Текст книги "Поиграем со смертью?..(СИ)"

Автор книги: Tamashi1

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 45 страниц)

– Именно, именно, – протянул Легендарный, а я осторожно села на стул и подумала, что вот теперь мне срочно нужна доза обезболивающего – в травмпункте его как всегда зажилили.

– Тогда давайте после того, как мне укол сделают, ладно? Я Динке позвоню, попрошу меня ширнуть, а потом уже поболтаем, а то, боюсь, я плоховато соображаю…

– Зачем звонить кому-то, если я умею делать уколы? – озадачил меня мой теперь уже не дворецкий, а товарищ.

– А ты умеешь? – вскинула бровь я. – Внутривенно?

– Естественно, – было мне ответом.

– «Я и демон, и Пилюлькин», – съязвила я и получила в награду снисходительный взгляд. – Ладно, коли меня, я вся твоя. Вот когда она проявилась, твоя садистская натура.

– Если ты заметила проявления только сейчас, полагаю, имеют место некоторые нарушения восприятия, благодаря которым чёрное видится в розовом свете, – изящно так «унизил» меня демонюка, зарываясь в шкаф и начиная выуживать оттуда медицинские принадлежности.

– Интересно, – протянул Гробовщик. – Когда это вы успели так поладить, что сам Себастьян Михаэлис забыл о том, что он «и демон, и дворецкий»?

– Да не был он дворецким, – вздохнула я, а жнец захихикал и хитро так, но задумчиво произнёс, словно говорил сам с собой:

– Неужели некоторые смертные всё же понимают, что демоны служат не им, а самим себе?

– Думаю, все понимают, но не все принимают, – ответила я. Да, не ко мне вопрос был адресован, но я тут Царь, значит, имею право дать ответ.

– Ах, это всё пустое, – махнул на меня когтистой лапкой наш седовласый гробокопатель и с видом скучающего философа изрёк: – Смертные любят тешить себя надеждами и иллюзиями. Одни верят, что демоны им служат, а другие, похоже, верят, что демоны – их друзья.

– Не смеши мои подковы, гвозди выпадают, – фыркнула я. – Я не считаю Михаэлиса другом, потому что я для него – еда. Но это не отменяет того факта, что мы можем нормально, адекватно общаться.

– Какая непритязательность! – съязвил жнец, а демон начал затягивать на моей правой руке жгут.

Дискуссия была временно свёрнута, но как только моя вена получила убойную дозу обезболивающего, возобновилась. Правда, тему Легенда загробного сельпо, лучший косарь прошлого столетия и постоянный обитатель доски почёта колхоза «Мейфу» сменил на куда более насущную – он заявил, что начал догадываться о времени возникновения аномалии и некоторых причинах, её породивших, но для этого надо было исследовать моё прошлое. Меня это, ясен фиг, не обрадовало, и я спросила, как именно, а вот ответ вогнал меня в ступор надолго. Жнец заявил, что вырежет часть моей Плёнки, заменит на поддельную, изучит необходимый отрезок, а затем вернёт всё на место. Таким образом, я не пострадаю физически или духовно, поскольку подобные опыты вряд ли нанесут мне вред, но зато станет ясно, что же именно произошло тогда, в день появления моей феноменальной живучести. Интересно, что это за день такой, если даже я его вспомнить не смогла, хотя перебирала не только собственные воспоминания, но и все семейные архивы, статьи о происшествиях, в которых я участвовала, и прочие документальные «радости»?.. Хотя это не главное! Он же меня своей Косой пилить собрался!

– А тебе жирно не будет? – возмутилась я. – Если Плёнку вырезать, я умру!

– Не умрёшь, если её заменить, – коварно усмехнулся на голову пришибленный Легендарный.

– Ага, я в зомби превращусь! Ещё живого!

– Нет, живой человек не станет зомби после замены Плёнки, я в этом уверен. Это всего лишь небольшая операция, как замена зубов на вставные, – у него точно шарики за ролики заехали от тесного сотрудничества с кладбищами, иначе бы он такого не говорил…

– Ты уже проводил подобные эксперименты? – нахмурился Себастьян, сверля Гробовщика немигающим взглядом.

– Именно. Но с согласия испытуемого.

С согласия? Кто ж псих такой, что жизнь доверил?.. Ох. Кажись, я знаю.

– Ты чего с Динкой сделал, труп беспринципный?! – возмутилась я.

– Я далеко не труп, но об этом можно долго дискутировать, – сверкнул зубами в безумной ухмылке Гробовщик. – С Диной же всё в порядке, она нынче радуется новым воспоминаниям.

– Приплыли тапочки к дивану, – пробормотала я. Дожила – подруга по доброй воле стала подопытной крысой полоумного старика…

– Владыка Эмма был оповещён о Ваших изысканиях? – вмешался до сих пор молчавший Клод, стоявший у плиты.

– А зачем? – хитро протянул Легендарный. – Я не нарушал законов, да и эксперимент провёл с согласия смертного. Об этом никаких договорённостей у нас не было. Меня лишь просили не убивать тех, кто должен жить, а это условие соблюдено.

– Жесть, как она есть, – проворчала я, а Михаэлис, наливший мне и себе любимому чаю, уселся за стол слева от меня.

– Однако сделанного уже не изменить, – вмешался он и вернул нас к началу беседы: – Что ты хотел предложить для поисков, Гробовщик?

– Просмотреть период раннего детства. А точнее, период первых воспоминаний. Рождение, – ответил Легендарный, а меня мороз почему-то пробрал. Что он имел ввиду? И зачем ему эти воспоминания? Из-за тех моих слов на «Титанике» об утробе? Дурак, что ли?!

– Да я тогда не в этом смысле про удушье говорила! – возмутилась я. – При чём тут моё рождение?!

– Во-первых, тогда аномалия проявилась впервые. Во-вторых, у тебя всё же всплывают воспоминания на уровне ощущений о том времени. В-третьих, рождение определяет то, как человек будет чувствовать окружающий мир – испытав сразу несколько чувств в первые секунды, он всю жизнь будет испытывать смешанные эмоции. Однако, полагаю, доминирующая эмоция при рождении определяет доминанту в последующем. Если человек рад был родится, он будет оптимистом, если преобладали страх, желание вернуться, непонимание, любые другие негативные эмоции, он будет пессимистом. И мне интересно, какая эмоция преобладала у тебя, раз ты так нестандартно мыслишь и поступаешь. Ты определённо человек, но если даже демон говорит, что человеческого в тебе с каждым днём всё меньше, стоит обратиться к истокам.

– Да ну на фиг! – чуть ли не завопила я. – Из-за твоего любопытства мне придётся жизнью рисковать? Да ни за что!

– Боюсь, у тебя нет выбора, – коварно разулыбавшись, ответила эта мерзость. – Я в любом случае проведу операции, но без твоего согласия это будет больнее.

– Мне и так хреново, а ты угрожаешь! – в очередной раз возмутилась я. – Собрался больного человека на куски своей бензопилочкой порезать?

– Если придётся, да, – без тени смущения ответил наглый труп. И что Динка в нём нашла?.. – Вот только бензопила и прочие современные инструменты мне не нравятся – ненадежны, да и шуму много. Я уж лучше по старинке, настоящей Косой…

Почему-то демоны на этих словах переглянулись и нахмурились, а жнец продолжил, не обращая на них никакого внимания:

– Итак, сегодня ты отлёживаешься, а завтра мы проводим эксперимент. Возьмём с собой Дину – она будет мне ассистировать, а точнее, успокаивать тебя, чтобы ты от испуга не навредила самой себе.

– Вот кто зло во плоти-то, – проворчала я, а жнец, хихикнув, ответил:

– Спасибо за комплимент.

Не понять мне такого поведения, ой, не понять! Жнецы ж не демоны, чего он тогда не возмущается? Впрочем, это было не важно. Главным стала надвигающаяся угроза четвертования, но почему-то сейчас меня не это даже беспокоило. Я волновалась о том, что же может выяснить жнец этим экспериментом. Да, я считала бредом копаться в тех воспоминаниях, но интуиция буквально кричала, что нельзя его в них пускать. Почему? Неужели и правда там скрыто что-то важное? Тогда как мне не допустить вторжения в эту часть воспоминаний?

– Госпожа, спешу напомнить, – прервал мои раздумья Клод, – что за препятствие расследованию мы можем наказать Вас. Точнее, заставить подчиниться.

– Это новый метод угроз? – нахмурилась я и подумала, что хоть сопротивляйся, хоть нет, эти воспоминания у меня вырежут. Значит, надо было как-то их стереть, но… это было невозможно, Плёнку человеку не изменить. Оставался лишь один вариант – выкрасть Плёнку после её удаления, но я бы этого сделать не смогла, а вот Дина… Тоже не вариант, потому что она по уши втрескалась в Гробовщика, и если придётся выбирать, кому помочь, она встанет на его сторону.

– Я лишь констатирую факт, – флегматично ответил Фаустус, всё так же неподвижно стоя у плиты.

– А где гарантия, что меня не убьёт этот эксперимент? Точнее, что он не убьёт тело, оставив рядом с ним душу? – попыталась найти лазейку я. – Все люди разные, может, я перенесу эту процедуру не так, как Динка?

– Уверен, что не так, – протянул жнец. – Тебе будет не так больно.

Я опешила, а он полыхнул белой вспышкой и исчез. И что это было? Операция ещё и болезненная? Вот ведь гад! Тоже тот ещё садист, хоть и прикидывается добрячком! Я фыркнула и погрузилась в раздумья. Ничего хорошего мне будущее не предвещало…

На следующий день, с самого утра, Легендарный, как и обещал, забрал меня в какое-то странное подвальное помещение, похожее на склеп, прозекторскую и Кунсткамеру одновременно, причём с нами отправилась и Дина, которая пыталась меня подбодрить тем, что «после операции так хорошо становится – как никогда раньше! Надо просто потерпеть сам процесс». Мне это оптимизма не внушило, и я оказалась права – процедура была довольно болезненной, и когда Коса Смерти рассекла мне кожу в районе сердца, я почувствовала острую боль, словно под кожу загоняли иглы, или, скорее, там начинали прорастать кусты роз.

А потом мир погрузился во тьму, и я почувствовала острое удушье и безумную жажду жизни. Ни с чем несравнимую, такую, какой даже у меня никогда не было. И в голове звенел странный, будто потусторонний голос: «Живи. Обещай, что будешь жить за нас двоих». Но я не ответила – я просто словно послала тому существу всё своё желание жить, и оно ответило: «Тогда я помогу. И мы выживем». Жажда жизни стала вдруг безграничной, но она забирала в себя страхи, радость, все эмоции, наполняя меня чем-то чёрным… осознанием того, что я должна выжить любой ценой. А затем была вспышка, и темнота развеялась; вокруг были белые стены, люди в марлевых повязках и старых врачебных халатах, и всё, что я почувствовала – желание жить, безразличие и пренебрежение к этим существам, а также острое чувство удовлетворения – именно так, не радости, а удовлетворения. Словно знала, что так должно быть. Так и никак иначе.

А потом вдруг всё исчезло, и я почувствовала странный дискомфорт – появились воспоминания о том, как я выныриваю из темноты, ощущая удушье, вижу врачей и радуюсь тому, что жива. Но… это было неправильно. А в голове звучал голос Легендарного, который говорил: «Это фальшь, и ты это знаешь. Скоро твои воспоминания вернутся – во время второй операции».

Когда процедура закончилась, я потеряла сознание, а когда пришла в себя, почувствовала безмерную эйфорию. И она казалась мне знакомой – этот триумф, это ощущение того, что я жива, хотя должна быть мертва, и это чувство полёта… Вот только эти ощущения были чем-то знакомы, а чем-то и совершенно новы, и я окончательно запуталась. Меня отвязали от стола и, пока Гробовщик держал моё обмякшее, обессилившее тело, Динка накрыла металлический стол тёплым покрывалом, положила подушку и, когда меня водрузили обратно на эту конструкцию, накрыла моё царское величество пуховым одеялом. Я заснула и проспала, кажется, целую вечность, а когда проснулась, была полна энергии, бодра и весла, но чувство неправильности чего-то очень важного меня не покидало. Я помнила своё рождение, а это был нонсенс, но понимала, что воспоминания фальшивы, и хоть память говорила: «Это было», – да и чувства это подтверждали, интуиция кричала благим матом, призывая не верить фальшивке.

Я поднялась с прозекторского ложа и направилась исследовать катакомбы, которые вывели меня на первый этаж старинного особняка. Там обнаружились Динка с Гробовщиком, бухавшие чай на кухне, точнее, чаи гонял жнец, а моя подруга лепила пироги, но это уже были детали. Меня пригласили к столу, и Легендарный долго и упорно пытал меня расспросами об ощущениях и чувствах, из чего я сделала вывод, что он ещё и эксперимент на мне ставил, чтоб побольше данных о таких вот заменах Плёнки собрать.

На мой вопрос, помогли ему мои воспоминая или нет, жнец ответил уклончиво, заявив, что надо разбираться более детально, но Плёнку он изучил, заодно сделав её дубликат, и завтра вернёт оригинал на Родину. Я же поинтересовалась, почему он с самого начала не извлёк Плёнку, если уж те три причины для операции, что он мне вчера привёл, были правдой. Но на это был дан интересный ответ: «Я не был уверен в результатах операции, а ошибка в твоём случае могла привести к непоправимым последствиям – кармический баланс нарушился бы окончательно, окажись твоя душа привязана к мёртвому телу».

Динка озадаченно спросила, не ради ли изъятия моей Плёнки он ставил на ней эксперимент, и, что любопытно, жнецу этот вопрос крайне не понравился – он ответил, что делал это ради своего главного эксперимента, а затем засыпал Динку колкостями и подначками. Но она, что интересно, не велась и, противореча собственному диагнозу, только вздыхала, понимающе и почему-то благодарно глядя на жнеца.

Короче, мне их заморочек не понять, да и вообще, чужая душа – потёмки, а мне и на свету хорошо… Так что я не стала интересоваться причинами такого поведения и лишь уточнила, стал бы жнец искать подопытного, чтоб потом меня прооперировать, или нет, если бы Динка отказалась от эксперимента. И что самое обидное, мне ответили, что нет, на других смертных он бы пока такой опыт проводить не стал. Я подумала, что он Динку в грош не ставит, раз подверг такой опасности, а она почему-то разулыбалась и поблагодарила жнеца. Он тихо рассмеялся, а на мой вопрос, за что она его благодарит, Динка ответила: «За доверие». Вот и пойми их, право слово… Она что, жить не хочет? Наверное, нет. Но если мне такое положение вещей кажется странным, для готессы это – норма жизни, так что, как говорил жнец, на ситуацию можно с разных точек зрения смотреть, и она всегда будет казаться другой…

Дни потекли размеренно и неторопливо. Легендарный вернул мою Плёнку на Родину, и после этого я обрела воспоминания о своём рождении. Он же продолжил исследовать дубликат, припахав Грелля и Нокса к поиску того, кому я обещала выжить, а демоны искали его по своим каналам. Я же не надеялась найти этого таинственного спасителя, однако решила отыскать медиков, работавших в роддоме, где я появилась на свет, чтобы выяснить, не заметили ли они чего-то странного. А потому первым делом позвонила старому знакомому отца с просьбой о помощи, благодаря чему получила через некоторое время список нужных мне имён. А ещё я попыталась поднять архивы и выяснила, что этот день был «богат на смерти», и умерли сразу две роженицы, да ещё и две беременных женщины, попавшие в аварию. Из детей спаслись только я и недоношенный младенец, потерявший мать из-за дорожно-транспортного происшествия. Но это всё никак не объясняло, почему же бессмертие обрела только я.

Что интересно, я прекрасно понимала каждую деталь произошедшего при моём рождении, но интерпретировать их не могла, в отличие от паранормальных гавриков – Себастьян пояснил мне довольно доходчиво, что же тогда произошло, но даже он не понимал, как это вообще могло случиться. Оказывается, при родах меня должна была задушить пуповина, но я очень хотела жить. Безумно. Вот только нерождённый ребёнок не может призвать демона, даже если его чувств и решимости на это хватит. «Сигнал» в виде энергетического потока от меня шёл, но демоны не могли ответить – нерождённым они не помогают. Однако кто-то всё же ответил, хотя ни один из демонов не может говорить с плодом во чреве – он ещё не рождён, а значит, считается, что его не существует. А ведь он есть, и даже если не живет, то существует точно. Вот только состояние ребёнка в утробе ближе к смерти, чем к жизни, и потому демонам с ним не связаться – они-то живы. А вот то существо до меня-таки добралось, и из этого наши мифические существа сделали вывод, что это был демон на грани смерти или же только что умерший, но ещё не совсем потерявший связь с миром живых – энергетические контуры.

Спросите, почему они решили, что это именно демон был? Да потому что, когда Михаэлис с Клодом просмотрели мою Плёнку, они сказали, что эмоции, которыми меня наполнили после моего согласия «жить за двоих», были исконно присущи демонам, и только они испытывают при рождении именно удовлетворение, а не радость, а при виде людей – пренебрежение. Другим расам это несвойственно. Я спросила, неужели со мной заключили контракт, но демоны дружно ответили, что это не так, поскольку нет ни печатей договора, ни следов чужого покровительства, ни даже присущих всем контрактам энергетических связей с демоном-покровителем.

На вопрос: «Тогда какого фига это было?» – ответил жнец. Он пояснил, что, скорее всего, где-то умирал демон, но так как у них очень сильна жажда жизни, он решил продолжить жить во мне. Нет, не слившись со мной или что-то подобное – просто он отдал мне свою духовную энергию, силу, демоническую защиту… Обычно демонам выживать помогает мгновенная регенерация и прочие телесные фокусы, однако их энергетика безумно сильна, и когда в мою душу влили посторонние энергетические потоки, я стала чем-то средним между человеком и демоном. С одной стороны, моя душа была человеческой, с другой – энергетические контуры, карма, аура и даже удача стали демоническими. И всё это перемешалось, слилось воедино, породив некий удивительный баланс: ощущая всё как человек, я относилась к жизни как демон, эмоциональный фон был смешанным, а демоническая составляющая, жаждавшая встречи с человеческой болью и энергией их душ, гнала меня к опасностям, влияя на мою Судьбу. Но при этом демоническая удача и жажда жизни каким-то неведомым образом не давали мне погибнуть. И вот это-то как раз и настораживало – почему я не умирала? Ведь демоны тоже смертны. Их тела сложно разрушить, но возможно, и души могут от них отделяться. Их не спасают превратности судьбы. Одно было ясно – жизнь пыталась меня уничтожить, загоняя в катастрофы, и в то же время меня тянула в них демоническая жизненная энергия, давно ставшая моей и, скорее всего, лишь укреплявшаяся в подобных ситуациях.

А ещё демоны заявили, что, судя по их впечатлениям, моя энергетика хоть и очень сильна, всё же не является ни человеческой, ни демонической. Из этого наш гениальный учёный-прозектор сделал вывод о том, что в момент рождения две энергетики слились, став чем-то третьим, но так как тело у меня было человеческое, духовная энергия «настроилась» на него и развивалась дальше как у всех людей, разве что становилась слишком сильной. А вот сейчас, общаясь с демонами, во мне становилось всё меньше человеческого, потому как энергия чуяла «своих» и просыпалась. Меняла меня, а точнее, моё мировоззрение, пробуждая то, что привнесла изначально, но что было подавлено общественной моралью и нежеланием моей человеческой половины быть слишком «странной». Впрочем, расследование было ещё не завершено и что-то здесь не сходилось – почему я выживала? И почему всё же оставалась человеком, если мне отдали именно энергетику? Может, мне дали не её, а что-то иное?.. Почему-то мне казалось, что в чём-то наши исследователи ошибаются, но вот в чём – понять не могла. Да и сами они явно этими объяснениями не удовлетворились, а потому поимка и допрос того самого демона стали у паранормальных существ приоритетом.

Короче говоря, вопросов по поводу аномалии стало только больше, и мои мучители ломанулись на поиски моего же спасителя с утроенным энтузиазмом. И только Михаэлис не забыл о том, что вообще-то я всё ещё жива, и поиски «врага» – это хорошо, но и о друзьях надо позаботиться. Он менял мне повязки, готовил еду, общался со мной, когда я грустила… И, что интересно, после известия о том, что я таки на самом деле не совсем человек, его отношение ко мне не изменилось. Клод смотрел на меня теперь иначе – подозрительно и словно не понимая, как вообще такое может быть, а вот Себастьян как ехидничал, так и продолжал ехидничать, как помогал советами, так и не отменил душеспасительные беседы с ворохом полезной информации… И только одно в нём изменилось – взгляд. Если раньше я всё же чувствовала, что я скорее еда, чем интересный собеседник, то теперь в его взгляде сквозил неподдельный интерес в те минуты, что я рассказывала о своей жизненной позиции или принципах. Я и раньше его интересовала, но стена пищевой цепочки не давала ему увидеть во мне личность, а вот теперь эта стена рухнула, потому как демоны таки не каннибалы, и демоническая энергия им силёнок не прибавит. Поэтому в глазах Михаэлиса читался неподдельный интерес, и я поняла, что он всё же разглядел меня – увидел, что я не просто пачка чипсов, и заинтересовался на самом деле, а не от скуки или из спортивного интереса.

День за днём мы с Себастьяном болтали обо всякой ерунде и об очень важных вещах. То обсуждали устройство организма демонов, способных регенерировать за счёт того, что тьма, окутывавшая Михаэлиса на стройке, и являлась его «плотью», а потому не могла получить ранения обычным оружием; то пытались пояснить свои жизненные позиции и принципы. И именно за этот месяц я поняла, что мы с демоном во многом похожи. Да, у меня и раньше такие мысли мелькали, но как же жаль, что мы с ним раньше не говорили о подобном – точек соприкосновения у нас было очень много, хотя в некоторых вопросах мы занимали диаметрально противоположные позиции. Например, я считала, что делать что-то, что тебе противно до омерзения, не стоит даже ради исполнения своих желаний или достижения незначительных целей, а Михаэлис говорил, что стоит – неудобство можно потерпеть, особенно если потом причинишь не меньшие неудобства виновнику своих «страданий», тем более если это всё превращается в соревнование по принципу «кто кого быстрее доведёт». Кстати, демон оказался довольно азартным и не просто не любил проигрывать, как я, например, но и обожал «соревноваться», причём не важно, в чём, поясняя, что любит не только побеждать, но и добиваться побед, потому что любит испытывать чувство превосходства. А вот я была в этом отношении не азартна. Зато мы сошлись в том, что ради собственной жизни можно перешагнуть через других, на зло надо отвечать злом, ради главной цели можно перенести что угодно, а ложь, вежливость к тем, кого презираешь, и труды на благо неприятных личностей для достижения собственных целей – норма жизни. Однако собственные, выбранные нами самими, а не навязанные кем-то принципы мы не собирались нарушать ни в коем случае. И это лишь самые яркие примеры общих черт наших моральных устоев.

Короче говоря, мне было с ним очень комфортно и спокойно, а ещё я больше не чувствовала себя «какой-то не такой», когда думала, что отличаюсь от окружающих, не считала нужным подстраиваться под образ среднестатистического человека даже в своих мыслях, и это была заслуга демона. Он был всё так же предельно вежлив и безмерно язвителен, но отношения у нас сложились совсем не такие, как раньше – я ему поверила, на самом деле поверила, хоть это и глупо, даже при том, что знала – аномалию он попытается устранить любыми способами. А сам Себастьян стал более открытым и уже не прятался за маской идеального дворецкого, позволив себе не только фамильярности, но и вполне искренние проявления эмоций.

И почему-то к концу августа я всё чаще начала замечать, что как только Михаэлис исчезал из поля зрения, на меня накатывала жуткая тоска, а как только он в нём появлялся, мир снова играл всеми цветами радуги. И если он был чем-то недоволен, начинала раздражаться и я, а когда демону было весело, моё настроение ползло вверх. Без него мне было тяжело дышать. С ним я улыбалась искренне и от всей души. Дура я. Потому что влюбилась в демона, чья цель – моя смерть. А я хочу выжить. Любой ценой.

И я грустила, понимая, что скоро мне придётся столкнуться с жестокой реальностью в виде попытки устранения аномалии тем, кто был мне безумно дорог, но стоило лишь ему испечь мне кекс и со словами: «Грусть не красит девушек, особенно когда они и так похожи на мумию с гематомой под глазом», – вручить его мне, как тяжкие мысли испарялись, и я принимала решение жить настоящим, а не будущим. Зря, наверное, но влюблённые глупы, и от этой глупости лекарства ещё не придумали. Ведь «любовь травами не лечится», а «сердцу не прикажешь». Да и несмотря на это глупое чувство, которое, как я думала, уж меня-то с моим отношением к людям никогда по маковке не огреет, я ничего не ждала – я знала, что Михаэлис исполнит свой долг и попытается меня убить, и не питала иллюзий на его счёт. Но самое странное – я понимала, что он должен устранить аномалию и не может поступить иначе, ведь, ослушайся он приказа, Повелитель уничтожил бы его самого. И именно в этом мы с Себастьяном были похожи больше всего – ради собственной жизни мы могли перешагнуть через что угодно. Вот только почему-то, чем больше я об этом думала, тем яснее понимала, что не хочу, чтобы он делал выбор. Не хочу, чтобы ему пришлось принимать решение – спасти себя или меня. Не потому, что он, ясное дело, выбрал бы свою жизнь, а потому, что всё же это причинило бы демону хоть и небольшую, но боль. А этого я ему не желала… Он был мне слишком дорог.

Так закончился август, и Динка с Лёшей благополучно отправились в институт. Я же, с помощью Михаэлиса нашедшая новую работу ещё неделю назад, каждый день трудилась в небольшом магазине оргтехники, куда меня каждое утро отводил демон, и он же каждый вечер забирал. Я пыталась хоть что-то выяснить об аномалии сама, но, как уже говорила, потерпела полное фиаско. Все, кто работал в роддоме, где я появилась на свет, уже уволились, а найти их оказалось очень сложно, потому как хакер из меня был никакой, а разглашать информацию добровольно персонал не захотел. Денег на взятку у меня было мало, но всё же я сумела договориться и найти тех, кто непосредственно принимал участие в моём появлении на свет и просто дежурил в тот день, однако это оказались лишь несколько санитарок и медсестёр, потому как акушер, принимавший роды, давно скончался, как и многие другие очевидцы, а кто-то просто покинул Москву и был вне досягаемости. Вот только ни те, с кем я встретилась, ни те, с кем связалась через интернет, ничего пояснить про беременность моей матери и то, как она проводила время в больнице, не смогли – слишком давно это было, так что вспомнить мать они не сумели. День же моего рождения запомнился им четырьмя смертями беременных женщин и двумя выжившими младенцами, не более того. Из-за всей этой суматохи с пострадавшими в аварии, медики стояли на ушах, и такой обычный, рядовой случай, как обвитие шеи младенца пуповиной, отошёл на второй план. Вот и пришлось мне биться головой в запертую дверь – никто ничего необычного, кроме большого количества смертей, не помнил, и выяснить что-то было нереально. Потому я просто продолжила своё обычное существование, вкрапляя в него ежевечерние поиски, которые, впрочем, были абсолютно непродуктивны.

Наблюдение за мной в этот период вёл только Михаэлис – остальные сконцентрировались на поиске таинственного демона из прошлого, и мне было очень спокойно от осознания того, что рядом не ошивается предатель Клод и вечно неадекватный Грелль. Кстати, о нём. Братец-морковка с нашей кровавой смертушкой окончательно спелся, причём совсем не так, как ожидал Сатклифф в начале данной эпопеи. Они стали самыми настоящими друзьями, и щебетание Грелля о том, «какое Лёшечка всё же чудо», стали скорее привычным ритуалом, нежели домогательством. Как сказал Лёхе сам жнец, у него и впрямь будет ещё очень много парней, а вот друга найти сложнее – там не страсть нужна, а взаимопонимание. И этого у них за август накопилось до и больше – после первой кладбищенской прогулки Лёха уверился, что Сатклифф его не тронет, и они продолжали такие вот «свиданки». Куда только жнец моего нерадивого родича не таскал – и в Нотр-Дам, и в Императорский склеп, и к Стоунхенджу… Короче, развлекались мальчики, как могли. И что интересно, чёрный юмор их стал ещё чернее, а вот пожизненный оптимизм, скрывавший в одном маниакальные наклонности, а в другом – депрессивные настроения, стал куда более натуральным, и Сатклифф, ведя с Лёшкой диалог, вёл себя куда адекватнее, чем беседуя с тем же Гробовщиком.

Ну и пара слов о Легендарном, раз уж всё-таки выплыла эта гадость в воспоминаниях. Он с Динкой сделал что-то совсем непонятное. Если раньше она, судя по больничным выпискам, вела себя всегда крайне агрессивно, то теперь, по её же собственным словам и моим наблюдениям, ей чаще всего удавалось взять себя в руки. Она за месяц подралась лишь дважды: один раз, когда на неё наркоманы напали, а второй, когда какой-то умник высмеял её украшение – цепочку из бусин, перемежавшихся серебряными черепками. Знакомая вещичка, правда? Ограбила готесса потустороннее существо на его побрякушку, хе-хе. Точнее, он ей свою цепочку почему-то подарил. Как сказала Динка, увидел однажды, как она разглядывала черепки, и спросил: «Нравится?» А получив восхищённо-утвердительный ответ, попросту повесил загробные бусики ей на шею, бросив: «Дарю».

Вдобавок к самоконтролю, Динка обрела пусть и небольшую, но уверенность в себе, и теперь не всегда соглашалась помочь моему братцу – если у неё были дела, она отказывала в помощи, хотя раньше помогала даже в ущерб себе. Вот в этом Гробовщик молодцом оказался – я сколько ни говорила готессе, что себя надо любить и уважать, она не слушала. А тут прогресс был налицо.

Ну и конечно, надо сказать о главном – о том, за что я готова была Легендарного асфальтоукладчиком раскатать. Он постоянно ставил на Динке опыты, вырезая фрагменты её Плёнки и заменяя их на точные копии, но созданные им самим. Что любопытно, готесса ничуть не изменилась из-за этого, и ни память, ни характер, ни образ мысли не пострадали, но почему-то мне казалось, что это её убьёт. И только Динка, слепо верившая Гробовщику, считала, что в этих экспериментах нет ничего опасного. Однажды я спросила её, что, если она станет как те зомби, на что мне ответили: «Я не против вечно подчиняться Гробовщику». И сказано это с такой милой улыбочкой было, что я поняла – это уже не вылечить. Она не просто влюбилась в Гробовщика – она жила для него, и это пугало. Я, конечно, знала, что любовь – зло, но чтобы настолько… Неужели и меня могло ждать что-то подобное? Да нет, бред. Не могло такого быть. Или всё же?.. Ведь, как известно, «влюблённые безумны». Но я не хотела сходить с ума. Я хотела любить, сохраняя здравый смысл. Интересно, а это вообще возможно?