Текст книги "Поиграем со смертью?..(СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 45 страниц)

Вскоре вернулся Михаэлис, возвративший нам с Лёхой рюкзаки, причём поклажу братца сцапал всё ещё умилявшийся на него жнец, и стало ясно, что о нашем пребывании в этом доме никто никогда не узнает – началось вдалбливание в охрану простой истины о том, что лучше заработать амнезию, чем потерять жизнь. Лёшка морщился, Грелль восторгался, а мне было глыбко начхать. Потому что так должно быть. Но больше я не буду идти на поводу у эмоциональных личностей, и глупости совершать тоже не стану. А значит, такие вот экстренные меры больше не понадобятся. Вряд ли это бы утешило насмерть перепуганную охрану, но, по крайней мере, «на ошибках учатся», и я вынесла из этого дурдома ценный урок. Хочешь жить – думай головой, а не потакай сердцу. Оно – глупый орган, который не поможет решить проблемы и лишь создаст новые.

И тут внизу послышался шум шагов, гул голосов и призывы охраны, а рации наших запуганных секьюрити, явно не собиравшихся нас сдавать, активно затрещали, оповещая мир о том, что до них домогается начальство. Грелль алым вихрем метнулся к Лёшке и двумя маникюрными ножничками с алыми ручками срезал верёвки, причем Лёха на эти ножницы покосился, как на гремучую змею. Себастьян тут же вырубил слегка воодушевившихся охранников, и в его руке сверкнули серебристые столовые приборы. Лёшка же подскочил, начал разминать ноги и руки, попутно шипя на Грелля за его упрямство, а я огляделась в поисках возможного решения проблемы и поняла, что надо прыгать – лучше сбежать через окно второго этажа, чем встретиться с новыми проблемами, которые могут привести к скамье подсудимых. Но стоило лишь мне сделать шаг к окну, как Михаэлис, явно тоже не горевший желанием пересекаться с хозяином дома, вдруг подхватил меня и снова усадили на руку, как ребёнка, а Грелль, состроив умилительную моську, похлопал ресницами и заявил:

– Лёшечка, прыгать из окна придётся, не хочу, чтобы ты сломал ногу. Давай я тебе помогу, обещаю, что слово своё сдержу!

Лёха призадумался, но ненадолго – шаги в коридоре заставили его кивнуть, и жнец, явно пребывая в состоянии, близком к эйфории, подхватил Лёху на руки, как принцессу. Я хмыкнула, подумав, что так ему и надо, братец-целомудрие зашипел, требуя закинуть его на плечо, как мешок с мукой, Михаэлис же подобрал верёвки, на которых остался эпителий моего неразумного родича, и распахнул окно. Дождь заметно стих, и теперь лишь бушевавшие внизу бурные потоки, да сильная морось напоминали о недавнем урагане. Секунда, и демон стоял на подоконнике. Вторая, и я с каким-то детским, наивным восторгом подставила лицо ветру, подхватившему фигуру в чёрном фраке. На мгновение я подумала, что лечу, и улыбнулась. Глупо. Наверное, я так и осталась в глубине души ребёнком, верящим в сказки… Но разве это не сказка – капли дождя на щеках, ветер, играющий волосами, демон, прижимающий меня к себе, как драгоценную фарфоровую куклу, и ощущение, будто я парю под этим холодным, но уже не безжалостным дождём?..

Михаэлис приземлился в водный поток, присев на одно колено, и брызги мириадами искр блеснули на появившемся из-за туч солнце. А в следующую секунду он уже бежал со всех ног, и проносившиеся мимо пейзажи сливались в одно сплошное, серое, размытое пятно. И только глаза демона горели алым огнём, таким ярким, что казались единственной реальной деталью всего этого кошмара. А ещё фалды его фрака развевались на ветру, как крылья чудовищной летучей мыши, и почему-то я подумала, что, несмотря ни на что, Себастьян Михаэлис реален. Даже здесь, в моём вечном сне. Наверное, потому что он был куда ужаснее любого кошмара, но я его не боялась. Глупая мысль, ну да ладно – что, Цари не люди, не могут немного пострадать ерундой? Он ведь демон. А значит, зло во плоти, верить которому нельзя. Только почему-то я всё равно улыбалась, подставляя лицо ветру, срывавшему остатки печали и раздумий. Я просто хотела жить… И я жила. В этот момент. Когда мир потерял привычные очертания. Когда зло стало реальнее добра, и я не хотела уже ничего менять…

Мы домчались до дома за считанные минуты, и я с сожалением поняла, что совсем не против ещё пары часов такой вот беготни под дождём. Кошмар, дожила! Не хочу уходить от вражины номер раз! Но пока Михаэлис адекватен, он мне не враг, так что опустим этот щепетильный момент. Себастьян же дотащил меня аж до квартиры, и всё так же с хозяйкой на руке открыл дверь своим ключом, благо я об этой детали позаботилась давным-давно, ещё по возвращении из Японии выдав демонам запасные ключи родителей.

Следом за нами мчал Грелль, и, глянув через плечо, я отметила, что Лёха, который наверняка поначалу возмущался и требовал его отпустить, сейчас был вполне доволен происходящим – он всегда любил скорость и гонки, а тут прокатился с ветерком, разве что «транспорт» оставлял желать лучшего, но «от добра добра не ищут», вот и Алексей смирился со своим положением «принцессы», улыбаясь во все тридцать два зуба и вертя головой по сторонам, как заведённый. Тем не менее, как только Михаэлис распахнул дверь, а Грелль замер, Лёха потребовал его отпустить и пригрозил, что в жизни больше со жнецом словом не перекинется, если тот откажется. Да, нелёгкий выбор братец-вымогатель геюшке предоставил, но разум победил гормоны, и любвеобильный жнец соизволил освободить Лёху от своей железной хватки. Меня же дотащили аж до кухни и, усадив на стул, вежливо так поинтересовались:

– Госпожа, Вы целы? Могу ли я ещё что-то сделать?

А вот во мне проснулся пацифизм, видимо, ветер его растревожил, и потому, вместо посыла на поиски Дины или же требования отчёта об уничтоженных уликах, я заявила:

– Я-то цела, а вот ты вымок до костей. Иди, прими горячий душ, переоденься в тёплое и горячего чаю выпей… Хотя, учитывая, что ты вообще не ешь, можешь чай не пить – цени мою доброту.

– Непременно, – ехидно ухмыльнувшись, заявил Михаэлис, к которому тут же вернулась вся его язвительность, и я чуть лбом о стол не шандарахнулась, но вместо этого лишь вздохнула и как-то странно тихо сказала:

– Себастьян, давай на сегодня перемирие заключим? Нет настроения на пикировки.

– Как прикажете.

Чёрт, с ним невозможно нормально разговаривать! Что за существо такое… беспринципное! Плевать на чужое душевное состояние, лишь бы сделать гадость ближнему! А ведь когда он серьёзен, совсем другой человек! Впрочем, он не человек. И это всё объясняет.

– Надоело, – как-то безразлично сказала я. Силы уходили, а с ними уходили раздражение, обиды и то глупое ощущение детского восторга. Мир опять становился серым. – Надоело мне с тобой препираться. Это лишь твоя игра. А я – не твоя игрушка. И ты – не моя. Я больше не хочу играть.

– Разве выход из игры не считается проигрышем? – хитро протянул Михаэлис, глядя на меня из-под прилипшей ко лбу чёлки и стягивая с рук промокшие перчатки.

– Не всегда, – вздохнула я и, оперевшись локтями о столешницу, пояснила: – Подписать мирный договор без капитуляции – не значит «проиграть». Просто мне надоело страдать ерундой. Ты демон, и любишь подначивать смертных, я эгоистка, и люблю подначивать всех подряд. Но ничего конструктивного и полезного из этого не получится. Мы только всё портим. А я не хочу больше ничего портить. Не хочу ошибаться.

– Чего же Вы хотите? – с хитрым прищуром осведомилась эта гадость и спрятала перчатки в карман.

– Жить, – как-то подозрительно мирно ответила я и добавила: – Жить счастливо, в реальности, с теми, кто мне дорог. Но это глупая мечта, хоть я и буду бороться за неё до конца. А ещё я хочу научиться превращать свои минусы в плюсы, слабости – в силу, а врагов – в друзей. Я хочу стать умнее и сильнее.

– Возможно, и беспощаднее? – почему-то коварно улыбнувшись, спросил демон и впился в мои глаза немигающим взглядом.

– Стопроцентно, но в этом я начинаю преуспевать, – усмехнулась я, не отводя взгляд, а Михаэлис вдруг слегка кивнул и на полном серьёзе выдал нечто странное:

– Я это заметил. У Вас неплохо получается, хотя сочувствие к друзьям тоже может стать проблемой.

– Только если друзья будут реальны, – пробормотала я и, поймав слегка озадаченный взгляд демона, махнула рукой, заявив: – Это я так, о своём. Иди в душ, а то ещё заболеешь. Дождь-то холодный был.

– Тогда Вы первая, Вы ведь тоже промокли, – ого, неужто наш «вечно униженный и оскорблённый» решил начать мне перечить? Наконец-то!

– На меня совсем немного попало, разве что ноги промокли, ещё когда я с Лёхой вокруг дома бегала. А ты до нитки вымок. Кому полотенце и какао нужнее?

– Позволю себе заметить, что я не человек, – тактичненько так назвал меня идиоткой демон и ухмыльнулся.

– А мне как-то пофиг, – да, это лучшая защита от любого нападения, но мне и правда пофиг. – Рисковать не хочу. Можешь считать это приказом, если тебе полегчает, но заболеть тебе я не дам, ясно?

– Да, госпожа, – сдался на милость повелительницы мой раб и, отвесив ничуть не уважительный поклон, с ухмылочкой слился в душ, оставив за собой мокрые следы на моём любимом паркете. Ну и ладно, ему же от них потом и избавляться!

Я встала и, скинув рюкзак, направилась к раковине. Намывая руки, я слушала довольно громкий диалог Грелля и его жертвы, доносившийся из гостиной, причём Лёшка то благодарил жнеца за спасение, то возмущался, говоря, что он не кукла и нечего на нём эксперименты ставить, и, если уж пришёл спасать, нечего глазеть на связанного товарища, его вызволять надо. Грелль же то радовался, то каялся, заявляя, что не устоял, ведь «Лёшечка был таким милым!» – а то и вовсе впадал в трагизм, заявляя, что его никто не ценит и его помощь тоже, на что мой брат мученически ответствовал: «Я ж тебя уже поблагодарил, сколько ж можно-то? Ну, спасибо ещё раз!» – и всё начиналось сначала. Я же налила воды в чайник, поставила его на огонь и полезла в шкаф за какао. Лёха его обожает, Динка ненавидит, а мне как-то такие изыски кухни безразличны, но «для сугреву» это то, что нужно, особенно ежели водки нет в наличии… Нет, я не пью. Но растирания никто не отменял.

Налив в кастрюльку молока, я решила, что на этот раз оно у меня точно не убежит, не пригорит и не свернётся в пеночку, а потому, вооружившись ложкой, подтащила к плите стул, уселась на него и начала помешивать белую субстанцию. Ну а что? Если готовить, то с комфортом! Правда, из меня повар никакой, ну да ладно. Надо же профилактику простуды провести? А то ещё заболею…

Вскоре я стала сомнительно счастливым обладателям четырёх чашек какао и возопила на всю квартиру:

– Лёша, ко мне! Я тут тебе приготовила лекарство!

– Не хочу! – выпендрился оскорблённый и угнетённый.

– Тогда твоя порция какао станет моей, – выдвинула я угрозу. Что интересно, она возымела эффект: и братец, и его поклонник заявились на кухню, причём Грелль был такой же мокрый, как и Себастьян, но почему-то не спешил скрыться в Динкиной ванне – кажется, им и правда наплевать на такие вот погодные аномалии… Ну, как говорится, «зараза к заразе не пристаёт», вот потому их болезни и не берут, стопроцентно!

– Какое ж это лекарство? – пробурчал Лёха и уселся на своё законное место – спиной к двери.

– Не любо – не кушай, – переиначила я название старой сказки и вернула свой стул на Родину, предварительно закинув кастрюлю в мойку.

– Ага, разбежалась, – фыркнул Лёха, а Грелль, подозрительно покосившись на свою кружку, вопросил:

– И с чего такая забота о моей персоне?

– За добро плачу добром, – ответила я миролюбиво.

– Добро неравноценное, – выпендрился наш местный красный революционный рак. Меня пытались оскорбить? Как мило. Но, увы, я на такое не поведусь.

– Что имеем, – развела руками я и мысленно злорадно ухмыльнулась, глядя на то, как жнец, помаявшись секунд десять, всё же уселся рядом с Лёхой и приступил к трапезе – о да, пока брат выделывался, я ещё и бутерброды настрогала, сама себя превзошла!

Вскоре к нам присоединился Себастьян, приодевшийся в серый костюмчик и натянувший белые перчатки, а потому на Грелля снизошло умиротворение и вселенская радость, что проявилось в домогательствах к демону. Тот же нагло заигнорил местную любвеобильную достопримечательность и предложил мне пройти в душ.

– Ага, как только какао допью, – покладисто согласилась я. – Тебе, кстати, я тоже приготовила, на всякий случай.

– Вы хотите, чтобы я это выпил? – попытался спровоцировать меня дворецкий. Но я не повелась.

– Хочу, но если тебе не охота, не пей.

Демон смерил меня подозрительным взглядом красных гляделок и, ухмыльнувшись, тиснул со стола свою кружечку.

– Присаживайся, в ногах правды нет, – вяло предложила я, но «идеальный дворецкий» отказался. Я же тяжко вздохнула и спросила:

– Про Дину так ничего и неизвестно?

– В больницах, моргах, отделениях полиции о ней никто не знает, – отчитался демон.

– А свидетели происшествия?

– Их не было. Однако я составил примерный список тех, кто мог напасть на Вашу подругу.

– Да это нам ничего не даст, – поморщилась я. – Нападавшие наверняка не в курсе того, куда пошла Динка. Не будь она ранена, вернулась бы домой, а так… Надо обзвонить её знакомых и попытаться осторожно выяснить, не приходила ли она к ним. А ещё нужен список подпольных врачей нашего города – вдруг Динка знает кого-то из них и направилась не в больницу, а к частному лицу? В больнице ведь наверняка бы вопросы начали задавать…

– Да вернётся она, что вы такую панику подняли? – закатив глаза, возмутился жнец.

– Она наша подруга! – оскорбился Лёха и зыркнул на Грелля, как на врага народа. Но в следующую секунду изничтожил эффект от взгляда словами: – Если бы ты пропал, мы б тебя тоже искали! Так что не фиг выпендриваться!

– Ой, это ты меня сейчас другом назвал? – прижав ладони к сердцу, умилился жнец. Лёшка на пару секунд впал в священный транс, а затем высказался, вызвав на моське жнеца глобальное такое выражение вселенского удивления:

– Товарищем. До друга тебе как до Тартара по-пластунски, но товарищ из тебя неплохой, когда ведёшь себя адекватно.

– Ой, Лёшечка! Ты просто чудо! – заверещал жнец, а братец-томатик простонал:

– Я сказал «адекватно»! За что мне всё это, а?!

– За всё хорошее, – хмыкнула я, и Лёха показал мне язык.

Вот так вот, под верещание Сатклиффа, перешедшее вскоре в активное выстраивание гипотез местоположения Динки (кажется, работать детективом в одной команде с Лёхой Греллю показалось интересным), мы все вчетвером бухали какао и вносили конструктивные замечания в монолог жнеца. Себастьян был на удивление серьёзен, Лёшка до безобразия спокойно общался со своей головной болью, так и не снявшей мокрый плащ, а я размышляла о произошедшем и всё больше убеждалась, что этот случай повлиял на меня куда больше, чем походы в прошлое. Почему? Кто знает. Возможно, потому, что я впервые оказалась в абсолютно безвыходном положении и должна была рассчитывать на других? А возможно, потому, что впервые решила бороться за свою жизнь и жизни друзей абсолютно любыми способами? Кто знает. Но одно я знаю точно. Я сдержу своё слово. Я буду жить.

И вдруг в дверь позвонили.

====== 23) Объяснение ======

«Damant, quod non intelegunt».

«Осуждают, потому что не понимают».

Повисшая на кухне тишина была уничтожена едва слышными шагами – Себастьян, как заправский дворецкий, направился к двери, открывать непрошенному гостю. Впрочем, если вернулась Динка, то очень даже «прошенному», и я её ужасно жду… чтобы устроить тотальный такой мозговынос! Из-за этой особы и моего неадекватного братца-спасателя-всех-подряд меня чуть не угрохали или не сдали в полицию, причём иногда и не понять, что хуже! И если припёрлась Динка, я выскажу всё, что о ней думаю!

Раздавшиеся из коридора голоса ясно дали понять, что я была права и месть моя скоро свершится – готесса явно была в ужасном настроении и просила Михаэлиса передать нам с Лёхой, чтобы мы не беспокоились, но сегодня она с нами ужинать не будет. Что за бунт в подводной лодке? Я вскочила, позабыв о бутербродах, и на пару с братцем, пышущем возмущением не меньше, чем я сама, ломанулась к двери. Готесса выглядела уставшей, бледной, а под глазами залегли тени, словно она серьёзно заболела. На секунду это охладило мой боевой настрой, но я тут же взяла себя в руки и, поймав тоскливый взгляд Дины, выдавившей из себя улыбку, спросила:

– Ну и где ты была? Мы тебя обыскались! У гаражей кровища, твои очки в самой большой красной луже, телефон молчит!

– А мне телефон сломали, – как-то очень уж мирно ответила Дина и выудила из кармана чёрных спортивных брюк, заляпанных грязью, разбитый мобильник. Так, если она решила, что это хорошее оправдание, то глубоко заблуждается!

– Дина, мы волновались! – вмешался Лёшка. Тьфу, пропасть… – С тобой всё в порядке?

– Сейчас да, только устала немного и спать хочу, – и снова улыбочка. Вымученная такая, словно готесса кросс бежала, а затем на ней пахали.

– Тебя ранили?

– Да, но ничего серьёзного. Я в норме.

– Не самое понятное объяснение! – вернула себе позицию лидера я. – Проходи, разувайся, выпьешь чаю и расскажешь всё по порядку! А то мы тут в такую заварушку из-за этого всего влипли… Короче, надо поговорить!

– Хорошо, – вздохнула Дина и скинула кеды. Только сейчас я заметила, что она старается не шевелить левой рукой, и это вызывало разумные опасения. Чёрная водолазка была не менее грязной, чем спортивные штаны, а левое предплечье готессы украшал чёрный то ли платок, то ли тонкий шарф, игравший роль бинта. Значит, её ранили в руку?

Мы прошли на кухню, Динка вымыла руки, а я налила ей зелёного чаю, после чего готесса уселась на своё любимое место у стеночки и, с тоской глядя на Грелля, спросила у меня:

– Мне при них рассказывать?

Жнец возмутился. А точнее, он всплеснул руками и тоном обиженной жизнью домохозяйки, у которой показ сериала на середине прервали, заявил:

– Да больно надо! Мне твои истории неинтересны! Но это просто ужасная неблагодарность – я тебя искать помогал, а ты не ценишь! Хотя чего ещё ждать от самой обыкновенной женщины, тем более смертной?

– Не будь шовинистом, – вмешался Алексей и уселся спиной к двери. Грелль тут же придвинул свой стул чуть ближе к моему братцу и, одарив его томным взглядом, ответил:

– Как можно, Лёшечка? Я ведь тоже леди!

– Окстись, нехристь! – мгновенно ощетинился Лёха, и Грелль со вздохом присуседился к последним глоткам уже остывшего какао. Себастьян же, вернувшийся из коридора следом за нами, занял наблюдательный пункт у плиты и поджёг газ под чайником.

– Итак, что случилось на пустыре? – вернулась я на старую лыжню, и готесса, к которой собственно и был обращён вопрос, уставилась на свою чашку немигающим взглядом. Пару секунд она рассматривала чаинки, как врагов народа, а затем соизволила пояснить:

– Я пошла тренироваться. Когда у меня выходной, я всегда тренируюсь по вечерам. Многие знают, что это наше с Лёшей место, и не суются туда, но сегодня появились какие-то новенькие. Отморозки полные – все с ножами, а один с битой. Начали говорить, что это теперь их место и я должна проваливать оттуда, но я, естественно, отказалась. Они напали. Придурка с битой я вырубила первым, он даже замахнуться не успел, а дальше мне не повезло. Они меня ранили в руку ножом. Правда, сначала я вырубила большую их часть, но одна тварь напала со спины, потому я не успела среагировать. Пришлось уходить – рана была глубокая. Они за мной погнались, но когда я выбежала из-за гаражей, наткнулась на Гробовщика – мы должны были встретиться примерно в то время. Точнее, он обещал за мной зайти, чтобы мы продолжили тренировки по контролю над гневом на том самом пустыре. Ну он и вырубил их всех. Он так здорово дерётся! – монотонное повествование с яркими вспышками ненависти на словах «тварь» и «отморозки», вдруг превратилось в восторженное, и глаза готессы заискрились восхищением. О нашем «величайшем» шутнике она рассказывала с фанатским восторгом: – Он практически и не двигался – просто эти идиоты к нему подбегали, а Величайший ломал им руки. Так просто, как куклам!

Это что ещё за фанатизм? И почему на такую тему?! Меня терзают смутные сомнения! Дина, а ты случаем в тех комнатах пыток не работала, а? Палачом. Такое настроение как раз для подобной работы идеально подошло бы!

– Ну а потом Легендарный всех их вырубил и велел мне идти в больницу. Я ненавижу больницы, он об этом знает, потому сказал, что на первый раз позволит обратиться к подпольному медику, но ни сам зашивать меня не будет, ни к вам я не должна обращаться, ни сама пытаться себя подлатать, – голос готессы вернулся к меланхоличной апатии, а я мысленно возмутилась. Значит, этот псих конченный знал, куда пошла Динка, и ничего нам не сказал?! Вот ведь гнида заморская! Чтоб ему вши шевелюру испоганили!

– Я не хотела идти, но пришлось, – Динка смущённо улыбнулась и закончила рассказ: – Гробовщик перевязал мне плечо моим шарфом и отправил к подпольному фельдшеру – даже проводил, потому как я довольно прилично крови потеряла. Мне повезло, что я знала адрес одного такого медика – друг как-то познакомил с ним на всякий пожарный. Вот и пригодилось. Гробовщик меня проводил и ушёл, а фельдшер зашил рану, вколол какие-то лекарства и велел поспать на кушетке, пока он другого пациента будет зашивать. Я долго спала за ширмой – думаю, он мне снотворное вколол. А когда проснулась, пошла сюда, сказать, что ужинать не буду. Доза, видимо, большая была – меня до сих пор в сон клонит.

Н-да. Какая замечательная, трогательная история! Вот только пара моментов откровенно бесит!

– А почему ты нам не позвонила от этого фельдшера? – возмутилась я, а Динка воззрилась на меня, как баран на статую Свободы, и заявила:

– Но я же не знала, что вы были у гаражей. Я думала, что фельдшер меня зашьёт, и всё, я домой пойду. Как раз успела бы к ужину. А он вколол снотворное ни слова не говоря, и у меня не было сил идти домой – я на ходу отключалась. Я бы в том состоянии не дошла до дома, думаю. Потому легла спать. И спала очень долго – даже ливень проспала. Застала только небольшой дождик, который сейчас идёт. А почему вы вообще туда пошли?

– Потому что ты на мои звонки не отвечала! – ответил Лёха на вопрос века, который и меня, кстати, интересовал. – А звонил я, чтоб узнать насчёт наших планов – не придумала ли ты чего интересного для новых походов в прошлое!

– Ммм… прости, не успела, – опечалилась Динка и так виновато на братца моего глянула, что тот сразу сменил гнев на милость. Вот ведь слабохарактерный!

– Зашибись! Весь этот бред был зря?! – гневу моему не было предела, как и возмущению. Впрочем, я бы не сказала, что совсем уж зря прошла эта вылазка – я вынесла из неё кое-что очень ценное.

– Кажись, так, – вздохнул Лёха и закрыл лицо ладонями. Ага, прячься теперь от меня! Втянул сестру в преступление не из-за чего, а теперь в кусты?!

– А что случилось? – подала голос Динка и с вялым таким, словно и ненатуральным любопытством на нас воззрилась.

Я хмыкнула и, подумав, что лучше вскрыть карты, чтобы узнать, кто хозяин того дома, начала рассказ:

– Лёшка как увидел кровь и очки, так впал в трагизм! Мы решили, что ты ранена, и подумали, что в больницу ты не пойдёшь, но раз и к нам не обратилась, значит, могла пойти только в своё секретное место, – Динка резко нахмурилась, но я продолжила: – Мы спрашивали твоего смешливого учителя где ты, но он нам не ответил. Зато предоставил адрес места, куда ты обычно уходишь – велел нам его повеселить. Только это оказалась не заброшенная лачуга, как мы думали, а шикарный особняк! А охранник на воротах заявил, что никогда не видел никаких готесс, и вообще у них таких посетителей не бывает. Забавно, да? Гробовщик солгать не мог – ему смехом заплатили, значит, охранник врал. А зачем?

– Потому что у него такой приказ, – явно неохотно ответила готесса и уперлась взглядом в стол.

– О да, и я догадываюсь теперь, почему! – резко сказала я и, сверля соседку взглядом, продолжила: – Но тогда-то нам не ясно было ни черта! И мы подумали, что тебя в том доме удерживают насильно!

– Зачем? – опешила Динка и так подозрительно на меня воззрилась, словно я была Коперником, а она – инквизитором.

– «За надом»! – фыркнула я, складывая руки на груди. – Что ещё можно подумать, если охрана отнекивается от того, что ты бывала в доме, а тебе, раненой, пойти больше было некуда?

Динка призадумалась, а затем нехотя согласилась, сказав, что, видимо, в той ситуации ничего другого нам в голову прийти не могло. Ну а я поведала ей в двух словах остальное – что Лёшка впал в истерику и решил любой ценой вызволить её из плена, что мы влезли в особняк, нас схватили, а спасителями стали потусторонние существа. Правда, про подвал я не упомянула, и лишь в конце спросила:

– И как думаешь, куда меня оттащили, когда вырубили?

– Наверное, в подвал? – блеснула логикой готесса, и я возопила:

– Бинго! Игрок получает супер-приз! А может, ты даже знаешь, куда именно?

– Нет, откуда?

– Хочешь сказать, ты в том подвале не бывала? – я была сам скепсис.

Динка же воззрилась на меня, как мастер Йода на рекламу Пепси со своим участием, а затем прищурилась и рассмеялась. Только почему-то от этого смеха у меня мурашки по спине промаршировали – настолько он был странный. Словно неживой. Словно ей не весело было, а наоборот – она смеялась над такой большой глупостью, что впору было плакать.

– Я бывала в том подвале. Очень часто. Только, кажется, вы ошиблись в предположительном применении тамошних инструментов.

– А ты хочешь сказать, что плети и хлысты там для красоты на стенах висят? – буквально прошипела я, а Динка, тоном исследователя, препарирующего лягушку, протянула:

– Значит, вас заперли в зале флагелляции… Тогда понятно, откуда такое предвзятое мнение. Пожалуй, придётся пояснить, наверное… А то вы обвините Влада во всех смертных грехах.

– Ну и? – нахмурилась я, в то время как Лёшка сделал вялую попытку сказать: «Не хочешь – не рассказывай!» – но был больно пнут мною в колено. А нечего Царю перечить, особенно на допросе!

– Влад – бизнесмен. Связан с криминальными структурами города, но я не знаю, насколько. А ещё он – глава клуба БДСМ нашей области. Он предоставляет помещения для членов клуба, проводит уроки техники бондажа, то есть связывания, и устраивает клубные вечеринки. Всё это проходит в подвале, потому как, скажем, для порки нужно очень много места, и обычные комнаты не подойдут. Собственно, именно этот зал вы и видели. Но далеко не все из них выглядят жутко. А портреты маркиза Де Сада – дань памяти, только и всего, равно как и готичный интерьер – дань вкусам хозяйки дома.

Чего?.. Это ещё что за изврат такой?! Какое БДСМ, какая порка, о чём вообще речь?! Там аптечка стояла, куча кнутов и плетей висела! Это что, игры? Вот эта жуть – игры?!

– Дин, ты шутишь? – у моего братца голос прорезался быстрее, чем у меня. Я пыталась найти логику в этом бреде, а он спросил напрямую.

– Нет, почему ты так решил? – озадачилась Динка и невинно так глазками похлопала.

– Да потому что там аптечка была огромная и куча всякой хрени неведомой, явно спёртой у палачей!

– Конечно, аптечка была! – чуть ли не возмутилась моя соседка. Что-то мне уже страшно с ней в одном доме жить, право слово… – Обычно после порки не остаётся следов, и даже синяки – явление нечастое, но на всякий случай аптечка обязана присутствовать, ведь первое правило БДСМ – безопасность! А на счёт инструментов палача… – готесса хихикнула и заявила: – Значит, вот как для ванили выглядят подобные вещи. Не волнуйтесь, они абсолютно безопасны, если уметь с ними обращаться.

– А ты умеешь? – тут же закинула удочку я.

– Нет, даже и не пробовала, – отмахнулась Динка и поморщилась. – Садо-мазо – не моё. Я люблю связывания.

– Н-да? – изврат. Чистой воды изврат. – И что клёвого в лишении человека свободы?

– Ну, ему хорошо оттого, что он во власти своего Топа, а Топу хорошо, потому что бондаж – это искусство, и, создавая обвязку, он занимается творчеством. Да и почувствовать власть над чужой жизнью тоже приятно.

– Дурдом, – пробормотала я и смачно шандарахнула себя ладонью по лбу. Что-то мне уже даже всё равно, чем там Динка занималась – хоть пытками, хоть извращениями. Это какой-то бред, и мне в него лучше не лезть…

– Значит, ты в БДСМ-сообществе состоишь? – попытался примириться с реальностью мой братец-пофигист.

– Нет, что ты! – округлила глаза Динка. Откуда такое офигение, девушка? Не Вы ли только что вдохновенно об этом ужасе вещали? – Я не состою в клубе! Просто когда у меня на душе кошки скребут, мне надо развеяться, и тогда я провожу сеанс бондажа Гале – жене Влада.

– Лесбиянки захватывают мир! – простонал Сатклифф, картинно взмахнув руками.

– Тебе же лучше, мужиков свободных больше будет, – парировала я, и жнец ехидно захихикал.

– Я традиционной ориентации, – надулась Динка. – БДСМ не подразумевает обязательных интимных отношений. Чего вы сразу?

– Да нет, это Грелль, видимо, пошутил, – попытался умаслить подругу Лёха и возмущённо покосился на жнеца. Тот в ответ лишь снова рассмеялся.

– Короче, Дин, – вмешалась я в этот совершенно неконструктивный и порядком меня доставший разговор, – если услышишь от своего «друга» о взломщиках, не подавай виду, что в курсе. Себастьян с охраной побеседовал, они вряд ли сдадут нас, так что постарайся не проколоться, когда опять пойдёшь нервы успокаивать.

– Ладно, – покладисто ответила готесса, но в глазах её плясали ехидные огоньки, а усмешка была до безобразия снисходительной.

Кошмар, с кем я общаюсь? Садистка, извращенка, неадекват… Впрочем, я не лучше. И если извращенкой меня не назвать, то по остальным пунктам временами подхожу… Да и ладно, если враг не оставляет выбора, жалеть его не стоит. Пусть даже тебя за это назовут безумным садистом.

– И если снова влипнешь в неприятную историю, звони, мы обязательно поможем! – добавил мой сердобольный братец. Угу, помочь-то мы поможем, только вот она даже не подумает позвонить! И, думаю, не в самостоятельности дело – просто уж больно странные у Динки взгляды на жизнь, вроде как мы друзья, но в свою жизнь она нас не пускает.

– Ладно, – вновь даже не подумала возразить готесса, и вдруг добродушная улыбка с её губ исчезла, а в зелёных глазах появилась решимость, с которой только замки штурмом брать. – А вы больше не пытайтесь узнать что-то обо мне за моей спиной.

И даже голос у неё вдруг изменился. Холодный, звенящий, едва сдерживающий злость… Что за ерунда? Неужели у Динки раздвоение личности? Даже если и нет, она точно не в себе…

– Нет, Дина, мы о тебе не пытались и не собираемся пытаться что-то выяснить, – не менее холодно ответила я. – Информацию у Гробовщика мы узнавали, чтобы тебе помочь, а в дом полезли, потому что решили, что тебя там убивают. Если хочешь, чтобы в следующий раз мы тебя бросили на произвол судьбы в опасной ситуации, так и скажи. Если нет, мы всё равно попытаемся тебя спасти. Даже если наше поведение тебя оскорбит. Да, лезть в дом не стоило. Но, учитывая все обстоятельства, думаю, твоему знакомому было бы гораздо хуже, если бы мы вызвали полицию. О его тайном пристрастии узнали бы правоохранительные органы, а следом, вероятнее всего, и газетчики.