Текст книги "Ковчег для варга (СИ)"
Автор книги: Steeless
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 49 страниц)
Нэйш прикрыл глаза, скрывая под ресницами высверкнувшую из-под них синеву. Как видно, простой конвоир что-то да может сделать. Если вдруг на него найдет внезапное желание.
– Отходят! – выкрикнуло сразу несколько голосов. – Отвернули! – Отбой! – гаркнул капитан. – Поворот оверштаг, Бобби, давай на правый галс! Маг воздуха кивнул, потер ладони. Судно медленно, лениво стало выправляться – под отрывистую ругань капитана, в которой явственно слышалось: «Сволочи, паскуды, наймусь кожи возить в Овингер, к черту Рифы, ять, ять, ять…» – Ты со своим смертником куда вылез? – вызверился он, проходя мимо нас. – Убрал эту крысу с палубы, ясно? За что всегда завидовал Нэйшу – ему и говорить-то не особо нужно. Так, приоткрытые глаза, приподнятые брови, молчаливое: «Я не ослышался, ты это мне?» – и всем сразу становилось ясно, что нет, не ему. – Что ж тут у вас, часто такое? – спросил я сочувственно, пока капитан пытался подобрать свое мимолетно растоптанное самоуважение. Морской волк свирепо укусил прокуренные усы и смерил Нэйша ненавидящим взглядом. – Да в последние полгода – постоянно… – и вспомнил о самоуважении. – Тебе какое дело, урод?! – Полгода, – сказал я, когда бедолага напоролся на еще один взгляд Нэйша и уполз зализывать раны. – Нападают, стало быть, на корабли вокруг тюрьмы. Гиппокампы мельтешили на почтительном отдалении. Выпрыгивали, выблескивали из воды. Издавали крики – тревожные, похожие на очень высокое ржание. Своих, небось, созывали. – Как посмотреть, – обронил вдруг Нэйш. – Они не пытались нас потопить Лайл. Иначе сделали бы это – при таком количестве… Они только пытались оттолкнуть нас от Рифов. – А ты, стало быть, все-таки успел покопаться у них в мозгах? – Не назвал бы это так, но… кое-что уловить удалось. Касательно их намерений. Они… – …пытались оттолкнуть нас от Рифов, это я уже понял. Зачем? – Потому что они считают, что там есть что-то страшное. – Да ну? Иронию изобразить почему-то не получилось. Впереди бухала, тяжко прокручивалась «костемолка», бурлила вода между кривых подводных лопастей. Строители тюрьмы на Рифах в свое время озаботились тем, чтобы к их творению не подплыл какой-нибудь вражеский корабль. Или чтобы заключенные не могли покинуть Рифы своим ходом. Вот и пристроили на подходе к местным угодьям это урочище – длинную цепь вращающихся под водой при помощи магии железок. «Костемолка» с одинаковой радостью крошит своими челюстями человеческие кости и днища судов, разве что гиппокампов щадит, потому что они-то могут через нее просочиться. Граница перед тюрьмой, можно сказать. Как только корабль проходит в проход, свободный от «костемолки» – ты как-то резко ощущаешь себя не человеком, но заключенным. – Что-то страшное, значит, – повторил я, глядя на жуть какой устрашающий пейзаж по курсу. Голые рифы, корпуса тюрьмы между ними, окрашенное в алый водорослями терпенеи море, чавкающая и рычащая в воде «костемолка». – Стало быть, так и объясняются их нападения за последнее время? Они просто спасают неразумных людишек? – Видимо, так, – отозвался Нэйш, завороженно рассматривая пейзаж. – Судя по всему, они считают, что там… обитает нечто настолько опасное, что нужно пытаться предупредить людей и уберечь их, хотя бы и таким способом. Если учесть, что нападения, о которых нам говорили, происходят в этой местности – пока что все выглядит довольно… просто. – Обожаю простоту, – проворчал я, глядя на то, как коварно подкрадывается к нам пристань, за которой к скалам лепятся корпуса тюрьмы.
Препаршивейшее, к слову, чувство – как будто тебя мордой с размаху погрузили в чан с прошлым.
* * * Пока меня оформляли, внутри напевал песенку гаденький голосок. Непохожий на привычный крысиный визг инстинкта – к этому-то я привык. Этот все кривлялся, выпевал что-то в такт вечным озлобленным воплям чаек. О несчастной судьбе бедолаги, обреченного видеть только Рифы и разлученного с любимой. Вместо любимой голосок рифмовал что-то с пивом и затыкаться не желал упорно. А прошлое тем временем порхало поблизости – еще одной чайкой, здоровой, правда, невидимой, но до ужаса наглой и готовой гадить на голову ежеминутно. Крылья прошлого смыкались над головой. Стирали настоящее. Браслет, контролирующий магию, сел на руку как родной – холодный, серый, с острыми зазубринами, вгрызся в кожу. Лица ребят на приёмке не стали менее испитыми и пустыми, желтые робы заключенных – менее потасканными, на моей оказалась многозначительная прореха в районе спины (а в прошлый раз было на животе, вот как-то помнится). Блок Д – Дайра, в честь имени Ледяной Девы, вполне себе ирония, номер 341, с возвращением, Лайл Гроски. Настоящее издыхало с каждым шагом, пока мы шли от приемника на пристани к моей будущей обители. Корчилось, выцветало. Прошлое щемило его властно, шипело: «Ну, вот и „скаты“, тоже с браслетами, как вся охрана здесь. Хочешь отведать магический разряд охранного жезла? Сравним с разрядом малого ската, да. Скалятся, паршивцы, они имеют право, ты теперь – планктон, без имени, без прошлого, без всего, опусти глаза, опусти плечи. „Угри“ – у них форма черная, не серая, как у охранников. Подлизы из числа заключенных, у них нет жезлов, только дубинки, живут и питаются отдельно, выслуживаются, беспощадны, опусти глаза, они хуже „скатов“. Извилистые коридоры переходов, выстроенные прямо между скалами, долетает плеск моря, и везде эти чайки, проклятые падальщицы, все не могут нажраться теми, кому уже никогда отсюда не выбраться, ты же не забыл, Гроски? Твой корпус, от пристани кораблей – не менее трех тысяч шагов, двери, двери, двери, за каждой – по сотне заключенных, ты в четвертой сотне корпуса, успеешь как раз к вечернему кормлению, лучше пропусти его, такое можно жрать только с голодухи, помнишь, Лайл, а?!». Я отмахивался как мог, но прошлое налетало, душило, нарастал крысиный визг внутри – истошный, на грани слышимости. Отсюда хотелось бежать, бежать, бежать… Чтобы стать свободным и быть очищенным перед законом. Три основных пути – затеряться на скалах и жить там, попытаться проплыть «костемолку», пробраться к пристани и нырнуть на отходящий корабль… Когда-то Лайл Гроски бежал с Рифов. Другим путём. Из другого блока. Другой человек, потому что я… – Т-341, пош-ш-ш-шёл! Позади бухнула дверь, оставляя меня в полутёмном бараке. Настоящее умерло окончательно.
*
– Здесь что-то не так, – сказал я. Пошевелил распухшими пальцами устойчивого красного цвета. Терпенея – дрянь скользкая и колючая, пока ее нахватаешь в сачки – иззанозишься и покрасишься. Еще и лодыжки болят. И спина. Да и вообще почти всё. Рихард Нэйш неспешно мерил шагами допросную. Серая форма, нашивка «Тер-21» на нагрудном кармане, ледяной взгляд – образцовый местный «скат», разве что охранный жезл держит слишком небрежно. – Правда? – Имею в виду – ещё больше, чем обычно на Рифах. – Подробнее. Не знаю, наблюдали ли за нами или нет; к тому, что Нэйш выдернул меня в допросную, здесь отнеслись наплевательски. Бывает ведь так, если преступник не желает сдавать подельников. Отправляют на Рифы, чтобы подельники его уж точно не освободили. И ведут допросы прямо там – конвоиры тогда придаются в помощь местной охране. Если наблюдали, то со стороны выглядело довольно пристойно. Я уткнулся взглядом в столешницу, бубню под нос, «скат» с намеком покачивает жезлом. Все, в общем, как прежде – ну, кроме моего рассказа. Распорядок дня на Рифах жесткий. Подъем, раздача баланды, построение – выход на работы в водные поля терпенеи, а там уж чуть ли не до заката дерешь треклятые водоросли и плюхаешь в ведра, дерешь и плюхаешь, плюхаешь и дерешь, так что в глазах ало уже через час, а цедить словечки по поводу тех, кто вздумал развести тут водоросли, начинаешь уже через два. Перерыв в полдень на час и к вечеру на полчаса, потом построение – раздача баланды – отбой. В таком ритме как-то не особенно тянет к общению, да и смертники, кому положено догнивать на Рифах – публика не слишком открытая. – Сотня заполнена почти полностью, девяносто два человека. Приветливые такие ребятки, в большинстве своем – насильники-разбойники-убийцы, разных возрастов и потрепанности. Ветеран, как понял, прожил здесь лет десять, много новых, переведенных из других блоков за попытки к бегству или бунтам. Кучкуются как обычно – слои общества, интересы, возраст. Думаю, трое, не меньше, скоро подадутся в «угри» – уже начали выслуживаться и доносить. Группой здоровяков… если это так можно назвать… рулит Шрам, громкий разбойник был, из Ракканта. Обстановка в бараке мирная, как в сельской гостинице, и Рихард, черти водные, здесь что-то не то. Они какие-то подавленные… До меня долетел смешок. – Подавленные на Рифах. Хотелось ткнуться носом в стол и заснуть. Как бы еще ухитриться выжать из себя связные рассуждения… Боль, усталость, голод, страх. Рифы из каждого делают зверя, в котором только это и остаётся. – Можешь мне поверить, новичков тут встречают не с распростертыми объятиями и не через: «О, привет, вот твои нары, мы заначили для тебя пару сырых рыбёх, вкушай, драгоценный товарищ!» Упреждающей порки никто не отменял – ну, в северном блоке, как раз так и было. Так вот, они слишком смирные. То есть, мы, конечно, можем предположить, что им просто на воле надоело это дело, ну, или что они глубоко раскаялись и стали добродетельнее Целительницы, но знаешь… ни черта не верится. – Тебя не избили – и ты недоволен, Лайл? – Просто говорю, что это необычно, – огрызнулся я. – Покорные они какие-то, что ли. Жмутся по углам, перешептываются, и при мне еще никого не прирезали – за четыре дня, да я тебя умоляю. Нет разговоров о бегстве. Контакт пока особо ни с кем не наладился, но я так понимаю… о чем еще говорить смертникам? О чём еще думать. Я думаю об этом через раз, а тогда… когда было тогда? – думал реже. Сбежать, сбежать отсюда, сбежать…
– И ни бунтов. Ни возмущений. Вчера в баланду напихали какой-то рыбной тухлятины… жрачка, конечно, всегда была не очень, но сейчас… они просто проглотили это. Во всех смыслах – давились, глазами хлопали, но поглощали, как Эффи, когда Кани пытается ее прикармливать.
Воспоминание о дочери и внучке вышло смазанным. Вышло – будто из сна. Глупого, тягостного – какие внучки, если Рифы вечны…
– Ну, надо же, – мягко заметил Нэйш. – Не могу сказать, чтобы я заметил такие же изменения среди «скатов». Они, насколько помню, приветствуют новичков по-прежнему.
И он размял кисть, слегка ухмыльнувшись.
Стало понятно, почему коллеги предпочитают бросать на Нэйша опасливые взгляды издалека. И почему кое-кто из них с трудом может поднять руку, а у другого посекундно дергается голова.
Я передернул плечами – левое болело после утреннего удара дубинкой от особо ретивого «угря». «Скаты»… может, мне казалось, что они раньше не зверствовали так уж. Вроде как – «раньше пиво было вкуснее, а море более синим». Да и здесь ведь восточный блок, блок смертников, так что почему бы им не развернуться во всю свою мощь.
– Хорошо, Лайл. Я понял. Постараюсь расспросить кого-нибудь из «угрей». И я подумаю о том, как сделать так, чтобы ты… наладил контакт, в конце концов, у нас не так уж и много времени… Немного – месяц. На такое время нас закинули на Рифы. С условием, что если вдруг мы не дадим о себе знать – нас отсюда вытащат под благовидным предлогом. Ну, например, я должен буду опознать членов шайки, которую возглавлял. Если доживу, конечно. Когда мы встретились в следующий раз, через три дня – плечо болело сильнее. А еще – челюсть. А вот кулаки – красные от треклятой водоросли – чувствительно почесывались: кулакам крайне хотелось соединиться с кое-чьей безупречной скулой. – Сколько раз я тебе говорил, что ты кукукнутый? Нэйш чуть приподнял брови, прохаживаясь мимо стола, за который меня минутой раньше втиснули два местных «угря». – А по-моему, идея была отличной. – Роскошной, как труселя королевы Ракканта, чтоб тебя… это ж не тебе пришлось торчать в клятом карцере и получать по ребрам. К слову, зачем ты мне вмазал разряд жезла? – Правдоподобие, Лайл. Предположительно ты отлынивал от работы, а потом еще и попытался пререкаться. И потом, мне же нужно как-то зарабатывать авторитет. Кажется, зрелище доставило другим «скатам» удовольствие. Может, он слишком вжился в эту форму, в эту роль, только мне как-то кажется, что это и ему доставило удовольствие. От этого оторопь берет. И в десятый раз успокаивать себя «Гроски, Нэйш, конечно, сволочь, но он наша сволочь» – получается всё хуже. – И что – ты добыл что-нибудь из этого удовольствия? – Кое-что, Лайл, кое-что… один из охранников сказал, что я бы неплохо показал себя на втором уровне. Думаю, речь велась о чём-то, что находится внизу и севернее, ближе к пристани. Другой откликнулся – что-то вроде «Хорошее было бы зрелище». До этого такие разговоры не заходили. Пояснений они не дают, утверждают, что я и так пойму, потому что через это проходит каждый. Звучит как какое-то развлечение для «скатов», не находишь? Во всяком случае, «угри» не знают об этом месте – или лгут, что не знают. Я передернул плечами. Не хотелось воображать, как могут развлекаться местные стражи. У заключенных тут одно развлечение – карцер. Сутки в тесной холодной комнатушке, тьма, застоявшаяся вода на полу, кишащая здоровыми пиявками; озноб и страх пробирают до костей. – Что у тебя, Лайл? Удалось наладить контакт с тем мальчиком… Т-369, не так ли? Полное имя – Эркин Полкед, осуждён за… – Знаю я, за что он осуждён, – огрызнулся я. Негодующе засопел. Контакт… посиди в карцере с кем угодно – и вы друг другу ближе братьев родных станете. Но этот… – Наладил, даже с лишком. Вернее сказать, он не затыкался все двадцать четыре часа – по-твоему, это можно назвать контактом? Примерно двадцать часов у него ушло, чтобы поведать мне о своей горькой судьбинушке. И о том, что это несправедливо, несправедливо, несправедливо было – его на Рифы, потому что никакого морального права мать не имела с ним так поступать, он только хотел, чтобы от него отстали, а сестрички так противно визжали, они совсем ничего не понимали, эти мелкие девки, и вообще, он был пьян совсем немного, и она же всегда давала ему денег, и какого черта она полезла его воспитывать, он же ее маленькое солнышко, это всё несправедливо, это всё она виновата, а сестры вообще просто под руку подвернулись, не надо было им орать, он всё никак не мог сосредоточиться, и всё вышло случайно, он не помнит, как ударил магией, и он вообще ни в чём не виноват, а тут страшно, страшно, страшно, тут так страшно, зачем его вообще сюда… – Он сообщил тебе что-нибудь? Здесь все и со всеми не так – вот что он орал там, во тьме. Тощий, мелкий и прыщавый, а голоса – как в придворном певце, за сутки чуть-чуть только и охрип. Со всеми, со всеми не так – как будто я сам не вижу этого. Тень Рихарда Нэйша неспешно плывет по грязной стене допросной. Мягко – словно подкрадывается. И мне жутко от этого. Жутко до того, что я и глаз-то на своего напарника поднять не могу. – Само собой, орал, что отсюда нет выхода. Поминал какой-то лабиринт – «несговорчивых пускают побегать в лабиринте». Кто там знает, может, это и есть второй уровень. Из того, что узнал… есть и третий. Но о нем он почти и не говорил – помянул да затрясся. И была там еще одна странная фразочка… К концу нашего заточения я порядком измотался. До того, что готов был придушить вопящего Эрка собственными руками. И ляпнул наобум: – Заткнись, а то услышат. Подействовало на удивление хорошо: Эрку будто кляп вставили, я уж было подумал – он языком задавился с испугу. И за следующую четверть часа как-то даже и соскучился. – Что – за шкуру страшненько? – спросил потом во тьму. – Боишься, что убьют? – Убьют? – его шепот сломался, рассыпался мелкими смешочками. – Зачем… они же не убивают нас, нет. Им совсем это не нужно. Они делают так, чтобы мы жили. Понятное дело – никому не нужно, чтобы Рифы пустели слишком быстро. Терпенея, устрицы, редкие виды рыб, магические кристаллы, пара исключительно ценных минералов – эта тюрьма прямо-таки дно золотое. С бесплатными работничками, запас которых регулярно пополняется. Неудивительно, что Дедуля Детраск чуть ли не богатейшим магнатов во всей Кайетте, а его сыны и внуки процветают. Так что да – они делают так, чтобы мы жили… В ужасе, в трепете, не смея поднять глаз на своих стражей. Нэйш не спеша опустился на стул напротив. Медленно, задумчиво провел пальцем по губам – и мне стало не по себе под его взглядом. Слишком много там было… прежнего. Может, мне кажется, но он как-то осунулся, или нет, не то… Черты, что ли, стали острее и жестче. Или разводы в глазах – явственнее. – Исключительный, ты чего? Нервная работенка с заключенными? – С «планктоном»? Нет. Эти не доставляют никаких хлопот. Как ты уже говорил, они ведут себя образцово. Даже не… кричат, когда мы выполняем свою работу. В отличие от… Не сводя с меня пристального, холодного взгляда, поднял ладонь к виску. – У тебя в голове наконец появились голоса? Не одному ж мне ходить с крысой внутри. К слову, этот мерзкий грызун весь меня изглодал за последние дни, а теперь и вовсе орет что-то, переходя на хрип. – Слушай, если они вдруг станут тебе говорить, что ты – наследная принцесса Овингера, ты уж… – Лайл, я слышу как варг. Крик. Боли, голода, ужаса… ярости, – не знаю, слышал ли он себя, такое ощущение, что просто вслушивался – и передавал то, что слышит. – Да, от ярости. Желание поглощать… желание крови… криков. Страха. Усилием воли я отпихнул внутреннего грызуна. Это уже было похоже на информацию. – Какое-то животное? В том смысле… гиппокамп? Или там… что тут может водиться, на Рифах, по твоей-то специальности? – Понятия не имею, – протянул Нэйш со странной улыбочкой, – но до сих пор я не ощущал животных извне… без собственного желания. – То есть, оно орет так, что и до тебя долетело? Он пожал плечами, задумчиво поигрывая охранным жезлом. Так же идеально в его пальцах когда-то играл дарт. – Оно – или они… сомневаюсь, что одно животное может издать вопль такой силы. Думаю, их сотни. Или же… Одно, но здоровое. Как-то невольно сглотнулось. Кайетта – страна, происхождение которой не зря связывают с магическим Ковчегом – черт же его знает, что и когда из какой щели выползет… – Значит, другие тоже могут это… а-а-а, черт. Другие тоже могут это ощущать: все и со всеми не так, матерые убийцы глазки боятся поднять, зеленые юнцы охранники зверствуют за каждый взгляд, лупят разрядами жезлов по малейшему поводу, не шлепают по коридорам вразвалку – у них легкая, пружинистая походка хищников, готовых перервать горло. Страх – вот что не так в этих коридорах. Застоявшийся ужас, который давит своими щупальцами одних и дает жажду крови другим. Черные волны страха, почти осязаемые, в них барахтаешься, пока есть силы, а потом остается только тупая покорность… От жути закололо кончики пальцев. – Правильно. И гиппокампы, значит, отвернули от здешних мест поэтому. А Дедуля Детраск скорее удушится, чем позволит прикрыть свою лавочку в этих местах: терпенея доход приносит, а на то, что за дрянь тут поблизости сидит – ему плевать. Жаль, нет никакого завалящего бестиария, но и без него понятно: вряд ли мы с такой животиной раньше встречались. – Может быть, Лайл. Может быть. Не нравится мне его взгляд. Такое ощущение, что он прикидывает твои слабые точки – куда лучше, прямо сейчас. К слову, это место мне тоже не нравится: оно мешает думать. Я явственно упускаю что-то, даже несколько что-то – а голова тяжелая, мысли – суетливые, мечутся, направлены на одно. Забиться в угол и не показываться никому, уползти в нору, или нет, лучше сбежать, сбежать, сбежать… Вроде бы, я не должен был чувствовать облегчение, когда напарник вышел из допросной и дал жест «угрям» – забирайте. Но я чувствовал. И когда я оказался в этой самой комнате в следующий раз – меня озноб продрал, едва я услышал его шаги. Неспешные, размеренные шаги смерти, ступающей по коридору. – Нам нужно уходить, – выпалил я, стоило ему только закрыть дверь. – Слушай, я узнал кое-что, для Хромца может и недостаточно… но я тут прикинул, куда могли пропадать его агенты. Нэйш молча ждал у двери, глядя издалека и сверху вниз. А я торопился и комкал слова – так, будто был на настоящем допросе, будто сросся за прошедшие дни – еще семь, кажись – с серой вылинявшей шкуркой той твари, внутри. – Эрк мне обмолвился… насчет третьего уровня. Не знаю, с чего его понесло, похоже, после карцера он совсем умом повредился, не отлипал от меня, ни на работе, ни на покое, ни вообще. Может, с папашей путал, не знаю. Всё порывался лить слёзы в мой арестантский балахон – посадил мне, к слову, пару внушительных синяков своим длинным носом на животе. И шептал о третьем уровне, о том, что нет выхода, потому что там… – …ЭТО, – прошептал мальчишка, шмыгая носом и лихорадочно блестя бусинками глаз. – Оно там, внизу, там, да, на третьем уровне, туда уводят тех, кто больше не может, кто уже готов… и ЭТО тянется оттуда, к тебе… оно забирает… забирает тебя. – ЭТО, – повторил Нэйш без всякого выражения. – Значит, они знают. – Во всяком случае, представляют, что под восточным корпусом обитает какая-то дрянь. И не только заключенные – раз туда швыряют ослабевший «планктон», значит, «скаты», а через них и Дедуля в курсе. Помолчал, глядя на свои пальцы, алые – будто в крови. – Эрка забрали вчера. В рабочие часы мне стоило больших трудов заставить его не голосить. И хотя бы делать вид, что он выполняет норму. Долго это, понятное дело, продолжаться не могло, и после вечернего построения два «ската» ненавязчиво завернули парня в сторону от барака. Он не кричал. И не сопротивлялся. – Нэйш, черт дери… они прикармливают эту тварь. Прикармливают то, что там сидит – где бы ни было это «там» – заключенными. Это уже явно тянет на то, чтобы Хромец этим заинтересовался, нам нужно уходить. Нужно… Я вдруг заметил, что он так и не двинулся с места. И что слушает так, будто я ему тут рассказываю последние новости барака: при последнем обыске нашли заначку сушеной рыбы, а так все спокойненько. – Меня переводят, Лайл. – Что? Куда? – Корпус А, «Аканта». Восточная резиденция директора тюрьмы. Крыса больше не визжала. Молчала, закрываясь лапками. Не хотела смотреть на мой страх. – Как ты… – Случайно отличился во время обхода… ты ведь знаешь, что господин Детраск обходит свои владения? В сопровождении охраны, но это не застраховывает от нападения… тех, кто бежал с мест работы. «Крабы». Бежавшие заключенные, ютящиеся на Рифах. Покинуть Рифы они все равно не могут – «костемолка» беспощадна – вот и приходится прятаться на скалах. Время от времени на них устраивают облавы, но отдельные легендарные личности ухитрялись тут до старости дожить. Если кого они и хотят прикончить – так это Дедулю. – Видимо, отчаявшиеся – засада была плохо спланирована, однако один из них все же оказался в опасной близости. Я среагировал… довольно быстро. Можно сказать, что получил повышение. Усмешка была мгновенной и исчезла сразу – словно блик на лезвии ножа. – Нэйш, рядом с Детраском… – Риск велик, Лайл. Но велики и возможности. Я смогу передавать вести в «Ковчег». Возможно, смогу узнать о третьем уровне. Что такое – ЭТО. И о втором – о лабиринте. Они должны знать больше. – Можно же просто… – начал я и замолк обреченно. Взяться за ручки и сбежать прямо из барака? Без плана, без всего? Прятаться в скалах, пока Хромец не пришлет за нами корабль в условленный срок – и то, побег всполошит Дедулю, он успеет прибрать за собой. – Лайл, – имя кажется мутным, смазанным. Реален только номер. Только лежанка в бараке. – Вопрос не во мне. Вопрос в тебе. Сколько ты продержишься? Наверное, нужно бы разрыдаться от умиления. Только вот сил как-то нет. Черная дрянь, которая сидит тут – безразмерная, испускающая щупальца страха тварь… жрет их с каждым днем все быстрее. – Неделю точно, – отозвался я. Потер лоб – все казалось, что я упускаю что-то, что-то страшное, неизбежное, неотвратимое. – Может, десять дней. Но потом нужно уходить. Если через десять дней ты не дашь о себе знать – я сбегу в одиночку. Он кивнул, сделал короткий жест – мол, это приемлемо. Падать друг другу в объятия на прощание мы не стали. Продержался я шесть дней.
====== Тюрьма для варга-2 ======
Что-то здоровый вышел рассказ, потому пришлось делить на три части.
– Работать, краснорылые…! Рыло, конечно, красное: когда лезешь в «садок» с терпенеей, все становится красным. За ткань балахона, правда, алый не цепляется: желтые пятна слишком хорошо видны среди алых водорослей, вот ткань и пропитывают особым составом, охранничкам удобно. Красные руки, красные нити водоросли, красные круги в глазах, жезлы «скатов» и ухмылочки угрей, и фигура на берегу: стройный старик, даже без трости, неспешно вышагивает, оглядывая свои владения. Дедуля Детраск – легендарная личность с четырьмя сыновьями и каким-то дурным количеством внуков. И денег. Оно и понятно, он здешними местами лет сорок рулит твердою рукою. Его короли с радостью принимают. И берут взаймы. И не суются на его территорию: богатства Рифов, которые не подчиняются ни одному королевству Кайетты, дают неплохие возможности. Вот Дедуля и живет себе – всегда в одной из четырех резиденций, неподалеку от блоков тюрьмы. Появляется на местах разработок. Иногда, говорят, с заключенными беседует. «Скатам» он вообще вместо отца будто бы – готовы в огонь, в воду и в заросли терпенеи. Подойдет, похлопает по плечу, спросит как служба, хорошо ли с довольствием. Если что – и на повышение нарваться можно… Слышал такое, когда сидел в северном блоке – правда, тогда увидеться не довелось. А теперь вот, если изогнуть спину и наклонить голову – можно через красное марево в глазах усмотреть фигуру с благородной осанкой и аккуратной сединой. Хоть и страшно. Червь – на Владыку, как-никак. Но если осторожно – кто там знает, может, и можно. Он ведь все равно не заметит. Не увидит. Крыса возится среди алых водорослей, косится тихонечко… да? А Владыка стоит, в старомодном военного кроя сюртуке, рядом с ним какой-то расфуфыренный юнец поблескивает золотом… понятно – Владыка показывает, чем обладает. Владеет. Многим: и садками терпенеи, и гулко шлепающими водными колесами в цехах, где водоросль перерабатывают, колониями устриц, и шахтами, и забоями, и множеством мелких, копошащихся тварей, среди которых затесалась одна крыса… вон она, извивается. Владыка всеведущ и всезнающ, а потому он, конечно, заметил. Махнул рукой – и двое «скатов» безошибочно выдернули меня из алого моря терпенеи. И хорошенько наподдали под зад – так, что я чуть не вспахал дорожку под носом у Дедули Детраска. Юнец брезгливо сморщил нос – я его вполне понимал. – Ну, что ты, Алий, – мягко укорил Дедуля. У него было лицо философа – не такое уж и старое, благообразное, с высоким лбом. И ямочками на щеках. – Господин Гроски нам составит компанию. Знакомьтесь, это один из моих внуков… ввожу его в курс дел. У вас ведь тоже семейный подряд, в питомнике, да, господин Гроски? Мысленно я махнул на крысу рукой – чего развизжалась. Поднялся, отряхнул робу. Было все еще страшно, но мысль зашмыгала – будто игла в умелых руках швеи. – Вроде как, – голос у меня не дрожал, впору было гордиться. – Так что меня там можно сказать, что и ждут. И, вроде как, отслеживают ситуацию. – Ну, вы выбрали довольно странное времяпровождение – в бараке, в садках терпенеи… Нужно отдать вам должное – мои информаторы даже не сразу смогли вас найти. Господин Гроски, вы с товарищем могли просто постучать в дверь моей резиденции и задать вопросы – ну, почему этим никто не пользуется?! – Наверное, Рифы не располагают, – отозвался я. Вроде как легким тоном. Мы удалялись от барака и места работ. Шли в сторону резиденции Детраска. Впереди и по бокам шагала охрана – «акулы» в белой форме. Личные телохранители со стеклянными, неподвижными взглядами. О Нэйше Дедуля знает, но спрашивать – что с ним, не ко времени. Сперва надо бы наврать. – И вообще, полезно же убедиться самому, – сказал я с таким ощущением, будто нащупываю ногой путь в скользком погребе. По потолку. – В конце концов – водные лошадки уже полгода как тиранят суда в ваших водах. Вы что же, ждали, что этим в питомнике не заинтересуются? Дедуля остановился. Смерил мою физиономию внимательным, умным и вполне себе одобрительным взглядом. Потом сделал жест внучку – и прогулка продолжилась. – И вы пришли к каким-нибудь выводам? – А вам бы у товарища моего спросить, – посоветовал я. – Где он, кстати? – Вы скоро увидитесь, господин Гроски, – безмятежно пообещал Детраск, но крыса там, внутри меня, быстренько изобразила хвостом: «Тревога». – Но я так понял, что вы слышали о третьем уровне? И считаете, что гиппокампы покинули наши воды из-за него. Из-за… ЭТОГО. Я кивнул как можно осторожнее, но Детраск был спокоен и задумчив. Только ямочки на щеках никуда не пропали – старикан будто улыбаться собрался. – Да, ЭТО… ну, тут вы ведь меня поймете. Вы в своем питомнике наверняка сталкивались с неуправляемыми, кровожадными хищниками, знаете, как с ними бывает трудно. С людоедами. На них ведь действует только страх, ничего больше. Но сколько у вас их там… а сколько у меня здесь. Я годы искал средство, – он запрокинул седую голову с четким профилем в небо. – Годы искал! И тут вдруг, пару лет назад – такой подарок. Конечно, понадобилась кропотливая работа, но все-таки мы… Он рассуждал дальше – пока мы шли по дорожке, потом входили в здание относительно нового корпуса – «Тарра», по имени Великой Целительницы. Внучок, сверкающий перстнями золотой вышивкой на дублете – шел и кивал, ловя каждое слово дедушки. А я осознавал. И холодел. На ходу. – ЭТО создали вы. Дедуля кивнул так, будто я уже давно должен был догадаться. С каким животным, вернее, животными, они так? С гиппокампами – и поэтому их собратья отхлынули от здешних мест? Может, с сиренами – звучит вернее, они тут вообще не появляются. Так или иначе, они создали тварь, которая там, внизу, ворочается безразмерным телом, чавкает, вздымает щупальца – ждет… И испускает волны страха, которые заставляют заключённых становиться безвольными жертвами, а охранников… – Вы, значит… людьми ЭТО кормите? Мы спускались вниз – и Дедуля остановился на ступеньке. Изящно держа руку на перилах. Недоуменно оглянулся на меня. Внук тоже оглянулся. «Акулы» – и те посмотрели с тупым удивлением. – Вы ведь из блока Д? Д-122. Девять убийств, из них двое детей. Д-78. Поджег школу, когда напился, учитель и шестеро детишек выбежать не успели. Д-190 приносил кровавые жертвы Перекрестнице – по младенцу в год, шесть лет. Д-316 замучил девятнадцать служанок. Насиловал их, а потом вспарывал животы. Д-787 – пират, потопил пять судов. Д – 601 – промышлял грабежами, отнял больше тридцати жизней. Д-219 – возомнил себя учеником Вейгордского Душителя, я не помню, сколько женщин успел замучить до смерти… Ну, не столь важно, продолжим. Д-415 – ворвался в храм Дарителя Огня, потому что посчитал, что его обделили Даром… сжег храм со всеми служителями. Д-369 – убил сперва мать, потом трех сестер, одну за другой, последней было пять лет. Господин Гроски… на Рифах нет людей. Сюда прибывают хищники. Людоеды. Вы не представляете себе – насколько трудно их было до недавнего времени держать в узде! Но теперь, когда есть ЭТО… Внучок кивнул – поставил точку в разговоре. Показал, насколько его дед стоит над малоумным мной. Потому что он-то знает, как держать животных в узде. Создал ЭТО, подкармливает его ослабевшими животными, усиливает. И вот уже ЭТО распускает черные волны дряни, шевелится там, внизу, сглатывает, рапределяет роли: заключенным – бездумный страх и бездумное повиновение… Стражам – бездумную жестокость. Рифы из всех делают зверей. Из одних – хищников. Из других – жертв. – ЭТО… там? – спросил я, когда мы спустились, прошагали по широкому коридору и остановились у массивной двери. Детраск вскинул брови и покачал головой. – Нет. Внизу, на третьем… это второй уровень, лабиринт. Тут вот какое дело. Понимаете, с течением времени выявилась прелюбопытная особенность. Конечно, третий уровень… помогает придать нашим стражам нужное, так сказать, направление мысли. Но нужен завершающий штрих. Хищник должен отнимать жизнь – это верно, но этого недостаточно, понимаете? Хищнику нужна охота. Внучок хихикнул, теребя на шее дорогой медальон. Наверное, предвкушал зрелище. Крыса в лабиринте. – И тогда в верхних пещерах – они так удачно пустовали! – мы и соорудили это. Лабиринт для небольших развлечений, да-да. Для слишком говорливых, для слишком упрямых, для тех, кто еще пытается сбежать.
