куда и запихали всё это железо. Вот, не зря мы с Динкой, когда подружились, решили вместе тренироваться работе с холодным оружием! Мне казалось, это не пригодится в жизни, а вон как всё обернулось… Ещё я подумывал за отцовским пистолетом спуститься, но Динка сказала, что Иннуська наверняка его уже спионерила, так что смысла в этом было как в попытке обхитрить Гермеса. Ну а дальше мы тупо ждали неизбежного, причём Динка, которой надо было топать на работу, печально вздыхала, поглядывая на часы.

Кстати, я так и остался в кедах и чёрном спортивном костюме, включая куртку на «молнии» и серую футболку, а эта балда решила выпендриться и напялила кроссовки, спортивные штаны и главное – рубашку с длинным рукавом. И ладно б какую свободную, тогда бы я и слова против не сказал! Фигу. Это была обычная офисная блуза, только чёрная. На моё же возмущение Динка ответила, что руки оголять не хочет – вдруг холодно будет? Ага, так я ей и поверил! Это её пунктик – не носить короткие рукава и юбки. А свободную рубашку в прошлый пространственно-временной континуум засосало, точнее, самураи с рыбаками испоганили. Вот ведь дикий народ, племя гор… точнее, побережья. Правда, под рубашку Динка напялила (с моей подачи) футболку и обещала «если что» начхать на свои пунктики и драться без ограничителя в виде узких рукавов. Ну хоть какой-то плюс!

Когда часы пробили двенадцать, мы начали собираться на работу. Точнее, Динка собиралась на трудовые подвиги, а я решил её проводить. Нет, я не джентльмен, просто нам сейчас расставаться было не с руки. Минут через десять мы, наконец, вырулили во двор, и как только зашли в переулок, повторилась недавняя история. Мой мозг взорвался от боли в затылке, глаза заволокло белой пеленой, а ноги подкосились, как у алкаша с бодуна. И я полетел в пустую тёмную бесконечность, у которой не было ни начала, ни конца, ни пола, ни потолка, ни прошлого, ни будущего. И только острое одиночество давило на виски, как боль – на затылок…

Очнулся я всё с той же тупой болью в башке и подумал, что меня бесит такая реакция организма на перемещения. А в фильмах никто сознание не терял! Чего мне так не везёт?! Под щекой ощущалась холодная земля и, кажется, трава, а судя по температуре воздуха, мы попали в место с мягким климатом, где сейчас царило лето, ну, или поздняя весна. Зря куртку спортивную одевал…

Разлепив глаза, я с удивлением обнаружил перед своим носом высоченное дерево с мощным стволом и, усевшись, начал оглядываться. Глаза слезились, картинка расплывалась, в ушах цвела вата, но кое-что всё же в унылом пейзаже заметно выделялось и добавляло минусов создавшемуся положению. Это «что-то» было красным пятном, которое ко мне стремительно приближалось и верещало нечто нечленораздельное. Говорю же: уши у меня заложило. А лучше б вообще оглох – хоть Сатклиффа не слышал бы… Ну почему на этот раз с нами именно он пошёл?!

– Лёшечка, как ты себя чувствуешь? Я старался переместить вас поаккуратнее, но твой организм ещё не совсем привычен к подобным вещам, вот он и отказывается нормально реагировать! Ах, жаль, что у тебя не пошла кровь носом – такое часто бывает! Но раз уж не пошла, плохо, что остальные симптомы налицо. Но ничего, ты скоро привыкнешь, и перемещения не будут причинять неудобства, поверь!

Где у него логика? Давно разложилась, наверное. Потому как умерла при рождении этого гражданина… А он у нас старый, дряхлый, ходячий труп!

– Я в норме, – поморщившись, прохрипел я, поражаясь на свой голос, странно осипший и какой-то чужой, безэмоциональный. Грелль что-то говорил, но я не слушал – осматривался в поисках сомнительно-прекрасной половины нашего общества. Динка обнаружилась справа от меня – она уже продрала глаза и, лёжа на спине, пыталась осмотреться. Инна же лежала «мордой в пол», точнее, в землю, и признаков жизни не подавала. Подползти или нет? Да ладно, сама оклемается. Главное, жива, остальное – дело наживное.

– Где мы? – прервал я пространное повествование жнеца о том, как быстро человек может привыкнуть к перемещениям во времени и пространстве.

– Сек-рет, – по слогам изрекла эта красная плесень и подмигнула мне. Убил бы… Жаль, не смогу.

– Дин, что думаешь? – переадресовал я вопрос более адекватному члену этой экспедиции.

– Пока не знаю, – вздохнула мисс Ходячая Энциклопедия, идущая на красный диплом исторического факультета, и соизволила принять вертикальное положение.

Я тоже поднялся и с удовлетворением отметил, что Инка начала приходить в себя. Она в этих серых брюках и белой кофте с чёрным рюкзаком на спине черепаху напоминает, вот правда. Хотя, судя по тому, сколько в этом самом рюкзаке полезностей припасено, она – хомяк. Но это уже детали. Пока мы с Диной осматривались, пытаясь вычислить место пребывания, сестричка моя, чтоб ей во сне Дима Билан частушки матерные пел, прочухалась и, усевшись, пробурчала:

– И почему я всегда сознание теряю, а вы нормально перемещаетесь?

– Потому что мы круты, в отличие от тебя, неспортивной, – хмыкнул я и зарылся в большой куст неизвестной этимологии. И почему в прошлом всегда воздух такой чистый, что башка кружится? Не хотел бы я тут жить…

– Да мы тоже сознание потеряли, – сдала меня с потрохами Динка. Предательница! Что за бабская солидарность, Асмодея вам в друзья?!

– Лёшечка, пойди, убейся об стенку, – любезно пожелала мне Инка.

– А ты тогда не забудь после моих похорон себя в жертву на алтарь оживления положить, – хмыкнул я и вылез из кустов, в которых ничего интересного, к сожалению, не обнаружилось. Видать, даже для ягод не сезон был, а жаль. Вон, Сатклиффа бы накормил – может, его понос пробрал бы…

Инка хмыкнула и потёрла глаза, явно не собираясь вставать. Кажись, она пыталась дождаться, когда головокружение пройдёт, но времени у нас было – кот наплакал, судя по тому, что вечно-вопящий Грелль говорил всё тише и тише. Он, кстати, вещал о том, что моя сестра не права, и если бы я «убился об стенку» зрелище было куда менее приятное, чем если бы он меня своей бензопилой раскромсал. Зашибись, фантазия у извращенца… Но я его не слушал (мозг целее будет), и, выбравшись из куста, помог сестре подняться. Пинком. Да, вот такой я молодец – потыкал её ляжку носком кеда. И знаете, помогло! Она зад от земли оторвала. Я ж говорил, что молодец?