Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Львешка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 50 страниц)

– Мам, а как не есть-то? Ты готовишь божественно! Как тут устоять?

– Лисица ты, малышка Кара, – Анна шлепнула её ладонью по ягодице, несильно, словно бы подгоняя к столу. – Садись уже. Кэлен?

– Ох, нет, спасибо! Мне правда некуда, совсем. Хотя Кара права, готовите вы потрясающе. И впрямь устоять очень трудно.

– Значит, садись, раз не можешь устоять, – и снова подмигнула. – Кофе налью.

– Кофе мама тоже варит божественно, – встряла Кара – уже с набитым ртом. Странно, но у Кэлен это – пожалуй, впервые в жизни, – не вызвало отвращения. А Кара, видимо, опомнившись, прожевала, промокнула рот салфеткой, бросила на Кэлен виноватый взгляд и закончила довольно смущенно: – И заметь, не в кофемашине, а в в турке на песке. Попробуй, это правда бесподобно!

– Любишь ты похвастаться, – проворчала Анна, тщательно скрывая улыбку и – проскальзывающее, как его не прячь, – удовольствие в голосе, и поставила перед Кэлен изящную хрупкую чашечку размером, ей-богу, чуть больше наперстка. Но напиток внутри и впрямь источал невозможно, невыносимо божественный аромат…

– Я когда в первый раз встретилась с Карой, растерялась. Да и испугалась немного, что уж тут… – практически утонувшая в большом мягком кресле Анна подняла пузатый бокал, на четверть заполненный коньяком, посмотрела сквозь этот жидкий янтарь на неяркую лампу торшера. Вздохнула обвела глазами гостиную, куда они переместились после ужина. Остановила взгляд на детках, как сама их называла, устроившихся в обнимку, вповалку в другом таком же огромном кресле: они легко поместились там вдвоем, Кэлен, навалившись на мягкую спинку, Кара – между её ног и в кольце её рук, прижавшись спиной к груди. Она, Кара, клевала носом, и, кажется, даже проваливалась время от времени в дрему, с которой отчаянно боролась. Кэлен же проваливалась в нежность, что накатывала волнами – от сонного сопения Кары. Но – не боролась с ней, этой нежностью, наоборот, счастливо тонула, растворялась в ней.

Анна пригубила коньяка – скорее, смочила в бокале губы, не более, усмехнулась, посмотрев на задремавшую очередной раз Кару, перевела глаза на Кэлен:

– Ты знаешь их историю вообще? Про их детство, общину? В курсе?

– Она прочитала личное дело Мэйсон, – оказывается, Кара не совсем выключилась из процесса. Кэлен потерлась щекой о ее висок:

– Я думала, ты спишь.

– Чуть-чуть, – согласилась Кара.

– А это не странно, милая?

– Вовсе нет, – ответила вместо Кары Анна. – Она вечно начинает засыпать, когда объестся. Малышка, может ты мне сюда Мэйсон вернешь на пару часов? Пусть закончит в подвале. Трубы и правда подтекают.

– Ну мааам… – Кара надулась, запыхтела сердито, взрывая Кэлен нежностью. – Так нечестно! Сейчас мое время! Ей и так всегда больше доставалось! – и, повернувшись слегка, заглядывая в лицо Кэлен, протянула довольно жалобно, почти взмолилась: – Кэлен? Ты же не хочешь, чтобы я уходила?

Кэлен, распахнув глаза, сильнее прижала её к себе, выдохнула возмущенно:

– Что за вопрос? Конечно, нет! Я тебя и не отпущу, – глянула на Анну, увидела её хитрый, невыносимо, невозможно хитрый прищур, и замерла от накатившего внезапно ужаса. Мелькнул в памяти хрипловатый голос Мэйсон: “Амнелл, она умная. Умнее меня. И тебя. И нас с тобой вместе взятых”,.. и Кэлен вдруг поняла… кажется, поняла, почему, зачем на самом деле Кара скрывала от нее все это. Не боялась она ни черта. Впрочем, нет, боялась, конечно же, боялась. Но это не главное, совсем, категорически. А истинная причина молчания Кары – и Кэлен была уверена, что не ошибается – в том, что Кара защищала её, Кэлен. Вот от этого выбора. Как она сказала? Боится, что Кэлен захочет решать, с кем когда ей быть, да? Нет, не этого опасалась умная Кара, Кара, которая “вникает во все быстрее и глубже”, вовсе не этого – а того, что и она, сама Кара, и Мэйсон тоже, захотят, чтобы Кэлен делала этот выбор. Захотят, чтобы именно Кэлен решала. Не удержатся, начнут перекладывать на неё ответственность… вот, как сейчас. Не справившись с эмоциями, Кара просто передала право выбора Кэлен. И Кэлен выбрала. Машинально, автоматически. Легко! Только вот… будет ли так легко всегда? Верилось с трудом.

Кэлен подавила вздох, еще прижала к себе Кару и посмотрела Льюис прямо в глаза, пристально, даже строго:

– В самом деле, Анна, Мэйсон ведь может и завтра все доделать, разве нет?

– Конечно, может, – она усмехнулась, как показалось Кэлен, одобрительно. Будто бы услышала то, что хотела. Будто бы Кэлен дала правильный ответ… И снова глянула на приемную дочь: – Только ты ведь все равно сейчас уснешь, малышка. И, значит, в объятиях твоей девушки проснется Мэйсон. Тебе оно надо ли?

Кара вздохнула – тяжело, горько, – даже не вздохнула, застонала. Попыхтела обиженно. Зашевелилась, выбираясь из рук Кэлен, поднялась – медленно, нехотя, буркнула:

– Да. Мэйсон совершенно нечего тут делать, – и попросила, не глядя на Кэлен: – Проводишь меня?

Горло перемкнуло – боже, Кара будто на войну уходит, ну! – Кэлен сглотнула, с трудом проталкивая вязкий ком, тоже встала с кресла. Бросила взгляд на Анну – улыбается, опустив ресницы. Вот чему, интересно? А Льюис вдруг вскинула глаза на Кэлен – смеющиеся, черт побери! – подмигнула. И посмотрела на дочь:

– Ты будто в последний путь собралась, лялька. Уж на совсем-то не прощайся…

“Лялька” фыркнула сердитым ежом, рванула из гостиной, потянув за собой оторопевшую Кэлен… У открытой двери в подвал Кара остановилась, повернулась, глянула в глаза, хмуро, пронзительно, требовательно… отчаянно:

– Ты ведь заставишь её уйти, когда она закончит там с этими трубами?

Кэлен сглотнула, не отводя взгляда от умоляющих зеленых глаз, кивнула:

– Конечно, – и, после секундного молчания, протянула с сомнением: – Но… Думаешь, у меня получится? Она послушается меня? – а сердце сжалось от накатившего вновь ужаса: ну вот, вот оно и начинается. Да, сейчас Каре она, Кэлен, может пообещать все, что угодно – лишь бы не плескалось смешанное с болью отчаяние в любимых глазах. Искренне пообещать! А потом? Как Кэлен будет объясняться с Мэйсон? Как скажет той, что сегодня рядом с собой желает видеть не её, а Кару? Конечно, в глазах Мэйсон не будет боли, нет – они просто застынут, закрывшись непробиваемой ледяной стеной равнодушия. И от этого будет только хуже: Кэлен-то знает, что прячется там, за этой стеной. Все та же боль. Замороженная, затаившаяся, перечеркнутая кривой ухмылкой... Конечно, Кэлен может себя убедить, что Мэйсон и в самом деле ничего не чувствует, что это вот равнодушие – настоящее, неподдельное. Что ей, Мэйсон все равно. Вот только она, Кэлен, все меньше и меньше верит в это. А значит… значит, не будет легко. И просто, черт побери, тоже не будет – нечего даже надеяться, ну!

– Послушается, – голос Кары вырвал ее из невеселых размышлений. – Еще как послушается. Она тебя уважает, любимая, – Кара улыбнулась, обвила ее талию руками, прижалась.

– Да? – Кэлен улыбнулась в ответ, обнимая Кару. Черт с ним, она объяснится с Мэйсон. Вот наврет сама себе, что её чертова напарница – бесчувственный чурбан, и объяснится. Потребует вернуть Кару через два часа. Да, именно. Вот ради этой улыбки. И ради этого солнца в зеленых глазах. – Уважает? – хмыкнула. – Я в этом не уверена, но раз ты говоришь… Иди сюда, – припала к ее губам, растворяя в поцелуе все свои сомнения, метания, мучительные мысли. Оторвавшись, согрелась в солнечном взгляде: – Ну, пойдем вниз?

– Нет, – покачала головой. – Ты возвращайся к маме.

– Подожди, как так? А поговорить с Мэйсон?

– Да я сама… – отвела взгляд. – Я… ты прости, я вообще не должна была тебя просить об этом. Вот, у меня телефон Мэйсон, – выудила аппарат из заднего кармана джинсов, показала его, словно боялась, что Кэлен ей не поверит. Я ей напишу прямо здесь. А ты не должна на себя это брать, любимая.

– Кара!

– Кэлен, правда, – посмотрела в глаза. – Все в порядке. Просто если она упрется… ну, знаешь, она ведь упрямая, а иногда на нее вообще находит… Вот если она не захочет соблюдать наши договоренности – ты её заставь, хорошо?

– Да, милая, – Кэлен погладила пальцами её лицо. – Обещаю. Я верну тебя через два часа. Я хочу быть с тобой. Только с тобой, моя радость, – и чуть не ослепла от солнечной вспышки, чуть не сгорела в жарком благодарном пламени. Кара промолчала – но её глаза сказали всё. Всё, что нужно, всё, что Кэлен хотела бы сейчас услышать – и даже больше. Кэлен с улыбкой коснулась губами её губ: – Ладно. Все, топай. До встречи, моя радость.

Анна все так же сидела в кресле, все с тем же бокалом в руке – кажется, даже уровень коньяка в нем был все тот же. Подняла на вошедшую Кэлен блестящие, все такие же лукавые глаза:

– Так значит, ты любишь обеих моих девочек, детка?

Кэлен запнулась то ли о ковер, то ли о собственные ноги, чудом на них, ногах, удержалась, сохранив равновесие – но захлебнувшись испугом пополам с изумлением. Добралась таки до второго кресла, уронила себя в него и лишь после спросила, искренне надеясь, что на лице ничего, кроме легкого удивления, не отражается:

– Что? С чего ты взяла?

Анна тихо рассмеялась, запрокинув голову, погладила примостившуюся на коленях Снежку. Вновь прищурилась:

– Брось! Видела же я твою борьбу с самой собой… Если бы с Мэйсон вы и впрямь были только коллегами, даже и напарниками… выбор был бы не таким мучительным, правда?

Кэлен на секунду опустила ресницы, вздохнула… улыбнулась Анне:

– От тебя ничего не скроешь, да?

– Детка, я сколько лет работала в полиции? Даже не стану говорить, испугаешься, – и вновь она рассмеялась тихо и коротко. Смочила губы в коньяке, провела по ним языком, прикрыла глаза, смакуя попавшие на него капли. И в очередной раз пронзила взглядом Кэлен: – Ну так, значит, что? Я права?

– Да… – Кэлен посмотрела на её бокал и подумала, что сейчас тоже не оказалась бы от коньяка. Категорически не отказалась бы. – Да, я люблю их обеих, – усмехнулась, добавила ворчливо, с капелькой раздражения: – И отношения у меня с обеими. Что бы там Мэйсон себе ни воображала!

Анна хмыкнула, явно подавляя смех, поставила бокал на маленький стеклянный столик рядом с креслом, поднялась, подхватив одной рукой Снежку. Подошла к небольшому довольно старому шкафу – кажется, он исполнял здесь роль мини-бара, потянула на себя скрипучую дверку, бормотнув едва слышно: «Надо сказать ребенку, пусть петли смажет», выудила из темного нутра бутылку, еще один бокал, принесла все это к столику. Опустила в кресло щенка, а сама, не присаживаясь, наполнила щедро, чуть больше чем на треть, бокал и, повернувшись, протянула его Кэлен:

– Мэйсон… ха! Слушай ты её больше! – вернулась в свое кресло, вновь устроив Снежку у себя на коленях. Чуть наклонилась, подавшись вперед, к Кэлен: – Я очень рада. Нет, я счастлива, что они встретили тебя, Кэлен. Я, понимаешь, боялась, что так и не будет в их жизни никого, кто полюбит. Хотя бы одну из них. Кто не побоится отношений… с таким человеком. А уж о том, что кто-то будет любить их обеих… я и мечтать не могла, – отсалютовала Кэлен бокалом. – Да еще такая чудесная девочка, как ты. Спасибо тебе.

– Ну что ты такое говоришь? – слова Анны были приятны, очень. Но и смутилась Кэлен не на шутку. Кажется, даже кровь к щекам бросилась, и они запылали жарким… или это коньяк, к которому она, Кэлен, таки приложилась как раз во время речи Льюис, так подействовал? Да, точно, коньяк – Кэлен ведь даже хихикнула, ну! – Они такие классные… обе… каждая по-своему. Как их не любить-то?

– Ты либо совершенно бесстрашная, Кэлен, – Анна цокнула языком, весьма восхищенно. – Либо совершенно наивная. Поверь мне, очень мало, даже еще меньше, чем мало, людей не испугались бы, оказавшись на твоем месте.

– Нет, ну я поначалу тоже испугалась, да, – Кэлен с мечтательной улыбкой расслабленно откинулась в кресле. – А потом ничего, успокоилась. Привыкаю…

– Трудно тебе, детка? – сочувствие в голосе Анны было искренним. Ну да, конечно, а кому понять-то, как не ей? Кэлен кивнула:

– Да… есть немного. Но, думаю, не труднее, чем тебе. Вот, кстати, – Кэлен выпрямилась и тоже подалась вперед, навстречу Анне. – Ты ведь начала рассказывать… ну, как ты узнала о них. Продолжишь?

– Отчего бы не продолжить? Тем более, у этой истории мало слушателей, – Анна прыснула, пригубила из бокала. – Время у нас с тобой есть, поболтать я люблю… Начну издалека, уж простишь старушку? – и подмигнула. Кэлен закатила глаза, покачав с улыбкой головой – ага, да, нашлась старушка, ну! – и уставилась на Льюис чуть укоризненно:

– Анна, я так мало о них знаю, на самом деле. Мне интересно все, что ты захочешь рассказать. А что не захочешь, я сама выпытаю!

– Не придется, детка, – рассмеялась. – Уж не знаю, что в тебе такого, но вот прямо хочется тебе все выложить. Как на исповеди, знаешь. А, я поняла. Глаза у тебя очень мудрые. И такие… понимающие.

– Ладно тебе, – Кэлен вновь не на шутку смутилась. Хотя слова Анны для нее не были новостью, совсем. Практически всю сознательную жизнь Кэлен слышала что-то подобное от самых разных людей. И не смущалась ведь, ну! А вот сейчас отчего-то смутилась, да… – Глаза как глаза. Обычные.

– Хорошие глаза, – не согласилась с ней Анна. – И я безумно счастлива, что девушка с такими глазами любит моих непростых дочерей, – и снова подняла бокал, салютуя Кэлен.

====== Часть 51 ======

– Знаешь, какой была Мэйсон, когда попала ко мне? Ну, ты, наверно, можешь представить, раз читала её историю.

– Ну, в личном деле только фактура. И профайл, составленный на год её поступления в полицию, – Кэлен задумалась, вспоминая. Да, точно, более свежих характеристик она в деле Мэйсон не видела. Может, просто не дошла до них. – Но я могу предположить. Озлобленной? Запуганной?

– Нет, – Анна с усмешкой покачала головой. – Ни то, ни другое. Когда я впервые встретила Мэйсон, она была безэмоциональной. Совсем. Абсолютно. Я ни до, ни после такого больше никогда не видела, Кэлен. Понимаешь, я встречала людей, которые гениально сдерживают эмоции. Управляют эмоциями. Подавляют. Ну и так далее. Ты же понимаешь, о чем я? Ага. Но до Мэйсон я не встречала никого, кто напрочь лишен эмоций. Ты же знаешь, когда у человека они есть, то как бы он их ни прятал, ни скрывал, ни управлял – их все равно можно заметить. Намеки, отголоски. Да просто ощущения. Или собственный отклик. Ну, ты знаешь, да? – дождалась кивка Кэлен, вздохнула удовлетворенно. – А тут – нуль. Пустота. Вакуум. Боюсь, я слов не найду, чтобы описать. Холод? Нет. Холод – это тоже ведь ощущение. А тут… и правда, вакуум, пустота. Кэлен, поверь, это жутко. Мне кажется, ничего более жуткого в жизни я не встречала, – она зябко передернула плечами. Кэлен сочувственно наморщила нос:

– И ты не испугалась?

– Да знаешь… – Льюис несколько озадаченно покачала головой, словно сама себе удивляясь. – Почему-то не испугалась. Вот совсем. Что-то во мне потянулось к ней, знаешь. Может, оттого, что я сама тогда была пустая внутри… не так, как Мэйсон, конечно, но все же. Незадолго до этого погиб Хью, мой муж. И полгода не прошло еще… Я заморозилась, понимаешь? Чтоб не чувствовать боль, – и, дождавшись вновь кивка от Кэлен, чуть прикрыла глаза. – Ну вот. Я бегу от своей боли, в пустоту, в холод. И дома пусто – детей у нас с Хью так и не случилось… Да. А тут эта девочка – с пустыми глазами, с неподвижным лицом. Бог его знает, может, я свою боль в ней увидела… спроецировала, да? Не знаю. Что-то во мне просто потянулось к ней. Кто-то во мне так сильно захотел, чтобы в этих глазах появилась жизнь… что я сама начала оживать. Кара вот думает, что я их с Мэйсон спасла. А на самом деле, это они вернули меня к жизни… – Анна помолчала. Улыбнулась Кэлен: – Ты не куришь?

– Нет…

– А я иногда балуюсь. Грешна, люблю хорошие сигары. Хью приучил. Ничего, если при тебе подымлю? – Кэлен закивала, и Анна, вновь улыбнувшись, перегнулась через подлокотник кресла, добыла откуда-то из-под него небольшую деревянную шкатулку. И пока она священнодействовала, отрезая кончик, раскуривая сигару, Кэлен крутила в ладонях бокал и пыталась представить себе ту Мэйсон. Семнадцатилетнюю. С пустыми глазами… Получалось плохо. Все же сейчас Мэйсон… сейчас Кэлен не назвала бы ее пустой. Или безжизненной. Нет, категорически. Впрочем, за прошедшие с тех пор двадцать лет она, Мэйсон, конечно же, изменилась, не так ли?

– Сейчас она уже совсем не такая, – словно откликаясь на мысли Кэлен, вновь заговорила Анна. – Ну, ты и сама, наверно, видишь. А тогда… – она махнула рукой с дымящей сигарой, и сизая струйка причудливым узором на совсем краткий миг повисла в воздухе. – И знаешь, что интересно? Мэйсон превосходно понимала чувства других. Ну как, понимала? Головой, исключительно мозгом. Не сердцем, понимаешь, о чем я? Её научили читать эмоции, определять их по малейшим признакам, нюансам. И она точно знала, как выглядит, например, злость: как человек дышит, как меняются его зрачки, как двигаются или застывают мышцы лица… ну и так далее. Мэйсон превосходно наблюдала эмоции других людей, определяла безошибочно. Ей-богу, с ней в шоу можно было бы выступать! А сама ничего не чувствовала. Вакуум, пустота, – Льюис затянулась, глядя невидящим взглядом прямо перед собой. Выпустила облачко дыма: – Я тебе к чему это, Кэлен? А чтобы ты поняла, что я испытала, когда… Ой, это я уже перескакиваю. В общем, ты знаешь, я её забрала к себе. Подняла все возможные и невозможные связи, но оформила опеку. Не хотела, не могла я её отдать, как всех остальных детей из той общины, в психушку. Они ведь многие так и остались в больницах, знаешь? – и снова затянулась. Кэлен покачала головой, едва справляясь с нахлынувшим после этих слов цунами из благодарности к Анне и ужаса. Ну, просто она, Кэлен, мгновенно и очень живо представила, что было бы, если б Льюис не отстояла Мэйсон. Скорее всего, Мэйсон – и Кара с ней – гнили бы сейчас в одной из муниципальных лечебниц. А может, и вовсе сгинули бы уже. Господи! Кэлен сделала просто огромный глоток коньяка – и он, конечно же, обжег горло, и покатился горячей волной по пищеводу, заставляя желудок вскинуться навстречу в легком приступе тошноты. Но зато и этот ледяной, невыносимый ужас – ужас от понимания, что в её, Кэлен, жизни, могло не случиться Мэйсон… и Кары – прогнал. Кэлен судорожной вздохнула, закашлялась. И встретилась с понимающими, но веселящимися – безумно, чертовски веселящимися – глазами Анны. Льюис кивнула с улыбкой:

– Мне тоже страшно становится, когда подумаю, что и Мэйсон могла бы там оказаться…

Кэлен шмыгнула носом, поморгала, смахивая выбитые коньяком слезы, прохрипела:

– От тебя ничего не скроешь…

– Да. К тому же Мэйсон меня научила читать эмоции. И знаешь что, я вижу Кэлен? Ты и правда любишь моих девочек. Обеих. Это удивительно! И – я счастлива.

– Я правда их люблю, – улыбнулась. И уставилась на Анну с ожиданием. Люис поняла ее правильно. Смахнула пепел в невесть откуда взявшуюся хрустальную пепельницу – Кэлен не заметила, когда та, старинная, тяжеловесная, появилась на столике, – отпила из бокала, вздохнула:

– В общем, забрала я её к себе. И поначалу трудно было, очень. Хотя, казалось бы, что? Идеальный ребенок! Воспитанная, дисциплинированная, послушная, чистоплотная, учится прекрасно… Не спорит никогда, не возражает. Вежливая до тошноты! Проблем нет, вообще! Только вот… будто ненастоящая, знаешь? Как игрушка заводная. Как… Кэлен ты смотрела фильм “Искусственный интеллект”? Ага. Вот Мэйсон поначалу была как тот кибер-ребенок. Ну, до того, как его активировали на чувства. Да, она была как искусственная. И вот с этим было очень трудно… Но и я потихоньку привыкла, да и она начала, знаешь, оживать. Медленно, по капельке… но оживать. Да и я поняла: нет, не пустая она. У Мэйсон большое сердце, полное любви, верности, отваги… в ледяной броне недоверия.

– Как ты красиво сейчас сказала! – Кэлен восхитилась искренне. Да, она и сама как-то так стала смотреть на Мэйсон, когда узнала её поближе, получше. Горячее сердце в холодной броне. Именно! Анна рассмеялась:

– Это коньяк, детка. Превращает меня в поэта, – и прищурилась на Кэлен: – Или все же твои глаза. Им так и хочется рассказывать! Так на чем я? А, да. В общем, я уже стала привыкать. Почти перестала ждать от Мэйсон проявления чувств, старалась принимать её такую, какая она есть. Принимать и любить. То получалось, то нет… ну, знаешь, трудно ведь любить неодушевленный предмет – а Мэйсон по большей части его и напоминала. Ну, я надеялась, знаешь. Что смогу ее отогреть, оживить. Порой забывала, что быстро это не произойдет, и злилась. Но в целом – принимала. Привыкла, – она помолчала, мелко кивая каким-то своим мыслям. – Ну, так вот… Кара… На тот момент Мэйсон жила у меня уже полгода, я сказала же, да? Ну и вот, в ту ночь… никогда ее не забуду! – усмехнулась, качая головой. – Я задержалась на работе, прилично так. Ну, ты-то знаешь, как у нас бывает. Вернулась домой за полночь. Умылась, переоделась, пошла проведать Мэйсон. Обычно она в это время всегда спала, и я, если вот так же поздно приходила, просто тихонько заглядывала к ней – убедиться, что все в порядке. Ты знаешь, – она снова посмотрела Кэлен в глаза, улыбнулась мягко и грустно. – Я никогда ей этого не рассказывала, но первые четыре месяца жизни у меня Мэйсон нередко плакала ночью, во сне. И никогда не просыпалась при этом. Вот у меня и появилась привычка заглядывать к ней и, если плачет, утешать…

Сердце сдавило, и ком не заставил себя ждать – подкатил к горлу, запирая, и горло сжалось вокруг него в судорожном мучительном спазме. И в носу защипало, конечно. Просто Кэлен мгновенно представила себе плачущую во сне Мэйсон – вот ту, что видела сегодня на фото с выпускного. Ну да, там Кара, но ведь Мэйсон-то выглядела точно так же: тонкая шейка, угловатые плечи. Длинный, как у всех подростков, нос. А лицо еще по-детски нежное, мягкое… Кэлен тряхнула головой, отгоняя картинку, отпила из бокала, перекрывая путь вскипающим внутри слезам.

Анна вновь улыбнулась ей – тихо, понимающе. Покивала. Продолжила:

– Ну да. Вот и в ту ночь я поднялась, смотрю – что такое, свет из-под двери пробивается. Ну, я растревожилась, но не слишком. Подумала, может, очередной кошмар её разбудил. Открываю дверь тихонько: сидит за столом, что-то пишет. Услышала меня, повернулась. Я ей улыбнулась, а у нее вдруг на лице такой испуг, такой ужас! Глаза распахнула, таращится на меня… кажется, дышать даже перестала. Я еще шаг сделала, а она как закричит: “Ты кто?” и потом давай орать, звать: “Мама! Мама! Папа!”. Кэлен, я испугалась. Ты сколько лет в полиции?

– Десять....

– Ага. Ну вот, а я на тот момент уже пятнадцать отслужила. Ну, значит, представляешь: уже чего только не нагляделась, уже ничему не удивлялась. Да и испугать меня мало что могло. А тут вот испугалась, ага. Думаю: ну все, сломался ребенок, не выдержал… помутилась рассудком моя Мэйсон, – Анна зажмурилась, покачала головой, вздохнув протяжно. Открыла глаза, глянула на потухшую сигару в своей руке, поморщившись, кинула её в пепельницу. – Меня ведь Френк предупреждал… Френк, Френк Льюис, брат моего мужа…

– Тот самый федеральный агент?

– Ага, он. Только он не полевой агент, не следователь, он профайлер. Криминальный психолог и судебный психиатр. Ну, ты понимаешь, это он мне в первую голову помог, когда я боролась за Мэйсон. И потом помогал. Консультировал, советовал. Наблюдал её. Френк меня сразу предупредил, что смена обстановки станет для нее очень сильным стрессом. Понимаешь, в общине было ужасно. Но… привычно и понятно. Мэйсон приспособилась к той жизни, подстроилась. Понятные правила жизни, поведения. Понятные ожидания от нее. Ну, понимаешь, да? А тут – раз, и все совсем иначе. Её мир перевернулся, он стал другим. Кардинально другим. И нужно как-то встраиваться в этот мир. А все другое, незнакомое, непонятное. Непривычное. А потому – пугающее. Френк предупреждал, что реакция Мэйсон на все может быть непредсказуемой. Ну вот, я тогда и испугалась, подумала, что она не выдержала, – Анна снова вздохнула, явно вновь переживая те события. Тряхнула головой. – И вот я в первые-то мгновения запаниковала. Она кричит, сжалась на стуле, на лице ужас… А я на нее смотрю – Господи помилуй, глаза совсем детские! Нет, ну Мэйсон и так ребенок была, что там – семнадцать лет. Очень взрослый ребенок, конечно. Ребенок без детства… Мммда… А тут – ну просто совсем малышка, лялька! Смотрит на меня с ужасом, глаза слезами наливаются, губы дрожат… Конечно, я перепугалась! Но быстро себя в руки взяла. Все же и работа в полиции, и Френк меня ко многому подготовили. Да. Говорю ей: “Тише, малышка, не кричи. Мама и папа ушли, попросили меня за тобой приглядеть”. Она замолчала, глазами хлоп-хлоп. Я улыбаюсь ей ласково, а внутри у меня все от ужаса сжимается: ну, не понимаю же, что происходит-то, что с Мэйсон! И Мэйсон ли это вообще? Вроде бы и выглядит как она, да иначе. Ну, ты понимаешь, я думаю, – улыбнулась Кэлен.

Кэлен кивнула. Да, уж она-то понимает! Улыбнулась в ответ, вспомнив свою первую встречу с Мэйсон, как она, Кэлен, смотрела на нее и не могла понять, что происходит… Вроде бы Кара, выглядит как она, но иначе. Точно это Анна сейчас сказала! Льюис зашевелилась в кресле, изменила положение, подтянув под себя ноги. Глянула на Кэлен,и Кэлен снова кивнула – слушаю, мол. Анна кивнула в ответ:

– В общем, она притихла, успокоилась немного. Спрашивает меня: “А ты кто?”. “Я Анна, – отвечаю. – Друг твоих родителей. Им понадобилось уехать, попросили меня за тобой приглядеть, Мэйсон”. Она нахмурилась: “Почему ты меня по фамилии называешь? Я же Кара!”. У меня, знаешь, что-то в голове как щелкнуло. Ну, в академии, сама знаешь, курс психиатрии ознакомительный читают, да с Френком мы много общались. Да как-то поймали мы одного… с диссоциативным расстройством, как потом выяснилось. В общем, появилась у меня догадка. Ну, я на кровать присела, говорю: “Извини, Кара. Я же коп, привыкла людей по фамилии звать. А ты умница. Сколько лет тебе?”. Она ответила, что семь. Ну, тут у меня и сошлось все… – Анна вновь покачала головой, словно все еще поражаясь. – Всю ту ночь я с ней проговорила. Она, знаешь, вела себя совершенно спокойно. Искренне считала, что находится у себя дома, в своей комнате. Совершенно не удивлялась своему взрослому телу. Болтала, показывала мне свои рисунки, сыпала вопросами. В общем, Кэлен, она вела себя как обыкновенный семилетний ребенок, представляешь! Эмоциональный ребенок, живой! Вот еще почему я сразу поверила в свою догадку – Кара была живая, настоящая. Точно не Мэйсон. Но в ту ночь я знаешь, о чем все время думала? Как я ей скажу, что на самом деле её родители ушли не “ненадолго”, а навсегда? Ну, с этим мне Френк потом помог, – вздохнула протяжно.

– А что, кстати, с их родителями? Я как-то боялась спросить у Кары…

– Ой, да темная там история. По документам – погибли в аварии, отец, мать, сестра. Кара выжила чудом. Но, знаешь, по общине когда расследование велось, много чего всплыло. В том числе и то, что многие документы на детей были поддельными. Так что… официальная версия – погибли, а как уж там на самом деле, я не знаю, – помолчала. – Кара когда повзрослела… да, лет шесть назад они с Мэйсон вроде бы пытались выяснить, искали правду. Честно, не знаю, чем их поиски закончились, мне они не рассказали, а я сама и не стала спрашивать. Тоже боялась. Молилась лишь, чтобы официальная версия оказалась правдой. В той общине, говорю же, много дерьма было. В том числе и… некоторые родители сами продавали туда детей, понимаешь? Я боялась, как бы Мэйсон с Карой чего подобного о своих не накопали. Ну, я тут больше за Мэйсон переживала, конечно. Уж она-то и без того горя хлебнула…

– Да… понимаю… – Кэлен глянула в свой бокал: коньяк плескался на донышке. Обхватила себя за плечи – отчего-то зябко стало. – А как ты потом… – договорить не успела: насмешливый хрипловатый голос прервал на полуслове, категорически бесцеремонно – но заставил встрепенуться, забиться быстрее сердце:

– Охренеть! Я там в холодном подвале вкалываю, а они тут беззастенчиво пьянствуют!

– Не хами, Мэйсон, – кажется, Анна откликнулась машинально. А Кэлен вздрогнула, осознав: Мэйсон? Но почему?

А чертова Мэйсон как ни в чем ни бывало подошла к её, Кэлен, креслу, опустилась на подлокотник, все так же бесцеремонно выдернула из пальцев Кэлен бокал и опрокинула в рот остатки коньяка:

– Анна, трубы я подлатала. Но вообще, там все менять надо к чертям.

– Ну вот найди время, приезжай и меняй, – проворчала Льюис.

– Ладно, – весело согласилась Мэйсон. Повернулась, заглянула в лицо Кэлен: – И что тут у вас? Вечер слезливых историй о нашем с мелкой несчастном детстве?

– Представь себе, – Кэлен глянула на нее с вызовом. – А ты почему здесь? Ты разве не должна… поменяться с Карой?

– Как по мне, – она пожала плечами, полыхнув наглыми глазищами. – Я вообще никому ничего не должна, – и улыбнулась очаровательно. И нагло.

– Так, детки, – Анна, покряхтывая, поднялась с кресла. – Время для меня уже позднее, пойдем-ка мы со Снежкой прогуляемся и спать. А вы тут разбирайтесь. Только без драк, пожалуйста, – улыбнулась Кэлен. – Спасибо тебе, детка. Ты так хорошо слушаешь.

– Это тебе спасибо, – Кэлен улыбнулась Льюис, демонстративно игнорируя Мэйсон, тоже поднялась. – Я рассчитываю, что мы еще поговорим, Анна.

– Значит, поговорим, – подмигнула ей и вышла из гостиной.

Кэлен проводила её глазами, развернулась к креслу:

– Мэйсон… какого черта? Я думала, вы договорились. Сейчас время Кары.

– А я передумала, – она ухмыльнулась, пожирая Кэлен наглыми, невозможно, невыносимо наглыми глазами. Поднялась, двинулась на Кэлен, заставляя ее отступать, пока та не уперлась спиной во что-то… в стену, кажется. – Я не хочу уходить. Я хочу остаться. Я хочу тебя, сладкая, – обняла, еще надвинулась, притиснув к стене.

– Мэйсон… так… нельзя же так, – Кэлен беспомощно огляделась по сторонам – словно в поиске аргументов. Их не было, увы. Нет, впрочем, один был. Весомый. Безапелляционный – как казалось ей, Кэлен. Жестокий. Убийственный… Она не хотела прибегать к нему, да не могла просто, категорически не могла! Но… похоже, выбора не было. И Кэлен, упершись ладонями в плечи Мэйсон, посмотрела ей прямо в глаза: – Я не хочу сейчас быть с тобой.

– Серьезно? – в глазах заплясали черти, тоже невыносимо наглые. Едва уловимо склонила голову: – Как же так? Ты ведь сказала, что любишь меня, Амнелл, – и кривая ухмылка расцвела на губах.

– А ты сказала, что тебе это не нужно, – Кэлен чуть вздернула подборок – с вызовом. Отчаянным таким вызовом. И зубы стиснула, чтобы он, подбородок, не задрожал позорно. Может ведь, предатель! А Мэйсон фыркнула: