Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"

Автор книги: Steeless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 49 страниц)

====== Зима для варга-2 ======

МЕЛОНИ ДРАККАНТ

Путешествия через «водные окна» после того, как тебя ножом ткнули, – то еще удовольствие. Когда меня выкидывает в точке прибытия, я первым делом расстаюсь с остатками завтрака. Потом минуты три лежу с закрытыми глазами – чтобы голова не кружилась. Под щекой – сухой, колючий снег, под рукой ледяная корка похрустывает. Морозец. Спасибо – я не вымокла, водный амулет у меня всегда с собой, на случай, если придется идти через водный портал. Поганое было утро, а день будет еще поганее. Переворачиваюсь рывком и осматриваю рану. Ножичек был с лезвием в пядь, ушел в меня – будь здоров. Интересно, кто сказал Стервочке, что сердце у меня спрятано где-то за кишками? Небось, вычитала в какой-нибудь из своих книг для высокородных барышень.

Вроде, чистая рана, но кровит и печет – будь здоров. На всякий случай поливаю ее противоядием с пояса. Потрошу свою сумку – в ней всегда отрез ткани на животных, если вдруг перевязать придётся. Прижимаю к ране, креплю ремнем. Надо б кроветвора глотнуть, только вот шиш – при ранах в живот не особо-то можно пить. Лью кроветвор в рот, держу под языком – авось так всосется. Кислый, зараза. Снегу бы пожевать, но опять же – станет только хуже…

Осталось два пузырька из вечного набора – противоожоговое и бодрящее. Первый сую в сумку подальше, второй – в карман поближе, пригодится. Самое время выяснять, куда меня занесло по милости Стервочки.

Снежная бугристая равнина, из-под снега торчит корка льда, присыпанная поземкой. По правую руку – лес или роща, шагов тысяча. По левую – ни черта нет, все та же равнина, сзади тоже лес, но чуть видный.

Зимние угодья Драккантов. Фейхеант, Морозный Надел – вот как это называлось, раньше принадлежало Венейгам, так что сюда из их поместья ведет прямой водный портал… В одну сторону. Не чета тем «водным окнам», которые позволяют пройти куда угодно: прыгнешь в него – и вытащит только сюда, а прыгнешь в него отсюда – разве что в воде набултыхаешься.

Вода. Сквозник. Достаю из кармана голубоватый кристалл, заглядываю в воду вира – вода чуть покачивается и выглядит мертво. Одна попытка. Ладно, все равно воды тут в округе больше нет.

Сквозник летит в «водное окно». Шепчу: «Ковчег»… «Ковчег… Поместье Лис» – но там только колышется вода. Может, две магии наложились друг на друга, не знаю. Или сквозник, зачарованный на охлаждение, отказывается нормально работать на морозе – бывает такое.

Доставать сквозник не лезу: глубоко, внутри печет, и есть дела поважнее. Бывала я в Морозном Наделе. Через этот портал тоже ходила – в компании старого егеря Олли. Мы закутывались потеплее, брали соль, пропитанную зельями и шли раскладывать ее в лесу – подкармливать хтурров, снежных антилоп. «Зима холодна, фейхи злы, а им подмога», – шамкал старикан, улыбаясь, а хтурры появлялись из-за деревьев – рога как морозные узоры, шкуры белее снега. Мелькали тенями – «они запомнят твой запах, у них память – на века». Уносились пугливым ураганом.

Потом, уже без Олли, я сюда тоже приходила. Только шла обычно через второй портал – двусторонний, в поместье Драккантов. Черчу пальцем по памяти на снегу: надо дойти до леса – там охотничьи угодья, потом по звериной тропе на восток, в холмы, потом бугристая ледяная пустошь, потом старое захоронение Драккантов – Усклепье. Здоровый за четыре часа, может, и управится. Мне не светит.

Кое-как поднимаюсь на ноги, сгребаю сумку. Ковыляю к лесу – тысяча шагов, ч-черт. Надо успеть. Обычное ухо не услышит, а мой Дар доносит – в воздухе тонко звенит Песнь Голода фейхов – морозных гиен. Пока что не Песнь Охоты – и за то спасибо. Может, час у меня и есть, пока они обнаружат гостя и не соберутся в стаю больше двадцати – чтобы расхрабриться и напасть.

Внутри при каждом шаге такой жар, что костер запалить можно. По бедру сбегает горячая струйка. Дар чутья забивается запахом моей же крови – плохо, не почую фейхов, если что. Четыреста шагов. Остановиться, сделать пять глубоких вздохов. Пошла.

Чего Стервочке не хватало? Вроде как, я накатала отречение по всей форме. Наверное, какая-то муть с наследованием. Или что-то в этом роде. Никогда не разбиралась во всей этой многотомной чуши. Прямо удивительно, как это Лэйси осмелилась меня пырнуть. Тут воняет подонком Оттоном – ничего, с этим я поквитаюсь, как только выберусь.

Семьсот шагов. Десять вздохов. Песнь Голода – песнь льдов. Морозных гиен нет у нас в питомнике: они не переносят тепло. Раз одну вызволили от торговца – так Пухлик замаялся клетку охлаждать, все попрекал, что он тут распорядитель питомника, а не охладитель гиен. Говорят, здешние наледи так и образовались: тут водились бессчетные стаи морозных гиен, и все они создавали холод, а умирая, превращались в лёд – ну да, Пустошь Фейхов то еще местечко, заставляет верить.

Лес. Мелькают между деревьями осторожные тени – снежные антилопы. Подручные Снежной Девы, которых она впрягает в свою колесницу. И которых посылает рисовать рогами узоры на окнах. И создавать сосульки ударами копыт.

Сказки, конечно, хотя хтурры – красивые. Вон, выглядывают из-за деревьев.

– Привет, – говорю я тихо, – сейчас, погодите-ка…

Печенье и соль в сумке мне больше не пригодятся. Выбрасываю в снег, пусть подберут. Прислоняюсь к сосне, отдыхаю. Теперь нужна поляна. Чтобы с кустарником.

Проплешина находится быстро, и я начинаю набирать топливо. Живот печет все сильнее, и дыхание сбивается, но или так, или меня сожрут.

Морозные гиены, фейхи – всегда голодны. Рождаются они из своих нор во льду быстро, в помете – до пятнадцати особей. А на антилоп не особо поохотишься: хтурры осторожные и быстрые, попробуй еще загнать. Так что временами фейхи едят друг друга. Или падаль. Или сов-падальщиц. Или тебя, если зазеваешься.

В отдалении – резкий взвизг: разведчик зовет своих. Обнаружил следы крови. Поздно, голубчики, я уже почти выложила круг, только в ушах что-то стучит, опять нужно отдышаться. Пока соберетесь, я наберу побольше топлива…

Пальцы мерзнут, митенки не спасают. Подбираю сучья, ломаю ветки, мороз кусает за щеки. Не такой уж и сильный: две ступеньки из пяти, не больше, пока что я его почти не чувствую. Набираю топливо, отдыхаю, снова набираю, время от времени прислушиваюсь – Песнь Голода становится явственнее и сильнее, потом перерастает в Песнь Охоты. Потом из-за деревьев начинают высовываться морды разведчиков.

Видали фейха когда-нибудь? Сутулые, плотно сбитые, в холке фута два – два с половиной. С плотной шкурой, на которую будто бы налипли мелкие сосульки – на самом деле эти сосульки из неё растут, приспособление для маскировки. На бегу фейхи задорно позвякивают. Уши – круглые, прижатые к голове, маленькие глазки и вечно жадно приоткрытая пасть: а чего бы скушать?

– Ну, извините, обеда тут нет, – говорю я хмуро. Пока разведчики не осмелели, зажигаю маленький костерок – за деревьями намечается визг, вой и испуг. Начинаю лепить снежки и готовить головни – чтобы было, чем швыряться.

Фейхи трусливы. Пока не убедятся, что добыча без сил, не бросятся. Могут, правда, и броситься, если наберется полсотни штук.

Голова тяжелеет, рана жжется при каждом движении, пальцы становятся вялыми и неточными – грею их у костерка. Спрашивается – на кой я всем этим вообще занимаюсь? Если до ночи в питомнике не спохватятся и не отыщут, куда я подевалась, – все. Ночью мороз перейдет на третью, а то и на четвертую ступень, фейхи расхрабрятся, кровь… она вообще собирается останавливаться? Пора бы. Я не смогу поддерживать даже маленький костерок, и тогда уже всё.

Но надо же чем-то заниматься, а не помирать кверху лапками.

Ха, могу поспорить – если Грызи таки узнает, кто в этом виноват, она от Лэйси и ее поместья мало что оставит. Ну, хочется верить.

Времени проходит – с четверть часа, может, больше. И начинается. Дзынь-дзынь-дзынь – за каждым деревом. Будто стая буйнопомешанных музыкантов набежала. Отрывистое тявканье: «В атаку!» – «Да сам иди, там огонь» – «Да ладно – огонь, там еда…» И наконец-то дзынь-дзынь-дзынь все ближе… ближе… Тявканье, черноватые разинутые пасти. – Привет, – говорю, отправляя в их сторону первую головню. – Ай-ю-ю-ю-ю! – разражаются фейхи от такого коварства. Пробуют все вместе обойти с тыла – вдруг там нет огня, а только еда? Получают головню. Пробуют еще. Получают снежок, но думают, что это головня. Еще попытка. Еще попытка. На редкость упертые создания. А может, на редкость голодные. Кому я вру, мне тут и до вечера не продержаться. Слабость какая-то… сколько я тут, два часа, три? Хочется спать. Нельзя. Рано или поздно – они хлынут со всех сторон, придется поджигать круг из хвороста, а потом подкидывать топливо в четыре угловых костра. Из питомника можно не ждать: Йолла, может, и забеспокоится, только пока там раскачается Зануда («О нет, нужно тревожить влиятельных людей»), да пока он вообще поймет – кого тревожить… Разве что если Пухлик или Грызи вернутся. Эти да. Могут вытряхнуть из Стервочки нужную информацию. Сколько им времени понадобится? Фейхи наконец перестают бояться моих головен. Песнь Охоты пронзительно звенит в воздухе, переливается – они так со всей округи тут соберутся. Ладно, час продержалась, посмотрим, что еще можно сделать. Когда они кидаются со всех сторон – я подпаливаю хворост. Удачно, что я его сдобрила притиркой от паразитов из сумки. Эта штука неплохо горит. Визги и вопли. «Ах ты ж, там огонь, огонь, огонь!!» Я наконец согреваюсь, а фейхи улепетывают подальше, потому что не переносят тепла даже в таких количествах. Можно передохнуть и прикинуть, что дальше делать. В живот будто гвоздь раскаленный забили – что-то не так с этой раной. Под штанами полно крови. Нужно больше ткани – извожу оставшуюся. Что-то пытаюсь вытереть снегом. Охотники здесь вряд ли встретятся: местные из деревень редко заходят, а богатые выезды прекратились после смерти тетушки. Если за хтуррами забредут какие браконьеры – это еще хуже, они меня на месте прибьют, как узнают, кто я. Значит, ждать – что там в питомнике. Оставить знаки. Подкидываю тихонько хворост в угловые костры, вслушиваюсь, потрошу сумку. Чернил, конечно, нет, кровью не напишешь – все, что в крови, будет проглочено. Потому беру нож и надёжную палку. Вырезаю, как могу: «Лэйси столкнула в вир. Ударила ножом». Добавляю, пока палка не кончилась – «скотина». Кладу свое послание подальше, чтобы случайно не швырнуть в костер. Так. Остается выбрать смерть. Не особо-то мне хочется быть загрызенной или сдохнуть от кровопотери. Достаю метательные ножи и длинный с пояса. Два первых заставят замедлиться морозных гиен. Третий для меня. Если успею. Все, надо ждать. Минуты тянутся вязко, и ощущение времени теряется. Только вижу, как удлинились тени, и снег начинает казаться голубоватым, и значит – я тут точно не час и не два. Вечер близко. Надо бы встать, пополнить запасы хвороста. С зажженным факелом – может, фейхи и не сунутся. Только вот чертова слабость. Выливаю в рот бодрящее, держу под языком – тошно от сладости. Лучше не становится – просрочено, что ли? Поднимаюсь, ковыляю к кустам с зажженной веткой, приношу немного топлива – и обнаруживаю за кустами столько морд, что решаю вернуться обратно. Морды тоскливо провожают глазами. Потом приближаются. Гиены вылизывают капли моей крови, которая упала на снег. И прямо приплясывают от нетерпения. Поглядывают на мои гаснущие костры и опять заводят Песнь Голода – нескончаемое: «Ско-о-о-оро! Ско-о-о-оро! Скоо-о-о-о-ро!» Скоро у меня останется только один костер. Тени ползут в рост слишком быстро – зимой темнеет стремительно. Не пойду больше за хворостом – нужно беречь силы… Не засыпать. Потому что придется драться – сначала отбиваясь горящей веткой, потом в ход пойдут три ножа. Потом все кончится. Чертовы Дракканты, чертовы Венейги. Фейхи все ближе – костры по углам гаснут, и они продвигаются – пядь за пядью… Да, полсотни собралось, не меньше. Тявканье. Грызня. Задние напирают на передних. Звяканье сосулек на шкурах – мелодия смерти. Я прижимаюсь к центральному оставшемуся костерку и мутно смотрю на приливную волну – синевато-белая, только пасти черные. Полчаса, потом последний рывок. Дзынь-дзынь-дзынь – это волна отхлынула в разные стороны. Брызнули, разбежались – даже молча, без испуганных взвизгов. Будто кто отдал приказ. Кто-то, кто умеет… черт, этого не хватало. – Привет, Мелони. – Иди к черту, Синеглазка, – шиплю я, когда он буднично шагает между остатками моих костров. В этом своем белом плащике… откуда он тут вообще? – Откуда… – Думал, ты можешь мне помочь с колонией испуганных золотистых шнырков. Закрываю глаза, чтобы не видеть его рожи. Под головой оказывается что-то мягкое, и я вдруг понимаю, что устала, только шиш я ему это покажу. Вообще, чего я разлеглась как девица на выданье, это ж просто… Синеглазка ощупывает рану, потом звенит бутылочками. Сует мне в руку кроветвор – я привычно лью под язык. На живот выливается что-то прохладное – заживляющее, точно, он же без него не ходит, если вдруг придется ладонь резать. Вроде бы, даже могу открыть глаза и посмотреть на него как на придурка. – Испуганные шнырки? – Представляешь, – и смешочек. – Сколько ты здесь? – Полдень… нет, полудня не было. Раньше. – Знаешь эти места? – Да, северный надел Драккантов. – Есть ближайшие порталы? – Один, до поместья… Бегом – три часа. Рисую схему пальцем – уже знакомую. В лес, на восток, через Пустошь Фейхов, потом к кладбищу… Синеглазка в это время уходит за дровишками. Возвращается, подкидывает в костер веток потолще. Усаживается рядом, смотрит на схему, задумчиво водит пальцем по губам, пока я объясняю – как добраться. В голове, вроде, прояснилось – вторая доза кроветвора лишней не была. Фейхи затихли в отдалении – Синеглазка их хорошо пуганул. Костер горит. Ладно, все не так плохо. – Тебя шнырки так допекли, что ты сам в портал сиганул? – Просто решил, что для тебя немного странно – задержаться в обществе аристократов на четыре часа, когда в питомнике полно работы. Не откликаться на вызовы… Сквозник здесь не берет, я тоже пробовал. Так что я решил наведаться к твоей очаровательной кузине – Десмонд описал герб Венейгов. В конечном счете, со шнырками нужно было решать срочно. Ну да, а вызвать Грызи – это черта с два, они с ее возвращения стараются видеться пореже. Бывает, конечно, Грызи сама его вызывает по какой-то надобности, или наведывается в Вирские леса, или там за варгами… но, видно, Синеглазке проще было на этот раз наведаться к Лэйси, чтобы выдернуть меня из объятий родни. Может, считал, что они меня уже там удушили и желал разжиться моей хладной тушкой. – И ты… пошел по следу, а уже на той стороне узнал, что портал – в одну сторону? – Можно сказать и так. Черти водные, смеяться больно. – Ты же не хочешь сказать, что моя кузина-блондинка и тебя уделала? Что – пинком и в омут, да? – По крайней мере, я не получил нож в живот. Точно. Лэйси отличилась так, что ей нужно выдать Орден Стервы – это ж надо, двух оперативников в портал на север запихать. – Хворосту набери еще, – говорю. – До утра куковать придется, пока из питомника… Пытаюсь подсчитать: как только узнают о пропаже, просчитают портал, выяснят, что есть второй, во владениях Драккантов… Пока сюда доберутся, даже если бегом… С утра надо ждать, а пока – ночь продержаться. Нэйш молча пялится на огонь. И тут я вдруг понимаю: этот идиот никому не сказал, куда уходит. И что он вообще уходит. А его ученички, небось, будут думать, что он решил у какой-нибудь девицы на ночь остаться. А Зануда там явно и не представляет, куда я ушла. – Мелони. Нужно идти. Теперь он смотрит на схему. – Можешь попробовать. Только до темноты вряд ли полпути пробежишь, а дальше будет холоднее, и фейхи посмелее.  – Да, здешние обитатели довольно настойчивы, – говорит Синеглазка размеренно. – Я отогнал их. Но они вернутся. Можно было бы, конечно, их убить, но я могу не достать всех, и у меня вряд ли хватит после этого сил на трехчасовой путь.

– Потому что в твоей глотке будет торчать мой метательный нож. Не пудри мозги. Дождешься утра с огнем… потом пуганешь гиен как следует, или в сон погрузишь, и чеши себе. Вернешься с подмогой…

– Потратить ночь на сбор топлива, временами отпугивая хищников… – Синеглазка рисует веткой узоры на снегу. – Топливо будет уходить быстро: ты ведь помнишь, фейхи приносят с собой холод по ночам. После полуночи они осмелеют, и мне придется пользоваться Даром. Бессонная ночь… и четырехчасовой путь с утра в сопровождении стаи. Не лучший план. – Валяй, изложи мне лучший. – Я изложил его: нужно идти. Фейхи, конечно, выйдут на охоту, но если останавливаться время от времени… пользоваться Даром, отпугивать… возможно, погружать в сон, разводить костры – может выйти. Вдруг накатывает жуткая жажда – только тут вспомнила, что пить нельзя. Горло начинает огнем гореть – когда я понимаю, насколько мы тут вляпались. И еще колотит дрожью. Все-таки тут холодно, даже несмотря на костер. Вдалеке начинают завывать фейхи – робко запевают новую Песнь Охоты. И удлиняются тени. – Да ты совсем… – хотя да, кому я говорю. – На Пустоши нет топлива, возле Усклепища тоже. Ударит мороз – ты, само собой, без шапки? У тебя, знаешь ли, есть шансы сдохнуть и не дойти.

– Да, – говорит он, рассматривая растущие тени. – У нас есть все шансы на это, Мелони. Поэтому идти нужно сейчас.

Я только рот открываю, потрясённая настолько тупым заявлением. Синеглазка тут же этим пользуется и невозмутимо объясняет, будто читает с листа:

– Три часа до портала – в лучшем случае, три – на обратный путь для подмоги – в лучшем случае… И четыре – чтобы доставить тебя опять к порталу. В лучшем случае. Ты проживешь еще десять часов на морозе, Мелони? Поддерживая огонь? Да как будто я и так не знала, что я труп. Это сейчас я держусь, но часов через пять так и так вырублюсь, у костра или не у костра, с Нэйшем или без. Что-то не то с этой раной. Только вот в моей компании у Синеглазки меньше шансов дойти, а их и без того было не навалом. Разве что если он через часик пути решит отдать меня на корм фейхам – тогда они, может, и замедлятся. Спросить бы его, какого черта он вообще обо мне печется – решил снискать мою благодарность, или шнырки его таки вусмерть достали? – Мел. Аж мурашки – дрянные, морозные. Синеглазка обожает звать меня полным именем – знает, как я его ненавижу. Поэтому когда он вдруг использует нормальное – это гадко до озноба. – В питомнике полно раненых животных. Там, кажется, рожает самка алапарда. У меня есть большая вероятность столкнуться с недовольством… моего прямого начальства. Поднимайся. Нам нужно идти. Ага, разозленная Гриз – это тебе не испуганный шнырок. И Селинда рожает. К чертям фейхов, надо дожить до питомника. Опираюсь на руку Синеглазки, потом на плечо. Встаю. Идти, вроде, получается только вот на сколько шагов? – Мы никому об этом не расскажем, – Нэйш то ли насмехается, то ли успокаивает. Может, то и то. Ну да, блондинка и двое ковчежников со стажем. Снежная пустошь, фейхи и звериная тропа. «Вот уж точно – не расскажем», – думаю я, когда мы сворачиваем на звериную тропу. Маловато у нас шансов это сделать. Вслед нам несется, звенит переливами, Песнь Охоты. ЛАЙЛ ГРОСКИ – Боженьки, – тоскливо выдохнул я. Внутренний грызун только лапками развел: и не прибавить. Зятек, вид имевший бледный и обескураженный, виновато посопел носом. Ладно, его тоже можно было понять: он полгода как стал отцом, а мне пришлось выдернуть Кани на этот вызов, с выморками. Понятное дело, она в эти два дня старалась мотаться к дочери через водные порталы, но ведь не разорваться же ей надвое, в конце-то концов. Так что неудивительно, что большую часть времени Крысолов провел у колыбельки Эффи. Но исчезновение Мел, рожающая алапардиха, раненый виверри и вот теперь еще это бешенство у единорогов – это как-то уже даже и перебор, за одно-то мое отсутствие. Нужно было посылать на боевой выезд нашего исключительного отшельника с его группой, а не играть в благородство и тащиться самому. Не говоря уже о том, что выморки выскочили на меня вшестером, и все в обличьях бывшей женушки. Видно, решили, что так я впаду в состояние оцепенения от ужаса – но вот чем я всегда гордился, так это своей непредсказуемостью. Кани честно призналась, что не ожидала от меня такого скоростного драпа. Теперь дочурка унеслась в направлении кормлений и колыбельных, а мне досталась Мел, которая часов семь как решила куда-то прогуляться, алапардиха с затяжными родами, единороги, о которых зятек высказался «начали тревожиться три часа назад, я приставил к ним учеников, но это не действует»… – Гриз хотя бы в курсе? – Ты считаешь ситуацию настолько критической? Очень может быть, что после рождения дочери разум Крысолова (который и так-то нечасто поражал нас сиянием) взял отпуск и отправился в мир пеленок и погремушек. Или может, он никак не перестроится: раньше-то, прямо скажем, мы старались решать проблемы без помощи прямого начальства. Потому что после вмешательства Нэйша все могло осложниться ненужными жертвами. – Свяжись с Гриз, обрисуй ей – как и что. Проверил курьера, который привез письмо? – Разумеется, – отозвался Тербенно, с готовностью превращаясь в законника. – Обычный служащий Курьерской Службы, получил заказ на вручение письма через свою Контору… имя заказчика он сообщать отказывается, ссылаясь на правила Конторы – чтобы их обойти, нужно Предписание Службы Закона… – В вир предписания, как говорит дражайшая Мел. Гербы на конверте были? Под руки настойчиво лез Сквор, который недополучил за два дня то ли любви, то ли ласки. Тербенно посматривал на птаха опасливо. На разложенные перед собой документы – с дурным предчувствием. – Гербы Драккантов и Венейгов. Я пытался связаться с поместьем Драккантов – их управляющего долго не было на месте, а потом… словом, он сказал, что ничего не видел и ничего не знает. Выглядит очень подозрительно. Я проверил его по своим источникам – крайне скользкий тип, замешанный в нескольких темных сделках и даже в одном мошенничестве. Вот, Айро Корант… Стал управляющим Драккантов около четырех лет назад. Я запросил информацию о финансовом состоянии Драккантов, и всплыли интересные вещи… – Дай угадаю – поместье в упадке, от состояния остался шиш с маслом? – Водной почтой информацию переслать не успели, но вот, – зятек сунул мне листок с собственными записями. – Посмотри на цифры – состояние таяло с каждым годом… а состояние господина Коранта, напротив, увеличивалось. Сейчас от состояния Драккантов осталась разве что «часть крови» – доля сокровищ, которая не передается в управление и остается неприкосновенной, пока ей не распорядится официальный наследник. Думаю, нужно установить за этим Корантом слежку – если он понимал, чем ему грозит знакомство Мел с делами своего рода… Значит, мог отправить ей это письмецо, заманить в поместье и вытворить что-нибудь неприятное. Скользкий господин Корант, да… – Почему вообще сейчас? – Насколько я понял, госпожа Лейсилия Венейг достигла двадцатилетия – а это вступление в законные права. По имущественной части Кодекса Благородных Мел Драккант должна тоже вступить в права – если не хочет вызвать спор между двумя родами… это я пытаюсь уточнить… А значит, Мел должна была бы со дня на день ознакомиться с состоянием своего поместья – и Корант не мог не забеспокоиться… Ага, да, тот самый скользкий господин Корант. Скользкий и, если вдуматься, удивительно тупой: ведь если я бы разбазаривал чье-то имущество, меня бы волновала не наследница, которая шастает грифон знает где, а вступающая в права опекунша состояния. Которая первая ознакомится с тем, что я наворотил, и с меня же и спросит. И кстати, на конверте же был герб Венейгов? – С поместьем Венейгов ты связывался? Но зятек только ручками развел – да, связывался, но там же идет подготовка к празднику, и да, там тоже уверяют, что никакой Мелони Драккант и близко в окрестностях не было. И вообще, там все заняты до жути – так, что госпожа Венейг «не смогла изыскать времени». – Изыскать, говоришь, не смогла, – пробормотал я, почесывая голову Сквору. – А какие, говоришь, единороги волнуются? Зятек взирал на меня с недоумением и, кажись, с сочувствием. – Золотинка и Кобальт… Любимцы Мел, стало быть. Очень зря зятек на меня смотрит такими тоскующими глазами. Порулишь питомником, погуляешь по вызовам – и поневоле нахватаешься сведений о повадках местных тварей. Например, будешь знать о том, насколько единороги привязчивы. И насколько хорошо чуют – если с их хозяином неладно, даже с больших расстояний. Внутреннему грызуну эта история нравилась еще меньше, чем единорогу: он настойчиво что-то там выделывал голым хвостом. Пытался донести, что с Мел неладно – как будто я этого не знал. Ладно, с родами алапардихи и с прочими животными я все равно тут не помощник. – Свяжись с Гриз, – повторил я. – Срочно. Опиши все как есть. Подними все эти… родовые кодексы, как их там. Все по наследованию и родам Драккантов и Венейгов. Нужно знать – как бы оно сложилось, если бы Мел осталась жива, но при этом не вступила в право… – Оста… осталась жива?! Кажись, до Крысолова тоже начало доходить – чем тут может отдавать. – Если вдруг вздумаешь – можешь прогуляться в поместье Драккантов, поспрашивать – вдруг Мел там появлялась, в окрестностях. Только осторожно – хоть кого-нибудь возьми для прикрытия… боженьки, да тут у тебя еще эти роды. И вот что. Выдерни сюда исключительного – если не поможет с животными, так хоть в поместье Драккантов сгодится. – Если только он уже не там, – буркнул Тербенно. Наверное, я осел бы на стул на этом месте – вот только я уже сидел, прочнее некуда. И дослушивал остатки распрекрасных новостей – о том, что Нэйш вознамерился прогуляться по следам Мел (какого черта? Значит, тоже неладное заподозрил?). Пару часов назад, нет, больше. На связь не выходил, зато выходили из его группы, недавно. Какие-то неприятности с испуганными шнырками. Нет, куда направился, само собой, не сказал. Почему у меня такое лицо?! – Шоб ты был здоровенький! – выразил переполнявшие меня чувства Сквор. От вопля внутренней крысы звенело в ушах. – Вызови Рихарда, – сказал я, и с минуту молча наблюдал за расходящимися в Сквозной Чаше голубоватыми кругами: импульс магии идет, но артефакт не в воде, или тот, кого зовут, слишком далеко… или уже и звать некого. – Он же мог просто… – начал Тербенно недовольно. Ага, этот-то все мог. Вот только я не помню случая, чтобы мы вызывали Нэйша впустую – и не было случая, чтобы он не откликался, с его-то методичностью. Да – может быть случайность, совпадение, что угодно… Крыса захлебывается визгом, глушит и подпрыгивает, отчаянно крутя хвостом: тревога! – Гриз вызови, – повторил я хрипло. – Похоже, тут серьезная каша. Постараюсь что-нибудь узнать – смотри, чтобы тут питомник не разнесли в мое отсутствие, если отлучишься сам – оставь на Аманду. – А…ты куда? – В поместье Венейгов, – бросил я, уже выскакивая за дверь. Нет, то есть, конечно, сначала к себе в комнату. Сперва запастись нужными зельями и рассовать в карманы пару шапок – например, егерский берет, да еще охотничий. Потом влезть в очередную кожу: потрепанную замшевую куртку с потертостями на локтях, пыльного темно-зеленого цвета. Серый шарф – вокруг шеи, чтобы только нос был виден. Волосы прилизать, на шею подвесить медные механические часы – готово дело, слуга-курьер, то ли безработный, а то ли господину на него плевать. В таком виде можно безбоязненно шататься где угодно. Даже у этого самого поместья, где готовятся к празднику, и по этому поводу никого не пускают с парадного входа. Новенький молодой привратник – злее цепного пса, дергается от каждого шороха: «Пшел, пшел!» – Я, стало быть, с письмом, – попытался я. – Курьер. Лично в руки, по поводу приглашения. Только к госпоже Венейг. – П-ш-ш-ш-шел!! Глотка у молодого привратничка – отличная, и сразу видна четкая установка – не впускать никого. Хорошо, попробуем с черного входа, заодно пощупаем ограду вокруг поместья. Нехило они постовых-то вдоль ограды повыставляли – ясное дело, в честь будущего праздника. Блюдут безопасность гостей. Охранники знают свое дело – в разговоры не вступают, сразу лупят пламенем или целятся из арбалетов. Некоторые прогуливаются вдоль стен, держа на поводке игольчатых волков… у них что там, даже пара алапардов есть? Крепость, а не поместье. Возле входа для прислуги или поставщиков я проторчал добрых полчаса, и понял, что вряд ли дождусь прислугу или поставщиков: вход был закрыт, возле него маячила фигура управляющего. Хорошенькие тут праздники, страшно представить – какие будни. Пришлось топать до ближайшей деревеньки и привычно нырять в харчевню – там оказалось предостаточно народу, в основном куча торговцев, недовольных тем, что в поместье их не пустили, и вообще «время теряем, товар простаивает, а говорили ведь – срочно». С торговцами я пропустил пару кружечек. Потом пропустил еще пару – с ребятами, которые нанимались к Венейгам для сезонных работ. Выяснил, что из поместья убрали чуть ли не всех, кроме охраны – и сменили привратника. Дело начинало попахивать навозом яприля – торговцам сказали явиться утром, так что свое поместье госпожа Венейг решила превратить в крепость только на ночь. Стало быть, утром может быть поздно, и надо лезть туда сейчас.

 – А у меня ведь это… баба там, – выдохнул я от полноты чувств – и тут же ощутил на себе горячее участие со всех сторон. А дальше уже только успевал кивать и путаться в словах. Ага, кухарка. Ага, вот с такой… да, ух, какая женщина. Да она-то обычно меня сама внутрь и проводила, через вход для прислуги, по ночам. А теперь вон оно как – и не пролезть. Кто не мужик, я не мужик?! Да я через какие угодно угодья… через питомники… да это вы ни черта не знаете, как там можно пройти!!

Люди в большинстве своем – славные создания и обожают помогать. И всякий знает, что если где-то поблизости есть охотничьи угодья аристократов – то чуть ли не все местные там ставят силки или наведываются, чтобы хвосты единорогам повыдергать – и егеря не спасают. Вот на такого паренька меня и вывезла судьба – мало того, что подрабатывал помощником у садовника, так в последние годы браконьерствовал возле самого поместья. И готов был от души помочь изнывающему от любовного пыла пьяному возлюбленному. За пару золотых, да. С тем расчетом, что если зверушки в угодьях что от меня и оставят – то это будут все остальные мои золотые. Местные его в этом горячо поддерживали – надо думать, сюда нечасто забредали такие дуралеи, как я. Чтобы ночью, зимой, по пьяни, да в охотничьи угодья господ аристократов. Ради кухарки. Было бы лето и день – вся таверна бы увязалась бы за нами посмотреть на то, как меня съедают. А так – проводили да по плечам похлопали (я от широты душевной кинул им целый золотой на выпивку за мое здоровье и здоровье моей вымышленной зазнобы). И пришлось окунуться в вечер – черти водные, уже ведь совсем стемнело, и ночь чертит что-то свое тенями на снегу, и остается только надежда, что Гриз Арделл уже в питомнике, а Мел и Нэйш просто забыли на связь выйти… И я тут ломаю комедию совсем напрасно. Ушлый местный паренек дотащил меня до лесных угодий Венейгов довольно живо – таверна стояла на их границе, так что было неудивительно. Потом провел по своим тайным тропкам в сторону поместья и показал рукой – во-о-о-он туда следует идти. – Выберешься в сад – может, и выживешь, – хихикнул парень. – В угодьях по ночам и охраны-то нет – так, пара егерей… и животинки. Потом прислонил меня к дереву, не забыл заботливо свистнуть из кармана пару поддельных монет, которые я заботливо положил туда специально для него – и был таков. – Век помнить буду, – пообещал я ему вслед заплетающимся языком. Потом от души глотнул отрезвляющего – во рту резануло мятным вкусом. Первое правило питомника: ходить по лесу, благоухая выпивкой – смерти подобно. Вывернуть куртку – у нее подкладка коричневая, на фоне стволов и не видно. Теперь на плечи и на ботинки – эссенцию альфина, по такому следу нормальный хищник не сунется, незаменимая вещь для дежурств в родном питомнике. А теперь – быстро, не нервно, уверенно, как много раз повторяла Гриз Арделл… и главное – егерям местным не попасться. Хотя если попадусь – сойду за браконьера, опять же, не впервой. Прогулка выходила душевной: куда идти – понятно, погода – просто обзавидоваться. Морозец слегка покусывал за щеки, да еще вызвездило – и все тысячи глаз с насмешкой пялились на меня: куда, мол, собрался? Где-то тоскливо и мелодично подвывал игольчатый волк и перекликались патрули, и в самый раз было время подумать – что же такого я собираюсь тут вынюхивать. По всему выходило, что лучше всего добираться до этой самой госпожи Венейг и послушать, чего такого красивого она может мне наврать. Только бы сначала поосмотреться, побеседовать со слугами, а лучше – со служанками, или кто там есть. Поинтересоваться – а не видали ли тут случайно Мел Драккант или Рихарда Нэйша? Благо – кажется, здешние господа все силы бросили на охрану ограды и входов (как будто кто-то намеревался к ним ломиться через дверь). Дойдя до сада, я первым делом вышел на нормальную тропинку, вытащил из кармана егерский берет и напялил набекрень – авось, в темноте и не увидят, что герба на берете нет. Подхватил забытый возле карликовой ивы секатор. И дальше затопал неспешно, вразвалочку, еще и насвистывая, постукивая то по деревьям, то оглядывая кусты – то ли помощник садовника проводит какой-то обход, то ли егерь выбрался из угодий и решил погулять по зимнему садочку. Охранники вдоль ограды плевать на меня хотели, и ни один сторожевой волк не сделал стойку в сторону. Можно было спокойно подбираться поближе к поместью, но тут из-за неподстриженных кустов раздалось ожесточенное шорканье метлой. Местный дедуган-садовник неторопливо приводил дорожку в порядок – и наплевать, что дело начало склоняться к ночи. На меня садовник посмотрел с умеренной неприветливостью – шляются, мол, разные. – Уф! – вздохнул я и распростер объятия. – Хоть одна живая душа, стало быть! Ну, отец, я тебе скажу, у вас тут заблудиться – раз плюнуть. Старик шоркнул метлой по дорожке еще пару раз, высморкался и поинтересовался степенно: – А чего тогда заблуждался? – Так приказано было ждать – я и ждал, – (долой егерский берет, Гроски, пока он не рассмотрел, что у тебя на голове!). – Сперва у входа в поместье ваше торчал, внутрь-то не пускали, а потом пошел я, значит, пивка пропустить, да и засиделся, а местные-то мне говорят – да чего там, чего через вход идти – спрямишь через угодья, коли вернуться надобно… Старик заохал и оперся на метлу, вытянув шею. Послушал мои жалобы на то, что «ну и угодья у вас, вой какой-то, тропы звериные…». Зашамкал: – Видать, Перекрестница бережет тебя, парень… или амулеты какие есть? Не сожрали-то тебя чудом только – то ж охотничьи угодья Венейгов! Там одних игольчатников сколько, про виверри уж не говоря, а раньше и фейхи водились, говорят… Мой испуг садовничка развеселил – в особенности то, как у меня подкосились колени. Приятно смотреть на испуганного дурачка, да… – Да я-то… да не врешь, игольчатники?! Да чтобы я… Да я ж просто хозяина искал. Не проходил он тут? Ну, высокий, белобрысый, в плаще. Вот же, не успел наняться – жалование терять, только-то и пошел – кружечку пропустить… Нужно будет все же сквитаться потом с Нэйшем. За хозяина. Местный садовник пожевал губами, потом кивнул – мол, ага, был такой. Высокий, белобрысый. Под ручку тут прогуливался с хозяйкой – во-он туда, где раньше вир был, а потом сараище для животных построили. А уходил или нет – того вот не видел, может, вообще, в поместье гостит. – Ты б у привратника спросил, парень-то, а то и впрямь денежки твои заплачут. – Да, надо бы, – согласился я. – Где тут привратник-то? Ух, спасибо отец, отдышусь только… игольчатники, надо ж… аж под коленками тошнит. Да нет, дойду, дойду… От дедули, который проникся ко мне самой теплой симпатией, пришлось избавляться – а то он уж было совсем решил проводить меня до ворот («А то забредешь же опять в угодья, непутевый!»). Кое-как удалось отговориться. Я четко дошагал до конца аллеи, потом развернулся, нырнул за кусты и трусцой рванул назад. К тому самому «сараищу», мимо которого я уже раз проходил. Говоришь, отец, вир там внутри был? Водный портал, значит? А потом над ним эту штуку и построили, почему-то с животными? Ну, если только эти добрые люди – местные хозяева – не решили перекидывать животных на большие расстояния простейшим способом – то они решили перекидывать кого-то другого. Простейшим способом, да. Внутри «сараища» стояла темень, так что пришлось подсвечивать куском желчи мантикоры из кармана. Так. В ширину шагов тридцать, в длину двадцать. Клетки по стенам, в одной рычит и волнуется виверри. Еще пурры, одинокий йосс, пара молодняка грифонов, сколько-то бескрылых гарпий… никого редкого, очень странный зверинец. Я понадеялся, что виверри не фыркнет огнем, пока я тут вспоминаю славное прошлое. Посмотрел усыпанный соломой пол – похоже, недавно заметали – как следует. Судя по резкому запаху – еще и зелий каких-то налили, если вдруг кто явится со вторым Следопытом. Кто был тут и что делал – не разобрать, вир… Вир замаскирован лёгонькими досочками: станешь на такую – непременно провалишься. Над досками – солома, чуть погуще. Я сдвинул одну из досок, зачем-то обмакнул руку в воду – не бурную, медленную и ленивую. Покосился на рыкнувшего виверри. – Такие дела, брат, – сказал шепотом. Виввери тревожно заворочался в клетке. Не приведи Перекрестница – встанет и выскочит, уж очень хлипко выглядит эта клеточка. Пожалуй, пора поступать по крысиной привычке и нестись отсюда во весь опор. Потому что эта идеальная ловушка как-то слишком хорошо наводит на мысли – что именно могло случиться с Мел и Нэйшем. То есть, нет, я не уверен, конечно… но рисковать больше не следует. Ну, можно сказать, что я почти успел. Ждали меня за дверью. Трое. Главный – рыжеусый высокий охотник, явно из знати, с Даром Огня – у него в ладони с намеком горел огонек. Еще один – наемник-мечник. – Вы чего, господа хорошие? – охнул я, обращаясь в честного браконьера. – Да я… да я и животинок ваших не трогал – думал, найдется каких вещичек на бутылочку, даже пурры ни одной не прихватил! Третий был слишком уж в тени, это нервировало – не поймешь, можно ли использовать лучший из планов. То есть, бежать с громкими воплями «Убивают!» Только когда я качнулся влево – он шелохнулся, и я смог рассмотреть арбалет. Лучник. Поймать болт в брюхо, пожалуй, не хочется. Бежать нельзя, разве что орать. – Убивают! – заголосит я по первоначальному плану. Тут же прыгнул назад, закрываясь дверью – и в дверь тут же влетел болт, а за ним ударился меч. Черти водные, запереть нечем, припереть… ладно, припру клеткой с пуррами, да еще разве что приморозить… Времени – секунд пять на все. Я поорал еще – как следует, так, что переполошил зверей. С той стороны донеслось тихое обещание «Спалить чертову хибару, если не заткнешься» – так что пришлось умолкнуть и обдумать возможные переговоры. Я уже совсем было вознамерился сигануть в вир, пробивая доски – но крыса взвизгнула с особенной страстью – «Не сметь!» Так что когда господа хорошие вышибли дверь – я прижимался к клетке с яприлем и ругмя ругал внутреннего грызуна. – Устроим драчку? – спросил с бравадой, выставляя легкую холодовую завесу. – Или, может, побеседуем, а? Если уж ничего не сделать – так хоть время потянуть. Вдруг да мои отчаянные призывы о помощи кто-то слышал. Усатый охотник презрительно покосился на мою Печать. Сделал жест – ну, давай беседовать. Оскал усатого выдавал его намерения лучше некуда: от троих я не отобьюсь, так что у меня есть выбор: поджариться, поймать в себя болт или наткнуться собой на меч – прежде, чем они меня выкинут в этот замаскированный вир, само собой. Можно, конечно, с размаху сигануть туда самому, поискать Мел и Нэйша, только вот болт и ожог я поймать все равно успею, а тогда… тогда… – Кто знает, где ты? – спросил усатый тихо, угрожающе. Я виновато развел руками. – Да как-то получилось, что все наши. И можно не сомневаться – они тут скоро будут. Скорее всего – они и так уже здесь. Так что я бы вам посоветовал быть благоразумными и не осложнять – вдруг да получится договориться. До поединка я бы вам доводить не советовал, знаете ли. Усатый выдал короткую усмешечку. И набрал воздуха в грудь, чтобы объяснить, что договориться у меня с ним не получится. И что я блефую. И что какой там поединок. И, возможно, еще что-нибудь похожее. Но тут виверри в клетке решил начать переговоры за него и коротко и резко фыркнул пламенем – целясь в мечника. Тот заорал и нырнул в дверной проем, навстречу снегу – одежда заполыхала. Я отскочил подальше от замаскированного вира, лучник приготовился стрелять, а охотник – лупить пламенем. Хлык. Сухой, короткий щелчок – и лучник выронил арбалет и схватился за плечо. Шлисс. И черная петля уверенно скользнула в пламя, народившееся в ладонях охотника. Спеленала ладони, обвилась вокруг них змеей – и рванула так, что рыжеусый впечатался в стенку. – Господин Оттон, так? – резанул голос от дверей. – Вас-то мне и надо. Господин Оттон, или как там его, как раз обратился в статую самому себе, с удивлением пялясь на свои связанные руки. Потом на невысокую фигуру на пороге – так, будто пытался сообразить: это кто там такой дерзкий явился? Потом Оттон уставился на меня – а я как раз с облегчением прислонился к клетке с мелкими пуррами и пробормотал: – Ну, я же говорил – они уже здесь… Она уже здесь, да. Кажись, дела наконец-то пошли как надо. Фигура от порога сделала шаг, потом еще один. Из темноты вынырнула сперва рука – вся в старых ожогах и шрамах, сжимающая рукоятку кнута. Потом лицо в обрамлении каштановых волос – бледная кожа, точки веснушек и зеленые разводы в глазах. – Господин Оттон, – заговорила Гриз Арделл, рванув кнут на себя так, чтобы еще одна петля легла охотнику вокруг шеи. – У меня к вам пока что всего один вопрос. Где сейчас мои люди?