Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Львешка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)

– Господи, – Кэлен с улыбкой прижалась губами к её щеке. – Глупышка… Я люблю тебя.

– Я тебя люблю, – эхом откликнулась Кара. И даже улыбнулась, слабо, как будто бы робко. – И обещаю, что не буду присутствовать, когда ты и Мэйсон… – вздохнула. И разозлилась вдруг: – Что я, в самом деле, как ребенок! Распустила нюни. Тьфу!

– Эй! – Кэлен дунула ей в ухо. – Имеешь право. Тебе больно, и ты имеешь право на нюни. Я тоже буду реветь, если мне будет больно. И не строй из себя Мэйсон, милая. Ты – другая. И я люблю тебя такую. Тебя, а не Мэйсон.

– Спасибо, – взглянула в глаза, тоже довольно робко. Но зато улыбнулась уже смелее, теплее. – Кэлен, мы ж тут с тобой замерзнем вконец… Давай помоемся и пойдем… в спальню или еще куда, – вдруг замерла, всматриваясь. – Боже… это еще что такое? – и прикоснулась пальцами к синяку под левым глазом. – Больно?

– Терпимо, – и мысленно усмехнулась: ну вот, она уже отвечает, как Мэйсон. К счастью, Кара этого не знает. Кара сочувственно нахмурилась, прикоснулась к фингалу губами:

– Снова подозреваемый?

– Нет. В этот раз Мэйсон. Учит меня драться.

– Она охренела? – у Кары в глазах, в голосе, в лице было столько искреннего возмущения, что Кэлен рассмеялась даже. – Бить-то зачем? Руки ей оторвать надо!

– Не надо, – Кэлен накрыло нежностью. Ну, просто Кара была невозможно трогательна в этой своей возмущенной воинственности.

– Чего это не надо? Опять её защищаешь?

– Не надо ей руки отрывать, – Кэлен с улыбкой поцеловала её в губы. – Это и твои руки тоже. И я категорически не желаю остаться без них… Все, милая, быстро моемся и греемся.

Счастье… Все-таки оно очень разное, Кэлен сейчас это весьма отчетливо ощущала. Нет, на самом деле, когда-то, довольно давно еще, она поняла, что счастье – такое состояние, которое ни от чего не зависит. Оно либо есть, либо нет. И если оно есть, то – вопреки всему и несмотря ни на что. Просто есть. И все. Поскольку, будь это не так, она, Кэлен Амнелл, с её, в общем-то, жуткой работой, с её до сих пор не особенно удачно складывающейся личной жизнью, совершенно точно была бы несчастна. Перманентно и категорически несчастна. А ведь она не была, не так ли?

Со временем Кэлен поняла еще больше. Например, что счастье – это даже не состояние, нет. Скорее, это такая способность – способность быть счастливым. Вопреки всему и несмотря ни на что. И вот либо ты способен, либо нет. Она, Кэлен, совершенно точно была способна. Но, встретив Кару, она узнала о счастье еще кое-что. Оно, счастье, может быть разным. Может быть таким «вообще», “в целом”, а может – совершенно конкретным и осязаемым. Вот как сейчас.

Сидит сейчас её, Кэлен, счастье в мягком кресле напротив, пьет вино из высокого – совсем не для вина предназначенного – бокала, улыбается. Смеется. А в глазах у счастья – солнце, ласковое, согревающее. И еще счастье качает босой ногой, и Кэлен хочется поймать эту ногу, и зажать ступню между ладоней – как птичку, потому что ей, Кэлен, все кажется, что ступня зябнет. А строптивое счастье вредничает и не желает надевать носки… И Кэлен уже даже строит коварные планы по изнасилованию счастья носками – иначе простынет же, ну! Кэлен все же выдвигает ультиматум: носки – или марш-в-постель-под-одеяло! И счастье, закатив глаза, выбирает второе…

А самое забавное, что счастье считает её, Кэлен, своим счастьем. Так и говорит, усевшись в кровати и устроив Кэлен спиной к себе, в кольце своих рук:

– Счастье мое, ты спать-то не хочешь? Пять часов утра как-никак… – и обжигает горячими губами шею, вызывая жаркие отклики в утомленном и – вполне ведь сытом уже – теле.

– Неет, – Кэлен с улыбкой откидывает голову Каре на плечо, чуть поворачивает, подставляя губы её губам. И отдается им, наслаждаясь, переполняясь счастьем… другим счастьем, оно ведь разное, не так ли? – Я днем поспала. Мэйсон меня прикрыла на работе.

– Ммм… как мило с её стороны, – Кара фыркает, довольно сердито. Не нравится ей слушать о Мэйсон. – Да она же настоящий рыцарь!

– Да ладно тебе, милая, – Кэлен с улыбкой гладит её по щеке. – Она и правда позаботилась…

– Позаботилась, заботливая, мать её, – ворчит Кара и целует ладонь Кэлен. Вздыхает. – Я просто злюсь… Нет. Правда в том, что я боюсь…

– Боишься? Чего?

– Боюсь проиграть Мэйсон… – Кара с еще одним тяжелым вздохом откидывает голову на спинку кровати. А Кэлен разворачивается в её руках, всем телом, чтобы видеть её лицо:

– Проиграть Мэйсон? Я не понимаю, милая. О чем ты?

– Я боюсь, что… – и болезненно морщится. – … Рано или поздно, ты предпочтешь её мне.

– Чего? – Кэлен аж подпрыгивает от возмущения. – С чего это вдруг?

– Любимая, ну… что у тебя есть со мной? – Кара поднимает голову, смотрит Кэлен в глаза. Горечь во взгляде: – Разговоры и секс. А с Мэйсон у вас общая работа… общие друзья… вы можете куда-то сходить… Плюс те же разговоры и секс. Я уже проигрываю ей. С ней у тебя… с ней у тебя возможна жизнь. А что со мной? Я же не существую для этого мира. Я… я как твой вымышленный друг.

– Кара! – Кэлен задыхается от возмущения. Кэлен даже не сразу верит, что ей не послышалось, что её счастье действительно несет весь этот бред. – Ты пьяна? У тебя крышу снесло? Ты что говоришь вообще? – Кэлен даже оглядывается беспомощно вокруг, словно ищет, кого бы призвать в свидетели, чтобы подтвердили – бред, бред же, ну! – Ты для начала меня кем считаешь? Нет, слушай, у меня прямо слов нет… Я тебя сейчас просто побью! – и даже бросается на неё, впивается губами в шею, а затем и кусает. Кара хихикает, прижимает её к себе:

– Любимая, ну… разве я не права?

– Ты не права! Разговоры и секс, смотри-ка! Милая, я тебя, может, удивлю, но большинство пар так живут, представляешь? Утром расходятся на свои работы, а вечером встречаются дома – для разговоров и секса! Вот только дело-то не в этом вообще. Ты считаешь, что проигрываешь Мэйсон, что с ней у меня чего-то больше… Радость моя, ты забыла одну важную вещь, которая есть у тебя, которая перевешивает все, что есть у Мэйсон.

– И что у меня есть?

– Кара… – Кэлен смотрит укоризненно, старательно сдерживая улыбку. – Ты иногда такая глупая…

– Ну… – отводит взгляд. – Да… объясни? Что у меня есть?

– Моя любовь к тебе, глупышка. И – твоя любовь ко мне. Для меня это важно. Это самое главное. Этого не будет с Мэйсон, понимаешь? Только с тобой. А все остальное… Господи, милая, это дело наживное ведь. Почему ты решила, что мы с тобой не можем никуда ходить?

– Ночью?

– Что тебя смущает? Половина обитателей этого города, как минимум, половина, ведут ночной образ жизни. Кино, рестораны, клубы, у нас даже музеи некоторые по ночам работают, про магазины я уж не говорю! Черт, Кара, ну правда, по-моему, ты вот зря заморочилась. Это все вообще не проблема.

– Да? – она будто оживает, и в глаза возвращается солнце. – Правда? Любимая, ну, а спать-то ты когда будешь? С ночной-то жизнью…

– Ой, тоже мне, трудность, – Кэлен, усмехнувшись, целует её в губы. – С моей работой я уже привыкла высыпаться за три-четыре часа. И потом, есть ведь еще выходные… Вот, например, эти выходные я здесь, помнишь? Считай, у нас с тобой сегодня минимум полдня впереди… пока Мэйсон не проснется. А когда это произойдет, – хитро прищуривается. – Я лягу спать…

– Коварная, – теперь уже и Кара улыбается, тянется к губам Кэлен, целует – нежно, сладко… благодарно. – Думаешь, Мэйсон так долго спать будет?

– Надеюсь. Она виски выпила… ну, я не следила, конечно, но, по-моему, весьма прилично. Да еще в последнюю порцию я ей снотворного капнула. Так что…

– Любимая, ты и правда коварная… Подозреваю, опасно тебе дорогу переходить.

– Да, – Кэлен пожимает плечами с очень независимым видом. – Я такая. Становиться моим врагом не советую, – и вдруг зевает, совершенно неожиданно для себя. Распахивает удивленно глаза: – Черт!

Кара смеется:

– Все-таки тебе стоит поспать, счастье мое. Тем более, раз у нас еще полдня впереди.

– Мммда? Ну, если пару часиков только… А ты? Чем займешься?

– Поиграю в покер, – и укладывает её, ложится рядом, целует. – Уж если у меня и впрямь будет возможность водить свою девушку по ресторанам и магазинам, есть смысл зарабатывать.

– Ммм… Радость моя, это не главное.

– Я знаю, – смотрит с улыбкой, согревает, ласкает своим солнечным взглядом. – Но мне ж все равно надо что-то делать, пока ты отдыхаешь? Спи, любимая.

– Ладно, – прижимается, укутываясь в счастье...

====== Часть 19 ======

День

Кэлен так и не поняла, что её разбудило – то ли теплый солнечный свет, заполнивший комнату, то ли холодная пустота в постели рядом. Пожалуй, все же второе, ибо, не до конца еще даже проснувшись, Кэлен успела, последовательно: расстроиться (на кой-черт оставаться ночевать у девушки, любимой – на минуточку – девушки, если просыпаться все равно приходится в одиночестве?), возмутиться – по этому же поводу, испугаться (что с Карой, где она вообще?), испугаться еще раз (а вдруг Кара уже не здесь, потому что пробудилась чертова Мэйсон?), разозлиться – на Мэйсон, заранее, на тот случай, если она и правда уже заняла место Кары, испугаться снова и уже настолько, что ее, Кэлен, просто вынесло этим страхом из кровати. А в следующий миг в кухне загудела кофемашина. И Кэлен стало грустно. Невыносимо грустно. Ибо Кара не пьет кофе, не любит. Зато Мэйсон жить без него не может. И это значит…

Кэлен вздохнула, дошла до гостиной, заглянула в дверь: Мэйсон в одних трусах действительно стояла возле кофемашины, спиной к Кэлен. Кэлен – надежда ведь умирает последней, не так ли? – решила все же уточнить:

– Мэйсон?

– Еще спит. А что, ты соскучилась по ней, любимая?

– Кара! – кажется, Кэлен вполне могла умереть от счастья и облегчения. Кажется, впервые в жизни она безумно обрадовалась своей ошибке! – Я же вас с тыла не различаю… – подошла, нет, подбежала к рассмеявшейся Каре, обняла, прижалась к ее голой спине, к ягодицам, зарылась лицом в растрепанные светлые волосы на затылке. – Милая, почему ты здесь? Почему я проснулась не от твоих поцелуев нежных, ммм?

– Потому что я решила принести тебе кофе в постель… – Кара повернулась в ее руках, обняла, потянулась к губам. Кэлен подставила щеку:

– Не хочу кофе в постель, хочу в постель Кару.

– А как тебе вариант Кара плюс кофе? Устроит? – чуть отстранилась, и перед носом Кэлен появился бокал с капучино.

– Устроит, – Кэлен приняла бокал, отхлебнула, посмаковала. – Вкусно. И все же, радость моя, на будущее имей в виду, я все-таки хочу просыпаться с тобой. А не с кофе или еще чем-то.

– Учту, – Кара с улыбкой развернула ее спиной к себе, прижала, сама навалилась ягодицами на край столешницы. Прижалась губами к щеке Кэлен. Всего-то – губами к щеке, а Кэлен пронзило, и внизу запульсировало горячо и сладко... Кэлен зажмурилась, сильнее вжимаясь в Кару:

– Долго я спала?

– Три часа. Честно говоря, жалко было тебя будить, но я соскучилась. Вот и решила…

– Правильно решила, милая. Ты еще долго ждала, надо было раньше меня поднять.

– Не надо, – и снова поцеловала ее. – Тебе нужно было отдохнуть. Тем более, время у нас есть.

– Дааа, – Кэлен даже задохнулась от прилившего, накрывшего с головой счастья: у них есть время! Господи, ведь даже не верится, но – оно есть, есть! – Чем займемся, радость моя? Хочешь город посмотреть? – оглядела комнату. – Можно прокатиться по магазинам. Признаться, я бы в вашей гостиной кое-что изменила. Новый ковер здесь явно не помешает. И, по-моему, тут категорически не хватает дивана…

– Мммм… – Кара подняла вверх глаза, сморщила нос. И улыбнулась: – Кэлен, подозреваю, имена нашим будущим детям ты уже тоже придумала…

– Детям? – Кэлен фыркнула. – Обижаешь, милая. Имена я уже даже правнукам придумала…

– Да, как-то я тебя недооценила, – Кара со смехом ущипнула губами кожу на ее шее. – Но по магазинам мне точно бродить не хочется. Ты это Мэйсон предложи, в конце концов, она тут ответственный квартиросъемщик. А меня сегодня больше привлекают разговоры и секс…

Второй раз за этот день Кэлен проснулась от взгляда. Она его, кажется, кожей ощущала, этот настойчивый, настырный даже, взгляд. Кто-то смотрел ей в лицо, пристально, и, похоже, весьма уже продолжительное время. Ну, допустим, кто – понятно. Вопрос, кто именно из двоих? Кэлен чуть приоткрыла глаза, глянула сквозь ресницы:

– Ты кто?

– Нормально, Амнелл. Ты сколько выпила? И когда, кстати, закончила? Три часа дня, а ты все дрыхнешь.

– Мэйсон…

– Ждала кого-то другого, сладкая?

Кэлен зажмурилась, мысленно застонала от почти болезненного разочарования. Получается, ждала. И совсем не ту, что сейчас нависала над ней, Кэлен, заглядывая в лицо. Кэлен поняла вдруг, как не хочется, как невыносимо противно ей видеть Мэйсон. И тут же ее, Кэлен, остро пронзило стыдом: черт побери, Мэйсон ведь не виновата. Не виновата, что она, Мэйсон, не Кара. Не виновата, что Кэлен любит Кару. Она, Мэйсон, по большому счету, не виновата даже в том, что делит с Карой вот это тело. И в том, что она сильнее Кары, а потому Кара, а вместе с ней и Кэлен, вынуждены подстраиваться под Мэйсон, считаться с Мэйсон.

Чертова Мэйсон не виновата. Но ведь и вины Кэлен во всей этой странной, нелепой, мучительной ситуации нет. Как и вины Кары. Правильно ночью она, Кэлен, сказала: они, все трое, жертвы. Просто жертвы сложившихся обстоятельств… От этих мыслей, от собственной беспомощности Кэлен стало совсем плохо, настолько, что подкатили чуть не под самый подбородок, жгучие слезы. Злые. Да, Кэлен злилась – на Мэйсон, которая не Кара, и при этом ни в чем не виновата. На себя – за то, что злится на Мэйсон, хотя та – все ведь уже поняли, не так ли? – ни в чем не виновата. И на Кару – за ее слабость, ее зависимость от Мэйсон. И снова на себя – за свою злость на Кару. И слезы в горле закипели – от жалости к Каре. И чертову, мать ее, Мэйсон тоже ведь жалко! Потому что у Кары теперь хотя бы есть Кэлен, а у Кэлен – Кара, и они вместе, пусть урывками, пусть через все эти трудности, но ведь вместе, они есть друг у друга. А у чертовой Мэйсон никого нет. Эта чертова Мэйсон, черт бы ее побрал, никому не нужна – ни Кэлен, ни даже Каре, несмотря на то, что она, Мэйсон, спасла Кару, приняв на себя удар, выдержав все ужасы их детства…

А с другой стороны, может, Мэйсон самой никто не нужен? Может, ей и в самом деле нужен только секс? Ну, по крайней мере, от Кэлен или других женщин. Кэлен стиснула челюсти. Конечно, чертовой Мэйсон никто не нужен. Любовь и прочие глупости, которые делают ее слабой, тоже не нужны… И тут же – вот странность – вспомнилось, как на том их первом задержании Мэйсон нежно, просто невозможно нежно! – прикоснулась к ее, Кэлен, разбитой губе. Дьявол! Ну вот зачем Кэлен это вспомнила сейчас, а?

И, черт побери, какого черта эта чертова Мэйсон нависает над ней? Кэлен же даже глаза открыть не может, потому там, за сомкнутыми веками, стоят слезы. Просто запруда, остановленная река слез! Ее пока сдерживает плотина век, но если эта плотина рухнет, если эта река прорвется… Нет, Кэлен этого позора – перед Мэйсон же, ну! – категорически не нужно.

Кэлен вздохнула судорожно, пробормотала сердито:

– Мэйсон, ты на меня пялишься?

– Не. Просто смотрю.

– Зачем? Вот зачем ты на меня смотришь?

– Мне нравится, – хмыкнула, довольно удивленно.

– Что тебе нравится? Вот что? Фингал? Опухшее лицо? Ты сама как считаешь, девушке, которая только проснулась, неумытая, неприбранная… вот ей приятно, что на нее пялятся?

– Я не пялюсь, я смотрю, – повторила Мэйсон. – И мне нравится. Ты красивая, я говорила уже. Как по мне, фингал и неумытость этого не отменяют. Я их не вижу даже, Амнелл.

– Мэйсон! – да чертова же эта их с Карой прямолинейность! Кэлен никак не научится на нее реагировать… ну, адекватно, что ли. Вот и сейчас – на мгновение впала в ступор. Зато слезы отступили, да что там, высохли, и она, Кэлен, смогла, наконец, открыть глаза.

Открыла, распахнула даже – и чуть было снова не зажмурилась: нависающая над ней Мэйсон, видимо, сама не так давно проснулась, а потому не успела еще заплести косу. И сейчас, с распущенными растрепанными волосами, была невыносимо похожа на Кару. Если не смотреть в глаза. Ибо взгляд у Мэйсон был другим, совершенно другим: дерзким, насмешливым, наглым. Совсем не похожим на теплый, ласковый, солнечный взгляд Кары. Ничего общего, абсолютно. Вот на глазах она, Кэлен и сосредоточилась, уставилась прямо в них, сердито, нахмурившись:

– Ты просто слон.

– Почему? – снова поразилась, искренне. – Я толстая? Или на мой длинный нос намекаешь?

– Боже… – Кэлен рассмеялась, неожиданно для себя. И с удивлением поняла, что вмиг ушла куда-то злость, и безнадежная грусть растворилась, и даже отвращение к Мэйсон исчезло… – Намекаю, что ты неуклюжая и беспардонная, прёшь, как слон. И все еще совершенно не умеешь ухаживать! Ну, вот кто, кто с утра пораньше таращится на только что проснувшуюся девушку? С которой ты, к тому же, даже не в близких отношениях.

– Я таращусь, – все еще недоуменно отозвалась Мэйсон. И посмотрела на Кэлен, как на дуру – мол, логично же ну! – К тому же, когда я проснулась, девушка, с которой у меня нет близких отношений, меня обнимала. И ко мне прижималась. А учитывая, что обе мы голые, это очень близко, как по мне.

– На тебе должны быть трусы, – только и смогла пробормотать Кэлен, закрывая глаза. Вот черт! Это ж надо так… опарафиниться. А Мэйсон, как ни в чем ни бывало, поинтересовалась – очень так между прочим:

– Ты меня раздела, сладкая?

– Да.

– Зачем?

– Дурацкий вопрос, Мэйсон! – Кэлен снова глаза распахнула, дернула крыльями носа: – Очевидно, чтобы прижиматься к тебе!

– Да, – кивнула без тени улыбки, вот же чертова Мэйсон! – Что-то типа того я и подумала, – помолчала. И вдруг огорошила Кэлен: – Амнелл, у тебя тут ночью гость был?

– Что?

– Ты пила с кем?

– В смысле? С тобой.

– Не, я пила виски. А потом ты еще с кем-то пила вино.

– Ты это с чего взяла?

– Там два бокала, Амнелл.

– Мэйсон… – Кэлен рассмеялась. Довольно нервно, на самом деле. Ибо успела испугаться, да что там, просто мгновенно застынуть от страха, от пронзившей ледяным ужасом мысли: Мэйсон знает. Как-то догадалась. Или всегда знала. Просто притворялась. Но… два бокала, оказывается, а! Всего-то! Вот она, Кэлен, и рассмеялась – от невозможного просто облегчения: – Одна я пила.

– Из двух бокалов?

– Ага.

– Зачем?

– А что, с дедукцией у вас совсем плохо, детектив? – Кэлен закатила глаза. – Или с похмелья мозг не работает? – посмотрела на Мэйсон, подержала насмешливым взглядом, наслаждаясь её крайне недоуменной физиономией. Черт, вот сейчас она особенно похожа на Кару! Фыркнула: – Сдаешься? Боже, это же просто! Поставила куда-то бокал, потом не нашла. Взяла другой, пила из него. А потом обнаружила первый.

Мэйсон хмыкнула, задумчиво выпятила губы… Кэлен едва успела себя остановить – а то ведь чуть не потянулась навстречу им, этим губам. Любимые же, ну! – даже под управлением Мэйсон – любимые, желанные. Кэлен к ним влечет. Интересно, она все вопросы исчерпала, эта чертова Мэйсон? А то Кэлен совсем уже не помешает встать. Уже хочется. А еще чуть-чуть, и будет необходимо. Вот только чертову Мэйсон волновали вовсе не желания Кэлен, а – во сколько она, Кэлен, легла. Кэлен нахмурилась:

– Тебе-то какое дело? Ты вообще, зачем меня разбудила?

– Я тебя не будила, – Мэйсон пожала плечами. – Я просто смотрела. Ты сама проснулась. У меня взгляд такой, возбуждающий.

– Мания величия у тебя, – буркнула Кэлен, стиснула челюсти, поджала губы, подавляя зевок. Понятное дело, Мэйсон не в курсе – и не надо ей этого знать, совершенно! – что Кэлен задремала-то час назад, после того, как Кара сообщила, что ее, Кары, альтернативная идентичность, просыпается. И Кэлен снова забыла – а ведь хотела, хотела же, ну! – спросить, как Кара это узнаёт? Чувствует? Слышит? Как-то еще? Надо будет спросить, обязательно. Да. А пока… Требовательно посмотрела на Мэйсон:

– Закрой глаза. Или отвернись. Раз уж ты меня разбудила, мне нужно встать.

– Так вставай, я тебе не мешаю. Зачем мне глаза закрывать?

– Затем, что я голая.

– Тем более, Амнелл. Как по мне, так это крайне нелогично – закрывать глаза, когда по твоей комнате ходит красивая голая девушка… – Мэйсон подмигнула Кэлен и вдруг потянулась к ее губам. Кэлен – уже почти привычно, ну надо же – остановила ее губы указательным пальцем:

– Какого черта? Ты же обещала дать мне время, Мэйсон!

– Ага. Но мне ведь надо проверять, вдруг ты уже созрела, сладкая, – и внезапно улыбнулась. Как-то очень весело и… беззащитно. Вот как-то так, что у Кэлен сердце замерло, словно растерявшись. И – Кэлен не увидела в ней Кару, нет. Кэлен увидела сейчас какую-то другую Мэйсон, Мэйсон-без-защит. Без этого насмешливого сияния в глазах, без хищного оценивающего взгляда. Без этой кривой циничной ухмылки на губах. И словно бы исчезло что-то… что-то такое, что Кэлен не могла определить, назвать, но постоянно чувствовала рядом с Мэйсон. Как будто… как будто Мэйсон вдруг спрятала иголки, вот! Невидимые, но весьма ощутимые, острые, крайне опасные иглы…

И… что-то изменилось вдруг и в Кэлен тоже. В ее взгляде на Мэйсон, в ее отклике на Мэйсон. Нет, она, Кэлен, и раньше реагировала на Мэйсон, но – телом, исключительно, телом. И еще совсем не факт, что именно на Мэйсон, не так ли? Тело-то у нее, у Мэйсон, одно на двоих с Карой, правда?

А сейчас на эту, другую Мэйсон, откликнулось еще что-то… душа, может… или сердце? Черт его знает, только Кэлен – вот же странность! – вдруг захотелось протянуть руку и взъерошить и без того растрепанные светлые волосы, ласково так взъерошить. Провести пальцем по этой вертикальной складке, что идет от левой брови и вверх. И улыбнуться Мэйсон. Обнять ее… просто обнять. А следом мелькнула, поразившая до глубины души, мысль: «Не хватало еще влюбиться в эту чертову Мэйсон!». Кэлен испугалась даже.

Мысль оказалась спасительной. Отрезвляющей. Она мгновенно прогнала это неожиданное очарование, коварно затуманившее Кэлен, заставившее увидеть чертову Мэйсон какой-то другой… Кэлен разозлилась даже. Нахмурилась, зажгла сердитые огоньки в глазах, открыла было рот… и с удивлением увидела, как ее собственная рука все же поднялась и взъерошила Мэйсон волосы, удивив донельзя, – и не только саму Кэлен, но и Мэйсон тоже. А Кэлен еще и голос свой услышала, и улыбку в нем, в этом самом голосе, которым она – очень ласково, между прочим – сообщила Мэйсон:

– Ладно, напарник, пора вставать, – и просто оторопела, обнаружив, что ее, Кэлен, рука – она совсем самостоятельная стала, ну! – провела по волосам Мэйсон, переместилась на шею, надавила, притягивая эту чертову Мэйсон, приближая ее лицо, губы к губам Кэлен. И кто-то внутри ужаснулся, и завопил истошно: «Какого черта ты делаешь?», но Кэлен, точнее, ее совершенно «отбившаяся от рук» ладонь, продолжала надавливать, и никакому внутреннему крику, кажется, не под силу было ее остановить... Зато это с легкостью удалось Мэйсон:

– Сладкая, ты сказала, пора вставать или вставить?

– Что? – вот теперь Кэлен отрезвела окончательно. Да что там, её просто как холодной водой окатило.

– Ну, судя по тому, что ты делаешь, – чертова Мэйсон ухмыльнулась, превращаясь в прежнюю себя, возвращая насмешку во взгляд, в голос. – Склоняюсь ко второму варианту.

– Мэйсон!!! – Кэлен сжала пальцы на её шее, другой рукой уперлась в плечо. – Ты – наглое, грубое животное!!!

– Хм… – и вновь – искреннее недоумение. Ну да, наверное, с точки зрения Мэйсон, Кэлен и правда ведет себя странно. Но, дьявол, попробуй, сохрани равновесие в этой невозможно, невыносимо странной ситуации! Мэйсон хорошо, она не в курсе… А вот Кэлен… Кэлен мысленно застонала, убрала с шеи Мэйсон руку, поинтересовалась сердито вслух:

– Какого черта ты меня разбудила?

– А… так мне скучно стало. Это, во-первых. Во-вторых, я голодная.

– И? Ты разбудила, чтобы я тебя развлекала и кормила?

– Типа того, – Мэйсон хохотнула. – На самом деле, сладкая, я тебя разбудила, чтобы мы пошли куда-то пообедать. А потом – ты обещала показать мне город.

– Да… – Кэлен закрыла глаза. Усмехнулась мысленно. Кара сегодня утром собиралась разбудить её, Кэлен, потому что соскучилась. Мэйсон разбудила, потому что стало скучно. Неудивительно – не так ли? – что Кэлен влюбилась именно в Кару. И почему совершенно точно не влюбится в Мэйсон. Никогда не влюбится. Кэлен вздохнула: – Обещала. Ты уже была в душе?

– Ага.

– Ну, тогда иди, делай кофе!!! – кажется, она даже прикрикнула на Мэйсон. – А я в душ.

====== Часть 20 ======

Кэлен застыла перед зеркалом в ванной с баночкой зеленого консиллера в руке, задумчиво разглядывала потемневшую уже гематому под глазом, размышляя с какой стороны к ней подступиться.

– А у тебя уютно, Амнелл, – Мэйсон появилась в дверном проеме, там же и остановилась, словно не решаясь перешагнуть порог.

– Спасибо, – рассеяно откликнулась Кэлен, переводя взгляд на отражение Мэйсон в зеркале. – Твоей гостиной тоже не повредит, если в ней кое-что поменять для уюта.

– Например? – Мэйсон скрестила руки на груди, чуть склонила голову. А губы явно приготовились растянуться в ухмылке.

– Например, новый ковер вместо того убожища, что лежит у тебя там сейчас. Красивый диван… – Кэлен снова принялась рассматривать свой фингал.

– И плюшевый мишка, – и вот она – конечно же, ну! – кривоватая ухмылка. И насмешливый блеск в глазах. – Подозреваю, ты уже даже знаешь, какие именно ковер и диван?

– Примерно…

– А имена нашим будущим детям – придумала? – и ухмылка превратилась в хищную, нагловатую улыбочку.

– А надо? – Кэлен вздрогнула – черт побери, Мэйсон с Карой, кажется, похожи не только внешне, да? Кажется, общего у них много больше, чем Кэлен до сих пор представлялось. – Ты снова на меня пялишься! Теперь по какому поводу? – грозно глянула на Мэйсон через зеркало. Та лишь пожала плечами, поджала подковкой губы:

– Нет, я смотрю. И повод все тот же – ты красивая. Нравишься. Мне что, тебе всякий раз об этом сообщать?

– Боже, Мэйсон! – Кэлен даже улыбнулась, покачав головой: неужели она, Мэйсон, правда такая… недотепа? Как она вообще умудряется кого-то увлечь, да еще в постель затащить! – Эти «сообщения» называются комплиментами. Девушки их любят, если ты не в курсе.

– Мммм, да? Спасибо, что просветила, – серьезно, очень серьезно. И не понять, то ли шутит, то ли нет. Ну, точно, как Кара, – с ней у Кэлен тоже вечная игра в угадайку… Кэлен изобразила улыбку – одними губами, поджатыми, растянув их в прямую линию:

– Пользуйся на здоровье, Мэйсон. Кстати, вот тебе еще один секрет: не стоит пялиться на девушку, когда она делает макияж! Это напрягает, знаешь ли.

– Нельзя смотреть, когда проснулась, нельзя смотреть, когда красится, – Мэйсон закатила глаза, пожаловалась, ворчливо, то ли потолку, то ли Господу богу: – У девушек так много правил! Как же бедной глупой мне во всем разобраться, во всех этих «нельзя»? Столько ограничений, – покачала сокрушенно головой, даже языком поцокала, вот же!

– Ну, не все ведь такие беспардонные и безграничные, как ты, – Кэлен вздернула брови, глянула высокомерно.

– Да… но, как по мне, это лучше, чем быть такой ограниченной, как ты, – и, не позволяя задохнувшейся возмущением Кэлен даже слово вставить, быстро спросила: – Кофе-то у тебя есть, сладкая?

– На кухне, – Кэлен процедила это сквозь зубы, поджала губы и перевела взгляд на свое отражение: мол, все, аудиенция окончена. Мэйсон помялась еще с минуту в дверном проеме, вздохнула и удалилась. А Кэлен вдруг поймала себя на том, что всю эту минуту с внутренним, все нарастающим трепетом ждала… ждала, что Мэйсон сделает что-то… подойдет сзади, обнимет, например. Да нет, не просто подойдет, не просто обнимет – набросится, как нынче ночью в прихожей, не спрашивая разрешения, не сомневаясь, стиснет в объятиях, уверенная в своем праве на Кэлен…

Кэлен удивленно спросила себя: неужели, она и правда этого хочет? И – ну надо же, а! – её собственное тело отозвалось, откликнулось – нетерпеливым, вдохновенным согласием. Да. Да, её, Кэлен, тело, желало этого. Оно хотело Мэйсон… черт бы его побрал, это предательское, неразборчивое тело! Кэлен вздохнула со стоном, принялась наносить легкими вбивающими движениями консиллер на гематому, возвращаясь вновь к размышлениям, которым предавалась все время, пока они шли сюда, домой к Кэлен.

…Собственно, она сама настояла на посещении своей квартиры. Поскольку, во-первых, категорически не желала разгуливать по городу с фингалом. А значит, нужна была косметика. Нет, Мэйсон предлагала ей солнцезащитные очки – благо, и погода к ним весьма располагала. Кэлен отказалась. Ибо одно дело быть в очках на улице, и совсем другое – сидеть в них же, скажем, в ресторане. Не комильфо, не так ли?

А во-вторых, Кэлен вообще не желала разгуливать по городу на своих двоих. Куда как удобнее – правда же, ну? – передвигаться на собственном автомобиле, а он, понятное дело, скучал на парковке возле её, Кэлен, дома. Так что обойтись без визита туда никак не получалось. Впрочем, Мэйсон и не сопротивлялась. Кажется, её даже весьма вдохновила идея побывать у Кэлен. Бог уж ее, Мэйсон, знает, на что она рассчитывала, однако на предложение Кэлен откликнулась с энтузиазмом. При этом – вот ведь странно – молчала всю дорогу.

Кэлен удивлялась, но была благодарна за это молчание. Ибо ей, Кэлен, как раз нужно было время, чтобы разобраться в своих чувствах – к Каре, к Мэйсон, ко всей этой нелепой, странной, мучительной ситуации.

Казалось бы, с Карой все просто, Кэлен её любит, совершенно точно. Кэлен в этом уверена, абсолютно. Ибо когда-то, довольно давно, в древневосточном трактате «Ветки персика» она прочитала определение любви, ставшее для нее настоящим откровением. Да что там, истиной, единственной и неоспоримой! Кэлен заучила его наизусть, знала куда как лучше, чем «Отче наш» – ибо, признаться, как раз молитву-то она и не помнила целиком, несмотря на то, что в детстве родители регулярно посещали храм, и её, Кэлен, естественно, таскали за собой. А вот определение любви так крепко запало ей в душу – и в память, что разбуди её, Кэлен, ночью, спроси – и она отчеканит, даже до конца не проснувшись: «Три источника имеют влечения человека: душа, разум и тело. Влечение души порождает дружбу. Влечение ума порождает уважение. Влечение тела порождает желание. Соединение трех влечений порождает любовь».

С того момента, как Кэлен прочитала это впервые, на все свои… хм, увлечения другими людьми она стала смотреть через призму этой «формулы любви». И до сих пор, до встречи с Карой, в отношениях Кэлен с другими всегда хоть один из трех источников да был «перекрыт». Не действовал. С Карой случилось все. С Карой все три источника фонтанировали, да что там, кипели, бурлили, извергались влечением! Уважение? Конечно. С него, с уважения, и начались её, Кэлен, отношения с Карой. Кэлен потому и решила написать, что прониклась к своему таинственному интернет-союзнику нешуточным уважением. Со временем оно лишь крепло. А уж сейчас, когда Кэлен знает правду о Каре, о её ситуации, о том, как все очень непросто в её жизни… Пожалуй, никогда и никого еще Кэлен не уважала так, как Кару. Ведь Кара, несмотря на мучительные обстоятельства, несмотря на бессилие что-то изменить, что-то сделать с весьма ограничивающими – ну, правда же! – условиями её существования, сохранила способность любить, доверять, радоваться, интересоваться… да просто – жить! Кара умеет быть открытой, искренней, честной. С точки зрения Кэлен, это все – в принципе редкость, даже среди людей, у которых условия жизни куда как более мягкие. Так что, уж чего-чего, а уважения Кара достойна, категорически достойна.