Текст книги "Поиграем со смертью?..(СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 45 страниц)

– Какое кошмарное отношение к женщине! – возмутился жнец, всплеснув руками, и завел байду о том, что мужчина не должен так вести себя с дамами. Причём себя он явно причислял к этим самым «дамам»…

Это будет худшая наша тур-поездка во времени. Но, может, он хоть из-за моего «кошмарного отношения к женщине» свою идею фикс отбросит? Надежда, не умирай!.. Но её всё же убила «игривая попытка погрозить пальчиком» мужика, спутавшего свою гендерную принадлежность.

– И где мы? – задала вопрос дня Инка, прерывая тем самым мои мысленные стенания.

– В лесу, – поработал я Капитаном Очевидностью.

Сестрица смерила меня уничтожающим взглядом, а я показал ей язык. Квиты. Но я, кстати, сказал правду – мы стояли в густом, тёмном смешанном лесу с высоченными деревьями и довольно густым подлеском. Ничего примечательного в пределах видимости не наблюдалось: везде были деревья, кусты, трава и где-то высоко над нами – удивительно чистое, мирное, пронзительно-синие небо. Ляпота! Вот только шёпот, на который перешёл жнец, настораживал и не давал разнежиться.

И через минуту я понял, почему Грелль не хотел орать.

Где-то за деревьями послышался неясный гул голосов, и мы, в этот раз оклемавшиеся от перемещения куда быстрее, чем в прошлый, сгрудились кучкой. Голоса приближались, и стало ясно, что разговаривали мужчины. Много мужчин. К их тихому смеху и праздной болтовне примешивалось фырчание лошадей и шорох копыт, сминавших землю. А может, последнее мне лишь казалось. Голоса становились громче, речь отчетливее, и первое слово, которое я услышал, заставило меня сжать кулаки.

«Краснокожие».

Ненавижу расистов! Но, кажется, я понял, где мы… Солдаты приближались, а я всё отчётливее понимал, что мы меж двух огней: пойдём налево – встретимся с ними, направо – окажемся у индейской деревушки, к которой и направлялись эти расисты. А хотя нет, «завоеватели» будет точнее. Из разговора стало ясно, что они намереваются напасть на индейцев и уничтожить деревню, и некоторые фразы я, наверное, до конца жизни не забуду.

«Давно пора, а то я все деньги просадил. На скальпах можно отлично заработать!»

«Надеюсь, сегодня улов будет богатым. Главное, детей не упустить – они у этих отродий шустрые».

«Эти краснокожие отбросы опять будут сопротивляться. Нет бы они все тихо сдохли! Зря, что ли, им чумные одеяла столько времени продавали?»

«Но женщины у них горячие! А как они вырываются всегда!»

«Эта земля будет нашей. Краснокожим тут не место. Их место – на стене трофеев!»

«Позабавимся сегодня, парни!»

Забава. Игра. Бизнес. Человеческие жизни – просто способ заработать и развлечься. Вот так, ничего больше. Разменная монета в игре под названием «жизнь». Великая американская мечта – жить весело и беззаботно. Мечта, построенная на крови, скальпах и боли. А ещё на ненависти и подлости. Чумные одеяла, которые захватчики продавали мирным индейским деревушкам. Набеги на незащищённые поселения. Покупка земли за сущие гроши. Великая американская мечта работает только на благо великих американцев – разбойников, покинувших Европу в поисках лёгкой наживы. Они её нашли. Как и новый дом. Дом для нации, не имевшей корней на материке, который она захватила.

Да пошло оно всё!

Я схватил Инку за руку и прошипел, едва слышно, но она поняла:

– Мы идём в деревню. Мы предупредим их. И мне плевать, что ты скажешь. Мы не побежим.

– Ты дурак?! – побледнев, одними губами спросила она. Сама ты дура.

– Нет. Не дурак. И не последняя сволочь.

– История всё равно не изменится! – это типа глас разума, Инн? – Нам выжить надо, они всё равно все давно мертвы! – какая «милая» отговорка. – Мы их не спасём – Клод ясно сказал, что мы не сможем повлиять на историю!

– Зато мы будем знать, что сделали всё, что могли.

Инка хватала ртом воздух, а я повернулся к Дине. Подруга лишь кивнула и смущённо улыбнулась. Вечно она так – куда пнёшь, туда и покатится. Безвольная абсолютно! До поры, до времени… Хотя надо отдать ей должное – она могла Инку поддержать, а поддержала меня. И на том спасибо. Да нет, правда спасибо. Потому что не знаю, изменится история или нет, но мы спасём хоть кого-то. Не в истории и не ради неё – здесь и сейчас, ради тех, кто может выжить. В этой реальности, в этом времени. Рядом с нами.

Я подошёл к притихшему Сатклиффу, смотревшему на меня с обожанием, и тихо спросил:

– Они едут к деревне? Она справа от нас?

Жнец призадумался, явно ломая комедию и делая вид, что сомневается, можно ли ему отвечать, а затем кивнул и прошептал:

– Лёшечка, ты нарываешься на проблемы. Хотя вы все равно не избежали бы встречи с солдатами из-за ландшафта… Но я тебя в любом случае спасу.

– Сам спасусь, – поморщился я и, махнув «слабому» полу рукой, помчал в направлении индейской деревни. Солдаты приближались медленно, словно оттягивали неминуемый финал, а голоса их звучали всё тише. Деревня приближалась. Мы же бежали изо всех сил, оставляя далеко позади ехавших, скорее всего, медленным шагом солдат.

– Осторожно, – Дина вцепилась в моё запястье и затараторила не хуже Грелля: – Они наверняка расставили посты вокруг деревни. Надо быть осторожными. Главное не нервничать и говорить чётко. Мы – бледнолицые для них, нам не будет веры.

– Плевать.

Да, мне плевать. Главное предупредить их. А там как-нибудь выкарабкаемся.

Долго – безобразно долго – мы бежали по мягкой траве, скрадывавшей шум шагов, огибали трескучий кустарник, проносились мимо толстых многовековых деревьев. До ужаса чистый воздух вспарывал лёгкие, заставлял голову сходить с ума, кружиться, как на карусели. Нервы были ни к чёрту, а логика ушла и не оставила нового адреса. Динка была спокойна и сосредоточена, Инна хмурилась, явно мечтая свернуть в сторону, Грелль, довольный жизнью, маньячно ухмылялся, и на его лице явно читалось предвкушение. Чёрт, неужели бой всё же будет?.. Нам не поверят, да?

Боль. Острая, нестерпимо-жгучая.

Ноги тут же подкосились, и я упал на траву, успев лишь схватиться ладонью за шею. Из неё что-то торчало. Что-то твёрдое, острое… как игла. Толстая, длинная, словно шило или половина спицы. Больно. И нет сил дышать…

Темнота.

Открыв глаза, я сразу понял, что нам каюк. Вытоптанная земля сменила траву, боль в шее пульсировала, словно подгоняемая кровотоком, а руки, стянутые за спиной, онемели. Голова «плыла», в глаза словно песку насыпали, но, что интересно, речь столпившихся вокруг индейцев я понимал так же, как и солдат в лесу. Словно они чисто по-русски говорили. Бедный мой мозг, как же над ним потусторонние силы поиздевались…

Индейцы стояли вокруг нас плотным кольцом. На женщинах и девочках были странные свободные длинные платья серых и коричневых тонов (иногда даже синих), украшенные кучей бус, и даже в волосах, длинных, угольно-чёрных, порой мелькали вплетённые бусины. Мальчишки щеголяли в серых свободных рубашках и кожаных ноговицах – не скреплённых между собой штанинах, поверх которых красовались набедренные повязки. Мужчин было почему-то очень мало, и у меня промелькнула мысль о том, что большинство ушло сражаться. Но тишина, не нарушаемая ничем, кроме гула голосов смуглых людей с непривычной моему взгляду внешностью, говорила, что бой ещё не начался. Значит, солдаты выбрали для нападения время, когда почти все мужчины покинули деревню?..

– Осторожно, – прохрипел я, и шушукавшиеся индейцы посмотрели на меня полными немого удивления глазами. – Сюда идут солдаты. Скоро будет нападение…

Вперёд выступил высокий пожилой мужчина с ирокезом на голове и кучей бахромы на коричневой куртке, скрывавшей типичную местную свободную рубаху. Он хотел было что-то сказать, но в этот момент со стороны леса раздался резкий звук, похожий на хлопок.

Выстрел.

В следующую секунду по небольшой толпе мирных жителей прошла волна немого ужаса. Женщины хватали на руки детей, девочки жались к матерям, мальчики искали взглядом воинов, а тот самый пожилой мужчина вдруг словно разом постарел, и следующим, что я услышал, был его приказ. Они собирались драться. Не бежать, а сражаться, хотя мужчин было до ужаса мало.

А дальше началась суета, которая больше смахивала на попытку муравьёв спастись из горящего муравейника. Индейцы бегали от вигвама к вигваму, что-то кричали, доставали луки… А я, моя сестра и Дина просто лежали со связанными за спиной руками в центре индейского поселения, состоящего не больше, чем из тридцати вигвамов. Чёрт. Почему я такой идиот? Почему нас повязали? Почему мы не предупредили их заранее?!

А выстрелы уже стали постоянным фоном.

И тут Динка, лежавшая слева от меня, села, а затем пролезла ногами в кольцо связанных за спиной рук, и узел оказался прямо перед ней. А после этого я имел сомнительное счастье наблюдать за тем, как подруга совершала довольно странные движения руками, и как на удивление быстро верёвка, связывавшая её запястья, прекращала давить на кожу. Одно завершающее движение, и Динка освободилась, выскользнув правой рукой из некогда плотного верёвочного кольца.

– Гудини, – прокомментировал я, быстро сев.

– Вроде того, – безразлично бросила подруга и начала быстро развязывать узел на моих путах.

Инна тем временем попыталась повторить подвиг Дины и переползти через собственные руки, но получалось у неё откровенно фигово (может, рюкзак мешал? Его с неё не успели снять), а потому она просто отползла к одному из вигвамов. Индейцам же на нас было наплевать – бой уже начался, и со стороны леса доносились лишь выстрелы и крики. Быстро развязав меня, Дина начала освобождать Инку, а я наконец-то встал и обернулся.

Чёрт. Лучше бы я этого не видел. Никогда.

Как в замедленной съёмке люди в темно-синих мундирах и фуражках скакали по полю, отделявшему лес от деревни. Индейцы, заняв оборону у карая посёлка, стреляли в них из луков – метко и быстро. А в ответ летели пули. Град пуль, куда более смертоносных и быстрых, чем стрелы. Винтовки и револьверы против луков и томагавков. Честная борьба, правда? Толпа мужчин, восседавших на лошадях, против нескольких десятков женщин и мальчиков, не достигших и тринадцати лет. Мужчин на стороне индейцев было очень мало – человек десять, включая стариков. И они все сражались. Даже дед лет семидесяти, а то и старше, дрожащими руками натягивал тетиву и неизменно попадал в цель.

И в этот момент впервые в жизни я почувствовал, что готов разрыдаться – я увидел мальчишку лет пяти, который выскочил не пойми откуда и закрыл собой женщину. Мать?.. Грохот револьверного выстрела и женский крик я не забуду никогда. Как и ухмылку небритого человека, сидевшего на лошади и прицелившегося снова – чтобы добить женщину, что-то кричавшую и схватившую томагавк мёртвого сына. А может, и не сына. Просто ребёнка, который её спас.

– Бежим! – меня дернули за руку и поволокли куда-то. Я даже не понимал, куда. И мне было наплевать. Просто в ушах звенел этот крик. Полный ужаса, ненависти и отчаянной решимости.

Она продолжит драться. Она не бросит этот чёртов томагавк и не побежит. Она умрёт. И она будет права.

– Двигай ногами, Лёша! А то и мы попадёмся, – Инна тащила меня на буксире, Дина бежала рядом, а где-то за нашими спинами кричали младенцы в вигвамах, стонали раненые и грохотали выстрелы.

– Да пошла ты.

Я свой голос даже не узнал. Но зато понял, что уже не бегу, а стою и сверлю взглядом опешившую сестру. Не понимаю. Я не понимаю её! Как можно быть такой… стервой?

– Да пошла ты. Если мы не смогли спасти матерей, поможем хотя бы детям. Я попытаюсь. А ты беги. Проваливай отсюда.

– Ты рехнулся?! У тебя даже оружия нет!..

А дальше я не слушал. Просто развернулся и побежал обратно к деревне, где уже горели ближайшие к лесу вигвамы. А солдаты пытались пробиться к ним мимо оставшихся в живых женщин. Тот старик, что неизменно попадал в цель, лежал ничком в луже крови, так и не отпустив лук. Та женщина, которую спас мальчик, была похожа на переломанную куклу, а на синем платье виднелись отпечатки копыт. Красные языки пламени взлетали к слишком синему, безоблачному небу. Даже оно против этого посёлка. Даже небо. Дождя не будет. Жизни – тоже.

Добежав до деревни, я понял, что я – идиот, а индейцы – вовсе нет. Те, кто сражался у леса, просто прикрывали отход женщин, пытавшихся спасти младенцев. Они тащили вопящие свертки, а за подолы увешанных бусами платьев цеплялись дети, ещё не способные держать оружие. Они бежали прочь от деревни, к лесу, который и справа, и слева огибал её, словно беря в подкову. Инка хотела оттащить меня налево, женщины с детьми пытались уйти вправо. Вот она, логика моей сестры – взяла курс подальше от тех, за кем точно погонятся. Пусть дети будут приманкой, зато мы выживем. Бесит!

Я кинулся следом за небольшой группой пытавшихся скрыться, на ходу доставая метательные ножи. Я их не особо метко бросаю, конечно, но если удастся вышибить из седла… Мда. Хреновый из меня стратег. И наплевать. Женщин и детей я не брошу.

– Лёшечка, ты такая героическая личность, оказывается!

Чтоб тебя! Его только не хватало!

– Да пошёл ты.

– И так иду, – хихикнул не пойми откуда взявшийся Грелль, бежавший сейчас справа от меня. – Только ты ведь понимаешь, что не сможешь помочь этим смертным?

– Заткнись, – вот сейчас я его ненавижу больше, чем когда-либо… – Лучше я сдохну, помогая им, чем буду жить, зная, что спасся, сделав приманкой младенцев!

Сатклифф промолчал – и на том спасибо. А лес всё приближался, и женщины успели скрыться за деревьями, вот только за нашими спинами послышался топот копыт и крики.

«Кто это?» «Что за странная одежда?» «Они на стороне краснокожих?»

«Убить их!»

Ну вот и всё. А до деревьев я так и не добежал. Почему?..

Тёмная полоска леса приближалась, до ближайших кустов было рукой подать, но за моей спиной уже наверняка взводил курок солдат американской армии. И я сейчас здесь тупо сдохну, так ничего и не сумев сделать. Тоже мне, герой, кинулся на амбразуру в одних подштанниках! Вот только я не мог поступить иначе.

Я сжал в руках метательные ножи и уже собирался обернуться, как вдруг за моей спиной раздался оглушительный механический рёв. Я вздрогнул и посмотрел через плечо. Грелль Сатклифф с абсолютно безумной, но довольной ухмылкой на губах бежал прямо за мной, а в его руках неистово выла огромная бензопила.

Красный корпус. Дрожащее лезвие. Блики на металле. Странный, монотонный механический вой, непохожий на рёв обычных пил. Словно живой. Или, может, как раз мёртвый?..

– Лёшечка, не тормози! – рассмеялся жнец и подмигнул мне, а за нашими спинами послышались крики: «Что это? Что за оружие? Не важно, стреляем!»

Грохот.

С десяток пуль полетело в нас, а я всё же развернулся и бросил нож в одного из солдат. Что интересно, попал ему в плечо. И почему-то в этот момент не испытал ни чувства вины, ни жалости. Они никого не жалели, почему я должен?.. Вот только мой нож солдата, кажется, не сильно ранил, потому как он уже передёргивал затвор винтовки, а вот пули, которые должны были меня прикончить… Они до нас просто не долетели. Грелль всего одним взмахом Косы Смерти под названием «бензопила» уничтожил их ещё на подлёте. Но, что самое странное, мы с Греллем были не одни. Справа от меня стояла Дина, которую жнец, кажется, тоже защитил, а чуть дальше лежала Инна, похоже, опять споткнувшаяся и упавшая в самый подходящий момент.

– Инка, беги! – рявкнул я и, схватив Дину за руку, помчал к лесу. Снова. Грелль же, отбивая пули бензопилой, мчался за нами и смеялся.

Я никогда не забуду этот смех, как никогда не забуду тех слов, что слышал в лесу.

«Краснокожие».

Безумный хохот, безжалостный, наслаждающийся боем, весёлый, но безжизненный.

Это смерть.

El Dia de los Muertos!*

– Быст-ре-е!

Задорный голос, чеканящий слоги, смех, заставляющий мурашки маршировать по спине. Бег, вырывающий из лёгких весь воздух. Ужас.

Влетев под спасительную сень деревьев, мы с Динкой кинулись туда, куда, как я думал, пошли индейцы – в сторону чащи. Инка бежала рядом с нами, и на её лице читалось искреннее недоумение по поводу моих действий, за которое хотелось дать ей в глаз. Грелль же выключил косу, но убирать её не стал и просто мчался следом за нами, а его красный плащ развевался на бегу, словно крылья странной, окунувшейся в ванну с кровью летучей мыши. Солдаты, скорее всего, спешились, потому что лес становился всё более непроходимым, и у нас появилось небольшое преимущество, но явно недостаточное для того, чтобы сбежать. Так же, кстати, как и у женщин, которые несли младенцев и не могли бежать быстро из-за того, что с ними были маленькие дети, которым не хватило места на руках.

– Инн, проваливай, беги вперёд, – прохрипел я, не останавливаясь. – Тебе нельзя с солдатами пересекаться, ты драться не умеешь, и Грелль тебе не поможет…

– Это точно, – подтвердил очевидную истину жнец.

– Так что беги. Я остановлюсь – попробую выиграть хоть немного времени тем женщинам.

– Ты больной?! – как это мило, Инн! Так бы и дал тебе пинка, чтоб мозги прочистились! – А если тебя убьют?!

– Моя жизнь – мои проблемы, – хмыкнул я, а Динка влезла в разговор:

– Солдаты – американская армия времён Войны за независимость. Это тысяча семьсот семьдесят девятый год. Думаю, май. Компания генерала Салливана по уничтожению племени кайюга, а может, и нет. Но что индейцы – ирокезы, это точно. Наверняка их мужчины сейчас на основном фронте.

– И ты хочешь, чтоб я женщин бросил? – они что, сговорились?!

– Нет. Ирокезы отлично знали леса и лучше всех умели скрываться. Двигались очень быстро. Думаю, нам надо выиграть не так уж и много времени, чтобы они успели уйти.

– Наивные, – хихикнул Сатклифф где-то за моей спиной.

– Психи, – пробормотала Инна.

Подлесок становился всё гуще, бег замедлялся, деревья плотной стеной тянулись к небу. Расстояние между нами и солдатами наверняка неумолимо сокращалось, и если делать засаду – то здесь и сейчас. Это единственное, в чём я был уверен…

– Дин, как думаешь, ножей нам хватит?

– Нет, – безразличный, спокойный ответ.

– Ни к чему, – таким тоном, словно сдалась на волю сумасшедших, сказала Инна и начала скидывать со спины рюкзак, почему-то не отнятый у неё индейцами. Может, его вид недоумение вызвал? Нет, думаю, они всё же просто не успели…

– Ты что задумала? – нахмурился я и начал ломиться через кусты.

Инна не ответила – она просто выудила из своего «волшебного» мешка термос (или что-то похожее, но это явно была металлическая ёмкость), а затем ломанулась сквозь кусты к видневшейся неподалеку, чуть менее заросшей части леса, которой до поляны было, как до Тартара на карачках, но которая всё же не являлась совсем уж непроходимой.

– Грелль, точно не будет последствий от наших действий? – деловито поинтересовалась сестра, словно обсуждала изменение курса доллара.

– Абсолютно! – довольным тоном ответствовал жнец.

Инка же выдала термос Дине, а сама выудила ещё один такой же и, остановившись у края «недополяны», начала отвинчивать крышку. Запах яснее любых слов сказал о том, что было внутри, и я почему-то вздрогнул. Она же не хочет?..

====== 14) Жатва ======

Комментарий к 14) Жатва В этой и следующей частях будут предложения, лишённые знаков препинания. Это не ошибка – так задумывалось. Заранее спасибо за понимание, уважаемые Читатели.

«Semper mors subest».

«Cмерть всегда рядом».

– Дин, разливай у того края, надо замкнуть круг, – скомандовала моя сестра, и я почему-то подумал, что я её боюсь. Именно в такие моменты я боюсь собственную сестру и то, с какой лёгкостью она способна смотреть на человеческую смерть…

Дина кивнула и побежала к другому краю поляны, а я сглотнул и спросил, что делать мне.

– Раздень Грелля, – хмыкнула Инна, с каким-то садистским удовлетворением на меня глядючи. Сатклифф аж рот открыл от изумления, на счёт своей морды даже думать не хочу… Она наверняка была как у древнего грека, которому космонавты на голову упали.

– Ты совсем?.. – закончить мне не дали – Инка смилостивилась и пояснила, не обращая внимания на верещание жнеца, правда, звучавшее шепотом:

– Мне нужен его плащ – он красный, будет приманкой.

– Да ни за что! – возмутился Грелль и вцепился в свою тряпку, как в Корону Российской Империи.

– Мне нужна приманка, остальное не волнует, – заявила Инна и начала разливать горючую смесь по траве, кустам, нижним веткам деревьев…

– Грелль, если не плащ – дай хоть ленту шейную! – взвился я и подумал, что если надо будет, я из него её вытрясу…

– А что мне за это будет? – оскалился корыстный труп.

– Я… – как же я его ненавижу… – Я с тобой схожу на кладбище!

Да, блин, хилый подкуп… Но уж какой есть. Жнец сделал вид, что призадумался, а где-то за нашими спинами уже трещали ветки.

– Быстрее!

– Ладно, – вздохнул этот гад и, послав мне воздушный поцелуй, наконец стянул с шеи красную ленту.

Выхватив «приманку» из рук жнеца, я ломанулся к огромному кусту в центре «поляны» и запихнул в него ленту жнеца так, что она была заметна, но не очень явно, словно случайно её краешек торчал из зелёной листвы. Но я надеялся, что опытный взгляд солдат за него зацепится. Грелль ехидно захихикал, а Инка, подлетев ко мне и впихнув в руки термос, рявкнула:

– Продолжай поливать! Ничего сделать не может нормально…

Я кинулся заканчивать круг из зажигательной смеси, а Инна бухтела что-то о том, что в американской армии того времени следопытов было мало, и вряд ли крохотный край ленты заметили бы простые солдаты. Я идиот. И я продолжаю поражаться на свою сестру и её выдержку…

Закончив круг, я подбежал к Дине, и мы, по команде Инны, кинулись в чащу. По дороге Инка успела привязать к одному из кустов пропитанную горючей смесью бечеву, и мы уселись в засаду между несколькими образующими круг кустами, положив перед собой второй конец этой верёвки.

– По-хорошему, надо с разных сторон поджигать, – прошептала сестра и нахмурилась. Треск веток становился всё ближе. – Многие успеют выбежать из круга. Готовьте ножи.

Сама она достала зажигалку и пистолет, которые положила на траву перед собой, и мы с Диной послушались приказа. В ту же секунду на поляну вывалилась бравая американская армия, точнее, её часть, и один из солдат ломанулся к кусту, на котором висела лента жнеца. Другой же, недолго думая, просто передернул затвор винтовки и всадил в этот самый куст пулю. Дурдом.

Первый солдат снял с куста ленту и продемонстрировал её остальным. Инка щёлкнула зажигалкой, но к шнуру её не подносила. Раздались какие-то команды, промелькнуло слово «ловушка», отряд начал рассредотачиваться по поляне, а сестра всё никак не могла опустить руку с зажигалкой и смотрела на бечеву так, словно это была ядовитая змея, готовая укусить её в любой момент. А я смотрел на пламя, дрожавшее над металлической коробочкой с гравюрой в виде двуглавого орла, и не мог отвести глаз.

Сгорят. Они сгорят. Сгорят заживо…

Удар.

Я вздрогнул, и в памяти навсегда отпечаталась картина того, как словно в замедленной съёмке падает из рук Инны зажигалка, как описывает она полукруг, как касается огонь пропитанного горючей смесью шнура, как он вспыхивает, словно новогодний бенгальский огонёк, и как со скоростью света летит к облитым бензином кустам алое пламя.

Красная смерть. Как Грелль Сатклифф. Он тоже огонь. Мёртвый огонь. Поэтому он всегда так смеётся.

Как мертвец, который хочет жить, но не помнит, каково это.

Крики раздались со стороны «поляны», и я вздрогнул, а Дина, выбившая зажигалку из рук моей сестры, скомандовала мне:

– Приготовься, они сейчас побегут на нас. Целься по ногам. Не успеют добежать.

Огонь разгорался с безумной скоростью, кусты пылали, трава превратилась в багровый ковёр. Живой, дрожащий, мечтающий о разрушении. Вспыхивали сухие ветки, солдаты в синих мундирах метались по поляне, а к ним подкрадывались багровые языки, лизавшие землю. Многие пытались выбраться, пробившись сквозь стену огня, и некоторым это удавалось почти без потерь, в то время как у других вспыхивали края мундиров, рукава, штанины… И они падали, начиная кататься по земле, чтобы затушить огонь, или сбрасывали мундиры, выхватывали револьверы и бежали к нам. Куст, в котором мы прятались, был с подветренной стороны, и огонь уходил в сторону индейской деревушки, а потому солдатам было не важно, встретят они здесь врага или нет – они просто бежали прочь от огня. Подальше от смерти.

– Вперёд, – шепнула Дина, когда один из небритых, выбравшихся из кольца пламени солдат подбежал ближе.

А в следующую секунду метательный нож рассёк воздух и попал прямо в бедро мужчины. Тот повалился в траву, громко, надрывно заорав, а я вздрогнул. В который раз. Но не от его крика – от того, с каким выражением лица Дина метнула нож. Она улыбалась.

А дальше всё было как в тумане. Солдаты бежали, мы бросали в них ножи, которые далеко не всегда попадали в цель, огонь трещал, словно раскалённая доменная печь, и к нему примешивался грохот выстрелов. Американцы мгновенно вычислили, где мы прятались, и теперь перебегали от одного дерева до другого, прятались за кустами, лишь бы убраться подальше от пламени, лишь бы суметь попасть из револьвера в тех, кто притаился в засаде… Они стреляли почти без перерыва, мы прижимались к земле и всё реже могли приподняться, чтобы бросить нож, но, благодаря Ининой идее, нападавших стало намного меньше – кто-то убежал в лес, спасаясь от огня и не желая нарваться на наши ножи, а кто-то… Я не хотел об этом думать. И дышать тоже. Потому что по лесу вместе со стонами разносился запах. Мерзкий, тошнотворный… И я не мог сказать, какой именно. Знал, но не мог этого произнести…

Град пуль становился всё плотнее, мы пытались выползти из кустов и начать отход, но нас уже почти окружили. Всё же слишком многие солдаты сумели вырваться из ловушки. Когда мы, наконец, выбрались из куста, первым, что я увидел, был тёмно-синий, пропитанный потом мундир и чёрное дуло револьвера, смотревшее прямо на меня. А вторым – ухмылка. Кровожадная, абсолютно не похожая на человеческую, словно на меня смотрел не небритый мужчина лет сорока, а демон, пришедший в мир людей ради одного. Ради убийства.

Это время жатвы.

Я замахнулся последним ножом, но уже знал, что не успею. А в следующую секунду рёв Косы Смерти слился с грохотом выстрела.

Я не метнул нож – не успел. Но пуля, которая летела мне в лоб, была срезана на подлёте, а голос Грелля Сатклиффа, странный, так не похожий на его обычное жеманство, вдруг процедил, с ненавистью и странным вдохновением:

– Я не позволю тронуть Лёшечку. Не позволю нарушить мои правила. Я окрашу весь этот мир в алый. Навсегда!

Рёв бензопилы походил на плач чудовища, скорбевшего на могиле брата. Карие, невыразительные глаза человека, полные жгучей ненависти, с ужасом смотрели на акулий оскал Красной Смерти. Лучше бы он сгорел в том огне…

В следующую секунду алый плащ взметнулся к небу, и жнец тенью скользнул к солдату. Грохот выстрелов, треск костра, крик. Паника на лице человека и дождь. Красный дождь, который падал на зелёную траву. Оседал на щеках солдата. Превращал его форму в мокрую тряпку с краями, изорванными возле зияющей дыры на груди. Как раз в том месте, где вращающаяся цепь пилы рассекла плоть вместе с костями.

Грелль усмехался, оскалив острые зубы. Стекла очков блестели в свете пожара. А дождь всё падал и падал…

Окрашивал мир в алый.

И я впервые подумал, что смерть – это не то, чему можно поклоняться. Это то, что нужно уважать.

– Не тормози, – меня толкнули в бок, и голос Инны заставил меня отвернуться от уже рухнувшего в траву солдата, рассечённого Косой Смерти. А из раны на его груди медленно, но верно поднимались к небу ленты киноплёнки, запечатлевшие каждый кадр его жизни. Грелля же эти записи нисколько не заинтересовали, хотя в его обязанности жнеца входит их просмотр, – он алой тенью скользил по траве и смеялся, смеялся, смеялся… И пули врезались в его тело, не причиняя Смерти никакого вреда, а Коса опускалась на смертных, словно рука божественного проведения.

Грелль Сатклифф выполнил своё обещание.

Мир стал алым.

Мы перебегали от дерева к дереву, а вслед нам летели пули тех, кто предпочёл гнаться за убегающей дичью, а не сражаться с голодным львом. Спасибо зарослям, они дарили нам надёжную защиту. Спасибо старым револьверам, дававшим осечки, требовавшим перезарядки и обладавшим отнюдь не идеальными прицелами. И спасибо тому, что солдаты в синих мундирах отнюдь не являлись снайперами… Порой Динка оборачивалась и метала ножи, хоть так за время бега ни разу и не попала, но скоро её запас, как и мой, иссяк, и мы просто продолжали эту бессмысленную гонку.

Внезапно за нашими спинами раздался грохот, и, обернувшись, мы увидели, что на двоих из наших преследователей упала ветка дерева. Краем глаза я отметил, что ветка была совсем сухой, старой, а солдаты, скорее всего, целились в Инну. И впервые в жизни я понял, что её и впрямь защищает нечто большее, чем мифические существа, какие-нибудь демоны или же ангелы. Её защищала сама судьба. Рок. Фатум. И это пугало даже больше, чем если бы перед нами стояло чудовище, сломавшее ветку, которая превратила двух мужчин в изломанные, смятые манекены.

Ещё несколько солдат замешкались, и Инна нырнула в заросли кустарника, потянув меня за собой. Динка ломанулась следом, и мы скрылись из поля зрения преследователей, правда, вслед нам тут же понеслись пули. Странная гонка на выживание продолжилась, и я вдруг осознал, что мы бежим не в сторону чащи, а куда-то левее, ближе к деревне, но явно не собираясь туда возвращаться. Судя по звукам, солдаты продолжали гнаться за нами, и я понял, что Инна решила увести их в сторону, противоположную той, куда могли пойти индейские женщины. И впервые за этот день я вдруг почувствовал уважение к своей сестре. Не благодарность, не удивление, а именно уважение…

Проплутав по лесу ещё минут пять, мы выскочили к устью небольшой речушки с каменистым дном, которая удивления ни у кого не вызвала – возле деревень всегда были источники воды. Инка же ухмыльнулась и кинулась на противоположную сторону совсем не глубокой – мне до колена – реки. Выбравшись на сушу, мы, под руководством Инны, притаились за одним из огромных кустов (это, блин, теперь моё новое место прописки!), и она извлекла из рюкзака пару газовых баллончиков, зажигалки и фонарик. Вот хомяк…

– Струю газа направляй на их одежду, – скомандовала Инна и отдала один из баллонов Динке. – Здесь речка, если они додумаются кинуться в воду, спасутся. И, надеюсь, не будут больше приближаться. А патроны у них не бесконечны.

– Фонарь зачем? – озадачился я, не желая думать о словах сестры, и вышеозначенный предмет был отдан мне.

– Это не фонарь, это свето-шоковое лазерное устройство «Поток». Себастьян вчера добыл по моей просьбе. Кажется, ограбил ради этого склад МВД.