Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)
Кажется, только Хромец здесь в этом и уверен.
– Всё необходимое вам, Киммен, доставят в течение трех дней – я распоряжусь. И если в будущем возникнут какие-то запросы – вы, конечно, можете их доверить господину Гроски…
Пухлик заверяет, что ему вообще можно что угодно доверить. И тут же натягивает на себя озабоченный вид.
– Само-то собой – если у нас получится уложиться в бюджет. Но если учитывать последние поступления…
Закатываю глаза и направляюсь к двери. Сейчас тут начнется такая болтология – морскую капусту с ушей вилами надо будет сгружать. Каждый раз, как Гроски видит поручителя – он начинает просить денег. Рефлекс, вроде как у Сквора: тот как увидит кого – сходу «Жратеньки».
– Госпожа Драккант, отличная идея, – оживляется тут Хромец. – Конечно, вы могли бы показать господину Далли питомник!
Паренек завороженно зрит в стену. Фыркаю, машу рукой – пошли, мол. Небольшая плата, чтобы выбраться на воздух.
Шибздрик тащится за мной так же покорно, как и за Шеннетом. Ни дать ни взять – игольчатник, который забыл, когда ходил без поводка.
– Не путайся под ногами, – говорю сразу, как на улице оказываемся. – Конечности в клетки не суй. Не отставай. Убредешь не туда – искать не стану.
Косится он так, будто понятия не имеет – надо ли отвечать. Куда идти. И что делать.
– С животными дело имел?
Замирает – кажись, вознамерился кивнуть… потом слабо мотает головой. Правильно. Небось, шнырка в руках не держал. Кого ж еще и запихивать в питомник, как не этого типчика.
У загонов яприлей на нас налетает Мелкая. Деловитость плюс Любопытство. И полоса сажи на носу.
– Слышь, Мел, слышь… у вчерашних драккайн отрыжка какая-то огненная началась, всё полыхает! Там Аманда и Кани, только…
Ах ты ж, чёрт. Устранительница и Отравительница, да они там всех драккайн перебьют. Но не тащить же новичка за собой к огнедышащим.
– Йолла, этот на тебе, – ору уже на бегу, – только к опасным его не тяни, ладно?
Мелкая – она прямо воплощение исполнительности. Ни вопросика вслед, сказано надо – значит надо. Исчезаю с осознанием, что спихнула проблему в нужные руки.
Меня нет где-то минут двадцать – с отрыжкой у драккайновых без меня уладилось. Вчерашние бойцовые – церберовидная драккайна и помесь гарпии – ошалело озирают обожжённые клетки, чихают дымом и помирают от любви ко всем, кого видят (чертов Синеглазка с его методами!).
Балбеска даже никого не пристукнула – вот странно-то. Стоит, весело перекидывает огонек из ладони в ладонь, говорит весело:
– Не знаю, что у них было в кормушках, но если и с обратной стороны будет такой же выхлоп – позовите меня, это пропускать нельзя!
Слегка подкопчённая нойя звенит своими снадобьями в кофре.
– Вольерные прозевали, сладкая, – говорит она мне, – ты же говорила им посыпать корм порошком из огнегонки? Похоже, они этого не сделали.
Скриплю зубами, кляну про себя вольерных. Бойцовых зверей часто пичкают с едой средствами для усиления пламени – чтобы зрелищнее было. Если применяют долго – зверь просто не может принимать пищу без этих зелий, так что приходится в корм пламягасительные травы сыпать. И ведь шесть раз это болванам повторила. Чертов Шеннет, приперся к утреннему кормлению – так бы проследила сама.
Ах ты ж, Шеннет! Машу рукой – мол, ладно, поняла, разворачиваюсь назад – смотреть, что там Мелкая сотворила с Шибздриком.
Нахожу этих двоих там же – у загона яприля. Мелкая вовсю разливается насчёт питомника: и какие тут животные, и как с ними работают варги, и какая тут вся такая замечательная я. Шибздрик, похоже, набрал в рот все озёра западного края.
– А у тебя как было в первый раз? – допытывается Мелкая. – Ну, слияние с животным. Вообще-то, ты, конечно, для первого раза староват, но бывает, что Дар проявляется и после двадцати – у нас тут Мейлет был, так вообще здоровым лбом пришел. А ты… э, как тебя звать, не знаю… тебе уже кто-нибудь про варгов рассказал, да? Я потом познакомлю тебя с первой группой обучения, если хочешь. Они ничего такие ребята подобрались. Хочешь – так могу рассказать насчёт уроков и что на них бывает: я, знаешь, часто там с ними…
Про варгов Мелкая знает всё. От и до, поперёк и в профиль. Потому что стать варгом – ее самая заветная-раззаветная мечта.
Ученики так и вообще часто принимают её за свою – опять же, Печати нет, знает о животных всё… Йолла откликается на все эти «А ты разве не…?» весёлым «Пока что нет».
Веселья с годами всё меньше.
Когда в «пустых элементах» по всей Кайетте начал поднимать голову Дар варга – я-то уж думала, Йолла первой будет. Потому что не может не быть – она ж с детства с питомником.
Через два года мы все поняли, что кто-то, кто раздаёт Дар варга, сильно ошибается со своими назначениями. Или просто скупее Пухлика.
Подхожу.
– …ты тут надолго? А то бы услышал, как Хоррот поёт. Он особенно при луне весной, конечно, но бывает, что и так…
Мелкая оборачивается ко мне на цыпочках и осведомляется шёпотом:
– Слышь, Мел, слышь… а он как – разговаривает?
А мантикора ж его знает. Жму плечами. И тут замечаю, что с Шибздриком не всё в порядке.
Он какой-то до черта благоговейный. Присох, прилип к ограждению загона и вперился в Хоррота таким взглядом, будто узрел самого Славного Мечника Хоррота во плоти.
Ну, правда Мечник Хоррот вряд ли стал бы с достоинством пробовать сожрать собственное корыто из-под воды. А после устраивать долгую погоню за единственной оставшейся репкой. И смаковать её как королевская особа – устриц в белом уксусе.
– Чего, – говорю, – яприля ни разу не видал?
Шибздрик зачарованно мотает головой и таращится, как на несусветное чудо. Чудо видит нас и с радостным хрюканьем трусит с другого края загона – чтобы ему поскребли бочок и погладили рыльце.
Я этим и занимаюсь, а Йолла пытает подкидыша:
– Что ж, у вас там, откуда ты, и яприлей нема? Так, може, и зверинцев нема? О, это как тебе не повезло. Так ты, може, и бескрылки-гарпии не видал? Не? А грифоны там тоже не водятся? Не, ну хоть игольчатники…
Шибздрик не вслушивается. Он вообще дыхнуть боится – прикипел глазами к Хорроту, который весь «уии-и-и-ихрю» и извивается от удовольствия. Ха, помню, на мне такое лицо было, когда мне в первый раз единорожку показали. И что у них там в Гегемонии творится – ничего живого, что ли, не осталось?
– Остальных-то, – говорю, – смотреть пойдём? Шеннет сказал тебе питомник показать. Далли. Или как тебя там.
Сперва он выглядит так, будто вплавился в ограду, а потом с усилием отдирает взгляд от Хоррота. Переводит взгляд на нас с Мелкой.
Кивает так, будто не умеет, не привык отвечать на вопросы – пойдем или нет. Хочу или нет.
– Ким, – вдруг выдавливает из себя как через силу. – Меня… зовут… Ким.
Отлично, говорить умеет.
Руки или голову в клетки во время осмотра тоже не сует. И уже на следующий день начинает откликаться на Шибздрика. Так-то Ким-Шибздрик – существо вроде как безобидное. Правда, и бесполезное в доску. В основном его не видно – всё в левом флигеле, куда что-то полдня таскали грузчики, вольерные и потный злой Пухлик. Во флигель время от времени наведывается Гриз. Или Йолла. Ещё иногда Фреза – с подносами еды и воинственным: «Как это – не ходить, не тревожить? Ты его бледную рожу видала?! Заключённые с Рифов здоровее глядят!»
Если Шибздрик выходит – он в основном торчит возле клеток и загонов и пялит глаза на зверей. Хоть забот не создаёт – и то хлеб. Иногда малюет что-то в альбоме – неприятно этим напоминая Синеглазку. Остальных просто сторонится и прячет глаза. От дружелюбия Конфетки ускользает (понимаю его), приставания Балбески терпит с вымученным видом.
– Ему досталось, – говорит Грызи мимоходом, пока чистим с ней рану старичку-грифону, чудом удравшего от браконьеров. – Так что не расспрашивать. Не давить. Шеннет настаивает на том, чтобы у Кима был доступ к клеткам – но ты присматривай, чтобы он не сунулся к бойцовым… вообще, к опасным. И не грузи его сильно работой.
– Гхм, – говорю я и помогаю ей приладить повязку на крыло грифона. Будто не видно, что с Шибздрика проку – как со шнырка мозгов. Ему лопату для навоза яприля дай – и повалится.
Грызи приправляет тираду своим фирменным взглядом – «А то я тебя знаю». Вяжет хитрый узел и похлопывает грифона по клюву.
– Да ладно тебе. Заправлять поилки и носить охапки сена он вполне может – я с утра проверила. Так что занимай его чем-нибудь – но ненадолго и несложно.
– Ага. Гладить по шерстке, посылать только к единорогам, а то испугается и лапки кверху.
– Ну, насчет испугается – вряд ли, – говорит Гриз, поджимая губы. В глазах – какая-то дрянь, услышанная то ли от Шеннета, то ли от самого подкидыша.
Стало быть, Шибздрик не без причины ведет себя так, будто ему через пять минут как в могилку.
– Угу, – говорю я. – Не нагружать, значит.
Какая нагрузка? Так, на следующий же день отклеиваю Шибздрика от загона игольчатников и сую маску и бутыль с зельем.
– Двигай, – говорю, – будем поить серную козу.
Одно и хорошо в шеннетском подкидыше – скажи ему «Пошли сунем тебя в пасть мантикоре» – он пойдет. Теперь вот только свой альбом поудобнее перехватывает – и ни единого вопроса, пока не заходим в крытый вольер Олсен.
Его Величество Олсен встречает нас как настоящая старая дева: брезгливым взглядом желтых глаз, потрясанием обросшего подбородка. И серно-мускусной вонью – такой, что если б не пропитанные зельем маски, мы бы уже тут половину загона облевали.
Мне Олсен милостиво кивает. Потом видит в своем загоне Шибздрика – и поступает, как стародевная аристократка, к которой в будуар пробрался охальник.
– Я-я-я-я-я-я-и-и-и-и-и!!!
Шибздрик малость теряет свое спокойствие, чудом не роняет бутыль и альбом и глазами вопрошает – что это за оно.
– Орет, – говорю я. – Воняет. Она так, в общем, всю жизнь.
– Я-я-я-я-я-яй-й-й-й!!! – распахивает пасть Олсен, с негодованием выставляя в сторону Шибздрика рога.
От звука ноют зубы.
– Так, – говорю я подкидышу. – Гриз на вызове, Мелкая – с молодняком, больше к Олсен никто не осмеливается, а зелье ей надо трижды в день давать. Иначе вонять будет втрое больше…
– Ияяяяяяяйййй! – показывает свою драму Олсен, пиная копытом поилку и расплескивая воду. Поилка стоит глубоко внутри загона. Вообще, такого не допускается, но тонкая и чувствительная натура Олсен не может пережить, когда поилка слишком близко к краю загона, где она доступна низменным людишкам.
– В общем я в загон, а ты ее отвлекай.
Оказывается, физиономия Шибздрика прекрасно умеет выражать вопрос.
– Просто стой тут, она тебя и так ненавидит, – успокаиваю я и сигаю через ограду, попутно похлопывая милаху Олсен по жёлто-серому заду.
В другое время серная коза непременно бы мне высказала за осквернение покоев, но теперь она занята тем, что бодает ограду и вовсю высказывает презрение к новичку. Звук такой, будто в комнате пыток кому-то сильно поплохело.
– Йы-ы-ы-ы-ы-ы-а-а-а-а-а!!!
Олсен так увлекается, что орет, пока я не возвращаюсь с пустой бутылью. Потом еще и глазеет недовольно – мол, у меня тут какой-никакой мужчина, а вы низринули меня с небеси моих воплей.
– Кажись, ты ей понравился, – говорю я. – Спокойно, ваше вонючество, спокойно… кавалер вернется.
Олсен обдает нас волной вони и презрения из глаз и в знак особого снисхождения разрешает погладить между рогов.
Выходим из загона. Шибздрик отдыхивается и щурит глаза – небось, режет с непривычки-то. Выглядит малость не таким отмороженным, зато как-то странно вздрагивает, когда из загона доносится душераздирающее козье прощание.
– А… почему Олсен? – спрашивает вдруг.
– Ну, была у нас такая благотворительница. Один в один. Хотя эта получше пахнет.
Кажись, это там была попытка улыбнуться. До того, как Шибздрик опять уплыл куда-то на своих волнах.
Хотя, может, это было и неплохое плавание: еще через день подкидыш приволакивает что-то вроде поилки с хитровыдуманными резервуарами.
– Это… для Олсен. Можно заправлять один раз в сутки. Или раз в двое суток, если объём нарастить. Добавка зелья в воду автоматически – через дно. Заправляется вот так – только нужна воронка…
Галантный кавалер, сказала бы нойя. Олсен новой поилкой очарована так, что не осмеливается пнуть ее копытом. И влюблена в Шибздрика всей своей широкой стародевической душой. Показываю, как гладить милаху между рогов – без риска получить рогом. И прикидываю перспективы.
– Так. А для виверниев можешь такую штуку сделать?
Опять вот оно проступает на фоне этого бешеного спокойствия – удивление. Что, мол, за слово – «можешь»? Сказали бы проще – надо.
– Это… простая конструкция, – пытается мне пояснить что-то своё подкидыш.
Для виверниев тоже может. Потом ещё движущиеся жердочки для певчих тенн. Потом – наконец-то! – нормальный инкубатор для яиц ложных василисков.
– Кто бы мог подумать, – говорю я Грызи. – Шеннет нам что-то полезное подбросил!
Грызи задумчиво кивает и ходит себе во флигель беседовать с Шибздриком. Еще туда постоянно бегает Мелкая – потом захлебываясь рассказывает, что у него там «во такенная мастерская, всюду чертежи и всякие железяки, каких я не видела».
А Мориону вот чужак не по вкусу, так что лапочка-болотник присматривает то за мной, то за Йоллой. Порыкивает на Шибздрика подозрительно. Бдит, одним словом.
Короче, с виду такая тишь, что ни на грош в это не верится. Ясно же, что кто-нибудь выкинет фортель покруче Балбески, когда она была на сносях. За Мелкую я вполне спокойна себе, за Мориона тоже, а вот Шибздрик какой-то слишком уж адекватный. Борюсь с желанием тоже на него подозрительно порыкивать.
Оказывается, не зря.
Мелкая как-то с утреца отрывает меня от Пухлика, из которого я вымогаю новые загоны и клетки для хищников. Кстати, еще и Грызи разрешила, так что можно сказать – не вымогаю. Пухлик выскальзывает, как болотная вытвань, разводит руками и уверяет, что денег нет.
– Но как только мой неведомый дядюшка окочурится и оставит мне наследство в сотню тысяч золотников…
– Только не говори мне, что ты из Шеннета ничего не выжал!
– Боженьки – из Хромца выжмешь, как же. Он, знаешь ли, снабдил меня таким списком необходимого для новичка… да Ким потом еще добавил… можно сказать – из своих закладывать пришлось. Да и потом, ингредиенты для Аманды…
– К черту нойя! Если вы с Синеглазкой опять нахватаетесь гибридов – я их у тебя в спальне расселю, так и знай.
– Разве что если они не храпят, – ухмыляется жадный Пухлик. – А так хоть алапарда в кровать пихай. Можно сказать – я на соседней подушке и не такого навидался.
Была б сплетницей – передала б Конфетке и посмотрела б, как Гроски вывернется. Открываю рот, чтобы послать Пухлика ко всем чертям. И тут улавливаю одновременно шаги Нэйша и легкую припрыжку Мелкой.
– Слышь, Мел, там такое! Пошли, покажу!
Спасибо еще – Мелкая первая добегает. Общаться с Синеглазкой нет охоты. Посылаю Пухлику хмурый взгляд – я таки выжму из тебя клетки! И двигаю смотреть, что там стряслось. В компании Мориона, который идет по пятам и приветствует Йоллу размашистым движением хвоста.
Случился, конечно, Шибздрик. Так что Мориона я оставляю чуть поодаль – чтобы не нервничал.
Ким торчит посередь поляны для выгула. И лунатичным взглядом пялится на штуковину, которая по поляне разгуливает. Мелкий такой яприль, фут от земли, нелепо ковыляет туда-сюда.
Только вот он неживой. Винтики-шестерёнки, поршни-детали. Внутри, вроде, какой-то артефакт, а может, нет. Ковыляет, хромая, будто подбитый – а все равно есть в нем какая-то жуткая настоящесть. Кажется – развернет механическое рыло, хрюкнет, почесать попросит…
– Что за дрянь?
– Это он сделал, – Мелкая кивает на Шибздрика с такой гордостью, будто самолично его вылепила. – Сам! Скажи, здорово, да?
Шибздрик на секунду покидает прострацию. Хмурится, бормочет:
– С задними конечностями – беда. Непонятно, на какой точке…
Потом что-то по-своему.
– Стало быть, ты этой дрянью занимался у вас там?
Тут он малость отмирает и обнаруживает перед собой меня. Пялится непонятным взглядом и выдает:
– …и этим тоже.
И пытается убежать глазами подальше, но только натыкается на Синеглазку. Тот как раз подошел к Пухлику.
При виде Нэйша Шибздрик цепенеет – не могу его за это винить. Но не стану ж я торчать, пока он отомрет.
– И на кой-оно надо?
Бросает цепенеть, косится непонимающе.
– Это… наука, – говорит чуть ли не с придыханием. – Только начало. Может помочь… многим. Во многом.
– Ага, – восторженно соглашается Мелкая. – Нам бы такого в питомник, только поздоровее, а? На нем же можно и таскать всякое. В тележку там запрягать – здорово тянет. О, кстати, еще и мусор жрет, показать?
– Осторожно, не отлажено, – мямлит Шибздрик под моим пристальным взглядом.
Фыркаю. Мелкая выплясывает вокруг ковыляющей тварюшки. Сказать что ли, чтобы убрал в вир болотный – к чему тут ходячее железо… Ладно, Грызи просила сильно не дергать.
– А одну такую лапу… ногу там… можешь? Чтобы если вдруг зверь без ноги?
«Ай! – взвизгивает Йолла. – Царапается!»
Шибздрик не успевает ответить.
А я успеваю лишь чуть дернуть его в сторону – когда на него налетает черная туша. Только ору:
– Морион, стоять! – бесполезно, он не слышит команд. У него сейчас в подкорке одно: загрызть чужака, который причинил вред Мелкой.
От удара Шибздрик откатывается по траве – легкий как перышко – а Морион распластывается в прыжке, безмолвно щеря пасть. Я готовлюсь сигать следом – оттаскивать, открикивать, пихать в зубы руку, чтобы он не перервал горло Шибздрику.
Каждая секунда расслаивается. Разворачивается, будто хвост феникса в полете. Дар приходит незванным, и я начинаю видеть всё, слышать многое…
Нэйш там, вдалеке, отвлекается от разговора с Пухликом, замирает, резко разворачивается, глаза полыхают синим.
Морион спотыкается, только ведь он уже в прыжке, так что ударяет Шибздрика лапами в грудь – и валится на него с размаху, придавливая собой.
А потом я слышу крик Мелкой. Она тоже оседает на землю, вслед за Морионом.
И глаза у нее сплошь в бирюзовых разводах. Будто морская глубь проступает изнутри.
Дар Варга.
Йолла падает на траву, и над ней почти сразу оказывается Синеглазка.
Я бегу к Шибздрику и Мориону.
Слышу задавленное «ох» из-под черной туши – Шибздрик живой, слышу, как у него сердце лупит.
Второго биения сердца нет.
– Нет.
Упираюсь в бок Мориона – теплый, мягкий, переворачиваю, шарю руками по шее, задыхаясь – Дар мог ошибиться, мог не различить слабые удары, слабое дыхание, тут же еще Ким пыхтит, мешает, да замолкнет он вообще?! Оттягиваю веко – и вижу расширенный, неподвижный зрачок.
Мертвый.
– Нет…
Глупости какие, дурацкий щенок, куда ты полез и зачем, ведь не было же опасности, какая с него опасность…
Шибздрик выползает из-под Мориона… из-под тела. Тяжело дышит, держась за грудь. Его железная штуковина враскоряку ковыляет всё дальше, только он на нее не глядит. Таращится на то, как я торопливо обшариваю пояс – вдруг какое зелье…
Только какое зелье, какая помощь, когда на нем нет ни крови, ни ран, и его убили не отравой. Убили – приказом. Надежнее, чем дартом: никаких осечек.
Чисто, быстро, подло. Жестоко, как у него всегда.
– Скотина, тварь… – шепчу я, и всё пытаюсь нащупать ниточку пульса на шее у пса, только ее там нет этой ниточки, ничего, ни биения. – Ну, зачем же ты… зачем ты…
Мясник не слышит. Стоит на коленях над Йоллой, приподнимая ей голову. Улыбочка примерзла к губам.
– Он злился, – сообщает ему Мелкая. – Сильно злился. И хотел защитить. Я почувствовала.
Она шмыгает носом, пытается подняться – у нее не получается, наверное, затылком ударилась сильно.
– Почувствовала, – шепчет Мелкая, и в голосе у нее прорываются и смех, и слезы. – Я… почувствовала. Знала, что он… хочет защитить. Я была с ним вместе. Вместе… Рихард, я же теперь варг, да? Я теперь варг?!
– Верно, Йолла, – тихо отвечает чертов убийца, – ты теперь варг.
– Здорово, – бормочет Мелкая. – Гриз обрадуется… еще ученик. Ха, вот я Кани скажу…
Нэйш опускает ее на траву («Отдохни немного, ты потеряла равновесие»). Оборачивается в нашу сторону.
Сижу, бездумно поглаживая голову Мориона у себя на коленях. Слезы скатываются в черную шерсть. Рядом толчется задыхающийся Шибздрик. Ковыляет железная тварюшка куда-то – куда, ей одной известно…
Я всё жду, что Синеглазка ухмыльнется по-своему – чтобы включился рефлекс. Поднялась бы ненависть – и я смогла бы наконец вздохнуть и заорать, какая он скотина. Метнуть нож. Перестать реветь, как маленькая девочка.
Но он не ухмыляется. Вместо этого вдруг закрывает глаза – прячет синеву. А потом очень долго не открывает.
Так, будто не хочет видеть это вот всё.
Или почему-то хочет, чтобы ничего этого не было.
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Йолла дышит спокойно, ровно – нормальный сон пятнадцатилетнего… варга теперь уже. Аманда, тихо напевая себе под нос, убирает в сумку хрустальный шар – «проявилку».
Всё хорошо – скажу я тебе, и ты поверишь,
И окунёшься, дитя, в безмятежные сны,
И распахнутся перед тобою хрустальные двери,
И пойдёшь туда, где восходы ясны…
Гриз присаживается на кровать девочки. Убирает сбившуюся льняную прядку. Смотрит – на остатки слез на ресницах, мечтательную, счастливую улыбку на губах…
Скррр-скррр, – раздается в комнате. Будто память идёт к кровати Йоллы – в несмазанных башмаках. Подкрадывается, дергает тревожно, пробирается в сердце внутренней крепости. Выхватывает трепетно спрятанные, сложенные свитки: девчонка с исцарапанными коленками стучится в комнату.
– Я это… корм грифонам задавали, проверила я. Так если чего еще…
Мамаши из деревни, когда Йолла в очередной раз разбивала носы их сыновьям, фыркали негодующе – «Бестия из питомника!» Или шли разбираться к Гриз. Потому что Йолла всегда была больше частью питомника, чем дочерью своей матери. Неотделимой частью общего «тела» – плевать, что десять лет, что нет магии – она успевала быть с каждым животным и человеком.
Вместе.
Умудряясь ничего не просить взамен – только раз она… спросила, не попросила.
Когда отгремело Великое Противостояние, и Кайетта зализывала раны, и Гриз ощутила – скоро очнутся новые варги, следующее поколение.
Прорастут из «пустых элементов».
– А я… значит, тоже смогу? – и взгляд из-под косо обрезанной льняной челки. – Ну, то есть, если вдруг… я же тоже из «пустых». Во мне это самое тоже ведь проснуться может?
Гриз успела тогда только кивнуть – может. И не успела прибавить роковое: но кто там знает. То, что раздает Дар Варга – не менее прихотливо и непредсказуемо, чем был пресловутый Камень – дававший магию или не дававший ее.
Не успела, потому что девочка независимо сунула руки в карманы, кивнула:
– Да и ладненько. Не, я-то просто спросить – мне-то и так хорошо. О, это ж там надо виверниев проверить – Аманда притирку для чешуи принесла или нет?
«Я… дождалась, – чуть-чуть кривятся в улыбке полудетские губы. – Глянь, Гриз, дождалась же. Я теперь прямо всамделишный варг. Я же теперь варг?»
Гриз кивает. Осторожно вытирает светлую каплю на щеке девочки. Бросает через плечо:
– Рассказывайте.
– Твой распрекрасный опять убил, – хриплый голос Мел. – Кто б мог подумать, а. Лиши эту мразь десерта на сегодня – ну, если только он сильно не обидится.
Нэйш не добавляет ничего.
– Подробности, – давит Гриз, – Морион сработал на защиту, ушел в бросок. Опасность была реальной?
– Да какое, к черту – там только Шибздрикова зверушка…
– Для Кима. Опасность была реальной?
– Премию хочешь выписать этому уроду? Даже если бы и…
– Нет.
Мел давится на полуслове. Гриз приходится развернуться, чтобы охватить взглядом этих двоих.
Мел – бледная, прямая, смотрит на Нэйша со жгучей ненавистью, щёки – в полосках от слез. Рихард – безучастность во плоти – изучает узоры на недавно побеленном потолке.
– Морион не собирался доводить атаку до финала. Для тренированных сторожевых это несвойственно. Цель – удержать жертву до последующего приказа.
– Так какого ж ты…
– Кажется, просто не рассчитал силы, – Нэйш слегка разводит руками. – Иногда при мгновенном воздействии…
Мгновенное воздействие – это Мел. Которая вылетает из кресла, будто мстящий алапард – и Гриз чудом успевает предупредить рывок и перехватить руку с ножом.
– Стоять!
– А ну пусти, – шипит Мел, выкручивая кисть, – я его просто по головке погладить хотела. Просто не рассчитала силы, кажется.
– Сладенькая, – вливается жгучий шепот Аманды от стола с зельями, – если вы будете творить такое в моей лекарской – я усыплю вас всех, не рассчитывая дозу, клянусь Великой Перекрестницей – питомник от этого на несколько дней только выиграет.
Мел опускает нож, сверкая глазами. Нэйш из кресла следит за тусклой сталью с каким-то сумрачным удовлетворением.
– Это действительно было неосознанно.
Ловит взгляд Гриз, слегка дергает челюстью и добавляет:
– Сожалею.
– Можешь запихнуть себе свои сожаления в…
– Медовый мой, – опять вплетает себя Аманда, нежно наклоняясь над спящей Йоллой. – Не хочешь же ты сказать, что внезапно утратил контроль над Даром? Ведь приказать животному с расстояния, пусть и в момент атаки – для тебя легче, чем нойя обыграть моряка в напёрсточек!
– Думаю, он хочет сказать малость другое, – отвечает Гриз, которая так и стоит – на полпути между Мел и Нэйшем, и старается держать в поле зрения обоих. – Держать контроль многократно труднее, если влетаешь в сознание животного, где уже есть варг.
Тишина топит помещение, проливается в окна, плещется вдоль стен – густая, тяжелая. Мел садится на стул, будто ее придавило. Аманда тихонько гладит по лбу спящую девочку – шепчет одними губами: «Не слушай, пряничная, сладкая, не слушай…»
Скррр-скрррр, – с трудом поворачивается колесо времени.
– Нэйш. Йолла еще не покинула сознание Мориона, когда ты оказался там.
Кивок.
– Она ощутила твой удар?
Молчание. Кивок.
– А в момент, когда Морион умер – она… ощутила это тоже? Коснулась его разума – в тот самый миг?
– Возможно.
Тишина всё плавает и плавает – коварная воровка слов. Прибирает к рукам самые нужные. О том, что девочка просто могла не выжить или не выйти из соединения. О том, что варг, которого смерть коснулась в первое же единство – вечно может нести с собой это касание.
Тишина раскидывает свои сети – между двумя взглядами варгов. Сверху вниз – пристальный, требующий вопрос: точно было так? Снизу вверх – спокойный ответ: да, уверен.
Зелень прорастает в морозных узорах. Синь мороза вплетается в зелень.
– Ясно, – наконец говорит Гриз.
«Гриз, я теперь… варг. Слышишь? Я была… вместе…»
Да, Йолла, маленькая моя.
Ты была вместе.
С тихим звоном валится на бок фиала с эликсиром.
– Ты убил, когда она была в единении?! – шипит Аманда, разворачиваясь. – Калатамаррэ, Нэйш, или ты уберешься сейчас, или твою шкуру испортит не только Мел!
Скррр-скррр, – ведет по невидимой бумаге невидимый карандаш. Всё бы зарисовал: полыхающая яростью Аманда: руки в бока, грудь выпячена, готова сыпать проклятиями нойя. Мел подобралась в кресле – как для прыжка.
Нэйш наконец бросил изучать потолочную живопись – будто пробудился. Вскинул брови, вернул усмешку, вот-вот сделает приглашающий жест…
Кажется, невидимый карандаш кого-то забыл в этой комнате.
– Все уходите, – мерно и ровно роняет в этот момент Гриз. – Нэйш, вы же с Гроски собирались в рейд? Мел – на тебе белый грифон, я подойду часа через два-три. Аманда, подмени меня пока с учениками. Да, еще. Надумаете поубивать друг друга в коридоре – сделайте милость, сотворите это тихо и помните, что оставшиеся в живых принимают на себя обязанности умерших. Я с девочкой останусь, если что – посигналю.
Мел вылетает из комнаты первой – хмуро зыркнув мокрыми глазами. Взметнув юбками, выходит Аманда. Нэйш получает на прощание привычный кивок – поговорим после. И выметается с пожатием плечами – разговаривать не о чем, сколько было разговоров после… «устранений без приказа»?
Скр-скр, – будто чересчур надоедливый сверчок. Скр-скр…
– Ким. Хочешь, пока можешь остаться. Только вылезай уже оттуда, вир тебя побери.
Новичок слишком хорошо умеет сливаться с мебелью – вот и зажался в угол, между шкафом и подоконником. Вплавился в стену – и не видно почти: так, клок русых волос да пятак механической свинки – та все перебирает и перебирает ногами, скрипит – уже привычным звуком…
– Ну… – едкая горечь – в горле. – Добро пожаловать в питомник, и если тебе Шеннет говорил, что тут все очень радужно… помнишь мои рассказы? Вот тебе подтверждение.
Ким… Зинич, так его на самом деле зовут… движется мягко и осторожно. Смотрит на девочку на кровати. Дыхание у него выровнялось, на лице – вечное «все беды этого мира из-за меня».
Гриз поднимается к столу с основными снадобьями. На полстакана воды – десять капель «Легкого дыхания», десять – «Руки Целительницы», пять – «Корней земли».
– Держи. Аманда, видно, забыла – тревожилась из-за Йоллы… сильно ушибся?
Мотает головой, прижимает к себе свою механическую свинюшку, округляет губы: «Он же… из-за меня».
– Садись, – машет Гриз, – зелье выпей. И перестань. С бывшими бойцовыми сложно всегда. Наверное, Йолла тебе уже рассказывала насчет того, как мы с ними обычно тут работаем. А что у нас иногда получается – говорила?
– Иногда животное возвращается в дикую природу, – тоном ученика на экзамене отвечает Ким – ровно, тихо. – Иногда – ничего не выходит, тогда приходится держать в неволе… Иногда оно… исправляется. Но вернуться уже не может, потому что слишком доверяет людям.
– А иногда выбирает себе хозяина, и это бывает страшнее всего. Бойцовые… всю жизнь замкнутые в клетки, видевшие только убийства… не привыкли выражать любовь. Даже если их научить подставлять брюхо или приносить палку… им будет казаться мало, потому что она становится сущностью их мира. И им нужно непременно показать – до чего она велика. Поэтому то, что они могут творить в таком состоянии…
«Вместе, – шепнула она, и глаза ее проросли зеленью, и Морион тыкался в ладонь носом – как в алтарь своего божества, потому что это вот всё – его, и питомник тоже его, и дом, и эти женщины, которых теперь надо сторожить…»
– Запереть, – голос у Кима приглушенный, тяжелый. – Можно же запереть…
– Можно. Только вот не выход.
В памяти – Мел. Во весь рост: шрам на виске, огонь в глазах: «Опасность?! Опасность – чертов Синеглазка, норовит всем мозги спалить. Морион – лапочка. С полуслова понимает. Запирать не дам!»
– Запирать – почти всегда не выход. Временная мера, которая может навредить. Клетка ломает. А того, кто как Морион – выбрал своё… ломает куда страшнее. Такие умирают или остаются калеками – от невозможности высказать любовь.
Секунда – кажется, что он посмотрит пристально в глаза и поинтересуется: так что ломает сильнее, клетка или эта самая любовь? Но Ким говорит только:
– Вы же держите их в клетках.