Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 49 страниц)
Она отступает – высказала всё, что думала, и он тоже встаёт с кресла – с явным намерением проводить, и она сияет мгновенным бликом очаровательной улыбки.
– Не стоит, Рин. Я достаточно хорошо знаю поместье. Передай благодарность Арделл за гостеприимство. И о, я, кажется, забыла о соболезнованиях…
– Не стоит, Эллет. Спасибо, что присмотрела за Далией. – Это было даже приятно. Небольшой подарок. Первый из многих. Теперь подарить многообещающий смешок. Взметнуть волосы – ворох осенней листвы, на прощание продемонстрировать ножку в разрезе платья… И стремительно скрыться за дверью, прошелестеть плащом по коридору – быстро, быстро, воплощение полуденного солнца и ветра. Потому что заканчивать разговор нужно на высоких нотах, когда интерес достиг пика и в крови вскипело настоящее возбуждение. Арделл она не встречает (немного жаль, хочется еще посмотреть ей в лицо). Спускаясь с крыльца, замедляет шаг, шествует по дорожке, вызолоченной полднем. Чувствуя спиной его взгляд из окна. Это хорошо – задача почти решена. Кто-то там говорит, что люди не меняются… Арделл бы поспорила с этим мнением. Эллет бы не стала спорить, потому что мнение – верное. Люди не меняются сами по себе.
Людей меняет прожитое. Память.
Можно запускать следующую фазу.
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Полуденное солнце разыгралось не на шутку: пригоршнями швыряет лучи в открытое окно. Вместе с лучами в окно по временам залетают яркие яблоневые листья. Гриз ловит их рассеянно, вертит в пальцах – они будто диковинные мотыльки, только с едва уловимым ароматом осени. Гриз не нравятся полдни – изломы дня, крадущие свежесть утра. Стоять у окна и вертеть в пальцах листья ей тоже не особенно нравится, ведь за порогом толкутся, поскрипывают невыполненные тысячи дел. Простите, мои дорогие. Не занимаются делами в доме, когда туда вошел хищник. Когда в доме – враг. Когда стены хранят его взгляды, коридоры – эхо шагов, а ты сам – голос. Выпевающий – неспешно и сладко – в уши то, что сказано было только взглядом. «Я заберу его у тебя». Один человек… один воин сказал ей однажды с хмурой усмешкой: «Знаешь, чем мне чаще всего угрожали? Что заберут у меня то, что мне не принадлежит». Хорошая философия. Когда можешь сказать: «Это не моё», сделать жест – «забери, попробуй»! Что делать, если ты не знаешь – это тебе не принадлежит, или всё же вдруг…? А Аскания Тербенно сокрушалась по поводу споров с мужем: «Вот представляешь, все нормальные слова – часика через четыре приходят! То есть, я, конечно, ого-го как ему отвечаю, но сама же понимаю – такую чушь несу! А потом как дойдет где-то после полуночи, а мы уже вообще-то помирились и спим… как думаешь – может, мне просить, чтобы он сразу ждал пару часиков, пока я додумаюсь до нормального ответа?» Должны прийти правильные слова, думает Гриз. Я должна мысленно спорить с ней. С этим – «он же вам совершенно не нужен». Возражать. Почему нет мыслей? Задержались там, внутри стен ее крепости? Явятся через четыре часа? «Каждый из них нужен, – звенит тонкая, очевидная мыслишка. – Если с каждым что-то случится…» Усмешка Эллет представляется безо всякого труда («А он точно согласен быть каждым – ты его спрашивала?»). Гриз хмурится, разрывает лист. За этим вопросом – копошатся другие. Наглые, скользкие: «А если вдруг я смогу его увлечь на свою сторону – ты будешь бороться? Ты попытаешься удержать? И сколько ты готова за это заплатить? Сколько готова заплатить? Сколько?!» Яблоневые листья под окном кружатся, шуршат, играют с солнечными лучиками – красный, золотой, оранжевый хоровод. С приставучим запахом памяти. – Встречи с прошлым всегда неотразимы. Гриз не оборачивается на голос. Ладонью рассеянно сметает листья яблони с подоконника. Отзывается негромко: – Только не всегда приятны, – и за ее голосом встает неуютное, пограничное прошлое: человек в белом, бабочки по стенам… кровь на серебристом лезвии – раз за разом. Голос над ухом – вобравший мягкость бархата и гладкость шелка. Прошлое? Настоящее? – Ну, почему же… если выбрать верную память, то погружение может быть очень даже… волнующим. Ведь, в конечном счёте, самое что есть привлекательное в воспоминаниях – мы сами. Более решительные… более свободные. Прошлое – будто множество отпечатков на стекле (Гриз смотрит на свои пальцы, чуть сжавшиеся на цветном витраже). Слепки множатся, наслаиваются, сколько раз это было – голос над ухом, губы вкрадчиво скользят по щеке, по шее, руки образуют на миг круг – разомкнешь ли? Мы ходим по кругу, – хочется сказать Гриз, но губы заняты, сказать получается только через полновесную минуту… и не то. – Кого из нас ты целовал сейчас – меня или…? Потом отстраняется, отворачивается и делает шаг вперед. Прикрывает окно – и без того в комнату налетело яблоневых листьев… Рыжий лис на витражном стекле полыхает, будто вестник полудня. За скрипом рамы теряются возможные ответы: «А есть разница, аталия?» или «Я же не спрашивал, кого ты представляешь, когда мы вместе». Но ведь Нэйш всегда выбирает третий из двух вариантов. – Мне уйти? – раздается позади. И неясно – как всегда… уйти из комнаты? Из питомника? Или…? – Если хочешь. Голова кружится от запаха спелой осени с полуднем пополам. Сесть в кресло, потереть виски… Рихард Нэйш неспешно опускается на софу, задумчиво крутит в пальцах один из листков. – Итак, ты познакомилась с Эллет. Поделишься впечатлениями? – Впечатления скверные. Она пришла как хозяин положения. Не пыталась играть в вежливость или очаровывать… – Ну, она же могла предположить, что я тебе о ней рассказал. – В общем, пришла поговорить и развлечься. Если исходить из самого худшего – у нее есть план и возможности, она успела изучить питомник и знает не только о нас, но и о наших родственниках. Поскольку, как я понимаю, останавливаться она не привыкла, а с сопутствующими жертвами не церемонится – под ударом может оказаться любой из питомника… и не только. Об этом придется позаботиться, так что сегодня вечером донесу до остальных. Если говорить о тебе, как о ее цели… зависит от того, что она тебе предложила и какие условия поставила. Нэйш задумчиво комкает в пальцах лист. – С условиями некоторые проблемы, аталия. Видишь ли, Эллет выражалась довольно туманно. Она не ставила условий, не делала конкретных предложений, вроде «эй, давай ты поможешь мне со свержением Шеннета Хромца, а я не стану убивать всех твоих коллег». Ограничилась заверением в том, что я ей крайне, крайне необходим… и в том, что настроена на добровольное сотрудничество. Иными словами, она хочет вернуть старые добрые времена, заставить меня разделить ее убеждения. Может, даже сломать. В любом случае, зная Эллет – она придумала что-то необычное. По его лицу видно, что он заинтригован. И не прочь бы попробовать. – Если говорить о том, что она предложила мне – то тут все куда проще. Исполнить мои мечты. Дать то, чего я желаю больше всего. И ко всему еще – освободить меня от твоего влияния, аталия. На это вряд ли требуется ответ – Нэйшу вполне достаточно ее выражения лица. Он улыбается почти ликующе («Я знал, что тебе это понравится»). И продолжает ненавязчивым, почти игривым тоном: – Видишь ли, Эллет… которая решает людей как задачи не первый год, полагает, что знает меня лучше, чем я сам. И считает, что всё, чего я по-настоящему хочу – это свобода. Вызывает легкое замешательство, правда? Аталия, у тебя, случайно, нет других версий того, чего я мог бы хотеть? Пылинки танцуют в рыжем полуденном солнце. Танец тишины. – А у тебя? Сколько я тебя помню, ты всегда отвечал, что мечтаешь о несбыточном. – Исходные данные, – ухмыляется Нэйш. – Так мило. Похоже, на сей раз в нашем с Эллет маленьком поединке всё будет зависеть от того, чего я по-настоящему хочу, не находишь? – Собираешься сунуть голову в ее капкан, что бы это ни было? – Есть сильная вероятность того, что я не смогу отказаться. Эллет, конечно, прекрасна в своей попытке показать, что дает мне выбор… но на самом деле все обстоит, как ты сказала: у нее есть план и средства, у нас нет даже информации. Думаю, в нужный момент она просто уберет с дороги лишних сотрудников – бережно, на время – и мы всё равно останемся наедине. В таком случае всё будет зависеть от того, насколько верно она решила задачу. Гриз молчит. Не спрашивает о вероятностях, хотя… хочется. Вполне обоснованные вопросы: «У некоторых задач есть два или три варианта решения. Есть хоть один вариант, что она права? Что ты уйдешь из питомника? Что используешь Дар, чтобы управлять выморками? Что…» Эллет Кроу вряд ли взялась бы за задачу только с отрицательными ответами. – В конечном счете, почему бы и нет, аталия? Мы, конечно, можем все же связаться с Тающими и решить проблему простейшим путем… но на ее месте я бы это предусмотрел. Учитывая то, что ей нужен только я – мы можем либо посмотреть, как будут развиваться события… Либо противодействовать и понести ощутимые потери. Усмешка у него становится спокойной, почти мечтательной. – Знаешь, Эллет пообещала мне нечто особенное, о чем я не пожалею. Я склонен ей верить, – Гриз хмурится и хочет возразить, но Нэйш предупреждает ее: – Ты скажешь, что я настроен слишком легкомысленно. Может быть. В конце концов, это же Эллет, а я наблюдал пока ее работу только со стороны… не в качестве объекта. Он встает с софы – разрезает стремительным движением ленивый танец пылинок в луче света. – Но ведь если события начнут выходить из-под контроля – ты знаешь, к каким словам прибегнуть, аталия? Чтобы вернуть меня – если вдруг понадоблюсь. Никогда не помешает добавить в задачу величину постоянную, не так ли? Дверь прикрывается мягко, неслышно. Скорчился одинокий яблоневый лист на паркете – желтый… Лежит, добавляет комнате осени. Непостоянная величина. В отличие от некоторых. Три слова, которых успешно удавалось избегать. «Ты мне нужен», – крайнее средство… Сказанное в жизни, которой никогда не было. Несказанное здесь. Насколько постоянная величина? Есть задачи, которые слишком сложны, чтобы можно было предсказывать их решения.
====== Задача для варга-3 ======
МЕЛОНИ ДРАККАНТ
Если у меня что-то и стоит поперек горла (кроме кучи охотников и контрабандистов, шуточек Балбески, да еще вольерных) – так это дни, когда из питомника все разбегаются. То есть, вроде как радоваться надо: тут тебе ни Зануды с его непременными репликами («О нет, мы опять нарушаем какие-то законы!»), ни толпы гомонящих ученичков. Только вот сегодня это тревожно. Поскольку вчера Грызи вкратце донесла до нас, что мы что-то не поделили с дамочкой, которая нас навещала недавно. Ну, той, которая устроила представление в поместье Мантико. – Что же это такое мы с ней могли не поделить? – пропела Конфетка сладенько и скосилась в сторону Нэйша. Балбеска же проявила здравый смысл и поинтересовалась, почему это мы не открутили дамочке башку во время визита. – Потому что она знает, как пользоваться услугами наёмников, – пояснил Нэйш, рассматривая потолок. – Обратилась к Гильдии… не суть важно. И она отлично собирает сведения – если только она сама не спровоцировала некоторые вызовы в этот день. Иными словами, если бы мы попытались ее хотя бы задержать – многие из наших сотрудников… Дальше он изобразил какой-то нэйшевский синоним слову «сдохнуть». Тут за здравый смысл выступил уже Пухлик. И спросил, не стоит ли нам в таком случае принять условия этой тётки – раз уж она сама явилась на переговоры. И получить себе небольшую армию выморков, раз уж она умеет договариваться с выморками. С тем, чтобы в скором времени открутить башку вообще всем, но исподтишка. – В принципе, идея неплоха, – хмыкнул в ответ на это Нэйш. – Не получится, – отрезала Грызи и осадила своего заместителя взглядом. – Она к нам явилась не на переговоры. Условий ставить не стала – пришла прощупать почву и покуражиться. Судя по всему, у нее есть конкретный план, выполнение – дело времени. Какого времени – мы не представляем. К Шеннету обратиться можем вряд ли, – ну да, Хромец же остатки души заложит за секрет того, как ладить с выморками. – Но запереться в питомнике, не отвечать на вызовы и не оказывать помощь – не можем тоже. Поэтому на вызовы по одному не отправляемся и действуем с оглядкой. Если вдруг хоть что-нибудь ненормальное… Балбеска как-то смущённо закряхтела. – А что в нашем случае вообще подходит под «нормальное»? – Если вдруг нам хотят дать денег – нужно сразу бить тревогу, – меланхолично отозвался ее папашка. Гриз согласилась пожатием плеч. И добавила Пухлику по голове с размаху: – Да, и нам нужно проверить – что там с нашими бывшими учениками. Чем вогнала Гроски в шок и почти даже в похудение. Пока он пытался отойти от масштаба задачи («Все?! То есть, все, кого мы выпустили за два года?! Да там десятка четыре, и из них связь с нами поддерживает хорошо, если половина!»), Зануда как всегда попытался играть в законника. – Думаешь, эта женщина могла использовать и других варгов для общения с выморками? – Кого могли – мы предупредили сразу, – отозвалась Гриз и поморщилась. – Эвальд должен был разыскать остальных… Но всё-таки стоит подстраховаться именно сейчас. Особенно с теми, кто решил ограничиться минимумом. Ну да, ведь не все же новички-варги горят желанием работать с животными: полно и таких, которые научились основам, а после преспокойно расплевались с питомником и пошли себе жить своей жизнью. В общем, это всё было вчера, вечером и Пухлик сразу же взял под мышку Зануду и испарился работать по варгам. А потом с утра посыпалось, да ещё так, что нам стало не хватать поисковых групп: людоед-драккайна, три взбесившихся яприля, все в разных местах, крупный побег из зверинца магната, заболевшая мантикора и на сладкое – стая грифонов, которая дружно оперилась и решила встать на крыло возле испытательного полигона для дирижаблей.
– Я б сказала, что это ненормально, – свирепо выдала Балбеска перед тем, как усвистеть на вызов в компании муженька. – Но кто ж мне поверит?
Помрачневшая Грызи ничего не прибавила, ухватила четырех учеников и дунула разбираться с грифонами и дирижаблями. Потому что если подумать – в истории питомника встречались утра и покруче. В общем, поисковые группы – что из Вирских лесов, что наши – были нарасхват, Пухлик и Синеглазка двинули в поместье магната, так что в питомнике оставалась только ученическая мелочь, егеря да вольерные. Ну, еще я, да Конфетка с Истеричкой: ученица-варгиня нет-нет да и начинала орать и корчиться. Видать, где-то неподалеку все-таки шастали выморки. Словом, Конфетка засела у себя в лекарской. А питомник был уж что-то слишком тихим. Понятное дело, что Йолла, которая была за дежурную, скоро притащила очередной вызов. – Там чего-то непонятное, – обрисовала со всей возможной точностью, так что мне пришлось топать самой к Сквозной Чаше и выяснять, что да как. «Что-то непонятное», – это, как оказалось, Пэтти Нартак, в смысле, Немочь. Закончила обучение год с лишним назад – и то, такое ощущение, что Нэйш просто устал разбираться – на каком она вообще свете. Деваха и в своей-то деревне малахольной считалась, а вместе с Даром варга на нее вообще что-то такое снизошло, из-за чего она чуть ли не всё время стала расхаживать там и сям с удивленным видом и пялиться в пространство. Буйных зверей, правда, укрощала хорошо: они и без Дара варга от нее по углам разбегались, только что хвостами у виска не крутили. Интереса ни к кому или ни к чему особенно не проявляла. Старания тоже. Просто шаталась себе, никого не трогала, ну, еще потусторонним голосом разговаривала то с вольерными, то «со звериками». Один толк с нее был: любила подойти со спины и уставиться. Мне-то ничего, я Следопыт, а вот Балбеску она таки довела до икотки. Ну, а теперь, стало быть, Немочь куда-то там пропала. Чем внезапно не вызвала буйную радость у своей же родни, а вызвала огорчение. Мамаша Немочи всё больше булькает в свой платок, но все-таки удается вытянуть, что в деревне пропали какие-то детишки, и Пэтти отправилась их искать. И даже – вот что удивительное – нашла. Только вот детишки все как будто не в себе, трясутся и ревут, и твердят про золото. А Пэтти, стало быть, отправилась за единственным, кого не удалось отыскать, но перед этим просила «связаться с ее учителем, потому что, наверное, она сама не справится». Ни слова по сути: ни направления, ни сути проблемы… Вылитая Немочь, в общем. Ладно, Следопыту это не помеха. Правда, варгов под рукой ни одного, но не выдергивать же Грызи из ее поднебесных странствий. И вообще, там же Немочь в одиночку на какую-то хворобу понесло. Если это животное – нужно срочно его спасать. Так что я даю распоряжения Мелкой, потом еще ору на прощание на вольерных – только попробуйте с кормлением грифонят помедлить! Собираюсь и ныряю в вир (направление на «Лечебницу Озрин»). Выныриваю, вижу эту самую лечебницу в отдалении – мрачнющее здание за перекосившимся высоченным забором. Молчаливое, нахохлившееся, облезшее, как болеющий шнырок.
Пожимаю плечами, иду в деревню. И там первым делом лбами сталкиваюсь с Синеглазкой. Который уже обрабатывает родителей Немочи.
– Мне кажется, Гризельда запретила выходы в одиночку, – выдает он вместо приветствия. – Ну, так я ж теперь в твоей поганой компании, – приветствую я его в ответ. И слушаю себе, досадуя на свою доброту. Конечно, с ним безутешные родители связались еще раньше, чем с питомником, вот он и приволокся. Мне-то что тут делать, спрашивается? Хотя, может, что и найдется. Толку в деревне – ноль. Детей с ног до головы отмыли, обпоили дрянными зельями, так что они попросту спят. Слабый запах земли, затхлости, чего-то непонятного. Мамаша Немочи тоже говорит – та была вся в земле. Сказала, с ней не ходить. Сказала – опасно. «Конечно, опасно, там же… у лечебки-то…» – это уже вислоусый папаша. До него наконец дошло, что мы тут его дочурку ищем. Оказывается, что эта самая лечебница – вроде как давний приют для поехавших крышечкой. Где завелись призраки – потому что любой, кто туда забредет, прибредает обратно уже тронутым. По-разному, правда – то память отшибёт, то вообще рехнется. Словом, еще не легче. Правда, мамашки детей клянутся, что детишки, вроде, удирали в совсем другую от лечебки сторону. Да и Немочь, будто бы, говорила, что идет куда-то «в рощу»… Еще повторяла, что «спасать, надо спасать». Словом, остается только включить Дар на полную и тащиться следом. Чутье Следопыта ведет безошибочно: местные, конечно, наследили в окрестностях, но всё не затоптали. И впрямь идём на восток, а лечебница и портал остаются на юго-западе. Синеглазка в кои-то веки заткнулся, не мешает работать, только смотрит, как читаю следы. – Тут выморки побывали, – говорю я. – Следы без запаха. Были в виде зверей. И еще проходили какие-то. Не деревенские. Шлялись туда-сюда. Местная роща, по которой приходится пройтись, пялится нехорошо и с предвкушением. Воздух воняет неприятностями. Особенно остро этот запашок начинает ощущаться, когда при выходе из рощи нас встречает развеселая компания. Какая-то расфуфыренная дамочка, от улыбки которой блевать тянет. И четыре серьезных мужика, которые в засадах и не высовываются, но Следопыта-то не обманешь. – Рин, – говорит дамочка. Глаза у нее и холодные, и какие-то шальные, и они зеленее, чем шерсть у яприля весной. – Как здорово, что мы встретились! Не хочешь немного прогуляться? Думаю, с вашим небольшим заданием легко справится госпожа Драккант. Метательный нож мягонько вползает в ладонь. Сейчас я с кем-то от души поздороваюсь. – Нас убьют на месте, – едва слышно роняет Синеглазка под нос, но я-то его слышу. Придерживаю клинок. Если в засадах хорошо окопавшиеся, опытные Стрелки – это точно, жить нам недолго. Нэйш тем временем посылает ответную улыбку дамочке. Еще более кишкозаворачивающую. – Не ожидал тебя увидеть так скоро, Эллет. Ты же, кажется, хотела дать мне время, чтобы определиться. – Ну, ты никогда не любил раздумывать долго. И кто говорит о решениях? Просто мне захотелось… немного побеседовать с тобой. Насладиться воспоминаниями. Отлично. У дамочки что-то там когда-то там было с Нэйшем. Одно это доказывает, что салатик из белены входит в число ее любимых блюд. Синеглазка состязается с Беленой в непринужденности оскала. И заявляет, что от такого ему ну никак нельзя отказаться, потому что искушение слишком велико. У меня тоже есть искушение попросить не устраивать брачные игры у меня на глазах. Но четыре молодчика в засаде как-то не располагают острить, так что я говорю: – В общем, у меня дела, так что я не буду вас тут… смущать. Максимум вежливости, какой могу предложить. Белена, правда, тут же интересуется: – Может, вам дать провожатых? Знаете, местные рощи бывают небезопасны, а если вы ищете ту девочку, Петти… идти придется еще не меньше двух миль! Я только хмыкаю и всем своим видом демонстрирую – куда ей можно приклеить своих провожатых. – В самом деле, я совершенно уверен, что с Мелони ничего не случится, – влезает тут Синеглазка. Вроде как, в его голосе есть даже какой-то нажим. – Кроме того, она торопится… Так не будем медлить? И он шагает навстречу Белене, чтобы взять ее под ручку. Бросив мне перед этим на прощание – только Следопыт услышит, настолько тихо… – Вызови Гриз. Сама бы не додумалась – жаль, фыркнуть в ответ нельзя. Синеглазка и Белена удаляются себе в обнимочку туда, откуда мы пришли. Я еще сколько-то времени вслушиваюсь – долетает только что-то насчет той самой лечебницы. Потом побыстрее срываюсь с места – но ребята в засаде и не думают стрелять вслед. Так. Теперь только разыскать водоем, вызвать Грызи, найти Немочь, посмотреть – что с ней там… И до кучи прорваться через десяток выморков. Потому что эти твари начинают лезть из-за деревьев. Вон два алапарда, яприль… а вон Немочь, только взгляд для настоящей сильно осмысленный. Выдыхаю сквозь зубы, берусь за ножи. Не знаю, как там с вызовом Грызи, а помощь для Немочи точно вроде как откладывается.
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Сквозник обжигает бедро в полдень. Только что спустились на отдых: гоняться по воздуху за стаей вертких грифонов – небольшое удовольствие. Остальные из группы пытаются отдышаться и жадно пьют воду – слишком жарко – а её вызов подхватывает в момент распоряжений: накормить отловленных грифонов, напоить, осмотреть…
– Лечебница Озрин, Айлорат – выпаливает Мел в Сквозной Чаше. – Эта баба увела Нэйша куда-то к лечебке. Я от них на северо-востоке, ищу Немочь, она вляпалась. И выморки, мурену в глотку этой бабе!
Потом ее лицо исчезает. Слышен звук схватки. И вода в Сквозной Чаше мутится и становится алым от крови… чьей? Пока Гриз раздает последние распоряжения – валом налетают предательские мыслишки. Накатываются на крепость внутри атакующей армией: давай же, просто щелкни пальцами и попроси помощи у Эвальда Шеннетского, все равно ведь ему рано или поздно станет известно… Перед тем, как шагнуть в портал, Гриз вызывает Десмонда и просит связаться со знакомыми законниками. Пусть лучше Шеннет узнает поздно, чем рано. Потом в уши врывается шум воды, и нужно вцепиться в направление – лечебница Озрин – и не выпускать, и не давать себя утащить водовороту мыслей… Потом она поднимается по скользким ступеням, ведущим от «водного окна», оглядывает местность, на которой сплошь царствует осень: осенние цветы, и недалёкие рощи – будто птицы, разодетые в диковинные перья. И за небольшим пустырём – мрачное здание на небольшом возвышении, за высоким забором. Ни следа Мел, на востоке – только дорога, несжатое поле ржи да шумящая роща. Зато по дорожке перед зданием лечебницы неспешно прохаживается Эллет Кроу. Всем своим видом приглашает побеседовать. Ее приветственную улыбку едва ли не от портала можно увидеть – но проходит навстречу она не так уж много. Потом останавливается и начинает ожидать – в непринуждённой позе, постукивая ножкой. До тех пор, пока Гриз не оказывается в десяти шагах – тонущая в осенней пыли и полуденном солнце. – Вот и вы, – говорит негромко, искрясь радушием. – Вас Мелони вызвала? Наверное, у нее все-таки возникли какие-то проблемы. Я предлагала девочке провожатых, но она как-то опрометчиво отказалась, а ведь местность здесь опасная! Или вы здесь из-за Петти? У девочки большой потенциал, как у варга, но вы же знаете, есть некоторые трудности, с которыми даже опытный варг не сможет справиться. Я как раз недавно говорила Рихарду, что ему, может, тоже помощь понадобится. Грудной, мелодичный смех – вспархивает бабочкой. Гриз стоит, сощурившись и сцепив зубы: солнце бьёт прямо в глаза, фигура Эллет – будто в огненном круге, дрожит и расплывается… И каждое неспешное слово – потерянная секунда, и что-то внутри кричит, что этих секунд – немного. – О, вы хотите помочь ему? – Эллет Кроу наклоняет голову. – Ну конечно, он же ваш ученик. Тогда вам на запад – вон по той тропе. Или… нет, постойте-ка, ведь у Мелони там какие-то проблемы? Да еще эта девочка, Петти. А к ним вам на восток – вон туда. Досадно, что нельзя раздвоиться, да? Полуденное солнце – враждебное, злое. Норовит ослепить, остановить. Сражаться против солнца – дело последнее. Как против противника, у которого есть все козыри. Который взял на себя труд и организовал торг. Две жизни – на одну, как обещалось. – Но, раз вы не сможете раздвоиться… кажется, вам придется выбирать. Солнце – в союзе с Эллет Кроу: скрывает своим блеском её лицо. Взглянешь – не поймёшь, что там: нетерпение? Торжество?
Спокойная уверенность того, кто решил задачу («Я знаю, что ты выберешь, девочка. Я всё про тебя знаю»).
Вот ведь совпадение, думает Гриз – а я про себя знаю не всё. Впрочем, Нэйш, кажется, говорил, что Эллет склонна понимать людей даже лучше, чем они сами себя понимают.
Эллет Кроу стоит с участливой улыбкой и терпеливо ждёт. Протеста («Ты решила неверно!»). Стремления совершить невозможное и выбрать неожиданное. Рождения выбора – в муках, в боли, в крови…
Эллет Кроу всё-таки знает не всё о Гриз Арделл.
Потому что она же должна колебаться – но не колеблется. Должна сказать что-то на прощание – и не говорит. Слишком мало времени – даже на принятие решений. Потому решение было принято, еще пока она шла сюда. Может, и раньше. Эллет как раз набирает в грудь воздуха и начинает: «О, я понимаю, это нелёгкий выбор. Истинный варг…» В этот момент Гриз молча отворачивается и опрометью бросается по дороге, ведущей на восток. Она еще успевает услышать полунасмешливое восклицание: «Вот так сразу!» – и ещё какое-то замечание про предсказуемость… Но не оборачивается, не останавливается – нужно бежать, хранить дыхание, чувствовать солёные капли пота на щеках… С каждым шагом отдаляться от возможности вернуться и переиграть. Иногда верные решения задач несут боль хуже, чем ошибки.
ЭЛЛЕТ КРОУ
– А она быстрая, – одобрительно говорит Эллет, когда фигура Гризельды Арделл стремительно тает среди золотисто-красных холмов. – Так она будет там через четверть часа, может, даже меньше… И опоздает, – прибавляет мысленно. Потому что к тому времени всё будет кончено. Гризельда Арделл приняла изначально неверное решение. Предсказуемо. Рин неспешно выходит из-за ограды – оттуда ему открывался отличный обзор на всё, что происходило перед лечебницей. Провожает задумчивым взглядом стремительно несущуюся прочь фигурку. – У этой сцены был какой-нибудь особенный смысл? – Ну, я хотела показать тебе, что она останется живой, – мягко отзывается Эллет. – Я уже говорила тебе: мне по большому счёту нет до нее дела… Но всё же хотелось убедиться, что она не вмешается. Если ты беспокоишься насчёт выморков – я могу направить пару ребят вслед за ней – слегка подсобить… – Подсобить – кому? – уточняет Рин Хард (игриво). – Честное слово, мне кажется, что за годы ты стал удивительно недоверчивым. – Ну, просто я столько раз видел судьбу тех, кто тебе доверял… – Но ты ведь не они, Рин. Они обмениваются нестрашными укусами, лёгкими уколами, пока идут через запущенный двор к ветхому зданию. У кустов во дворе такой вид, будто их не стригли лет сто, и у заросшей дорожки лежит чья-то брошенная игрушка – лупоглазый деревянный клоун. Кровь листьев мешается с золотом, течёт под ноги одной сплошной осенней рекой. Нэйш следует за ней – сплошное притворство, как будто расслаблен, как будто спокоен и как будто прежний, на самом деле – не здесь и не с ней. Призрак. – Дом с призраками, Эллет? Как мило. Не знал, что тебе нравится паутина и пыль. Стены – серые, все в пятнах сырости и мха, полуслепые окна осыпаются – будто дом решил прикрыть веки. Спрятать то, что в нём обосновалось. – Мне нравятся необычные места – так же, как и тебе. А это место… потрясающе необычное. Бывший приют душевнобольных. Не совсем такой, как лечебница в Исихо: там-то не сажают пациентов на цепи. Перекосившееся крыльцо, тёмный, очень узкий коридор: захочешь – не сбежишь. Потолок уходит в темноту, из которой слышны шорохи: страховка, конечно, следит. Железные кольца вмурованы в стену. Деревянные мостки, по которым приходится ступать, потому что на полу слишком много потёков жирной, чёрной грязи. – Не споткнись, тут грязно. Ты, может быть, хотел сказать, что цепи не удержат магов, особенно сумасшедших? Да, тут… довольно часто случались побеги. Кроме пары последних лет: сначала прекратились побеги, потом и охранники тоже начали себя странно вести… а потом, говорят местные, они все делись куда-то, никто так и не знает куда, но очень, очень немногие желают приближаться к этому проклятому месту в тёмные ночи. Говорят, в этих стенах до сих пор живут жалобы их истерзанных душ… Рин Хард с сомнением хмыкает. Он идёт неспешно: не соскользнуть с деревянных мостков. Проходит вслед за ней в холл – до смешного массивный, с шестью колоннами (одна полуосыпалась). Снизу вверх можно рассмотреть все три этажа – в холл выходят балконы (Эллет полагает, что приют умалишённых раньше был усадьбой какого-нибудь разорившегося аристократа). Поблёскивают светильники с желчью мантикоры – и им откликаются отсветы на металле. – Четверо, – говорит Рихард, пренебрежительно оглядывая посты её страховки. – Так мало? – Шестеро, Рин, и у половины из них – игрушки из Вольных Пустошей. Знаешь, те забавные штучки, которые стреляют кусками свинца и работают не при помощи магии или артефактов. Ты не испытывал на них свой защитный амулет? – Пока что не приходилось. Нэйш поднимает голову и задумчиво обозревает посты – наконец-то увидел пятого и шестого наемника в засадах. Безмятежен и безучастен – и хуже всего, он не притворяется, это действительно так. Потому что когда ты не здесь и не с теми – тебе поневоле будет наплевать на то, сколько смертоносных трубок с Вольных Пустошей наведено в твою сторону. А он ведь сейчас мыслями рядом с Арделл, которая едва ли преодолела даже половину пути. Скажи ему это – хмыкнет и приложит все усилия, чтобы ее разубедить. Тайны не очень-то любят, когда их выдают вслух. Ещё они любят темноту, правда? Она делает короткий жест – Ийор и остальные гасят светильники. Рин и она остаются почти в полной темноте – только далёкие отблески с мест, на которых засели ее мальчики. И почти в полной тишине – только их дыхание (романтично), да легкий-лёгкий шорох, как будто где-то наверху – сильный сквозняк… Время сюрпризов. Первый золотистый отблеск появляется стеснительно и неторопливо. Мелькает, исчезает, наливается силой – и проступает тончайшая, тоньше волоса золотая нить – прочёркивает темноту и остаётся, и к ней добавляется вторая, третья, тысячная… Колышущиеся живые нити ползут по стенам, обвиты бахромой вокруг колонны, покачиваются, будто от невинного ветерка – и распространяют завораживающий золотой свет, довольно яркий – настолько, что можно видеть лица. Рихард Нэйш задумчиво оглядывает холл, вышитый золотым сиянием. Наклоняет голову – изучает. – Псигидра. Надо же. – Здесь их называют – «лютая вытвань». Выдумщики. Это правда, что они сами по себе заводятся в местах, где люди испытывают мучения? – Нет. Просто это… благоприятная среда обитания. Для тех, кто питается болью. – И виртуозно умеет ее причинять. Знаешь, когда я… можно сказать, совершенно случайно… обнаружила здесь эту малышку… Пришлось узнать кое-что об этих милых созданиях. Ты знал, что они могут простираться на десятки миль и насчитывать до тридцати голов? Ну конечно, ты знал, ты же теперь варг. Но это же невообразимо: растут в земле, будто корни, во все стороны, подпитываются чужими страданиями… и сами их вызывают. А самое интересное – то, насколько у них разнообразные повадки. Некоторые, скажем, предпочитают охотиться напрямую – на каких-нибудь зазевавшихся рудокопов, которых привлек блеск золота. Оплетают кольцами и заставляют испытывать боль – и выпивают ее, и заставляют ее испытывать опять. Немного досадно, что приходится так много говорить – но кто же знал, что Арделл будет колебаться настолько мало. Время рассчитывалось с запасом, так что до срабатывания ловушки еще пара минут. Нужно продолжать – по второму сценарию. – А некоторым, вообрази, нравится питаться медленно, но верно: они становятся причиной болезни целых селений. Раскидывают кольца… напускают хвори, люди хиреют… Или вот – есть такие, которым больше нравятся не физические страдания, а душевные: тогда они порабощают умы, приносят ненависть, разлуки, слёзы, измены… Рихард Нэйш вскидывает брови, оглядывая вяло шевелящиеся, качающиеся вдоль стен золотистые нити. – Всегда уважал тебя за методичность. Сейчас псигидры крайне редки, так что… большой Архив Академии? – Там столько сведений, представляешь, – она взмахивает руками, будто хочет обнять архивариуса. На самом деле это сигнал ребятам: скоро, не расслабляться, держать под прицелом… – Например, о том, как с ней трудно справиться магией: почти каждый раз, как они появлялись, приходилось идти на такие ухищрения! Ещё там рассказывается о варгах, которые пытались соединиться разумом с этими милыми тварями. Когда Дар – это быть единым с кем-то… может быть очень опасно взывать к нему. Вдруг соединишься с кем-то, внутри кого – сплошная боль. Огромные запасы чужой боли и огромное желание ее причинять. Надеюсь, ты-то будешь осторожен. В любом случае, для нашего небольшого путешествия тебе не понадобится твой Дар Истинного, так что можешь позволить себе… просто для разнообразия… побыть наконец человеком. Все несуществующие боги, да когда же это кончится. Если Арделл на всех окружающих так влияет – ее стоит убить хотя бы даже за это. Ведь он же невыносимо скучен: она дала ему столько прекрасных возможностей – заговорить, остроумно отшутиться, а он отделывается этими блёклыми фразами, ничего не значащими догадками… И вот сейчас он просто стоит и ничего не предпринимает, руки опущены, почти расслаблен, и это почти добродушное выражение на лице (отвратительно). – И что дальше, Эллет? Ты собираешься заставить меня почувствовать боль? Поссориться с кем-то? Или заболеть простудой? Донельзя убогая версия, госпожа Арделл. Загадочная улыбка – в ответ (неужели ты думаешь, что я тебя разочарую?).
