Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)
Что, если она как-то навредит ребёнку таким напряжением магических сил? И хватит ли ей ответственности, чтобы принять материнство, и как уговорить её отказаться от устранения, потому что это же несовместимо…
Мысли сбиваются и путаются – и твари тут же этим пользуются. Впереди из-за камня неспешно выступает очередное подобие Кани. Улыбается и распахивает объятие мне навстречу:
– Любименький! Миленький! Иди, обниму!
Я фыркаю, не снижая хода – отвратительное подобие. Искоса гляжу на Нэйша: я предпочту, если это сделает он, если не придётся прибегать к музыке…
Нэйш, усмехаясь, подкидывает на ладони дарт… и тут усмешка гаснет.
Боковым зрением я вижу в этот момент, как химера там, впереди, выбрасывает вперед правую ладонь. Так, будто она собралась…
Вшу-у-у-ухххх!!!
Огненный сгусток, бесформенный и яростный, набирает скорость стремительно. В голове мелькает: не должна достать, мы же не меньше, чем за тридцать шагов… Потом я вдруг понимаю, что достанет. И времени нет, даже инстинкты Корпуса Закона не могут дать преимущества, которое…
Меня толкают в бок и сносят с тропинки, и я слышу, как над головой трещат и занимаются сучья от магического, быстро прогорающего пламени. Саднит плечо: я приземлился по всем правилам Корпуса. Ладони перепачканы во влажном мху, маск-плащ тлеет с края.
– Выдающиеся успехи, – выдыхает Нэйш. Он прижался к земле рядом – распластался, будто готовый прыгнуть алапард. Белый костюм из таллеи в земле.
– Ч-чёрт, не достала, что ли, – слышится озадаченный голос Кани. – Вот шустрые сволочи. Эй, погодите, сейчас поближе подойду!
– Аскания… Аскания, прекрати, – пытаюсь я подать хриплый голос. – Это… мы, это… я. Ты нас чуть не убила!
– То-то и оно, что чуть, – отзывается голос жены уже с двадцати шагов.
– Что за абсурд. Погоди, я сейчас поднимусь, мы поговорим…
Смотреть туда, вперёд, мешают кусты, но я вижу, что она останавливается. Радостно трёт ладони.
– Ой, Десми, так это ты? Извини, не узнала. Конечно, поднимайся, давай сюда…
– Во второй раз я могу и не успеть, – шепотом предупреждает Нэйш.
Он уже успел отползти довольно далеко от дороги – так, чтобы не было видно белого костюма. Укрылся за очередным обомшелым валуном.
Это абсурдно. Безумно абсурдно и чудовищно глупо. Совершенно безумно, к тому же. Обо всём этом я думаю, пока проделываю ползком путь к этому же валуну.
– Она принимает нас за выморков?
– Эй, Десми! – бодро откликается голос жены. – Ты ещё там? Отзовись! Ты мне муж или где, а? Давай, выходи, я буду извиняться!
В голосе – весёлое предвкушение следующего удара. Я вытираю землю с мхом с лица, пытаясь придумать какой-нибудь план…
– «Тройной виверний», – с расстановкой произносит Нэйш. Трёт потускневшую бабочку на лацкане. – Кажется, удар носит такое название. Обычно он под силу только магам исключительной силы. Интересно, откуда у её Дара такая мощь.
– Эй! – требовательно покрикивает Кани. – Выходить с поднятыми конечностями, можно со всеми! Считаю до семнадцати с половиной, потом начну пытать вас анекдотами про девственность королевы Ракканта!
Я с дрожью осознаю, что за веселостью в голосе жены скрывается отчаяние. Усталость. Надлом. И что-то ещё.
– Мы… мы ждём ребёнка, – шепчу я. – Она пока не знает, но она…
Нэйш секундно вскидывает глаза к небу. Выглядит это немного комично – словно он решил приструнить убийственным взглядом кого-то, кто распоясался на небесах.
Потом глава питомника медленно выдыхает и изображает улыбку – или оскал – который меня ничуть не обманывает.
– Хорошая новость для питомника. Размножение говорит о благоприятных условиях, не так ли? Поздравляю. Если Лайл ещё не в курсе – не говорите ему без меня. Хочу видеть его лицо, когда он… осознает масштаб.
Разумеется. Я не сомневался, что так и будет – для него беременность Кани еще одна проблема: питомник лишается устранителя… Станет ли это проблемой для неё? Она ведь сама ещё, в сущности, ребёнок.
– Семнадцать с половиной! Что, даже голос не подашь? Эй, Десми, я тут помираю от любви, а ещё прямо дрожу от страха: тут всякие выморки, знаешь ли, ползают. Давай, приди и защити хрупкую меня!
Соберитесь, законник Тербенно, необходим план. Насколько я помню, однажды Нэйш и Мел попали в похожую ситуацию, когда им пришлось ловить беглянок из пансиона.
– Когда Мартена била по вам огнём – амулет тебя защитил, – шепчу я, – ты можешь доказать, что ты – это ты.
– Вот только Мартена не была устранителем. Всего лишь девочкой из пансиона, где не учили магии. А Асканию я обучал лично. Сейчас она занимает удобную позицию для атаки. И если она увидит, что атака магии не достигла цели – она ударит тем, против чего амулет бесполезен. Что ты знаешь о её атархэ, Десмонд?
– Она… – вспоминается смутно: я сижу над бумагами, а она влетает в комнату, тормошит и прыгает, и кричит: «Заказ готов, глянь, какая красота, сколько деньжищ отвалили, а Мастер говорил – ни у кого такой формы нет…» Три тонких, острых клинка, чуть изогнутых, будто пламя… – Ну, она… назвала его Матильдой.
Нэйш поворачивается и молча, пристально смотрит на меня, приподняв брови. Я чувствую жар на щеках – да, может, мы и не слишком часто общались с женой, но питомник занимает столько времени… И сейчас… сейчас я не могу выстроить ни единой схемы, ни одного плана.
– Поговори с ней, – шепчу я почти что отчаянно, – в конце концов, ты её же наставник!
Нэйш только хмыкает, отряхивая от земли костюм.
– У меня есть идея получше. Пожалуй, я найду Лайла.
– Что?! Потому что его она послушает?
– Потому его никто не прикрывает, а я как глава питомника должен… нести ответственность за сотрудников.
– Ты же говорил – он умеет выживать!
– Десмонд, – говорит Нэйш с издевательской мягкостью. – Такое безразличие по отношению к судьбе твоего тестя… прямо-таки пугает.
– Но Аскания же…
– О, я оставляю её в твоих руках, и здесь я спокоен, – он хлопает меня по плечу и усмехается. – В конце концов, ты же её муж.
Потом он выскальзывает из-за валуна – и тает между деревьями. Растворяется, несмотря на белый костюм.
– Эй! – слышится возмущённый голос моей жены. – Куда намылился? Ну, хоть второй-то остался? А то мне некого угостить моим горячим расположением!
Я сглатываю и прижимаюсь спиной к холодному валуну.
В полнейшей растерянности.
====== Край для варга-4 ======
АСКАНИЯ ТЕРБЕННО
– Представляешь, жуть какая, – говорю я и нервно подхихикиваю. – Я ж не только себя могла сделать вдовушкой, а этого – сиротинушкой! – тычу пальцем в живот. – Я ж так развоевалась, что если бы Ри не уполз подальше – над его могилкой была бы надпись «Побежденному учителю от скорбящего ученика. Покойся с миром, ты учил слишком хорошо». Хотя никогда не поздно, как говорится. Правда, пока что прибивать моего распрекрасного наставника совсем уж без надобности: он и без того в последние дни тенью стать вознамерился. Ну, то есть, он весь из себя такой – пы-пыщ, я тут великий и ужасный, гляньте, вот дарт, вот глаза синие, вот ухмылка, чего вам еще надо? Не знаю, чего мне надо, может, чтобы он был меньше похож на кота, который случайно ошибся с тапками и не представляет, какие последствия это для него несет. Но это уж дело для Карающей Тапки Гриз, мое-то дело – как следует разродиться и не спалить питомник в процессе, магия-то шкалит. Детеныш внутри не на шутку распрыгался – эй, потерпи, я тут разговоры разговариваю. Глажу живот и мысленно бормочу: давай там уже потише, тут сейчас о тебе будет. Я же, понимаешь ли, полгода назад совершенно не знала, что ты там у меня внутри. И не догадывалась – отчего это магия-то так безумствует. И Десми, помнится, выбрал неотразимый момент, чтобы сообщить, ага. Нет, стоп, по порядку. Порядок – это что лапочка Кеервист из академии оказался совсем даже не лапочкой, а вообще как будто с моим наставником в родстве. Информации выдал ноль, а запихал в гнездо этих чертовых тварей. Правда, в резервате еще охотники должны были проводить разведку, только выморки с ними что-то такое свое провели. Пару интересных конкурсов по кто кого пересъест. И выморки выиграли с разгромным счётом, так что мне даже пришлось поронять немножко скупых слез над тем, что от охотников осталось. А потом почему-то захотелось при виде них вяленой рыбки, и я перестала рыдать в небеса. А потом вообще стало нескучно, потому что выморки решили и со мной поиграть в ту же игру. И начали на меня лезть со всех сторон, так что уже совершеннейший идиот бы понял: нужно пробиваться обратно, к воротам, выскакивать за них и ставить Кеервисту фингал. Потому я пошла прямо в обратном направлении – я такая, противоречивая аж жуть. Ну, и это было довольно весело – я в основном об образах, в которых передо мной представал Десми (розовый ему точно к лицу!). А, да, еще они немного показали мне Шеннета. Они вообще почти всех мне показали, если быть точнее, да еще и начали разыгрывать всякие комбинации, наподобие: «Ах, злой Нэйш меня пристукнул, помираю, помоги подняться!» Шикарно! Ну, то есть, я даже похлопала три раза, пока не шибанула и Нэйша, и Десми якобы помирающего, и еще Аманду, которая выскочила из кустов – за компанию. Уж будто я не знаю, что если мой наставничек кого пристукнет – то надежно! Гриз, я, конечно, говорю, что это был такой точный расчет – что я в резерват полезла, вглубь. Мол, я понимала, что у них гнездо и надо это самое гнездо уничтожить. А то не будет покоя и сна. На самом-то деле я не особо представляла – сколько этих тварей там гуляет, ну, и еще любопытно было. Десми мне всегда повторял, что любопытство мое выходит за пределы разумного. Как будто что-то у меня за эти самые пределы не выходит! Магия пару раз давала сбои, так что пришлось позвать на помощь Матильду – это мой распрекрасный атархэ. Тройной клинок – три узких извилистых лезвия, чуть длиннее ладони, и когда раскладываешь веером – очень на огонь похоже, а так-то можно их как угодно закрепить. Мастер, которому эта красота была заказана, честно признался, что понятия не имеет, как оно даже называется, потому что он такой дурацкой формы в жизни не делал, но вот его Дар увидел мою суть именно так. А я в эту штучку прямо влюбилась, цапнула и заверещала радостно, что я могу и сама дать имя такой-то прелести. И дала. Мастер как услышал про Матильду – мешочек с деньгами к Рихарду обратно придвинул. И посмотрел больными глазами. Выморкам тоже не особенно имя понравилось – ну, или не имя, а дырки в глотках. Они стали поосторожнее, но так и лезли – то из-за валунов, то из-за зарослей. Этот вообще какой-то особенно упорный попался. – Кани, – говорит, – я твой муж. Пожалуйста, давай побеседуем. – Ух, – восхищаюсь я. До чего прогресс дошел, и занудствуют так же. Прям приятно слушать. – Я могу доказать тебе, что это я и есть! – гнет свою линию настырный выморок. – Хочешь, расскажу, как мы познакомились? – Ага, ага, давай, рассказывай, – откликаюсь я и не собираюсь покидать позицию: с нее так удобно лупить огнем! – Ты вот немного ближе подойди и давай, рассказывай. Эти твари читают память и, небось, могут с рождения все про меня рассказать, так я и поверила. – Ну… давай я расскажу тебе что-нибудь, чего ты не знаешь. О твоем отце… – Чего это я, по-твоему, не знаю?! – Или о себе, – вянет голос. – Хорошенькое дело, – возмущаюсь я праведно. – У тебя от меня еще и секреты есть, а, мой муж? За кустами очень грустно давятся воздухом. Пойти, что ли, добить тварь. Мало ли – что она наплетет, небось, они еще и врать умеют будь здоров. Может, еще каких фантазий у меня накопает – откуда я вообще могу знать, что я когда-то там думала! – Нет, но… я могу рассказать о своих родителях… – Ух ты, жуть же какая, – семейная чета Тербенно и так меня не особо жалует, я вроде как разрушила их сыночку – образцовому законнику – жизнь. Ввергла в компанию преступных элементов. Еще и слушать про свекровь и свекра – я не потяну. – …или про питомник. Про Корпус Закона… – У вас там были вечеринки? За кустами вздыхают и погружаются в раздумья. Потом опять пробуют: – Аскания, я только… ты в порядке? Нужно сказать, идти туда в одиночку было весьма неблагоразумно. Как… как твоя магия? Мы с Нэйшем видели этот выброс, и ты… не чувствуешь себя утомленной? Голова не болит? Не тошнит? Тут я впечатляюсь до глубины души, потому что это ж надо – вот это вот все скопировать. Может, и впрямь Десми? Да нет, откуда ему тут взяться так скоро-то. – А давай попробуем мою магию прямо сейчас, – ласково предлагаю я. – Иди сюда, а? За кустами молчат. Потом раздается робкое: – Аскания, мне нужно тебе что-то сказать. – Да я прямо вся внимание! – Только… только, пожалуйста, успокойся. Я… я не хотел, чтобы ты узнала так, но… я не вижу другого выхода. Прошу прощения, но мне придется. – Боженьки, ты что, кусал местных студентиков, и они тебя заразили? Лупи меня уже под дых своими новостями! Но выморок из кустов совсем даже не лупит меня новостями. Он только вздыхает и что-то там бубнит – не разобрать: – Девятеро, как же это непросто… какой абсурд. Кани, Мел сказала мне… Ну, после вызова, понимаешь… Она сказала про ту мантикору… о том, почему они останавливаются. Это… это не ко времени, я понимаю, но нам нужно принять взвешенное решение по этому поводу… – Ты решил меня уморить? – подозрительно интересуюсь я и на всякий случай готовлю Матильду для броска. Конечно, вряд ли достанет через кусты, у меня пока не такая прочная связь с атархэ… Но вдруг хоть прервет этот поток вздохов и бессвязностей. – Я… я не могу вот так, – покаянно доносится в ответ. – Я не знаю, как ты воспримешь… это все так сложно, и я не знаю, хочешь ли ты вообще… я… боги, мне все-таки придется. Я хмыкаю и щурю глаз – прицелиться и кааак влупить! И замираю. Потому что через кусты тихо-тихо просачивается нежная мелодия. Такая мягкая, что ее хочется пальцами потрогать, такая… полузабытая, как из давнего-давнего прошлого, от нее пахнет молоком и чистыми простынями… И я знаю, что это – старая детская колыбельная, только он играет ее иначе – по-своему. Так, что она говорит без слов. Ты не одна, – говорит музыка и вьется вокруг, и тихо трогает за плечи. Понимаешь? Ты никогда уже не будешь одна, потому что здесь, рядом с тобой, внутри тебя что-то неизмеримо дорогое. И для тебя теперь есть еще одно слово, Кани. Самое важное слово среди многих: дочь, жена, устранитель, пламя… Я стою, опустив Матильду, и изо всех сил вслушиваюсь в музыку, а она обволакивает меня будто ласковыми руками. Десми уже поднялся из своего укрытия, идет ко мне, и мелодия тоже ко мне плывёт вместе с ним, легкая и воздушная. Спрашивает – ты же знаешь это слово, которое теперь для тебя? Ты не очень-то любила его произносить и заменяла другими – насмешливыми подменышами. А все потому, что ты знала, насколько оно ценно это слово. Твоё слово теперь. Мама. Он выдыхает его последним звуком своей колыбельной. И стоит напротив меня – бледный и взволнованный. Мой распрекрасный остолоп, лучший музыкант, какого я знаю. Отец моего ребенка. А я смотрю на него – на вопрос на его лице – и я не знаю, что сказать и ответить, чтобы не разрушить очарование его мелодии. Потому что мне хочется зарыдать, захохотать, сказать какую-нибудь глупость, прикончить тринадцать тысяч выморков, и рассказать Аманде, и потрясти Десми за плечи, и все это одновременно. Но он же что-то такое совсем другое от меня ждет, с этой своей тревогой на лице. И я говорю хрипло, будто по шажочку иду к нему навстречу: – Ну, знаешь… я всегда хотела детей штук восемнадцать. Чем раньше начнем – тем ближе мечта, да? У Десми прямо-таки напряжение так с лица и стекает, и я тянусь его обнять. Потом не выдерживаю – хихикаю в ухо. – Будешь таскать мне копчёную рыбку с малиновым вареньем? Наверное, будет – вон как стискивает. Испереживался весь и истревожился – рассказывает мне про Мел, про мантикору, про то, что это несвоевременно… – Ха, ты мне скажи – а что у нас вообще своевременно было? – мудро возражаю я на это дело, и Десми умолкает. Потом медленно, по капле, возвращается в ипостась Отъявленного Законника Тербенно. Покашливает, приглаживает волосы. – Аскания, нам нужно возвращаться. Быть ближе к выходу. Попытаемся найти твоего отца и Нэйша… Я покорно киваю и очень даже понимаю: вроде как я тут вся из себя такая в положении, и господин Тербенно озабочен моей безопасностью. Ну, нашей – меня и ребенка. Из Десми лютый папаша получится! Но говорю я совсем другое: – Не-а. Идти нужно вперед. Тут их было густовато, так что гнездо недалеко. Надо как-то остановить размножение этих тварей. Потом еще ногой топаю. И объясняю, что зачистка все равно понадобится, а раз он пока что владеет своим Даром – то и вообще чудно, я же с ним с ног до головы в безопасности. И вообще, не пойдем туда мы – полезут Нэйш и папаша. Эй, кому-нибудь нужен чокнутый Нэйш? – Он и без того… – бурчит Десми, но соглашается. Мы идем по направлению к той самой скальной гряде: я и мой муженек, пламя и дудочка. Ну, плюс Матильда. Всё – наизготовку. Правда, музыкой мы особенно не пользуемся, потому что выморки лезут редко и поодиночке – штук шесть всего встречаем, я всех кладу тихонько, с помощью атархэ. – Возможно, основное количество мы уже устранили, – шепчет Десми. – Или они тупые, – весело соглашаюсь я. – Охотиться умеют, а вот гнездо охранять… Но это я не очень права. Потому что гнездо они тоже охранять умеют. Мы не так уж и напрягаемся в его поисках: так, доходим до скал, четверть часа идем вдоль, ну и все, считай, приехали. Оно прямо там, между острым каменным крошевом, под сенью скал – не проберёшься, и мы можем с трудом рассмотреть… Жаль, что не можем – потому что это жуть как красиво на первый взгляд. Это даже не совсем гнездо – это скорее кокон, весь сотканный из светящихся магических нитей. Вспышки и переливы магии – глаз не оторвать, могу поспорить, что эти твари как-то вливали сюда чуть ли не всё, что выкачали из своих жертв. Нити играют всеми красками, движутся, кружатся безостановочно, будто проделывая какую-то очень важную работу – и образуют симпатичный такой магический вихрь высотой футов в семь. И из этой пропасти магии они время от времени и выползают. Сырые, неоформленные пульсирующие сгустки, будто комки глины, до которых пока не дошел архитектор. Противного такого, блекло-серого цвета – но это только на миг или два, а потом они касаются травы, замирают – и становятся чем-то. Алапардом, или грифоном, или рыжим охотником, или Рихардом Нэйшем. – Они могут обмениваться информацией между собой? – бормочет Десми и вытягивает шею. – Это скверно, очень скверно… Ага, еще и как скверно. Потому что вроде как нас замечают выморки, которых тут совсем даже немало. Они просто скрываются повсюду: за камнями, за деревьями, в расселинах… – Ну вот, – расстраиваюсь я. – Только хотела научиться себя вести с детьми… Магия на этот раз работает – что надо – идёт широкой, огненной струёй. А на меня вдруг сваливается чувство радостной легкости, потому что – вот это жизнь! Вокруг пламя и хаос, и выморки бегают, и кокон впереди, а рядом законник Тербенно, и мне еще вообще-то когда-то там рожать. Такой хаос, что просто прелесть, музыки только не хватает. – Играй, Десми! – весело и отчаянно кричу я, и муж кивает и подносит дудочку к губам, выпуская наружу музыку, как пламя. И я никогда не слышала ничего лучше этой мелодии.
ЛАЙЛ ГРОСКИ
– В общем, там… была музыка, – говорю я хрипло. Прикрываю глаза под внимательным взглядом Гриз Арделл. И понимаю, что мой внутренний грызун, кажись, с воплями ускакал в неведомые дали, а я здорово свернул с дорожки повествования. Ну, оно и понятно – если знать, к чему там приведёт дорожка. Под локтем волшебным образом появилось печенье – фирменное чудо Аманды, с корицей. Вздыхаю, беру печенье – сойдёт, раз нет бутылочки чего покрепче. Арделл глядит сочувствующе и чуть виновато – будто хочет сказать: «Я всё понимаю, Лайл. Но мне нужно знать». – Ну, а до музыки я, наверное, час шарахался по проклятому резервату, – начинаю я сызнова. Мне, можно сказать, не повезло: угодил в лабиринт густых зарослей, в таких гарпии обожают гнездиться. Потом встретил первого выморка, свернул с тропы, а там уж ухитрился потерять направление и чуть было намертво не заблудился, и потерял кучу времени – пока выбирался, пока определял – в какой стороне оставил Нэйша и куда шёл… За время моих шараханий мы с выморками познакомились чуть-чуть плотнее, и не скажу, что это было тёплое знакомство. Первый же заявился ко мне в образе дочки, и я невольно замешкался и ударил, только когда тварь приблизилась уж слишком близко и потянулась обнять (обнимающая папашу Кани была слишком уж ненормальной). И то, добил, только когда зашипела, извиваясь на земле. Потом ещё пытался отдышаться и вытряхнуть из мыслей паскудный туман… а потом начали подваливать остальные, ровными партиями. Твари блистали разнообразием, так что мне посчастливилось пронаблюдать Аманду, перекинуться парой слов с Мел, потом с Йоллой… с зятьком вот ещё и с Гриз Арделл тоже – видать, за компанию. После, конечно, заявилась туда и моя бывшая (не могла не отравить мне жизнь, даже в виде выморка) – эта зачем-то прихватила с собой Эвальда Хромца. Нужно сказать, вот где-то на этом этапе я даже получил кой-какое удовольствие. Если бы мне ещё бесконечный Дар, а не довольно средненькие холодовые чары… После шестого выморка Печать начала зудеть и чесаться. После восьмого – гореть. Девятого я положил метательным ножом. После десятка перестал считать и только старался прижиматься спиной к дереву, чтобы сзади не кинулись. Истово при этом ругаясь: откуда только лезут, спрашивается. И надеясь, что хоть чем помогу Кани – может, на неё меньше навалится… Вперед получалось продвигаться медленно не только из-за выморков: меня упорно тащило назад. Над ухом прочно обосновался голос Тающего, который сурово спрашивал, как это я вообще посмел куда-то там идти, когда я понимаю, чем закончится. По мнению Сотторна – я, наверное, должен был грохнуть Нэйша вообще при первых признаках угрозы. И уж точно не упускать его из виду. «Заткнись, сделай милость, – взмолился я минут через десять сурового распекания. – Может, для вас человека прикончить – как с места на место переместиться, но я-то не совсем по этой специальности. Это – крайнее средство, крайнее, ясно?» – И ты думаешь, для него ещё не настало время? – сурово осведомился Тающий, который решил поиграть в голос моей совести. – С чего бы, – огрызнулся я, продираясь через кустарник. – Он пока никого не убил. Действует… вменяемо, более или менее. Не надо забывать, что он вроде как у нас тут незаменимая личность, так что убивать его только за то, что он решил побеседовать с выморком… Может, этот выморок его вообще сожрет, – жалобно возразил грызун (сколько вас там во мне вообще расселось?). Сожрет, и нам не придется… – Ты знаешь, что нет, – воспротивился голос Тающего. – Ты знаешь, что это… то, что случилось – это завершение. Край. Нет, край был раньше, а это – это финальный толчок. – Сам его кончай, если уж так захотелось, – шипел я, наобум выбирая тропы. – Сам. Что, думаешь – это легко? Истинного Варга, бывшего устранителя, одного из этих, как их, Жалящих. У тебя же это по специальности, так, мантикорий ты сын? Вот и давай. – Да, – согласился голос Тающего устало. – У меня это по специальности. Только вот меня же тут нет, Гроски. Тут я остановился, задыхаясь. И услышал музыку – вернее, не услышал, почувствовал, как она упруго толкнула в грудь, увидел сладкие петли, которые неспешно распускаются в воздухе… Музыка пела о двоих, у которых все хорошо, потому что они нашли друг друга и расставаться не намерены. Пролилась теплом, потом стала ярче и горячее, налетела, обожгла горячим дыханием: пламя к пламени! Я остановился, вытирая пот со лба. Хвала богам, зятёк был где-то недалеко, и Кани с ним. И если уж музыка не вывернула меня наизнанку – то Тербенно играл, не утрачивая контроля над Даром и не устраивая катастрофу. А значит, на севере все хорошо. И Тающий был прав, я иду не в ту сторону. Что за распроклятый день, в самом деле. Пришлось повернуть и идти по собственным же следам. Перешагивая ручьи и обходя там и сям встречавшиеся засушенные трупы животных – все, что осталось от «ценных образцов». Плутая, петляя и остро понимая всю бесполезность вот таких метаний: Нэйша едва ли удастся застать на прежнем месте. Этот скорее найдётся сам. Мелодии больше не было слышно, и меня опять дергало в обе стороны – не сделать бы ещё один неверный выбор… Наконец, замучившись таскаться среди деревьев, я решился податься на открытую местность, прорвался через последний бастион кустов… И ступил на свой край, дошёл куда надо и отыскал всё и сразу. – Лайл, – сказал Нэйш, небрежно махнув рукой в знак приветствия. – Ты успел вовремя. Нет. Я опоздал. Окончательно и бесповоротно. Знаю это, глядя на слепую, ничего не выражающую, бесконечную морозную синь в глазах. На безумную ухмылку, в которой не осталось ничего человеческого. На тело в траве чуть позади – это там, кажется, Тербенно… да, точно он. Вытянулся и не шевелится. – Он… – Жив? – Нэйш слегка наклонил голову. – Возможно, да. Возможно, нет. Возможно, это вообще не он. В любом случае, иногда трудно рассчитать силу воздействия, знаешь ли. Лишь бы он его не дартом, хотя… он и голыми руками может убить. Ч-чёрт же. Я невольно сделал пару шагов в сторону зятька – и наткнулся на приглашающую улыбочку смерти в белом. – О, ты хочешь подойти и проверить? Подойди. Не стесняйся. Можешь даже присоединиться – он оказался не слишком стойким в плане выживания, так что почему бы тебе не стать прилежным образцом… Лайл. Держать дистанцию. Прости зятек, я помогу тебе, непременно, как только у меня появится шанс, но пока что его нет, передо мной – в разы превосходящий противник. Правда, при нём нет дарта, куда-то задевал… Но все равно – в разы. – И что будешь делать? Что – ты внезапно побеседовал с выморком, улетел в закат верхом на своей кукушечке и теперь собираешься наплевать на всё и вся? Питомник? Ученики? Ты же говорил мне, что собираешь живых варгов – теперь… – О, коллекции хороши, только пока экземпляры представляют интерес, – улыбаясь, заверил Истинный, или что это за тварь была. – Когда же они его теряют… Впрочем, дело касается не варгов. Или вернее – не только варгов. Пожалуйста, очнись. Это я, само-то собой, не ему, сумасшедших так не возвращают. Это я себе. Просто проснись в своей кровати – там, где напротив тебя нет твоего бывшего напарника (или его оболочки) и жуткого, единственного выбора. – Гриз, с которой ты так хотел побеседовать, едва ли сказала бы спасибо за такое. – Беседа… – протянул он неопределённо. – Была плодотворной. Многие вещи прояснились, Лайл. – …это был чёртов выморок, химера, иллюзия, чтоб её мантикоры жрали! – О, это неважно, – он шагнул было вперед, но я шарахнулся обратно, к спасительным зарослям. – Мы так часто вкладываем в людей свои мысли и чувства и представляем их кем-то – не все ли равно, разговаривать с человеком или с его отзвуком? Не всё ли равно, если в конечном счете наконец понимаешь… Говори. Давай же, говори, может, мне хоть что-то в голову придёт, может, подоспеет Кани (они что, разделились с зятьком?). Может, гложущий меня изнутри грызун подскажет – что делать. – Понимаешь – что? – Ответ на единственный вопрос, который следует знать. Где выход из клетки. Идиот, – пропела крыса, мерзенько хихикая. Ты так привык к его рассуждениям – то о клетках, то о бабочках… Мог бы подумать, что они что-то да обозначают. Вот, значит, каким он видел себя всё это время. Запертым в питомнике как в клетке. Или даже в собственном теле, кто там знает Истинного. – Ты можешь уйти, – сказал я уже отчаянно. – На все четыре стороны, на восемь сторон, на пропасть сторон. Занимайся, чем ты там хочешь. И забудь про нас. Оставь нас. – Питомник? Варгов? – он усмехнулся и понизил голос до нежного вкрадчивого шепота: – Всех животных, над которыми меня поставили пастырем? Или людей, которые убивают этих животных? Сожалею, Лайл, это не выход. Есть клетки, которые нельзя открыть. Их можно только снести под корень, истребив вместе с ними всех обитателей. Впрочем, может, это и к лучшему. Это была… не самая лучшая клетка. Ладно, я так и знал, что он договорится до этого. Судорожно вздохнул сквозь стиснутые зубы. Поискал реплику, обнаружил, что сказать почему-то нечего. Только нож мягко, по сантиметру, вкрадчиво вползает в правую ладонь. – И в любом случае, решение принимает тот, кто в клетке главный. Вершина пищевой цепи. Сейчас это я. И останавливать меня некому. Тающий, весь их Орден… о, они не смогут. Может быть ты, Лайл? Он улыбался светло, белозубо и приглашающе – идеальный варг. Проклятая сила, в которой не осталось ничего человеческого, кроме той части Рихарда Нэйша, которая едва ли была человеком. Хищник. – Я вижу, у тебя нож. Ну давай же, Лайл. У меня ножа нет. Так что у тебя есть шансы. Ну же, Лайл. Останови меня. Зачем нож тому, кому он не нужен… Он сам сейчас – своё оружие. Захочет – мне на голову свалится дракон. Захочет – призовет феникса и испепелит меня на месте. Вопрос только – успеет ли. Позволю ли я ему успеть. – Не прячь нож, Лайл. Не скрывай намерения, – мягко шелестел голос белой смерти с синими глазами. – Подними его… неплохой клинок, о да. А теперь останови меня. Тебе ведь приходилось устранять раньше? Убирать угрозу до того, как она станет реальной? Это приносит редкое чувство удовлетворения, да? Замолчи, крикнул я. Заткнись, просто заткнись, это же не игра, мне же действительно придётся. Мне придётся. Потом я понял, что не издаю ни звука. Что не двигаюсь. Только смотрю на дымчатое лезвие, лежащее на ладони: привычно повернуть, метнуть… – Лайл, ты же не будешь отрицать, что этого хотел. Встретиться со мной вот так, когда я безоружен. Наверное, ты хотел этого ещё во время наших с тобой бесед на Рифах. Ну же, бей. Останови меня! Бей, – визжала крыса внутри. Бей. Отомсти наконец мальчишке-«скату», дознавателю Рифов, за каждый допрос, и Рихарду Нэйшу – за каждую издёвку, и главе питомника – за каждый седой волос, бей же, останови его! Останови, – повторял голос Тающего, – пока он не шагнул за край, пока не сломал свою клетку вместе со всем, что тебе самому дорого – останови, бей! – Не могу. Внутри и снаружи воцарилась тишина. Полная ужаса – нам всем было страшно: мне, вечному грызуну-инстинкту и голосу Тающего. Нэйшу страшно не было – он улыбался. – Я не могу, – повторил я, задыхаясь. Опустил руку с ножом. Разжал пальцы. Повторил одними губами: «Не могу». Он снисходительно, чуть разочарованно усмехнулся. Как бы говоря: «Что и требовалось доказать». Отвернулся от меня – раздавленного, неспособного двинуться, что толку смотреть на ничтожество, пусть лучше ничтожество посмотрит на то, что сейчас начнется… Но затаившийся внутри грызун не скулил – молчал и скалил клыки в жуткой ухмылке. Потому что крыса будет ломать самую гнусную комедию – пока ты не повернешься к ней спиной. А потом… Выдох слетел с губ ровно, бесшумно, бесстрастно – будто и не задыхался вовсе. Кисть, плавно крутанувшись, с безупречной точностью выбросила в воздух закаленную, отменно сбалансированную сталь. Не с правой руки – с левой. Где в рукаве скрывался второй нож, забранный у охотника: у грызунов всегда есть неприятные сюрпризы… Нож прошил воздух бесшумно и стремительно, и как-то очень делово и по-обыденному. Будто был направлен в столб или в мишень в баре. Он не сбился ни на миллиметр. И защитный амулет от него не спас: он же призван оберегать только от магии. Спина была бы лучшей мишенью, но я понимал, что больше одного удара у меня не будет. И потому целился чуть пониже затылка, в точку у основания черепа. Чтобы – наверняка. Я целился – и я не прогадал. В момент его падения я закрыл глаза: если не попал, то все равно покойник, а если попал – ни к чему это видеть. Услышал только короткий хрип, звук совсем скоро захлебнулся… Потом я открыл глаза – и увидел его уже лежащим ничком на весенней траве, и понял, что забыл вдохнуть, и попытался, и не смог. Я открыл рот, но грудь только ожгло изнутри, а окрестный зелененький заповедник сдвинулся в коридор, нет, в тюремные стены. Хотелось рвануть куртку, рубаху, чтобы впустить внутрь хоть немного воздуха, потому что ничего же еще не кончилось. Мне же нужно сейчас двинуться… да, двинуться, подойти к нему, выдернуть нож, стараться не смотреть на лицо, потом что-то сделать с телом, как-то это объяснить, я же, кажется, что-то такое продумывал… В лужах после весеннего дождя слишком много солнца: нестерпимо режет глаза. Хочется опять их закрыть, сбежать в темноту, сбежать совсем, пока не пришло осознание того, что случилось. Рвануться, пробежать извилистыми переходами, сказать кому-то, что я же совсем не хотел этого, это же последнее, чего я хотел, просто иначе было нельзя – захлебнуться в этих трусливых и подленьких оправданиях, только бы не оставаться наедине с недостатком воздуха и жжением в груди, с осознанием непоправимости сделанного, и собственного выбора, и необходимостью лгать… С чувством, что уже все кончилось. Что не только для него все уже кончилось. Потому что есть грани, с которых не возвращаются. Когда позади послышался шорох и какая-то возня, я даже не сразу понял – откуда и почему. Про выморков вот не подумалось. Мне всё казалось, что всё вокруг застыло в неподвижности – как я и белая фигура, растянувшаяся на траве. Потом услышал звук падения тела. И голос, от которого волосы дыбом на затылке встали. – Лайл. Боги, все Девятеро и Единый, только не это. Я не смогу… если еще и выморок в его виде. Не сейчас, не он. Не во… второй раз. – Лайл, что с тобой? Мне казалось, не в твоих правилах подставлять спину вот так. Не в моих правилах, да. Я обернулся, чувствуя себя так, будто меня силой выдрали из кошмара – это странное ощущение утром, когда настоящий мир кажется куда менее реальным, чем ночные ужасы. Рихард Нэйш смотрел на меня, чуть приподняв брови. Глаза у него были спокойными. Не синими. Безумной ухмылочки на лице не значилось. Прическа вот чуть-чуть растрепалась… И вокруг пальцев вилась окровавленная цепочка дарта. У ладони висело лезвие с набухающими алыми каплями. Совсем неподалеку растянулся какой-то выморок – кажись, в виде моей бывшей тёщи. Рожа у выморка была перекошена праведным изумлением. Не могу сказать, что я выглядел лучше этого выморка: не хочу даже представлять, что высветилось на моей физиономии. Во всяком случае, на лице у Нэйша объявилось даже что-то сродни заботе. – Лайл, что не так? Почти сразу он перевел взгляд на то, что лежало за моей спиной. Смотрел пару секунд – потом опять взглянул на меня. С каким-то непонятным выражением – я только уверен, что это не было желанием содрать с меня кожу, а так это могло быть все, что угодно. Потом он не спеша прошел мимо меня и наклонился над собственным трупом. – Не ожидал, – выговорил я и обнаружил, что непоправимо осип. – Просто не ожидал, понимаешь ли. Что он выскочит на меня в этаком виде. Чертов выморок. Да. Спасибо, что помог… со вторым. Тут я тоже малость… Нэйш, не отвечая, присел над собственной копией. Коснулся шеи, оттянул веко. Тихо хмыкнул. Осмотрел рану так и этак. Ну, скажем так, было довольно мало шансов за то, что он не понял – как все было. – Хороший удар, – донеслось от тела выморка. Я прочистил горло. Грызун изнутри подсказывал: как бы то ни было – надо бы повертеться напоследок. – А то. Я, знаешь ли, сколько раз мечтал тебя прикончить, что старался вовсю, хоть и на твоей копии. Получил, к слову, немалое удовольствие. Ты не знаешь, тут не бегает еще штук восемь таких же? Я бы повторил. Нэйш выдернул нож из раны и поднялся – теперь мы оказались лицом к лицу. Только вот мне нестерпимо хотелось отвернуться. Может, потому что я слишком уж боялся – что сейчас он расплывется в безумной усмешечке и поинтересуется, чем я собираюсь его останавливать. Может, я еще не был готов как следует перескочить на другую роль: глаза бегают, слезятся, на физиономии – такое выражение, будто младшего ученика поймали за храмом на курении трубки, вот он и пытается сохранять безмятежность. Ну, и сам видок Нэйша, шагающего к тебе с окровавленным ножом, не вызывает неистового душевного спокойствия. Лезвие Рихард осторожно вытер платком. Попробовал баланс на пальце. Теперь мы стояли вплотную: он, я, неспешно качающееся между нами лезвие. Зажмуриться хотелось чем дальше, тем сильнее. – Хороший клинок, – невыразительно сказал Нэйш. Протянул мне нож рукоятью вперед. – Не стоит забывать его здесь. Если вдруг рассчитываешь… на повторение. Я молча принял нож. Мертво стиснул пальцами, удивился только, что они не трясутся. Исключительный, кажется, хотел еще что-то добавить – а может, и нет, кто его знает. Сказал он только: – Думаю, не меньше десятка особей в окрестностях еще осталось. Идем. Прикроешь меня. И отвернулся, оставляя меня за своей спиной. * * * Напольные часы – механическое чудо из Города Мастеров – хрипят и кашляют. По всей комнате отдается мерное «так-так-так». Часы, вроде как, собираются что-то добавить к моей немудреной повести. Честно говоря, я не против поручить им эту роль. Пусть бы сказали за меня. Потому что я, как внезапно выясняется, молчу – и даже внутренний грызун утих и не помогает. Гриз Арделл сидит напротив и тоже молчит – прислушиваясь к поскрипываниям стрелки часов. – Что было дальше? – спрашивает наконец. Заготовленные слова виляют скользким хвостом, выпрыгивают из мыслей. Они мастера сбегать, эти слова. Я тоже неплохо умею бегать, так что уж всяко соображу – как сбежать от ознобной фразы: «Дальше было страшно». – Потом была зачистка, – говорю, пожимая плечами. – Кокон зятёк и Кани смели начисто, а вот на территории резервата ещё оставалось десятка три этих тварей, так что пришлось вылавливать и добивать. Дальше… были другие гнезда. Правда, такого как в этот раз нам больше не встречалось: они просто не успевали развиться до такого уровня, хотя, может, точнее сказать – мы им не давали развиться… Тающие, конечно, лупили их как могли. И всё равно одно время Кани шутила, что из-за выморков приходится брать сверхурочные. Исключительный плавно ехал с катушек, хотя не знаю, замечал ли кто разницу… Раньше я полагал, что могу рассказать Гриз Арделл что угодно. И тут судьба с размаху подкинула мне то, чем я никогда не смогу с ней поделиться. Я не смогу рассказать, как он шел на рейды – поворачиваясь ко мне беззащитной спиной, подставляя затылок. И о том, сколько выморков он положил за эти полгода – я промолчу. И о том, в каком виде к нему являлись эти твари – тут, конечно, можно только догадываться, он слишком часто выходил на выморков в одиночку, но так уж получилось, что я вполне догадливый человек. Так что я молчу. О том, что я так и не узнал – озвучивала тогда эта тварь мои опасения или его мысли. О том, что я покончил с тем нашим трофейным экземпляром – потому что страшно было глядеть, как Нэйш прохаживается возле клетки. Молчу о душном чувстве подступающей пропасти, о том, что гладкая рукоять успела стать своей в ладони, о бесконечном «так-так-так» в груди – к слову, очень похоже на звуки старых часов. О том, что я молился как-то раз – просто на одном из рейдов пришлось ждать очередную зверушку в полуразрушенном храме Единого, ну, на меня и накатило. Как сейчас помню: я не просил отсрочки, я уже смирился с тем, что случится. Я только просил – чтобы это сделал Тающий, или очередная тварь, или кто угодно. Чтобы мне не пришлось. Во второй раз. Нет смысла говорить об этом. Потому что нас обоих помиловали однажды, в погожий день позднего лета. И в тот же день я сам с собой заключил договор: никогда не думать о том, насколько близко был край. И никогда не размышлять – что было бы, если бы она не пришла. – Потом пришла ты и все наладилось, – говорю я вместо этого. Развожу руками. – Вот… вроде как. – Хм, – недоверчиво говорит Гриз Арделл. Надо думать, рассмотрела за щетиной на моей физиономии тени былого. А может, имеет в виду, что внезапное решение Нэйша прогуляться в Вирские леса и осесть там надолго нельзя однозначно подвести под «наладилось». Потому что кто там знает, что у исключительного на уме. – Я так думаю, твоё появление как следует завинтило ему гайки. Хотя может, конечно, это опять незаметно… Уже само понимание того, что Гриз считает меня кем-то вроде эксперта по сложнейшему философскому предмету «что происходит в голове у Рихарда Нэйша» – как-то даже и льстит. Потому что ведь она начала этот разговор, чтобы услышать ответ на конкретный вопрос. – Он не сорвется, если ты об этом, – добавляю я и стараюсь звучать как можно более беспечно. – Будет в порядке. Вторую часть фразы – «до тех пор, пока есть ты» – я осмотрительно проглатываю. Даже не потому, что не хочется думать – что случится, если ее вдруг не станет. Я и без того знаю – что будет. В особенности – что придется сделать мне. Просто однажды, в пряный денек позднего лета нам с напарником выдали одно помилование на двоих. Тогда-то я и сказал себе, что Бог, судьба, небеса, кто там есть – что они все к нам благосклонны. Так что я просто верю, что нам непременно повезёт и дальше. Верю – и стараюсь не касаться гладкой костяной рукояти в скрытых ножнах. Комментарий к Край для варга-4 Небольшое стихотворение от лица Гроски к части – тут https://vk.com/steeless?w=wall45627813_1663%2Fall
