Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)
– Когда они больны. Или их невозможно вернуть на свободу. Тогда приходится уговаривать. Убеждать, что это ненадолго. Некоторые, правда, и сами не против такого дома…
– Клетки бывают домом?
– Думаю, об этом ты мне мог бы больше рассказать.
Ким силится издать какой-то звук – вроде бы, протестующий. Но только задумчиво опускается наконец на стул рядом – продолжая разговор, начатый в первый же день. О клетках и законе, о возможности выбора.
О том, что самая страшная клетка – как раз та, про которую думаешь – дом…
И решетки кажутся невидимыми.
– Поставь-ка на пол, – говорит Гриз. Механический яприлёныш приземляется на пол – Ким сгружает творение с рук бережно, будто ребенка. Яприленыш и ковыляет как ребенок – раз-два-кулдык– сейчас свалится…
– Что это он у тебя так хромает?
– Это… давняя недоработка. Проблема конечностей у яприлей – особое строение в части сухожилий. Мы… я… пытался исправить, еще… раньше. Но литературы не было, и… образцов тоже было недостаточно, так что это оказалось нерешённым. Я думал, усиленная конструкция…
О креплениях, деталях и поршнях Ким говорит гладко, ровно, взахлеб – запинается только, когда невольно нужно обернуться в прошлое. Хоть вполглаза, на миг.
Просто несколько мгновений – наполненных схемами, чертежами, чужим вдохновением рядом. Чтобы прикрыть глаза, выдохнуть и осознать.
– Это… несправедливо.
Гриз открывает глаза. Ким кажется чуть удивленным – вот ведь вырвалось. Подталкивает обратно к себе смешно ковыляющую свинюшку – случайного свидетеля.
Глаза не отрываются от торжественного и радостного лица Йоллы.
– Она рассказывала о вас… о варгах… учениках. Мечтала – чтобы и ей.
– Да.
– Но так… почему так? Почему именно в этот момент? Разве это нельзя как-то… просчитать, предугадать…
Предотвратить, – дрожит и не срывается с его губ.
Механическое создание пытается прожевать ботинок Гриз. С настойчивостью.
– Три колена варгов, – говорит она задумчиво. – Первые – Великие… и Ушедшие. С безграничностью Дара и желанием жить вечно – растворившиеся в сознании драконов, виверний, алапардов. Вторые – чей Дар передавался в крови, иногда через несколько поколений. Моё племя, почти полностью истребленное во время того, что у нас назвали Великим Противостоянием. И третьи. Они появились, когда природа начала восстанавливать баланс… начали рождаться из «пустых элементов» – от восьми до восемнадцати обычно.
Ким ёжится. Смотрит на свою чистую ладонь так, будто на ней вдруг может проступить невесть что – например, Печать мага. Или зарубки от лезвия, как у Гриз.
– Почему и в какой момент случается пробуждение Дара… почему его получает тот, а не другой… Никто не знает. Кто-то считает, что в этот момент где-то пошатнулось равновесие. И природа пытается восстановить его. Прокладывая мост от людей к животным. Порождая варга. Дар всегда тайна – от кого бы не был получен: от самой Ардаанна-Матэс, от Камня, еще от чего-то. Мы не выбираем подарки, которые получаем. Не выбираем даже – когда их получать.
– Лучше жить без таких подарков, – шепчет Ким – и не отрывает взгляд от светлой капли на щеке Йоллы. – Лучше… без такого.
Гриз пожимает плечами – ей приходилось слышать о том, что стать варгом – рок. В том числе и от учеников («Да я ж уже приспособился без всякой магии жить, да на кой-мне это, это же мне всю жизнь поломает!»).
И многонько приходилось общаться с тем, кто вообще свой Дар признавать не желал. Настойчиво пытаясь доказать ей каждым действием, что уж он-то – точно не варг.
– Так обычно говорят те, которые видят только – чем платишь. Не то, что получаешь.
Ким сопит несогласно – задавая направление механическому яприлёнышу. Скрип-скрип.
В сопении и молчании – многовато от презрительной усмешки Эвальда Шеннетского: «Скажите же мне, госпожа Арделл – что нам приносит Дар, любой Дар? Кроме дурной предопределённости? Ты родился Мечником – и пойдешь в военные, родился магом Ветра – и путь лежит в моряки. Мы развиваем магию в себе, это верно – вот только это не то же самое, что совершенствовать себя самих. Наше общество – общество избалованных детей, получивших слишком много подарков. Мы развращены своей магией. Боюсь, когда-нибудь мы заплатим за это слишком дорого».
– А от этого можно отказаться?
– Есть способы, – тихо говорит Гриз, – заставить Дар заснуть… просто не прибегать к нему… или даже убить. Никто не знает – какой Дар у Эвальда, он его не проявляет. Некоторые наши ученики просто живут себе после выпуска, как жили. И есть еще некоторые заведения, где…
Мгновенная, болезненная вспышка перед глазами – покрашенные голубой краской стены, одинокая кровать, крошечная нарисованная бабочка под пальцами.
Ким смотрит на Йоллу – улыбающуюся во сне своему невесть откуда пришедшему подарку. И глаза теряют отрешенность, обретая взамен – тревогу и жалость.
– Она ведь не откажется, да?
Мальчик что же, догадался – в чем здесь может быть…? После того, что Киму пришлось перенести – неудивительно было бы. Эвальд же предупреждал – проницательность, почти болезненная чувствительность.
Хотя нет. Взгляд – как на раненую или заболевшую. На Вольных Пустошах, где несколько поколений не бывало магии, так глядят на всех, кто ее получил.
– Без шансов. Йолла была «пастырем звериным» задолго до получения Дара.
Ким морщит лоб, шевелит губами – пытаясь вывести формулу вопроса. У него удивительный талант задавать вопросы – нужные, точные…
Если он спросит сейчас – «Почему вы не радуетесь за девочку» – Гриз даже ответить нечего будет.
– Что происходит с варгом, который коснулся смерти в момент первого слияния?
Четкая формула – хоть вставляй в катехизис варга.
– То же, что и с любым, кто коснулся смерти. То есть со всеми по-разному. Иногда просто учатся, как все. Иногда их тяжелее учить. Иногда они нестабильны и могут нести на себе это касание до конца жизни. В любом случае – это легче, чем с теми, кто… – стоп, об этом нельзя сейчас. – Неопределенностей больше, чем с окраской шнырков. Обычно выход – это наставничество.
– Вы учите варгов. Йолла рассказывала…
– Учить может каждый, – с переменным успехом. В первые месяцы после своего возвращения она только диву давалась – чего наворотил Нэйш с обучением молодняка. – Ну, более или менее, во всяком-то случае. Наставник – нечто большее. Им становится тот, кто наиболее тебе близок. Кто способен провести тебя за собой.
– Значит, это будете вы?
Больше одного ученика не берут. Во всяком случае – пока предыдущий не закончит обучение. Нынешний ученик Гриз… в общем, вир его знает – как его вообще учить. И что ему говорить. И какими словами взывать: всё их обучение и большая часть разговоров – сплошные танцы на льду над острыми краями пропасти.
– Да вот, придется, наверное.
Правильно, Гриз. Почему бы не наплевать еще и на это правило – ты же и так перенаплевала уже почти на все.
Ким больше не спрашивает ничего – сгреб своего механического яприля, баюкает в руках, не отрывая взгляда от сияющего во сне лица Йоллы. Гриз молчит тоже. Караул для сна новоявленного варга – на двоих.
Над девочкой почти ощутимо летают сны – о загонах и кормушках, о маленьких единорожках и о самом большом подарке, свалившемся нежданно-негаданно. Сны – пополам с предвкушениями: вот, скоро обучение, и работа с животными, и я больше – не «пустой элемент», я – «пастырь зверей», мы будем вместе…
Ну, конечно, мы будем вместе, девочка, – думает Гриз. Как бы там ни повернулось. Так много зависит – от того, как ты проснёшься. Как пойдет первое сознательное единение.
От того – кто и насколько сегодня здесь сказал правду.
Ким вот смотрит с тревогой – и даже не осознает, насколько прав. Потому что я хотела бы ошибиться и сказать, что твой путь варга будет прост – но, но…
И горевестники обычно не поют без причины.
Комментарий к Наставник для варга-2 Последний рассказ цикла явно задаётся самым длинным и самым философским – ну, надо же и такое писать) Прошу понять и прррростить, да)
====== Наставник для варга-3 ======
– Гриз, я ж теперь варг? Да, Гриз?
Йолла просыпается весёлой. Подскакивает на кровати – щебечущая и гордая. Зелья из рук Аманды – взахлёб. Бульон – залпом, печенье – в один укус. И, размахивая руками, рассказывает Гриз – как было дело: «Меня-то, понимаешь, эта Кимова штука царапнула. Так, сама полезла, мелочи. Только вдруг потом как стукнет, как в голову дало: то ли я, а то ли не я, и вроде как я уже лечу, а Мел почему-то стоит совсем не там, уххх, аж дыхание захватило! Не, Морион-то злился не особо, больше защитить хотел – потому что я как бы его, а Ким – он как бы чужак. Сейчас, думает, налечу, кусану…»
Гриз кивает. Задает наводящие вопросы. Спрашивает про сердце – как, не болит?
– Ничего вообще не болит, – отпихивается Йолла, – что ты чисто как я маленькая, а? Так, стоп, а чего меня вырубило-то? Ут же, не помню, с чего меня так: потерялась, вроде… потом уже лежу… потом опять как по башке. По смежному принципу, сталбыть? Мориона отключило – и меня заодно?
– По принципу Нэйша, медовая моя, – ядовито фыркает Аманда, пытаясь влить в девочку еще чашку чая.
– Аманда, я того… я помру и стенки забрызгаю, – весело говорит Йолла, пока Гриз бросается в нойя предупредительными взглядами. – А Рихард тут с какой стороны-то – он опять что-то вытворил? Это… что, за мной полез?
Секундное молчание – потом девочка начинает сверлить Аманду и Гриз разом подозрительным взглядом.
– А что с Морионом? То есть, если там был Нэйш … Морион живой-то?
Чутко ловит замешательство, повисшее в воздухе. Зажмуривается. И очень по-меловски выцеживает сквозь зубы:
– Он что – совсем дурак?
– Может, и не совсем, – ответствует Гриз, – но временами…
– Ага. И не лечится, – Йолла шмыгает носом, устремляя суровый взгляд в окно. – Боженьки – представляю, что там с Мел делается. А Ким – он хоть целый? А? Фух.
Взгляд делается задумчивым. А потом «дочь питомника» украдкой взглядывает на Гриз – из-под льняной челки.
– Так это… мне приходить вечером? С первогодками? Можно? Да?
Скажи «да» – кажется, в окно выпорхнет. Сядет на ветку, пропоет о самом лучшем из подарков. Вон, одеяло уже ногами отбрыкала подальше. Рвется в бой.
– Приходить, конечно, можешь, – отвечает Гриз и отбирает у Аманды ненужную кружку с чаем – опять позавтракать забыла. – А вот учить я тебя начну с завтрашнего утра.
– С первогодк…
– Нет. Только тебя.
Йолла – человек понятливый. Иногда – пугающе понятливый.
– Из-за Мориона, да? Это, значит, Нэйш шибанул со всей дури… ну, спасибо – хоть не запихал мое сознание в Олсен. Ха. А то б я ему сказала спасибо рогами-то. Что надо будет делать до завтра? Зелья пить?
– Зелья пить, – прихлебывает Гриз из чашки, – к животным пока не подходить. Отдыхать. Да не кисни ты – вон, хочешь Киму помоги, он какой-то пришибленный.
– Потому что не привык что вокруг все чокнутые же.
Ох, как ты, девочка ошибаешься – и не пересказать…
– В общем, дела найдутся. Я, как твой наставник…
– Погодь, чего?!
Йолла свесила с кровати одну ногу. Вторая повисла в воздухе – не до того. Пялится на Гриз ошеломленно.
– Наста… наставник?! Я ж думала – ты меня со всеми… я ж…
– Ага, думала. Ты меня сколько лет знаешь? Шесть? Я тебя столько же. И знаю, чего от тебя ожидать, Йолла – даже и не думай, не собираюсь упускать такую ученицу.
– Ха, – недоверчиво ухмыляется Йолла. – Да это ты просто потому, что Нэйш меня шибанул. Думаешь – я помру, как только полезу в единение с первой же пуррой…
– Точно. Я вру, и это всё Нэйш. Я не видела твои способности к дрессировке, не видела тебя в работе с животными, Мел мне не прожужжала все уши о том, что без тебя – никуда.
Йолла розовеет – но тут же сгоняет румянец со щёк и свешивает с кровати вторую ногу.
– Нэйш же…
Гриз вспоминает, что у нее сегодня еще разговор, и с трудом подавляет вздох.
– Что-то очень много Рихарда в нашей беседе.
– Ну, просто он же твой… то есть, как бы, вы с ним… ну, он тебе того…
– Ученик, – медовым голосом выпевает Аманда. – Ты ведь это хотела сказать, моя пряничная? Кажется, я слышала, как одна глава питомника жаловалась, что не знает – чему еще ей учить одного опрометчивого варга. Кроме, конечно, дисциплины, но здесь…
Йолла выпускает из себя короткий бодрый хохоток.
– Обучение Рихарда все равно что закончено, – говорит Гриз, разводя руками. – Хотя бы потому, что он творит то, что мне в мечтах привидеться не может. Но знаешь, если у тебя есть другие кандидатуры на наставничество – ну там Лотти, или Тибарт, или…
– А-а-аманда, – задыхаясь, прерывает девочка. – Так. Эликсиры давай готовь.
И еще сколько-то сидит, подозрительно блестя глазами. Открывает рот – будто Сквор, который вот-вот попросит сладенького. Потом машет рукой и в прыжке повисает у Гриз на шее, выражая всю полноту чувств единственной фразой:
– Потому что я ща сдохну от счастья!
– Только попробуй, – отвечает Гриз, силясь удержать равновесие, – пропустишь первый урок – я ж тебя…
Удержать равновесие не получается, потому они заваливаются на кровать уже вдвоем и хохочут. Аманда смотрит сверху вниз, покачивая головой – мол, и как вы умудряетесь…
А вечером Лайл возвращается с рейда один. Отчитывается – мол, почти удалось напасть на след разводчиков, Нэйш остался побеседовать кой с кем… Мол, просил извиниться, если разговор не может потерпеть. – Он может потерпеть, – отвечает Гриз. И день перещелкивается для нее, как костяшка на счётах – нулевой день, день начала, день – перед первым утром. Утро первое – сухое и безлистое. Зима затаилась где-то за холмами, собирается налететь на питомник внезапным прыжком. Йолла приходит на четверть часа раньше назначенного времени. Пританцовывая от нетерпения. – Будем с пуррами работать? Или со шнырками? Приходится скроить торжественную мину строгого наставника. – Ну-ка давай порази меня знанием теории. Для чего наши ученики столько времени проводят в вольерах – чистят животных, ходят за ними? – Потому что вольерных не хватает и некому убирать навоз яприля. Но Йолла тут же откашливается и убирает веселые ямочки от щек. Разлетаются-рассыпаются волосы – растрепанный лен, да и только… – Ну, чтобы понять, с кем работать будут – это, конечно, раз… Да еще вот обучиться всему – повадкам там… чем кормить грифонов, как подходить к алапарду… Ну, и еще чтобы проникнуться к животным – самое важное. А то ж многие только в зверинцах видали, а варг, который не любит зверей – это Риха-э-э-э, в общем, никакой не варг.
– А привязанность к животным или к одному животному нужна, чтобы…
– Точно. Привязанность же! Единение легче идет на той животинке, с которой у тебя уже вроде как связь.
– Значит, идём куда?
– Значит, идём к Пряничку.
Пряничка – белого единорожка с коричными пятнами на боках – Йолла выкармливала самолично, с тех пор как группа вернулась с малышом, потерявшим мать. Укутывала одеяльцем, меняла грелки. Песенки пела – чтобы не тосковал. Единорожек проникновенно глядел в ответ огромными влажными глазами и серьезно полагал Йоллу второй мамочкой – будь возможность, так он бы за ней как собачка бегал.
Сейчас вот прискакал галопом с другого края загона, только услышав звук шагов. Неловко затанцевал голенастыми ногами – подросток еще, жеребеныш… Приветственно тряхнул гривой в сторону Гриз и уставился на Йоллу с бездной обожания.
Я уже вместе с тобой, я вместе, всё что угодно… – и не надо прибегать к силам варга, чтобы прочесть. – Правила ты знаешь. Руку на лоб или на холку – чтобы удобно было и тебе, и ему. Вдохнуть, расслабиться. Зрительный контакт. – И полное единение с животным, ибо мы – одно, – шепчет Йолла, зачарованно. – Мост с берегом и пастырь со стадом, и кровь с плотью, мы – одно, мы… вмес… Бирюза проступает в глазах – будто туда хлынуло море… Потом приходит крик. Они кричат вместе: Пряничек заходится в истошном, болезненном ржании, а Йолла валится на колени, сжимая виски и повторяет, не останавливаясь, до разрыва груди: – Не могу! Я не могу, не могу, не могу, не могу!!! Гриз привычно выпускает зелень из-под век. Ныряет следом – в панические, взмыленные мысли единорога, в хаос, прикрытый черной тенью. Становится стеной меж двух сознаний, выталкивает девочку обратно. – Не могу, не надо, не могу… Гриз? Йолла трогает щеки с недоумением. Мокрые. С удивлением смотрит на вздрагивающего единорожка. – Чего это со мной было? – Последствия, – отвечает Гриз. Дыхание – тягучее, острое, колет грудь изнутри: единение далось непросто. – Ладно, на сегодня всё. Завтра начнем с пурр и шнырков. Йолла вздыхает, бормочет, что вот, опять зелья лакать… соглашается и бредет за утешающей морковкой для Пряничка. Нэйш вместе с Лайлом возвращается в этот день. Отчитывается о том, что они, конечно, нашли очередного заводчика боев – только вот он был мертв. – Он – и все его гибриды. Нелицеприятное зрелище, похоже, какой-то яд. Зато мы можем не опасаться досадных случайностей, как это было с Морионом, не так ли? Аталия, ты что-то хочешь сказать мне по этому поводу? Мы обговаривали это: если зверь несет непосредственную угрозу – он подлежит устранению. Не думаю, что ты предпочла бы увидеть мертвым этого мальчика… Далли. И наш покровитель определенно бы этого не одобрил… Мел молчит, молчание зловещее. Утро второе – туманное и зыбкое: зима пытается напустить завесу, чтобы заслать своих разведчиков. Ким мастерит обогрев в вольере для молодняка южных гарпий. Йолла приходит за пять минут до срока и гладит воркующих под пальцами пурр. Выполняет всё образцово – и кричит, извиваясь и изламываясь на земле, что она не может, не будет, не станет. – Не надо! – кричит девочка, когда Гриз обхватывает ее поперек груди. – Не надо! Потом с немым изумлением смотрит снизу вверх в мрачное лицо главы питомника. – Меня… заколодило, да? Опять последствия? – Бывает, – говорит Гриз, следя за тем, как в глазах девочки гаснут искорки бирюзы. – Видела такое у тех, кто погружался в сознание умирающих животных. – Мы… давай попробуем еще, – шепчет Йолла страстно и вцепляется ей в руку. – Давай мы… со шнырками, а? Попробуем вместе! После попытки Аманде приходится поить зельями всех. Йоллу, Гриз и шнырков. – Я думала, у них совсем мозгов нету – только портить да размножаться, – шмыгает носом Йолла. – А он как… будто я его по-живому… или наизнанку… Кружка дрожит у нее в пальцах. Аманда невозмутимо журчит о том, что это же можно за достижение посчитать – чем-то пронять шнырка, медовая моя, не каждому дано… Вот только в журчании мелькают слова на языке нойя – и складываются в фразу: «Клянусь, я всё же его отравлю…» Тот, о ком она говорит, лёгок на помине, прогуливается по питомнику. Настолько безмятежно, что у него интересуется Кани – «совесть по собачке не жмет»? – Как насчет твоей совести и того грифона на прошлой неделе? – тут же интересуется Нэйш. – Или припомним того кербера-людоеда в окрестностях Тельмара? Допускаю, что я сделал ошибку, не устранив Мориона на месте – возможно, это сняло бы все дальнейшие проблемы. Кани посылает Нэйша к какой-нибудь да матери и советует оттуда носу не казать, «а то не все у нас жуть какие всепрощающие, знаешь ли». Рихард благодарит за трогательную заботу и отправляется с Гроски на новые поиски разводчиков. Третье утро – тяжкое, сырое: вчерашний туман осел на землю, и она набрякла и раскисла – вот-вот заревет. Кашляющие ученики, крепкий дух чабреца из зелий Аманды гуляет по всему питомнику. С Йоллой всё становится хуже. Потому что очень сложно скрыть крики от Следопыта. Так что в дверях загона фениксов возникает Мел – руки в бока, лицо полыхает гневом. – Из-за этого, да? – выплевывает с порога. – И то же, что и вчера? Понятное дело, Йолла от нее не утаила. Гриз – сегодня сама потеряла равновесие – встает, опираясь на стену. И помогает подняться Йолле. – Варгу для погружения нужно успокоиться. Если только ты не знаешь, как помочь с этим Йолле… – Да какое к чертям спокойствие, когда эта скотина в такое ее затащила! – рявкает Мел. – Ты ж, небось, сама знаешь – он же убивал, когда ты была в единении. Только это был не твой первый раз, а Мясник убивал не как варг. Не понимаешь, что эта мразь поганая сотворила?! – Мел… – Не неси мне туфту насчет того, что там касание смерти – Йолла сильная, она б это на раз-два! Она не смерти там коснулась – она коснулась этого… его разума. Убивающего варга, самой мерзкой твари, какая только быть может – что, верно же?! – Мел, какого вира – при ней? – Потому что пусть знает, – упрямо чеканит Мел. Встряхивается – будто злая, нахохлившаяся от влаги галка. – Эй, Мелкая, живая, что ль? Йолла выглядит оглушенной, ошеломленной. И виноватой. Прикусывает губу. Льняная челка прилипла ко лбу, волосы не желают пушиться. – Мел, слышь, я тут, вроде… больно ему сделала. Не хотела, а только. Может, надо снадобье какое? Внутри огнеупорных стен в гнезде сжался, вздрагивает феникс. Потускнел, нахохлился… – Разберемся, – машет рукой Мел и неуловимо теплеет голосом. – Ясное дело, что не хотела. И вообще, к Мяснику в разум – бэ-э, я б еще громче орала на твоем-то месте. Ты давай, не стесняйся. Йолла не стесняется. Лайл и Нэйш вечером возвращаются ещё с тремя гибридами. Один – как назло, болотный сторожевой. – Не так мил, как Морион, конечно, – непринужденно усмехается Нэйш в лицо Мел. – Но вполне может стать посильной заменой… только тебе нужно лучше за ним следить. Как ты уже знаешь – они бывают… недолговечны. Каким-то чудом нож из руки Мел в момент замаха выбивает Ким. За что и огребает здоровущий толчок локтем в грудь, да еще по челюсти. – Да я сгоряча, – хмуро говорит Мел в лекарской, пока Аманда прикладывает к челюсти и груди Кима компресс. – Чего полез останавливать? На одну б тварь меньше… – Потому что вы бы пожалели, – отвечает человек Пустоши с внезапным спокойствием каменной стены. И такой же прямотой. Мел пялится на носки своих сапог. Куда угодно – не на Кима и не на Гриз. – Разве что о том, что раньше в него не шарахнула. – Даже если он говорит такие вещи – вряд ли это повод… – мягко говорит Ким. Следопытка наконец поднимает глаза на Гриз. – Кто из вас кого покусал? Я думала – ты это скажешь. – А какой смысл, в сто первый-то раз. Похоже, мне остается радоваться тому, что ты пока в него не попадаешь. – Пока, – говорит Мел хмуро, но мстительная гримаса с лица исчезает. – Ты не всегда есть рядом, солоденький, – поясняет Аманда, мило улыбаясь, – а вот нож у нашей следопытки всегда с собой, так что не думай, что это в первый раз. Я просто еще не определилась – о чем складывать песни: о реакции Рихарда или упорстве Мел. Ведь сколько я ни предлагаю ей яд… Ким, кажется, делает пометки в уме – насчет места, куда угодил. Очень может быть, режим Гегемонии кажется ему образцом нормальности. – …но это не повод калечить гостей, – продолжает нойя. – Ай, что же скажет великий Хромой Министр, когда узнает, какой прием мы оказали его хорошему знакомому… Ким криво улыбается, но смотрит на Гриз серьезно. – Скажем, что не худший? – предлагает одними губами. Четвертое утро. Стылое и потрескивающее. Зима осторожно выпустила щупальца, потрогала лужи – и они проросли узорчатым хрупким ледком. Пар изо рта, остатки травы хрустят под ногами, земляная кошка готовит себе гнездо и укладывается в спячку – гасит горящие уши. Ким и Мел с плотниками – надстраивают временные вольеры. На всякий случай – вдруг внезапное пополнение. Гроски шипит об оборванных нитях и о чёртовых устроителях боёв: «Ничего, посмотрим еще – какой из меня законник». С Йоллой становится так плохо, как вообще может быть. Потому что она уходит в непроизвольное единение, просто во время кормежки грифонов. И Гриз едва успевает добежать. Пронзительный, раздирающий крик режет уши, и девочка бьётся в сознании грифона в агонии, и рвется на выход, а потом сразу – вглубь… будто тонет, думает Гриз, вытаскивая девочку на поверхность. – Дыши, просто дыши, – шепчет она – и сама пытается дышать ровно, мерно, раз-два… Дышать приходится долго. Во рту с каждой секундой горше – когда наконец удаётся заговорить. Потому что она накладывает запрет на посещение Йоллой питомника. И на общение со всеми животными. Стараясь при этом не думать – что скажет Мел. Ей на самом деле хватает и глаз девочки – ту будто в спину шибанули. – Совсем… ни к кому не подходить?! – Это пока что, – говорит Гриз. Смягчить такое – не в ее силах, эту горечь не подсластишь… но хоть пояснить. – У тебя, похоже, чувствительность обострилась – можешь опять уйти в единение… и не выйти. – А если с тобой – можно тогда в питомник? – Ну, разве что если со мной. Йолла кусает губы и выглядит больной. Всхлипывает. – Гриз, слышь… а если это не последствия, а из-за меня, а? Может, я просто… всё делаю неправильно? И никуда не гожусь? – Не ты, – отвечает Гриз, поднимается сама и поднимает девочку. – Я всё делаю неправильно и никуда не гожусь. Потом она отводит девочку к Аманде (та ничего не спрашивает и даже не щебечет – укутывает Йоллу в плед и тёплые объятия). И наконец делает то, что должна была сделать три дня назад. Вызывает Рихарда Нэйша. Тот является с готовностью – с какой он обычно ждал, пока обреченный зверь уйдёт в прыжок. Полукруги у губ обозначились резче, ресницы скрывают взгляд – безмятежность пополам с ожиданием. Гриз не нужно смотреть: она уставилась в отчёты Тербенно, но образ Нэйша легко собирается из шагов, движений, голоса… – Срочный вызов, аталия? Снова дела нашего поручителя? Каждый полууловимый жест дышит вызовом. Каждый смешок – провоцирует и дразнит. – Или мой визит в твой кабинет с утра – следствие вчерашней небольшой стычки? Выговор от начальства? Что теперь – я не должен был оскорблять траур Мелони по безвременно нас покинувшему Мориону? Гриз даёт ему поизощряться в догадках. Неспешно перебрать все варианты холодными пальцами. Даже ударить пару раз по слабым точкам. Она сидит молча – и строки из отчёта Десмонда неспешно шагают перед глазами: одна, другая, третья. Стены крепости внутри – крепки. Злости нет. Лишь ожидание тишины. – …в любом случае – мне нравятся утренние встречи. Так что ты хотела? – Ответ, – отвечает Гриз, – только на один вопрос, Асти. И поднимает голову – открывая свой взгляд. Выступая без щита и стен крепости. Напрямик. – Как долго ты собираешься лгать?
*
Время замедляется – как её дыхание. Последние дни перестают казаться скомканными, смятыми листками блокнота – распрямляются, ложатся в памяти один на другой. Зима, передергивая плечами, бежит от питомника. Тут внутри есть своя. Не в белом, правда. Зато холода хватит – превратить все окрестности в Морозное Нагорье. Стужа выблёскивает из-под ресниц Рихарда Нэйша – преображая красивое лицо в лик смерти, светлые волосы – в белый капюшон Провожатого. Усмешка становится шире, чуть показывая зубы – словно в издёвку, на лице, где не может жить смех. – Лгать, аталия? Иногда даже посланники смерти и спутники Перекрестницы склонны кое-что забывать. Например, им лучше записывать – на кого какие приёмы действуют. Гриз Арделл столько лет общалась с одним устранителем, что её теперь не берут такие взгляды. – Утаивать, умалчивать – мне плевать, как ты это величаешь в своем личном словаре. Рихард, – она чуть наклоняется вперед, – я знаю, что Мориона убила Йолла. Это только слепой бы с самого начала не понял – а то, как она ведет себя сейчас, только добавляет доказательств.
Ну, конечно, он подготовился. Расслабляется («Для меня не новость») – и в голосе сплетаются отстраненность, небрежность и вкрадчивость – неповторимый коктейль устранителя.
– Может, тебе стоило бы сказать это Мел. Я имею в виду – насчёт слепых. В сущности, в чём тогда проблема? Если ты в курсе с самого начала, то…
– В тебе, вир тебя побери. Нэйш, ты три дня рассекаешь по питомнику и самозабвенно рисуешь себе мишень на груди. Нарываешься на всех, кого только можно, и разве что ещё Фрезе не сообщил, что ты – убийца Мориона… или уже и ей сказал? И всё было бы нормально – если бы ты и при мне не пытался играть эту гнусную комедию. Рихард, какого чёрта, вообще? После всего что было… ты не доверяешь мне настолько? Полагаешь, что я способна… обвинить девочку, осудить её… запереть её?
– Отнюдь.
Он подготовился отменно, тщательно. Теперь вот выстраивает слова методично и точно – будто схему в блокноте рисует. Обозначая слабые точки.
– Полагаю, ты как раз будешь милосердна, и снисходительна, и добра, и терпелива. Объяснишь девочке, что, в конечном счете, она убила нечаянно, что это был несчастный случай – просто она хотела остановить, но не рассчитала силы. Потом утрёшь её слезы и посвятишь себя поиску выхода из этой ситуации – я имею в виду, тот любопытный факт, что девочка теперь – убивающий варг. Думаю, Аманда и Гроски тоже довольно легко примирятся – а Кани так вообще может предложить свою помощь в… овладении мастерством. Но вот Мелони… как думаешь – насколько она будет понимающей, учитывая прогнозы по поводу Йоллы на будущее? Не припоминаю, сколько обычно длится период нестабильности, но все источники сходятся в одном: если варг нарушил основной запрет – он будет нарушать его дальше. Словно… – легкий жест рукой, – плотина. Как с бойцовыми бестиями, только эффект привыкания к убийствам наступает значительно быстрее, не так ли? Мел бывает так очаровательно прямодушна. Любопытно, на какой день после того, как она догадается, она изобретёт новое прозвище? Что-то вроде Живодерка или…
Гриз слушает их. Слова, морозными узорами застывающие в воздухе. Ажурные нити ведут – от взбешённой Гриз к разозлённой Аманде, к спрашивающей о совести Кани, сплетают их в единый круг, и в центре круга – Йолла…
– Ты хотел убедить не их, – ткутся слова в ответ – спокойные, уверенные, – ты защищал девочку. От осознания этого. От знания того, что она сделала. Нэйш…
– Просто маленькая попытка поиграть в наилучший исход, аталия. Девочка всё же так сильно хотела этот Дар. В отличие, скажем, от меня – мне он вообще был не нужен… Иногда неведение – благо, говорит господин Шеннетский. Можешь считать – я пытался реализовать эту его концепцию. Нерационально, согласен.
Гриз молча кивает. И выдыхает, пытаясь выбраться из-под неуместной лавины облегчения: ничего ведь ещё не кончено… Не время тонуть в этом странном ощущении: будто наконец на сантиметр сдвинул гору, в которую упирался годами.
– Но ты же не считаешь это глупым, аталия. Насколько я смог заметить – ты ведь пыталась сделать то же самое? Догадалась в первый же день… но ничего не сказала девочке и начала обучение как ни в чём не бывало. Надеялась, что её энтузиазм и любовь к животным перевесят то, что она сделала? И раз уж ты вызвала меня – догадываюсь, что попытка оказалась провальной.
