Текст книги "Всё или ничего (СИ)"
Автор книги: niki123
Жанры:
Историческое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 51 страниц)
Эдмунд не сразу услышал едва уловимый скрип открывающейся двери, а потом тихие крадущиеся шаги. Омега не стал поворачивать голову на звук.
Какая разница?
Массивная фигура альфы оказалась прямо перед глазами. Эдмунд все также смотрел на танцующий огонек. Альфа присел на корточки, их лица теперь были почти на одном уровне.
– Синеглазка… – очень тихо и очень… неуверенно позвал Эдмунда Чезаре, которого вид омеги, неотрывно смотрящего на огонь, откровенно напугал. – Как… ты? – мужчина ужаснулся тому, как глупо и банально прозвучал вопрос.
Омега молчал. Альфа уже подумал, что парень его не услышал, когда тот безэмоционально произнес:
– Нормально.
Голос был мертвым. И от него у мужчины короткие волоски на загривке стали дыбом. Эдмунда больше не было. В кресле сидел живой труп.
– Я… сделал тебе больно… – пробормотал Чезаре, всеми фибрами души ощущая боль это прекрасного существа, которое даже не смотрело на него.
– Ты унизил меня, – как-то очень спокойно поправил его омега.
– Прости меня, – со всем возможным раскаянием, которое одолевало его в этот момент, сказал альфа.
– Прощаю, – так же спокойно ответил Эдмунд.
И от этого единственного слова Чезаре почувствовал себя настоящим монстром, каких надо убивать еще в утробе матери. Альфа ожидал чего угодно: криков, плача, упреков, любых требований, испуга… Но не этого. Не живого трупа.
Эдмунд не смотрел на Чезаре, ему не хватало мужества. Где-то в глубине души он удивлялся раскаянию и вине, которые сквозили в каждом слове мужчины. А еще глубже сидел страх, который останется там до самой смерти. Альфа очень медленно, будто боясь спугнуть, прикоснулся кончиками пальцев к кисти омеги. Тот неловко убрал руку. Ему самому было противно прикасаться к себе. Когда это сделал Чезаре, стало совсем плохо.
– У меня в комнате ванна стоит, – негромко сказал альфа, положив свою руку рядом с рукой омеги, но не касаясь ее, – В ней горячая вода. Пойдем? – ласково спросил он.
– Не хочу,– просто сказал Эдмунд.
Мужчина помолчал, пытаясь придумать аргументы, чтобы убедить омегу. Но в голову ничего не шло кроме очевидного.
– В воде… в ней всегда легче становится, – наконец сказал он. – Она мышцы расслабит. И боль притупит.
Эдмунд на его слова никак не отреагировал. Он все смотрел на танцующий огонек свечи, палец поглаживал обивку кресла. Чезаре посидел с ним рядом несколько минут. Затем встал и медленно поставил свечу на пол, Эдмунд глазами проследил ее путь, после чего поднял взгляд на альфу, остановившись где-то на уровне его плеч. Чезаре очень медленно наклонился, рассчитывая каждое свое движение, чтобы не напугать омегу. Осторожно подложил руки под спину и колени и поднял с кресла. Эдмунд тихонько вскрикнул от боли.
– Все уже.. все, – успокаивающе прошептал альфа, прикоснувшись губами к виску.
Эдмунд положил голову ему на плечо, будто она была слишком тяжелой для его шеи. Руки безвольно повисли, пока Чезаре нес парня в свою комнату.
Здесь было гораздо теплее, во всю горел камин, несколько свечей стояли на столе, на котором вновь был ворох каких-то бумаг. Большая ванна стояла у камина, огонь отбрасывал с гладкой рыжеватой поверхности шаловливые блики. Альфа бережно поставил омегу на пол перед ванной, затем осторожно снял плащ с голых плеч и положил его на кровать. Эдмунд стоял, опустив голову, волосы по обыкновению закрыли лицо и спину.
Но Чезаре все равно разглядел с десяток мелких засосов и синяков на фарфоровой коже, виднелись следы особенно сильных укусов. Мужчина тяжело вздохнул. Он очень очень осторожно, почти нежно убрал локоны с лица омеги, потом руки медленно проскользили по плечам до ребер, а оттуда перекочевали на кромку брюк. Эдмунд по-прежнему стоял, не шевелясь.
– Я только помогу тебе, – ласково проговорил мужчина, медленно спуская брюки. Бедра были в ярких сине-фиолетовых и багровых синяках, которые как раз подходили под размер пальцев альфы.
Монстр. Чудовище. Зверь.
Мужчина поднял Эдмунда на руки, на этот раз омега сдержался и только поморщился, а затем опустил в горячую воду. Эдмунд трогательно обхватил себя руками и положил голову на бортик ванны, чуть прикрыв глаза. Альфа опустил руки в воду, осторожно провел ими по коленям парня. Тот двинул ногами, явно желая отстраниться. Мужчина послушно убрал руки.
– Не трогай меня, пожалуйста, – попросил омега, не открывая глаз.
– Хорошо. Не буду.
Чезаре отошел от Эдмунда и сел на кровать так, чтобы парень его не видел, чтобы зря его не нервировать.
Так прошел час. Эдмунд просто лежал в воде, альфа смотрел на него, ужасаясь тому, что он наделал. Не было в его жизни такого, чтобы в варварском порыве он обидел слабого, чтобы сознательно навредил омеге, женщине или ребенку. Он даже со шлюхами был почти вежлив, за что они его и любили. А с Эдмундом… Альфа помотал головой.
Он подошел к ванне, незаметно потрогал воду.
– Синеглазка, вода холодная, – тихо позвал он Эдмунда. – Надо вылезать.
– Я не хочу, – пробормотал омега, с трудом открывая глаза.
– Надо, – мягко проговорил мужчина. – Ты заболеешь.
– Ну и что?
Альфа проигнорировал этот вопрос. Он так же осторожно поднял Эдмунда и вытащил из воды, потом завернул в простыню и опустил омегу на кровать таким образом, чтобы он полусидел-полулежал. Эдмунд принялся вяло высушивать свои волосы. Ему просто не нравилось, когда они прилипали к телу. Тут в дверь постучали, Чезаре открыл ее и забрал какую-то кружку у девушки, стоящей в коридоре. Затем сел на постель рядом с омегой и протянул ее Эдмунду.
– Попей чуть-чуть. Это просто горячее вино с травами, – сказал Чезаре, вкладывая круглую кружку в тонкие пальцы.
Эдмунд принял ее и сделал пару глотков, затем протянул вино обратно. Но альфа слегка покачал головой.
– Сделай еще несколько глотков, пожалуйста, – мягко попросил он.
Омега послушно пригубил вино снова. Оно было довольно вкусным и очень пряным, приятно согревало тело изнутри. Эдмунд протянул кружку, опустевшую на половину, альфе. Тот взял ее и отнес на стол. Эдмунд проследил за ним глазами. По телу начало разливаться какое-то странное тепло вперемешку с истомой. Перед глазами все поплыло. Чезаре вернулся к парню и снова сел рядом.
– Что ты дал мне? – с каким-то испугом в голосе спросил Эдмунд, наконец подняв глаза на альфу, который внимательно смотрел на него.
– Все хорошо, – чуть улыбнулся он краем губ. – Там было чуть-чуть сонной травы, не бойся, я сам рассчитал дозу.
– Зачем? – едва слышно спросил Эдмунд, борясь с искусственно вызванным сном. Сонная трава была очень сильным снотворным, и если не рассчитать, можно даже убить, правда очень гуманно.
– Тебе нужно чуть-чуть поспать, – мягко сказал Чезаре, убирая подушки из-под спины омеги и укладывая его на кровать, стараясь не делать больно.
– Я не хочу спать… – Чезаре услышал отчетливый страх в голосе парня, и что-то внутри него сжалось будто от боли.
– Не бойся, – тихо-тихо сказал альфа, начав мерно поглаживать омегу по спине. – Я тебя не трону. И никто не тронет.
Но Эдмунд его уже не слышал. Он спал. Лицо разгладилось, он стал прежним Эдмундом, а не этим странным неживым существом. Альфа погладил его по щеке тыльной стороной ладони. Затем взял со стола баночку с пахучей мазью, спустил простыню с тела омеги и принялся осторожно смазывать синяки, оставленные им же.
Мазь он купил днем у одного мага-лекаря за баснословные деньги. Тот обещал едва ли не мгновенный результат, и альфа предупредил его, что если он его обманет, и лекарство не подействует или даже сделает хуже, то лекаря не будет среди живых. Старик его понял. Мазь действительно помогала, многие синяки начали меня оттенок с синего на зелено-желтый. Когда со всем этим было покончено, Чезаре поставил мазь обратно на стол, стянул рубашку, переоделся в мягкие удобные штаны и лег рядом с Эдмундом. Подумав немного, придвинулся ближе и обнял одной рукой.
По голове прошу не бить. Я закончила это в 3:44 ночи… Нет сил проверять ошибки..
========== Глава 14 ==========
Омега проспал всю ночь и весь последующий день. Поначалу Чезаре испугался, что все-таки переборщил с сонной травой. Но дыхание омеги было ровным, а сердце билось без перебоев, и альфа успокоился. Скорее всего синеглазка просто долго не спал, да и… перенервничал, если можно так назвать его состояние. Пускай себе спит.
За это время Чезаре успел еще раз смазать его синяки, которые стали уже почти незаметными. Альфа осторожно спустил простыню до самых пяток, обнажив округлой формы ягодицы. Омега тогда, при нем, старался не шевелиться… и не наклоняться… Мужчина вздохнул, зачерпнул побольше мази и тщательно смазал поясницу, разминая круговыми движениями мышцы, постепенно спускаясь к расщелинке между ягодиц. Один палец скользнул внутрь,смазывая целебной мазью гладкие стенки. Эдмунд вздохнул, и Чезаре замер. Но омега не проснулся. Альфа еще раз зачерпнул побольше мази и нанес ее на припухший проход, а затем и проник внутрь.
Когда все было закончено, альфа вновь накрыл Эдмунда одеялом, потому что парень уже начал потихоньку сворачиваться калачиком от холода. Насколько понял Чезаре, синеглазка вообще был чрезвычайно чувствителен к понижению температуры. Ну что ж… Альфа сел на корточки перед лицом спящего Эдмунда, откинул несколько прядей волос, упавших на щеки. Спящий омега был до того прекрасен, что даже у Чезаре, видавшего всякое и всяких, по-настоящему захватило дух. Он ничего не видел прекраснее в своей жизни, чем это создание.
Но его красота не была пустой. Она была настоящей и живой, ничем не украшенной. Просто такая, какая есть. Не было какой-то приторной сладости или слащавости, самолюбования и тщеславия, которые так часто ходят под руку с красивыми людьми. Омега вел себя просто, будто он ничем не отличался от других.
А сейчас он напомнил Чезаре подростка. Такой свежий, только вступивший на путь необузданной юности, когда тебе кажется, что весь мир ждет тебя и готов оказаться у твоих ног по первому желанию. Когда все ни по чем и нет страхов, когда кажется, что любое пари будет выиграно. И сама Судьба склонит перед тобой свою седую голову.
Удивительное время.
На прекрасном лице было только спокойствие, граничащее с безмятежностью. Ни одной морщинки не пересекало аристократический лоб, грустная усмешка не кривила розоватые губы, длинные коричнево-золотистые ресницы чуть трепетали в такт дыханию. Альфа осторожно прикоснулся к фарфоровой коже кончиками пальцев. Они показались ему слишком загорелыми, слишком грубыми, слишком большими… Как будто встретились черное и белое, день и ночь. Чезаре погладил нежную скулу, задумчиво обвел контур губ… Не скоро удастся так прикоснуться к омеге, пока он будет бодрствовать… А жаль. Потому что даже спящим он казался Чезаре преступно притягательным.
А придется держать себя в руках. Потому что вновь брать силой синеглазку альфа не собирался. Хватит. Он и так уже показал, кто он на самом деле.
Отныне он больше не человек. Он сам доказал это. Он теперь зверь, тот, кем был всегда, но притворялся человеком. Но что мешает притворяться дальше? По крайней мере рядом с омегой?
*
Эдмунду было безумно хорошо. Никогда так хорошо он себя не чувствовал. Он не ощущал собственного тела, оно было совершенно невесомым, будто растворилось в пространстве. В голове не было ни единой мысли, только безбрежное спокойствие, которому не было конца-края. И омега буквально плыл на волнах этого спокойствия и какого-то странного счастья. Вокруг было темно, парень совсем не хотел открывать глаза. Темнота была какой-то очень уютной, обволакивающей, спасающей от всего мира, который казался невероятно теплым.
Тепло было везде: за спиной, между пальцами, в ушах, в голове. Что-то не просто большое, а огромное будто держало Эдмунда в объятиях. Это нечто было таким большим, что омега не мог понять, где оно начинается, а где заканчивается и имеет ли размеры вообще. Это было настолько приятно, что Эдмунд немного пригнул голову, не открывая глаз, чтобы зарыться в это теплое с головой, будто нырнуть в омут.
Теплое на ощупь не было мягким. Оно было твердым и одновременно упругим, с впадинками и выступами. И еще с какими-то ворсинками, которые чуть-чуть щекотали щеки. Это теплое… существо будто вздохнуло. Эдмунд прижался кожей к нему, потерся словно домашний кот о хозяйскую ладонь. Это тоже было очень приятно, и омега немножко улыбнулся про себя. Вдруг что-то едва заметно коснулось ямки за ухом, потом снова. Стало щекотно, и Эдмунд слегка мотнул головой.
Ощущение стало странно знакомым, словно это уже когда-то было… когда-то очень давно. Сто или тысячу лет назад.
Эдмунд стал медленно выплывать из сладостного забытья, вновь стал чувствовать собственное тело и ткань, которого оно касалось. И чужие руки, сомкнутые на его спине. И горячее влажное дыхание, касающееся макушки.
За ухом вновь пощекотали, и Эдмунд медленно открыл глаза, уже понимая, кого увидит перед собой. И от этого все то безбрежное спокойствие и тихое счастье, переполнявшие его всего несколько минут назад, начали стремительно улетучиваться, оставляя ощущение пустоты, которое тут же заполняло болезненное оцепенение и странная неприятная тревога. Вдруг стало так обидно, что захотелось заплакать.
Но Эдмунд жестоко подавил в себе это неуместное детское чувство. Он не хотел открывать глаза, поднимать голову, чтобы встретиться глазами с пронизывающим взглядом альфы. Он просто не мог. И руки, сомкнувшиеся на спине и дарившие до этого тепло, стали невыносимо жечь кожу, прикосновения враз стали почти болезненными. Надо было отстраниться, оттолкнуть мужчину… Но не было сил. Казалось, что тело свинцовое, сама мысль о движении была почти болезненной. Хотя само тело совсем не болело, и это немного порадовало Эдмунда. Наверное это от того, что омега просто не шевелится.
– Синеглазка… – с легким придыханием произнес бархатный голос над ухом. Большая ладонь осторожно коснулась щеки, Эдмунд отвернулся, но рука мягко вернула его на место. – Открой глаза и взгляни на меня, – так же бархатно попросил альфа.
Рука чуть приподняла подбородок. Не открывая глаз, Эдмунд отстранился. Руки разомкнулись медленно, будто неохотно. Но все же не стали удерживать. Омега перевернулся на другой бок, повернувшись к Чезаре спиной, и с головой укрылся одеялом.
Мужчина вздохнул, слез с кровати и обошел ее кругом, затем присел перед Эдмундом на корточки и осторожно стянул одеяло с головы омеги. Тот лежал с закрытыми глазами и не делал ни единой попытки вновь укрыться одеялом с головой. Он вообще не шевелился и, кажется, не дышал. Чезаре слегка коснулся нежного изгиба скул. Парень чуть отодвинулся.
– Открой глаза, – мягко попросил альфа, на этот раз коснувшись золотоволосой макушки.
Омега, будто раздумывая, вздохнул и через несколько мгновений распахнул голубые глаза. Они смотрели куда-то поверх головы мужчины. Чезаре переменил положение, чтобы взгляд парня упал на него. Но тот опустил глаза немного вниз. Он явно не собирался смотреть на мужчину. Тот прикрыл глаза и встал на ноги.
– Ты голоден? – спокойно спросил он.
Омега молчал. Будто о чем-то сильно задумался. Затем произнес:
– Нет, – глаза закрылись, словно омега очень устал.
– Пить хочешь? – спросил альфа, уже зная ответ.
– Нет.
– Принести тебе что-нибудь?
– Нет, – тихо пробормотал Эдмунд, укрываясь одеялом с головой, явно показывая, что разговор окончен.
Чезаре потоптался немного на месте. Омега с ним разговаривать явно не собирался. Голос его был уставшим, каким-то придавленным. Будто парень не говорил долгое время или был чем-то болен. Альфа сел за стол и принялся изучать карты и документы, искоса поглядывая на Эдмунда. Тот не шевелился, в наступившей мертвой тишине было слышно его ровное дыхание.
Так прошло около двух часов. Когда в глазах уже начало рябить от мелкой сетки карт и обозначений, все стало сливаться, альфа понял, что уже ничего не поймет. Дело в том, что он никогда не пользовался картами в плаваниях. Он все предпочитал держать в голове. Поэтому любая карта подвергалась самому тщательному изучению и запоминанию. А потом безжалостно сжигалась. Та же участь постигала и документы.
Чезаре развернулся на стуле в пол оборота и подпер рукой небритую щеку. Его взгляд устремился на тоненькую фигурку на его кровати. Эдмунд по-прежнему лежал на боку и не шевелился. С головой укрылся одеялом.
Альфа решил его не трогать. Нужно время, чтобы синеглазка немного отошел от произошедшего, но при этом не дать ему времени все переварить в своей голове, а потом замкнуться в себе. Тогда уже ничего не поможет.
Мужчина взял плащ, висящий на каминной решетке.
– Меня не будет пару часов, – негромко произнес он, уверенный, что Эдмунд его слышит, хотя и не подает признаков жизни.
Затем омега услышал шорох накидываемого плаща, потом звук тяжелых шагов и скрип старой двери. Парень лежал с закрытыми глазами и ждал, пока звук шагов совсем исчезнет. Только после этого он откинул одеяло, уперевшись взглядом в письменный стол. Он был старым, но довольно добротным. Взгляд парня опустился на пол. На нем не было никакого ковра, только доски, покрытые уже истершимся лаком.
Эдмунд осторожно пошевелился. Это странно… но больно почти не было. Скорее ощущения походили на отголосок прежних страданий. Все еще болело где-то глубоко внутри, но уже не так сильно. Омега спустил одеяло до пояса, обнаружив, что на нем нет ни клочка одежды. Но поразило его другое. Синяки, а вернее почти полное их отсутствие. Многих не было вовсе, несколько пожелтели, обещая скоро сойти.
У омеги закружилась голова. Сколько он спал? День, неделю, месяц? Парень спустил одеяло полностью и стал придирчиво себя осматривать. На ногах и бедрах синяков тоже не было. Правая рука осталась забинтованной. Но другими лоскутами.
Странно, но отсутствие боли не принесло никакого облегчения. Только удивление. Почему-то омега думал, что когда перманентная физическая боль уйдет, то и с душевной можно будет потягаться.
Он ошибся.
Легче не стало ни на йоту. Внутри было липко, будто все залила какая-то мутная отвратительная жижа, оставив горький привкус во рту. Она колыхалась при каждой мысли, и омеге казалось, что его стошнит. Но рвать было просто нечем. Он ничего не ел. Сколько дней, кстати?
Эдмунд очень осторожно подогнул ноги к груди и обхватил их руками. Так очень скоро стало больно, и пришлось ноги выпрямить. В голове было удивительно пусто, и парню совершенно не хотелось узнавать, почему именно. Ему не хотелось проанализировать свои ощущения, не хотелось копаться в себе. Потому что он боялся. Что станет так стыдно и так больно, что захочется выброситься из окна.
Из окна…
Омега медленно и осторожно слез с кровати и прошлепал босыми ногами по холодному полу. Забавно, но его совсем не взволновал тот факт, что он стоит перед окном, выходящим на улицу, совершенно обнаженным. Омега ткнулся лбом в стекло и глянул вниз. Третий этаж. Но не очень высоко. Но если удачно прыгнуть…
Эдмунд подергал задвижку. Она поддалась только с четвертой попытки, парень отворил окно. Сразу дунуло злым промозглым морским холодом, омега поежился. Кожа покрылась мурашками, волосы защекотали случайными прикосновениями спину. Эдмунд чуть подался вперед, инстинктивно ухватившись руками за подоконник, и свесился из окна по пояс.
Внизу было холодно шумно и людно. Все куда-то спешили, что-то несли. Из дверей борделей то и дело выходили мужчины, а другие вваливались внутрь. Вдруг несколько альф заметили Эдмунда и оглушительно засвистели. Они что-то кричали, но омега поспешно закрыл окно и отошел от него. Сама мысль о том, что вот эти люди будут лицезреть его голое, хоть и мертвое тело, была просто отвратительна. До тошноты и зубовного скрежета.
Ни за что.
Эдмунд еще раз оглядел комнату. Обстановка сильно напоминала его собственную комнату, в которую он теперь боялся заходить. Здесь тоже давно не делали ремонта, но сколоченная на совесть мебель неплохо сохранилась и обещала прослужить еще пяток лет. Камин давно не чистили, там скопилось много золы. На столе красовались следы от парафина и ножа, которым его отчищали. Кровать по размеру была чуть больше постели омеги.
Внезапно Эдмунду стало холодно, и он торопливо закутался в одеяло.
Остаться здесь или уйти к себе? Омеге не нравился ни один вариант. В своей комнате он мог смотреть только на стены и пол. Еще потолок, наверное. На кровать смотреть было противно. И страшно до ужаса. Но если остаться здесь… На…него было смотреть еще хуже. Просто невыносимо. Тупой болью в сознании отзывалось каждое его слово, прикосновения были просто нестерпимы. Они не имели ничего общего с теми прикосновениями, но мозолистые руки не поменялись. Просто теперь они касались кожи с огромной осторожностью, едва ли не с нежностью. Но проблема была даже не в руках. Эдмунду самому было противно находиться в своем теле. Трогать его, ощущать, чувствовать. Будто оно чье-то чужое и какое-то… липкое. От чужой похоти.
Об этом омега старался не думать. Он понял, оставаться здесь ему хочется еще меньше, чем уйти к себе. Потому парень нашел свои брюки и плащ, надел их и вышел. В коридоре было трое мужчин, которые синхронно заинтересованно глянули на омегу. Один что-то сказал, другие рассмеялись. Эдмунд прошмыгнул к себе и закрыл дверь, припав ухом к деревянной поверхности. Но никто за ним не шел, и парень облегченно вздохнул.
Он ни единого взгляда не бросил на обстановку комнаты. Омега просто сел на кресло, отвернулся к стене. За последующие три часа он изучил на ней каждую вмятинку, каждую трещинку и выбоинку. Около часа из этого времени Эдмунд провел, наблюдая за маленьким паучком, который методично спускался на своей паутинке к камину, а потом так же методично поднимался обратно и плел замысловатый рисунок в углу. Это зрелище было не особенно интересным, но и не напрягало измученное сознание.
Потом Эдмунд бросил взгляд на сумку с красками. В тот вечер… в тот вечер… Эдмунд кинул ее на пол, собираясь выйти из комнаты. Он и забыл уже. Омега смотрел на сумку долгие несколько минут. Затем все-таки встал с кресла, медленно подошел к сумке. Потом раскрыл ее, вытащил чистую бумагу, плошку для воды и краски. К папке с рисунками не прикоснулся, у омеги было такое ощущение, будто он больше не имеет права даже думать о своей семье. Он больше этого недостоин.
Омега набрал воду в плошку, сел на ковер. Кресло так заслоняло его от кровати. Затем вытащил кисти из сумки. Листы бумаги лежали на ковре, омега тупо на них смотрел. Впервые в жизни он не знал, что рисовать. Эдмунд долго сидел с занесенной кистью над красками, он не знал, какую краску выбрать. В душе все было слишком перепутано, слишком непонятно и мрачно. Эдмунд взял насыщенный фиолетовый цвет, затем синий, зеленый, черный. Занес кисть с краской над бумагой и замер. Рука задрожала, омега, не отрываясь, смотрел на пустой лист. Так же пусто было внутри. И еще очень больно.
Темная мутная капля упала на лист. Парень смотрел, как грязное пятно расплывается по бумаге. Вдруг словно что-то подбросило его вверх, и Эдмунд стал лихорадочно наносить мазки на бумагу, не понимая, что он делает. Он хаотично менял цвета, все было расплывчатым и мутным, а омега все рисовал и рисовал. Он пачкал руки и ковер, когда лист был весь в странных цветных разводах, Эдмунд принялся за следующий.
За час он исписал пять листов. Все было перепачкано красками:руки, лицо, кресло, ковер. Кончики пальцев дрожали, когда омега отложил кисть. Он глянул на рисунки. Они были очень странными, какими-то мрачными, размытыми и… почти безумными. Один был полностью черным, только несколько сине-серых разводов составляли разнообразие. Другой был тоже темным, но ближе к середине чуть светлел. То же самое происходило и остальными. На предпоследнем рисунке было отчетливое белое пятно, которое на следующем листе превратилось в четкую, но тонкую фигуру. Было в ней что-то болезненное, эфемерное.
Эдмунд отшвырнул рисунок, почувствовав, как волна невыносимой тоски накатывает на него. Он расшвырял листы по комнате, один смял до неузнаваемости. Потом под руку попались кисти, они полетели в стену. Омега пнул кресло, ушиб ногу. Какая-то неуправляемая ярость захлестнула парня, он уже ничего не видел вокруг. Он схватил цветную керамическую плошку с мутной грязной водой и запустил ею в стену. Она разлетелась на десятки мелких осколков.
Звук падающих на пол осколков немного отрезвил Эдмунда. Он стоял посреди комнаты, дыхание сбилось. Цветные осколки лежали на темно-бордовом ковре. Внезапно омега понял, что натворил. Уничтожил один из подарков Ника.
Нет, нет, нет…
Парень бросился на колени перед разбитой плошкой, стал лихорадочно быстро перебирать мелкие осколки, тщетно пытаясь отыскать какие-то похожие. Отчаяние стало наполнять омегу до краев, горло странно сдавило, будто от слез, хотя их не было. Все внутри сотрясалось от крика, плача и еще полусотни чувств.
– Ну тише… – раздался голос над головой, большие ладони легли на плечи. Эдмунд дернулся вперед, но Чезаре удержал его на месте, затем встал вместе с ним на ноги, прижимая к своей груди. – Я куплю тебе новую миску, – тихо сказал альфа на ухо вырывающемуся омеге.
– Не трогай меня! – вскрикнул омега, и Чезаре его тут же отпустил.
Эдмунд отскочил от него и прижался спиной к стене, потому что обойти альфу не было никакой возможности. Омега смотрел него в упор со смесью ярости, страха, отчаяния, стыда. Все эти эмоции сменяли одна другую на его лице. Но Чезаре был просто доволен тем, что парень на него смотрит. В ответ он смотрел на него и ждал дальнейших действий. Чего угодно. Просто действия.
Но омега не оправдал его ожиданий. Гнев в его глазах потух, парень вдруг как-то осунулся, на глазах превращаясь в мертвую тень. Он опустил взгляд, попытался проскользнуть мимо мужчины, но Чезаре ухватил его за плечо. Парень отшатнулся назад, к стене. Мужчина заметил мелькнувший ужас на лице, он отошел на полшага.
– Что случилось? – спросил Чезаре.
– Ничего, – безэмоционально ответил Эдмунд, не поднимая глаз.
– Почему разбил миску?
– Случайно.
Омега замолчал и вновь попытался обойти мужчину. Тот оперся о стену напротив него и чуть покачал головой. Эдмунд сложил руки на груди и медленно поднял глаза на Чезаре. Тот едва заметно ему улыбнулся. Омега пригнулся и прошел под рукой альфы. Тот не стал его удерживать. Парень отошел от него на несколько шагов.
– Пойдем поедим, – переменил тему Чезаре.
– Я не хочу, – ответил ему Эдмунд.
– Боюсь, что ты не оставляешь мне иного выхода, кроме как… связать тебя и накормить насильно, – мягко, но уверенно предупредил парня альфа.
Эдмунд прикрыл глаза, руки соскользнули с груди на голые предплечья, будто омега обнимал сам себя, поддерживая. Альфа видел, как он почти физически сопротивляется его словам. Это хорошо, лучше безразличия.
– Пойдем, – кивнул альфа на дверь.
Омега прошел мимо него, стараясь не касаться, взял плащ с кресла и послушно вышел в коридор. Чезаре зашел в свою комнату, Эдмунд вошел следом. На кровати стоял поднос с большой миской мяса с овощами. Запах от него исходил такой же, как от того, что было в таверне.
– Садись, – произнес Чезаре.
Эдмунд медленно сел на кровать, оперевшись о матрас рукой. Сидеть было все еще больно. Это от альфы не укрылось. Тут он открыл небольшой сундук и что-то вытащил из него. Эдмунд опознал это как рубашку.
– Возьми. Я не хочу, чтобы ты разгуливал полуголым.
Омега взял протянутую рубашку. Она была темно-зеленой, плотной. Довольно приятной на ощупь. Парень натянул ее на себя. Ужасно велика, рукава полностью закрывали кисти рук. Эдмунд неуклюже подогнул левой рукой правый рукав. Правая рука отказывалась повиноваться. Вертеть ей было больно. Чезаре молча протянул свою руку, Эдмунд посмотрел на нее, но своей руки не подал. Тогда альфа сам взял его руку и очень осторожно закатал рукав, не касаясь кожи.
– Бери вилку и ешь, – без нажима сказал Чезаре.
Эдмунд пожал плечами, взял вилку и принялся есть. Чезаре сел напротив него и стал поглощать пищу. Они молчали. Омега ел, смотря в миску, Чезаре его не трогал. Через двадцать минут парень отложил вилку.
– Спасибо. Я пойду к себе, – сказал он, поднимаясь.
Альфа проводил его взглядом, но останавливать не стал.
Нужно дать ему немного времени.
========== Глава 15 ==========
Эдмунд совершенно не выспался. В кресле спать оказалось ужасно неудобно: то свисали ноги, то начинала болеть поясница, то затекала шея. Ко всему прочему омега не стал топить камин, о чем сильно пожалел где-то в третьем часу ночи, судя по собственным ощущениям. В комнате было так темно, что парень около получаса искал свечу и столько же – огниво, чтобы все-таки разжечь камин. За то время пока Эдмунд разводил огонь, он успел сильно стереть колени, потому что на корточках было сидеть совершенно немыслимо.
Зато потом Эдмунд полулежал-полусидел в кресле и долго-долго смотрел на танцующий яркий огонь, который отбрасывал причудливые блики на лицо и обивку кресла. Сон у парня как рукой сняло. Он сидел, накрывшись плащом, просто смотрел в огонь. И отгонял непрошеные мысли.
Они в основном крутились вокруг семьи. Тосковал ли Эдмунд по ним? Не то слово. Но он совершенно не представлял, увидит ли их снова в своей жизни. И как сможет смотреть им в глаза, зная, что произошло. Как можно будет смеяться над остротами Кайла, который всегда безжалостно высмеивал прогнивших, опустившихся людей, если сам вступил в их ряды в тот момент, когда согласился быть… подстилкой этого человека.
Подстилка…
Эдмунд сильно-сильно сжал подлокотники кресла, костяшки побелели от напряжения. Внутри все скрутилось и беспрестанно болело какой-то странной тупой болью, которая немилосердно терзала душу с удвоенной силой, стоило начать думать. Только сейчас омега начал чувствовать эту боль, раньше ему было совершенно все равно. А теперь было очень больно. И еще до ужаса… обидно.
Дурацкое слово, детское, но именно оно хорошо выражало то чувство, которое так прочно укоренилось внутри. Только сейчас Эдмунд понял, что раньше он немного, но…но… доверял альфе, если это можно так назвать. Забавно, но до того вечера он никогда не делал омеге по-настоящему больно. Он его не бил, не издевался, кормил, плащ дал и перчатки. А ночью… при воспоминании об этом Эдмунда просто скрутило от боли. Потому что раньше капитан был почти нежен. И относился с каким-то пониманием. Это было только в постели, едва уловимо, но парень это чувствовал.
А сейчас… сейчас просто стало понятно, кто он для него на самом деле. Подстилка, у которой можно не спрашивать согласия, достаточно только повалить ее на кровать. И от этого было больно вдвойне. А еще было ужасно стыдно, что тобой просто так можно воспользоваться. И где-то в самой глубине души притаилась злость. Не на Чезаре, на него злиться было бесполезно. Он пират, убийца и вор, глупо было ожидать к себе другого отношения от такого человека. Эдмунд злился на себя. Злился на собственную наивность, глупость, злился за то, что не смог противостоять, дать отпор этому человеку. Что оказался слишком слаб.
