Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 49 страниц)
Коридор закончился неожиданно – мы вышли в зал, освещенный факелами, весь в разводах черного гранита и черного мрамора. Навстречу прыгнуло эхо – не только наших шагов.
Кто-то или что-то таилось в тенях, за колоннами или в других выходах-коридорах.
– …или ты надеешься на то, что с тобой тоже не очень-то возможно общаться? Общность сознаний, а? И что скажешь им – «Привет, давайте дружить»? «Эй, у нас есть оружие, бойтесь»? Что-то я не помню, чтобы ты славился талантами переговорщика.
– Именно поэтому мне понадобятся твои таланты переговорщика. – А ты будешь очень заинтересованным наблюдателем? – А я буду, – острая неприятная усмешечка, – речью. Доходило до меня медленно. Грызун визжал и от паники пытался отгрызть себе хвост. А я стоял посреди безразмерного, пустого зала (пустого ли?), в котором гуляли подозрительные шорохи. И до меня доходило. Тот, кто общался с местными выморками, сделал своим посредником варга. Само собой, выморков заинтересует – если у них вдруг появится новый орган речи, взамен старого. Только вот та девочка на грани безумия, потому что сознание этих тварей настолько нечеловеческое, что любой, кто входит в него… – Лайл, – окликнул Рихард, когда я начал набирать воздуха в грудь, чтобы выложить – насколько это паскудный план. – Я больше не ученик. Я смогу продержать их… возможно, подчинить некоторых. И кто знает, может, тебе удастся с ними договориться. Само собой, вдруг с моей легкой руки мы заключим долговременный договор о дружбе и доверии, начнем взаимную торговлю и скрепим это все династическими браками. Ладно, времени придумывать что-то другое все равно нет. – Моя роль? Помимо переговоров, так сказать. Теперь я шептал. Глядя на колонны, шорохи за которыми слышались яснее. Вслушиваясь в звуки шагов по коридорам – ближе, ближе… – Продержись минут двадцать и вытащи меня, если не выйду сам. – Что – как всегда, любым способом от по морде до поцелуев? С поцелуями – это я уж с нервняка задвинул. На моей памяти Нэйша пару раз вышибали из состояния единения простым народным под дых или в челюсть, так что у меня тут, вроде, как редкий случай, когда можно без последствий двинуть напарнику. Жить бы и радоваться, только… Нэйш обернулся, быстро сунул мне в руку свою брошь-бабочку. Прищурился и поднял палец, будто вспоминая о чем-то упущенном. – Еще кое-что. Выбирай… точки приложения силы. Сломаешь мне нос – я ударю в ответ. Я подавил стон, глядя как выморки – ну, а кто еще: кукольные лица, блестящие наряды, волна одуряющего кумара – потихоньку выползают из темных углов, выглядывают из-за колонн, из выходов. – Я-то надеялся, ты подскажешь, о чем мне с ними разговаривать. Нэйш наконец показал зубы. В оскальной половинчатой ухмылке, которую приобрел, когда у него был ожог на половину лица. – О, не сомневаюсь, вы найдете общие темы. Глаза у него на этот раз не посинели – некуда, они и без того синие от зелья Аманды. Исключительный просто застыл, чуть наклоняя голову то вправо, то влево, будто к чему-то пытался прислушаться… настроиться на что-то? С лица у него сползала ухмылка – сначала она, потом все остальное выражение, потом просто жизнь, так что физиономия варга начала казаться совершенно пустой и мертвой. Выморки были все ближе, и я предупредительно поднял ладонь с блеснувшей синеватым Печатью. Но они не нападали. Просто прогуливались вокруг – семь… восемь… так, уже одиннадцать. С порядочным недоумением на украденных лицах. Потом Нэйш приоткрыл губы. Голос раздался тягучий и медленный, совсем чужой, будто слова выпихивались изо рта через силу. Как будто тот, кто говорил, с трудом их подбирал. Или насильно двигал челюстью посредника. – Зачем… привёл… одержимого? К такому вопросу жизнь меня не готовила. Вообще не готовила к разговорам с не пойми-какой дрянью, из-за вопросов о принадлежности которой в Академии уже все копья переломали. Интересно, сколько научных статей написали бы о словечке «одержимый»? – Потому что мне нужно было с вами поговорить. Нужна была речь. Поговорим? Дрянное представление – пытаться влезть в шкурку дипломата, когда напротив тебя застыл твой напарник с ничего не выражающим лицом. Когда его губы разжимаются против воли, силясь обрисовать: – Это… не та. Был другой… другая. Этот… одержимый… плох… плохо. Когда даже выморки признают, что у Нэйша мозги набекрень. Боженьки, если выживем, я ему это в подробностях… – Другой нет. Говорить будем через этого. Шкура поднялась, облепила, прижалась – новая, плотная, шкура переговорщика с выморками, торговца, дипломата. Шкурка надежно прячет то, что внутри – заходящийся от паники грызун, отсчет времени, тревога, мысли – тридцать тысяч в час (они зовут одержимыми не варгов, тогда кого? Подумать после, Гроски, с чего начнёшь?)… – Мы… не будем… мы его… По лицу Нэйша прошла короткая судорога, а кольцо выморков поредело: это с полдесятка особей вдруг запнулись за собственные ноги и покатились по полу. Бах, шлеп, плюх. Играем с козырями, Гроски. – Вы не сделаете ему ничего, – голос спокойный и звучный, наполняет зал, и нет в нем ничего общего с крысиным визгом внутри. – Вы будете слушать. Если, конечно, хотите жить. Вы хотите жить? – Что… такое… жить? То-то мне казалось, что у этих тварей инстинкт самоубийцы как у Рихарда, просто им защитные амулеты повыдавать забыли. – Существовать. Питаться. Размножаться. Быть как сейчас. Не умирать. Молчание. Нэйш наклоняет глаза, глядя бессмысленно и пусто, только вот челюсти стиснуты, будто приходится терпеть боль. Будто погрузился под воду и нужно удержать себя и не рвануться на поверхность. – Умирать? – То, что вы собирались только что сделать с ним. И то, что вы делаете с людьми там, наверху. Что вы вообще делаете с другими… с живыми. – С добычей? – С теми, кого вы считаете добычей. Меня, например, точно считают: вот они стягиваются сюда, сплетаются в хоровод вокруг нас: семнадцать… сбился, но уже больше двадцати… мужчины и женщины, на кукольных лицах алчность, и проклятый дурман так и плавает в воздухе, только вот ему не пробиться через мою новую шкурку. – Умирать… быть добычей? – Можете так считать. Тронете его или меня, не выслушаете меня – и станете добычей все до единого. Сегодня же. Сейчас. Ну, будете слушать? – Мы – станем… добычей? – Если только мы не договоримся. Молчание. Позволить себе моргнуть. Так, зря позволил: их уже опять больше, кружатся, перетекают с места на места, яркие наряды пестрят в глазах, и фигура напарника выступает из этого водоворота зловеще: неподвижность, белая рубашка, темные волосы, серое лицо… – Ошибка. Мы… не добыча. Ещё одна тень – скользкая, серебристая, гибкая… Койра Мантико. Вернее, то, что мы считали Койрой Мантико. Не знаю, почему Нэйш не полез ее охмурять, но, наверное, ему повезло. Соблазнительность во плоти: глаза блестят, улыбка – затопляет лаской, сулит невиданное счастье; и она стоит – источает притягательность с дурманом пополам, только вот молчит – потому что чужие губы движутся, произнося, подбирая слова. – Я… мы слушаем. Я… мы говорим. Ты говоришь неправильно. Ошибка. Мы – не добыча… Другие – добыча. Другой… был договор… разговор. Тот… та… Сказал… ла. Будет добыча. Сделка. Много. Много добычи. Ждать. Потом приманить. Потом… можно. Можно. Почему… ещё сделка? – Потому что вы заключали её не со мной. – Заключали… с той. С тем. Сказал… ла – знает, где добыча. – Ошибка, – это сказал уже я. – Тот, с кем вы заключали сделку, выбрал не ту добычу. Охотится не там. В этой местности главный я, вам придется выслушать мои условия. Молчание. Нэйш со свистом втягивает воздух сквозь зубы, на лбу уже сетка вен проступила – держись, чтоб тебя, только держись, еще рано, времени мало прошло… Выморки кружатся, сплетают пёструю сеть, в глазах рябит, голова начинает идти кругом. – Ошибка. Главный… другой. Другая. В этом гнезде. Другой. Говорил… говорила ждать. Мы делаем… хорошо. Как сказали. Как… кхх… – тут у Нэйша перехватило горло, и слова засочились так, будто их выжимали через силу. – Как… договари-ва-ли-сь. Плоховато у них с различением пола – он, она, не поймешь, а больше и не выспросишь. Ну, про главную в гнезде – ясно, Мантико, а вот кто там был второй? – Ошибка. Она теперь добыча, – даже если Мантико жива-здоровенька, ее здесь нет, и возразить она не может. – А главный я. Так что нам придется заключить другую сделку. Может статься, получше той. Молчание. По выражению лица Нэйша ничего не понять, он только выцветает каждую минуту. Но все равно кажется, что твари в замешательстве. Койра Мантико – то, что носит ее имя – улыбается широко и бездушно и, кажется, очень не против подкрепиться нами – незадачливыми переговорщиками. – Говори, – падает с губ нашего варга. И я говорю: – Сейчас вы получили часть обещанного. Нужно подождать ещё. – Подождать? – Да. Остановиться. Прекратить охоту. И подождать. Потом я дам вам другую добычу. Больше. – Тот… та… говорил лучше. Тоже… другую добычу потом. Тоже… больше. Но сейчас – тоже… Отлично, неведомый переговорщик собирался продолжать плодотворное сотрудничество с выморками. А я их, кажется, разозлил. – Мы голодны… сейчас. Мы не будем… ждать… Не хотим… потом. Сейчас! – Не будет никакого сейчас, – слова приходилось заколачивать в черепушку к тупым тварям тяжеленными кольями. – Будет только потом. Или никогда. Здесь вы никого больше не получите. Ослушаетесь – станете добычей сами. Подождать – или умереть. Подождать немного, да. Пока сюда не явятся маги Шеннета и не вычистят эту нечисть отсюда под корень. Подождать… сколько там продержаться, минут пять осталось? Давай, исключительный. А потом уж – в любом случае, да? С Шеннетом, без Шеннета – мы же небезоружны, ты сам говорил… – Тут… ты главный? Тут… твоя добыча сейчас? – Да, – сказал я, пытаясь звучать как можно грознее. – Это моя добыча. Они движутся почти неслышно, и это крайне погано – весь этот хоровод, и нет звука шагов – переступают и переступают, только одеждами шуршат. И голодные липкие взгляды ползут под одеждой, и я не желаю даже представлять – что там внутри у этих тварей. – Можем… сделка. Мы добыча… ты добыча… поделим. Нервно загоготать будет совсем неприлично – это так, припомнить на досуге, как мне предложили сожрать половину поместья Мантико. Сейчас – нужно жать. – Нет. Вы прекращаете и ждете. Или вы умираете. – Мы не добыча! Другие… добыча. – Ошибка, – спина уже мокрая, будто все поместье обегал, и губы пересохли. – Не всё здесь ваша добыча. Вы не поняли условий. Для меня… для нас – добыча такие как вы. И как ваши собратья. Что-то они задвигались. Задергались, подались навстречу, смыкая кольцо. Не знаю, что им там продемонстрировал Нэйш в своей памяти, чтобы подтвердить мои слова – или, может, они поверили без демонстрации, а просто проголодались… – Игра. Обман. Вас мало. Нас много. Много. Много! Не мы добыча. Вы здесь добы… Хруст, звуки падения, какое-то отвратительное чавканье – боковым зрением я увидел, как ближайших выморков скрутило и скорежило. Опять вмешался Нэйш, спасибо большое, исключительный, а теперь держись, осталось немного, мой внутренний метроном уже отстучал почти сколько надо… – Да. Нас мало. Но у нас есть оружие. Чтобы уничтожить вас всех. Только вот если судить по перекошенному лицу этого оружия – с ним что-то очень неладно. Лицо как-то странно дергается, и грызун уже верещит, что напарник подзадержался разумом в непрекрасных мозгах этих гадов, так что пора бы заканчивать. – Оруж-ж-ж…? Пальцы варга медленно поползли к поясу, вопросительно коснулись дарта – мол, такое? – Другое. Чтобы убрать вас всех сразу. Ну так как – заключим договор? Вы немного подождете. Потом получаете еще добычу. Ну? Зря болтаю, их интересует не это. Тварям очень интересно то, что может сделать добычей их – и что мы не очень-то хотим пускать в ход. Может, потому что Нэйш не выйдет из слияния после смерти выморков, может из-за того, что варгам убивать нельзя – не знаю. – Оружие – одержимый? Догадались, твари.
Нэйш скрипнул зубами, дёрнул головой, будто стараясь вывернуться, высвободиться… и сквозь пелену дурмана, который так и лежал на зале, я вдруг понял: его пробуют на прочность. На излом. И это, черти водные, наверняка невыносимо больно, а потому хватит уже наблюдать, Гроски, давай…
Мой стиснутый кулак, которым я собрался попросить Нэйша вернуться, завис в воздухе. Пальцы варга, лежащие на поясе, совершили короткое, механическое, движение – и над его ладонью всплыл дарт – атархэ, страшное оружие, чувствующее приказы своего хозяина. Острие тихо поблескивало серебристым, наведенное мне в лицо. – Одержимый… останется с нами. Ох ты ж, черти водные. Я сделал вид, что разминаю руку. Попытался было отступить вбок – лезвие двигалось за мной. Следило. Нэйш больше не говорил: у него были стиснуты челюсти. Не моргал. Кажись, он и не дышал даже. Ответов намечалось достаточно много – от «Да вы ж потом назад отдадите и еще приплатите» до «Ну, можно я его хоть обниму – счастье-то какое!» Но я предпочел короткое: – Шиш с маслом. После чего влупил в сторону напарника дистантный силовой удар с правой ладони, и почти одновременно кинулся на пол, пропуская над собой серебристую стрелку дарта. Вообще-то я вряд ли уклонился бы, если бы бил настоящий Нэйш – но тварь, которая жила в его сознании безбожно по мне промазала. Хоровод тварей сломался, остановился. Будто невидимый волшебник махнул рукой – и сцена замерла. Самое то для подмостков сельского театра: Ледяная Дева (в серебристом одеянии, с роскошными формами) сейчас облобызает возлюбленного (иней на волосах, изморозь на ресницах), за этой сценой наблюдает куча народа, еще один на полу разлегся – преклоняется, наверное. Сцена была неподвижной секунды две. Потом якобы Дева совершила моментальный бросок к горлу якобы возлюбленного. А тот оказался еще моментальнее – шарахнулся назад, развернулся, призывая дарт – и осчастливил богиню в серебристом дополнительным аксессуаром. Холодным лезвием в глотку. – По крайней мере – это был не поцелуй, – выдохнул Нэйш, выдергивая дарт и заставляя его опять подняться над ладонью. – Сколько времени…? – Минут двадцать, – отозвался я, сжимая пальцы на Печати (если бить для отхода – то в полную силу). – Хорошо поговорили. – Результаты?
– Тебе предложили обрести семью, а мне – процент с местных трупов. Ты в очередной раз чуть меня не прикончил, испортил переговоры, а так бы я у них еще что-нибудь сторговал. Ну, а других сдвигов не наблюдается.
– Я так и понял. Выморки дружно глазели на тело бывшей Койры. С весьма неопределенным видом. Очень может быть, пытались понять, кто теперь добыча. Я, честно говоря, сам хочу это понять: так-то они пока не собирались атаковать, просто тихонько уплотняли вокруг нас кольцо. Похоже, вокруг нас сейчас будут очень плотные ряды из полуста голодных выморков. Ну, и минут через пять нам остро понадобятся эпитафии. Правда, напарник рядом стремительно терял труповидность и приобретал нэйшевидность. Это даже как-то радовало, потому что ему, кажется, придется еще поднапрячься, и не на шутку. – Ну, и в связи с провалом дипломатической миссии – самое время начать действовать варварскими методами. В смысле применить оружие. – Оружие, Лайл? – отозвался напарник так, будто впервые об этом услышал. – Наше оружие, знаешь ли. Которое у нас есть, оружие. Ну, там Великий Варг, Десятый Элементаль, наше, мантикорью твою мать, Рихард, оружие! – Ах да, – вздохнул напарник, рассматривая смыкающихся вокруг нас выморков. – Насчет этого оружия я все хотел сказать тебе, Лайл… – Что у тебя головка болит и ты не в состоянии?! – …Видишь ли, дело в том, что это не я. Мгновение я осознавал. А потом сказал такое, что кольцо выморков на пару мгновений разомкнулось. Очень даже вовремя – потому что от коридора раздался грудной смешок, и голос Аманды промурлыкал: – Мальчики – вы что же, собираетесь тут задержаться? Вслед за этим полыхнуло бело-синим два-три-четыре раза, запахло свежестью, как после грозы – и в кольце выморков возникла аккуратная дорожка в сторону того коридора, по которому мы пришли. Заготовленный веерный с Печати я вмазал дополнительно – чтобы они не сомкнулись, пока мы будем проскакивать мимо. Повезло, не сомкнулись – а дальше только осталось бежать за Амандой и надеяться, что она знает – куда… Позади слышался треск двери, которой очень не повезло оказаться на пути выморков. – Догонят! – рявкнул я на ходу, прикидывая – как бы загородить этим тварям путь магией. – Не успеют, – отрезала Аманда, сворачивая к ближайшей лестнице – та наверняка выводила в основной зал. Наверху лестницы стояла Гриз Арделл. – Уши прикройте! – крикнула она, пока мы бежали по ступеням. И тут же, обернувшись: – Играй, Десми! В ответ тихо, надрывно пропела дудочка Крысолова. Наше оружие. Испытанное, проверенное оружие – вот только минус в том, что оно не выбирает мишеней. Я глубоко вдохнул, как перед погружением, сделал последний рывок вверх – и повалился на ступени, изо всех сил зажимая уши руками. То же самое сделали все остальные, потому что музыка ожила и заплескалась, и ударила, захлестнула, ложась удавкой поперек горла. Издалека донесся отчаянный визг крысы – «Не слушай!», как сквозь туман я рассмотрел Тербенно: вытянутого в струнку, бледного, пальцы трепетно сжимают дудочку, сам осторожно, медленно сходит по ступенькам, в подвал, а звуки окутывают его, скатываются перед ним, летят роем ядовитых ос, вонзают жала – без разницы в кого, во всех, во вся. Музыка становится зримой, осязаемой, наплывает со всех сторон, звуки толкаются и распирают изнутри, норовят разорвать грудь – и нельзя им подчиниться. Потому что может случиться все, что угодно: ты пустишься в безумный пляс, навсегда останешься пускающим слюни идиотом, упадешь мертвым. Потому что сейчас ты готов на все, чтобы угодить музыке – и нужно только благодарить Девятерых за то, что мелодии зятька с годами становятся более направленными, что выморки их выносят куда хуже людей, что это не продлится долго… Музыка срывается с цепи, носится вокруг нас оголтелой птицей, сотнями лезвий кромсая все на своем пути. Она может становиться любой стихией, его музыка – и в этот раз она, похоже, меч или стрелы, потому что где-то наверху звенят разбитые стекла, кто-то кричит, что-то бьется. Сорвался он все-таки, что ли? Ему же, наверное, тоже досталось, а чтобы мелодия не причинила больших разрушений, нужно быть предельно сосредоточенным, а еще есть возможность увлечься и заиграться, и играть до бесконечности, оглушая самого себя музыкой, пока не убьешь себя… Музыка неистовствует, плещет, гудит, расшибается волнами, раскачивая огромное поместье как утлую лодчонку. Кажется – хлынет через край, всю мерзость вымоет. Потом наступает отлив, и затихают последние звуки. Я отнимаю руки от ушей, чтобы удостовериться, что внизу всё тихо. Совсем тихо. Можно уже поднять голову. Рядом на ступеньках сидит Нэйш. Гриз стоит, опершись о перила – она-то наверняка успела затычки найти, только попробуй найди, когда несешься по коридорам. В ушах еще звенит, но это не мешает слушать тишину оттуда, снизу. «Выморки стали вымирками», – так говорит в таких случаях дочурка. – Достойное завершение вечера, сладенькие, – бодро говорит Аманда, любуясь рубином на своей груди. – Я же говорила – нужно чаще выбираться в свет. АСКАНИЯ ТЕРБЕННО – Честно говоря, терпеть не могу светские рауты, – весело говорит Хромец. – Но все-таки в них иногда есть какая-то прелесть.
Он так и лучится удовольствием – ни дать ни взять – карапуз на ярмарке, сейчас петушка на палочке попросит. Хотя оно и понятно – такое зрелище.
Мы стоим в саду, возле поместья – в ночной тени деревьев. Было бы темновато, но спасибочки, зарево от поместья Мантико дает неплохое освещение. Ну, то есть горит-то только левый флигель, и его уже почти потушили, потому что же это все-таки команда Хромца… Но зрелище все равно завораживающее. Особенно если добавить разруху в остальной части замка. И гостей, которые по этому самому замку в панике носятся. Кто в ужасе, кто в неглиже, а кто вообще песню Десми услышал и маленько подвинулся кукушечкой, но это живо исправят, проверено. Ну, в смысле, когда поймают, тогда и исправят, а носятся эти психи ужас как быстро, один вон пять минут назад пробежал мимо и в фонтан кинулся. Говорят, какой-то магнат. Вообще-то, я с Хромцом полностью согласна: шикарный вышел прием, с музыкой моего муженька на закуску. Аманда вон лучится счастьем и говорит, что сто лет так не танцевала. Точно – там всего хватало: танцы, мордобой, пожар… ну, ладно, пожар устроила как раз я, но когда гоняешь по коридорам этих чертовых выморков, которые пытались охмурить твоего мужа, трудно как следует управляться с силами. В общем, выморки оказались шустрыми, а замок большим, так что мы малость увлеклись погоней и почти пропустили музыкальный номер в исполнении Десми, ну, и половину всего остального. Так что мое появление вызвало у Шеннета отдельные аплодисменты. Он-то как раз зарулил в поместье – само собой, отсиживался где-то неподалеку – и не успел еще насладиться картиной: битые зеркала, стонущие гости, где-то трупы, кто-то в беспамятстве, недобитые выморки… Так вот, он как раз наслаждался, и тут выскочила я – то есть, сначала два выживших быстроногих выморка, потом струя пламени, а потом уж я, с воплем: «Тянуть лапы к моему мужу?!» Ну, в раж вошла, с кем не бывает. Обиднее всего получилось, что выморка прикончила только одного. Одного грохнул охранник Шеннета. Наверное, больше от жалости. А я такая вся: «Ой, извините, увлеклась». Шеннет, вроде, даже не удивился. Так, оглядел разрушения и пробормотал что-то о выдающихся способностях. Его больше интересовало – что тут случилось. И сейчас интересует, потому что время от времени они с Гриз так и возвращаются к этой теме. – Не может не волновать, – говорит Шеннет, с интересом поглядывая на горящее поместье. – Если кто-то научился использовать выморков в своих целях… Вы уверены, что это все же не сама Вивьен? – Уверена, – отвечает Гриз. – Хотя бы потому, что госпожу Мантико убили не выморки. Её отравили. Аманда потом посмотрит тело, но я уверена, что отравили ее вскоре после того, как мы обнаружили себя. Либо когда мы лишили их речи, отобрав переговорщика, либо раньше, когда Рихард… не попался на наживку. Тот, кто договаривался с Мантико, решил не рисковать и убрал свидетеля. – Оставив в живых вашу ученицу? – Девочка в состоянии помутнения рассудка. Она может не вспомнить, с кем говорила. Даже если предположить, что она вообще видела, с кем говорила, – Гриз трет переносицу и вздыхает. – Пока что я могу предположить разве что, что это была женщина. – Потому что она использовала яд? Ну, это не только женский способ решать проблемы, – о да, про Хромца уж говорят, что он половину своих недругов потравил. – Скорее из-за ее прикрытия. Могу предположить, что он… ладно, она… начала появляться у Мантико где-то месяц назад. Вместе с Койрой – той якобы сестрой хозяйки. На самом деле – выморком для прикрытия. Яркая внешность госпожи – и… – И за ней неприметная служанка, выполняющая главную роль. Так? – Шеннет усмехается прямо-таки солнечно. – Надо же, какой распространенный трюк. Что ей было нужно – вы можете предположить? – Не особенно было время над этим подумать, – признается Гриз, обводя рукой вселенский хаос, который творится в окрестностях. – Выморкам она пообещала добычу. Значит, все шло к тому, что будут истреблены магнаты, умрут многие из высшей знати, а виновата… – …конечно же, Вивьен Мантико, не знающая меры в пикантных развлечениях. Так? – Шеннет задумчиво крутит трость. – Это ведь она договорилась с выморками, представила одного из них как свою сестру – желала устроить розыгрыш и оргию, а устроила массовое убийство и попалась в свои сети сама. Гости мертвы, хозяйка мертва. Настоящий виновник в тени. Изящно. Мечтательность с голоса можно как сливки снимать. Шеннет от души веселится, потому что эта Мантико наконец-то отравлена: может, у них были какие-то счеты, а может, у него есть идеи, как получить и это состояние тоже. Не говоря уж о том, чем он может шантажировать тех, кто поддался дурману выморков и устроился в спаленке не с тем, с кем нужно. Образцовый Стервятник Шеннет. Сил моих нет смотреть на его пир на костях, но послушать Гриз вполне себе интересно. – Что касается цели, – говорит она. – Я не знаю. Может быть месть, хотя странно – страдает слишком много людей. Учитывая – сколько погибло бы, это даже могло разжечь какой-нибудь дипломатический конфликт, вам виднее. Религиозный фанатизм – вы же сами говорили, что на Мантико и ее приемы многие точили зубы. И я бы проверила – как там с драгоценностями в шкатулках Вивьен. Все-таки нельзя исключать… – О, конечно. Думаю, блеск этих сокровищ привлекал многих, – Хромец косится в сторону Аманды, которая уже куда-то заныкала свой рубин. – Но вот поубивать сотню или больше гостей… Прошу прощения, мы все обсудим позже, конечно. Пока что я извиняюсь за бессилие своих людей – право слово, это позор. Я уже говорил – проблема с персоналом. Почти все оказались подверженными этому… дурману, так? Довольно интересное приспособление для охоты, кажется, встретилось впервые. Теперь на его физиономии цветет интерес естествоиспытателя. Но Гриз не склонна на это отвечать – нервно морщится и кивает – да, мол, встретилось впервые. – И мои поздравления вашим сотрудникам, – широкий взмах тростью. – Блестящие способности сопротивляться – не говоря уж о том, что теперь двое из них могут считаться в некотором роде научными феноменами. Побеседовать с выморками – это… Перспективы, ага. Вот что его интересует. Возможность это получше использовать – то, что с этими тварями поговорили два феномена. Один – который мой отец – уже подкатился под бочок к Аманде, и они там что-то воркуют. Второй – который по жизни феномен – допрашивает агента Хромца. Из этих, поддавшихся. Агента малость привели в порядок, но теперь бедному наемнику остро хочется опять в дурман. – Не могу сказать, что это огромный прогресс, – режет Гриз Арделл как ножом. – Можете Лайла спросить – о чем им удалось договориться. – Да, с господином Гроски я, конечно, еще поговорю, – волчья улыбочка Хромца ничего хорошего папане не обещает. – Но мне интересен механизм сопротивления. Как вы и ваши люди сбросили наваждение? Мне кажется, господин Гроски упоминал слово «одержимость»… Тут Хромец недоуменно оглядывается на меня, потому что я чересчур уж громко фыркаю. Тут же напускаю на себя вид полной невинности – а то еще припомнит мне пожар. Нет, ну что вы, я просто мимо проходила, продолжайте ваши пляски на костях. И ломайте себе головы над вашими загадками – мне-то и ломать не надо. В прекраснейшем расположении духа подхожу к Нэйшу и слушаю, что мямлит наемник: – Вроде как, высокая, родинка на щеке… – Кани? – тут же оборачивается ко мне бывший наставник. Наемник с облегчением на лице молча дает дёру. – Пытаем людей? – говорю весело. – Замучивание бедных выморков не считается? Папочка, например, говорит, ты прибил бедную Койру Мантико – серьёзно, что она тебе сделала, устояла перед чарами? – Ну, она собиралась меня съесть, так что не думаю, что у меня был особенный выбор. В пальцах у Нэйша какой-то список. Прислуги, что ли. Но как только я пытаюсь туда заглянуть – он его тут же и сворачивает. – А до того она должна была тебя очаровать, так, что ли? Только вот у нее почему-то не получилось. К слову, ты знаешь, у нее в комнате три трупа нашли – и все агенты Хромца. У бедолаг вряд ли были шансы, раз уж среди выморков она была главной. Ну, а теперь Шеннет бьется над вопросом – как это ты сумел устоять перед ее обаянием. – Ну, – говорит Нэйш с отстраненной усмешечкой. – Я полагаю, как у варга, моя сопротивляемость несколько выше, не так ли? – Ну, – говорю я и посылаю ему еще более жуткую ухмылку. – Я так полагаю, что как у варга – у тебя выше чувствительность, а не устойчивость. А тебя от этой Койры увело кое-что другое. Серьезно – это ж насколько нужно быть повернутым на… Тут нас прерывает переливчатый вопль. Еще одна жертва временного безумия радостно скачет по кустам в неглиже. Два мага воздуха ловят болезного и от души чертыхаются. – У каждого из нас свои одержимости, – говорит негромко Нэйш, задумчиво следя за погоней. – Долг. Страсть. Инстинкт выживания. Семья. Одно не хуже другого. Нет? Меня так и тянет его подразнить – вклинить в его перечень «Гриз?» Или брякнуть про то, что вот какая досада-то – у Арделл-то, похоже, в одержимостях прописано что-то такое другое. В конце концов Нэйша поддеть получается нечасто. Но его нехорошая задумчивость так и говорит, что вот еще слово – и он меня запомнит, а насчет его мстительности я в курсе, так что отправляюсь искать Десми. А то он что-то опять надумал пропасть. – Эй, одержимость моя, – говорю ему, радостно выпрыгивая из кустов, – ты уж из виду не исчезай. Физиономия у Десми насквозь виноватая и убийственно несчастная. На ней всякий бред – и о том, как он оказался в той комнатушке, и о музыке, которая сегодня что-то натворила дел. И о том, что вроде как это он мне читал нотации, а вышло так, что я прискакала спасать его честь, а не наоборот… А еще там куча извинений, и я с ужасом понимаю, что сейчас он начнет посыпать главу пеплом. А это ж Десми, на него как найдет – всё, разбегайтесь все, лучше б он играл. Потому я не даю ему открыть рот. – Знаешь что? – говорю – Конечно, было весело и все такое, и ты у меня просто виртуоз, но вот именно в этом случае ты был прав: ну их, эти приемы. Ужасные вертепы, попирающие все нормы, какие только можно – ты видал, что они даже нормально напитки не охладили? Нет, слушай, я возмущена и собираюсь высказать протест и отправиться домой вот прямо тут же, а кто хочет – пусть остается на десерт. Пошли жить тихой семейной жизнью, хотя бы сутки, а? Спорим, Эффи уже порядком умотала Фрезу, так что айда вкушать семейный быт, мне его как-то ужасно хочется в порядке исключения. Потом я хватаю моего просветлевшего остолопа за руку и тащу за собой. И по пути размышляю, что в сущности, иногда неплохо, когда у тебя есть небольшие одержимости, вроде этой. Честное слово, совсем неплохо.
====== Край для варга-1 ======
Ахтунг! Хронология – до предыдущего рассказа, основные действия – до возвращения Гриз. Просто подумала, что надо бы познакомить читателей с выморками. И показать, как с этими неприятными тварьками столкнулись люди из питомника. Ну, как-то так)
