Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 49 страниц)
Зато шевельнулся второй. Непринужденно и вразвалочку подошел к своему хозяину. И с виноватым видом прикусил того за бочок. Совсем слегка и мягонько, изображая при этом на морде ненормальное солдатское рвение – мол, извиняюсь, приказ такой!
– Вот значит как, господин Гроски, – Баскер основательно подрастерял свое журчание и косился то на огромную голову, прижатую к его боку, то на игрока, который интересовался исключительно своими картами. – Ну, конечно, у меня остается моя охрана, но…
Игрок тихо качнул головой – не оборачиваясь. Пес под его пальцами развернулся и встал, показав зубы в нехорошей ухмылке.
Дюжие телохранители покосились на босса вопросительно.
– Кто бы мог подумать, – продолжил Баскер, давая им отмашку – не лезть. – Так значит, господин Гроски, вы пришли с мирными намерениями и хотели договориться?
Игрок в капюшоне пожал плечами – всё так же, не оборачиваясь. Девица тихо уползала с его колен, лопоча что-то вроде: «Ой, знаете, мне тут срочно надо…» Оба шулера медленно переглянулись и тихо придвинули денежки обратно. Тот, в капюшоне, поощрил их крошечным кивком, так и продолжая небрежно поглаживать пса между ушей.
– Само-то собой, – от души заверил я. – Понимаете ли, если бы мы не хотели договариваться – я бы вообще не пришел, и вы бы говорили… ну, с кем-нибудь другим.
– Хороший законник и плохой законник? Удивительно неоригинально – при вашей-то фантазии.
Прямо скажем – Баскер держался неплохо, для того, у кого здоровенная псина каждую секунду может вырвать половину левого бока.
– Так ведь хорошим законникам фантазии и не положено, а? Это уж скорее по части других. Но вам-то повезло: можно считать, что вы попали на двух хороших, миролюбивых законников.
Последние слова я постарался приправить настоятельным взглядом в сторону того столика, где шулеры дружно играли в поддавки с одиноким игроком в капюшоне. Тот, конечно, никак не мог видеть мой взгляд – только пес вдруг отпустил бочок своего хозяина и перебрался поближе к телохранителям.
– Будем так считать, а? Видите ли, мы тут не с ведома нашего… прямого начальства. Иначе сорвали бы вам все бои – все равно ж они подпольные, в смысле, незаконные. Могли бы, например, сделать так, чтобы животные просто уснули в клетках. Или пригласили бы на вечеринку законников…
– Как несолидно.
– Сам эту братию не люблю – к тому же, у вас ведь есть свои, прикормленные. Так вот, смысл в том, что захоти мы вогнать вас в убытки на этот раз – вогнали бы, только нам ни к чему ссора с таким уважаемым человеком. У которого, к тому же, я слышал, есть хорошие друзья среди разводчиков Мьйорта, так?
Баскер щурил глазки и водил пальцем по подбородку. Журчание в его голос потихоньку возвращалось.
– Вам нужны разводчики.
– Так уж получилось. Жутко интересно – кто это выводит таких интересных гибридов для подпольных боев. Кошмарные твари получаются, а? Одна такая недавно наделала шороху в Тельере – вырвалась, людей покрошила. Интересно бы знать, где это их таких берут?
– Вы ставите на кон мою репутацию, господин Гроски.
– Ничуть. Неужели вы думаете – мы встречались только с вами? Рано или поздно – расколется кто-нибудь из устроителей боев, а не они – так держатели боевых пород. Тут ведь вопрос в том – кто окажется наиболее разумным и вгонит самого себя в наименьшие убытки?
– Мы не держим прямых контактов, – выжал Баскер, торгуясь до конца. – Может быть, я мог бы дать вам намек, небольшую нить…
– Само-то собой, совесть, деловая этика, я же понимаю. Мне, например, совесть не позволяет просто оставить ваши бои в покое.
Баскер пожевал губами, вытащил из кармана блокнот и черкнул пару имен оправленным в серебро карандашом. Подтолкнул ко мне по столу. Пожевал губами еще раз.
– Если вы сорвете бои – не думаю, что это принесет пользу вашему… питомнику, -прошуршал неприязненно. – Они состоятся в другой день. Или несколько устроителей объединятся, чтобы защитить… дело.
Я от души заверил, что это мы понимаем. Но совесть как-то мешает спать, в боку колет, и уйти просто так только с такими вот скудными сведениями ну никак невозможно.
Баскер задумчиво вычерчивал цифирки по бумаге блокнота.
– Так, может, небольшое пожертвование? Я, знаете ли, так сочувствую бедным зверюшкам в вашем питомнике. У него столько врагов – и всегда нужен корм…
– Сердце кровью обливается.
– Да, конечно. Так если говорить о пожертвовании…
– Само-то собой, питомник будет вам по гроб жизни признателен, – пламенно заверил я. – Нет, какие деньги, деньгами мы не возьмем.
Серебристое жальце карандаша вопросительно замерло над бумагой.
– Животными, – растолковал я, допивая пиво. – Скажем, десяток тех, кого должны были выставить на бои. Можете купить у приезжих держателей. Или выделить своих. Небольшая цена. Пять боев в минусе.
Баскер скривился – можно было представить, какие доходы ему принесли бы пять боев… или даже один бой.
– Вы вгоняете меня в убытки. Думаю, трёх боев было бы…
– А я-то наслышан о вашей щедрости. Думал – вы с удовольствием поделитесь десятью зверюшками…
– Хорошие бойцы на вес золота, господин Гроски. Чем вам не нравится число семь?
– Тем, что оно меньше числа десять.
– Я мог бы добавить к восьми еще небольшое пожертвование деньгами…
– Мне начинает нравиться слово «дюжина».
– Право. Мы же с вами не на рынке торгуемся.
– Да… кх-кх, что-то горло саднит. Не пригласить ли в наши переговоры того, кто еще не устал?
Глазки Баскера метнулись туда, где шулеры вперебой проигрывали игроку в капюшоне. Тому, конечно, дело было разве что до карт и до пса, который привалился к его ноге.
Только вот второй пес перестал торчать перед телохранителями и застенчиво подошел к хозяину. Примериваясь на сей раз не к бочку, а к другой филейной части.
– Думаю, десять – вполне допустимое число, – брюзгливо согласился Баскер. – Я распоряжусь – животных доставят в течение часа на мой склад у пристани. Вы, конечно, уже знаете, где он находится.
На этом складе частенько ошивались контрабандисты с ценными животными, так что да, я знал, где и что находится.
– Вы уж только не пытайтесь нам подсунуть каких-нибудь полудохлых сторожевых керберов, – посоветовал я напоследок. – Если звери будут не бойцовые – мы же узнаем.
– Не сомневаюсь, – отрубил Баскер и поднялся. – Будьте спокойны – вы останетесь довольны моим выбором.
На этом мы раскланялись и рассыпались в дружных уверениях, что вот, отлично встретились, жаль, при таких обстоятельствах, надо будет возобновить беседу в более непринужденной обстановке. Про обстановку – это задвинул Баскер, которому его же пес целился в попец.
Дальше опять скрипнула дверь. Закрываясь за устроителем местных боев животных, его сопровождающими и… всё-таки одной черной массивной тварью. Второй пес оглянулся было на хозяина, но остался у ног игрока в капюшоне.
Тот наконец соизволил подняться, прихватил выигрыш и пересел за мой столик. Огромная черная тварь плелась за ним как приклеенная.
– Узнать получилось не особо много, – сказал я вполголоса, протягивая листок с двумя именами. – Думаю, ты слышал. Смотрел через собак, конечно?
Напарник молча откинул капюшон, явив трактиру классическую физиономию с точёными скулами, светлые волосы и глаза в расселинах синевы.
– Так вот, этих контрабандистов я знаю, попробую выйти на разводчиков через них… хотя не поручусь, что это сработает. Баскер, конечно, дал не всю информацию…
– Ну, я предлагал поговорить с ним… самостоятельно.
– Вот только не надо о твоих методах. В округе куча разводчиков и знати, которые его поддерживают. У него, знаешь ли, на верхотуре тоже друзья, а политический скандал – последнее, что нам нужно. Ты и так резковато его прихватил, хотя… зрелище было прекрасным. Куснул бы сразу за задницу – и вошел бы в местные легенды на века.
– Предпочитаю не ощущать во рту чью-нибудь задницу, Лайл. Пусть даже и через единение с животными.
Издержки Дара Варга – то тебе жрать хочется после соединения с яприлем, то фантомные боли после раненых животных, а то вообще – весна, гон, окружающее безумие.
– Звучит мудро, – я поднялся. – Ладно. Забираем животных, запрашиваем побольше транспорта… будем считать, по минимуму отработали и в кашу устроителям боев наплевали. К слову, этот почему еще здесь?
Собачина тыкалась массивной башкой в ладонь, и Нэйш, вставая и направляясь к двери, рассеянно потрепал зверюгу за уши.
– Славный пёс. Мел будет довольна – кажется, он с готовностью забыл дрессуру, откликнулся на зов варга и теперь вот готов последовать куда угодно.
– Боженьки, только не говори мне, что собираешься завести себе питомца… – Мел говорит, у меня уже есть один. – Сукин ты сын, – с чувством сказал я в широкую спину напарника, когда до меня дошел смысл фразы. – Определённо, – безмятежно долетело до меня от двери. – У покойной матушки был… сложный характер.
*
Не то чтобы я ждал засады на складе Баскера – после нашего распрекрасного разговора я был в ней почти уверен. Правда, слегка подогревала душу мысль, что к складу мы таки подходим вместе с маньячным орудием убийства – ну, и еще у нас был пёсик, конечно. Правда, мой вечный внутренний грызун мерзенько посмеивался – и само собой, что не напрасно. Господин Баскер был чудовищно, кошмарно покладист. На обозначенном складе нас разве что с поклонами не встретили его поверенные. Пересчитали доставленные клетки, демонстративно тыкая пальчиками – один, три, вон десятая. Сдобрили это дело списком животных, и даже с кличками. Потребовали расписку. И, глумливо ухмыляясь, сообщили, что могут помочь с перевозкой, и цена будет умеренной – по золотому за клетку. – Мы подумаем, – величественно бросил я, и поверенные Баскера наконец отправились восвояси. – Возможно, стоило им заплатить. Хотя бы чтобы понаблюдать за процессом. Исключительный присох к клеткам от самого входа – возможно, учуяв родственные души. Чёрная огромная зверюга стояла рядом с ним бок о бок – бесшумно щерилась на такую же, внутри. Я не стал подходить поближе – просто на всякий случай. – Что скажешь? – Гриз будет огорчена. – Утиль? – Не совсем. Самец гарпии-бескрылки в ближайшей клетке рванулся вперед с истошным клекотом, заскреб когтями по прутьям. Взревел один виверний в соседней клетке, за ним другой. Пыхнуло пламя – разохотилась какая-то драккайна… За время работы на питомник я успел навидаться бойцовых животных. К нам они обычно попадали в трех состояниях. Утиль – те, кто провел немало боев, ослабел, состарился или не оправился от ран. Таких на арене добивают в первую очередь. Зелень – те, которые еще не успели как следует пропитаться кровью: их надрессировали и натаскали, но настоящего удовольствия от убийств они не ощущают. Ну, и эти. Мясники. Те, которые выходят на арену с предвкушением. Которые видят в боях свое предназначение. И у которых поперек дружелюбных мордах так и написано: «Приблизься ко мне – и я удалю тебе все конечности до единой». И почти нет шанса, что такая тварь приживется в питомнике – она по привычке будет кромсать окружающих до победного конца. Любого, кто окажется на одной территории. В том числе и в мозгах. Я видел, как бьются над такими зверушками Мел и Гриз Арделл, только вот даже опытный и тонкий варг не способен убедить звериного маньяка, что убивать – это не здорово. Просто потому что крайне трудно убеждать кого-то, кому это дело нравится. Ну, и попутно не уехать кукушечкой самому – ведь соединение варга и животного основано на взаимопроникновении разумов, как-никак. – Да, – заметил Нэйш, прохаживаясь вдоль клеток и приглядываясь к зверушкам – словно читал их поверхностно. – Надо же как, до единого. Я-то надеялся, что жажда наживы у Баскера окажется сильнее и мы получим «зелень» либо «утиль». Но желание наплевать в кашу мне и напарнику победило: устроитель боев напихал в клетки отборных экземпляров. Мощные, злобные, отсюда видно – насквозь чокнутые. Голодные к тому же. Накормишь – подобреют ненамного, потому как вон, глаза горят жаждой выпустить кому-нибудь кишки. Таких либо приходится держать в клетках до конца (опять ресурсы искать!), либо… словом, тут кстати пришлась и Кани, но можно и без нее – с ядами Аманды. – Покойники, – тоскливо сказал я. – Ну что, выводим в ноль и не докладываемся? Сам ведь знаешь – чем кончится. Мел на двоих с Арделл зависнут над ними хорошо если не на месяц, убрать все равно не дадут, зато будут ходить, как тени самих себя, а этим тварям – хоть бы что. У нас таких сейчас сколько – шестеро? – Четыре, если посчитать, что у тех керберов есть прогресс. – А ч-черт, десяток сверху, кто ж знал, что так выйдет. Исключительный, да убери ты пса, они прямо заходятся. Губы Нэйша чуть шевельнулись – отдали безмолвный приказ. Болотный сторожевой недоверчиво убрал оскал и поплелся к выходу из склада – сторожить. – Ну, – сказал я, глядя на замершего напарничка. – Решаем проблему здесь или тащим в питомник? – Гриз полагает, что убийцу можно исправить… но до определенной черты. Если хищник перестает убивать ради пропитания, а начинает – ради удовольствия, его не остановить дрессурой или воздействием. Сняты внутренние запреты. Убийство становится самоцелью, наслаждением, наконец даже необходимостью. Забавно, по аналогии с людьми… – Ну, не знаю, я как-то знал одного убийцу, – откликнулся я, пялясь в морду алапарда. —Насквозь был отбитый тип, просто вот насквозь. Маньяк да и только. А как сошлись поближе, оказался ничего таким парнем. Нэйш повернул голову и вопросительно вскинул брови. – Да… лет за пять до моего прихода в питомник было, – добавил я. – Потом-то я начал работать с тобой и понял, что бывают совсем конченые. Гриз считает так же, Мел считает иначе, обе расстроятся, Аманда за компанию – мы будем травить или тащить тварей в питомник?! – Ну, я подумал… Раз они все равно что мертвы – возможно, маленький эксперимент… – Боженьки. Почему я ожидал, что ты это скажешь? Потому что привык ждать от него худшего, конечно. Потому что грызун так и не замолкал – как только я увидел физиономию Нэйша, сперва задумчивую, теперь вот вдохновлённую. – Просто маленькая проба сил, Лайл. Да-а, да-а, давай, и вот эту издевательскую улыбочку, которая так и говорит: «О да-а, я наслаждаюсь тем, как ты бесишься, каждой вот прямо секундочкой твоего бессилия, потому что я ведь все равно это сделаю, Лайл Гроски». Кем бы там ни была мамаша нашего исключительного – его категорически мало пороли в детстве. – Полезешь к ним в мозги. – Ну, можно и так сказать. – Одновременно? – Возможно. – Что, есть идеи, как рассказать им о добре и свете? Нэйш, повествующий кому-то о добре и свете, уже вполне себе странное зрелище. – Что-то вроде этого. Фирменная неопределённость: «Да ничего, все будет в порядке, я просто Истинный варг-недоучка, который решил залезть в мозги к десятке животных-маньяков разных пород. Что тут может не так пойти, Лайл?» – Можно хотя бы вызвать кого-то, кто в этом понимает – ну, хоть бы и Гриз? – Боюсь, ей могут не понравиться результаты моего эксперимента. – А ты хоть их имеешь в виду или себя? Нэйш перестал мерить глазами очередную зверушку. Теперь он мерил глазами меня. – Не уйду, – отрубил я. – Не отвернусь. Если тебя хватанет сердечный приступ – я хочу, чтобы последним, что ты услышишь, было моё «А я ж тебе говорил». А если уйдешь слишком далеко в их мозги – кто-то должен дать тебе по морде, чтобы ты вспомнил, что есть места, куда стоит возвращаться. – Ну, вообще-то, я хотел просить тебя кое-о-чем другом, Лайл. – Считай, уже заткнулся. Нэйш поблагодарил рассеянным кивком, какой мог бы достаться тумбочке. Постоял секунду или две с закрытыми глазами. Потом без всяких переходов шагнул к ближайшей клетке – с вивернием и прихватил того по бокам чешуйчатой морды ладонями. Просунув руки сквозь прутья. На секунду казалось – сейчас виверний откроет пасть и дохнет пламенем… нет. Зверюга застыла. Сколько-то мгновений Нэйш держал зрительный контакт – буквально ввинчиваясь взглядом в желтые глаза хищника. Потом шагнул дальше, а виверний так и остался торчать неподвижно. Второй виверний. Опять – длинные пальцы по бокам головы, синь во взгляде, оцепенение, несколько секунд, шаг, следующий. Замыкает, – пришла вдруг в голову нужная мысль. Он же будто всех их собирает в себе, будто кует единую цепь, хотя мог бы и сразу сквозь силы Истинного – в мозги ко всем одновременно, но вот – осторожничает, соединяет вместе постепенно, четко, методично… Выглядит даже так, будто знает, что делает. Размеренные, уверенные движения. Все выверенно, с точностью до секунды – и нет, не хочу я думать о бабочках, которых он препарировал. Пройдя последнего, Нэйш постоял еще немного. Опустился на одно колено – еще не легче, предполагает, что может потерять равновесие – для надежности оперся ладонью об пол. Я на всякий случай приказал себе не закрывать глаза. Только внутренняя крыса знала о том, что я не терплю на это смотреть. Как он превращается из Рихарда Нэйша – просто мощного недоучки, руководителя ковчежников и моего напарника – в нечто до черта непонятное. Вместе с хлынувшей синевой в глаза. Как он становится каким-то там сосудом для этого вот безграничного, незнамо откуда приходящего и данного ему при рождении. Когда непонятно – что может случиться в следующую секунду: он удержит Дар? Уйдет слишком далеко? Промахнется и спалит мозги десятку единорогов на далеком северо-западе?! Хотя в последнее время Нэйш и Дар, вроде бы, пришли к определенному пониманию, так что результаты получались вполне себе удовлетворительными. Можно было надеяться, что и в этот раз пронесет. Да и вообще, сердце у Нэйша не останавливается, он не падает, дышит ровно, с неба не валятся драконы, животные тоже живы и не бьются в конвульсиях… Так что, размышлял я, сидя на ящике и глядя в неподвижный профиль напарника, – всё вроде как не совсем плохо, да? Можно даже сказать, всё вполне себе хорошо. МЕЛОНИ ДРАККАНТ – Какого черта, Нэйш?! Я торопливо тру ладонь с Печатью – Дар, зараза, сбоит после горяченького дня. Не оглохнуть бы. Рулады Грызи в Сиреневую Гостиную долетают без всякого Дара, можно даже различить, чем она потчует Синеглазку. Вот сейчас интересуется – сколько раз его роняли головой на днях и какой болотной мантикоры они не вызвали ее сразу же. – Обожаю, когда она на него орёт, – признается Балбеска и утаскивает у Конфетки с подноса одну из этих приторных медовых сладостей. – Надеюсь, папочка-то не попал под раздачу? Конфетка приторно усмехается и заверяет, что хотя гнев начальства был близок и силен – Пухлик успел совершить эпический побег. Небось, под предлогом срочных дел. – Бедный Рихард, – закатывает глаза Конфетка с ядовитой ухмылкой. – Кажется, гроза разразится лишь над ним. – Милые шшшорячша… – пытается выговорить Балбеска и тут же намертво склеивает зубы шедевром кулинарии нойя. – Ы-ы-ы-ы, да мы ш Дешми… Мы с Конфеткой хором таращимся на неё, чтобы показать, что она сравнивает пурру с алапардом. – … хоть соображаешь, что сотворил?! – доносится сверху. Балбеска находит способ челюсти разлепить. – А что сотворил-то? Ну, с этими бойцовыми бестиями? Папаша, вроде, сказал только, что они теперь смирнёхонькие, прямо лапочки. – Лапочки, – выплевываю я, – только теперь они ни черта вообще не хищники. Помесь пуделя, пурры и этих дрянных аристократических недособак – ну, у которых еще вишневое желе вместо мозгов. Балбеска застывает с чаем во рту. – Он к ним сознание пуделя в мозги запихал? То есть, я в смысле… откуда у Нэйша в голове сознание пуделя? Э-э, стоп, у меня мир сейчас рухнет – а вдруг еще окажется, что наставничек – добрый, душевный, обожает единорогов и… – Сахарная моя, – выпевает Конфетка и быстро-быстро придвигает к ней цукаты из груш, – насколько мы смогли понять – он просто удалил у них из разума все, что отвечало за агрессию. Вообще всё. – Но это ж вроде как… шикарно? – Ага, лучше некуда, – шиплю я. – Тебе бы, небось, понравилось такое, а? Ходила б вся такая безмозглая, любила б окружающих, – описание как-то подозрительно похоже на саму Балбеску. – Он их искалечил. Не переубедил, не исправил – просто сжег часть их натуры, просто как… орган какой-то отсек, понимаешь?! Смял, будто это не живые существа, а кусок глины, а потом вылепил что-то другое, только это совсем не они, ясно?! Если кто-нибудь видел, как бойцовый алапард, весь в шрамах, тянется лизать руки, подставляет брюхо… Гриз вот с первого взгляда сообразила. Потом глянула в сознания. Потом дождалась, пока животные будут размещены и накормлены, осмотрела их со мной и с Конфеткой.
А вечером вот грянуло.
– …отдала ясный приказ: только забрать! – Надеюсь, до рукоприкладства не дойдет, – весело вещает Балбеска, и по моему лицу видит, что мне как раз очень хочется, чтобы дошло. – Да ладно тебе. Бойцовым устранение светило, а так хоть живы. Сама ж знаешь, что процент тех, кого можно вытащить… Молчу, соплю, воинственно наглаживаю серого пушистого Боцмана. Паршивая логика устранителей – давай все да сразу. Да, с бывшими бойцовыми приходится работать месяцами, иногда – годами, только вот потом это – они. Раскрывшиеся, вышедшие из мучительных внутренних клеток. А не эти огрызки с сознанием месячных котят. – И все до одного помешаны на Гриз, – добавляет Конфетка и потягивается, как кошка. – Можно только представить себе, о чем он думал, когда погружался в их сознания. – О чем думал, позволь спросить?! – задается тем же вопросом Гриз над нашими головами. Грызи не слишком-то нравится идея десяти бойцовых, одержимых ей до обожания. Балбеска давится чаем, потом хохотом, потом изображает приглушенные рыдания в подушку. Теперь мы избавлены от трех тонн дурацких шуточек. Наверху сердито хлопает дверь. Потом стучит наша. Грызи ураганом проносится по комнате и стекает в последнее свободное кресло. Конфетка тут же снабжает ее чаем и своими тошнотворными сладостями, лопоча, что орать на Рихарда Нэйша – это же отнимает пропасть энергии, кушай-кушай, солоденькая, вот так. Вроде как, все есть для девических посиделок: чай, сладости, кот, подушечки омерзительной лавандовой расцветки. В прежние времена я взбеленилась бы, если б мне предложили так вот вечер провести. Наверное, старею. – Вот какого водного чёрта, – надрывно выдыхает Грызи и рассеянно крошит печенье в пальцах. – По крайней мере, никого не прикончил, – утешает ее Кани. – Можно даже сказать: он был с ног до головы переполнен добрыми намерениями. Грызи смотрит поверх чашки так, будто хочет сказать что-то крайне нехорошее. Я бурчу, что если вдруг Нэйш захочет облагодетельствовать этот мир – надо бы свалить в какой-нибудь другой. – Может, это просто его способ привлечь к себе внимание, – нежно выпевает Конфетка, и яда в улыбочке – ну только капелька. – Знаешь… некоторые шнырки украшают шкурку цветами, снежные совы топорщат перья… – А алапарды метят, – отрубаю я. – Если он вдруг обдует коврик – это повод насторожиться. – В случае с этим – уж лучше б коврик… – ворчит Гриз, потом малость оживает и трет переносицу. – Самое дурацкое – что при нужном руководстве из его метода могло бы что-нибудь выйти. Направление верное, а возможности так вообще ошеломительные. Убрать лишнюю агрессию, не так топорно, переубедить… Так нет же, полез самостоятельно. Пятый год, чтоб его мантикоры в болоте сгрызли. Всегда знала, что у Нэйша мозгов как у пятилетки. – Пятый год, сладкая? – К пятому году настоящего обучения варг начинает как следует осознавать свой Дар. Обычно это лет десять-двенадцать – когда начинаешь постигать ответственность в полной мере… и пробуешь установить границы возможностей. Самопознание, – Гриз усмехается, – даропознание. Хочется выйти за пределы того, что изучали, все пробуют по-разному. Кто-то смотрит глазами птиц, мальчики пытаются почувствовать себя хищником-следопытом, всё ново, все наконец всерьез, это не просто то, к чему тебя тихонько готовили с детства, это целый новый мир. Безграничность. Рихард принял Дар пять лет назад и смирился с этим не сразу. А теперь вот с ним сроднился и осознал – какие это возможности. Так что он как раз примерно на том же уровне пятого года… Угу, только вот у нас тут не десятилетка-варгеныш, который только-только начал познавать окружающий мир. У нас тут вроде как Истинный Варг в самом расцвете сил. – А ты будешь с ним работать, как ваши наставники – с ученичками пятого года? – интересуется Балбеска, блестя глазенками. – Что они там практикуют – поставить в угол, заставить драить вольеры после яприлей или принимать ванны с гидрами? – Выработка дисциплины и ответственности, – усмехается Грызи хмуро. Все разом фыркают в свои чашки. – В любом случае – его Дар настолько непредсказуем, прихотлив и… безграничен, что учить его чему-то… В некоторых простейших техниках он до сих пор на нуле. Зато временами творит такое, чего не могли представить наши старейшины. Не говоря уж о том, что послушание для Нэйша – пустой звук, какое уж тут обучение. Грызи, видно, думает так же, потому что выговаривает, задумавшись: – В сущности, чему я вообще могу его учить при таком раскладе… Мало было ей двадцати шести сопливых-варгов учеников – так еще этот полный курс никак не закончит. – Просто надо сменить методы, – не сдается Балбеска. – Он как-то рассказывал, что в секте Жалящих за невыполнение задания тебе привязывали одну руку к телу, а товарищи отрабатывали по тебе удары. Можно усовершенствовать метод и привязать обе руки. И брать с желающих плату – я б точно записалась на такую отработочку. – Многие из нас запишутся, сахарная, – ласково мурлычет Конфетка. – Мел, дорогуша, а что у нас с тем болотным сторожевым? Наконец-то стоящая тема. Потому что Морион просто душка. На теле у него несколько шрамов – следы жестокой дрессуры, а так он просто образцовый страж питомника – дружелюбный, умный и до ужаса понятливый. Ему бы речь – он бы изъяснялся получше наших вольерных. Единственный повод меньше ненавидеть Нэйша сегодня – как раз Морион, которого он мне всучил сразу по приезде. – Перебежчик от господина Баскера, – прошуршал, ухмыляясь. – Кажется, решил устроиться на работу в питомник. Думаю, вы с ним найдете общий язык. Тогда еще безымянный болотный сторожевой прижимался боком к ноге Нэйша и поглядел тоскливо. И я прямо утонула в каре-золотистых глазах: там без всякого варжества можно было увидеть и дрессуру, и внезапное осознание: хозяин – не хозяин, а на самом деле вот оно – настоящее божество, а теперь вот – неужто отдают… – Какого… – сказала я. – Он тебя выбрал. Пошел, как тот солдат из легенды – за которым явилась Перекрестница, и он отправился за ней, позабыв свой долг. За чем-то высшим. Чтобы служить и отдать душу. Он за тобой пошел, предавая и отдавая себя – а ты приволок его ко мне? – У животных, с которыми я имею дело, обычно недолгая жизнь, – тихо сказал Нэйш. Подтолкнул пса ладонью. – Те, кем занимаешься ты, обычно живут несколько дольше. Я приказал ему исполнять твои приказы, но если возникнут проблемы… На этом моменте я уже не слушала, потому что отыскивала у себя в сумке вяленое мясо и раздумывала – как бы мне назвать красавчика-сторожевого. Морион – умница, косился вслед Нэйшу, но даже не делал попытки дернуться за ним. И потом ходил рядом, мгновенно запоминал, кто тут свои, внимательно осматривал сквозь клетки животных-питомцев, познакомился с Гриз (приветственно поцеловал ей языком ладонь). Йолла, небось, и теперь оторваться от него не может: он с первого взгляда распознал в Мелкой мою помощницу и даже хвостом в ее сторону вильнул. Чудо, одним словом. Не то что несчастные, оболваненные создания, которые расстилались под ноги Гриз. Балбеска уходит первой, щебеча что-то про дочку и своего муженька. Потом растворяется Конфетка, напевая под нос о нойе и горячих ночах. Грызи продолжает сидеть с выражением мрачного упорства на лице – не всем в гостиной везет в отношениях. Мне, например, больше всех везет: пушистое пузо Боцмана греет живот снаружи, изнутри – имбирный чай, никаких придурков с любвяшками на горизонте. Наконец-то обсуждаем с Грызи планы расширения ясельной части и птичника, делимся проектами как в старые добрые времена. Под бой часов и ночные песни яприля. Даже дремота подкрадывается. Потом вижу, как что Грызи не только нахмуренная и задумчивая, но еще и прислушивается к чему-то. – Сквор запел, – говорит потом тихо. – Слышишь? Подрываюсь, скидывая с себя кота. Сквор – горевестник дрессированный, с изрядной чуйкой. В прежние времена так и вовсе мог предречь из клетки – кому из уходящей группы грозит наибольшая опасность. Потом подругу потерял и предрекать перестал, зато научился требовать жратеньки.
А недавно вот петь выучился. Как и положено его братии – на беду.
Едва слышно где-то внутри дома – будто кто-то несмело и прерывисто пробует и пробует незнакомую свирель.
– Думаешь, с этими гибридами? – бормочу я, потирая ладонь – вот ведь Дар сбоит. – С боями? Или опять Синеглазка – с этого станется. Гриз пожимает плечами и чуть морщится при упоминании Нэйша. Говорит тихо: – Со мной связался Эвальд. Завтра явится сюда лично. Просил непременно быть на месте. Говорит – небольшая просьба. Фыркаю – ну да, как же, небольшая, как будто Хромца могло просто так вот принести в гости. Грызи не говорит больше ничего, и мы еще долго сидим так вдвоем – разделяя молчание, тревогу и далекую песню горевестника.
====== Наставник для варга-2 ======
Хромец заявляется с утра – тенны утреннюю песню не отпели. Одобрительно постукивает тросточкой по недавно замененным ступенькам крыльца. И приволакивает с собой какого-то недокормыша с затравленным взглядом.
Шеннет себе хромает по коридорам и расточает приветствия вдоль и поперек, а недокормыш обреченно тащится за ним следом, как на привязи. Вздрагивает, когда на него налетает Фиалка с задранным хвостом и кошачьими требованиями ласки. И поглядывает на Грызи так, будто он точно знает, что она сейчас откусит ему башку. И заранее с этим примирился. На Пухлика вовсе старается не смотреть. Очень понимаю. Видно же – который тут вселенское зло. – К моей небольшой просьбе, – говорит Шеннет, истощив поток любезностей. – Позвольте представить – господин Киммен Далли. Пухлик понимающе ухмыляется – он сам появился здесь под этой фамилией. А паренек на диво отстранен и таращится куда-то внутрь себя. Даже не моргает, пока Шеннет вовсю представляет Грызи. Похож на контрабандных зверушек, которые всю жизнь коротают в тесных клетках и давно сжились с тем, что закончат у таксидермиста. Полутень, ходячий вызов Фрезе и ее стряпне: прозрачность, чуть прикрытая веснушками. Волосы как-то не по-местному обрезаны. Костюм с иголочки, а сидит криво и косо – от неумелости носить. Несет от него какой-то дрянью – прогорклым маслом и мерзким табаком. Вьевшийся, неотмываемый запах. Сдерживаюсь, чтобы не скривиться. – У господина Далли возникли некоторые трудности в жизни, так что я подумал, что вы сможете приютить его на время. Вас, конечно, не затруднит? Думаю, знакомство с питомником и его обычаями может оказаться для нашего гостя познавательным. Недокормыш при этом плюет на познавательность всем своим лицом. У него такой вид, будто он точно в курсе: знакомство мы начнем с кормушки голодных алапардов. А Печати на ладони нет. «Пустой элемент», как Йолла. Ставлю свой метательный нож – этот шибздрик с Вольных Пустошей. Из Союза Равных, из Гегемонии, или как там еще называется это чокнутое государство, созданное теми, кого Камень обделил Даром. Хорошего от этих типчиков ждать не приходится, учитывая их планы на завоевание Кайетты. Животным от них тем более нечего хорошего ждать. Как и варгам. Хромец в своём репертуаре: собирается скинуть прямиком нам на шею перебежчика. С которым явно что-то не то – иначе не стал бы совать под крылышко к Гриз. Грызи, кстати, поглядывает на новую проблему с выражением «Мда, тут много работки». Судя по сопению Пухлика – и ему такой расклад поперек горла. – Исследования господина Далли требуют некоторого пространства, так что, думаю, придется немного переоборудовать левый флигель. Он ведь не занят, господин Гроски? Нет? Чудесно. Я совершенно уверен, что вы найдете общий язык.
