Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Львешка

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц)

А Мэйсон, не открывая губ, ловко, быстро – кошка, да и только! – развернулась, обняла, обхватила, прижалась животом между раздвинутых ног Кэлен, взрывая тело длинным острым спазмом, вызывая блаженный сдавленный стон. Подхватила руками край футболки Кэлен, потащила ее, футболку, вверх, оголяя живот… Кэлен снова на миг испугалась – нет, ну нет же, нельзя, сдаваться нельзя! – уперлась ладонями в плечи Мэйсон, отталкивая её, отталкиваясь от её губ, оторвалась, задыхаясь:

– Мэйсон… ты…

– Что? – хрипло, тихо. Кэлен посмотрела ей в глаза. И заблудилась… Да какого черта, а? Почему она должна себя останавливать? Пошло оно все к дьяволу!!! Кэлен улыбнулась и подняла руки вверх. Всё. Она сдается… Мэйсон – ну надо же, а! – улыбнулась в ответ, нежно, совсем как Кара, черт возьми! И медленно потянула вверх футболку Кэлен, а сама склонилась и приложила свои невероятные, обжигающие губы к животу, прямо над пупком, захватывая кожу, вызывая сладкую дрожь… и сладкий стон. Повела их, губы, вверх, вслед за поднимающейся футболкой, оставляя пылающие следы. Остановилась, добравшись до груди, вскинула голову, пронзила горящими, жаждущими глазами. Одним движением сняла с Кэлен футболку, отшвырнула… Кэлен уронила руки, откинулась назад, оперлась ладонями на столешницу за спиной, откинула голову.

Мэйсон замерла на мгновение, выдохнула шумно и – тоже в одно молниеносное движение – сдернула майку с себя. Еще сильнее вдавилась животом между ног Кэлен, снова взрывая её тело пронзающей пульсацией, заскользила кончиками пальцев по ее плечам, предплечьям, запуская по коже щекочущие возбуждающие ручейки, накрыла ладонями кисти рук, прижалась собой к животу, к груди Кэлен, обожгла губами тонкую, такую чувствительную кожу на шее.

Кэлен, кажется, обезумела – буквально, ибо ее разум, не самый, конечно, холодный в этом мире, но все же обычно трезвый, здравомыслящий, окончательно опьянел под этим жарким нежным натиском. А без него, без разума, этого вечного контролера, неусыпного сторожа правильности, она, Кэлен, превратилась в просто тело. В распаленное, полыхающее, жадное, жаждущее тело. Она превратилась в сгусток чистого вибрирующего, истекающего возбуждения, взрывающегося наслаждением от каждого поцелуя. И Мэйсон целовала ее… неспешно, томительно, она то ли исследовала губами тело Кэлен, то ли наслаждалась им… или – все это вместе. Она дразнила, терзала… И – была точна, словно снайпер: ее губы оказывались именно там, где Кэлен хотела их чувствовать в этот самый момент. Или… может быть… просто Кэлен хотела их, эти губы, везде? Поцелуи спустились вниз влажным горячим пунктиром, остановились у резинки шорт… Влажный горячий язык прошелся вдоль слева направо и обратно… Горячие мягкие ладони подхватили под икры, закинули ноги Кэлен на бедра Мэйсон, проникли под ягодицы, надавили снизу, намекая… Кэлен, переместив вес тела на руки, приподняла таз от столешницы, и Мэйсон стянула её шорты до колен, а когда ягодицы Кэлен снова упали на стол, и вовсе сняла. Опустилась на колени, одновременно устраивая ноги Кэлен у себя на плечах, заскользила по ним ладонями вверх, остановила на бедрах, потянула Кэлен к себе… И Кэлен, задохнувшись от предвкушения, подалась навстречу ее губам, сдвигаясь на самый край… она почти висела теперь, опираясь руками на стол, ногами – на Мэйсон, и лишь едва касаясь ягодицами кромки столешницы… замерла в ожидании – сейчас, вот сейчас уже, ну! – но губы Мэйсон отвлеклись на шелковую кожу внутренней поверхности её, Кэлен, бедер, и принялись неспешно, с удовольствием кружить по ней, пробовать её на вкус, то с одной, то с другой стороны…, а между бедрами бушевал пожар, пульсируя, изнывая, вожделея эти губы, требуя их к себе… Кэлен не смогла долго выдержать эту пытку, взмолилась со стоном:

– Мээйсоон… пожалуйста… прошу тебя… – и – боже, ну наконец же! – получила их, эти губы, туда. Закричала от острого, невыносимо, невозможно острого наслаждения, пронзившего насквозь… Мэйсон углубила поцелуй, запуская вслед за первой новую вибрирующую волну, окончательно подчиняя себе тело Кэлен, заставляя его трепетать, содрогаться от почти нестерпимого блаженства. Руки ослабли, подогнулись, и Кэлен рухнула сначала на локти, а затем и вовсе упала спиной на стол… Узкий кухонный стол, на котором, конечно же, не поместиться, а потому её ягодицы съехали со столешницы окончательно, и теперь, подхваченные и удерживаемые руками Мэйсон – сильными, просто невероятно сильными! – висели в метре над полом… И это было какое-то совсем уж безумие – да в жизни ничего подобного Кэлен Амнелл себе не позволяла, никогда раньше! – но это совершенное безумие, эта невозможная, неудобная, пугающая даже поза, и эти невероятные губы чертовой Мэйсон, вытворявшие там, в эпицентре пожара, черт знает что, все усиливали и усиливали её, Кэлен, блаженство, неторопливо, черт побери, слишком неторопливо даже! – вознося к вершине… Кэлен уже казалось, что она на пределе, что – всё, всё же, ну! – больше не выдержит эту пытку, просто умрет, погибнет от наслаждения… но Мэйсон не позволяла ей достичь самого пика, разрядиться – чертова Мэйсон меняла ритм, темп, она то ослабляла, то усиливала нажим… делала еще что-то… и Кэлен снова и снова то скатывалась, то поднималась… И даже мелькнуло, что Мэйсон не остановится никогда, никогда теперь, и Кэлен обречена на вечную, невыносимо сладкую муку – или на смерть от невозможного блаженства… Но внезапно чертова Мэйсон… укусила она её что ли? Кэлен закричала, содрогнувшись всем телом, стиснув бедрами голову Мэйсон, переполнившись наслаждением, взорвалась, извергаясь, освобождаясь:

– Бооожеее… Кара… боже мой, – захлебнулась, затопленная блаженством, восторгом, каким-то абсолютным, кристально чистым, без примесей, счастьем. А Мэйсон остановилась лишь на секунду – снова сменила ритм, заставив тело Кэлен почти уже биться в конвульсиях, а саму Кэлен – кричать, кричать, не умолкая…

Может, все это и правда заняло десять минут, как язвительно утверждала тогда, рассказывая о Мэйсон, Кара… Кэлен же показалось, что Мэйсон терзала её вечность. И когда, наконец, остановилась, выжав из Кэлен все, до последней капельки, до последнего выдоха, до последней, самой слабой, едва заметной судороги, – все, без остатка! – она, Кэлен, и не знала, не понимала, на каком она свете – еще на этом, или, может быть, уже на том. Её собственное тело, утомленное, обессиленное, казалось ей невесомым… словно она парила в воздухе, а не висела над полом, опираясь на стол и горячие руки Мэйсон. Кажется, сейчас именно эти руки связывали Кэлен с реальностью. И еще – губы Мэйсон, целовавшие её живот. Очень мягко, нежно, едва касаясь. Поцелуи поднимались все выше, подбирались к груди… утомленное тело отзывалось на них тихой негой. Кэлен потянулась руками – слабыми, они же даже дрожали, нашарила плечи Мэйсон, её шею, обхватила:

– П-подними меня…

Мэйсон вскинула голову, глянула, и Кэлен снова чуть не захлебнулась – от нежности, что плескалась океаном в зеленых глазах. Мэйсон улыбнулась – мягко, одними губами, осторожно просунула ладонь под спину, потянула Кэлен на себя, сама поднимаясь, выпрямляясь, помогла сесть. Обняла, теперь уж двумя руками, прижалась. Кэлен навалилась на нее, уронила голову ей на плечо:

– Пффф…

Мэйсон фыркнула, еле слышно, прикоснулась губами к её шее, шепнула:

– Ты просто вулкан, сладкая…

Кэлен вздрогнула, вскинула голову, тревожно вгляделась в глаза… нет, все в порядке, Мэйсон. Улыбнулась ей. И снова упала на плечо. Мэйсон провела ладонью по её спине:

– Пойдем на ковер? Или на кровать?

– Боже… ты сумасшедшая… какой пойдем? Я пошевелиться боюсь, вдруг упаду, – Кэлен рассмеялась тихо. – Ты что со мной сделала?

– Тебе не понравилось?

– Мээйсон… не напрашивайся на комплименты, – Кэлен снова подняла голову, обласкала взглядом её лицо. – Все ты сама знаешь… слышала… видела… – помолчала, улыбнулась, приблизила губы к её уху: – Потрясающе, Мэйсон. Это было потрясающе… Только у меня сил сейчас нет… совсем… – обвила её бедра ногами.

– Нет – и не надо, – Мэйсон усмехнулась, потянула Кэлен со стола: – Пойдем, ляжем. Отдохнем…

– Отдохнем… уснем же, – вздохнула, глянула с вызовом: – Ушатала меня? Вот неси теперь.

– Давай, – согласилась Мэйсон. И подхватила под ягодицы, явно намереваясь поднять её.

– С ума сошла? – возмутилась Кэлен. Уперлась руками её в плечи: – Я пошутила. Мэйсон, не придумывай! Я тяжелее тебя.

– И что?

– Ничего! Еще не хватало, чтобы ты надорвалась.

– Пффф, – Мэйсон презрительно поджала губы. – Это ты не придумывай, Амнелл. Я сильная.

– Сильная… – Кэлен провела пальцами по её щеке. – Сильная у тебя мания величия, Мэйсон, – осторожно, опираясь на её плечи, спустилась со стола, прислушалась: ноги держат, хоть и подрагивают. – Поможешь до кровати дойти, и хватит с тебя.

Кэлен, улыбаясь, вышла из ванной. Уже от двери увидела свет в гостиной, обрадовалась: значит, Кара здесь. В смысле, там. И удивилась, нет, пожалуй, насторожилась, – а почему, собственно, там? Сердце заныло тревожно…

Как ни странно, Мэйсон уснула первая. На самом деле, почти мгновенно уснула-то – хотя Кэлен совсем на это не рассчитывала, когда они добрались до спальни и рухнули на кровать. Отчего-то Кэлен была уверена, что Мэйсон еще долго не угомонится, но… то ли ранний подъем и тяжелый день сказывались, то ли вот в этом как раз Кара не соврала, а только Мэйсон уснула, едва коснувшись головой подушки. Нет, конечно, перед тем, как голову-то на подушку уронить, они еще целовались… Правда, уже не долго. И вовсе не потому, что у Кэлен не было сил, или Мэйсон утомилась. О, нет. Просто Кэлен – и она уже даже удивляться себе перестала – поняла, что соскучилась по Каре. Странно? Да. Не похоже на нее, прежнюю Кэлен Амнелл? Несомненно. Неправильно? Абсолютно. Категорически странно и неправильно, ага. Но… да: через десять минут после того, как она, Кэлен, умирала от наслаждения в объятиях Мэйсон, она уже скучает по Каре. И Кэлен, осознав это, даже не стала осуждать себя. Да устала она уже себя осуждать, черт побери!!! Она простила себя. Разрешила себе быть вот такой… вот такой, какая она теперь. Вот такой, какая она стала во всей этой абсурдной, мучительной истории… И – да, она обрадовалась, когда Мэйсон уснула – без всякого снотворного, едва коснувшись головой подушки. Кэлен еще полежала минут десять, прислушиваясь к ровному глубокому дыханию, с легкой улыбкой любуясь её лицом, потом поцеловала и отправилась в душ, предвкушая встречу с Карой…

И вот теперь Кэлен кралась к гостиной, уже догадываясь, но все еще надеясь… Кара сидела в кресле, с ноутбуком на коленях, сосредоточенно таращилась в экран. Кэлен остановилась в дверях, улыбнулась:

– Милая, привет… Ты почему здесь?

– А где мне быть? – не повернулась, даже не глянула.

– Я думала, ты придешь ко мне в душ, – Кэлен уже все поняла. Поняла, черт побери! Но еще пыталась себя обмануть…

– Зачем, Кэлен? – все так же, не глядя на нее. – Ты еще не натрахалась?

– Кара… – сердце замерло на миг, оборвалось, ухнулось в ледяную пустоту, мгновенно заполнившую Кэлен внутри. – Ты... присутствовала... смотрела? Милая, ты же обещала… обещала, что не будешь…

– Ты тоже кое-что обещала, Кэлен. Не влюбляться в Мэйсон, например.

– Я в нее и не влюбилась… Радость моя, ну вот зачем ты так?

– Как? – она говорила очень тихо. Тихо, ровно… безжизненно. – Как, Кэлен? Ты поставь себя на мое место, а?

– Милая…

– Мэйсон у тебя теперь милая. Тебе ведь с ней понравилось. Понравилось же, да? Можешь не отвечать… И так понятно. Ты орала и стонала, как последняя портовая блядь! Я не знала, что ты блядь, Кэлен. А ты сама знала? Знала, что ты шлюха?

– Кара, зачем ты оскорбляешь меня?

– Оскорбляю? – она рассмеялась. И все еще не смотрела, не глянула даже ни разу на Кэлен! – Это не оскорбление. Это факт. Ты орала, как блядь. Кэлен, я ведь слышала! И видела, кстати. Со мной ты так ни разу не орала. И лица такого… у тебя я раньше не видела… Что, интересно, она с тобой такого делала, чего я не делаю? Хотя нет, не интересно. Мне плевать.

– Кара…

– Я не хочу тебя видеть, – она опустила голову, еще сильнее отвернулась. – И слышать, – усмехнулась: – Насмотрелась и наслушалась. Аж тошнит.

– Ты… – от обиды, от боли перемкнуло горло, и Кэлен с трудом проталкивала слова. – Ты так несправедлива…

– Я? – она повысила голос. И даже покосилась на Кэлен. Тут же отвела взгляд. – Я несправедлива? Да пошла ты! Убирайся к черту, Кэлен!

– Да… – боль вдруг исчезла. Не удивительно: в пустоте просто нечему болеть. В пустоте, холодной, мертвой пустоте, что заполнила Кэлен. – Да. Пошла-ка я. Подальше от вас. От вас обеих! – развернулась и бросилась обратно, в ванную. Подхватила с комода свои джинсы, свитшот, почти мгновенно переоделась. Выскочила в прихожую, натянула куртку, влезла – прямо босыми ногами – в туфли… На миг замерла, обернувшись в сторону гостиной – пронзило вдруг нелепой надеждой, что одумается, остановит… послушала пару секунд щелчки клавиатуры в тишине… Нет, не остановит. И, проглотив вставшую комом в горле пустоту, вышла из квартиры.

Как? Как Кара могла так поступить, а? Зачем она… присутствовала, смотрела, вот зачем? Ведь они же договорились, договорились же, ну! Разве Кэлен сможет теперь доверять ей? А разве у них теперь что-то будет? Разве это возможно? После того, что Кара говорила… после того, как она называла Кэлен. Как она могла такое сказать? Как такое может сказать человек, который говорил, что любит? Да не может любящий человек бросаться такими словами, категорически не может! И разве можно это забыть? Тем более – простить… Разве можно после таких слов верить?

Слезы душили Кэлен, жгучие, ядовитые слезы обиды и злости. Они запрудой поднялись в горло, не позволяя ни проглотить, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Они сдавили грудь – до тяжелой, едва переносимой боли, стиснули сердце… оно тоже болело, болело почти непереносимо. Сердце горело, выжигая все там, у Кэлен внутри. А слезы запруживали, застилали глаза, и Кэлен их, слезы, давила, давила изо всех сил, сжимая челюсти, прикусив нижнюю губу – тоже до боли. Ибо слезы в глазах ей сейчас были не нужны, они мешали, да что там – были опасны. Она и так отчего-то плохо видела дорогу, она ехала-то практически наугад, а тут еще эти чертовы слезы! Ей, Кэлен, главное добраться до дома – хорошо, что недалеко хоть…

Черт бы побрал эти слезы! Откуда только взялись, а? Ведь когда она выскочила из квартиры Кар… Мэйсон, их не было. И боли не было. И даже обиды. Была только пустота, холодная, черная, блаженная пустота. Зачем, вот зачем только она заполнилась этими ядовитыми, мучительными слезами?

Кэлен выдержала. Доехала, припарковалась, зашла в подъезд, поднялась в квартиру… и только теперь, захлопнув за собой дверь, дала им, слезам, волю. Боже, кажется, никогда в жизни она не плакала так! Так горько, так отчаянно, так бурно, так… на разрыв. Она сидела в прихожей, прямо у входной двери, прижавшись к ней спиной, и ревела, громко, уже не сдерживаясь, задыхаясь, захлебываясь, подвывая… Она ревела, и сама себя не узнавала в этом. Эти слезы, эти отчаянные рыдания были совсем не про нее, не про Кэлен Амнелл. Господи, да она, пожалуй, и в младенчестве так не плакала…

Сколько она так сидела, прижавшись спиной к двери, захлебываясь, почти умирая? Бог его знает… Кэлен показалось, вечность. А потом слезы иссякли. Внезапно, без предупреждения, просто – раз, и она перестала реветь. Будто кто-то повернул вентиль и перекрыл поток. Так неожиданно, что Кэлен даже испугалась, когда внутри наступила тишина, абсолютная, глухая… благословенная. Кэлен замерла, посидела, недоверчиво прислушиваясь —, а ну как это лишь пауза? И стоит ей, Кэлен, только шевельнуться, слезы вернутся, и боль с собой приведут, и обиду с отчаянием? Но, кажется, тишина сдавать позиции не собиралась. И Кэлен очень осторожно, словно боясь расплескать её, эту тишину, подняла себя с пола и повела в комнату. Я не буду больше думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра… когда сама решу, что оно, это завтра, наступило. Это единственное, что звучало в благословенной внутренней тишине, пока Кэлен раздевалась, стелила постель, забиралась под одеяло. Я подумаю об этом завтра… или никогда. Я устала от этого. Так что сейчас – сейчас спать, просто спать, провалиться в черноту, без снов, без чувств, без ощущений, без боли… Почти умереть. Вот и все, что Кэлен хотела.

====== Часть 28 ======

Телефон вопил. Некогда любимая песня, опрометчиво установленная в качестве рингтона, настойчиво и беспощадно вторгалась в благословенную тишину ночи, выдергивая Кэлен из ее пусть тяжелого, но зато умиротворенного – и без снов, самое главное же, ну! – забытья. Выдергивала обратно, в жизнь, возвращая память, а с ней – боль. Какого ж черта, а! Кэлен застонала, заворочалась, выпутывая из одеяла руку, потянулась к полу – кажется, настырная и уже совсем, категорически не любимая мелодия доносилась оттуда. Нашарила мобильник, ткнула «принять», поднесла к уху, сообщила:

– Амнелл.

За десять лет службы в полиции Кэлен привыкла к ночным звонкам, не боялась их. А чего бояться вызова на работу-то? Обычно она и «принять» нажимала, не глядя: что там смотреть, понятно же, либо дежурный, либо кто-то из коллег беспокоит. Вот и отвечала, не открывая глаз, да что там – порой и не проснувшись еще. В этот раз что-то пошло не так… ибо из трубки раздалось:

– Пууфф… Амнелл, ты где?

Странно. Совершенно точно, не дежурный. Хотя голос знакомый до чертиков… Кэлен отняла телефон от уха, открыла глаза, тупо посмотрела на экран. Мэйсон? Глянула на время: пять ноль пять утра. Чертова Мэйсон с ума сошла? Какого дьявола она трезвонит в такую рань? Кэлен закрыла глаза и снова поднесла мобильный к уху:

– Дома я…

– Нет, тебя здесь нет, – совершенно серьезно сообщила ей трубка голосом Мэйсон. Как нет? Что она несет, она сбрендила? Кэлен снова поднесла телефон к глазам, посмотрела на него секунду… и начала просыпаться. Черт! Вернула трубку к уху:

– Мэйсон, я у себя дома, – ну, теперь-то она отвяжется, да? Кэлен просто хотела, чтобы её оставили в покое. Все. Особенно – чертова Мэйсон.

– Почему? – нет, чертова Мэйсон не собиралась выполнять её желания.

– Потому что я уехала домой, – объяснила Кэлен. Теперь точно отвяжется, правда же?

– Почему ты уехала домой, Амнелл? Что-то случилось? Я что-то сделала?

Кэлен мысленно застонала. И окончательно проснулась. Ну… почти окончательно:

– Нет. Нет, Мэйсон. Мне просто надо было уехать, – воспоминания вернулись, обрушились ледяным водопадом, вспыхнули яркой, слишком яркой, картинкой: Кара в кресле, отвернулась, не желая даже взглянуть на нее, на Кэлен, роняет безжизненным голосом ужасные, обидные, пронзающие ядовитыми острыми иглами, слова… Ну, черт же побери! Кэлен судорожно втянула воздух, прошептала – уже даже не в телефон, в пространство: – Мне понадо… билось, – всхлипнула, прикусила губу. Ну пусть, пусть же чертова Мэйсон уже отстанет от нее!

– Так, – чертова Мэйсон все еще не собиралась выполнять желания Кэлен. – Я сейчас приду.

– Что? – Кэлен рывком подбросила себя от подушки, села в постели. – Куда? Зачем? Мэйсон, не надо никуда прихо… – и поняла, что говорит это все коротким гудкам, несущимся из мобильника. Да что ж ты будешь делать, а! Кэлен сбросила соединение, нажала «вызов»: нужно остановить Мэйсон, обязательно остановить. Чего она, Кэлен, сейчас совершенно, категорически не желала, так это видеть лицо Кары. А оно, лицо, судя по всему очень скоро явится, ибо чертова Мэйсон на звонок не отвечала. И – как только Кэлен могла забыть, а? – чертова Мэйсон, вообще-то, наглая, упертая и настырная. Её не выбьешь из колеи, не заставишь отказаться от принятого решения… Вот же черт! Кэлен сбросила вызов, отшвырнула телефон, со стоном упала обратно на подушку, зажмурилась. Она просто не откроет дверь, вот и все! Пусть Мэйсон долбится, терзает звонок, – Кэлен даже глазом не моргнет! Будет спать, да. Мэйсон и так украла у нее целый час сна, – вот и пусть катится ко всем чертям! Кэлен будет спать, и точка.

Кэлен кивнула сама себе – все правильно, отличное решение же, ну! – выбралась из постели, пошла в душ и почистила зубы… зачем-то. Удивилась запоздало уже после: а правда, зачем? Чего это она собралась делать с Мэйсон, она ведь не хочет её даже видеть, не хочет же, ну? Или? Черт… Вздохнула, вернулась в спальню, рухнула на диван. И снова клятвенно пообещала сама себе, что дверь не откроет. Потому что… додумать не успела: мысли начали тонуть в вязкой дрёме.

Дверной звонок закричал – резко, надрывно, беспощадно разрушая блаженную черноту, в которую Кэлен успела уже провалиться, жестоко вырывая её, Кэлен, снова бросая в жизнь, в воспоминания и боль. Она подскочила, практически на автопилоте добежала до прихожей, распахнула дверь и – только после этого – глаза. И глянула недовольно на скользнувшую внутрь Мэйсон:

– Какого черта ты приперлась? Какого черта ты мне вообще позвонила? Я могла еще целый час спать! Если хочешь знать, я тебе не рада!

– Я вижу, – Мэйсон хмыкнула и прокатилась по Кэлен просто-таки огненным взглядом, сверху вниз и обратно. Что? Кэлен недоуменно нахмурилась. Черт! Она забыла одеться… и встретила чертову Мэйсон в одних трусах. Прекрасно. Просто класс! Молодец, Кэлен. А с другой стороны – ничего нового же Мэйсон не увидит, не так ли? Вздернула подбородок, прищурилась – с вызовом:

– Зачем ты пришла?

– Убедиться, что ты в порядке, – Мэйсон пожала плечами и расстегнула свою кожаную косуху.

– Надо же… беспокоилась обо мне, что ли? – Кэлен отвела взгляд. Не могла она смотреть в это лицо, ну вот никак не могла. Больно. И обидно.

– Типа того, – снова хмыкнула. Разулась, выпрямилась, уставилась на Кэлен, чуть склонив голову вправо. – Амнелл, ты точно не из-за меня убежала?

– Не из-за тебя, сказала же, – Кэлен зябко передернула плечами, переступила с ноги на ногу: стоять босиком на голом полу было весьма некомфортно. От Мэйсон это не ускользнуло, – внимательная же, ну! – она положила ладонь на талию Кэлен, надавила, разворачивая:

– Иди, ложись, мерзнешь же, – и пошла следом. – Говоришь, я не при чем, а сама не хочешь на меня смотреть, Амнелл. Глаза отводишь…

Кэлен вздохнула, забралась на диван, легла, натянула одеяло до подбородка. Боже, как же все сложно, запутанно, мучительно. Да, Кэлен не хочет смотреть… вот только не на нее, не на Мэйсон. И как ей это объяснить? Никак ведь, ну. А может… просто взять, и рассказать все? Нет, ну, а что? С Карой-то, похоже, всё… уже всё. Ничего не будет, никогда больше. Сердце сдавило горячими пальцами жгучей, ядовитой обиды, а в носу защипало жалостью к себе. Кэлен проглотила слезы, глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Покосилась на присевшую на край дивана Мэйсон, проворчала сердито:

– Сделай уже что-то со своей манией величия, Мэйсон. Поверь, мир не вращается вокруг тебя.

– Я в курсе, Амнелл, – усмехнулась. – И все же ты на меня не смотришь. И разговариваешь так, будто злишься. Опять же, почему-то не посчитала нужным оставить мне записку или хоть смс черкнуть. Я складываю два и два, и…

– Получаешь пять, детектив, – черт побери, а Кэлен вдруг стало жалко Мэйсон. Она ведь правда не при чем. А все действительно выглядит так, будто у Кэлен к ней какие-то претензии. И Мэйсон – ну надо же, а! – переживает. Не подает виду, но переживает, переживает же, ну! Кэлен снова вздохнула, повернулась на бок, лицом к Мэйсон, дотянулась, положила ладонь на её руку:

– Дело не в тебе, честно. Ну, не совсем в тебе… Просто… я поссорилась со своей девушкой. Может быть, навсегда.

– Она узнала про нас? Хотя, погоди, ты же говорила, она знает?

– Мэйсон… – Кэлен тихо и совсем не весело рассмеялась. – Я шутила. Задирала тебя.

– Ясно… значит, теперь узнала. Как?

– Да какая разница? – Кэлен зажмурилась. Врать она не хотела, правду сказать не могла… и злилась, злилась от этой мучительной безысходности. – Узнала и все. И не желает теперь меня видеть. Я – блядь и портовая шлюха…

– Она так сказала? – если Кэлен не послышалось, в голосе Мэйсон тоже зазвучала злость. Тихая такая. – Зря она это, как по мне… Ты расстроилась, сладкая?

– Расстроилась? Мэйсон, я раздавлена. Я убита.

– Почему?

– Ты издеваешься? – и сама поняла: нет, не издевается. Правда не понимает же. Кэлен вздохнула протяжно: – Потому что я её люблю. И хочу быть с ней. А она со мной теперь быть не хочет. Она меня теперь ненавидит. От этого мне плохо. Понимаешь?

– Нет. Не понимаю, Амнелл. Но я в принципе в любви мало что понимаю. А из того, что знаю про любовь… у меня, знаешь, крутится сейчас одна мысль в голове, вопрос даже, только, боюсь, если я его озвучу, ты мне двинешь…

– Ну, может, тогда не стоит озвучивать?

– Да нет, пожалуй, рискну, – Мэйсон хмыкнула. – Получается, ты теперь свободна, Амнелл?

– Что? – Кэлен показалось, что она ослышалась. Нет, ну правда, такого она не ожидала, категорически не ожидала. Такого… бездушия, что ли. А Мэйсон, как ни в чем ни бывало, спокойно – терпеливо даже – пояснила:

– Раз ты рассталась со своей девушкой, ты теперь свободна?

Наверно, Кэлен смотрела на нее целую минуту. Молча смотрела, не моргая даже. Осмысливала. Переваривала. А главное – разбиралась в собственных чувствах. Противоречивых, да что там – противоположных. Настолько, что ей, Кэлен, одновременно хотелось и убить Мэйсон, и поцеловать. Ей хотелось возмутиться – и рассмеяться. А больше всего ей хотелось сделать так, чтобы ничего этого не было. Чтобы не было её, Кэлен, влечения к ним обеим, чтобы не было этого мучительного выбора… Ну, или хотя бы, чтобы не было вчерашней её слабости, несдержанности – и всех этих невыносимых последствий. Кэлен убрала ладонь с руки Мэйсон:

– Ты права, я тебе двину. И – ты действительно ничего не понимаешь в любви, Мэйсон. Ни в любви, ни в девушках, ни в переживаниях… Так что, знаешь что? Который час?

– Пять сорок.

– Вот. У меня еще есть законные сорок минут, которые я хочу потратить на законный сон! А ты можешь делать все, что пожелаешь, Мэйсон. Главное – не приставай ко мне с разговорами, – и повернулась на другой бок, лицом к стене.

– Ладно, – покладисто отозвалась Мэйсон. И чем-то зашуршала, правда, тихо, едва слышно.

Кэлен удовлетворенно улыбнулась, повозилась, устраиваясь удобнее, обняла руками угол подушки, задышала размеренно, глубоко – дабы поскорее призвать сон. И он не заставил себя ждать, явился, отгоняя подальше переживания, проветрил голову, выметая оттуда тревожные мысли, накрыл собой все её, Кэлен, тело, наполняя его приятной теплой тяжестью. Кэлен расслабилась. Кэлен почти уже погрузилась в блаженную черноту – без снов, без боли, без мучительных разговоров… Другое тело, горячее, гладкое, пробралось под одеяло и прижалось со спины, отпугивая сон, снова – да сколько ж можно, ну? – выдергивая её, Кэлен, из умиротворенного покоя. Голое тело. Голое, знакомое – даже отлично уже знакомое, надо же, а! – любимое и… Нет, ну, а что себя обманывать? Любимое и желанное. Кэлен распахнула глаза:

– Мэйсон, какого черта?

– Ты сказала, я могу делать все, что пожелаю, – и положила на бедро Кэлен ладонь. Тоже горячую. И желанную, черт бы её побрал. Тело, её, Кэлен, тело, неразборчивое и – кошмар же, ну! – похоже, и впрямь ненасытное, откликнулось. И на ладонь, и на прижавшуюся сзади Мэйсон, на её дыхание, обжигающее шею, затылок… Тело откликнулось, вдохновляясь, распаляясь. Кэлен – нет:

– Я сказала, главное – не приставать ко мне.

– С разговорами, – педантично уточнила Мэйсон. Переместила ладонь на плечо, потянула, опрокидывая Кэлен на спину. Нависла сверху, уставилась в глаза: – Разговаривать я не буду. Обещаю, – и начала склоняться, потянулась к губам. Кэлен испугалась на миг: если они сейчас… Мэйсон потеряет контроль, и Кара… Кара увидит. Увидит и утвердится в своем несправедливом мнении насчет Кэлен. И тут же подумала: а какого черта? Кара уже утвердилась в своем мнении. Она уже назвала её, Кэлен, блядью. Уже отказалась от нее. Ну, так пусть смотрит. Пусть упивается своей правотой. Кэлен усмехнулась и приложила к губам Мэйсон указательный палец:

– Мы на работу не опоздаем?

– Мммм… я рада, что ты такого высокого мнения о моих способностях, сладкая…

Кэлен рассмеялась, провела пальцами по её щеке, заправила прядь волос за ухо, положила ладонь на шею, надавила слегка:

– С чего ты взяла, что о твоих?

Мэйсон фыркнула и припала к её губам.

День

Сколько лет уже она ездит этой дорогой? Кажется, восемь. Да, точно, эту квартирку на Деланси-стрит Кэлен арендовала в самом начале третьего года своей службы в убойном отделе, и с тех пор ей, квартире, не изменяла. В том смысле, что даже и не задумалась ни разу о том, чтобы поменять жилье. Зачем? Ее тут все устраивало, более чем. Нет, конечно, Кэлен Амнелл, как, наверное, все девушки в мире, порой мечтала, что когда-то встретится ей человек, такой вот особенный, единственный, с которым она захочет жить вместе, создать семью, и тогда им, несомненно, потребуется квартира побольше. Но – все эти восемь лет мечты оставались мечтами, и все эти восемь лет изо дня в день Кэлен ездила одной и той же дорогой: на работу утром, с работы – вечером. Так что знала ее, дорогу-то, наизусть. Пожалуй, могла бы и с закрытыми глазами провести машину “из точки «а» в точку «б»”.

Этим утром глаза у Кэлен были открыты, конечно же. Но на дорогу она почти не смотрела, да и вообще, управляла автомобилем машинально. Не задумываясь. И без того ей, Кэлен, было о чем поразмыслить. Кажется, в последние дни рефлексия стала её неотъемлемым спутником, черт побери, верным и весьма утомительным спутником. Нет, правда, Кэлен сама уже устала от бесконечных этих мучительных раздумий, от этого самокопания, от сомнений, разрывающих ее на две части. Как теперь жить, а? Днем погружаться в работу с головой, ночью забываться в объятиях Мэйсон? Хотя, Кэлен и остаться-то на всю ночь у Мэйсон не сможет. Ибо Мэйсон ведь уснет рано или поздно, не так ли? И тогда что? Да, проснется Кара… встречаться с которой Кэлен не готова. Не может пока. И не известно, сможет ли…

А ведь еще несколько дней назад она, Кэлен, была абсолютно, категорически счастлива! И все казалось таким простым и понятным. Она просто любила Кару, что тут непонятного-то, ну? Черт, почему «любила»? В самом деле, Кэлен что, разлюбила Кару из-за того, что та нарушила договоренность? Ну да, да, серьезно так нарушила, но… ведь и понять её можно. А что, сама Кэлен в такой вот ситуации, на месте Кары удержалась, не нарушила бы договоренности? Вот то-то и оно. И не разлюбила она Кару из-за этого. Ни из-за этого, ни из-за её, Кары, жестоких, несправедливых слов. Обиделась? Да. Разозлилась? Несомненно. Разлюбила? Нет. Категорически нет. Не разлюбила и не собирается. Да не сможет же просто, ну.